Благодарности 7 страница

Посреди урока директор Лейтон срочно созвал всех учителей на собрание. Учительница английского миссис Паркер вернулась пятнадцать минут спустя, бледная как смерть. Когда она вошла, класс погрузился в тишину, мы смотрели, как она медленно дошла до своего стола и тяжело села, словно на ее плечах покоилось бремя всего мира. Наверняка это как‑ то связано с убийцей. Уж не убил ли Кроули кого‑ нибудь еще, а я пропустил это! Но нет, мое волнение быстро прошло. Не мог он убивать так часто. Видимо, они нашли тела полицейских.

Целую минуту длилось мертвое молчание, никто не осмеливался заговорить. Наконец миссис Паркер подняла глаза:

– Ну, вернемся к нашим занятиям.

– Постойте, – сказала Рейчел, одна из подружек Марси. – Вы нам не скажете, что происходит?

– Извините, ребята, – ответила миссис Паркер. – Просто я получила очень дурные известия. Но это ничего.

Она сощурилась, сказав это; ее глаза покраснели, и я уже решил, что она сейчас расплачется.

– Похоже, все учителя получили очень дурные известия, – сказала Марси. – Я думаю, мы заслуживаем того, чтобы знать, о чем речь.

Миссис Паркер потерла глаза и тряхнула головой.

– Сожалею, что не смогла взять себя в руки. Поэтому учителям и сообщили об этом в первую очередь – чтобы мы могли подготовить вас к этой новости. У меня это явно не получилось. – Она вытерла глаза платком и посмотрела на нас. – Директор школы сообщил нам, что найдены еще два тела.

Ученики издали общий вздох.

– В центре города в багажнике машины найдены тела двух полицейских.

Брук на этом занятии была в другом классе, и я подумал, что учитель тоже, наверное, сообщает им эту новость. Как, интересно, отреагировала Брук?

– И это тот же самый человек? – спросил парень по имени Райан.

Он сидел в двух рядах позади меня.

– Полиция считает, что да, – сказала миссис Паркер. – Гм… повреждения… у жертв, похоже, такие же, как у трех предыдущих. И обнаружено такое же черное вещество.

– А имена полицейских им известны? – спросила Марси.

Она была бледна, как простыня. Ее отец служил копом.

– С твоим отцом все в порядке, детка. Именно он и нашел эту машину и сообщил о находке.

Марси разрыдалась, и Рейчел подошла к ней, обняла, утешая.

– Убийца взял что‑ нибудь? – спросил Макс.

– Нет, Макс, не думаю, что этот вопрос уместен, – сказала учительница.

– Наверняка что‑ то взял, – пробормотал Макс.

– Я знаю, что это тяжело, – сказала миссис Паркер. – Поверьте мне, я… я потрясена не меньше вас. У нас в школе всего один психолог, и если кто хочет – пожалуйста, идите поговорите с ней, но если хотите, говорите со мной, или пойдите в туалет, или сидите тихо… или мы можем поговорить об этом всем классом… – Она закрыла лицо ладонями. – Они сказали, нам не нужно волноваться… что характер его действий остается неизменным или что‑ то в этом роде… Не знаю, как это должно вас успокоить, и мне очень жаль. Грустно, но я не знаю, что сказать.

– Это означает, что его методы не изменились, – сказал я. – Они беспокоятся, как бы мы не подумали, что он пошел вразнос, потому что на этот раз было обнаружено два тела, а не одно.

– Спасибо, Джон, – сказала миссис Паркер, – но нам не стоит зацикливаться на… методах преступника.

– Я просто объясняю, что имели в виду полицейские, – сказал я. – Они явно считали, что это нас успокоит.

– Спасибо, – сказала она, кивнув.

– Но в этот раз он убил сразу двоих, – сказал Брэд.

Мы с ним дружили когда‑ то – когда были маленькими, но с тех пор уже много лет почти не общались.

– С чего они решили, что его методы не изменились?

Миссис Паркер задумалась, соображая, что ответить на это, но ей ничего не пришло в голову, и она просто смотрела на Брэда. Потом повернулась ко мне. Я был экспертом.

– Они хотят донести до нас, – сказал я, – что убийца все еще контролирует себя. Если бы он выбрал другую жертву, или убил бы с большей жестокостью, или стал это делать чаще, это свидетельствовало бы о какой‑ то перемене.

Все смотрели на меня, и на сей раз они не бычились и не насмехались – просто слушали. Мне это понравилось.

– Понимаете, серийные убийцы не нападают на людей бессистемно, у них специфические потребности и ментальные проблемы, которые обуславливают все их поступки. По какой‑ то причине этому человеку нужно убивать взрослых мужчин, и эта потребность возрастает, пока не выходит из‑ под контроля, и тогда он начинает действовать. В его случае этот процесс занимает около месяца, вот почему у нас раз в месяц случаются убийства.

Все это была сплошная ложь – он убивал чаще и не был обычным серийным убийцей. К тому же его потребность носила физический, а не ментальный характер, но полиция думала так, как сказал я, и класс именно это и хотел услышать.

– Хорошая новость заключается в том, что он не убьет никого из нас, если только дело не дойдет до крайности и кто‑ то из нас не окажется не в том месте и не в то время.

– Но на этот раз он убил двоих, – напомнил Брэд. – То есть в два раза больше, чем обычно. И мне представляется, это серьезная перемена.

– Он убил двоих не потому, что потерял контроль над собой, – сказал я. – Он это сделал по глупости.

Я хотел говорить еще – меня слушали, и это льстило моему самолюбию. Я рассказывал о том, что любил, и никто не затыкал мне рот и не говорил, что я фрик. Они хотели слушать. Я испытывал необыкновенный прилив энергии.

– Вы знаете, что он просто оставляет тела убитых – вероятно, набрасывается на первого попавшегося, убивает его, а потом убегает. В этот раз таким случайным человеком оказался полицейский, а полицейские работают парами, и он слишком поздно понял, что не может убить одного, а другого оставить в живых, если хочет, чтобы это сошло ему с рук.

– Замолчи! – закричала Марси, вскочив с места. – Замолчи, замолчи, замолчи!

Она швырнула в меня книгой, но промахнулась, и книга попала в стену. Миссис Паркер бросилась к Марси.

– Ну‑ ка, все успокоились, – сказала миссис Паркер. – Марси, идем со мной. Рейчел, собери ее портфель. Вот так. Идем. – Она обняла Марси за плечи и повела к двери. – Сидите на своих местах и ведите себя тихо. Я вернусь, как только смогу.

Они вышли из класса, а мы остались сидеть. Первые несколько минут прошли в молчании, потом послышалось перешептывание. Кто‑ то пнул мой стул и сказал, чтобы я перестал паясничать, но Брэд подался ко мне, чтобы задать вопрос.

– Ты и в самом деле считаешь, что его методы остаются неизменными? – спросил он.

– Конечно, – ответил я.

Теперь, когда миссис Паркер ушла, я мог позволить себе более свободное описание.

– Прежде он зараз убивал одного беззащитного человека, а теперь убил двоих вооруженных полицейских. Мы имеем дело с эскалацией, хотят они об этом говорить или нет.

– Ерунда это, парень, – сказал Брэд.

Ребята вокруг с сомнением закачали головой.

– Такое постоянно случается с серийными убийцами, – сказал я. – Каковы бы ни были его потребности, одно убийство в месяц перестает удовлетворять. Это вроде дурной привычки: проходит время – и одной сигареты становится мало, нужны две, три, потом целая пачка или больше. Он теряет контроль над собой и теперь будет убивать гораздо чаще.

– Нет, не станет, – сказал Брэд, придвигаясь ближе. – Эти тела нашли в машине. А это означает, что теперь полиция сможет вычислить этого подонка по номерам. И тогда я сам пойду к нему домой и убью его.

Ребята мрачно закивали. Охота на ведьм началась.

Брэд был не единственным, кто горел жаждой мести. Полицейские держали в тайне имя владельца машины, но его сосед опознал ее, увидев в шестичасовых новостях, а к десятичасовым у дома этого типа собралась толпа, они кидали камни и требовали крови. Кэрри Уолш продолжала вести репортаж – в кадре она пряталась за студийным фургоном, а толпа выкрикивала угрозы в сторону дома.

«Говорит Кэрри Уолш на канале „Файв лайв ньюс“. Я веду репортаж из округа Клейтон, где, как вы видите, кипят страсти».

В толпе я узнал отца Макса – он кричал, потрясая кулаком. Волосы у него по‑ прежнему были коротко острижены на манер пехотинца времен войны с Ираком, лицо покраснело от гнева.

«Полиция здесь, – сказала Кэрри. – Они приехали, как только начала собираться толпа. Это дом Грега и Сюзан Олсон и их двухлетнего сына. Мистер Олсон – строительный рабочий и владелец машины, в которой сегодня были найдены двое убитых полицейских. Местонахождение мистера Олсона все еще неизвестно, но полиция разыскивает его в связи с этими убийствами. Сегодня полицейские находятся здесь для того, чтобы допросить семью и защитить ее».

В этот момент толпа стала кричать еще громче, камера развернулась и показала крупный план человека – все того же агента ФБР Формана, который давал интервью в предыдущем репортаже, – он выводил из дому женщину с ребенком. За ними шел местный полицейский с чемоданом. Еще несколько копов оттесняли толпу. Кэрри с оператором начали протискиваться сквозь толпу. Она выкрикивала вопросы полицейским. Те помогли миссис Олсон и ее сыну сесть на заднее сиденье полицейской машины, а агент Форман подошел к камере. Со всех сторон раздавались злобные крики: «Жена убийцы! »

«Прошу прощения, – сказала Кэрри. – Вы можете нам сообщить, что здесь происходит? »

«Полиция берет Сюзан Олсон под защиту ради ее собственной безопасности и безопасности ее ребенка, – быстро сообщил агент, словно подготовил это заявление, прежде чем выйти из дома. – В настоящее время мы не можем определить статус мистера Грега Олсона – подозреваемый он или жертва, но в этом деле он является лицом, которое мы должны допросить, и мы круглосуточно ведем его поиски. Спасибо».

Агент Форман сел в машину, и она тронулась с места. Несколько полицейских остались, чтобы утихомирить толпу и восстановить порядок.

По виду Кэрри можно было сказать, что она старается держаться поближе к полицейским, руки у нее дрожали, но все же она обратилась к кому‑ то из толпы, и я с удивлением увидел, что это наш директор мистер Лейтон.

– Извините, сэр, позвольте задать вам несколько вопросов?

Мистер Лейтон не скандировал, в отличие от многих в толпе, и теперь, оказавшись перед камерой, выглядел смущенным. Я представил себе, как на следующее утро он получает нагоняй от попечительского совета.

– Гм, конечно, – сказал он, щурясь на свет камеры.

– Что вы можете сказать о настроениях в городе?

– Оглянитесь, – сказал он. – Люди рассержены. Очень рассержены. Они себя не контролируют. Я знаю, что толпа всегда безумна, за исключением того краткого мгновения, когда ты попадаешь в нее и тогда все кажется вполне разумным. Я чувствую себя глупо уже потому, что нахожусь здесь, – сказал он, посмотрев прямо в камеру.

– Как вы думаете, такое может случиться еще раз? Я имею в виду новые убийства?

– Это может случиться опять завтра, – сказал мистер Лейтон, воздевая руки. – Это может случиться опять, если люди озлобятся. Клейтон – маленький город. Вероятно, все здесь знали убитых или жили с ними в одном квартале. Этот убийца, кто бы он ни был, убивает не каких‑ то чужаков – он убивает нас, убивает людей с лицами, именами и семьями. Я, честно говоря, не знаю, сколько наш городок сможет копить в себе ярость, не взрываясь.

Он снова пристально посмотрел в камеру и пропал из кадра.

Толпа рассеивалась, но надолго ли?

Через несколько часов появились данные экспертизы ДНК, и все они были в пользу Грега Олсона. Полиция тут же передала эти сведения в СМИ, чтобы хотя бы частично вернуть миссис Олсон и ее ребенка к нормальной жизни. Полиция, конечно, расчистила снег на месте преступления и обнаружила, что тротуар залит кровью, большая часть которой, безусловно, принадлежала самому Олсону, а ее количество свидетельствовало о том, что он тоже наверняка стал жертвой убийцы. Стали распространяться слухи о третьем следе от покрышек, о так и не обнаруженных пулях‑ призраках и самое многозначительное – о ДНК таинственного черного вещества. На этот раз проба была взята не из слизи, а из кровавого подтека, обнаруженного в патрульной машине. Это означало, что на месте убийства находились четыре человека, а не три, и эксперты ФБР уверенно говорили, что именно четвертый, а не Грег Олсон и был убийцей.

Некоторые, конечно, начали подозревать, что там был и пятый.

– Ты сегодня какой‑ то другой, – заметил доктор Неблин на нашей очередной встрече в четверг.

К тому времени я уже пять дней разрушал выработанную мною систему правил.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Просто… что ты другой, – сказал он. – Есть новости?

– Вы всегда это спрашиваете, когда кто‑ нибудь умирает.

– Ты всегда другой, когда кто‑ нибудь умирает. Что ты думаешь о случившемся?

– Стараюсь не думать, – сказал я. – Вы знаете мои правила. А вы что об этом думаете?

Неблин помолчал, прежде чем ответить.

– Твои правила никогда не запрещали тебе думать об убийствах, – сказал он. – Мы довольно много говорили о них.

Это была глупая ошибка. Я пытался действовать так, будто все еще соблюдаю свои правила, но мне это плохо удавалось.

– Я знаю, просто я… теперь это как‑ то по‑ другому, вам не кажется?

– Безусловно, – сказал доктор.

Он ждал, не возражу ли я, но мне не приходило в голову ничего такого, что не показалось бы подозрительным. Раньше я никогда не пытался скрыть что‑ то от Неблина – это было нелегко.

– Как у тебя дела в школе? – спросил он.

– Отлично, – ответил я. – Все боятся, но, я думаю, так и должно быть.

– А ты боишься?

– Вообще‑ то, нет, – сказал я, хотя боялся сильнее, чем когда‑ либо, но он о причинах моего страха и не догадывался. – Страх – это… такая странная штука, если подумать. Люди боятся только чего‑ то иного, они никогда не боятся себя.

– А стоит бояться себя?

– Страх связан с вещами, которые ты не можешь контролировать, – сказал я. – Будущее, темнота или кто‑ то, кто собирается тебя убить. Себя ты не боишься, потому что всегда знаешь, как собираешься поступить.

– И ты боишься себя?

Я посмотрел в окно и увидел женщину на тротуаре, в полурассыпавшемся сугробе. Она ждала, когда прервется движение, чтобы перейти улицу.

– Это похоже вот на ту женщину, – сказал я, показывая на нее. – Она может бояться того, что ее собьет машина, или что она поскользнется на снегу, или что на другой стороне улицы негде будет встать, но она не боится пересекать улицу; перейти на другую сторону – это ее собственное решение, она уже приняла его, знает, как осуществить, и не предвидит в связи с этим никаких проблем. Она дождется, когда все машины пройдут, осторожно встанет на лед и сделает все, что в ее силах, чтобы обеспечить свою безопасность. Ее пугает то, что она не в состоянии контролировать. То, что с ней может случиться, а не то, что она делает. Она не лежит по утрам в постели и не говорит себе: «Надеюсь, сегодня я не пойду на улицу, потому что я боюсь, как бы мне не пришло в голову пересечь ее». Ну, вот она и пошла.

Женщина увидела разрыв в потоке машин и поспешила на другую сторону. Ничего не случилось.

– Все в порядке, – сказал я. – Ровным счетом ничего не случилось. Теперь она вернется на работу, где будет думать о других вещах, которые ее пугают: «Надеюсь, босс не уволит меня; надеюсь, письмо придет вовремя; надеюсь, на счете хватит денег для платежа».

– Ты ее знаешь? – спросил Неблин.

– Нет, – ответил я. – Но она ходит пешком по этой части города в четыре часа дня, так что причины ее пребывания здесь можно перечесть по пальцам. Вероятно, она пришла не за покупками, потому что в руках у нее ничего нет, кроме сумочки. Так что банк или почта – наиболее вероятные места, куда она направлялась.

Я вдруг замолчал и посмотрел на Неблина. Никогда прежде я не пускался в рассуждения относительно конкретных людей, с которыми он имеет дело, мои правила не позволяли мне размышлять о случайных встречных. Я хотел было обвинить его в том, что он провел меня, но он ничего такого не делал – просто позволил мне говорить. Я заглянул в его глаза, надеясь найти в них какое‑ нибудь свидетельство того, что он понимает смысл моего поведения. Он ответил мне взглядом в упор. Он думал. Анализировал.

– Неплохая мысль, – сказал Неблин. – Я тоже не знаю ее, но в большинстве своих предположений ты наверняка прав.

Он ждал чего‑ то – может, что я признаюсь в чем‑ то или скажу ему, почему мои правила сегодня изменились. Но я ничего не сказал.

– Последнее, что сообщалось о том убийстве на прошлой неделе, – это звонок в службу «Девятьсот одиннадцать», – сказал он.

Оп‑ па!

Кто‑ то, насколько можно понять, позвонил из таксофона – того, что на Мейн‑ стрит, – и сообщил об очередном нападении Клейтонского убийцы. Согласно последней гипотезе убийца прикончил Грега Олсона, кто‑ то увидел это и сообщил в полицию, а когда диспетчер отправил туда полицейских, убийца прикончил и их.

– Я об этом не слышал, – сказал я. – Но это вполне разумная версия. Они не знают, кто звонил?

– Звонивший не назвался, – сказал Неблин. – Или не назвалась. Голос был высокий, так что они думают, это или женщина, или ребенок.

– Надеюсь, это была женщина, – сказал я.

Бровь Неблина взметнулась.

– Что бы ни случилось в ту ночь, – сказал я, – это наверняка зрелище, неподходящее для ребенка. У ребенка от этого могут быть проблемы с психикой.

Глава 11

Мистер Кроули каждое утро вставал около половины седьмого. Будильником он не пользовался – просыпался сам. Десятилетия работы на одном и том же месте сделали свое дело – это стало его второй натурой, и даже теперь, много лет спустя после ухода на пенсию, он ничего не мог поделать со старой привычкой. Я знал это, потому что несколько дней наблюдал за ним из своего окна по другую сторону улицы, видел, когда и какие лампы включаются, а когда нашел удобное место для наблюдения, то украдкой подобрался к его дому и уселся у окна на четвереньках. Обычно сделать это было невозможно – меня бы выдали следы на снегу, но дорожки на участке мистера Кроули были идеально вычищены. Я мог приходить и уходить, когда мне вздумается.

В шесть тридцать утра мистер Кроули проснулся и выругался. Это напоминало работу часов: он был старой грубой кукушкой, по которой хоть будильник выставляй. Насколько мне известно, ругался он только по утрам. Наверное, это помогало ему встряхнуться и начать день свежим, выбросив из головы ночные мысли. Его спальня находилась в правой задней части дома, и после утреннего проклятия он в темноте шел в ванную, где, как я думаю, умывался. Зажигался свет, журчала вода в унитазе, он принимал душ, от которого запотевало окно. К семи он уже был одет и выходил в кухню.

Что он ел на завтрак, я определял в основном по запаху – над плитой у него была вытяжка, и, если работал встроенный вентилятор, запахи облаком выходили на улицу. Начиналось все с безвкусного тепла кипящей воды, потом появлялся слабый аромат кофе, а в конце – насыщенный запах пшенки и кленового сиропа, отчего во мне каждый раз просыпался голод. С моего места у кухонного окна я мог пробраться на узкий карниз фундамента, невидимый с улицы, и заглядывал сквозь щелку в занавеске – наблюдал за его рукой во время еды. Она медленно и ритмично двигалась вверх и вниз, поднося ложку ко рту, а потом опуская ее, пока он жевал. Я мог пролезть и дальше, если бы захотел, мог увидеть и больше, но при этом рисковал быть обнаруженным. Меня устраивало то, что я остаюсь в безопасности, а то, что не видели глаза, восполняло воображение. Закончив есть, он отодвигал стул, делал шесть шагов к раковине и полоскал тарелку под струей воды – по звуку это напоминало шум помех в радиоприемнике. В это время обычно просыпалась Кей. Она появлялась на кухне, и он удостаивал ее утреннего поцелуя.

Я целую неделю следил за ним таким образом, один раз даже школу пропустил, чтобы узнать, чем он занимается днем. Я искал, но никак не мог найти в его поведении страха. Если бы мне удалось выяснить, чего он боится – если только он чего‑ то боялся, – я бы воспользовался этим, чтобы остановить его. Я знал, что в рукопашной схватке с ним я обречен, победить этого демона я мог, только перехитрив его, загнав в невыгодное положение и раздавив, как клопа. В отношении большинства серийных убийц это было нетрудно, потому что они нападали на людей более слабых, чем они сами. Я же собирался вступить в противоборство с существом гораздо более сильным и понимал, что он ни в коем разе не будет меня бояться. Так что нужно было найти что‑ то, что могло бы его испугать. А выяснив, что это, я пугну его и посмотрю, какая будет реакция. Если сильная, возможно, мне удастся его обхитрить и он совершит ошибку, а у меня будет славный почин.

Мне не удавалось найти хоть какие‑ то признаки страха в его поведении, поэтому я решил вернуться к основам – к психологическому портрету, который начал составлять, когда у меня только появились подозрения, что в городе действует серийный убийца. Вечером я достал блокнот и прочел свои записи.

«Он подходит к жертве и нападает на нее с близкого расстояния».

Прежде я думал, что это добавляло важный штрих к психологическому портрету и объясняло его мотивацию, но теперь понял, что это не так: он делал так потому, что нуждался в новых органах, а нападал с близкого расстояния по той причине, что его когти демона были наилучшим оружием, какое у него имелось.

Следующий пункт был как раз тем, что я и искал.

«Он не хочет, чтобы кто‑ то узнал, кто он такой».

Макс заставил меня записать это, хотя мне казалось, что тут и писать нечего – и так все понятно. Но беда в том, что это было настолько очевидно, что я толком не рассматривал этот пункт. Вот что пугало его по‑ настоящему: он не хотел, чтобы кто‑ то узнал, кто он такой. Я улыбнулся самому себе.

«Не оборотень, Макс, но очень близко».

Мистер Кроули был демоном и не хотел, чтобы кто‑ нибудь знал об этом. Даже обычный убийца не хочет, чтобы кто‑ то знал его тайны. Раскрытие его тайны – именно по этому пункту я и мог начать оказывать на него давление. Вот чего боялся мистер Кроули. Пришло время отправить ему письмо.

Написать письмо оказалось труднее, чем я предполагал. Как и со звонком в «911», я не хотел, чтобы меня вычислили по этому письму. По понятным причинам я не мог писать своим почерком, поэтому мне был нужен компьютер, чтобы распечатать текст. Но и тут были свои «но» – я читал об одном убийстве, при расследовании которого прибегли к помощи эксперта и тот установил, на какой пишущей машинке было напечатано подложное письмо якобы самоубийцы, и, насколько мне было известно, точно так же можно было идентифицировать принтер. Лучше перестраховаться, а это означало, что пользоваться домашним принтером не следовало. Можно воспользоваться школьным, но для этого требовалось залогиниться, то есть оставить электронный след и, вероятно, быть обнаруженным. Я решил воспользоваться принтером в библиотеке в самое горячее время дня, когда никто не обратит внимания на пятнадцатилетнего школьника. Я мог проскользнуть внутрь, напечатать, что мне надо, и уйти, не наследив. Поскольку погода по‑ прежнему стояла морозная, я даже мог сделать все это в перчатках, не вызвав подозрений и не оставив отпечатков. Я спрятал письмо среди какого‑ то бессмысленного текста на тот случай, если кто‑ то первым подойдет к принтеру и прочтет, что я распечатал. Вернувшись домой, я вырезал нужную фразу и наклеил на чистый лист.

Мое первое письмо было простое.

Я ЗНАЮ, КТО ТЫ

Доставить его было не легче, чем написать. Нужно было, чтобы его не нашла Кей, потому что она могла тут же пойти в полицию или как минимум сообщить о письме кому‑ нибудь из соседей. Так поступил бы любой нормальный человек. А вот мистер Кроули наверняка никому не стал бы показывать письмо – ему незачем обнародовать то, что может навлечь на него подозрения. Если бы он отнес письмо в полицию, они бы пожелали узнать о мистере Кроули побольше: нет ли у него врагов, чем он занимался прежде, не сделал ли чего такого, что могло бы вызвать у кого‑ то желание отомстить. Меньше всего ему было нужно, чтобы полиция задавала эти вопросы, я уж не говорю о том, что ответы были бы для него как острый нож. Он никому бы не рассказал о письме, но только в том случае, если бы, кроме него, никто его не прочел.

Вторая проблема состояла в том, чтобы доставить письмо, не вызвав подозрений, что это сделал я. Легко будет спрятать его, например, в сарае, потому что Кей никогда его там не найдет, но я‑ то все время заходил в сарай. Когда он начнет перебирать в уме, кто бы мог оставить там письмо, я буду первым подозреваемым. Кроме того, я не хотел прятать его в одном из тех мест, которые в будущем могли бы выявить мои наблюдательные пункты вокруг дома. Если бы я просунул письмо, скажем, через окно кухни, то никогда уже не смог бы прятаться там и смотреть, как он завтракает. Метод доставки нужно было выбрать очень тщательно.

В конечном счете я остановился на машине. Кроули и его жена водили машину по очереди, но были случаи, когда они ездили по одному – Кей, например, отправлялась в магазин за покупками каждую среду по утрам и всегда одна. Что касается мистера Кроули, то он нередко ездил на футбольные матчи, которые смотрел в баре в центре города. Я начал изучать его вечернее расписание, сравнивая с программой ТВ, и обнаружил, что он ездил каждый раз, когда по каналу И‑ эс‑ пи‑ эн[20] передавали матчи с участием команды «Морские ястребы Сиэтла». Видимо, дома этого канала у него не было. В следующий раз я до его отъезда проскользнул к машине и засунул сложенное письмо под дворник.

Я наблюдал за его подъездной дорожкой из своего окна через щелочку в шторах, такую узкую, что он никогда не смог бы меня заметить. Он вышел из дому, весело улыбаясь чему‑ то, и, открывая дверцу, увидел мое послание. Вытащил его, развернул и потемневшими глазами оглядел улицу. Улыбка исчезла с его лица. Я отошел назад, исчез в темноте моей комнаты, откуда не видел, как мистер Кроули сел в машину и уехал.

Несколько дней спустя собрался соседский дозор[21] – все пришли во двор Кроули, разговаривали, смеялись и делали вид, что все в порядке, тогда как их дома оставались пусты – грабь кого хочешь. Этот конкретный сбор, однако, был посвящен не ограблениям, а серийным убийствам: мы объединились в большую группу, находиться в которой было безопасно, и присматривали друг за другом. Была даже произнесена короткая речь о безопасности, о необходимости запирать двери и обо всем таком. Я хотел сказать им, что ради собственной безопасности они не должны собираться на дворе мистера Кроули, но он в тот вечер казался вполне безобидным. Если он и был способен выйти из себя и прикончить зараз пятьдесят человек, то по меньшей мере делать это сейчас у него не было желания. Я тоже пока был не готов напасть на него: все еще пытался побольше о нем узнать. Да и как я мог убить того, кто не погиб, приняв на себя град пуль? Такие дела требуют тщательного планирования, а на это нужно время.

Главной целью собрания был не столько разговор о безопасности, сколько попытка убедить себя, что мы не побеждены, что, несмотря на присутствие в городе убийцы, мы не ударились в панику и не собираемся превращаться в оголтелую толпу. Ничего такого. Важнее любых доказательств бесстрашия было то, что мы жарили сосиски для хот‑ догов, а значит, мне пришлось разводить костер во дворе Кроули.

Я начал с большого огня, бросив здоровенные чурки, оставшиеся от сухого дерева, которое спилили у себя на участке Уотсоны прошлым летом. Огонь быстро разгорелся, что было идеально для начала собрания, а потом, когда разговор о безопасности слишком затянулся, я стал шуровать в костре кочергой и длинными клещами, чтобы получились ровные слои ярко‑ красных углей. Костры для приготовления пищи отличаются от обычных, потому что требуется ровный, устойчивый жар, а не просто свет и тепло. Высокие языки пламени уступают место ровному огню и ярко‑ красному мерцанию горящего изнутри дерева. Я тщательно подготовил костер, направляя к местам горения кислород через миниатюрные ходы, чтобы создать широкое поле для жарки. Собрание закончилось как раз вовремя, и все повернулись к огню и приступили к барбекю.

Была там, конечно, и Брук со своей семьей, и я украдкой наблюдал за ней и ее братом: они надели на палки по сосиске и подошли к костру. Брук улыбнулась и присела рядом со мной, а ее брат – по другую сторону от нее. Они держали свои палки над углями в центре костра, где все еще плясали язычки пламени, и мне понадобилось какое‑ то время, чтобы заговорить с ней.

– Попробуй здесь, – сказал я, – показывая щипцами на одну из груд угля. – Здесь лучше прожарится.

– Спасибо, – сказала Брук и показала на это место Итану.

Они переместили свои сосиски, которые сразу начали поджариваться.

– Ух ты! – воскликнула Брук. – Вот это здорово! Ты хорошо разбираешься в огне.

– Четыре года в бойскаутах‑ волчатах, [22] – сказал я. – Это единственная известная мне организация, которая по‑ настоящему обучает мальчишек готовить на огне.

Брук рассмеялась:

– Ты наверняка получил значок «Заслуженный поджигатель».

Я хотел и дальше говорить с ней, но не знал, что сказать: я и без того слишком много наговорил на Хеллоуине. Не исключено, что я ее напугал, и мне не хотелось сделать это еще раз. Но, с другой стороны, мне нравился ее смех, и я хотел услышать его снова. В любом случае, подумал я, она же пошутила по поводу поджигателей, может, и мне удастся пошутить, не нагнав на нее страху.