Лука Войно-Ясенецкий 6 страница

" Других выступлений я не помню, - пишет проф. Ошанин, - кроме выступления профессора Войно-Ясенецкого, который был вызван в числе других экспертов-хирургов... Он сразу бесстрашно напал на грозного Петерса, он буквально громил Петерса как круглого невежду, который берется судить о вещах, в которых ничего не понимает, как бессовестного демагога, требующего высшей меры для совершенно честных и добросовестных людей". Проф. С. А. Масумов вспоминает о суде следующее: 'Зал суда был полон. Больше всего тут было рабочих, но некоторое количество пропусков получили врачи города. По приказу Петерса профессора Ситковского из тюрьмы в зал суда доставила конная охрана. Профессор шел посредине улицы с заложенными за спину руками, а по сторонам цокали копытами конвойные с саблями наголо. Суд нужен был для " воспитательных" целей, чтобы лучше показать рабочему классу его врагов прислужников мирового капитализма. Но великолепно задуманный и отрежиссированный спектакль пошел насмарку, когда председательствующий вызвал в качестве эксперта профессора Войно-Ясенецкого.

- Поп и профессор Ясенецкий-Войно, - обратился к о. Валентину Петерс, считаете ли вы, что профессор Ситковский виновен в безобразиях, которые обнаружены в его клинике?

Вопрос касался первого пункта обвинения. Заведующему клиники вменялся в вину развал дисциплины среди больных и обслуживающего персонала. Раненые, лежащие в клинике, пьянствовали, дрались, водили в палаты блудниц, а врачи и медсестры этому якобы потворствовали.

- Гражданин общественный обвинитель, - последовал ответ эксперта Войно-Ясенецкого, - я прошу по тому же делу арестовать и меня. Ибо и в моей клинике царит такой же беспорядок, что и у профессора Ситковского.

- А вы не спешите, прийдет время и вас арестуем! - заорал Петерс.

В хирургических клиниках города, на самом деле творились страшные безобразия. Большинство раненых, лежавших в клиниках профессоров Ситковского, ВойноЯсенецкого и Боровского были красноармейцы. В огромных, превращенных в палаты маршировальных залах высшего кадетского корпуса разгулявшаяся на фронтах братва без просыпу пила самогон, курила махру, публично в палатах занималась развратом. Тут же рядом лежали тяжело раненые. Но на их мольбы о тишине и покое легко раненые не обращали никакого внимания. Однажды во время профессорского обхода ординатор Беньяминович доложила об очередной оргии в палате.

Валентин Феликсович приказал вызвать дебоширов к нему. Но едва он поднялся на второй этаж в свой кабинет, как снизу по лестнице целая орава пьяных красноармейцев полезла " бить попа". Доктор Беньяминович успела запереться в операционной, а профессора избили. Били жестоко, пинали ногами и костылями. После этих побоев заведующий клиникой на несколько дней был прикован к постели. Сидящие в зале врачи хорошо знали эту историю, знали и о других бесчинствах красноармейцев в госпиталях. Беспорядок в клинике Ситковского, который расписывал в своей речи Петерс, никого не удивил: как и Войно-Ясенецкий, профессор Ситковский просто физически не мог справиться с буйными пациентами.

Второй вопрос общественного обвинителя касался случая с " червями". Войно-Ясенецкий обстоятельно объяснил суду, что никаких червей под повязками у красноармейцев не было, а были личинки мух. Хирурги не боятся таких случаев и не торопятся очистить раны от личинок, так как давно замечено, что личинки действуют на заживление ран благотворно. Английские медики даже применяли личинок в качестве своеобразных стимуляторов заживления. Опытный лектор, Валентин Феликсович так внятно и убедительно растолковал суть дела, что рабочая часть зала одобрительно загудела.

- Какие еще там личинки... Откуда вы все это знаете? - рассердился Петерс.

- Да будет известно гражданину общественному обвинителю, - с достоинством ответил Войно-Ясенецкий, - что я окончил не двухлетнюю советскую фельдшерскую школу, а медицинский факультет Университета святого Владимира в Киеве. В зале аплодировали.

Последний ответ окончательно вывел из себя всесильного чекиста. Высокое положение представителя власти требовало, чтобы дерзкий эксперт был немедленно изничтожен, унижен, раздавлен.

- Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете? - продолжал Петерс.

На самом деле святой Патриарх-исповедник Тихон узнав о том, что профессор Войно-Ясенецкий принял священный сан, благословил ему продолжать заниматься хирургией. Отец Валентин не стал ничего объяснять Петерсу, а ответил:

- Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель?

Зал встретил удачный ответ хохотом и аплодисментами. Все симпатии были теперь на стороне священника-хирурга. Ему аплодировали и рабочие, и врачи. Следующий вопрос по расчетам Петерса должен был изменить настроение рабочей аудитории:

- Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве вы его видели, своего Бога?

- Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил. (Колокольчик председателя потонул в долго не смолкавшем хохоте всего зала).

" Дело врачей" с треском провалилось. Однако, чтобы спасти престиж Петерса, " судьи" приговорили профессора Ситковского и его сотрудников к шестнадцати годам тюремного заключения. Эта явная несправедливость вызвала ропот в городе. Тогда чекисты вообще отменили решение " суда". Через месяц врачей стали днем отпускать из камеры в клинику на работу, а через два месяца и вовсе выпустили из тюрьмы. По общему мнению, спасла их от расстрела речь священника-хирурга Войно-Ясенецкого.

Много недель спустя в городе узнали, что в тот вечер, когда привезли обожженных красноармейцев, процессор Ситковский и не мог придти в клинику: его жена пыталась отравиться, и он ее спас.

Месяцев через пять после суда над проф. Ситковским очередная ревизионная комиссия приказала снять икону в операционной Городской больницы. Отец Валентин заявил, что не выйдет на работу, пока икону не вернут на место. И ушел домой. В конце 1921 года такой " саботаж" карался как самое тяжелое политическое преступление. Отцу Валентину грозил арест. Его друг М. И. Слоним обратился к председателю Среднеазиатского бюро ЦК РКПб Рудзутаку с ходатайством, говоря, что если будет арестован выдающийся хирург, ученый и педагог Войно-Ясенецкий, то ущерб от этого понесет прежде всего рабоче-крестьянская республика, ее медицина и наука. Рудзутак милостиво обещал пока профессора не арестовывать, пусть врачи сами найдут выход.

Отец Валентин ничего не знал о ходатайстве Слонима. Он бастовал уже несколько дней. Засылаемые к нему в качестве " разведчиков" хирурги сообщали, что главный врач все время работает за письменным столом, что-то пишет, что-то читает. Уговаривать его было бесполезно. По воспоминаниям проф. Ошанина, делегация из двух или трех врачей была направлена к Туркестанскому архиепископу. Владыка пообещал поговорить с о. Валентином, и на следующий день Войно-Ясенецкий вышел на работу.

Но главный врач долго протестовал против изъятия иконы. Он не явился в научное врачебное общество, где стоял его доклад. Когда же на следующем заседании отец Валентин, как всегда в рясе, взошел на кафедру, чтобы произнести доклад, то сначала сделал следующее заявление: " Приношу обществу извинение за то, что я не читал доклад в назначенный для меня день. Но случилось это не по моей вине. Это случилось по вине нашего комиссара здравоохранения Гельфгота, в которого вселился бес. Он учинил кощунство над иконой". В зале воцарилась гробовая тишина. Комиссар Гельфгот присутствовал на заседании. Но он, очевидно, побоялся скандала. Председатель научного Общества профессор М. А. Захарченко прошептал секретарю Общества доктору Л. В. Ошанину, чтобы тот ни в коем случае не заносил в протокол неуважительных слов о представителе власти.

Даже неверующие коллеги не могли не видеть высокой нравственности православного священника, будущего архиепископа. Бывшая медицинская сестра Ташкентской Городской больницы М. Г. Нежанская в семидесятых годах так говорила о нем: " В делах, требовавших нравственного решения, Валентин Феликсович вел себя так, будто вокруг никого не было. Он всегда стоял перед своей совестью один. И суд, которым он судил себя, был строже любого трибунала".

[17] " Чрезвычайно тяжелый путь сельского хирурга-самоучки, который мне пришлось пройти, научил меня весьма многому, чем хотелось бы теперь, на склоне моей хирургической деятельности, поделиться с молодыми товарищами, чтобы облегчить их трудные задачи, " - писал будущий Владыка Лука в предисловии к первому изданию своей уникальной монографии, ставшей настольной книгой врачей.

Медики свидетельствуют, что монография Владыки Луки - действительно классический, фундаментальный труд, охватывающий практически все аспекты гнойной хирургии. Материал книги изложен необыкновенно ясно четко, понятно и вместе с тем высокопрофессионально. Так мог писать только человек, который сам начинал работать без практической помощи и руководства.

До эпохи антибиотиков, когда не было другой возможности бороться с гноем кроме хирургической, книга была просто необходима, а, имея ее, молодой специалист или просто хирург, не гнойный, могли осуществлять сложные операции в нелегких условиях земской больницы. Многие ученые отмечают, что " Очерки гнойной хирургии" написаны с большой любовью к страдающему человеку и с большой любовью к читателю.

" Публикация в 1934 г. " Очерков гнойной хирургии" вызвала всеобщий интерес. Восторженный отзыв о книге дал выдающийся хирург И. И. Греков. С тех пор, вот уже более 40 лет, ни одна сколько-нибудь значительная работа по гнойной хирургии не появляется без ссылок на " Очерки гнойной хирургии" и ее автора..., " - писал в 1977 году В. И. Колосов (" Вестник хирургии", No9). Тираж книги расходился мгновенно. Часто высказывались пожелания о новых ее переизданиях.

Есть свидетельство неверующих людей, что даже не зная, что " Очерки гнойной хирургии" написаны епископом Лукой, нельзя не заметить, что книгу писал христианин. Есть в ней строки, показывающие, с каким христианским вниманием относился Владыка к больному:

" Приступая к операции, надо иметь в виду не только брюшную полость, а всего больного человека, который к сожалению, так часто у врачей именуется " случаем". Человек в смертельной тоске и страхе, сердце у него трепещет не только в прямом, но и в переносном смысле. Поэтому не только выполните весьма важную задачу подкрепить сердце камфарой или дигаленом, но позаботьтесь о том, чтобы избавить его от тяжелой психической травмы: вида операционного стола, разложенных инструментов, людей в белых халатах, масках, резиновых перчатках - усыпите его вне операционной. Позаботьтесь о согревании его во время операции, ибо это чрезвычайно важно".

[18] Епископ Андрей (в миру князь Александр Ухтомский) (1872 - 1944 гг. ). В 1925 году уклонился в старообрядческий раскол; хотя он не объявлял о своем присоединении к старообрядцам, но был изобличен и запрещен в служении Местоблюстителем Патриаршего престола митрополитом Крутицким Петром.

[19] Средний сын Владыки Луки Алексей рассказывал: " Однажды ночью, когда я лежал в своей кровати (она находилась в кабинете отца), пришла София Сергеевна. Думая, что я сплю, она стала со слезами в голосе упрашивать отца не идти в монахи ради нас - детей. Но отец остался непреклонным".

[20] Преосвященный Василий (Зуммер), еп. Суздальский, вик. Владимирской епархии, скончался в том же году в ссылке, в Ура-Тюбе в Средней Азии.

[21] Протоиерей Валентин Свенцицкий родился в дворянской семье в Казани в 1882 г. В юности учился в Московском Университете, был членом различных философских кружков, в основном с религиозным уклоном, писал рассказы, повести, драмы, выступал с публичными лекциями. И в молодые годы, и впоследствии В. П. Свенцицкий умел необыкновенно влиять своим словом на людей и в лекциях, и в проповедях, и в частных беседах.

Он рассказывал, что в детстве верил в Бога, но потом был период, лет в шестнадцать - семнадцать, когда он дошел до полного отрицания и отчаяния. Его душевное состояние было невыносимо, он почти сходил с ума. И вот Валентин отправляется в Оптину пустынь, монастырь, славившийся старцами святой жизни, и попадает к старцу Анатолию (Потапову). Старец оказал глубочайшее влияние на юношу; к нему вернулась вера, более глубокая и серьезная, чем она была раньше.

События 1905 г. увлекли В. П. Свенцицкого идеями христианского социализма и побудили его организовать нелегальное общество " Христианское братство борьбы", куда входили также П. Флоренский, В. Эрн, А. Ельчанинов, о. Иона Брихничев. Впоследствии Валентин Свенцицкий полностью отказался от социалистических идей.

В 1917 г. в Петрограде он принимает священный сан, затем переезжает в Москву, где часто служит в разных храмах и проповедует. Вскоре о. Валентин был сослан в Пенджикент в Средней Азии.

Вернувшись в 1925 г. из первой ссылки, о. Валентин Свенцицкий начинает служить в храме сщмч. Панкратия, где ведет регулярные беседы с прихожанами о вере и Церковной жизни. По благословению Святейшего Патриарха Тихона он проводит шесть чтений о Таинстве покаяния, которые были направлены против начинавшей тогда распространяться общей исповеди. В этих чтениях о. Валентин на многих исторических примерах доказывал ее полную неканоничность и то, что такая практика является искажением Таинства (см. " Надежда", вып. 2 Possev-Verlag, Frankfurt/Main, 1979).

Декларация митрополита Сергия (Страгородского) от 16 (29) июля 1927 г. вызвала у о. Валентина резкий протест. Он ушел в Иосифлянский раскол. Отец Валентин даже запрещал своим духовным чадам посещать храмы, подчиняющиеся митрополиту Сергию. В 1928 г. о. Валентин вновь был арестован и выслан в Сибирь на поселение. Там, в небольшой деревушке в восьмидесяти километрах от станции Тайшет он заболел тяжелой и мучительной болезнью. В ссылке о. Валентин выстрадал решение вернуться в общение с митрополитом Сергием. Пред лицом смерти он принес искреннее покаяние. Вот выдержки из письма о. Валентина митрополиту Сергию:

" Ваше Высокопреосвященство, Всемилостивый архипастырь и отец, я умираю.

Уже давно меня тревожит совесть, что я тяжко согрешил перед Святой Церковью, и перед лицом смерти мне стало это несомненно. Я умоляю Вас простить мой грех и воссоединить меня со Святой Православной Церковью. Я приношу покаяние, что возымел гордыню вопреки святым канонам не признать Вас законным первым епископом, поставив свой личный разум и личное чувство выше соборного разума Церкви... Мне ничего не нужно, ни свободы, ни изменений внешних условий, ибо сейчас я жду своей кончины, но ради Христа примите мое покаяние и дайте умереть в единении со Святой Православной Церковью". Из писем духовным чадам:

" Ваш духовный отец сделал страшную духовную ошибку и тяжко согрешил. Три года тому назад я отделился от митрополита Сергия и увел свою паству из лона Православной Церкви. Горе тому, через кого в мир приходит соблазн, а я соблазнил многих... Я умираю и перед лицом смерти сознаю этот свой страшный грех перед святой Церковью и перед вами. Простите меня ради Христа и вернитесь вместе со мной в лоно Православной Церкви, принося покаяние в отделении, в отпадении от Православия, в которое вовлек я вас. Кто из вас не потеряет в меня веру как в духовного руководителя, несмотря на это страшное мое заблуждение, тот пусть останется со мной в единении".

" Мудрость человеческая заслонила вечное и премудрое. Соборы провидели всю историю, знали, какие ужасы будут творить сидящие на Патриарших престолах, сколько будет борьбы, жестокости, неправды, недопустимых компромиссов, граничащих с преступлением, и знали какой это будет соблазн для человеческих душ, подобный тому, в который вовлек я вас... они премудро оградили человеческие души от этих соблазнов строжайшими канонами, что не признавать можно только тогда, когда извращается догмат веры... Как случилось, что у меня открылась вполне истина - рассказать почти невозможно, но знайте, что это имеет прямое отношение к моему концу, и, может быть, Господь меня сохранил перед смертью и дал возможность принести покаяние... Это страшно, это непосильно человеку - совесть, - такая страшная вещь. Она возлагает такие ужасающие бремена, но без нее нельзя жить".

Умер о. Валентин Свенцицкий 20 октября 1931 г. , получив полное прощение от митрополита Сергия. Тело почившего разрешили перевезти в Москву. Во время заупокойных богослужений нескончаемым потоком шел народ ко гробу.

[22] Зная популярность Владыки Луки (профессора Войно-Ясенецкого) в народе, власти боялись, как бы чего не вышло, поэтому его арест сопровождался травлей в " рабоче-крестьянской прессе". Последовало несколько клеветнических статей, явно по заказу ГПУ. И впоследствии в советских газетах неоднократно клеветали на Владыку Луку, в том числе, нападал на него в печати отрекшийся от Бога бывший протоиерей Ломакин.

[23] В то же время Владыку Луку обвиняли в связях с англичанами, которые он осуществлял якобы через турецкую границу. Рассказывая об этом, Владыка с улыбкой заметил: " Я не мог быть участником казачьего заговора и деятелем международного шпионажа по двум причинам: во-первых, это противоречило моим убеждениям, а во-вторых, чекисты утверждали, что и на Кавказе, и на Урале я действовал одновременно. Все мои попытки объяснить им, что для одного человека это физически невозможно, ни к чему не приводили".

[24] Согласно книге М. Поповского, это был Петерс.

[25] Прежде чем Владыка Лука был отправлен в ссылку, он успел обратиться к наркому просвещения А. В. Луначарскому, ведавшему также наукой и делами издательскими. Заключенный профессор просил у наркома не свободы и не справедливого суда. Он лишь хотел, чтобы на обложке будущей медицинской монографии рядом с фамилией автора обозначен был его духовный сан. Луначарский ответил решительным отказом. Советское государственное издательство не может выпускать книг епископа Луки. Отпечатанный на машинке ответ наркома ВойноЯсенецкий с большим огорчением показывал позднее в ссылке студенту-медику Ф. И. Накладову.

Впоследствии Владыка опубликовал в зарубежных журналах несколько своих работ на немецком языке. Он подписывал их " Епископ Лука".

[26] Сохранился полный текст завещания Владыки Луки, составленного, возможно, за несколько часов до ареста: " К твердому и неуклонному исполнению завещаю вам: неколебимо стоять на том пути, на который я наставил вас.

Подчиняться силе, если будут отбирать от вас храмы и отдавать их в распоряжение дикого вепря, попущением Божиим вознесшегося на горнем месте соборного храма нашего. Внешностью богослужения не соблазняться и поругание богослужения, творимого вепрем, не считать богослужением. Идти в храмы, где служат достойные иереи, вепрю не подчинившиеся. Если и всеми храмами завладеет вепрь, считать себя отлученными Богом от храмов и ввергнутыми в голод слышания слова Божия. С вепрем и его прислужниками никакого общения не иметь и не унижаться до препирательства с ними.

Против власти, поставленной нам Богом по грехам нашим, никак нимало не восставать и во всем ей смиренно повиноваться.

Властью преемства апостольского, данного мне Господом нашим Иисусом Христом, повелеваю всем чадам Туркестанской Церкви строго и неуклонно блюсти мое завещание. Отступающим от него и входящим с вепрем в молитвенное общение угрожаю гневом и осуждением Божиим. Смиренный Лука".

На допросе в ГПУ, епископ Лука говорил о живоцерковниках: " Христову правду попирает тот, кто, прислуживаясь к советской власти авторитетом Церкви Христовой освящает и покрывает все ее деяния".

К середине августа все храмы в городе перешли к живоцерковникам. Но... храмы эти стояли пустыми. " Завещание" епископа Луки - несколько десятков перепечатанных на машинке листочков - оказали на прихожан значительно большее влияние, чем газетные заклинания партийных пропагандистов и живоцерковников. В ГПУ поняли: Владыку Луку надо как можно скорее выслать за пределы Туркестана.

[27] В церкви Вознесения в Кадашах.

[28] Митрополит Арсений (Стадницкий) умер в ссылке в Ташкенте в 1936 г.

[29] Во всех местах ссылок епископа Луки живут доныне десятки людей, хранящих благодарную память о нем. Владыка Лука не отказывал в помощи самым сирым и убогим, не брал ничего за лечение, мог целыми днями возиться с хворыми и грязными деревенскими ребятишками.

На каждую операцию с участием епископа Луки полагалось получить отдельное разрешение, которые давали неохотно; и растущая популярность ссыльного раздражала городских начальников. В Енисейске рассказывают, что его однажды вызвали в ГПУ. Едва он, как всегда в рясе и с крестом, переступил порог кабинета, чекист заорал: " Кто это вам позволил заниматься практикой? " Владыка Лука ответил: " Я не занимаюсь практикой в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Я не беру денег у больных. А отказать больным, уж извините, не имею права. "

К Владыке-врачу несколько раз подсылали " разведчиков", но оказалось, что никакой платы с больных он не берет, а в ответ на благодарность пациентов отвечает: 'Это Бог вас исцелил моими руками. Молитесь Ему". После этого власти стали смотреть на медицинскую практику ссыльного профессора более снисходительно. На Енисее в то время свирепствовала трахома. Из-за этой болезни многие местные жители: кеты, селькуны, эвенки - теряли зрение. Бывший начальник Енисейского пароходства И. М. Назаров передает слова, слышанные в тридцатые годы от погонщика-эвенка Никиты из Нижнего Имбацка: " Большой шаман с белой бородой пришел на нашу реку, поп-шаман. Скажет поп-шаман слово - слепой сразу зрячим становится. Потом уехал поп-шаман, опять глаза у всех болят". Капитан Назаров считает, что речь шла о ссыльном профессоре Войно-Ясенецком, который очень хорошо оперировал больных с последствиями трахомы.

[30] В Енисейске имели особенный размах бесчинства комсомольцев-атеистов. Бывший милиционер с большой охотой рассказывал, как он сам в то время обдирал с икон Успенского собора золотые ризы, как грузил на подводу реквизированные чаши и кадила, как помогал стаскивать с церквей колокола. Во время реквизиций верующие - порой собиралось несколько сот человек - стоя поодаль, ругали представителей власти и комсомольских активистов. Слышались проклятия и молитвы о наказании богохульников. Милиционер делал предупредительные выстрелы в воздух, некоторых уводил в участок. Зимой 1924 года комсомольцы опрокинули в деревне Сотниково часовню: " Просто так, для смеха". Бывшая пионервожатая вспоминает, что весь 1924 год в Енисейске гремели взрывы: комсомольцы под руководством своего секретаря, организатора кощунственных карнавалов и представлений, разрушали храмы.

Владыка Лука несколько раз произносил проповеди, обличая это нечестие, стыдил разрушителей храмов, принял участие в публичном многолюдном диспуте с молодым медиком-атеистом Чеглецовым. Тем самым Владыка Лука еще более настроил против себя енисейское партийное и советское начальство.

Враждебно относились к епископу Луке и некоторые местные медики, вернее, бывшие фельдшера, которые в то время вели частную практику, сменив опытных врачей: Войно-Ясенецкий лишил их клиентуры. Предприниматели от медицины, сколотившие капиталы в годы НЭПа, стали лицемерно жаловаться властям на " попа", который производит " безответственные" операции...

[31] Хая - деревушка в восемь дворов, кругом бескрайняя лесная пустыня. В марте тут еще глубокая зима. Дом часто до крыши заносило снегом. Приходилось ждать, пока утром олени протопчут тропу, чтобы можно было принести хвороста на растопку. В рукомойнике в сенях замерзала вода.

С глубоким христианским терпением переносил Владыка Лука все тяготы ссылки: " Обо мне не заботься, я ни в чем не нуждаюсь", - писал он сыну Михаилу из Енисейска, и через несколько месяцев снова: " Обо мне не беспокойтесь. Господь отлично устроил меня в Хае. Я радостен, глубоко спокоен, никаких нужд не испытываю - монахини с большой любовью заботятся обо мне".

[32] В Туруханске по словам простой пожилой женщины, санитарки районной больницы, " профессора Луку" и поныне знает " весь народ"; с благодарностью вспоминают о том, как он возвратил здоровье множеству людей, несмотря на то, что оборудование в больнице в двадцатые годы было самое примитивное: инструменты, например перед операцией кипятили в самоваре...

Рассказывают, что Владыка Лука жил очень бедно почти не имел вещей, только книги.

[33] Имя священника было отец Мартин Римша. До принятия сана он почти сорок лет был учителем в деревнях родной Белоруссии. Это был глубоко верующий человек, интеллигент. По болезни сердца оставил учительство, окончил в Москве пастырские курсы прот. Иоанна Восторгова (+1917 г. ) для Сибири и со всей большой семьей уехал на Енисей незадолго до Первой мировой войны. Туруханские крестьяне уважали о. Мартина; часто приходили к нему побеседовать сосланные в Туруханск большевики.

Узнав от Владыки Луки, на какой политической закваске замешана " живая" церковь, о. Мартин все понял и легко обратился из раскола. В жизни о. Мартина было большое горе. Всеми силами стремился он воспитывать свою дочь в вере и благочестии: он отдал ее в епархиальное училище, затем для продолжения обучения - в Енисейский монастырь. У Веры были хорошие способности, ей легко давались Священная История и катехизис. Но, возможно, по причине изучения христианства более по букве, чем по духу, девушка, как это бывало в начале революции, совершенно потеряла веру в Бога, стала активисткой, уехала от родителей в Красноярск, вышла замуж, стала комсомолкой-безбожницей.

Приехав после смерти своей матери навестить отца и братьев, Вера привезла несколько номеров журнала " Безбожник", где печаталась тогда " Библия для неверущих" Емельяна Ярославского [Емельян Ярославский (Губельман Миней Израилевич), партийный деятель, возглавлял " Союз воинствующих безбожников" (СВБ), созданный в 1925 г. на основе актива газеты " Безбожник". Эта погромная организация нанесла непоправимый урон отечественной культуре. Пользуясь монополией в сфере идеологии, обладая разветвленной сетью периодических изданий (газета " Безбожник", журналы " Безбожник", " Атеист", " Антирелигиозник", " Юные безбожники" и др. ), имея свое издательство, союз фактически развернул широкую кампанию клеветы, кощунства, очернительства Святой Церкви, вдохновлял на погромы рядовых " безбожников" и обманутые " народные массы". Осквернение святынь, закрытие и разрушение храмов, сожжение икон, повсеместное едва ли не ежедневное оскорбление чувств православного народа - вот далеко не полный список злодеяний СВБ. С союзом сотрудничали Крупская, Красиков, Скворцов-Степанов, Демьян Бедный и др. В годы войны СВБ практически прекратил своё бесславное существование. В 1947 г. его функции были переданы Всесоюзному обществу по распространению политических и научных знаний (общество " Знание" ). ]. Отец Веры назвал эти писания " сатанинской философией".

Вскоре после этого в Туруханске появился Владыка Лука. Сама Вера Мартиновна Савинская вспоминала: " Одним из первых его вопросов к моему отцу был вопрос: " Кому подчиняешься, батюшка, обновленцам или тихоновцам? " " Те и другие мне пишут и отвечать приходится и тем, и другим". " Правильная вера у Патриарха Тихона, а обновленцы - подлипалы советской власти", - сказал епископ".

В то время дочери о. Мартина было неприятно, что ее отец оказался под влиянием ссыльного тихоновца. Но еще более обидно стало ей, когда Владыка Лука, по ее словам, " сам того не зная, свел на нет всю ее антирелигиозную пропаганду". " До его приезда, - пишет Савинская, - совсем мало людей посещало церковь, а с его приездом приток прихожан в церковь значительно усилился. Туруханцы мне говорили, что в двунадесятые праздники верующие выстилали ему дорогу от больницы до церкви красным сукном, коврами и половиками. А мне отец перестал даже отвечать на письма... "

Спустя много лет, Вера Мартиновна сожалела, что не пожелала встретиться с Владыкой Лукой в 1926 году, когда в Красноярске, возвращаясь из ссылки, он прислал ей приглашение зайти к нему. Отца Мартина впоследствии арестовали за неподчинение властям, которое выразилось в том, что священник отказался присутствовать при вскрытии мощей св. мч. Василия Мангазейского, почивавших в бывшем Туруханском монастыре. Отец Мартин претерпел двенадцать лет ссылки и лагерей. В 1936 году он написал дочери, что хотел бы приехать в Красноярск. Она к этому времени считала отца давно погибшим. " При встрече, - вспоминает Вера Мартиновна, - отец показал мне целую пачку почтовых квитанций. Владыка Лука, оказывается, все это время делал ему ежемесячные переводы по 30, а чаще по 50 рублей". Умер о. Мартин Римша в 1941 году, в доме своей дочери.

[34] В операционной у Владыки Луки, как и в Ташкенте, на тумбочке стояла икона, а возле нее зажженная лампада. Рассказывают, что перед операцией Владыка ставил йодом крест на теле больного.

[35] Эта высылка была равносильна преднамеренному убийству. В разгар зимы, которая в этот год выдалась особенно жестокой, отправить на открытых санях за полторы тысячи верст человека, не имеющего теплой одежды, значило обречь его на неизбежную гибель. Председатель Туруханского краевого совета (красный партизан, герой гражданской войны Ф. И. Бабкин), как коренной енисеец, хорошо это понимал.