Аннотация 18 страница

Немного смущала обстановка — давно не отдыхал по-человечески.

На хуторе действительно жили несколько семей. Пожилые пары, лет по шестьдесят–семьдесят. Старики держали огороды, птиц, овец, коз. Даже свой хлеб пекли. Им хватало. На хутор заезжали боевики из разных группировок, ночевали, обедали, отдыхали. Хуторяне никому не отказывали. Снабжали продуктами, обстирывали, хорошо обустраивали на ночь.

Бандиты хозяев не обижали, платили за продукты, даже привезли дизель-генератор, чтобы обеспечивал электричеством. Расчет простой — удобное место для отдыха, зачем его губить. Да и взять со стариков нечего. Тот факт, что на хутор заворачивали и военные из Рутии, никого не смущал. Вряд ли хозяева могли отказать им.

Так и жили. Подобных селений в Зоне было несколько, Нэд побывал в одном таком. Хотя воспоминание о вояже нельзя назвать приятным — их едва не убили.

Седой распределил людей по домам, расставил машины под навесами и дал отдых до девяти утра. Троих беглецов поселили в одном доме. Хозяйка — пожилая женщина — накормила их, постирала грязную одежду. Мечиславу дала травяного отвара на спирту, и тот быстро уснул.

Дора взялась ей помогать, немного ожила и даже смогла впервые улыбнуться, когда старая женщина похвалила ее…

Сон не шел. Мрачные мысли бродили в голове, на душе было пакостно. Опасность со всех сторон: банды, армия Ругии, мятежники. Некуда податься маленькому человеку, потерявшему не только память, но и относительно спокойную жизнь в Кахове. Война перечеркнула все. Теперь не отсидишься в поселке, если он еще стоит.

Он разложил на столе бумагу и чистил пистолет. Автомат висел на спинке стула, уже вычищенный. Протирая детали, Нэд вспоминал события последних дней. И недовольно хмурил брови.

Человек, живущий несколько месяцев под угрозой смерти, со временем перестает так остро чувствовать страшное дыхание костлявой старухи за спиной. И воспринимает ежедневный риск как нечто неизбежное. Он снижает внимание, теряет бдительность, реакцию. Попросту говоря, тупеет. Накапливается огромная усталость, появляется равнодушие к собственной жизни. Рано или поздно он допускает ошибку и гибнет.

На войне личный состав на передовой постоянно сменяют, чтобы дать человеку возможность отдохнуть, пожить в относительно нормальных условиях. Вернуть ему прежнее состояние. Без этого потери начнут зашкаливать за все мыслимые нормы.

Зона хуже передовой. Здесь нет тыла, здесь ударить могут в спину. Здесь нельзя расслабляться ни на час. Даже на базах боевиков нельзя чувствовать себя спокойно. Авиация Ругии хоть и редко, но делает налеты на места дислокации банд.

Боевики, живущие годами в таких условиях, находят спасение в спиртном, наркотиках, женщинах. Но этого мало, и они устраивают гладиаторские бои, наслаждаются пытками пленников. Неуравновешенная психика, темные наклонности характера и окружение, состоящие из таких же оголтелых особей, способствуют разжиганию страстей.

Закон стаи, закон толпы здесь правят бал. Человек, от природы не агрессивный, попадая в стаю, автоматически подлаживается под всех, со временем становится как все. Как все, он убивает, грабит, насилует, стервенеет на «забое». Как все, он в конце концов погибает под пулями конкурентов. А на его место приходит другой. И так постоянно. Замкнутый круг…

Возвратная пружина с натягом встала на ствол, затворная рама скользнула на место. Нэд опустил спусковую скобу, щелкнул спусковым крючком, вставил магазин, дослал патрон в патронник и поставил пистолет на предохранитель. Сунул «стечкин» в кобуру. Вышел на кухню, где горела тусклая лампочка, помыл руки, вытер о старое полотенце. Взял со стола кувшин и сделал несколько глотков.

Хозяева спали в своей комнате. Постояльцев разместили в двух других. Мечислав забылся тяжелым сном в гостиной. Дора легла там же, на узком диване за цветной ширмой. Нэду отдали небольшую комнатку с удобной широкой кроватью. Когда-то здесь жил сын хозяев. Где он теперь, старики не знали и сами.

Нэд поставил кувшин на стол и пошел обратно.

Бандиты, мятежники — это ладно. А вот гости из другого мира — проблема, висящая дамокловым мечом над головой. Фантастика, ставшая реальностью. Страшный сон наяву. Что с этим делать?..

Тихо скрипнула дверь, луч света выхватил край зеркала, бросил отражение на ноги Нэда и исчез.

Он машинально потянул пистолет из кобуры, потом рассмотрел визитера и опустил руку.

— Не спится?

— Нет…

— Как себя чувствуешь?

— Так… словно снотворного наглоталась…

Дора прошла ближе, мягко села на кровать. На ней была тонкая ночная сорочка, одолженная хозяйкой из своих запасов, на плечах теплая шаль. Подол сорочки едва доходил до колен, оставляя на виду стройные ноги.

Мысли еще витали вокруг пришельцев, и он невпопад сказал:

— Мечислав спит?

— Угу… — Ее голос звучал глухо, словно она с трудом выговаривала слова. — Температура немного спала. Отвар помог.

Дора повернулась к нему, в больших глазах искоркой вспыхнул свет лампы.

— Я не помешаю?

— Да ладно… то есть я хотел сказать… нет. — Поняв, что несет чепуху, поправился:. — Извини, я совсем не соображаю, что говорю. Чаю хочешь? У меня тут целый чайник. Или настойки? Крепкая, но сладкая…

— Да нет.

После смерти репортеров это был их первый разговор, и Нэд боялся неосторожным словом ранить ее. Молча смотрел на гостью, не зная, что и думать.

Дора поправила шаль на плечах, вопросительно глянула на него, смущенно опустила голову. Ей захотелось поговорить с Нэдом — о чем угодно, просто поболтать, побыть рядом. Лежать на диване и смотреть в темноту было невыносимо. Перед глазами еще стояла страшная картина горящей машины и обуглившийся труп Рэма. Она гнала от себя воспоминание, но картинка не уходила.

Минуту они просидели молча, слушая тиканье старых настенных часов и лай собаки за околицей. Слабая лампочка лампы бросала на стену причудливые тени в виде замысловатых узоров, при пристальном взгляде можно было различить фигурки людей и лошадей.

— Тебе неприятно со мной?

— Что? С чего ты взяла?

— Куда мы едем?

— Не знаю. Подальше от Зоны. Наверное, в Ламакею.

— Почему в Ламакею? Можно и в Ругию.

Нэд пожал плечами, смолчал. Он не мог сказать, что в Ламакее надеялся спрятаться от рук пришельцев.

— А я вернусь обратно. В Дамас.

— А что там?

— Студия, работа.

— Пойдешь обратно на телевидение? После всего? Извини…

Дора вздрогнула, поправила шаль, сползшую с плеча. На лице отразилась мука. Нэд подумал, что она заплачет, но Дора только прерывисто вздохнула.

— Я не могу бросить дело. Тим и Рэм погибли… кто-то должен продолжать. Знаешь, я долго добивалась этого.

— Поездки в Зону?

— Нет, я имею в виду работы здесь, на полуострове. Два года назад я окончила факультет журналистики в столице. Знаешь, наверное, АРГУ?

Нэд пожал плечами.

— Арландский государственный университет. Самый престижный вуз страны. Родители прочили карьеру международного обозревателя, работу за рубежом, высокую зарплату, потом должность на центральном телевидении…

Она вздохнула, ладонью вытерла слезу, посмотрела на Нэда.

— А я мечтала приехать сюда. Смотрела каждый выпуск «Хроник Зоны», завидовала Тиму. Знаешь, какой у него авторитет среди профессионалов? Сколько раз хотели нас закрыть, а он отстаивал. И Оридж помогал…

— Кто это?

— Драгомир Оридж, руководитель канала. Они работают уже шесть лет.

— И ты приехала сюда?

— Да. Прямо к Тиму. — Она опустила голову, неуверенно улыбнулась. На щеках выступил слабый румянец. — Я знаю, многие думают, будто мы с ним… ну… что он мой любовник.

Нэд сдержал усмешку. «Многие» — это весь Ламакен. Но глянул на девушку и сдержал замечание.

— Это не так! — Она глянула с вызовом. — Он и я… никогда. Он мне как брат. Был…

Дора всхлипнула, прижала руки к лицу. Нэд встал, налил в стакан настойку и протянул Доре. Ты взяла, с трудом сделала несколько глотков, поперхнулась и надрывно закашляла.

— Он женат… на мой родной сестре. Беате. У них трагедия.

Дора подсела ближе, повела плечами, словно замерзла. Вопросительно глянула на Нэда, но тот смотрел в пол и не заметил ни жеста, ни взгляда.

— Она ведь была ведущей моделью столичного дома одежды. Ее постоянно приглашали на показы в Европу. Тим души в ней не чаял, любил. Ревновал сильно, но никогда не запрещал работать. Представляешь? Модель, мужчин вокруг сотни, все с деньгами, возможностями. Такие предложения делали…

— Она на тебя похожа?

— Что ты!.. — Дора слабо улыбнулась. От выпитого у нее заблестели глаза, и речь стала не такой трагичной. — Она гораздо красивее.

— Это невозможно.

Дора вновь улыбнулась, потаенно, смущенно. Вновь глянула на Нэда. Загадочно произнесла:

— Увидишь — оценишь.

Нэд кивнул. Не стал уточнять, что вероятность встречи близка к нулю.

— Любили они друг друга, — повторила Дора. — Она часто приезжала к нему. А однажды напросилась в поездку. Ну, он и разрешил… Снимали репортаж с блокпоста на границе с Зоной. А тут налет бандитов. Полиция вызвала подмогу, отбились. Но одна пуля попала Беате в ногу. Тим тогда обезумел. Вызвал вертолет, повезли прямо в госпиталь. Сделали операцию, потом вторую, в столице. Пулю вытащили, но нога отнялась. Задели нерв. И уже год, как Беата ходит с костылями. Представляешь — модель на костылях?

Нэд представил, перед глазами встала Дора в бикини и с уродливым костылем.

— Тим использовал все связи, возил ее за границу. Но никто не мог ничего сделать. Он весь почернел. Перевез ее к себе, каждую минуту бежал домой. Беата чуть не рехнулась. Гнала его, хотела развестись. Я долго ее успокаивала… Целый год! Молодая, красивая девушка с парализованной ногой.

— И что?

— Тим стал лезть на рожон. Бандитов ненавидит до смерти. Готов убивать голыми руками. Оридж запретил ему появляться в Зоне.

— Значит, с тех пор?..

Дора провела ладонью по ноге, тонкая ткань сорочки вырисовывала идеальной формы бедро. Стряхнула нитку и поправила край шали. Так же тихо продолжила:

— Месяц назад Беата уехала в столицу. А три дня назад, перед самым выездом, позвонила. Сказала, один хирург сделал ей операцию. Где-то услышала, что он творит чудеса, и попросила. Тот осмотрел, дал согласие… В общем, через месяц она сможет ходить. Просила не говорить Тиму. Хотела сюрприз сделать. Сделала… представляешь, когда она узнает, что Тим…

Выговорить «убит» Дора не смогла, всхлипнула, прерывисто вздохнула. Нэд вспомнил сноп огня, развалившийся в воздухе пикап и дикий крик девчонки. Ее искаженное лицо, безумные глаза и сжатые кулаки.

— А у Рэма осталась семья. Жена и дочь.

Видя, что девчонка на грани истерики, Нэд вновь принес настойку и почти силком заставил выпить. Ее зубы стучали о край стакана, часть настойки пролилась на сорочку. Она стряхнула капли нервным движением.

— Прости… я рассказываю. Вывалила на тебя все переживания… не сердись, ладно? Мне стало немного легче.

Нэд забрал стакан, отнес на стол. Дора завела руки за голову, встряхнула роскошные волосы, подняла их вверх и отпустила. Каштановая волна мягко упала вниз, легла на плечи, заиграла в свете лампы.

Она внезапно засмеялась.

— Знаешь, — в голосе скользнула истерическая нотка, — У меня был парень. Еще когда училась в столице. И он тоже. На дипломата. У него родители в министерстве работают, приготовили теплое местечко. Все шло к свадьбе. Там, в министерстве, предпочитают женатых. Чтобы за границей меньше гуляли налево. Нас считали подходящей парой. Он красавец, спортсмен, выступал за сборную института по теннису. Восходящая звезда отечественной дипломатии…

Голос упал до шепота, в нем зазвучала плохо скрытая ярость и обида.

— А как узнал, что я хочу ехать сюда, так спятил. Кричал, что я сумасшедшая, коли еду в мясорубку. Что меня убьют. А когда понял, что ничего не изменить, сказал…

«Она ни разу не назвала его по имени, — подумал Нэд. — Так ненавидит. Забыть не может и простить тоже…»

— …Сказал, что я и Тим… что тот себе походную шлюху нашел. Я не удержалась, залепила ему пощечину. Ну и он… ударил меня. А Тим тогда у нас с сестрой был. Как врезал ему! Тот в крик, в полицию заявил… — Дора закрыла глаза, замотала головой. — Извини, не могу больше. До сих пор помню его крик. Я и не думала, что он так может ругаться. Как скот!

Она на ощупь нашла его руку, сжала своей. Потом ткнулась лбом в его плечо.

По коже Нэда давно пробегала легкая дрожь, пальцы покалывало. Нелегко сидеть рядом с полуобнаженной красавицей, такой ласковой и доступной. Он сдерживал себя, понимая, что она пришла выговориться, снять камень с души. Но он же мужчина, не бревно бесчувственное!

Когда ее горячие пальцы тронули руку, он слегка вздрогнул. Пытка. Дора, видя, что неподвижен, отстранилась, взглянула в его глаза.

— Прости. Я не хотела… это нечаянно вышло. Расклеилась совсем. — Улыбка вышла ненатуральной, жалкой. — Спать тебе не даю. Я, наверное, пойду.

Она сделала движение встать, сказала:

— Пока…

И в этот момент он ее поцеловал. Большие руки обхватили хрупкие плечи, губы ласкали тонкую шею, скользили по груди и возвращались к раскрытым горячим губам.

Она выгнула спину, тихо застонала, пальцы обхватили его голову, гладили мягко и нежно. Когда сорочка и шаль упали на пол, Дора на миг замерла, словно перед прыжком в омут, потом подалась навстречу, приникая к широкой груди.

Два тела словно намагниченные прижались друг к другу. Нэд осторожно, едва касаясь, покрывал поцелуями ее тело, чувствуя, как она дрожит от волнения и страсти. Она отвечала, жадно и со странной силой. Потом потянула его на себя, широко развела ноги и едва слышно прошептала:

— Пожалуйста, ну пожалуйста… сейчас.

На стене у широкой кровати под тихую музыку старых пружин, страстного стона и горячего шепота плясали резкие тени, подчиненные единому ритму…

Утром Дора тихо выскользнула из кровати и убежала. Нэд проснулся от стука двери, несколько минут лежал неподвижно, вспоминая бурную ночь.

Солнце — единоличный властитель неба — било в окно, преломляло лучи в зеркале и слепило глаза. Нэд вскочил, быстро оделся, по привычке нацепил кобуру и пошел умываться.

Хозяева давно встали, старик ушел на улицу, его жена тихо возилась у плиты. При виде постояльца поздоровалась и выставила на узкий стол две широкие тарелки, хлеб в плетенке, зелень и бидон с квасом.

— Спасибо, бабушка. А где мои друзья?

— Девка во дворе, а мужик лежит. Я ему поснидать снесла. Он ходить-то толком не может.

— Спасибо…

Хозяйка одарила его далеко не ласковым взглядом, молча повесила на спинки стула вышитые полотенца, напоследок глянула на бороду, длинные волосы, шепнула под нос и зашаркала прочь.

Нэд хмыкнул, подошел к умывальнику. Жители, конечно, боевиков обслуживают, но не любят точно. Ишь как смотрят!

Около старой печки на веревке висели его куртка и майка. Постиранные и высушенные. Кроссовки оттерты от грязи, стоят возле двери.

В тарелках была яичница со шкварками и луком, запах шел одуряющий. Голодный желудок сжался от нетерпения, по горлу прошел спазм. Нэд налил из бидона квас в два стакана, взял вилку и посмотрел на дверь — хотел подождать Дору. Но та появилась, только когда у Нэда лопнуло терпение. Он резал первый кусок, когда хлопнула дверь. Не прерывая движения, повернул голову и замер.

Одетая в легкий сарафан с открытой спиной и коротким подолом, с копной роскошных волос, свежая, красивая, она завораживала походкой, жестами, строгим лицом. Неужели это совершенство было ночью с ним?..

Нэд кашлянул, положил вилку и улыбнулся.

— Доброе утро. Как самочувствие?

Дора нахмурилась, буркнула что-то невразумительное, рывком выдвинула табуретку и села напротив. Резким движением взяла вилку и стала ожесточенно резать яичницу на части.

— Что с тобой?

— Ничего… ешь давай. Я видела Седого, он сказал, что через час хочет выехать.

— Я тебя обидел?

— Дора!

Она кинула на него короткий взгляд, смутилась и опустила голову. В поведении сквозила неуверенность и какая-то досада. Нэд заметил сжатые губы, сощуренные глаза и слезу у ресницы.

— Я, видимо, что-то сделал не так. Прости, пожалуйста. И не дуйся на меня.

Дора не ответила, осторожно откусила кусочек и стала есть. Нэд пожал плечами, хмыкнул и последовал ее примеру.

Яичница была превосходна, зелень свежая и сочная, квас холодный и вкусный, хлеб душистый. Простая сытная деревенская пища, без химикатов и добавок, от которой прибавляет сил и здоровья.

Ели в полной тишине, даже не глядя друг на друга. Нэд не хотел решать ребусы женской логики, а Дора, чем-то озабоченная, упорно молчала. Может, считала, что он должен сам догадаться.

Они допивали квас, когда в дом вошел Седой. Кивнув, сразу спросил:

— Готовы? Скоро поедем.

— Всегда готовы, — машинально ответил Нэд. — Куда путь держим?

— К Желтым Пескам. А там в Лахотск. Здесь нам сейчас делать нечего.

— Я в Ламакею не поеду, — подала голос Дора.

Седой пожал плечами, как бы говоря: твое дело, мы не неволим.

— Сколько до форпостов отсюда?

— По прямой километров двадцать пять. Дорога накрутит еще пять–шесть.

Дора откинула челку со лба, с вызовом спросила:

— Вы меня, конечно, туда не довезете?

Седой глянул на Нэда, хмыкнул, в задумчивости почесал лоб.

— Ясно… придется самой…

— Какой самой?! Ты и километра не пройдешь, — вставил Нэд.

— Ну, как выйдет. Мужчины боятся…

— Послушай, милая, — перебил ее Седой. — Здесь не парк свиданий и не фонд попечителей. Нечего строить из себя слабую обиженную особу. Никто тебя не гонит. Хочешь — езжай с нами. Доставим в лучшем виде… если сами доедем. Из Ламакеи легче попасть на форпост, чем из Зоны. Не хочешь — решай свои проблемы сама.

Дора фыркнула, с вызовом посмотрела на Нэда.

— Ну а ты? Поедешь к мятежникам? Один?

Нэд не ответил, встал из-за стола, многозначительно посмотрел на Седого и вышел из дома. Прошел во двор, где копался хозяин, чинивший скамейку.

Хлопнула дверь, на крыльцо вышел Седой. Закурил, глубоко затянулся и тонкой струйкой выпустил дым. Блеснул зубами.

— Язва она еще та.

Они прошли чуть дальше, чтобы хозяин не слышал разговора.

— Вы точно пойдете в Пески?

— Да. У нас другого выхода нет. Потом через Ушкур к границе, и все.

Нэд кивнул, поковырял кроссовкой землю.

— У меня в загашнике пятьсот штук зелени. Половина заказчика. Я не стану рисковать ими и своими ребятами ради того, чтобы доставить взбалмошную репортершу куда ей заблагорассудится. Даже не проси.

— Я и не прошу. Покажешь по карте дорогу к форпосту.

Седой стряхнул пепел с сигареты, повернулся к нему:

— У тебя с головой все в порядке? На юг сейчас не пройти. Первым делом всегда перекрывают пути к Ламакее, чтобы противник не смог помощь получить. Тебя шлепнут за десять километров от Хотога.

— От чего?

— Хотог — город, ближняя база армейских форпостов.

— Я попробую…

— …сказал слепой, садясь за руль. Я смотрю, тебе память напрочь отбило, если забыл, что такое — передел в Зоне! Видишь там лес?.. За ним начинается степь. Ровный стол земли. Два озерца, маленькое болото, и все. А вокруг только травы. Так, небольшой кусочек Дикого поля. Ни спрятаться, ни свернуть. Все как на ладони.

Нэд задумчиво смотрел вдаль, словно пытался за далекой стеной леса разглядеть степь. Седой бросил окурок, сплюнул, вытер губы платком. Глянул по сторонам.

— А на западе степи нет?

— Почти нет. Только вокруг Песков. Но там пойдет гористая местность. Так себе горы, холмы, собственно. Но спрятаться всегда можно. Да и боевики Тивера снуют — охраняют землю. Сейчас уж точно все перекрыли.

Нэд отвел взгляд, вздохнул. Перспективу Седой нарисовал мрачную. Никто не станет разбираться, что за гости. Шлепнут, скинут труп с дороги, и все дела. Мечислава добьют, оставят Дору — для забавы. Ее, похоже, мечтает заполучить каждый бандит Зоны. Как она только отважилась поехать сюда. Самоуверенная чертовка…

Он вдруг вспомнил ее прошлой ночью. Страстную, покорную, тающую в его руках, неутомимую, жадную до ласк… Что с ней утром творится?..

Бросить одну невозможно — он этого никогда не сделал бы и раньше, а теперь и подавно. Но что делать?..

— Дорога до Хотога одна?

— Нормальная одна. Есть еще заброшенный грейдер, но он здорово искорежен. Когда-то по нему мятежники отводили войска, ну, ругийцы и разбомбили. Проскочить можно, но велик риск налететь либо на мину, либо на бандитов. И потом, грейдер в конце сворачивает к трассе. И на развилке уж точно кто-то дежурит.

— А трасса ведет к Хотогу?

— К Ностару. Это километров семьдесят восточнее.

— Зачем такой крюк? Хотог ведь ближе?

— Ну, это ты у армейцев спроси, они маршрут прокладывали… Видимо, потому что Хотог стоит на самой границе форпоста. Там склады ставить опасно — могут напасть. А Ностар километрах в трех от линии укреплений.

— Ночью боевики тоже на дороге сидят?

Седой пожал плечами.

— Когда как. Если ждут добычу — да. А так могут поставить тээмку и уйти. Ты что, решил-таки идти к Хотогу?

Теперь Нэд пожал плечами. Глянул на часы.

— Можно попробовать. Одна машина — не добыча. Нас ловить — спугнуть серьезную дичь. Проскочим ночью. Сам говоришь — степь. Дорога широкая, не обязательно по грейдеру ехать.

Седой посмотрел на него, как на больного. Чуточку раздраженно сказал:

— Ты хоть раз здесь был? Ах да, память!.. Ровная как стол — для танка или БТРа. Лучше для вертолета. Я же говорил, были бомбежки. Колдобины еще те. Днем ладно, а ночью влетишь в воронку на полной скорости, и все.

— Поеду медленно.

— Медленно — это километров пять в час… Слушай, ты нормальный парень. Чего этой кукле потакаешь? Пусть болтает что угодно. Она в жизни не видала, что бывает с пленницами боевиков. Ее здесь каждая собака знает, мужики слюни пускают, когда телевизор смотрят. Да на части порвут еще у машины. А довезут на базу — за день затрахают до смерти. А вас шлепнут тут же, не сходя с места. Пойми — это не шутка. В степи сейчас война. Разведчики банд шныряют, одна-две машины. Налетят, постреляют, кинут по паре гранат и врассыпную. Кто следующих искать, кто раны зализывать и приятелей хоронить. И так каждый день!

Нэд молчал. Слушал, искал варианты, пути, способы проскочить незаметно… и не находил. Седой прав. И не в дороге дело, а в сумасбродной девчонке. Некуда ехать, и баста! У нее крыша после Дологона поехала, лезет в руки бандитов и всех тянет. А он, дурак, уши развесил!..

Седой закурил по-новой, глянул на часы, перевел взгляд на стоящие под навесом грузовики. Водители уже сновали возле них, проверяли колеса, смотрели моторы. Охрана куда-то умотала, не видно.

— Есть еще один вариант, — сказал он вдруг. — Трасса в пятистах метрах. Армейские колонны сюда часто заезжают, если охрана большая. Минут сорок–пятьдесят отдыхают — и дальше, к Ностару. Колонны ходят раз в два месяца туда и обратно. Можно дождаться их, судя по срокам, они со дня на день приедут.

— В такой ситуации могут и не послать никого.

— Вряд ли. Снабжение у форпостов только из Ругии. Есть, пить надо. Боеприпасы, горючее и так далее. Охрану удвоят или утроят, но колонна пойдет.

— Сидеть здесь? Это еще хуже. Ладно. — Нэд решительно развернулся. — Пойдем.

Седой усмехнулся:

— Верно. Нечего ее слушать. Баба должна знать свое место и слушать мужика.

Нэд вскинул брови, вопросительно посмотрел на Седого. Тот хмыкнул, растянул губы.

— Не строй такую рожу. Я не слепой, видел, как она на тебя в доме смотрела. И не делай вид, что вы только воздушные поцелуи друг другу посылаете.

— Кхм…

Они прошли к дому. К ним подошел Кнут.

— Когда поедем?

— Минут через пятнадцать. Как машины?

— Нормально, только Велимиров «союр» совсем накрылся. Разве что на буксире тащить.

— Пойдем посмотрим. — Седой хлопнул Нэда по плечу. — Собирайся. Скоро выезжаем.

Мечислав сидел на кровати и с трудом натягивал брюки. По наморщенному лбу катились крупные капли пота, глаза сощурены, с губ ежеминутно слетает крепкое словечко. Увидев Нэда, он откинулся назад и стал застегивать ремень.

— Как самочувствие?

— Спасибо, хреново.

Нэд сел рядом, пытливо глянул на друга. Тот был красным, словно из парилки, с выпученными глазами и раскрытым ртом, однако он двигался, медленно, но двигался. И сознание терять не спешил. Помог бабкин отвар.

— Чего смотришь, я не красна девица.

— Встать сможешь?

— Встать и пару шагов сделать по стеночке. Побегу впереди вас.

Нэд хмыкнул — к Мечиславу вернулась язвительность и ирония. Оживает.

— Дора где?

— С бабкой о чем-то говорит. Во дворе или на кухне.

— Нет их там.

— Тогда не знаю. Твоя девка, ты и смотри за ней.

— Черт! — И этот знает. — С чего ты взял?

Мечислав застегнул пряжку ремня, подвинулся к краю кровати и опустил ноги вниз. Глянул на растерянного Нэда, блеснул зубами.

— Посмотрел. Сначала на нее, потом на тебя. Я таким же был перед свадьбой.

— Каким таким?

— Идиотом с глупой рожей.

— Ладно, оставим это. Скоро выезжаем.

Нэд помог Мечиславу встать, довел его до стола и усадил на диван. Тот жадно вдохнул свежего воздуха, глянул в открытое окно. Щеки были еще бледными, но нездоровый блеск из глаз ушел. И синяки исчезли. Ему бы недельку поваляться на койке — и все лечение.

— Куда едем?

— Через Пески и Ушкур в Лахотск.

— Мать ее! Это же Ламакея. Не очень-то мне хочется туда лезть.

— С чего так?

Мечислав поморщился, потрогал ногу. Помедлив, ответил:

— Там хоть и не Зона, но хорошего мало. Те же бандиты, только в погонах и вроде как цивилизованные. Новое государство строят.

— Нам-то что? Отдохнем, осмотримся, а там решим. Главное — доехать.

Мечислав отрицательно помотал головой.

— Слушай, ты как Дора — хочу, не хочу!.. Ну некуда нам податься. Некуда! Обратно в Ругию не проскочим.

— А форпосты? До них рукой подать.

— Только ноги протянуть можно. Не доедем мы до форпоста одни. А Седой с нами не поедет, у него свои планы. Так что выхода особо нет.

Оперевшись на подлокотник, Мечислав медленно встал, осторожно перенес вес тела на раненую ногу. Нэд подал ему толстую палку, тот взял, сделал шаг. Охнул, раненая нога подломилась, он едва не упал, но устоял, опустив руку на стол.

— Не держат подставки…

— Хватит экспериментов. Рано еще прыгать.

— Ладно, Лахотск так Лахотск. — Мечислав сел обратно, постучал палкой по полу. — Но с Дорой тебе придется повозиться.

— Угу. — Нэд встал. — Пойду возиться. А ты сиди пока. И не вздумай из дома выходить. Скороход…

Дора оказалась на кухне. Стоя у раковины, что-то мыла. Лицо опущено, виден нежный овал лица, сочные губы, длинные ресницы. В домашнем сарафанчике, занятая работой, она была необычайно мила и обворожительна.

Нэд несколько секунд смотрел на нее, любуясь, потом кашлянул.

— Ты еще не готова? Мы скоро выезжаем.

Она чуть повернула голову, мягким жестом поправила сбившуюся на лоб челку, взглянула на него. В руках держала огурцы, уже уложенные в целлофановый пакет. В дорогу собирала.

— Переодевайся.

— И куда едем?

— В Ламакею. Через Желтые Пески.

Нэд ожидал взрыва эмоций, но Дора молчала. Упрямо опустила голову, но молчала. Сообразила наконец?

Он подошел ближе, не в силах сдержаться, обнял за обнаженные плечи, поцеловал в висок. Потом в щеку, коснулся краешка губ.

Дора чуть отстранилась, положила пакет на стол, встала к нему лицом.

— Нэд, прости меня. Я на тебя накричала… Мне… понимаешь, у меня никого не было с тех пор, как… после той ссоры. А вчера я сорвалась, вела себя как дура. Не по себе…

— Ты сейчас ведешь себя как дура. Чего ты выдумала?

— Я использовала тебя…

— В качестве племенного быка? — улыбнулся Нэд. — Не говори чепухи.

Он накрыл ее губы своими, прижал к груди. Дора ответила, но неохотно, быстро высвободилась. Взглянула в его глаза, словно окатила голубой волной.

— Глупая девка, сама уложила в постель.

Нэд вздохнул — логика женская непостижима.

— Тебе было плохо?

— Что ты…

— Тебе плохо сейчас? Голова не болит? Спина? Грудь? А?..

Он шутливо коснулся живота, ладонь скользнула ниже.

Дора шлепнула его по руке, покраснела, потом рассмеялась. Хмурое выражение исчезло.

— Значит, здорова, — констатировал Нэд и сказал уже серьезно: — И давай об этом больше не будем. Все отлично. Это нормальные отношения мужчины и женщины, никого мы не задели, никого не оскорбили. Я буду рад, если последует продолжение. Ты как?

Дора в ответ поцеловала его, отступила назад.

— Глупенький. Мне было хорошо с тобой. Знаешь, я давно не спала так спокойно. Словно в детстве. Только… Нэд, только выслушай. Я не хочу ехать к мятежникам.

— Это ненадолго. Мы найдем способ переправить тебя и Мечислава в форпост. Не проблема.

— А ты? — Она пытливо глянула на него. — Ты разве не вернешься?

Нэд замолчал, не зная, что сказать. Он не успел придумать, что делать дальше, но возвращаться в Зону даже на время не хотел. Здесь были охотники из другого мира, и второй раз играть в догонялки опасался.