Воркующий рыцарь 8 страница

– Наверное, лучше избавиться от них. Или оставить там, где они лежали. Вряд ли связка пригодится нам в обозримом будущем.

«May! » – на твоем месте я бы не стал пороть горячку. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Не знаешь… найдешь… потеряешь… – мне пришлось потрясти связкой, чтобы заглушить эту мгновенно отпечатавшуюся в мозгах немудреную фольклорную истину. Что можно найти в альбоме с Матиссом?

Самого Матисса.

Взяв кота на руки, я снова углубилась в альбом. Я больше не искала инородных тел и вложений, которые сделали до меня. Просто внимательно рассмотрела каждую репродукцию – только и всего. Домино поощрял и направлял меня урчанием – и это больше всего напоминало детскую игру «Горячо‑ холодно». На странице с картинкой «Красные рыбки. 1911. Музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина» мой нежный абрикос заходил ходуном – с чего бы это?

Так: столик, на столике – аквариум, в аквариуме – рыбки, за аквариумом – листья и цветы. Назвать столик столиком, а аквариум – аквариумом можно лишь с известной долей условности, но рыбки сомнений не вызывают. Отравиться приготовленной из них ухой или заработать описторхоз – как два пальца об асфальт, ага, вот оно ‑

искомое.

На теле одной из красных рыб‑ убийц мелким, но вполне каллиграфическим почерком был начертан номер телефона. Только номер, без всякой поясняющей подписи. Вряд ли написавший преследовал цель скрыть его от посторонних глаз, скорее – он просто воспользовался первой подвернувшейся под руку бумажкой: Матисс так Матисс, подотремся и Матиссом. Я почувствовала прилив симпатии к неизвестному каллиграфу. Вот только номер ни о чем мне не говорил.

Он начинался с 530, что означало как минимум Гражданку и как максимум – проспект Просвещения вкупе с Северным проспектом и проспектом Науки. Не самые близкие к центру районы, к тому же на Науке проживала Милка, у которой я не бывала последние лет пять. После того как в ста метрах от Милкиного подъезда двое прыщавых наркоманов вырвали у меня сумку из рук. Ничего существенного в сумке не было, кроме кошелька с тремя сотнями рублей, но сам факт и сами наркоманские рожи… Они преследовали меня во снах целый месяц, потому и возникло оптимальное решение:

на Науку я больше не ездец.

И все немногочисленные Милкины приглашения заканчивались хрестоматийным: «Уж лучше вы к нам».

Вот было бы смеху, если бы рыбий номер принадлежал кому‑ то из двух наркоманов! И… что?.. А то, что мне совершенно безразлично, кто может откликнуться на том конце провода.

С этой – весьма здравой – мыслью я запустила компьютер и скоренько обновила диск с телефонной базой данных, купленный в подземном переходе. Ни одному из физических лиц телефон не принадлежал – вот и верь после этого городскому УВД! Оставался еще один путь простукивания номера: Интернет. Пройдя пару ссылок, я попала на сайт «Yellow pages of Saint Petersburg»[8], где посредством нескольких нехитрых манипуляций вычислила наконец‑ то владельцев номера. До недавнего времени – держись крепче, Элина‑ Августа‑ Магдалена‑ Флоранс, лапуля! – он принадлежал фирме «Красные рыбки».

Это было сильно.

Так сильно и неожиданно, что я издала победный вопль, хотя вопрос, к чему приложить вновь полученные знания, повис в воздухе. Мне не оставалось ничего другого, как переадресовать его Домино.

– И что нам делать с этой хренью, милый?

«May! » – сними трубку и позвони, лапуля, чего еще?

Идея сама по себе неплохая, но телефонные звонки предполагают диалог между абонентами. Даже если я прокрякаю «Фирма «Красные рыбки? » и мне ответят «да», о чем говорить впоследствии? Можно, конечно, опроститься донельзя и снова идти на поклон к коту ‑

вразуми, батюшка!

Но по опыту предыдущего общения с Домино я знала: конкретных ответов на вопросы кот не дает, предпочитая расплывчатые философские сентенции.

Вопреки логике, телефон под вывеской «Красные рыбки» мучил меня. Временами даже казалось: стоит напрячься и я тут же пойму его тайный смысл. А может – просто вспомню его. И все станет на свои места. Но как я ни напрягалась, ничего путного из этого не вышло. А проверка почты (ну, как Jay‑ Jay уже отреагировал на фотографии Домино? ) вообще привела к неожиданным результатам:

моего почтового ящика больше не существовало!

Вернее, он существовал, но был абсолютно недосягаем. Сколько я ни вводила пароль, не менявшийся последние три года, в доступе мне раз за разом отказывали. Это было хуже, много хуже засбоившей намедни сети.

Это был умысел. Всемирный заговор.

Мистика. Козни. Происки врага или врагов, которых я даже не сподобилась завести. Но можно завести новый ящик, временно наплевав на старый, и отправить письмо Jay‑ Jay уже с него. Воспрять духом получилось ровно на две минуты. Третья же ознаменовалась скорбным фактом: я не помню адреса электронной почты Jay‑ Jay. Вещь еще более невероятная, чем нежданная потеря шкатулочки, в которой хранилась вся наша переписка с пенфрендом из Норвегии. Три года я исправно отправляла письма и могла процитировать адрес с любого места, справа налево, слева направо, а также – снизу вверх. И сверху вниз. И вот теперь я не помню ни одной буквы, и ни одной, пусть приблизительной, ассоциации не приходит на ум – ну разве это не жопа? Как есть задница.

– Жопа полная! – заорала я. – Что происходит, в конце концов?

«May! » – откликнулся Домино, как мне показалось – в самом издевательском регистре. – Где‑ то в середине должна быть @, хоть я и не люблю собак. Да и зачем нам собаки, лапуля, нам и вдвоем неплохо, ты не находишь?

– Нет, – я все еще не теряла надежды переломить ситуацию, – нет, зверюга, так просто я не сдамся.

«Rеальные знакомства в Норвегии» – вот что мне поможет. Я зайду на сайт, как в дом родной, пороюсь в архиве и извлеку на свет божий адрес Jay‑ Jay. Он должен сохраниться, в Норвегии ничто не пропадает бесследно. Он должен сохраниться, и я найду его. Узнаю. И все станет на свои места.

Я не нашла не только координаты Jay‑ Jay, но и самого сайта. Нет, он не был закрыт на ремонт – все справки по адресу… и никуда не переехал – его как будто никогда не существовало. Я не обнаружила его следов ни в своем «Избранном», ни в журнале интернет‑ посещений.

– У меня крыша поехала, что ли? – обратилась я за консультацией к коту.

На этот раз мой четвероногий психоаналитик ответил мне молчанием.

Некоторое время я внимательно рассматривала его: душегрейка с шестью пуговицами, купленная мной в «Тридцати восьми попугаях», удивительно шла Домино. Из вязаного ворота торчала беззащитная морщинистая шея, венчавшаяся треугольной головой с огромными, широко расставленными ушами. В уголках пасти (лучше сказать – рта) тоже застыли морщинки, что придавало его морде (лучше сказать – лицу) выражение легкой грусти.

Домино сожалел о несовершенстве мира.

Домино жаждал любви.

Я растянулась на полу, закинула одну руку за голову, а второй постучала по паркету, подзывая кота к себе:

– Иди сюда, красавчик.

На этот раз Домино обошелся без разглагольствований. Он с готовностью прыгнул мне на грудь и уткнулся мордой в подбородок. От него исходил едва заметный и довольно необычный запах, впрочем, уже прочувствованный мной когда‑ то. Определенно я сталкивалась с этим запахом, и не единожды – иногда он приводил меня в восхищение, иногда казался жутко сексуальным, но чаще – раздражал. Перебрав в уме все возможные варианты, я остановилась на одном:

мой кот потел!

Как самый настоящий маленький мужичок!

И это оказалось самым трогательным в нем, самым потрясающим. Глаза мои увлажнились, и я неистово прижала кота к себе:

– Никому тебя не отдам, козлик мой, кролик мой, крошка‑ енот! Раз уж нам так хорошо вдвоем… И, в общем, ты прав. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

…Около одиннадцати утра я решилась.

И набрала номер, считанный с рыбьего тела.

– Автосервис! – гаркнули мне в ухо с того конца провода.

– Мне нужна э‑ э… фирма «Красные рыбки».

Сказав это, я почувствовала облегчение: даже в страшном сне нельзя было представить, чтобы какое‑ то галимое сообщество авторемонтных боксов сбилось в кучу под претенциозной хоругвью «Красные рыбки». Следовательно – эту версию можно считать отработанной, и я никогда больше не вернусь к ней, сколько бы Домино ни высиживал на альбоме Матисса.

Коты тоже ошибаются, как ни прискорбно это признать. И лучше бы им пересесть на какой‑ нибудь другой альбом – к примеру, «TRANSPARENTE» португальской певицы Маризы.

– «Красные рыбки»?

– Да. Именно красные. Такая вот нелепость. – Я подпустила в голос изрядную порцию иронии: на случай, если невидимый собеседник решит посмеяться над глупейшим – с коммерческой точки зрения – названием.

Посмеемся вместе.

– Значит, нелепость?

– Ну… Я не знаю…

– Вообще‑ то наш автосервис и есть фирма «Красные рыбки».

Н‑ да… Вот тебе и… Здрасьте – манду подкрасьте, как любил выражаться высокохудожественный поэт Ларик. Я и представить не могла, что эта подметная присказка окажется столь уместной. А пока раздумывала над ее многовариантностью (не забыть бы процитировать фразу потерявшемуся Jay‑ Jay), на другом конце раздались короткие гудки.

Ладно. В следующий раз я буду умнее.

Прокашлявшись, попив водички и пропев первый куплет бессмертного хита А. Б. Пугачевой «Старинные часы», перешедший в «ми‑ ма‑ мо‑ ооо», я снова взялась за телефон.

– Автосервис? – заорала я, как только в «Красных рыбках» сняли трубку.

– Автосервис.

– Вы до которого часа работаете?

– До восьми, но сегодня все мастера заняты.

– А завтра? Мне нужно машину продиагностировать…

Последний раз я употребляла слово «продиагностировать» больше года назад, в контексте вора Никиты: кажется, это звучало как «не мешало бы продиагностировать его на предмет клептомании».

– А что с ней?

– Э‑ э… э‑ э‑ лектрика…

Трубка молчала – неужели я ляпнула что‑ то не то? Но ведь и ребенок знает, что в любой машине существует электрика!

– Вы меня слышите?

– Не кричите, девушка. Просто думаю, куда бы вас запихнуть. Завтра в шестнадцать тридцать устроит?

– Вполне, – выдохнула я. – Как вас найти?

– А вы не знаете?

– Нет. Мне просто вас порекомендовали. Или вам нужны еще имя и координаты рекомендовавшего?

– Гы‑ гы‑ гы, а вы веселая…

Что же это за автосервис такой диковинный, если воткнуться в него сложнее, чем попасть на прием к не в меру демократичной английской королеве?

– …координаты не нужны, а наши мы вам оставим.

Пересечение Северного и улицы Софьи Ковалевской,

запоминала я; рядом с гаражным кооперативом «Альбатрос», запоминала я; спросить у местного охранника, и он вам объяснит, куда двигаться дальше, запоминала я.

– Всё ясно?

– Более‑ менее.

– Какая у вас марка машины?

Нет. Я не должна этого произносить, нет! Пусть лучше мой язык отсохнет и отвалится, но я не долж…

– БэЭмВэ. Икс 5.

– Хорошо. Значит, завтра, в половине пятого.

– Буду.

После столь внезапного и столь делового разговора я довольно долго бродила по квартире как неприкаянная. Домино не отставал от меня ни на шаг, пытаясь заглянуть в глаза, а потом исхитрился и запрыгнул на плечо.

– И что? – меланхолично спросила я. – Что нам это дало? Не думаешь же ты, что я завтра отправлюсь на какой‑ то Северный, чтобы заглянуть под жабры «Красным рыбкам»?

«May! » – почему нет, лапуля? Съезди, проветрись, подыши свежим воздухом.

– Я и здесь могу подышать. И вообще, там полно наркуш…

«May! » – наркуш везде хватает, что же теперь. по улицам не ходить?

– Да нет, это глупо. Бессмысленно. Никому не нужно. Что я там забыла и что скажу? Никаких поводов появляться в автосервисе у меня нет. И машины, кстати, тоже…

Воспоминание о бэхе – не той, гипотетической, с такими же гипотетическими проблемами в электроцепях, а той, которую я видела во сне, – преследовало меня. Галогеновые фары, кожаный салон, сверкающая приборная панель, отделанная деревом рукоятка коробки передач – м‑ м‑ м… все это заставляло сердце искать выход из грудной клетки. Я последовательно обнаруживала его то в горле, то в обоих висках, а один раз оно даже свалилось вниз живота – и добропорядочный И. И. Комашко не вызывал у меня таких эмоций.

Но кажется, я была влюблена в кого‑ то еще. Теперь и не вспомнить – в кого.

***

…Ближней к «Красным рыбкам» станцией метро числилась «Академическая».

Именно сюда я приезжала, чтобы впоследствии пройти еще пять кварталов и оказаться во дворе Милкиной девятиэтажки. На пути следования значилась и улица Софьи Ковалевской, идущая перпендикулярно Науке. А основанием ее (открытие вчерашнего дня! ) служил тот самый Северный проспект, куда я напросилась с моим собственным, никогда не существовавшим в природе BMWX5.

За то время, что я не была на Академке, в ее окрестностях вырос угрожающих размеров торговый комплекс с уймой магазинов, ресторанчиков, центром продажи мебели и кинотеатром. Плюс пункты обмена валюты, плюс наскоро сляпанные залы игровых автоматов, плюс ларьки по продаже блинов, шаурмы и хот‑ догов – словом, наркоманам есть где разгуляться, смотри в оба, Элина‑ Августа‑ Магдалена‑ Флоранс, лапуля!..

Памятуя о разбойном нападении пятилетней давности, я не взяла с собой ни сумки, ни рюкзака: все, что могло пригодиться мне на тернистом пути к автосервису, было рассовано по карманам куртки и комбинезона. О да, комбинезон! – сегодня состоялся его первый выход в свет. Довольно удачный, если учесть, что на пути от дома до метро я получила два предложения посетить клубную вечеринку, одно – посетить выставку авангарда в Русском музее и еще одно – пожертвовать сколько можете на собачий приют.

Собачьему приюту я отвалила полтинник. Остальные предложения даже не рассматривались, поскольку исходили от клонов Ларика, Никиты и забубённого сирийца Зияуддина, когда же вы уйметесь, парни?..

Больше всего я жалела, что со мной нет Домино: как было бы славно прогуляться, сунув его за пазуху или поместив в крошечный кенгурятник, в котором носят младенцев! Вряд ли бы Домино заартачился – я точно знала, что нет. Но сейчас стояла зима, и морозить кота (тем более – голого) – безрассудство и преступление.

А я не способна – ни на преступление, ни на безрассудство.

Домино был нужен мне вовсе не для антуража. И не для эпатажа или общего утепления сюжета. И без него (опять же – открытие вчерашнего дня! ) я не просто скучала. Я чувствовала себя совершенно пустой. Неизвестно, что он сделал со мной и когда, и в какую щель провалилась моя пусть квелая, но все же имеющая место самостоятельность поступков и суждений. Я полностью зависела от кота ‑

вот так новость! Вот так‑ так!

По уму это должно было повергнуть меня в долгоиграющий шок, уныние и отчаяние, но ничего подобного я не ощущала. Совсем напротив, впору вести разговор о душевном подъеме. О пелене, упавшей с глаз. О вновь открывшихся горизонтах и перспективах, захватывающих дух. Главное, чтобы на этих горизонтах и в этих перспективах не нарисовались наркоманы, готовые пришпилить любого за пять копеек, а со всем остальным я справлюсь играючи.

Ни одного наркомана на подступах к «Академической» заметно не было, зато пошел мокрый снег. До часа «X» («Х5») оставалось еще сорок минут. За сколько я доберусь до Северного? Минут за десять быстрым шагом и минут за двадцать – прогулочным. А что делать с оставшимися двадцатью?

Ха! я знаю, что сказал бы на это мой весельчак‑ мурлыка Домино:

«May! » – найди подходящую бэху, лапуля! Негоже идти в гости к рыбкам с пустыми руками.

Ага. Разбежалась.

Ну и шутки у тебя, Домино. Отправлюсь‑ ка я лучше в центр продажи мебели, присмотрю обстановку для кабинета. С моей финансовой ситуацией ее, конечно, фиг купишь, разве что придется совершить какое‑ нибудь безрассудство. Или преступление. На них, как известно, я не способна. Зато было бы любопытно узнать о новых веяниях в мебельном дизайне.

Мысли о смене имиджа квартиры посещали меня в разные периоды – и начало любого из них совпадало с появлением очередного мужчины. Вот только стоили мои мужчины недорого: столько же, сколько стоила кухня из МДФ. Или шкафчик из ДСП. Или ложе‑ трансформер из прессованных опилок. О беленом дубе, карельской березе, благородном самшите или изысканно‑ экзотическом дереве гевея и речи быть не могло ‑

не тот уровень, не тот полет.

Я – не мусик, чья квартира забита антиквариатом. В моем же списке ценностей значилась лишь напольная ваза времен императора Александра Третьего. Теперь благодаря усилиям негодяя Никиты нет и ее.

Нет – и на здоровье, – весело подумала я, входя под своды мебельного центра и приступая к беглому осмотру. Кожаные диваны, козетки в колониальном стиле, кровати из красного дерева, кресла‑ качалки и просто кресла – все эти предметы совсем не первой необходимости были качественными, стильными и дорогими. И… совершенно меня не тронули. Ведь теперь я рассматривала их с точки зрения Домино. А Домино всем козеткам и диванам предпочел бы мою собственную подмышку.

Так хотелось думать мне.

Наверное, так оно и есть.

Прошив навылет мебельный, я вынырнула у второго – нецентрального – входа. Мокрый снег за стеклами превратился в самую настоящую метель. Такую сильную, что выходить наружу и брести но улицам мне расхотелось окончательно. Метель – вот вполне уважительный и вполне легальный повод, чтобы проигнорировать садок с красными рыбками. Только идиот отправится в пургу и холод хрен знает куда, а я – не идиотка. Сейчас я вернусь обратно, нырну в метро и выйду на обожаемой Петроградке, где светит солнце, шумят океанские волны и листья пальм; где тут и там слышно треньканье маленькой гитарки укулеле; где папуасы, набранные по рабочей квоте, торгуют гуавой, личи и кумкватом. И где меня ждет мой мальчик Домино.

Мне оставалось только развернуться на сто восемьдесят градусов – и я бы сделала это немедленно, если бы… Если бы не увидела мужчину (машину) своей мечты.

BMW X5, серебристо‑ серый металлик.

Прекрасный, как Адонис. Как все рыцари Круглого стола вместе взятые. Как Орландо Блум.

Нет, он был много лучше Орландо Блума, потому что ладони мои вспотели, глаза увлажнились, а сердце устремилось вниз по невидимой лестнице, перескакивая со ступеньки на ступеньку.

Что делал Х‑ пятый в таком малопочтенном месте, как задворки торгового комплекса? Даже разбушевавшаяся метель не могла скрыть их непрезентабельности: баррикады пустых коробок – то ли от фруктов, то ли от оргтехники. Три металлических контейнера с распахнутыми дверцами. Переносные решетки ограждения, обвитые бело‑ красными лентами. Несколько припаркованных к ближнему пандусу тачек – совсем не таких прекрасных, как бэха.

Что делал здесь Х‑ пятый?

Ждал меня.

И был уверен, что я обязательно появляюсь и увижу его. Не смогу не увидеть. Ничем другим нельзя объяснить то, что метель, навалившаяся на все предметы и строения в округе, обходит Х‑ пятый стороной, облетает по скругленному периметру, больше похожему на нимб.

Возможно, этот нимб вижу только я: давно известно, что зрение у влюбленных устроено совсем по‑ другому, чем у прочих людей.

Так я влюблена?..

Расхлябанное сердце и вспотевшие ладони усиленно намекают на это.

Был бы рядом Домино – он обязательно растолковал бы мне происходящее. Выдал на‑ гора одно из своих обычных многофункциональных «мау! ». Но кота рядом не было. И никого другого – тоже. Невлюбленным боковым зрением я зачем‑ то отметила парочку в самом начале торгового зала, одинокого юношу (скучающего за столом с табличкой «КРЕДИТ» и реквизитами какого‑ то банка); такого же скучающего охранника – он двигался по орбите вокруг парочки. И мальчишку лет семи, влезшего с ногами на кожаный диван, – куда только смотрят родители?!..

Никто из этой когорты даже не взглянул в мою сторону.

Влекомая Х‑ пятым, я вышла в предбанник между залом и улицей. Он был прилично выстужен, но холода я не замечала, сосредоточившись на серебристо‑ сером силуэте небесного создания. Теперь нас отделяло лишь стекло, полоса метели и метров тридцать открытого пространства. И не только это, Элина‑ Августа‑ Магдалена‑ Флоранс, лапуля! – эта мысль змеей выползла откуда‑ то из глубин моего черепа и окольцевала гортань, да так плотно, что у меня перехватило дыхание.

Не только это. Все правильно. Х‑ пятый никогда не будет принадлежать мне ‑

не тот уровень, не тот полет.

Наша с ним любовная история – история нищей корректорши и дорогого внедорожника – также невозможна, как невозможна история долгой счастливой жизни Ромео и Джульетты, даже еще невозможнее.

Корректорша, ха!

Я больше не корректор. Кто угодно – угонщик, любитель ковбойских шляп, похититель велосипедов, изобретатель запонок – но не корректор. Я сказала «угонщик»? Это слово можно смело вычеркнуть из списка, потому что я не угонщик. Вот если бы…

Связка найденных под паркетом отмычек – слишком миниатюрных, чтобы открывать ими амбарные замки, английские замки, ворота Иерусалима и двери винных погребов. Зато они вполне сопоставимы по размерам с замком любой из тачек – вот на что намекал Домино. Да что там намекал – говорил открытым текстом! Ему‑ то все было ясно с самого начала, а теперь стало ясно и мне.

Не потребовалось бы никаких запредельных усилий, чтобы взять отмычки с собой, положить в карман – а я, дура, оставила связку на столе, возле компьютера. И забыла о ней. А если бы не забыла и взяла – что бы изменилось? Я ведь даже не знаю, как с ними обращаться.

И лучше не пялиться на серебристый металлик.

Так будет спокойнее для всех.

Может быть, потом… В следующий раз… Когда наступит лето и придет тепло. И Домино составит мне компанию. Ранняя осень еще предпочтительнее. Или другое лето и другая ранняя осень – у нас впереди много времени, среди канадских сфинксов то и дело попадаются долгожители.

Я так напряглась и переволновалась, что была близка к обмороку. И чтобы хоть как‑ то успокоиться, полезла в карман за пачкой табака и бумагой для самокруток. За три года непрестанных тренировок я научилась сворачивать цигарки без всяких машинок. И получались они ровными и тоненькими – само загляденье.

Сейчас я сверну точно такую же, сделаю пару вдохов и выдохов по китайской дыхательной системе «цзяньфэй» и отправлюсь восвояси.

Но вместе с табаком я вытащила из кармана и кое‑ что другое: отмычки!

Стоило ущипнуть себя за локоть, закрыть глаза и снова открыть, чтобы убедиться: вот они, все девять, включая проволочный бонус. Лежат на ладони и никуда не деваются. Но ведь я не сумасшедшая, я точно помню, что не брала ничего похожего! Тогда как они оказались в кармане?

Домино.

Больше некому.

Он заволок связку в карман, вопрос лишь в том, каким образом ему это удалось? Господи ты боже мой! – точно таким же, каким он вытащил из шкафа комбинезон. Точно таким же, каким оказался на мадридской фотографии 1933 года и на другой фотографии – в старческих объятиях Матисса. Что сказал тот человек… тот человек… как звали того человека? он был напуган – это я помню. И был коротко стрижен, и сидел за рулем – это я помню тоже. Все остальное ускользает, слабый огонек имени высечь не удается. И ладно, «тот человек» – не самая плохая формулировка. Он сказал: «Я знаю его как Домино. Возможно, у него есть другое имя. И даже – наверняка…»

Я склонна верить тому человеку. А об остальном даже думать не хочу.

Все, о чем хочется думать – в эту секунду, в это мгновение, – бэха. BMWX5, серебристо‑ серый металлик.

Бросив прощальный взгляд на зал (никто из посетителей так и не приблизился ко мне, и, кажется, исчез мальчишка), я толкаю дверь и выхожу на улицу.

Вокруг ни души, только завеса из снега стала еще плотнее. Снег поглощает все звуки, иначе было бы слышно, как хлопают на ветру дверцы контейнеров. Надвигающиеся сумерки мне тоже на руку. Они скрыли часть зданий и, надеюсь, – скроют и меня. От тех, кому придет голову выглянуть в окно, как это совсем недавно сделала я.

Единственное существо, с которым не справиться сумеркам и снегу, – Х‑ пятый.

Я подхожу к нему – ив этот момент мое сердце должно бы замереть или, наоборот, – заколотиться часто‑ часто. Но ничего подобного не происходит, я спокойна, абсолютно спокойна. Зато Х‑ пятый кажется взволнованным по‑ настоящему: он меняет цвет и становится прозрачным. Не исключено, что это причуды моего собственного зрения: рентгеновского зрения влюбленной девушки или рентгеновского зрения угонщика. Последнее выглядит наиболее правдоподобным.

Шланги, трубки и поршни. Механизмы и их отдельные узлы. Двигатель. Система впрыскивания. Система подачи топлива. Аккумулятор и генератор. Бачок с жидкостью для обмывки стекол. Я вижу все это как на рисунке, как на подробнейшей схеме – ничего тайного, ничего запретного для меня не существует. Но сейчас меня волнует совсем не это, а три узких места, связанных с сигнализацией. Именно так, на Х‑ пятом стоят сразу три противоугонных системы. Они кажутся почти идеальными.

На свете нет ничего идеального.

А с этими тремя – с ними и ребенок справится!

Уверенность в этом наполняет меня ликованием. Я знаю также, что Х‑ пятый не окажет никакого сопротивления, ведь мы созданы друг для друга.

Не правда ли, милый?

Я легонько поглаживаю его по корпусу, успокаивая, убаюкивая, усмиряя и гипнотизируя одновременно. Мне даже не нужно подбирать отмычку: я и без того знаю, какой именно воспользоваться. Знание заключено в кончиках пальцев, и оно не требует от меня никаких дополнительных усилий; знание, заключенное в кончиках пальцев, – и есть талант.

А я талантлива, чертовски талантлива! отмычка со скругленным концом как будто создана для этого замка, она входит в него, не встречая никаких препятствий, и дверца бесшумно открывается.

Кожаный салон и запах освежителя – такие же, как в моем сне.

Что теперь? Ага, необходимо разблокировать коробку передач; на то, чтобы найти утопленный глубоко в корпус замок блокировки, у меня и тридцати секунд не уходит – и это снова вопрос внутреннего зрения, внутреннего знания. Таланта, доставшегося мне невесть от кого и так удачно проявленного. Остается ключ зажигания, и его с успехом заменяет мой собственный ключ, чья бородка не так давно казалась мне абстракционистской. Я все сделала верно, я не совершила ни одной ошибки – за что и получаю награду: приборная панель вспыхивает, и один только вид этого крошечного Лас‑ Вегаса исторгает животный вопль из моей груди:

– Bay!!! Йес! Йес!!! Я сделала это!..

Я сделала это, и я чувствую себя абсолютно счастливой. А возбуждение, которое я испытываю, сродни… Да нет, его даже не с чем сравнить!

Кто сказал, что меня нельзя подпускать к машинам и на пушечный выстрел? Доходяга‑ дворник? Видел бы меня сейчас этот дворник! Видел бы меня сейчас И. И. Комашко, владелец автопредприятия «ГАЗЕЛЬкин»! Видела бы меня сейчас мусик! Видел бы меня сейчас Jay‑ Jay! Видели бы меня все – то‑ то было бы удивления.

И только Домино нисколько бы не удивился.

Он посчитал бы совершенно естественной ту лихость, с которой я управляюсь с джипом. И в то же время – точность: я не сделала ни одного лишнего движения. Я чувствую себя так, как будто провела за рулем всю жизнь, и эта жизнь была невыносимо долгой.

Давай, не останавливайся, жми на газ, Элина‑ Августа‑ Магдалена‑ Флоранс, л а пул я!..

Я могла сорвать Х‑ пятый с места с максимально возможной скоростью, но не делаю этого: внимание случайных зрителей (если таковые имеются) мне ни к чему. Впрочем, случайных зрителей нет – так говорит мне мое внутреннее знание. Мы с Х‑ пятым покидаем задворки торгового центра на вполне респектабельных сорока километрах, после чего – уже выехав на Науку, – я постепенно прибавляю ход.

– Ну, ты гордишься мной?! – Вопрос адресован зеркалу заднего вида, в нем мне чудятся огромные уши и треугольная морда Домино.

Конечно же, он гордится мной!

Девушкой, которая мастерски и без всяких там прав ведет огромный внедорожник. Отсутствие прав и возможное присутствие гаишников – только это мешает мне насладиться моментом в полной мере. Но стоит ли так уж сильно волноваться? Не стоит, нет! – ход светил и траекторию движения планет не изменить, как и запись в книге собственной судьбы. Даже если она сделана совсем недавно, кошачьей лапой и чернила еще не просохли.

Ты хотел, чтобы я отправилась в «Красные рыбки», малыш Домино?

Будут тебе красные рыбки!

…Метель осталась позади.

Торговый комплекс и окончание улицы Софьи Ковалевской отделяло всего‑ то полторы минуты спокойной езды, а погода здесь была совсем не та, что на Академке. Конечно, о пальмах, папуасах и укулеле речи не идет – но и всхлипываний ветра не слышно. Все спокойно, святочно и укрыто только что выпавшим снегом.

Вывеску «АЛЬБАТРОС» я увидела сразу.

Она распростерла свои крыла над покосившимся шлагбаумом с приставленной к нему будкой на длинных сваях. Будка так живо напомнила мне растиражированный образ лагерной вышки, что я поежилась.