КТО ЖЕ ЗНАЛ?

Возвращаясь домой, Вася столкнулся в дверях с тетей Настей. Он пропустил ее, не сказав ни слова, не ответив на ее «здравствуй», не ответил и на сердитый возглас матери: «Ты что, оглох? Совсем разбаловался». Он только спросил:

– Вы ей сказали про Костю?

– А как же? Она говорит, нет сейчас доктора в Артемовске. Она сказала…

– Она вам наскажет! Мама, они с дядей Егором фашистам продались!

– Не дури! – прикрикнула Домна Федоровна. – Ты что это несешь?

– Мама, он на них работает!

– Да замолчи! Не хочу такого слушать! Он никогда без дела не сидел, всегда работал. Вот и сейчас поделку берет.

– Я сегодня видел: выслуживается. И офицеру половик под ноги, и «приходите, заходите», и…

– Молчи, говорю! Не болтай! Честней его на свете нет!

– А почему он нас из дому вымел? Почему не хотел, чтоб мы у него жили? Нет, вы не видели, какой он сегодня был! Видели бы – не говорили!

– Я тебя пальцем никогда не тронула, а сейчас велю: молчи. Не то…

Этого еще недоставало! Никогда в Васиной жизни не было такого дня. То, что он видел у дяди, душило его, не давало покоя. Но разговор с матерью был еще хуже. Они всегда были заодно, никогда не ссорились. Вася не помнил, чтобы мать на него прикрикнула, не то, чтоб ударила. А сейчас… Вася взглянул на нее исподлобья и отвернулся. У нее побелели губы – так она рассердилась. И руки дрожали, когда она сказала:

– Садись ешь.

– Не буду, – ответил Вася.

Он приотворил дверь в чулан. Костя лежал, свесив руку. И беспомощная эта рука, и запавшие глаза напомнили Васе, каким был Костя в то лето, когда жил у них в Покровском, – рука эта так ловко размахивала топором, так лихо перебирала лады гармошки, а глаза весело блестели.

Покровское… Длинная улица. Степь за селом. Овраг в степи, где Вася собирался с товарищами. Побывать бы там…

«Что же мы будем делать с тобой? » – думал он, глядя на Костю. Мать хорошо ухаживала за больными, но она ничего не могла поделать с этими красными опухшими ногами, с этим жаром, который мучил и иссушал Костю.

– Чего глядишь? – прошептал Костя. – Видно, пропадать мне. Ничего не попишешь! Судьба такая… Не узнал про доктора‑ то?

– Нет его в городе. Но мы чего‑ нибудь придумаем.

– Придумаешь тут. И сам не выручусь и вас погублю. Если кто про меня узнает, вам несдобровать. Всех порешат. Ты никому не говорил?

– Никому! Никто не знает, только мы с мамой.

«А Настасья? – тут же подумал Вася. – Нет, какие ни есть, доносить они не станут». А у самого заныло сердце. Ведь дядю Егора он любил, как отца. Сейчас же даже спросить у него ни о чем не может. Не хочет он слышать, что ему скажет человек, который говорил врагу: «Я сейчас, я мигом! »

А дом, куда Вася постучался в тот вечер, когда они с матерью подобрали Костю? «Уходи, пока цел». Что же, теперь так и жить со страхом, оглядываясь, – а вдруг донесут?

Надо идти обратно в Покровское. Там он за каждого поручится, там он всех знает, как самого себя. Они с Борисом что‑ нибудь придумают! Они не будут сидеть сложа руки. Не маленькие… Васе – пятнадцать, Борису – шестнадцать. Там все свои – и Володька Лагер, и Толя Цыганенко, и Толя Погребняк. На каждого можно положиться. Девчонки? Нет, это дело, пожалуй, не для девчонок. А какое такое дело? Он еще сам не знает. Но одно он знает твердо – говорить врагу: «Я сейчас, я мигом! » – он не будет никогда!

…Ночью в окно к Носаковым постучались. Стук был осторожный, еле внятный – фашисты так не стучат. Сердце у Васи бешено колотилось, когда он вскочил с постели и вместе с матерью передвинул стол к сундуку, который стоял у дверей чулана. Потом приотворил окошко и, высунувшись, тихо окликнул: «Кто там? » У окон никого не было, но на крыльце кто‑ то сидел. Вася вышел в сени и осторожно открыл дверь. Тотчас с крыльца поднялась темная фигура и со словом «свой» вошла в комнату.

– Горячей воды. Окна хорошо завешаны? Где больной? – тихо говорила женщина.

Это была медицинская сестра. Она двигалась бесшумно. Засветила фонарик, вошла к Косте в чулан. Осмотрев его, прокипятила шприц и сделала укол.

– Смотрите хорошенько, – шепотом сказала она Домне Федоровне. – Через четыре часа вам придется повторить укол самой.

– Помру я? – тоже шепотом спросил Костя.

– Не спеши! Еще поживешь. Ну молодцы, вовремя вы меня позвали. А теперь слушайте внимательно: двое суток надо делать вот эти уколы. Вы поняли? Попробуйте, покажите… Так, молодцом. Ну, на вас, кажется, вполне можно положиться. А эти порошки…

Вася слушал с нетерпением. Он хотел понять: кто прислал ее? Кто сказал ей? Ведь никто, никто не знал? Кроме…

Он не разглядел лица медицинской сестры, он только слышал ее тихий голос, почти шепот, и ощутил крепкое пожатие ее руки.

– А кто вас прислал? – спросил Вася, отпирая ей дверь.

– Знаешь пословицу? Много будешь знать…

Вася понял, что она улыбается. Он больше ни о чем не спрашивал, только секунду постоял на крыльце, стараясь разглядеть, куда она пошла, крадучись в темноте.

– Мама! Кто же ее прислал? – только и спросил Вася.

– Егор. Больше некому, – ответила Домна Федоровна. – Кто же знает? Мы да они…