Ирина Волкова 8 страница

— К твоему сведению, моя бабушка была немкой, — объяснил Гарик.

— Чеченские террористы? Какое отношение Альберто имеет к чеченским террористам? — вмешалась Мириам.

— Никакого, — тяжело вздохнув, сказал Хосе Мануэль.

— Да, комнатенка не ахти, — вздохнула Маша, окидывая взглядом беленые стены и три металлические кровати с ватными матрасами.

— Не привередничай, — сказал Джокер. — Конечно, это всего лишь частный сектор, но здесь по крайней мере мы не будем привлекать к себе внимания.

— Не смей делать мне замечания, — возмутилась Арлин. — Не забывай, что я теперь здесь единственный мужчина, так что вы, бабы, помалкивайте.

— И женщины еще смеют трубить о мужском шовинизме! — воскликнул Джокер. — Вы только посмотрите, надела мужской костюм — и нате вам — Гитлер в юбке!

— Не ссорьтесь, — вмешался Альберто. — Я никак не могу запомнить, как нас теперь зовут.

— Ох, уж эти мужчины, — вздохнула Маша. — Я — Алексей Васильевич Ложкин, Вася — Лидия Сергеевна Мамыкина, а ты — Джейн Стоун, моя английская подруга.

— До чего же у вас, русских, сложные имена, — вздохнул Альберто. — И за что мне такая мука?

— Ничего, зато из тебя получилась отличная женщина, братишка, — ободрила его Маша. — Дай-ка я подправлю тебе макияж. Говорят, «Серебряная пуля» — шикарное заведение. Этот Генсек, или как его там, чуть ли не каждый день там ошивается. Жаль, я не могу надеть мини-юбку.

— Зачем тебе мини-юбка? — усмехнулся Джокер. — Ты что, забыла, Папа Сочинский сказал, что Родин предпочитает юношей. Уверен, что ты как раз окажешься в его вкусе. Свежая кожа, голубые глаза, невинное личико. Главное, не забудь вдеть сережку в левое ухо.

— Иди к черту, — сердито фыркнула Маша.

— Босс, подойдите к телефону, — сказал мужчина с хриплым голосом. — Там звонит какой-то чеченец и хочет поговорить о Сером Кардинале.

— Да ну! — воскликнул Папа Сочинский, хватая трубку. — Слушаю, — сказал он.

— Дать мне десять тысяч доллар, мой отец спасать Степан Кашкин, — произнес в трубке ломающийся голос подростка.

— Хорошее предложение, — заметил Папа Сочинский. — А как я узнаю, что это правда?

— Степан Кашкин просил передать: голубое в полосочку, Красная Поляна, полтретьего ночи, полштуки за кордебалет.

— Отлично. Считай, что мы договорились. Я пришлю за тобой машину. Скажи, где тебя отыскать.

Когда Папа Сочинский дал отбой, мужчина с хриплым голосом повесил трубку параллельного телефона и, немного помявшись, спросил:

— Простите, босс, а что означает «голубое в полосочку»?

— Всего лишь прекрасные воспоминания, — мечтательно улыбнувшись, сказал Папа Сочинский. — Прекрасные воспоминания молодости.

* * *

— Мне кажется, Волк не слишком доверяет нам, — сказал Стрелок.

Леонид Борисович Родин задумчиво посмотрел из окна кабинета на заходящее солнце, отражающееся в голубой воде бассейна.

— Чеченцы никому не доверяют, даже собственной матери, — заметил он. — Это их обычное состояние. Мы с Волком провернули не одну подобную операцию, и он всегда получал причитающуюся ему долю. Так в чем же дело сейчас?

— Волк считает, что вы платите ему слишком мало.

— Полмиллиона долларов — это мало?

— Смотря в каком случае, — дипломатично улыбнулся Стрелок. — Похоже, Махмуд Дарасаев навел справки о Сером Кардинале. Не знаю, что ему известно, но думаю, он догадывается, что на выкупе можно получить гораздо больше.

— И как ты думаешь, что он собирается делать?

— Он может попытаться сам получить выкуп.

— Для него это не так-то просто. Кашкин далеко не глуп, и он потребует гарантий, которые Волк не сможет ему дать. Кроме того, Дарасаев не слишком смыслит в банковских делах. Один он не справится.

— Он может нанять экспертов, — заметил Стрелок.

Генсек смерил его яростным взглядом.

— Я и есть эксперт, а ты посредник, — раздраженно сказал он. — И твоя задача состоит в том, чтобы операция прошла без сучка без задоринки. Ты лично отвечаешь за это, а ты знаешь, что я не терплю провалов.

Стрелок с трудом подавил поднимающуюся в его душе волну ярости. Он не выносил, когда на него повышали голос, но процент за сделку был велик, а вступать в конфликт с Родиным было слишком опасно.

— Может быть, повысим его ставку? — спросил он. — Мы можем попросить у Кашкина вместо десяти миллионов долларов двенадцать и дать Волку пару миллионов.

— Ты просто идиот! — рявкнул Генсек. — Я никогда не меняю своего решения и никогда не иду на уступки. Именно поэтому я стал тем, кто я есть, а ты, при всем твоем десантно-спецназовском гоноре, работаешь на меня и будешь лизать мне ботинки, если я прикажу. Кроме того, я знаю активы Кашкина. Больше десяти миллионов наличными он сейчас не сможет перекачать со счетов. Основные его капиталы вложены в предприятия и в ценные бумаги, хранящиеся в сейфах западных банков. Так что побереги свои мысли при себе.

Ярость перекосила лицо Стрелка, но и на сей раз он сдержался.

— Но ведь десять миллионов долларов — это лишь крошечная часть состояния Серого Кардинала, — заметил он. — Стоит ли отпускать его после того, как он окажется в наших руках?

— Я не нуждаюсь в твоих советах, — жестко оборвал Родин. — Кстати, как там дела у Рябого? Он еще не напал на след маркиза?

— Насколько мне известно, нет.

— Если завтра к вечеру он не отыщет Альберто де Арнелью, ликвидируешь его, но так, чтобы перед смертью помучился, — приказал Генсек. — Можешь отстрелить ему член, сделай пару выстрелов в колени, в живот, а потом уже можно и добить.

— Хорошо. Как пожелаете, — сухо произнес Стрелок.

* * *

Снусмумрик, лежа в кустах, тихо похрюкивал от удовольствия. Один из рядовых подчиненных Папы Сочинского, Снусмумрик был мал ростом, хил, труслив и инфантилен. В жизни его радовали только две вещи — книги о Муми-тролле, которые в детстве читала ему любимая бабушка, и электроника. В деле взламывания электронных систем защиты и создания систем слежения и подслушивания Снусмумрику не было равных в Краснодарском крае.

— Технический прогресс, едрена вошь, — приговаривал он, ласково поглаживая установку дистанционного лазерного подслушивания. — Ох и порадую я Папу Сочинского! Да за такую информацию он мне как минимум штуку баксов отвалит!

Снусмумрик с нежностью посмотрел на вращающиеся катушки крошечного диктофона, записывающего разговор Генсека и Стрелка. Снусмумрик был счастлив.

— А ведь неплохое заведение, — заметил маркиз де Арнелья, с любопытством окидывая взглядом интерьер «Серебряной пули». — Вполне европейского уровня.

— Вам столик на троих? — услужливо спросил вышколенный официант.

Маша кивнула в ответ.

— Да, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал как можно ниже.

— Пройдите, пожалуйста, в следующий зал, — предложил официант. — Вы можете занять столик у окна.

— Похоже, Родина еще нет, — заметил Джокер, когда официант, приняв заказ, степенно удалился.

— Что ты пищишь, как полузадушенный кенар, — недовольно скривилась Арлин. — По-твоему, женщины разговаривают таким голосом?

— Разговариваю, как могу, — возразил Вася. — Я не напрашивался в женщины.

— Конечно, мужчиной быть куда лучше! — недовольно проворчала Маша. — Как же, мужчины — хозяева жизни!

— Сестренка, может, ты оставишь на время свои феминистские декларации, — примирительно предложил Альберто. — К тому же сейчас ты у нас представитель сильного пола. Давай лучше обсудим, как мы будем действовать. Мы ведь так и не успели выработать окончательный план.

— Будем действовать по ситуации, — усмехнулся Джокер. — Как объяснил Папа Сочинский, Генсек весьма падок до красивых юношей. Так что Маше в ее новом мужском обличье остается только соблазнить его, а затем, когда они окажутся одни в романтической обстановке, вколоть ему в зад сыворотку правды и выяснить все о делах Альберто и твоего отца. Кстати, ты не забыла шприц с пентоталом натрия, который дал тебе наш дорогой покровитель?

— Он у меня в барсетке вместе с сотовым телефоном, — недовольно отозвалась Арлин. Внезапно ее охватила злость. — Сами этого урода охмуряйте, — прошипела она. — Я вам не проститутка и не какая-нибудь Мата Хари. Вы мужики, вот и снимайте его. Нечего меня в самое пекло совать. Да этот ваш Генсек уродливее свиньи, мутировавшей после Чернобыля. Я уж насмотрелась на его фотографию у Папы Сочинского.

— То была фотография пятилетней давности, — заметил Вася. — Может быть, с тех пор он похорошел.

Маша наградила его убийственным взглядом, но промолчала.

— Папа Сочинский сказал, что знает методы Родина, — вмешался Джокер. — Скорее всего у него есть доказательства невиновности Альберто — или свидетельские показания, или фотографии убийства, или еще какие-то улики, — и он собирался предоставить эти доказательства в распоряжение маркиза в обмен на кругленькую сумму в долларах. Если бы нам удалось узнать, где Генсек прячет улики, мы могли бы попробовать выкрасть их. Папа Сочинский утверждает, что на него работают лучшие медвежатники России.

Их беседу прервал официант, разлив по бокалам вино и поставив перед каждым тарелку с закуской.

— А еда здесь тоже вроде ничего, — заметила Маша, поднося к губам хрустальный бокал.

Сидевший напротив маркиз с нечленораздельным вскриком ужаса вдруг выронил вилку и резво юркнул под стол, прикрывшись свисающими краями скатерти.

— Ты что, с ума сошел? — прошипел Джокер, наклоняясь к нему. — Ты же привлекаешь к себе внимание!

— В зал только что вошли Хосе Мануэль и Мириам Диас Флорес! — в отчаянии прошептал Альберто. — Не понимаю, откуда они взялись.

— Это что, твои знакомые? — спросила Маша и обернулась.

— Ой! — воскликнула она, рыбкой ныряя под стол к маркизу. — Там Костолом!

Вася, также разглядевший мужественный небритый профиль Гарика, с трудом подавил желание присоединиться к компании, но места под столом для него все равно уже не оставалось.

— Мы же переодеты! — спохватился он. — Вылезайте, да побыстрее, они нас все равно не узнают.

Маркиз и Маша смущенно уселись на свои стулья.

— Поверить не могу! — произнес потрясенный Альберто. — Просто не могу в это поверить!

— А кто это такие? — поинтересовалась Арлин.

— Мой друг-журналист и дочь деревенского сапожника, ныне фотомодель, которая жаждет выйти за меня замуж.

— А ты, конечно, не давал ей повода для подобных мыслей, — ехидно произнесла Маша. — Ох уж эти мужчины…

— Ради Бога, оставь свою любимую тему, — вмешался Джокер. — Ты лучше попробуй объяснить, как твой верный воздыхатель Костолом оказался в компании друзей Альберто.

— Выбирай выражения, когда говоришь о Мириам, — сказал Альберто. — Женщину, которая поставила себе цель захомутать меня, нельзя назвать другом. Это одержимая навязчивой идеей кобра, готовая ужалить тебя в любой момент.

— Думаю, эта святая троица объединилась, чтобы разыскать нас, — предположила Маша. — Не представляю, как Костолом догадался, что я в Сочи.

— Это любовь, — вдохновенно произнес Вася. — Я бы тоже разыскал тебя хоть на краю света.

— А как они оказались в «Серебряной пуле»? — продолжала недоумевать Арлин. — Они никак не могли знать, что мы направляемся сюда.

— Думаю, это простое совпадение, — отозвался маркиз. — Мириам питает слабость к шикарным ресторанам, а «Серебряная пуля» — самый престижный ресторан в городе. Так что ничего странного. Видите, они спокойно уселись за столик и заказывают еду. Уверен, что о нас им ничего не известно.

— Надеюсь, ты прав, — мрачно сказала Маша.

Стрелок с профессиональной педантичностью чистил и смазывал свой револьвер 38-го калибра. Привычная для него маска внешнего спокойствия не позволила бы стороннему наблюдателю догадаться о том, что гнойный нарыв бунта, давно назревающий в душе Дмитрия Сергеевича Борисова, готов прорваться в любую минуту. Отложив в сторону пистолет, Стрелок принялся так же методично разбирать автомат Калашникова. Машинально выполняемое привычное занятие позволяло ему сосредоточиться на стоящей перед ним проблеме. В прошлом спецназовец и сотрудник военной разведки, ухитрившийся без особого шума уйти в отставку в разгар перестройки, он не хотел больше работать на Генсека. Конечно, эта работа за три года дала ему больше денег, чем он сумел бы заработать в военной разведке за всю свою жизнь, но дело уже пошло на принцип. Дмитрий Сергеевич был сыт по горло барской наглостью и высокомерием бывшего райкомовского работника. Теперь он хотел работать на себя. К сорока пяти годам он собирался уйти в отставку и, подобно Шону Коннери, спокойно стареть в просторной вилле на Багамских островах, с удовлетворением поглядывая на многочисленные нули своего банковского счета. Серый Кардинал был его билетом на Багамы, гарантом его будущей безоблачной жизни.

Отложив в сторону автомат, Стрелок неторопливо поднялся и набрал номер на сотовом телефоне.

— Волк! Мы должны срочно встретиться. Я выезжаю прямо сейчас. Буду на условленном месте через шесть с половиной часов.

Рафик Шакбараев сорвал с глаз черную повязку и огляделся вокруг. Комната с зеркалом в доме Папы Сочинского произвела на него должное впечатление. Никогда в жизни он не видел такой красивой мебели. Проведя пальцами по сверкающему лаком красному дереву журнального столика, Рафик присвистнул от восхищения. — Сядь на диван, сынок, — заполнил комнату баритон Папы Сочинского. — Ты находишься в доме друга. Расскажи, что просил мне передать твой отец.

— Какая наглая баба! — с возмущением произнесла Мириам.

— Ты это о ком? — заинтересовался Хосе Мануэль.

— Да вот та брюнетка в красной блузке, что сидит через два столика от нас. Пялится на тебя, прямо глаз не сводит!

Журналист с любопытством взглянул в указанном направлении и приосанился, встретившись глазами с высокой смуглой красавицей. Вспомнив свой богатый опыт общения с женщинами, Альберто изобразил на лице кокетливую улыбку и послал Хосе Мануэлю воздушный поцелуй.

— Интересно, почему это она именно на тебя так уставилась? — бестактно брякнула модель. — Гарик как мужчина в сто раз интереснее тебя.

Чема удивленно приподнял бровь.

— Когда мы последний раз баловались с тобой в постели, ты находила меня совершенно неотразимым, — по-испански произнес он.

— Эй, вы, говорите по-английски, — вмешался Костолом. — Я не желаю, чтобы вы секретничали за моей спиной.

— Он просто ревнует меня к тебе, — с придыханием произнесла Мириам, выпячивая грудь в направлении Гарика.

Этот крупный и грубый русский, к тому же хронически не проявляющий к ней сексуального интереса, неожиданно стал для модели почти столь же желанной добычей, что и Альберто де Арнелья. Но если выйти замуж за маркиза она хотела из-за его денег и социального положения, то Костолом был вызовом ее сексуальной неотразимости, ее всесокрушающим женским чарам, которые в воображении Мириам были несколько преувеличены. Охмурение Гарика было напрямую связано с ее самооценкой. Темпераментная андалузка поклялась про себя, что заставит этого русского ползать у своих гиннессовских ножек, умоляя о любви.

Хосе Мануэль обиженно надулся. Конечно, он не Дольф Лундгрен и не Пирс Броснан, но вполне собой ничего. Разумом журналист понимал, что глупо обижаться на неожиданно выбившуюся в люди деревенскую нимфоманку, но его испанское самолюбие страдало, и взгляды смуглой незнакомки, становящиеся все более призывными и выразительными, оказались целительным бальзамом для его страдающей души.

— Ну, где там твой приятель-журналист? — вернул Чему к действительности голос Костолома. — Что-то он задерживается.

— Не волнуйтесь, появится, это наверняка связано с работой, — равнодушно сказал Хосе Мануэль, снова впиваясь взглядом в незнакомку. Эта женщина притягивала его как магнит. В ней было что-то неуловимое, до боли знакомое, она напоминала журналисту нечто, что он никак не мог сформулировать. — Пожалуй, пойду потанцую, — сказал он, поднимаясь с места.

Мириам почувствовала болезненный укол ревности.

Еще недавно этот мужчина сходил с ума в ее объятиях, а сейчас, вместо того чтобы безумно ревновать ее к Костолому, собирается танцевать с другой.

— Знаешь, почему она смотрит именно на тебя? — желчно спросила модель.

— Потому что я ей нравлюсь, — ответил Чема.

— Как ты наивен! — Андалузка цинично усмехнулась. — Эта девица одета как проститутка. Русские проститутки безошибочно умеют отличать иностранцев от своих соотечественников. Вот она и строит тебе глазки в надежде вытянуть у тебя побольше долларов.

— Проститутки не носят длинные юбки, — заметил журналист. — Все дело в моей исключительной мужской привлекательности. Желаю хорошо провести время.

Альберто, успевший за последние двадцать минут почти профессионально освоить технику кокетства по принципу «в угол, на нос, на предмет», одарил томным взором приближающегося к нему Хосе Мануэля.

— Вы позволите пригласить вас на танец? — по-английски спросил журналист.

— Я буду счастлива, — проникновенно ответил Альберто.

— Степан Иванович говорил твоему отцу чистую правду, — подтвердил Папа Сочинский. — Он действительно очень богатый человек, подчеркиваю — очень богатый. Так что, если он обещал выплатить ему за свое освобождение двести пятьдесят тысяч долларов, он эти деньги заплатит. В доказательство того, что я не обманываю, по окончании нашего разговора тебе дадут десять тысяч долларов за то, что ты принес мне информацию о моем друге. Вот что должен будет сделать твой отец…

Дверь в потайной комнате за зеркалом приоткрылась, и хрипатый помощник Папы Сочинского сделал ему знак, что нужно срочно поговорить.

— Рафик, извини, у меня дела, мы с тобой продолжим через десять минут, — сказал Папа Сочинский и отключил микрофоны. — Ну что там у тебя? — спросил он.

— Отличные новости! — радостно сообщил помощник. — Только что позвонил Снусмумрик. Он уже сутки шпионит за Генсеком. Ему удалось записать на пленку переговоры Родина со Стрелком по поводу выкупа за Серого Кардинала.

Папа Сочинский потер руки от удовольствия.

— Скажи Снусмумрику, чтобы срочно ехал ко мне. Одна нога здесь, другая там, — скомандовал он.

* * *

Сжимая Альберто в объятиях, Хосе Мануэль пребывал на вершине блаженства. Они танцевали блюз, покачиваясь, как лодка на волнах, поднятых легким бризом.

Хосе Мануэль успел узнать, что его знакомую зовут Джейн Стоун и что она из Австралии. Маркиз решил выбрать в качестве своего нового местожительства родину кенгуру и коал потому, что точно знал, что журналист не слишком хорошо знаком с австралийским акцентом. Четко проговаривая «ing» и «r» в конце слов и внеся еще некоторые изменения в артикуляцию, Альберто добился того, что Чема не заподозрил подвоха.

Блюз сменился на мамбо.

— Вы танцуете мамбо? — спросил журналист.

— Я танцую все, — соблазнительно улыбнулся в ответ Альберто.

Мамбо в исполнении маркиза окончательно покорило Хосе Мануэля. Плотнее прижавшись к неотразимой Джейн, журналист приподнял голову, чтобы прошептать на ушко красавице типичный набор приятных банальностей. Ответная улыбка придала Чеме смелости, и, привстав на цыпочки, журналист впился в губы Джейн в страстном поцелуе.

— А я-то думал, что ты изучаешь жизнь сексуальных меньшинств в чисто теоретическом плане, — с трудом оторвавшись от Хосе Мануэля, сказал по-испански маркиз своим обычным голосом. — Но мне было приятно пробудить в тебе столь чистые и возвышенные чувства.

Журналист поперхнулся и, споткнувшись, наступил на подол юбки Альберто. Маркиз ухватился за сползающую вниз деталь туалета.

— Только не надо прилюдно меня раздевать, — заметил он. — Давай оставим эти удовольствия для спальни… Чема, да возьми же себя в руки, на нас начинают смотреть. Обними меня и танцуй.

Хосе Мануэль, повинуясь приказу, автоматически положил руку на талию Альберто.

— Аль, это ты? — недоверчиво произнес он. — Что ты здесь делаешь?

— Тот же вопрос я собирался задать тебе, — ответил маркиз. — Кроме того, меня интересует, какого черта ты притащил за собой эту шизанутую искательницу законного брака?

— Это ты о Мириам? — тупо спросил все еще не пришедший в себя журналист.

— О ней, родимой, о ком же еще. Мало у меня без нее неприятностей.

— Я не хотел, честное слово, — сделал попытку оправдаться Чема. — Ты же знаешь Мириам. У нее бульдожья хватка. Она в буквальном смысле взяла меня за горло.

— Скорее за яйца, — усмехнулся Альберто. — Признайся, она и тебя изнасиловала?

Хосе Мануэль смущенно потупился:

— Как работник прессы, я просто не мог упустить подобного случая. Все-таки Мириам занесена в Книгу рекордов Гиннесса. Ты не сердишься на меня?

— Ты окажешь мне услугу, если женишься на ней, — весело сказал маркиз. — Если хочешь, я могу быть шафером на вашей свадьбе.

— Что ты! — содрогнулся Чема. — Я же не самоубийца. Кстати, ты знаешь, что тебя обвиняют в убийстве? — спохватился он.

— Клянусь, я никого не убивал, — заверил приятеля Альберто.

— Я в этом никогда и не сомневался, — успокоил его Хосе Мануэль. — Меня только интересует, как ты ухитрился влипнуть в подобную историю. Что ты на самом деле делаешь в России?

— Это сложно объяснить, — сказал маркиз. — Мы и так танцуем слишком долго. Я не хочу вызывать подозрений.

— Где мы сможем встретиться? — спросил журналист.

— Я дам тебе адрес комнаты, которую снимаю. Приходи туда сегодня ночью один, но только сначала убедись, что за тобой никто не следит. Главное — ни слова обо мне Мириам или тому громиле из вашей компании. Придумай какой-нибудь предлог, чтобы исчезнуть.

— Можешь на меня положиться, — заверил его Чема. — Так куда я должен прийти?

— Ну как? Твой русский роман продвигается успешно? — недовольно поинтересовалась Мириам, когда Хосе Мануэль вернулся за столик.

— Она запросила слишком много, — нарочито безразличным тоном ответил журналист. — Проститутки меня не интересуют.

— Я же сразу тебе сказала, что она проститутка, — победно улыбнулась модель, — а ты заладил свое, мол, проститутки не носят длинные юбки. Да я таких, как она, за версту чую.

«Рыбак рыбака видит издалека», — подумал Чема и привстал, махая рукой вошедшему в зал немецкому журналисту.

— А вот и Гисберт! Я же говорил, что он придет, — сказал он.

* * *

— Черт! Это Родин! — прошептал маркиз.

Маша обернулась. В зал входил грузный мужчина лет пятидесяти в сопровождении трех высоких накачанных телохранителей.

Метрдотель засуетился, провожая высокого гостя к навечно зарезервированному для него столику.

— Проклятье! У меня ноги дрожат, и в туалет страшно хочется, — призналась Арлин. — Даже не ожидала, что я такая трусиха.

— Ты не должна рисковать, — мужественно сказал Джокер. — Я этого не допущу. Лучше я сам пойду к нему. Все-таки я мужчина, а он голубой.

— В данный момент ты женщина, — отрезала Маша, — а Папа Сочинский сказал, что именно я в его вкусе.

— Но ты не можешь подвергать себя такой опасности, — настаивал на своем Вася. — Мы можем придумать какой-либо другой план.

Арлин глубоко вздохнула, собираясь с силами.

— Ничего лучше мы не придумаем, — возразила она. — Мой отец и брат в еще большей опасности. Мне уже лучше. Ну, держите за меня кулаки.

Девушка поднялась из-за стола и, прежде чем Джокер или маркиз успели что-либо сказать, твердым шагом направилась к столику главы новой сочинской мафии.

Леонид Борисович окинул одобрительным взглядом фигуру приближающегося к нему изящного стройного брюнета. В его походке была грация манекенщицы, и сквозь мужественный и красивый облик проглядывали порода и утонченная женственность, которую Генсек столь любил и ценил в юношах.

— Леонид Борисович, простите меня, — обратилась к нему Маша. — Меня зовут Алексей Ложкин. Я недавно приехал из Москвы и хотел бы работать на вас.

Родин одарил Машу покровительственной улыбкой.

— А что ты умеешь делать? — раздевая девушку взглядом, спросил он.

— Я — профессиональный кидала, — гордо приосанилась Маша.

— Что ж, в свое время мы об этом поговорим, — задумчиво произнес Генсек. — Сейчас у меня назначена деловая встреча, так что приходи завтра ко мне домой, скажем, в полдень, только предварительно позвони.

Леонид Борисович сделал знак одному из телохранителей, и тот протянул Арлин золотую визитную карточку с адресом и телефоном.

— Благодарю вас. Уверяю, я вас не разочарую, — слегка поклонилась Генсеку Маша.

— С твоей стороны было бы неосмотрительно разочаровывать меня, — пробормотал ей вслед Родин.

— Похоже, что между Родиным и Волком возникли кое-какие трения, — сияя от радости как начищенный самовар, докладывал Папе Сочинскому Снусмумрик. — Я подслушал разговор Генсека со Стрелком, так вот, Дарасаеву что-то стало известно о реальном финансовом положении Серого Кардинала. Думаю, что Родина ждет сюрприз.

— Хотелось бы мне знать, как связаться с Волком, — задумчиво произнес Папа Сочинский. — Стоило бы подлить масла в огонь.

— Нет проблем! — ухмыльнулся Снусмумрик. — У меня на магнитофоне записано, как Стрелок дает Генсеку новый номер телефона, по которому можно напрямую связываться с Дарасаевым.

Папа Сочинский вскочил с кресла.

— Ты помнишь этот номер? — нетерпеливо спросил он.

— А как же! — гордо произнес Снусмумрик.

— Пожалуй, по такому поводу нам стоит опрокинуть по стопочке коньячку, — ласково потрепал его по плечу Папа Сочинский.

Мириам смотрела на Хосе Мануэля со все увеличивающимся подозрением.

— Похоже, спасение Альберто тебя больше не интересует, — желчно сказала она. — Ну и кобели же вы все! Только пять минут потанцевал с девицей, которой едва доставал до плеча, и уже успел позабыть, что его лучшему другу угрожает смертельная опасность.

— А? Что? — встряхнулся журналист. — Да нет, как ты можешь так говорить! Конечно же, меня волнует судьба Альберто!

— Что-то не похоже, — язвительно скривилась модель. — Кстати, твоя краля все равно уходит, так что позабудь о своих сексуальных фантазиях низкорослого закомплексованного мужчины и сосредоточься на нашем деле.

Чема оглянулся. Альберто в компании спутников двигался в направлении к выходу. Поймав взгляд журналиста, маркиз лукаво подмигнул ему. Проводив приятеля взглядом, Хосе Мануэль переключил свое внимание на Мириам.

— Между прочим, у меня рост выше среднего, — обиженно возразил он. — Это ты у нас переросток.

— Я — переросток? — задохнулась от возмущения модель.

— Да прекратите вы ссориться, — вмешался Гисберт. — Объясните же мне наконец, во что вляпался Альберто де Арнелья.

— Пусть он объяснит. — Мириам ткнула пальцем в Хосе Мануэля. — Уверена, что он знает гораздо больше, чем говорит. Так почему все-таки мой жених хотел освободить русских заложников?

— Понятия не имею, — пожал плечами журналист.

— Какой-то ты сегодня рассеянный, — с сомнением покачал головой Гисберт. — Так ты точно уверен, что Альберто не связан с международной мафией?

— Извините, мне надо в туалет, — сказал Чема, поднимаясь из-за стола.

Костолом проводил его мрачным взглядом.

— Что-то не нравится мне этот парень, — мерно постукивая ножом по столу, недовольно пробормотал он.

— Мне нужно поговорить с Волком, — сказал Папа Сочинский, наливая на дно стакана новую порцию коньяку.

— Кто ты такой? — раздался из трубки грубый голос с сильным кавказским акцентом.

— Друг, — пояснил Папа Сочинский.

— У Волка нэт друзэй, — гордо провозгласил голос.

— В таком случае не враг, — не стал вступать в дискуссию глава старой сочинской мафии.

— Я нэ знаю ныкакова Волка, — несколько противореча своему предыдущему заявлению, сообщил голос. — Так что ты хотэл ему сказать?

— Я просто хотел дать ему дружеский совет, — пояснил Папа Сочинский. — Передай Волку, что не следует доверять Стрелку и Генсеку. Они считают Волка глупым молодым барашком. За освобождение Кашкина Родин собирается содрать с него как минимум десять миллионов, и на предыдущих заложниках Генсек тоже обвел Дарасаева вокруг пальца, как слепого котенка.

— Кто гаварыт? — неожиданным басом взревел кавказец.

— До свидания, — вежливо сказал Папа Сочинский, кладя трубку на рычаг.

Костолом яростно взглянул на часы.

— Прошло уже двадцать минут, а этого урода все нет, — сказал он, обращаясь к Мириам. — Интересно, чем это твой дружок занимается в туалете?

— А ты пойди и проверь, — посоветовала модель.

— Так я и сделаю, — сказал Гарик и, с шумом отодвинув стул, поднялся из-за стола.

— Ва, это есть настоящая доллар? — недоверчиво воскликнул Рафик Шакбараев, с восторженным уважением рассматривая пухлую пачку зеленых купюр, которую вручил ему Кузьма Блоходавов, хриплоголосый помощник Папы Сочинского.

— Самая что ни на есть настоящая доллар, — уверил его тот. — У нас все точно, как в аптеке. Если не веришь, можешь пересчитать.

— Зачем считать. Я вам веру. Я знает, что твоя хороший чалавек, — улыбаясь до ушей, сообщил Рафик.

Ему было стыдно признаться, что он умел считать только до пятидесяти, да и то загибая пальцы. Поскольку поголовье овец семьи Шакбараевых никогда не превышало этого числа, взрослые не перегружали мозг мальчика излишними математическими премудростями.