Скотт Вестерфельд 11 страница

Учитывая то, что германцы всюду распространили фотографии Бауэра и Клоппа, снабжение припасами легло на плечи Алека. Расхаживая в одиночку по улицам Стамбула, он успел многому научиться: и как вести себя с торговцами, и как незаметно проскальзывать через те части города, где германское присутствие было особо ощутимым, и даже как узнавать время по пронзительно-заунывным голосам муэдзинов на городских минаретах.

Но главное, что оказаться в этом городе ему было просто суждено. Именно здесь чаша весов войны должна была склониться на сторону жестянщиков или же против них. Вдали сияла перламутром лента пролива — узкое пространство, которое то и дело оглашали гудками грузовые суда. Этот проход из Средиземного моря в Черное был жизненно важной артерией для русской армии, той нитью, что скрепляла между собой дарвинистские державы. Вот зачем провидение принесло его сюда через пол-Европы. Он был здесь, чтобы остановить войну.

Ну а между делом можно и подучить турецкий.

— Насильсин? [3] — спросил он, упражняясь.

— И-ийим, [4] — послышалось из занавешенной птичьей клетки на столике.

— Чш-ш! — шикнул Алек, озираясь.

Не то чтобы здесь запрещали держать зверушек-фабрикатов; просто не хотелось лишний раз привлекать к себе внимание. К тому же слышать, что произношение у существа заметно лучше твоего собственного, было просто невыносимо.

Он поправил на клетке занавесь, прикрыв прореху, через которую подглядывало странное создание. Зверушка уже успела забиться в угол с надутым видом. Она безошибочно улавливала настроение Алека, в котором сейчас сквозило раздражение.

Где же этот Эдди Мэлоун? Ведь обещал быть еще полчаса назад; того и гляди, из-за него сорвется другая встреча.

Он уже собирался уходить, когда Мэлоун окликнул его сзади.

Алек, обернувшись, сухо кивнул.

— Ну наконец-то.

— А что? — удивился репортер. — Вы уже куда-то торопитесь?

— Вы виделись с графом Фольгером? — вместо ответа спросил Алек.

— Видеться виделся. — Мэлоун жестом подозвал официанта и не торопясь, сверяясь с меню, заказал себе обед. — Потрясающая штука этот самый «Левиафан», — сказал он, отпустив официанта. — А поездка султана, надо сказать, обернулась кое-чем интересным. Я даже не ожидал.

— Рад слышать. Но меня больше интересует, что сказал граф Фольгер.

— Он вообще много что сказал, большинство из чего я толком не понял. — Вынув блокнот, репортер привычно навострил карандаш. — Мне вот любопытно: вы знакомы с пареньком, что помог мне устроить встречу с Фольгером? Звать его Дилан Шарп.

— Дилан? — сосредоточенно нахмурился Алек. — Знаком, конечно. Мичман с «Левиафана».

— Так. А вы не подмечали за ним чего-нибудь странного?

— Что значит «странного»? — не понял Алек.

— Ну, в общем, когда граф Фольгер выслушал послание, он сразу проникся предложением насчет того, чтобы к вам присоединиться, и все это озвучил вслух. Мне даже подумалось, не опрометчиво ли так запросто рассуждать о побеге перед членом экипажа. — Мэлоун подался чуть ближе. — А потом он взял и буквально приказал мистеру Шарпу ему помочь.

— Приказал?

Мэлоун кивнул.

— Прямо, знаете, как будто чем-то угрожал этому пареньку. Мне даже подумалось, уж не попахивает ли здесь шантажом? Вам это ни о чем не говорит?

— Я… и не знаю, — слегка растерялся Алек.

Разумеется, Дилан был замешан кое в чем, что лучше держать в тайне от корабельных офицеров: в частности, хранил секреты Алека. Но вряд ли Фольгер мог его этим шантажировать. Вот разве он сам собирался раскрыть дарвинистам, кто такой Алек на самом деле. Да ну, ерунда.

— Что-то здесь не то, мистер Мэлоун, — засомневался Алек. — Вы, наверное, ослышались.

— Что ж. Может, вы бы сами хотели это выслушать?

Репортер без лишних слов снял с плеча лягушку и, поставив на стол, поскреб ей под подбородком.

— Ну-ка, Ржавка. Повтор.

Спустя секунду изо рта квакушки послышался голос графа Фольгера:

— Мистер Шарп! Надеюсь, вы понимаете, насколько все усложнилось?

А в ответ — голос Дилана:

— Вы о чем?

Алек тревожно покосился на горстку местных старожилов, сидящих за соседними столиками, но те, похоже, не обращали ни на что внимания. Вид у них был такой невозмутимый, будто говорящие лягушки появляются в этом заведении чуть не каждый день. Неудивительно, что Мэлоун настоял на встрече именно здесь.

Далее лягва изобразила клаксон «Левиафана» — сигнал «экстренный взлет». Затем голоса, то и дело прерываемые клаксоном, зазвучали неразборчиво, как будто по нескольку сразу, и до того быстро, что выдавать их внятно у Ржавки не получалось. Наконец из этой путаницы прорезался голос графа:

— Может быть. Но если вы нам не посодействуете, я буду вынужден раскрыть один ваш маленький секрет…

Алек озадаченно напрягся, не понимая, о чем идет речь. Фольгер как-то загадочно изъяснялся насчет уроков фехтования. Дилан в ответ забормотал что-то такое, чего Алек не разобрал, причем голос у его друга как-то странно срывался, будто он вот-вот расплачется. Наконец мичман согласился помочь графу с Хоффманом бежать. Еще раз издав вой клаксона, лягушка смолкла. Эдди Мэлоун взял ее со стола и бережно усадил обратно на плечо.

— Ну как, не прольете ли свет на это дело?

— Не знаю, — произнес Алек.

Причем так оно и было. Он никогда не слышал у друга таких панических ноток. Дилан и без того ходил из-за него под петлей; чем же Фольгер мог его настолько напугать? Впрочем, раздумывать об этом перед вездесущим репортером — занятие неблагодарное. Он и так уже знает больше, чем следует.

— Мистер Мэлоун, позвольте вопрос: они были в курсе, что эта штуковина, — он указал на лягушку, — запоминает их слова?

Репортер в ответ пожал плечами.

— Разумеется.

— Как вы откровенны.

— Утаек с моей стороны не было, — заверил Мэлоун. — Могу вам обещать, что в данную минуту Ржавка ничего не запоминает. Делает она это только по моему указанию.

— Что ж, подслушивает она сейчас или нет, но мне все равно добавить нечего.

Пристально глядя на лягушку, он по-прежнему слышал в уме голос своего друга, будто принадлежащий иному человеку. Бесспорно, с помощью Дилана шансы на успешный побег у Фольгера с Хоффманом возрастают.

— Граф сказал, когда они попытаются скрыться?

— Судя по всему, сегодня ночью, — ответил Мэлоун. — Четверо суток уже почти истекли, «Левиафан» должен покинуть Стамбул завтра, если только англичане и в самом деле не планируют отдать его султану.

— Превосходно. — Алек, вставая, подал руку. — Благодарю вас за переданные сообщения, мистер Мэлоун. Прошу простить, но очень спешу вас покинуть.

— Я так понимаю, встреча с новыми друзьями?

— Оставляю это вашему воображению, — сказал Алек. — И кстати, надеюсь, что вы не будете излишне спешить с публикацией этих известий. Дело в том, что мы с графом Фольгером, возможно, задержимся в Стамбуле.

Мэлоун, опершись на спинку стула, улыбнулся.

— Что вы! Не беспокойтесь, я не посмею нарушить ваши планы. Как я вижу, история становится чем дальше, тем интересней.

Когда Алек уходил, репортер что-то увлеченно записывал в блокнот — видимо, все то, что сейчас прозвучало. А может, он соврал и его лягушка запомнила весь разговор. Вообще делиться секретами с газетчиками — чистой воды безумие. Но шанс вернуть Фольгера того стоил.

Здорово, если б к следующей встрече граф уже был здесь. Завен собирался познакомить Алека еще кое с кем из Комитета союза и прогресса. Сам Завен был человеком дружелюбным и достаточно образованным, а вот как отнесутся к Алеку другие революционеры? Наверняка ему как аристократу, да еще и жестянщику, завоевать их доверие будет непросто.

— Молодец, что помалкивал, — шепотом похвалил он свою занавешенную птичью клетку. — Если будешь вести себя хорошо, куплю тебе земляники.

— Мистер Шарп, — ехидно отозвалось существо.

Алек насторожился. Слова были обрывком выданного лягушкой разговора. Голосов существо не имитировало, но саркастичная нотка в этих словах графа улавливалась безошибочно. Интересно, почему зверек выбрал из услышанного именно их?

— Мистер Шарп, — снова повторило существо с некоторым самодовольством.

Алек, шикнув, вынул из кармана нарисованный от руки план. Отмеченный Завеном маршрут вел к северо-западу от Голубой мечети, в сторону кварталов, где Алек блуждал пару ночей назад. Чем дальше, тем здания становились выше, а влияние жестянщиков прослеживалось отчетливей. Вот уже мощеные улицы прорезали трамвайные рельсы, а на стенах появились следы гари и копоти, совсем как в рабочих кварталах Берлина или Праги. На улице пыхтели машины германского производства, строгие функциональные формы которых казались странными после дней созерцания шагоходов в форме животных. Росли и признаки недовольства. На стенах все чаще встречались граффити: мешанина алфавитов и религиозных символов, оставленных многочисленными этносами, составляющими Османскую империю.

Карта привела Алека в лабиринт складов, где возле разгрузочных площадок застыли, скрючившись, громадные металлические лапы-погрузчики. По обеим сторонам узких улиц поднимались высоченные каменные стены, едва не сходясь между собой в вышине. Сквозь завесу пыли и промышленных выхлопов сероватым зеркальцем просвечивало солнце.

Пешеходов здесь было немного, и постепенно Алека начало разбирать беспокойство. До вчерашнего дня он не ходил по городу в одиночку, а потому не знал, какие кварталы безопасны, а какие — не вполне.

Остановившись, принц поставил клетку наземь, чтобы еще раз свериться с картой Завена. Вглядываясь в прихотливый почерк революционера, Алек краем глаза заметил на углу улицы фигуру.

Там стояла женщина в длинном черном одеянии и чадре, судя по согбенной позе — пожилая. На голове у нее было что-то вроде серебряного мониста. Таких, как она, представительниц кочевых племен было полно на улицах Стамбула; правда, Алек не видел, чтобы женщины разгуливали в одиночестве. Эта же неподвижно стояла у складской стены, глядя себе под ноги на брусчатку мостовой. Когда Алек минуту назад проходил мимо, ее там не было.

Он быстро сложил карту и, подхватив клетку, продолжил движение. Обернувшись минуту спустя, Алек увидел, что старуха шагает следом. С каких пор она вообще здесь находится и зачем идет за ним по пятам?

Закусив губу, он шел не останавливаясь. Данный Завеном адрес находился где-то близко, но нельзя же привести эту подозрительную личность прямиком к своим новым союзникам. Стамбул кишит шпионами и революционерами всех мастей вперемешку с сыскными агентами. Хотя, в конце концов, от немощной старухи можно попросту оторваться. Вскинув повыше увесистую клетку, Алек ускорил шаг. Тут главное — идти размашистей, невзирая на протесты из клетки.

Тем не менее, когда он оглянулся в очередной раз, преследовательница как ни в чем не бывало скользила себе по тротуару, колыхая мантией, как черным облаком. А старуха ли это вообще? Да и женщина ли? Рука Алека непроизвольно потянулась к поясу. И тут он выругался. Из оружия при нем имелся лишь длинный кинжал, купленный накануне на Большом базаре, — кривой стальной клинок, экзотично-убийственный на вид, который он приглядел в какой-то лавчонке. Правда, наточить его как следует он не успел, к тому же Алек совершенно не упражнялся в использовании такого оружия.

Он свернул за угол по соседству с адресом на карте Завена. Улучшив момент, когда преследователь ненадолго исчез из вида, Алек кинулся вперед и нырнул в открывшийся проулок.

— Чш-ш, — шикнул он сквозь занавесь клетки.

Существо, которое в очередной раз мотнуло из стороны в сторону, горестно всхлипнуло, но примолкло. Алек, осторожно поставив клетку на землю, украдкой выглянул на улицу.

Темная фигура, двигаясь теперь нарочито медленно, остановилась перед погрузочной платформой по другую сторону улицы. В эту минуту Алек различил там нарисованный символ и насупился.

Это был именно тот символ, который размашисто изобразил на своей карте Завен.

Что это, совпадение? Или же преследователь заранее знал, куда именно направляется Алек?

Фигура в черном одним движением вскочила на платформу и встала в тени, так, что ее присутствие выдавали лишь чуть трепещущие складки одеяния.

Алек стоял в проулке, прислонившись к прохладной каменной кладке. Благодаря Эдди Мэлоуну он уже и так опаздывал на полчаса. Если выжидать, пока его соглядатаю надоест здесь торчать, может пройти еще невесть сколько времени. Что подумают новые союзники, если на тайное собрание Алек явится с громадным опозданием? Иное дело, если он доставит им пленного шпиона. На улицу, пыхтя, вполз шестиногий германский шагоход, волоча за собой грузовой состав. Лучше прикрытия и не придумаешь. Алек, опустившись на колени, обратился вполголоса к клетке:

— Я сейчас вернусь. Ты только сиди тихо.

— Тихо, — отозвалось существо.

Алек дождался, пока состав загремит между ним и соглядатаем. Выскользнув из проулка, он пристроился к медленно ползущим вагонам и, изловчившись, перебрался по открытому тамбуру одного из них на другую сторону улицы.

Прижавшись спиной к каменной стене склада, он шаг за шагом крался к погрузочной платформе. Длинный кривой нож лежал в руке на редкость непривычно, на секунду мелькнуло подозрение, не засек ли его преследователь. А впрочем, сомневаться уже поздно. Алек осторожно подбирался все ближе.

Внезапно на той стороне улицы кто-то раскатисто захохотал, как раз там, где он оставил своего зверька! Алек застыл. Неужто существо в опасности? Спустя мгновение фигура в черном спрыгнула с платформы и медленно двинулась на звук хохота. Переходя улицу, она остановилась, чтобы заглянуть в проулок. Это был шанс. Несколькими скачками настигнув соглядатая, Алек сзади прижал нож к его горлу.

НЕКТО В ЧЕРНОМ

— А ну сдавайся! Сопротивление бесполезно!

Вопреки ожиданию, противник оказался ниже ростом, но вместе с тем и проворней. Крутнувшись у Алека в руках, он неожиданно развернулся к нему лицом.

На принца смотрели распахнутые темно-карие глаза в обрамлении густых ресниц. Нет, это был вовсе не мужчина.

— Еще как полезно, — сказала девушка на прекрасном немецком. — Если только ты не хочешь, чтобы мы сейчас друг друга укокошили.

В живот Алеку упиралось что-то твердое, как оказалось, кончик ее ножа. Алек растерянно замер, не зная, как быть. И тут, гремя шкивами и цепями, вверх поползла дверь склада.

И Алек, и его грозная визави недоуменно посмотрели вверх, все так же не разжимая смертельного объятия. В дверях, широко улыбаясь, стоял Завен.

— Алек! Наконец-то! А ты, я вижу, уже успел познакомиться с моей дочерью!

•ГЛАВА 26•

— Лучше бы ты дал мне его убить, — выговаривала Завену его дочь, когда они все вместе поднимались по просторной лестнице внутри складского помещения.

Существо из клетки отозвалось смешком.

— Ах, Лилит, — цокнув языком, печально заметил Завен, — ты вся в мать.

— Он разговаривал с репортером!

Все это Лилит произносила на немецком, видимо, специально, чтобы Алек понял. Он чувствовал себя неловко из-за того, что вынужден выслушивать угрозы девчонки, и потому, что принял ее за мужчину.

— Нене со мной согласится, — сказала Лилит, пронзая Алека ледяным взглядом. — Вот тогда мы и увидим, кому из нас бесполезно сопротивляться.

Он в ответ глянул на нее как на назойливого комара. Чтобы девчонка — и одержала над ним верх? Да ни в жизнь. Это все зверушка виновата: отвлекла в решающий момент. Пока они поднимались по этим нескончаемым пролетам, клетка болезненно оттягивала руку. Далеко еще там?

— Мистер Мэлоун передавал мне сообщение, — пояснил Алек, — от моего друга, который находится на «Левиафане». Про ваш комитет я ему решительно ничего не говорил!

— Может, и так, — не стала спорить Лилит. — Но я шла за тобой целый час, прежде чем ты меня заметил. Тупость может быть не менее гибельной, чем измена.

Алек мысленно вздохнул, в сотый раз жалея, что с ним сейчас нет Фольгера.

Завен лишь рассмеялся.

— Фу-ты ну-ты! Ничего удивительного нет в том, что вас, Алек, выследила моя дочь. Она истинный мастер перевоплощений! — Он стукнул себя в грудь. — Чья школа?! Дочери лишь самое лучшее!

— Это правда, тебя я не заметил, — признался Алек, оборачиваясь к Лилит. — А не выслеживал ли меня еще кто-нибудь?

— Нет. Я бы увидела.

— Прекрасно. А я, в свою очередь, не выдал вас тайной полиции султана, правда?

Лилит лишь хмыкнула, вырываясь вперед.

— Посмотрим, что скажет Нене.

— В любом случае, — сказал ей в спину Алек, — если меня схватят германцы, они по моему следу не пойдут. Я попросту исчезну.

— Надо будет иметь в виду, — буркнула, не оборачиваясь, Лилит.

Лестница все тянулась, смутно освещенная расположенными в пролетах решетчатыми окнами, пропускающими тусклый сероватый свет. Стоило подняться туда, куда не доставали пыль и выхлопы бесчисленных труб, и свет на лестнице сделался ярче. На угрюмых каменных стенах стали встречаться признаки человеческого жилья: здесь семейный портрет, там православный крест с наклонной перекладиной.

— Завен, — полюбопытствовал Алек, — вы здесь живете?

— Тоже мне чудо дедукции, — снова съязвила Лилит.

— Мы испокон века селились над своим семейным делом, — ответил Завен, останавливаясь перед двустворчатой деревянной дверью с затейливыми медными накладками. — Будь то шляпный магазин или механическая мастерская. А теперь, когда семейное дело у нас — революция, то мы и живем как раз над комитетом!

Алек невольно насторожился: что же это за комитет? Сам склад заполняла гулкая пустота; тусклая краска на стенах облупилась, ступени лестницы требуют ремонта.

Открывая двери, Завен сказал дочери:

— Дома никакой мне маскировки.

Лилит недовольно зыркнула, но стянула через голову свою бедуинскую хламиду. Под ней оказалось роскошное платье из красного шелка, длиной почти до пола.

Алек еще раз невольно отметил, какие у Лилит прекрасные карие глаза и какая она вообще красавица. Надо же быть таким идиотом, чтобы принять ее за мужика.

За створками дверей их встретило настоящее буйство красок. Диваны и кресла в представших взгляду апартаментах были покрыты яркими шелками, абажуры электрических ламп украшены полупрозрачными ромбами всех цветов радуги. Пол устилал большущий персидский ковер с геометрическим орнаментом оттенков осенней листвы. Льющийся с просторного балкона солнечный свет делал это пестроцветие еще ярче и праздничней, хотя было видно, что мебель здесь не новая, а ковер местами изрядно потерт.

— Весьма уютно, — оглядевшись, сказал Алек, — для революции.

— Стараемся, — ответил Завен, оглядывая комнату почему-то с печальным видом. — Добрый хозяин предложил бы вначале чаю. А у нас, видать, опоздавших не угощают.

— Нене не любит, когда заставляют ждать, — пояснила теперь уже Лилит.

Алек одернул сюртук. Нене тут, очевидно, главный: перед ним следует выглядеть достойно.

Вслед за хозяевами Алек прошел к еще одним дверям. Лилит осторожно постучала и, не дождавшись ответа, распахнула створки. В отличие от внешних апартаментов эта комната была темной, пропахшей тяжелой смесью ладана и пыльных ковров. Единственная, старомодного вида масляная лампа заливала все убранство комнаты тусклым винно-красным светом. В полумраке мягко сияли трубки десятка беспроводных приемников, а воздух наполнял писк морзянки.

У дальней стены возвышалась большущая кровать с балдахином и москитной сеткой, стоящая на подпорках, обтянутых морщинистой кожей, словно ноги какой-то рептилии. За сеткой виднелась маленькая сухонькая фигурка, завернутая в белые простыни. Глаза остро блеснули из-под седых косм.

— Так это и есть ваш немецкий мальчик? — раздался скрипучий голос. — Тот, которого вы спасли от германцев?

— Он австриец, — аккуратно поправил Завен. — Хотя да, мама, он все равно жестянщик.

— И шпион, Нене, — не преминула добавить Лилит, наклоняясь, чтобы поцеловать старушку в лоб. — Я видела, как он, прежде чем сюда направиться, разговаривал с репортером.

Алек медленно выдохнул. Получается, вселяющая благоговейный ужас Нене просто мать Завена? И весь этот пресловутый комитет не более чем хобби одной эксцентричной семейки?

Поставив клетку, он учтиво поклонился.

— Добрый день, мадам.

— Да, акцент у тебя определенно австрийский, — произнесла старушка на безупречном немецком. Такое впечатление, что все османы владеют несколькими иностранными языками. — Однако многие из австрийцев тоже работают на султана.

Алек указал жестом на Завена.

— Ваш сын видел, как за мной гнались германцы.

— И выгнали тебя прямо на один из наших шагоходов, — сказала Нене. — Как нельзя кстати для знакомства.

— Откуда я знал, что та машина подхватит меня при падении, — попробовал объясниться Алек. — Я мог погибнуть!

— Еще успеешь, — пробормотала Лилит.

Проигнорировав колкость, Алек опустился на колено возле клетки и развязал тесемки занавеси, после чего приподнял клетку, чтобы ее видела Нене.

— Подумайте, стал бы агент султана носить при себе такое? — сказал он, отдергивая ткань.

Существо, застыв столбиком, выпучило и без того огромные глаза и оглядело лица собравшихся, вбирая в себя удивление Завена, подозрительность Лилит и, наконец, льдистый блеск глаз Нене.

— Это еще что? — спросила старуха.

— Существо с «Левиафана», где я последние две недели служил бортмехаником.

СЕМЬЯ НЕНЕ

— Жестянщик на «Левиафане»? — Нене сухо усмехнулась. — Ты, наверное, купил его где-нибудь из-под полы на Большом базаре.

Алек подступил поближе.

— Нигде я его не покупал, мадам. Это существо создала сама доктор Нора Барлоу. Родственница Дарвина.

— Чтобы родственница Дарвина создала такую безделку? И что толку от этой фитюльки на боевом корабле?

— Она предназначалась в дар султану, — сказал Алек. — Чтобы удержать османов от вступления в войну. А оно возьми и вылупись… э-э… не по расписанию.

Старуха приподняла косматую бровь.

— Ты видишь, Нене? Он лжет! — завопила Лилит. — И еще думает, что все поверят этой околесице!

— Поверят, — произнесло существо, погрузив одним лишь словом комнату в молчание.

— Оно что, разговаривает? — отступая на шаг, ошалело спросил Завен.

— Типа попугая, — сказал Алек. — Или вроде вестовой ящерицы — оно иногда повторяет слова.

Нене посмотрела на существо долгим изучающим взглядом.

— Кем бы оно ни было, я раньше такого не встречала. Дай-ка рассмотреть.

Алек открыл клетку и, дождавшись, когда зверек выберется ему на плечо, подошел к кровати. Существо осторожно пробралось по вытянутой руке и на пронизывающий взгляд Нене ответило таким проникновенным взором, что лицо старой женщины заметно смягчилось. То же самое происходило с Клоппом и Бауэром всякий раз, когда Алек оставлял зверушку им на попечение: что-то во взгляде этих большущих глаз и печальном выражении мордахи вызывало ощущение невольной приязни. Лилит и та притихла.

Между тем Нене, потянувшись, взяла Алека за ладони.

— Добывать руками хлеб насущный тебе, я вижу, отродясь не приходилось, а под ногтями, глянь-ка, чуток машинной смазки. — Она потерла ему большой палец. — Да ты еще и фехтуешь, а? — Впечатленный такой проницательностью, Алек кивнул. — Расскажи мне о «Левиафане» что-нибудь, чего не может знать обычный лгун, — потребовала она.

Алек секунду-другую помолчал, припоминая всю ту невидаль, что ему доводилось наблюдать на борту воздушного монстра.

— Ну, есть там стрелковые мыши, летающие такие штуки вроде медузы, и ястребы со специальными стальными когтями.

— Об этой нечисти здесь каждая газетенка распинается всю неделю. Давай-ка еще что-нибудь.

Алек призадумался. Османских газет он, разумеется, не читал и понятия не имел, что здешней публике известно о «Левиафане».

— Гм. Ну, еще мы по пути сюда сразились с «Гебеном» и «Бреслау».

А вот это вызвало интерес. Судя по лицам, эпизод с броненосцами газетами отражен не был.

— Это новые игрушки султана, что ли? — с напускным безразличием спросила Нене. — И когда именно?

— Восемь дней тому. Мы наткнулись на них к югу от Дарданелл.

Нене непроизвольно скользнула глазами в сторону радиоприемников.

— А что, может быть. Какая-то каша в прошлый понедельник определенно заварилась.

— Баталия была еще та, — воодушевился произведенным впечатлением Алек. — «Гебен» чуть нас всех не поджарил своей тесловской пушкой.

Его собеседники значительно переглянулись.

— Ты о пушке Теслы? — спросил наконец Завен.

Алек невольно улыбнулся. По крайней мере, что-то из его сведений могло показаться полезным этим революционерам.

— Ну да. Конструкция на задней палубе, похожая чем-то на радиобашню, но на самом деле это электрическое оружие. Оно пускает молнии. Звучит, я понимаю, абсурдно, но…

Нене прервала его, подняв ладонь.

— Вовсе нет. Давай-ка мы с тобою прогуляемся, малый.

— Прогуляемся? — не понял Алек. Он-то думал, что перед ним инвалид.

— До балкона, — повелительно сказала она, и комнату внезапно наполнило жужжание, словно заработал какой-то механизм.

Одна из морщинистых ног кровати плавно шагнула вперед; за ней в движение пришли другие. От неожиданности Алек отпрянул, заставив Лилит прыснуть от смеха. Ее веселье поддержало существо, уже успевшее возвратиться на плечо к Алеку.

— Ты что, черепахи не видел? — улыбнулась Нене.

Принц отодвинулся еще на шаг, уступая дорогу кровати, неторопливо направляющейся к дверям.

— Видеть видел, но вот спать на ней не приходилось.

— Ты, юноша, каждую ночь на ней спишь. Ведь сам мир покоится на спине у черепахи.

— В детстве мама тоже рассказывала мне эту сказку, — произнес Алек с улыбкой.

— Сказку, говоришь? — сварливым голосом переспросила Нене. — Да нет, здесь все научно обосновано. Мир покоится на черепахе, а она стоит на спине у слона.

Алек чуть не прыснул со смеху.

— А на чем тогда слон стоит, мадам?

— Ты не умничай, молод еще, — прищурясь, подвела черту старуха. — А слоны стоят до самого низа.

Кровать между тем плавно приближалась к выходу на балкон. Алек, идя следом и наблюдая эту воистину черепашью поступь, дивился совершенству ножного механизма. Вместо пыхтящих паровых или газовых двигателей — заводные пружины, которые придавали движениям кровати размеренность и плавность, в самый раз для инвалида.

А старушка-то, со всей этой галиматьей насчет слонов, видно, малость того. Да и вообще вся эта троица несколько… специфична. Они чем-то напоминали Алеку его родственников из некогда богатых и влиятельных семейств, пришедших со временем в упадок, но все еще болезненно преисполненных ощущением собственной значимости.

Завен, помнится, рассказывал, что шесть лет назад они вместе с младотурками участвовали в восстании. Но вот вопрос: эта странная семейка действительно может угрожать султану или они тут просто смакуют втихомолку свое славное прошлое? Хотя шагоход Завена сам по себе сила.

На балконе оказалось, что апартаменты фактически надстроены над складом, крыша которого обступает жилье наподобие приусадебного участка. Для жизни место не вполне обычное, зато сверху город виден как на ладони, можно разглядеть и Мраморное море, и переливчато сверкающую бухту Золотого Рога.

А вот и «Гебен», как и говорил репортер, стоит возле длинного пирса. Видно, как лапы-крючья, предназначенные для борьбы с морскими чудовищами, шевелятся, помогая с погрузкой-выгрузкой.

Нене сморщенным пальцем указала на доки.

— Откуда тебе известно об этой пушке Теслы?

— Так она в нас стреляла, — ответил Алек. — Чуть не подпалила весь корабль.

— Да, но название-то ты откуда узнал? Не по наитию же!

— Ах название, — протянул Алек, лихорадочно прикидывая, сколько и чего можно рассказать старухе. — Один из моих людей — старший механик. Он видел экспериментальные модели той пушки.

— Твои люди располагают сведениями о германских секретных вооружениях, а ты при этом служишь на «Левиафане»? — Нене лишь качнула головой. — А ну, парень, выкладывай, кто ты есть на самом деле. Сию же минуту!

Алек глубоко вдохнул, игнорируя колкую улыбку Лилит.

— Я австрийский дворянин, мадам. Мой отец был против войны, и германцы его за это убили. А я со своими людьми скрывался в Альпах, где как раз в то время совершил аварийную посадку «Левиафан».

— И тебя просто взяли и пригласили на борт?

— Нет, не просто. Мы помогли дарвинистам спастись. У нас был поврежден штурмовой шагоход, а у них вышли из строя двигатели. Так что мы, можно сказать, сложились, чтобы сообща удрать от германцев. Но как только мы оказались в воздухе, выяснилось, что меня с моими людьми считают за военнопленных. Пришлось с корабля бежать. И вот мы здесь, — он развел руками, — ищем союзников для борьбы.

— Союзников, — негромко повторило существо.

— Я желаю отомстить германцам, — подытожил Алек. — Видимо, как и вы.

После долгой паузы Нене снова покачала головой.

— Не знаю, что и думать. Моторы жестянщиков на водородном летуне? Вздор какой-то. Хотя… Ни у одного султанского шпиона не хватило б на такой рассказ ни ума, ни фантазии.

— Постой, — сказала Лилит, трогая бабушку за руку. — Помнишь, как вчера «Левиафан» пролетал над городом? Мы тогда еще подумали: вот умора, двигатели дымят, как у жестянщиков! — Она покосилась на Алека. — Но не верить же ему.