Благодарности 9 страница

Маргарет кивнула.

– Как это тебе удалось? – удивилась мама. – Я ее пять раз приглашала, а она ни разу не пришла.

– Мы с ней очень хорошо поговорили вчера вечером, – сказала Маргарет. – И потом, я думаю, ее бросил парень.

Мама лихорадочно оглядела комнату.

– Для четверых за столом мы не готовы. Джон, беги вниз, принеси стул. Я накрою еще на одного человека. Маргарет, ты чудо!

– Знаю, – сказала Маргарет, стаскивая пальто. – Что бы ты без меня делала?

Я сидел у окна, не сводя глаз с дома мистера Кроули на другой стороне улицы. Мама еще дважды попросила принести стул, прежде чем я встал, взял ее ключ и вышел за дверь. Только последние несколько дней она снова стала разрешать мне брать ключ, да и то лишь потому, что купила много продуктов на Рождество и нам пришлось положить в холодильник морга то, что не поместилось в холодильник на кухне. На лестнице я столкнулся с Лорен.

– Привет, Джон, – сказала она.

– Привет, Лорен.

Она посмотрела на дверь вверху.

– Как у нее настроение?

– Чуть конфетти из ушей не посыпалось от радости, когда Маргарет сказала, что ты придешь, – ответил я. – Может, сейчас режет барана в твою честь.

Лорен закатила глаза:

– Посмотрим, как долго это продлится. – Она снова посмотрела вверх. – Будь рядом, ладно? Мне может понадобиться помощь.

– Мне тоже.

Я сошел вниз на одну ступеньку, остановился и посмотрел на нее.

– Ты похожа на отца.

– Ничего подобного.

– Вчера принесли коробки – тебе и мне.

Свою я тряс, тыкал в нее спицей, смотрел на свет, но так и не понял, что в ней. На самом деле мне хотелось одного – почтовой открытки. Это была бы первая весточка от него после прошлого Рождества.

Я взял стул в часовне морга и принес наверх. Мама ходила из комнаты в комнату, громко разговаривая сама с собой, вешала пальто Лорен, накрывала на стол, заглядывала в холодильник. Это был ее фирменный стиль: она не разговаривала с Лорен и не показывала какого‑ то особого к ней отношения, но давала понять, что Лорен важна для нее, делая для дочери всякие мелочи. Наверное, это было мило, но, с другой стороны, все это могло перерасти в скандал: «Я столько для тебя делаю, а ты и бровью не ведешь». Я готов был поспорить, что больше трех часов Лорен не выдержит – бросится вон. Но по крайней мере, за это время мы успеем поесть.

На обед была ветчина с картошкой. Мама усвоила урок, полученный на День благодарения, и не пыталась приготовить все это собственными руками: ветчину мы купили готовую, засунули на несколько дней в морозильник в бальзамировочной, а утром на Рождество разогрели. Почти десять минут все ели молча.

– У нас здесь не хватает рождественского веселья, – вдруг сказала Маргарет, кладя вилку. – Может, споем?

Мы вытаращили на нее глаза.

– Пожалуй, нет, – согласилась она. – Тогда будем рассказывать анекдоты. Каждый по одному, и лучший получит приз. Начнем с меня. Ты уже сделал домашнее задание по геометрии, Джон?

– Да. А что?

– Ничего, – сказала Маргарет. – Так вот, жил да был один индейский вождь, и было у него три дочери, или скво. Все воины племени хотели на них жениться, и потому вождь решил устроить соревнование: они должны были отправиться на охоту, и те, кто принесет лучшие шкуры, получили бы этих скво в жены.

– Этот анекдот с бородой, – закатила глаза Лорен.

– А я его не знаю, – сказала мама.

Я тоже не знал.

– Тогда продолжаю, – улыбнулась Маргарет. – Только попробуй рассказать конец раньше времени! Так, значит, воины отправились на охоту. Прошло немало времени, прежде чем они начали возвращаться со шкурами – волчьими, заячьими и всякими другими. Вождь смотрел на эту добычу без энтузиазма. Наконец в один прекрасный день пришел воин со шкурой медведя гризли, что довольно удивительно. Вождь выдал за него младшую дочь. Затем пришел воин со шкурой белого медведя, что еще удивительнее, и вождь выдал за него среднюю дочь. Они ждали, ждали, и наконец вернулся третий воин – этот принес шкуру бегемота.

– Бегемота? – переспросила мама. – Мне казалось, дело происходит в Северной Америке.

– Именно в Северной Америке. Потому‑ то шкура бегемота и вызвала такой фурор. Столь удивительной шкуры в племени еще не видели, и вождь выдал за этого воина свою старшую, и самую красивую, дочь.

– Она на две минуты старше меня, – сказала мама, посмотрев на меня с проказливой улыбкой. – Никогда не дает мне забыть об этом.

– Не перебивай меня, – остановила ее Маргарет. – Сейчас самое главное. Скво и воины переженились, а год спустя у них родились детишки. Сын у младшей, сын у средней, а у старшей – два сына.

Она сделала театральную паузу, и мы замерли в ожидании развязки. Лорен рассмеялась.

– И что в конце? – спросил я.

– Сыновья скво‑ бегемота равны сыновьям двух скво других шкур, – ответили Лорен и Маргарет одновременно.

Я улыбнулся. Мама рассмеялась, покачав головой.

– Это и есть конец? И что тут смешного?

Мама задумалась, потом, поняв, в чем дело, опять рассмеялась.

– Самый глупый анекдот, какой я только слышала. И по‑ моему, скво – это оскорбительно.

– Тогда расскажи что‑ нибудь получше, – сказала Маргарет. – А сейчас очередь Лорен.

– Я помогала рассказывать твой, – отозвалась она, накладывая себе салат. – Это засчитывается.

– Тогда ты. – Маргарет повернулась к маме. – Я знаю, ты вспомнишь что‑ нибудь смешное.

– Так‑ так, – сказала мама, подперев кулаком подбородок. – Анекдот, анекдот, анекдот… Да, есть у меня один.

– Ну рассказывай.

– Зашли как‑ то в бар две женщины, – начала мама. – Первая посмотрела на вторую и говорит: «Я его тоже не заметила».

Мама и Маргарет прыснули со смеху, а Лорен застонала.

– Коротковат, – заметила Маргарет, – но принимается. Ну, Джон, теперь ты. Что у тебя?

– Вообще‑ то, я не знаю анекдотов, – ответил я.

– Да знаешь наверняка, – сказала Лорен. – Где наша старая книжка с анекдотами?

– Я не знаю никаких анекдотов, – повторил я.

И вспомнил, как смеялась Брук, когда мы говорили о значке «Заслуженный поджигатель», но сделать из этого анекдот не мог. Да и знал ли я вообще анекдоты?

– Постойте, Макс мне как‑ то рассказал один анекдот, но вам он не понравится.

– Не важно, – сказала Маргарет. – Выкладывай.

– Вам правда не понравится, – повторил я.

– Давай‑ давай, – потребовала Лорен.

– Если только он не грязный, – предупредила мама.

– Вот забавно, – ответил я. – Он как раз о мытье.

– Я заинтригована, – прилегла грудью на стол Маргарет.

– Что надо сделать, если посудомоечная машина перестает работать?

Никто не знал. Я набрал в грудь побольше воздуха:

– Дать ей по заднице!

– Ты прав, – сказала мама, нахмурившись. – Ненавижу мыть посуду. Но хорошая новость в том, что ты хочешь убрать со стола. Дамы, уходим в гостиную.

– Думаю, победила я, – заметила Маргарет, вставая. – Мой анекдот был самый смешной.

– А я думаю, победила я, – возразила Лорен, – потому что я вообще ничего не рассказывала.

Они зашаркали ногами, направляясь в другую комнату, а я стал собирать посуду. Обычно я ненавидел убирать со стола, но сегодня не возражал: все были счастливы, и никто не ругался. Может, мы даже продержимся больше трех часов.

Сложив посуду в раковину, я тоже пошел в гостиную, где уже вручали подарки. Я всем подарил лосьон для рук. Мама вручила мне настольную лампу.

– Ты столько читаешь, – сказала она, – и часто сидишь допоздна. Я подумала, тебе эта штука пригодится.

– Спасибо, ма, – ответил я.

Спасибо, что веришь моему вранью.

Маргарет подарила мне рюкзак с бутылкой воды, к которой была прикреплена трубочка. Я всегда смеялся над ребятами, носившими с собой такие.

– Твой рюкзак разваливается на части, – сказала Маргарет. – Удивительно, как это лямки еще не оторвались.

– На ниточках держатся, – ответил я.

– В этом можешь носить книжки, не боясь, что они вывалятся.

– Спасибо, Маргарет.

Я отложил рюкзак в сторону, чтобы потом выбросить эту дурацкую трубочку.

– Сама я ее не читала, так что, может, это и дрянь, – сказала Лорен, протягивая мне книгу, завернутую в упаковочную бумагу. – Но по ней сняли фильм, да и название мне показалось подходящим.

Содрав обертку, я увидел толстенную книгу комиксов – целый роман в рисунках. Называлась она «Хеллбой». [26] Я показал всем обложку, и Лорен усмехнулась.

– Два подарка в одном, – сказала она. – Книга комиксов и прозвище.

– Ну да, – отозвался я нехотя.

– Первый, кто назовет его Хеллбоем, будет распаковывать свой подарок на улице, – предупредила мама, тряхнув головой.

– Все равно спасибо, – сказал я Лорен, и она улыбнулась.

– Ну, пора открыть то, что прислал ваш отец, – предложила мама, и мы с Лорен взяли по коробке.

Это были обычные посылки – мы не стали их открывать: вдруг подарок внутри без упаковки? С отцом никогда ничего не знаешь заранее. Мой подарок был небольшой, размером с учебник, но гораздо легче. Я взял ключ от дома и стал разрывать им скотч. Внутри оказались открытка и айпод. Не торопясь и стараясь казаться равнодушным, я развернул открытку. Там был нарисован дурацкий кот из мультика и было тупое стихотворение о том, какой я замечательный сын. В конце отец сделал приписку, и я прочел ее про себя.

Привет, Тигр. Счастливого Рождества! Надеюсь, ты хорошо прожил этот год. Получай удовольствие в девятом классе, пока можешь, потому что со следующего года, в старших классах, начнется совсем другая жизнь. Девчонки так и будут вешаться на шею. Тебе понравится этот айпод – я записал на него мою любимую музыку, все те песни, что мы вместе пели. Так что я словно буду у тебя в кармане. До встречи!

Сэм Кливер

Я уже стал старшеклассником – он опоздал на год, но музыка, которую он записал, так меня заинтриговала, что я не стал думать об этом сейчас. Я даже не знал, где отец живет: обратного адреса на посылке не было. Но помнил, как мы ехали в машине и подпевали его любимым рок‑ группам – «Иглз», «Джорни», «Флитвуд мэк» и другим. Я удивился, что он тоже это помнит. Теперь я мог взять айпод, выбрать песню и стать ближе к отцу, чем за все эти пять лет.

Айпод был запаян в пленку. Чувствуя смущение, я сорвал ее, вскрыл коробку. Айпод был совершенно новый. Отец забыл про записи.

– Черт тебя возьми, Сэм! – воскликнула мама.

Я посмотрел на нее: мама прочла открытку – поняла, что он перепутал, в каком я классе, и не сдержал обещание.

Она опустила голову и стала тереть виски.

– Мне очень жаль, Джон.

– А что? Здорово! – сказала Лорен, оглядываясь на нас. – Мне он прислал DVD‑ плеер и диск с «Озорной шайкой»[27] – мы, кажется, смотрели этот фильм вместе. Отец, наверное, решил, что в этом есть что‑ то особенное. А я ничего не помню.

– Он меня просто из себя выводит! – прошипела мама, вставая и направляясь на кухню. – Даже вашу любовь не может заслужить, чтобы не проколоться.

– Айпод – шикарный подарок, – заметила Маргарет. – Он что, не работает?

Она прочла открытку и вздохнула.

– Наверняка он просто забыл, Джон.

– В том‑ то и дело! – крикнула мама из кухни.

Она с грохотом перекладывала тарелки из раковины в посудомоечную машину, вымещая на них свою злость.

– И все же, – продолжала Маргарет, – лучше иметь айпод без записей, чем никакого. Ты сможешь заполнить его чем хочешь. Дашь посмотреть?

– Смотри, – разрешил я и встал. – Я ухожу.

– Погоди, Джон, – остановила меня мама, вбегая в гостиную, – сейчас будет десерт. Я купила два разных пирога, взбитые сливки и…

Не обращая внимания на ее слова, я прихватил куртку, висевшую в коридоре, и взялся за ручку двери. Мама позвала меня снова, но я хлопнул дверью и сбежал по лестнице. Сел на велосипед и поехал прочь, ни разу не оглянувшись, чтобы посмотреть, бегут они за мной или нет, смотрят ли в окно. Я не оглянулся на дом мистера Кроули, не посмотрел туда, где жила Брук, просто крутил педали, не отрываясь смотрел на бегущую навстречу разметку и на каждом перекрестке молился Богу, чтобы меня размазал по асфальту какой‑ нибудь грузовик.

Через двадцать минут я был в центре города. И неожиданно понял, что приехал к приемной доктора Неблина. Разумеется, все было заперто. Я сошел с велосипеда и минут десять просидел там, глядя, как ветер закручивает снежные вихри и швыряет ими в кирпичную стену. Делать было нечего, пойти некуда, поговорить не с кем. Не находилось ни малейшей причины, чтобы жить дальше.

Все, что у меня было, – это мистер Кроули.

По таксофону в конце улицы я месяц назад набирал службу «911». Не зная, зачем это делаю, я прислонил к будке велосипед, сунул в щелку двадцатипятицентовик и набрал сотовый мистера Кроули. Пока шли гудки, натянул на трубку футболку, чтобы он не узнал голос. Я просто молился, чтобы Кроули меня не узнал. На четвертый гудок он ответил:

– Алло?

– Алло, – отозвался я, не зная, о чем говорить дальше.

– Кто это?

Я молчал, а потом сказал:

– Тот, кто присылал вам письма.

Он отключился.

Я чертыхнулся, вытащил еще один четвертак и снова набрал его номер.

– Алло?

– Не вешайте трубку.

Щелчок.

У меня осталось только два четвертака. Я набрал его еще раз.

– Оставьте меня в покое, – сказал мистер Кроули. – Если вам столько обо мне известно, вы знаете, что я сделаю, попадись вы мне в руки.

Щелчок.

Нужно было что‑ то придумать, чтобы он не отключался. Я должен с кем‑ нибудь поговорить – с кем угодно, хоть с демоном, хоть с самим чертом. И я забросил в щелку последний четвертак и снова набрал его номер.

– Я же сказал!..

– Вам больно? – перебил я его.

Было слышно, как он тяжело дышит. Но не отключается.

– Вы оторвали свою руку, – продолжал я, – вскрыли себе живот. Я хочу узнать: это больно?

Он молчал.

– Все, что вы делаете, бессмысленно, – сказал я. – Одни тела вы прячете, другие – нет. Улыбаетесь человеку, а через секунду вырываете у него сердце. Я даже не знаю, что вы…

– Это чертовски больно, – ответил мистер Кроули и умолк. – Каждый раз.

Он ответил мне. В его голосе было что‑ то, чего я не мог понять. Не то чтобы радость или усталость… Нечто среднее.

Облегчение?

Любопытство, разбиравшее меня в течение нескольких месяцев, так и рвалось наружу.

– Вы ждете, когда какой‑ нибудь из ваших органов выйдет из строя, и заменяете его? – стал я спрашивать. – Вам приходится изымать органы у других людей? А что было с тем человеком из Аризоны – Эмметом Опеншоу? Что вы взяли у него?

Молчание.

– Я взял его жизнь.

– Вы убили его.

– Не просто убил, – сказал Кроули. – Я украл его жизнь. Думаю, он мог бы жить долго. До сегодняшнего дня уж точно. Мог бы жениться и завести детей.

Что‑ то в этих словах было не так.

– Сколько ему было лет? – спросил я.

– Тридцать, кажется. Я всем говорю, что мне семьдесят два.

Я думал, Опеншоу был старше, как недавние жертвы.

– Вы спрятали его тело… так надежно, что его никто не нашел. Почему же не спрятали труп Джеба Джолли? И двух других, которые были после?

Молчание. Щелчок закрывающейся двери.

– Так, значит, вы еще не знаете?

– Вы действуете как новичок, – сказал я, подбирая слова. – С каждым новым трупом вы набираетесь опыта, начали прятать тела, что разумно, если вы не делали этого раньше. Но вы так и делали. Это что, представление? Но почему вы притворяетесь неопытным, если можете сделать так, чтобы все было шито‑ крыто?

– Подождите, – попросил он и закашлялся.

Прикрыл микрофон, но я все равно слышал громкий кашель. Это были странные громыхающие звуки. Он убрал руку с трубки, но теперь его было плохо слышно, словно на линии появились помехи.

Что он сделал?

– Я действовал как неопытный, потому что таким и был, – продолжал он. – Я отнял больше жизней, чем вы можете себе представить, но Джеб был первым, кого я… не забрал.

– Не забрали? Но…

Неужели он мог забирать души? Поглощать их, как и части тел?

– Вы забрали тело Эммета целиком, – сказал я, – и приняли его форму. А перед этим забрали тело у кого‑ то другого, еще раньше – у третьего. В этом есть логика. Прежде вам не надо было прятать тела, потому что вы забирали их целиком, оставляя свое старое тело. Вот почему в доме Эммета было найдено так много черного вещества: вы бросили там все ваше тело, а не какую‑ то его часть, и вы…

Тук… тук… тук…

– Это что? – спросил я.

– О чем вы? – ответил он вопросом на вопрос.

– Этот звук. Похоже на…

Я бросил трубку и схватил велосипед, в страхе оглядывая дорогу.

Это был звук поворотника. Кроули ехал в машине – он искал меня.

На Мейн‑ стрит никого не было. Я вскочил на велосипед и бросился за угол, но ехал слишком быстро, и на льду меня занесло. На этой улице Кроули тоже не было видно. Я выровнял руль и изо всех сил крутил педали до следующего поворота, свернул и помчался в противоположном направлении, подальше от его дома и того маршрута, которым он мог ехать.

Вот почему он стал таким разговорчивым. Мистер Кроули говорил со мной по сотовому с определителем номера. Вероятно, он сообразил, что я звоню из таксофона, и стал поддерживать разговор, а тем временем вышел из дому, сел в машину и поехал меня искать. В городе было всего два‑ три таксофона, и он, по‑ видимому, проверял все – «Флайинг джей», заправку у лесопилки и заправку на Мейн‑ стрит, откуда я и звонил. На праздники заправка, слава богу, закрыта, поэтому никто не сможет меня описать, если всеми уважаемый мистер Кроули станет задавать вопросы. Но Рождество – это еще одна проблема: все здания в центре закрыты, двери заперты, магазины пусты. Спрятаться мне негде.

Что может работать на Рождество в таком крошечном городке, как Клейтон? Больница? Но там тоже, наверное, есть телефон, и Кроули, возможно, заедет туда, чтобы проверить. Я услышал шум машины, свернул с дорожки на засыпанную снегом лужайку, с трудом прокручивая педали, и направился вдоль здания. Там было пространство между двумя домами, а на полпути – газовый счетчик. Я протиснулся за него и, присев по другую сторону, стал следить за улицей в конце длинного кирпичного забора. Машина, которую я услышал, не появлялась. Я не знал, чья она и куда едет, но понимал, что лучше спрятаться.

Я просидел в снегу до самого вечера, дрожа от холода. Весь закоченел, но боялся шелохнуться. Представлял, как мистер Кроули с горящими глазами носится по улицам, словно все туже затягивает петлю. Я выждал еще час после наступления темноты и взялся за велосипед. Тело занемело, руки и ноги горели от холода. Я добрался до дому, увидел, что машина Кроули припаркована где обычно, и поднялся к себе.

Дома никого не было.

Глава 14

В течение трех следующих дней, забыв обо всем на свете, я снова и снова прокручивал в голове разговор с мистером Кроули. Мама вернулась домой в рождественский вечер в слезах. Она кричала, что они весь день искали меня, не зная, куда я подевался, радовалась, что я жив и здоров, и говорила еще много всяких слов, которых я не слышал, потому что был занят мыслями о мистере Кроули. На следующий день после Рождества пришла Маргарет, и мы втроем отправились в стейк‑ хаус, но я не замечал ни тех, с кем сижу за столом, ни того, что ем, погруженный в свои мысли. Они наверняка думали, что я переживаю из‑ за отцовского подарка, но я практически забыл о нем и мог думать только о намеках и признаниях мистера Кроули, так что в голове у меня не осталось места ни для чего другого. К среде мама оставила попытки поднять мне настроение, хотя иногда я ловил ее на том, что она внимательно смотрит на меня через всю комнату. Я был рад, что в конце концов меня оставили в покое.

Мистер Кроули признался, что прежде забирал тело целиком, а теперь – только отдельные его части. В общем, это было логично, так как объясняло, почему ДНК черного вещества во всех случаях принадлежала одному и тому же человеку: потому что все тело раньше было Эмметом Опеншоу. Стало понятно и то, почему Кроули, с одной стороны, был опытным убийцей, а с другой – так неумело скрывал следы своих преступлений. Вероятно, Джеба Джолли он убил от отчаяния – без новой почки он бы просто умер – и даже не задумался, что делать с телом, ведь прежде он такими вещами не занимался. Время шло, он убивал все больше людей и набирался опыта. Даже стал подыскивать безвестные жертвы вроде того бродяги, которого отвез на Фрик‑ Лейк. И теперь, месяц спустя, никто не знал, что этот человек пропал и что Клейтонский убийца перед Днем благодарения забрал еще одну жизнь. Об убийстве перед Рождеством тоже никто не знал – о том убийстве, которое я пропустил. Наверное, и в этом случае жертвой стал какой‑ нибудь бродяга. А могли быть и другие, о которых не знал даже я.

Из всего этого можно было сделать вывод, объясняющий, почему он за один раз не забирает у жертвы больше одного органа. Если, забрав все тело, он получил ту внешность, которую имеет сейчас, возможно, он опасался, что, забрав слишком много органов из другого тела, спровоцирует изменение собственной наружности, а ее‑ то ему важно сохранить. Тело Кроули могло принять почку, руку, но, если забрать слишком много органов, он может утратить внешность Билла Кроули, к которой все привыкли.

Значит, так и есть: он совершенствовал новые для него навыки убийства. Но вопрос оставался: почему он пошел на эти изменения? И почему жил сорок лет, не убивая? Я попытался поставить себя на его место: демон бродит по земле, убивает человека, вселяется в его тело и начинает новую жизнь. Но если я могу делать все, что заблагорассудится, зачем мне торчать здесь, в округе Клейтон? Если я могу быть молодым и сильным, зачем мне оставаться старым – даже дряхлым? Если я мог убить одного человека и бесследно исчезнуть, зачем мне убивать десятки людей, оставляя все больше и больше улик?

Я стал рисовать другой психологический портрет и начал с ключевого вопроса: что сделал убийца такого, чего мог не делать? Оставался жить на одном месте. Сохранял одну и ту же внешность. Старел. И убивал снова и снова – в этом, несомненно, был какой‑ то смысл. Нравилось ли ему это? Не похоже. Но если я верно понял мотивы, убийство такого числа людей не являлось для него обязательным. У него был выбор. Так почему же он делал то, что делал?

Если делать что‑ то было не обязательно, но он это делал, значит, ему так хотелось. Зачем ему стареть? Зачем оставаться в этом забытом богом городишке среди ледяной пустыни? Что было в Клейтоне, чего демон не мог найти в другом месте? Сам я не мог ответить на этот вопрос. Мне нужен доктор Неблин. Встреча назначена на четверг, а значит, у меня оставался еще один день, чтобы выработать стратегию: как получить ответы, не выдав того, что мне известно.

Мама напомнила мне о сеансе терапии утром за завтраком и, по‑ моему, очень удивилась, когда я без всяких напоминаний вышел из дому, сел на велосипед и поехал в центр. Думаю, с ее точки зрения, это был мой первый нормальный поступок с тех пор, как я убежал из дому на Рождество. Для меня же это был шанс поговорить с человеком, которому я доверял.

– Ну как провел Рождество? – спросил Неблин, наклонив голову.

Обычно он так делал, когда хотел что‑ то скрыть. Вероятно, ему уже все известно от мамы. Доктор Неблин не умел блефовать. Хорошо бы когда‑ нибудь сыграть с ним в покер.

– У меня есть для вас сценарий, – сказал я. – Интересно узнать ваше мнение.

– Какой сценарий?

– Выдуманный психологический портрет, – продолжал я. – Все каникулы я составлял психологические портреты, и, по‑ моему, один мне особенно удался.

– Ладно, – кивнул он. – Слушаю.

– Ну, скажем, вы оборотень, – начал я. – Можете изменять внешность, быть где хотите и кем хотите. Можете принимать любые формы, менять возраст и национальность, делать все, что взбредет в голову. Теперь представьте, что вы попали в трудную ситуацию и вынуждены делать то, что вам не нравится. Но если вы обладаете такими возможностями, что может заставить вас оставаться на одном месте?

– Значит, это вопрос риска и вознаграждения, – подытожил он. – Я остаюсь самим собой и живу, преодолевая трудности. Или же бегу от трудностей ценой потери собственного «я».

– Но вы и так не вы, – возразил я и поморщился, чувствуя, что рискую.

Он мог задать неудобные для меня вопросы, в особенности если решит, что я иносказательно говорю о самом себе.

– Вы давным‑ давно утратили свое «я» и были воплощениями других людей уже тысячу лет.

– И тем не менее это идентичности, – настаивал он. – Если я – кто‑ то другой, устраивает ли это меня? Если я больше не могу быть собой, станет ли мне лучше, если я буду вообще никем? Или если обрету другую внешность?

– Верно, – кивнул я. – Вы можете оставаться одним и тем же в одном месте и вечно делать одно и то же, ненавидя такое существование. Или же стать свободным от всего – от ответственности, проблем, прошлого.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Ты что‑ то хочешь сказать?

– Я хочу, чтобы вы сказали мне, что бы могло вынудить вас оставаться в такой ситуации, – ответил я. – Знаю, вы думаете, что я имею в виду себя. Но это не так. Не могу вам объяснить. Нет, серьезно: здесь у вас нет ничего, а там – все. Зачем вам оставаться?

Он задумался надолго, хмурясь и постукивая ручкой по блокноту. Вот почему я пришел к доктору Неблину – он воспринимал меня серьезно, независимо от того, что я говорил и каким бы сумасшедшим ни казался.

– Еще один вопрос, – сказал он. – Я в твоей ситуации – социопат?

– Что?

– Это ведь ты задал задачу. А как мы с тобой уже говорили, у тебя наклонности социопата. Я хочу знать, с каких позиций должен отвечать: с позиций человека, наделенного стандартным набором эмоций, или человека, у которого эти эмоции отсутствуют.

– И какая разница?

Доктор Неблин улыбнулся:

– Вот тебе и ответ. Ты сказал, что второй выбор – уйти и начать цепочку новых жизней, освободиться от прошлого. Если для социопата прошлое – тяжелый груз, то для обычного человека – эмоциональные связи. Друзья, семья, близкие – не все из нас могут легко от этого отказаться. Эти вещи формируют нас, делают такими, какие мы есть. Иногда без тех людей, которые нас окружают, мы становимся неполноценными.

Эмоциональные связи. Близкие.

– Кей.

– Что?

– Я… я сказал «о’кей».

Все дело было в Кей Кроули. Мистер Кроули по‑ настоящему любил ее – не притворялся и не использовал как прикрытие, он любил ее на самом деле. Я попытался поставить себя на место Кроули, но ничего не вышло. Мы с ним разные. Этот демон любил свою жену.

– Я должен идти, – сказал я.

– Ты же только что пришел.

Кроули делал это сто, может быть, тысячу раз: менял тела, жизни. Приезжал в другой город и начинал все сначала. А когда демонические силы уже не могли поддерживать тело в порядке, он бросал его и шел дальше. Так Кроули поступил и в Аризоне с Эмметом Опеншоу. Приехал сюда, в округ Клейтон, чтобы скрыться и начать все с нуля, но здесь познакомился с Кей – и все изменилось. Оставить тело для него теперь означало расстаться с ней, а сделать это он не мог и поэтому начал латать себя по частям, заменяя только то, что выходило из строя.

– Джон, ты ни о чем не хочешь со мной поговорить? – спросил доктор Неблин.

– Нет‑ нет… Я должен идти. Мне надо подумать.

– Звони мне, Джон, – сказал Неблин, вставая и протягивая мне визитку. – Звони, если захочешь поговорить. О чем угодно.

Он записал второй номер – домашний, как я подумал, – на обороте визитки. Я вдруг понял, что доктор обеспокоен: морщит лоб, смотрит на меня с тревогой.

– Спасибо, – выдавил я и вышел из кабинета.

Взял куртку, висевшую в коридоре, спустился по лестнице, сел на велосипед и покатил домой – не бесцельно, не отчаянно и не нервничая. Впервые за много недель я был спокоен. Я нашел его слабое место.

Любовь.

Вечер я провел закрывшись у себя в комнате, перебирая свои записи и поглядывая в окно – не появится ли мистер Кроули. Я знал, что любовь была трещиной в его броне, но пока не составил плана, как этим воспользоваться. Обдумал и отбросил с десяток идей, но все не мог найти такую, чтобы остановить его до того, как он снова решится на убийство. Но он ведь уже тяжело болен. И скоро нанесет удар, а я к этому не готов.

И конечно, вскоре после полуночи появился мистер Кроули и побрел к машине. Выглядел он хуже, чем когда‑ либо, а значит, ждать уже не мог. Я подумал, что ему нужна замена не одного органа. Потом мне пришло в голову, что это невозможно: взяв слишком много частей тела жертвы, он может превратиться в этого человека, хочет того или нет.

Я тихонько открыл дверь. Мама еще не спала – смотрела Леттермана. [28] Я снова закрыл дверь, запер ее изнутри и пошел к окну. До земли было далеко, но Кроули мог уйти. Я взял куртку под мышку, натянул на голову недавно приобретенную маску‑ чулок с дырками для глаз и прыгнул.

Мистер Кроули отъехал слишком далеко – преследовать его я уже не мог, поэтому помчался к «Флайинг джей», надеясь, что там он будет искать очередного бродягу. Доехать до «Флайинг джей» на велосипеде было нелегко, поэтому я направился к холму и стал карабкаться наверх, таща с собой велик. Кроули уже отъезжал. Он был один: пока никого не нашел. Я кубарем скатился по снежному склону и проехал несколько кварталов до съезда с дороги. Там я увидел его – он возвращался в город, направляясь к лесопилке. Может быть, собирался прикончить ночного сторожа или еще какого‑ нибудь невинного человека, случайно оказавшегося не в том месте и не в то время. Машину Кроули опасно заносило, и я понял: он уже не в состоянии искать жертву, которой никто не хватится, ему придется убить первого встречного. Встретить кого‑ то в час ночи шансов очень мало. Два‑ три квартала ехал за ним следом невидимый в темноте.