Скотт Вестерфельд 12 страница

Нене чуть накренила голову.

— Несомненно, парень тоже всего этого насмотрелся, а теперь и рад наболтать нам с три короба.

— Мадам, — твердо сказал Алек. — Мне не нравится, что меня называют болтуном. То, что я знаю секреты и дарвинистов, и жестянщиков, лишь добавляет мне ценности как союзнику! У меня есть и военное образование, и золото. Мы с моими людьми можем водить шагоходы и чинить их. Если вы не позволите нам присоединиться к вашей борьбе, значит, вы просто играете в революцию!

Лилит, оскалившись, вскочила. Завен стоял молча, но его рука легла на рукоять ножа.

— Юноша, — с подчеркнутой невозмутимостью заговорила Нене. — Ты даже не представляешь, чего эта борьба стоила моей семье: богатства, положения в обществе. — Она нежно взяла Лилит за руку. — Бедной матери этой вот девочки. Да как ты смеешь называть нас дилетантами!

Алек сглотнул, поняв, что не на шутку задел их за живое.

— Сомневаюсь, что ты можешь нам помочь, — продолжала Нене. — Я любого аристократа вижу насквозь: избалованные недоросли вроде тебя никогда и никому не помогают, кроме себя.

Алека словно ударили в живот. Вот так всегда: хоть лезь из кожи вон, но все вокруг держат тебя за напыщенного болвана, не более! Не чуя под собой ног, он присел на кровать.

— Я прошу прощения, что говорю как идиот, — произнес он. — И насчет твоей матери, Лилит. Я тоже лишился родителей и просто хочу за них поквитаться.

— Ты потерял обоих родителей? — совсем другим, участливым тоном спросила Нене. — Так кто же ты, мальчик?

Алек долгим взглядом посмотрел старухе в глаза и понял, что выбор у него единственный: либо полностью ей довериться, либо вернуться в свое одиночество. Без союзников ему и его спутникам остается лишь продолжить бежать куда подальше и там трусливо затаиться.

Однако Стамбул, как видно, уготовил ему иную судьбу.

— А вы думаете, кто я? — спросил он почти шепотом.

— Ты? Понятно, что австрийский дворянин. Быть может… Уж не сын ли ты эрцгерцога? — Под ее пронизывающим взглядом Алек молча кивнул. — Ну, тогда ты, безусловно, знаешь полное девичье имя своей матери. Назови его не мешкая, и если спутаешь хоть букву, моя внучка скинет тебя с крыши.

Алек, понурившись, медленно выговорил:

— София Мария Йозефина Альбина, графиня Хотек фон Хотков унд Вогнин.

Наконец в глазах у старухи забрезжило что-то похожее на доверие.

— Наша встреча судьбоносна, — сказал Алек. — Я клянусь, Нене, что могу вам пригодиться.

Лилит вдруг заливисто рассмеялась. Фыркнул и Завен, а за ним, в унисон, существо.

— Ай какой очаровашка! — покатывалась растерявшая свою грозность Лилит. — Он теперь взял тебя в родственницы, нене, бабушка!

До Алека только сейчас дошло. «Нене» — это вовсе не имя, а просто слово «бабушка», все равно что «ома» в немецком.

— Прошу прощения, мадам, — смутился он, — с армянским у меня сложности.

— Да ты не беспокойся, — улыбнулась в ответ старуха. — В моем возрасте счет внукам уже не ведут, даже если кто из них умом не вышел. — (Алек, вскинувшись было, вовремя смолчал. ) — Может, я и впрямь, старая, из ума выжила, — продолжала Нене, — но я начинаю тебе верить. Если ты тот, за кого себя выдаешь, то шагоход ты водить, само собой, можешь.

— Вы мне только покажите который, а уж я вам продемонстрирую.

Нене, кивнув, махнула рукой.

— Завен? Ну вот. Теперь, пожалуй, настало время показать его высочество комитету.

•ГЛАВА 27•

Лилит с Завеном отвели его к дальнему углу балкона, откуда открывался вид на просторный внутренний двор в окружении нескольких складов. Выходящие на него окна были заколочены, а с воздуха двор прикрывала маскировочная сетка. Там в зыбких пятнах света и тени затаились пять шагоходов.

Алек разглядывал их, перегнувшись через перила. В минувшие дни он не раз видел на улицах подобные боевые машины — стражи стамбульских трущоб. Обшивка этих пяти была испещрена многочисленными шрамами от прошлых побоищ, лобовую броню украшали разные знаки: кресты, полумесяцы, звезды Давида, а то и вовсе неизвестные символы.

— Комитет железных големов, — сострил Алек.

Завен назидательно поднял палец:

— «Голем» — название еврейское. Валахи их именуют вурдалаками, а наши греческие братья — минотаврами. — Он указал на ту машину, что не так давно спасла Алеку жизнь. — Это вот «Рухи», моя собственная машина. Есть такая богиня у курдов.

— А здесь они все вместе, — сказал Алек.

— Еще одно крайне умное наблюдение, — опять съязвила Лилит.

— Тихо, девочка, — одернула внучку Нене, подбираясь к ним на своей кровати-черепахе. — До недавних пор нас вполне устраивало, что свои кварталы мы оберегаем сами, а султан правит всей империей. Но германцы и их mekanzimat оказали нам услугу: мы в кои-то веки объединились.

Завен свесился с перил рядом с Алеком.

— Машины внизу — лишь малая часть тех, что под нами. Эти пятеро у нас учебные — чтобы курд знал, как управляться с вурдалаком, а араб — с железным големом.

— С тем, чтобы вы могли достойно сражаться сообща, — понял Алек.

— Точно так. Дочка у меня мастерски управляется со всеми!

— Чтобы девчонка водила шагоход? Да как… — забывшись, начал Алек, но под взглядом Лилит опомнился: — Как необычно.

— Хм! Не так уж необычно, как ты думаешь, — заметил Завен и вскинул кулак. — С победой революции женщины будут уравнены с мужчинами решительно во всем!

Алек едва удержался от смеха. Опять эти семейные закидоны. Может, железная Нене так влияет на своего сына?

— А как работает пушка Теслы? — спросила Лилит.

— Мой механик говорит, что это генератор молний, — ответил Алек, припоминая, что рассказывал ему Клопп через пару дней после памятной стычки с «Гебеном». — Сам господин Тесла американец, но его эксперименты финансируют немцы. Над своей пушкой они работают уже не первый год. А ты откуда о ней знаешь?

— Да ты не обращай на нее внимания, — бдительно встряла Нене. — Лучше скажи, может ли она остановить наши шагоходы?

— Сомневаюсь. Вообще, пушка Теслы создана против водородных летунов. Но на «Гебене» есть и обычные крупнокалиберные орудия, для которых шагоходы — превосходная мишень. — Алек поглядел на юго-восток, туда, где над водой, неподалеку от дворца султана, поднимались струи дыма. Пока там стоят германские боевые корабли, никакие шагоходы дворцу не страшны. — Как я понимаю, германские броненосцы здесь именно для того, чтобы защищать власть султана?

— И еще чтобы заморить голодом русских, — подсказала Нене. — Одним камнем — двух зайцев. Я вижу, военной науке тебя обучали.

— А уж тем более обращению с шагоходами, — похвастался Алек. — Дайте мне самый заковыристый, и все вам станет ясно.

Нене кивнула, на лице ее появилась улыбка.

— Ты слышала мальчика, внучка? Отведи-ка его к Рухи.

Алек, разминая пальцы, оглядывал приборный щиток. Функции здесь обозначались не словами, а по большей части символами, но назначения были в целом ясны: температура двигателя, манометры, топливо — ничего такого, чего бы не было в его штурмовом шагоходе.

Вот только с манипуляторами дело обстояло совсем иначе. Здесь они представляли собой громоздкие рычаги с рукоятками, напоминающими боевые перчатки средневековых воинов.

— И как мне ими, интересно, ходить? — спросил он.

— Да никак, — удивилась Лилит. — Манипуляторы отвечают за руки. А для ходьбы, — она указала на пол, — для ходьбы используй педали, дурачок.

— Дурачок, — насмешливо повторило существо.

— Видишь, твоя питомица молодец, называет тебя по имени, — улыбнулась, поглаживая зверушку, Лилит. — А ее, кстати, как зовут?

— Зовут? Вообще-то у фабрикатов не бывает имен. За исключением крупных воздушных судов, разумеется.

— Ну, этого-то надо назвать, — рассудила Лилит. — Это мальчик или девочка?

— Вообще у экипажа «Левиафана» вся живность была среднего рода, — растерянно ответил принц. — Так что и не «он», и не «она».

— И откуда они тогда берутся?

— Из яиц.

— А кто те яйца откладывает?

Алек пожал плечами.

— Насколько мне известно, их вынимают из своих цилиндров ученые головы.

Лилит сейчас больше приглядывалась к зверушке, а Алек — к манипуляторам. Шагоходом с руками ему еще управлять не доводилось. Эта Рухи, оказывается, сложнее, чем он себе представлял, но если уж подобную махину запросто водит девчонка, то он тем более должен справиться.

— А откуда мне знать, что делают руки? Я отсюда их даже не вижу.

— Ну, ты просто знаешь, что они здесь, как если б это была часть твоего тела. Но раз уж ты здесь впервые… — Лилит завертела рукоятку, зашипела пневматика, и верхняя половина водительской кабины медленно пошла вверх. — Можешь попробовать в парадном режиме.

— Каком еще «парадном»?

— Ну таком, когда Рухи шествует на курдских религиозных празднествах.

— А-а, ты вон о каком параде, — сообразил Алек. — Странное у вас все же государство. Все шагоходы здесь не просто машины, а еще и какие-то символы.

— Рухи не символ. Она богиня.

— Ах да, конечно богиня, — пробормотал Алек. — В вашей революции сплошные женщины.

Лилит на это лишь закатила глаза с видом крайнего утомления и нажала на стартер. Машина ожила. Рокот двигателя не замедлила повторить зверушка, перебравшаяся с плеча Алека на передний край приборной панели.

— С твоей зверушкой там ничего не сделается? — забеспокоилась Лилит.

— Она совершенно не боится высоты, — похвастался Алек. — Когда мы убегали с «Левиафана», пришлось лезть по шнуру, натянутому очень высоко над землей.

— А зачем ты вообще ее украл? — спросила девушка. — Чтобы доказать, что был на борту дарвинистского корабля?

— Ничего я не крал, — возмутился Алек, осторожно ставя ноги на педали. — Она сама за мной увязалась.

Зверушка, обернувшись, как будто улыбнулась Лилит.

— Ты знаешь, я тебе почти верю, — тихо сказала девочка. — Ну что, а теперь давай, покажи себя. Гулять на этом шагоходе легче легкого.

— Да в два счета, — сказал Алек, наблюдая за стрелками приборов.

Когда манометры стабилизировались, он плавно утопил ножные педали — сначала одну, затем другую. Машина отозвалась ровной поступью, четко переставляя покрытые шипами ноги. Тогда Алек снял с педали левую ногу, медленно поворачивая шагоход.

— С этим легче, чем с моим четырехногим прогулочным, — залихватски сказал он. — Я на нем разъезжал, когда мне было двенадцать лет!

— У тебя был свой собственный шагоход? — как-то странно поглядев, спросила Лилит. — В двенадцать лет?

— Ну, не только мой. Родителей тоже. — Алек потянулся к ручным манипуляторам. — И вообще у мальчиков природные способности к технике.

— Ага. И к бахвальству, наверное, тоже.

— Мы еще поглядим, кто из нас бахвалится. — Алек сунул правую руку в металлическую перчатку и попробовал сжать кулак. В ответ машина сомкнула огромные когти правой длани.

— Осторожней, — предупредила Лилит. — Рухи — это тебе не мальчик. У нее силы ого-го.

Алек повращал манипулятором, следя, как вторит его движениям рука шагохода. Многосуставчатая конечность была длинной и гибкой, как тело змеи; задевая друг о друга, сегменты обшивки издавали звук, похожий на вжиканье десятков извлекаемых из ножен сабель.

— Вся штука в том, — поучала Лилит, — чтобы забыть о своем теле, притвориться, что руки шагохода — это твои руки.

Манипуляторы были необычайно чувствительны; гигантские лапы пусть замедленно, но копировали каждое движение. Алек пытался слиться с машиной, влезть в чешуйчатую шкуру стального монстра и скоро ощутил себя двадцати метров ростом, причем не водителем, а так, будто просто расхаживал в громадном костюме.

— Теперь усложним задачу, — объявила Лилит. — Подбери-ка вон ту вагонетку.

ПРОГУЛКА НА ШАГОХОДЕ

В дальнем углу двора лежала старая перевернутая вагонетка с выщербленными деревянными боками, словно игрушка, которой играл неосторожный ребенок.

— Нет ничего проще, — сказал Алек, направляя машину меж остальных шагоходов, застывших истуканами.

Он протянул правую руку — машина повиновалась. Зверушка на приборном щитке изображала то шипение воздуха, то лязг металла, которые эхом отражались от окружающих стен.

Алек медленно сомкнул пальцы — стальные когти столь же неспешно сомкнулись на вагонетке.

— Пока все нормально, — заметила Лилит. — Только аккуратней.

Алек кивнул, помня наставления Фольгера о том, как держать в руке саблю: как птичку, чтобы та и выпорхнуть не смогла, но и не задохнулась. Вагонетка в руке у Рухи качнулась, грозя выпасть.

— Поверни запястье, — тут же указала Лилит. — Только не сжимай!

Алек повернул лапу наискось, стараясь удержать вагонетку на ее металлической ладони, при этом вагонетка с бока перевернулась на колеса и покатилась.

— Осторожно! — вскрикнула Лилит, и это же слово повторила зверушка.

Алек повернул свою руку в перчатке манипулятора, пытаясь вновь уронить вагонетку набок, но та лишь каталась туда-сюда. Вот она, доехав до края ладони, собралась уже с нее соскользнуть; пришлось сжать руку.

Гигантские металлические пальцы с шипением стиснулись, послышался треск дерева, во все стороны полетели обломки. Алек пригнулся: мимо головы просвистело что-то крупное. В лицо колючками впилось несколько заноз. Он открыл глаза как раз в тот момент, когда куски вагонетки вдребезги разбились о мостовую. Алек раздосадованно посмотрел на пустую ладонь.

Рядом выпрямилась Лилит, вынимая из темных волос угодившие туда щепочки. С пола кабины на них во все глаза смотрело существо, с растерянным видом изображая треск дерева.

— Иметь силу богини — значит иметь большую ответственность, — изрекла девушка, отряхивая прическу. — Ты согласен, мальчик?

Мальчик Алек медленно кивнул, поворачивая свое запястье, в такт которому развернулась на шарнирах и гигантская ручища. Связь между ним и машиной ощущалась по-прежнему.

— Эх, жаль, у вас еще одной вагонетки нет, — вздохнул он. — Я только наловчился.

•ГЛАВА 28•

Наконец-то опускалась ночь.

Нескончаемо долгий, жаркий день Дэрин провела на корабельной палубе между штабелями ящиков, прячась от экипажа и безжалостного солнца. Это было то самое судно, которое она заприметила с пустынного берега Килье-Нимана, — германский пароход, груженный толстыми мотками медной проволоки и лопатками турбин размером с мельничные крылья.

До рассвета корабль дожидался, когда можно будет пройти через сети от морских чудовищ, а затем весь день шлепал до Стамбула. После семи недель на воздушном корабле казалось, что судно движется со скоростью улитки.

Не считая торопливого ужина перед самым десантированием, из еды Дэрин за все время перепала лишь черствая галета, которую она случайно нашла меж ящиков. А из питья пришлось довольствоваться двумя пригоршнями росы, скопившейся в парусиновом чехле спасательной шлюпки.

Но в любом случае ей было лучше, чем ее подчиненным, которые сейчас томились в плену у османов или вовсе были мертвы. За долгие часы в пути Дэрин тысячу раз прокрутила в уме ту сцену на берегу, прикидывая, что она могла в тех обстоятельствах сделать. Получается, ничего. С шагоходом-скорпионом и взводом солдат ей никак не сладить — только саму бы схватили.

По совести, германское судно было не худшим местом, чтобы спрятаться. Экипаж в основном находился внизу, а снаружи на палубе сушились матросские робы. Она уже сняла с веревки ту, что ей более-менее подходила. С заходом солнца до берега можно будет добраться вплавь.

Впереди, в наступающих сумерках, уже показались огни Стамбула. Strom[5] жестянщиков светил ярче и жестче, чем мягкое биолюминесцентное освещение Лондона или Парижа, а то, что с летного поля казалось призрачным заревом, вблизи просто хлестало по глазам. Город смотрелся как ожившая ярмарочная площадь, вся в сиянии и мишурном блеске.

Дворец султана на холме, копьями уставивший в небо минареты двух больших примыкающих мечетей, выделялся своей подсветкой даже на этом сверкающем всеми огнями фоне. Дэрин решила направиться в ту часть города, где скопления старых зданий тесно соседствовали с самыми новыми постройками.

Уже разминая мышцы перед прыжком за борт, Дэрин вдруг усомнилась в целесообразности своего плана и взвесила возможные варианты. На рейде Стамбула собралась сотня с лишним судов, среди которых есть и гражданские корабли под британским флагом. На одном из них можно добраться до Средиземного моря, где стоит под парами военный флот Британии, или двинуть на север, к русским черноморцам — союзникам-дарвинистам.

Но в голове у нее тут же возникла куча контрдоводов. Во-первых, османы тщательно обыскивают все британские корабли. Во-вторых, какой капитан безоговорочно и сразу поверит, что она — представленный к награде офицер службы воздухоплавания, а не сумасшедший «заяц»? Наконец, что, если без военной формы и подчиненного ей корабельного зверья кто-нибудь углядит в ней обыкновенную девчонку?

И даже если она доберется-таки до «Левиафана»: вдруг у Фольгера не получилось оттуда сбежать? Он же в любую секунду сможет порушить ее карьеру единым словом!

Впрочем, Дэрин сама прекрасно понимала, что следует намеченным курсом вовсе не поэтому. Здесь, в городе, находился Алек, и ему нужна была помощь. Может, и глупо всем рисковать ради какого-то чертова принца, ради мальчишки, который даже не понял, что она — девочка? Ну а сам Алек не рисковал так же безрассудно, когда пробирался по леднику, только для того, чтобы помочь терпящему бедствие вражескому кораблю? А?

И когда вода превратилась в черное зеркало, где отражались огни города, Дэрин покинула свое укрытие. Кое-как запихав краденую робу под водолазный костюм, девочка пробралась на нос корабля. Перевалившись через планшир, она спустилась по якорной цепи и без всплеска скользнула в воду.

На берег Дэрин выбралась в тени длинного пирса. Даже ночью жизнь здесь кипела вовсю: работали в доках люди и шагоходы; грузчики сновали под исполинскими механическими руками, которые, пуская дым, снимали грузы с десятка кораблей; в свете прожекторов метались причудливые тени, прыгая и покачиваясь на штабелях всевозможных товаров, устройствах и механизмах.

Дэрин забралась в лабиринт ящиков и каких-то металлических деталей, быстро подыскав в темноте укромный закуток, где можно было снять костюм Споттисвуда. Облачаясь в германское матросское тряпье, которым она разжилась на борту, Дэрин на секунду почувствовала глухое раздражение: надо же, вот так взять и разжаловать себя из офицера-воздухоплавателя в обыкновенного матроса торгового флота! К тому же, если ее вот так, без мундира, схватят османы, ей как шпионке виселицы точно не избежать.

От водолазного костюма следовало избавиться, поэтому Дэрин все, кроме башмаков и стропореза, запихала в громадную катушку медной проволоки. Даже если его найдут, подавляющему большинству врагов эта груда саламандровой кожи с деталями из черепашьего панциря не скажет ровным счетом ничего; ну, разве подумают, что какая-нибудь вконец эксцентричная русалка вышла из вод на берег.

Лабиринт штабелей всевозможных ящиков был поистине огромен: металлических деталей и запчастей здесь, пожалуй, хватило бы, чтобы заново отстроить весь Стамбул. И на всей таре стояли ярлыки на немецком. Дэрин тронулась туда, где призывно светили огни города, окрыленная надеждой что-нибудь съесть или хотя бы выпить воды. Однако дойдя до края объекта, девочка обнаружила, что он по всему периметру огорожен металлической сеткой высотой в полтора десятка футов, с тремя рядами блестящей в свете фонарей «колючки» по верху. Единственные ворота, которые можно рассмотреть, и те под массивным замком.

— Вот и приплыли, — пробурчала Дэрин.

Угораздило ж ее выбраться на берег на охраняемой и огороженной территории. Секретный объект, что ли?

Можно было бы снова отплыть и выйти на берег где-нибудь в другом месте, но Дэрин уже просто шатало от голода. От одной мысли о повторном погружении в холодную темную воду зябко стучали зубы. И чего такого важного в этом дурацком грузе? Слоняясь вдоль ограды в поисках незапертого выхода, Дэрин мало-помалу стала приглядываться к хранящемуся здесь добру.

Тут были не только части механизмов, но и какая-то электрика. Здоровенные рулоны резиновой изоляции, длинный ряд аккумуляторных батарей с гальваническими элементами, похожими на те, что используются на прожекторах «Левиафана». Только эти батареи с добрый флигель размером! Вспомнились заодно и турбинные лопатки на грузовом судне. Германцы что, возводят где-то здесь электростанцию?

Заслышав голоса, Дэрин нырнула в тень. Мимо, переговариваясь, прошло с десяток человек; один из них нес позвякивающую связку ключей. То, что надо: эти люди как раз собирались наружу.

Вслед за ними Дэрин прокралась к широченным воротам в заборе, где из темноты разбегались в оба конца железнодорожные рельсы. Когда старший отомкнул замок, бригада рабочих распределилась по всей ширине ворот и с натугой отворила их; послышался скрежет металла о камень. Снаружи, за воротами, нетерпеливо пуская в прохладный ночной воздух пыхтящие струи жаркого пара, дожидалось нечто громадное и невероятно мощное. Вот оно пришло в движение: постепенно удалось рассмотреть машину колоссальных размеров. Передняя часть двигателя имела форму головы демона, а длинные ручищи с когтями, предназначенные для погрузочных работ, были сложены у исполина на спине, словно гигантские крылья из черного металла. Из хищно оскаленной пасти вырывались белесые клубы пара.

— У-у, упыри чертовы, — негромко, но истово произнесла Дэрин, припоминая, что видела уже картинки с этим монстром в грошовых брошюрках.

Это был «Восточный экспресс».

Шумное дыхание поезда-исполина оттеснило Дэрин обратно к штабелям грузов. При этом она не могла отвести от него глаз.

Экспресс смотрелся странным гибридом османского и германского стилей. Двигателю намеренно придавалось обличье мифического дэва со свисающим из пасти огромным языком. В то же время предназначенные для работы с грузами многосуставчатые ручищи ничем украшены не были.

Вот они ожили и, двигаясь плавно, как крылья парящего коршуна, простерлись к штабелям грузов и стали поднимать ящики, металлические части, катушки проволоки и стеклянные, похожие на большие полупрозрачные колокола изоляторы. Поезд загружал, насыщал сам себя, подобно прожорливому монстру, дорвавшемуся до обильной трапезы. Вдруг ударил слепящим светом единственный глаз дэва — носовой прожектор. Застигнутая врасплох, Дэрин шарахнулась назад. Тень, в которой она успешно пряталась, мгновенно исчезла.

— Wer ist das? [6] — послышался сквозь пыхтение двигателей пронзительный крик.

Запаса германских слов Дэрин хватило, чтобы понять: ее засекли.

Полуослепшая, она развернулась, чтобы бежать, но некстати запнулась о связку скользких пластмассовых труб и полетела кубарем. Кое-как поднявшись на ноги, Дэрин заковыляла в темноту, где забилась за большую катушку с проволокой.

Разбитое колено пульсировало болью, а руки все в кровавых ссадинах: что и говорить, приземление неудачное, а тут еще голова кружится от голода. Сердце Дэрин и то билось слабенько, как у пичужки.

От преследователей ей в таком состоянии не убежать, остается их обхитрить.

Превозмогая боль, она на четвереньках поползла обратно к экспрессу, держась среди нагромождений груза и намеренно протискиваясь в самые узкие проходы. Надежда была на то, что ее как следует не разглядели и не поняли, что гонятся за худенькой девочкой.

Голоса преследователей раздавались всюду вокруг, отзываясь прерывистым эхом в лабиринте из ящиков и металлических деталей. Дэрин продолжала ползти, ориентируясь на яркие огни поезда. Мимо с криками пронеслись люди, думая, что она все еще от них убегает.

В эту секунду над ней скользнула тень — растопыренная металлическая лапища, которая надвигалась сверху. Дэрин вовремя распласталась в тот момент, когда три пальца с резиновыми накладками сомкнулись вокруг бута проволоки размером с гиппоэска.

Машина ненадолго притормозила, чтобы удачней обхватить бут, и тут Дэрин увидела свой шанс. Вскочив, она проворно влезла в этот здоровенный цилиндр. Секунда, и бут вместе с ней, накренившись, взмыл с земли в воздух.

Видно было, как на проплывающей снизу площадке чиркают по лабиринту мотков и ящиков фонарики преследователей. Никому из них не пришло в голову посветить на груз, проплывающий над головами.

ПОГОНЯ В НОЧИ

На какую-то секунду металлические пальцы сжали бут сильней, отчего проволочное кольцо слегка сдавило Дэрин. Может, оператор заметил ее и решил раздавить? Однако лапища просто перехватила груз поудобнее. Вскоре бут аккуратно опустился среди десятка других таких же.

Подождав, пока лапа-погрузчик уберется, Дэрин выкарабкалась на дно открытой грузовой платформы. Борта у нее были лишь чуть выше, чем сама Дэрин, поэтому она, встав на цыпочки, легко могла наблюдать за происходящим.

Количество преследователей увеличилось. Появились и собаки: пара немецких овчарок, туго натянув поводки, тащила за собой хозяина, что-то азартно вынюхивая. Хорошо, что взлет на механической руке прервал маршрут их поиска. Однако надо отсюда выбираться, пока ее в лепешку не раздавила новая порция поступающего груза.

Дэрин пролезла к переднему торцу платформы и посмотрела оттуда на вагон, что шел в составе следом: габаритный «пульман» с изящной стеклянной дверцей на торце. Незаметно спрыгнув на сцепку, Дэрин подобралась к двери вагона и, недолго думая, вскрыла замок своим стропорезом.

Бесшумно скользнув внутрь, она прикрыла дверь, бдительно выставив нож перед собой.

— Hallo? — позвала она негромко, надеясь, что удачно имитирует акцент жестянщиков.

Никто не ответил. Когда глаза Дэрин привыкли к темноте, девочка невольно присвистнула.

Это был вагон-салон, с интерьером пышным, как хвост павлина. По одну сторону рядком тянулись столики, мягко поблескивали медные поручни, а плавный изгиб потолка был обит кожей с заклепками. Массивные кресла составляли полный, можно сказать, вопиющий контраст аскетичной мебели на «Левиафане». Каждое кресло было снабжено выходящей из пола подставкой для ног. Довершая картину, в темном углу застыл механический официант в феске.

Дэрин сделала несколько осторожных шагов, чувствуя себя здесь не к месту. Даже тихий и пустой, этот вагон-ресторан словно источал запах лоска и шика: вот-вот появится какой-нибудь мажордом во фраке и с презрительной ухмылкой глянет на Дэрин в ее робе не по росту.

Она села за один из столиков, подглядывая через занавески за идущей снаружи охотой. Там по-прежнему метались в темноте фонарики преследователей, постепенно смещаясь в сторону воды; судя по всему, преследователи продолжали считать, что она убегает от экспресса. Территория объекта оглашалась криками и лаем, а здесь, внутри вагона, казалось, что ей сейчас подадут изысканный ужин.

— Ужин! — осенило Дэрин.

Она вскочила и, пробравшись за буфетную стойку, стала рыться по полкам, натыкаясь на штопоры, полотенца, бутылки вина и коньяка. Вот черт: это был действительно всего лишь салон, отдельный от вагона-ресторана, так что еды здесь не было.

И тут в одном из ящиков она обнаружила целую залежь бисквитов и пирожных с кремом, прикрытых кружевной салфеткой. Видимо, кто-то из персонала отложил их для себя, а потом забыл. Устроившись на полу, Дэрин взялась это все уписывать. Пирожные малость зачерствели, но все равно превосходили по вкусу все, что Дэрин приходилось есть с самого дня поступления на службу. Трапезу она запила талой водой из серебряного ведерка для льда, да еще и как следует приложилась к откупоренной бутылке коньяка.

— Ну что, совсем не плохо, — сказала она, сыто рыгнув.

Теперь, когда голова уже не кружилась от голода, она была в состоянии подумать о том, что же здесь на самом деле происходит. Куда германцы везут весь этот груз? Судя по ярлыкам, он доставлен из Германии. Тогда с какой стати грузить его на экспресс, идущий обратно в Мюнхен?

Дэрин еще раз выглянула из окна: погони уже не было видно. Вероятно, преследователи мечутся сейчас по берегу, думая, что она скрылась в воде. Механические руки заканчивали погрузку: оставалось лишь несколько аккумуляторных батарей и изоляторов; снова ожили двигатели поезда. Что, если состав отходит сейчас к какому-то месту неподалеку, откуда можно будет возвратиться перед рассветом? Никто и не заметит его уход из города и уж тем более не заподозрит, что роскошный «Восточный экспресс» перевозит промышленный груз.

Поезд, дернувшись, медленно тронулся, а Дэрин напомнила себе, что она здесь, собственно, не затем, чтобы шпионить за жестянщиками. Ее задача — помочь Алеку, а не выведывать секреты Османской империи. Мимо уже проплывал увенчанный «колючкой» забор — можно прыгать хоть сейчас, коли ни у кого не хватило ума ее выловить.

Возвратившись за стойку, Дэрин выбрала себе бутылку самого, должно быть, ценного коньяка. Ну и что, что это элементарная кража, — надо же как-то раздобыть деньги и приличную еду. Бутылка была старая, пыльная — коллекционная, должно быть.

Экспресс неспешно полз через Стамбул, не привлекая к себе особого внимания. Рельсы тянулись вдоль воды, мимо темных складов и закрытых фабричных ворот. Дэрин, открыв дверцу, выжидала подходящий момент, чтобы спрыгнуть.

УЖИН В БУФЕТЕ