ВОЗВРАЩЕНИЕ 5 страница

– Да.

Токей Ито взял записку на продовольствие. Офицер кивнул ему на прощание. Индеец позаботился получить фураж для Буланого, он попросил также у содержателя харчевни костей для Охитики. Сам он ограничился чаем, слегка уняв мучившую его жажду.

У дакоты был впереди день, было и задание, которое не противоречило его планам. Он побрел к главному входу, где продолжалась выдача пайков. Дело это, судя по разговорам, должно было занять следующий день. Среди белых находился молодой человек в гражданском платье. Одет он был как преуспевающий бизнесмен. Токей Ито мучительно вспоминал, где он мог его видеть. Остановившись поблизости от молодого человека, он услышал, что называют его мистер Финлей. Но и это дакоте ни о чем не говорило.

Белый тоже обратил внимание на индейца. Раз этот индеец курьер и говорит по‑ английски, надо познакомиться с ним. И он заговорил с ним с той самоуверенностью и снисходительностью, с какой господин обращается к слуге:

– Не хочешь ли подзаработать?

– Сколько?

Финлей усмехнулся:

– Из тебя выйдет бизнесмен! Я, между прочим, собираю подлинные индейские вещи: пояса вампума, колчаны, раскрашенные одеяла, орлиные перья, вышитую одежду, выделанные скальпы – по возможности, знаменитых людей. Я бы купил целиком кожаную палатку. Ну еще, например, такие штуки, как тотем Рэда Клоуза или Крези Хорса – участников битвы при Литл‑ Биг‑ Хорне. Я еще ребенком питал слабость к индейским вождям.

– О, тогда они еще не имели ничего общего с этой шайкой, – заметил служащий, который стоял рядом с Финлеем и вел учет отпускаемого продовольствия.

– Само собой разумеется, – сказал Финлей. – Я даже видел индейского юношу, который выглядел, как сын лорда.

– А‑ а, в цирке! – догадался Токей Ито.

– Совершенно верно! – воскликнул Финлей. – Ты прямо обладаешь шестым чувством, краснокожий! Ты нужный мне человек. Ты, наверное, сумеешь поладить со своими соплеменниками.

– Чем вы платите?

– А что надо? Виски?

– Нет, мясо.

– Мясо? Не понимаю, что это значит. Мы доставляем сюда достаточно шпика. Как‑ никак… голодный марш у краснокожих позади… – Финлей повернулся к ведущему записи человеку. – У вас еще имеется резерв?

– Это зависит от того, господин Финлей…

– Для меня, во всяком случае! Я хорошо заплатил, чтобы поставки были поручены моей фирме, вам это известно…

– Если вы знаете меру в ваших притязаниях…

– Напишите индсмену записку, чтобы ему дали консервов. Из тех, что поставлены моей фирмой. Остальное – старье. Так что, даю высший сорт, – добавил Финлей, повернувшись к Токей Ито.

Вождь взял записку, пошел на склад и получил чуть ли не полтора пуда армейских мясных консервов да еще два кожаных мешка для упаковки. Он вернулся к Дугласу Финлею.

– Надо поставить печать, – потребовал он. – На случай, если кто‑ нибудь спросит, как ко мне попало это мясо и почему я болтаюсь с ним среди людей Крези Хорса.

– А это уж совершенно невозможно, – заметил служащий, ведущий учет.

– Нечего зря болтать, – отрезал Финлей. – Вот мой бланк, поставьте вашу печать, вот эту, что у вас в руке… вот так… а разведчик наш не дурак. Сегодня к вечеру возвратишься? – повернулся снова к дакоте Финлей.

– Да. Но нужна свежая лошадь. Моя загнана. – У Токей Ито были свои причины для такого заявления: на чужой лошади ему было легче остаться неузнанным.

– Будешь так продолжать, так, пожалуй, скоро получишь место в компании Финлей и К°, – усмехнулся Дуглас. – Минутку! – Он свистнул, сказал несколько слов подбежавшему парню, и скоро был приведен гнедой конь с белым пятном на лбу: полностью снаряженный, начищенный до лоска, отдохнувший, бодрый, но, наверное, и наполовину не такой выносливый и быстрый, как Буланый.

Небрежным жестом Токей Ито выразил свое согласие.

– Ну смотри же, как следует проверни мне дела!

– А что я за это получу?

– Ого! Даже среди индейцев нет больше джентльменов! И ты уже превосходно овладел деловой стороной цивилизации. Один доллар задатка?

– Два. – Токей Ито ослабил повод и сделал вид, что трогается в путь.

– Ну ладно, два.

На два доллара и на деньги, которые дал ему Тобиас, он купил еще свежей говядины. Кожаные сумки с консервами и мясом он повесил по бокам седла и повел подчинившегося ему мерина.

– Где находится Тачунка Витко? – спросил он унтер‑ офицера.

– Кто?

– Крези Хорс, – поправился дакота.

– Ах этот? Неподалеку, в нескольких милях отсюда на запад. Но он не станет так просто со всяким разговаривать. Тут уж надо случиться чуду.

– Может быть, оно и случится.

– Странный ты парень, странный, – пробормотал унтер себе под нос.

Токей Ито выехал из форта. Снег пошел сильнее. Бесконечной белой завесой мельтешил он перед глазами. Езда в седле, да еще и со стременами, была для него непривычна. Но во время жизни в изгнании, в цирке Майерса, двенадцатилетнему мальчику пришлось научиться этому для роли «Сына лорда», и он ехал не хуже драгуна. Лошадь с седлом как бы свидетельствовала о его принадлежности к миру белых людей, что для Токей Ито в его положении было весьма кстати. Дакота пустил гнедого легким галопом.

Не проехав и двух часов, он остановился. Вдали виднелось стойбище. Местность была открытая, и не замеченным к нему приблизиться было нельзя. Некоторое время дакота раздумывал, потом погнал гнедого дальше. Он увидел над типи три жиденьких дымка, которые перебивались метелью. Подъехал поближе. Несколько ребятишек с исхудалыми лицами, завидев его, быстро скрылись в жилищах. Никто из взрослых не показался. Но не исключено, что кто‑ нибудь и рассматривал незнакомого всадника из какой‑ нибудь щели палатки. Дакота сам долгое время был в заточении, и вот теперь у него было такое чувство, будто бы он подошел к чьей‑ то чужой тюрьме.

Снегопад немного утих. Хлопья снега медленно ложились на землю. Солнечный свет проникал через облачную вуаль неба, и снежное покрывало сияло тысячами сверкающих хрусталиков.

Молодому вождю с давних пор была известна палатка Тачунки Витко. Он привязал гнедого перед ней и, не раздумывая, вошел. Старая индианка сидела и растирала в миске корни юкки. Она прервала свою работу. Кроме нее в палатке – никого.

– Где Тачунка Витко? – грубо спросил он, как будто обладал полицейской властью; он понимал, что иначе ему не так‑ то легко добиться ответа. – Я прибыл с форта.

Его подкованная лошадь и револьвер достаточно много значили в глазах этой женщины. Токей Ито с первого взгляда узнал ее. Это была мать Тачунки Витко, и он видел ее пять лет назад на большом празднике в этой же палатке. Голод и страдания изменили ее, но не так сильно, как совершенно исхудавшего Токей Ито, и молодой вождь надеялся, что она его не узнала.

Женщина тяжело поднялась, вытерла руки.

– Я позову вождя, – сказала она. – Он здесь недалеко, – добавила она, словно бы оправдываясь перед посланцем агентуры за то, что он встречен в ее палатке с ненавистью и подозрением.

Едва она вышла, Токей Ито внес в палатку обе кожаные сумы с консервами и мясом. Он закрыл на миг глаза, потому что очень устал. Но уши его не дремали, и скоро он услышал приближающиеся шаги. Тихо поскрипывал снег. Токей Ито встал посередине, неподалеку от холодного очага, и ждал, повернувшись ко входу.

Вошел Тачунка Витко. Он тоже очень исхудал. Что он пережил, можно было прочитать на его лице. Морщины стали глубже, щеки ввалились. Вождь опустил веки и не видел лица Токей Ито. Но он наверняка видел револьвер на поясе. Он прикрыл за собой вход в палатку, остановился.

– Что нужно? – спросил он глухим голосом.

Токей Ито ответил не сразу. Он подождал, пока вошедший придет в себя и, может быть, узнает его. Потом он сказал:

– Ты узнаешь меня, Тачунка Витко? Ты знаешь, что я был предан и до сих пор находился в плену?

Тачунка Витко поднял веки и посмотрел Токей Ито в глаза.

– Что ты дал и что ты обещал, чтобы снова быть на свободе?

Хотя Токей Ито должен был сознавать, что его револьвер и его манера обращения к женщине подтвердили бы подозрения всякого, но его лицо все же потемнело от гнева.

– Я дал свою подпись, что пойду в резервацию…

– Как скаут и полицейский Длинных Ножей?

– Ты бы не сказал так, вождь, если бы еще хоть немного доверял мне.

– Токей Ито!!!

Мужчины замолчали. Они долго стояли друг против друга. Их мысли и чувства были противоречивы. Обоим было тяжело. Наконец Тачунка Витко сошел с места. Он сделал два шага к Токей Ито. Два медленных, осторожных шага сделал он к этому, как и он, обманутому и побежденному, к этому изможденному болезнью, но несдающемуся человеку. Он распростер руки и прижал младшего к своей груди.

– Брат мой! – тихо сказал он. – Я уже не думал тебя увидеть!

– Ты мой вождь, Тачунка Витко, поэтому я пришел к тебе.

Глаза мужчин наполнились слезами. Им было не стыдно друг друга. В их отношениях пропала натянутость, и это дало волю той скорби, проявление которой делает человеческие лица благороднее, чем полные блеска победы.

Они разомкнули руки, опустили глаза, отошли друг от друга и даже мыслями ушли на момент в иное…

Тачунка Витко пригласил гостя сесть и опустился рядом с ним у холодного очага на землю. Вошла мать и снова принялась растирать корни юкки.

Вожди раскурили трубки.

Скупыми словами, прерываясь из‑ за приступов кашля, Токей Ито поведал обо всем, что произошло с ним со времени освобождения и до момента, когда он наконец вошел в палатку верховного вождя.

– Длинные Ножи велели мне идти в резервацию, и я расписался в этом, – закончил он. – Но и там они меня терпеть не собираются. Этот секретарь Чарли и изменники из числа наших собственных воинов действуют заодно. И если уж они меня опять возьмут в плен, живым они меня не выпустят.

– Что ты собираешься делать?

– А что посоветуешь ты?

Тачунка Витко с трудом находил слова:

– Нас заставляют тут жить… как койотов… без оружия… нас презирают… мы вынуждены побираться. Они говорят, что мне надо идти к Большому Отцу в Вашингтон. Но для меня существует только Великий и Таинственный; у меня нет никакого белого отца, и я не хочу оставлять своих братьев. Уайтчичуны, словно кровожадные рыси, только и ждут случая убить меня, разобщить моих воинов, разогнать их по разным углам. Они поселили в наших палатках изменников, своих соглядатаев. Я не могу предоставить тебе крова, Токей Ито, брат мой.

– Ты сам остаешься здесь?

– Я остаюсь. Вождь не оставляет своих воинов. Но я и не могу вести их дальше. Мы были вооружены, и нас было две тысячи. Если мы теперь без оружия снова поднимемся, это будет бесполезнее, чем… – Вождь остановился и прислушался.

Прислушался и Токей Ито.

В лагере поднялся какой‑ то шум. Вожди услышали голоса, которые, несомненно, принадлежали драгунам. Послышались шаги, легкие и за ними – тяжелые. Вожди продолжали сидеть и курить.

Откинулся полог, и показался индеец, с перьями в волосах, но в ситцевой рубашке. Позади него стояли три драгуна с револьверами наготове.

– Кто ты и что тебе здесь надо? – спросил он гостя по‑ дакотски.

– Скаут и представитель фирмы Дуглас Финлей и К°, – ответил молодой вождь, обращаясь к драгунам.

– Есть документ?

– Для тебя, паршивая койотская шкура, нет, но вот для кэптена… – И Токей Ито поднялся и со спокойным видом направился к выходу из палатки.

Драгуны спрятали револьверы. Вождь использовал момент и мимоходом швырнул единым махом индейца‑ предателя в снег. Это была единственная вспышка ярости, которую он себе позволил, и тут же снова плутовато улыбнулся драгунам.

– Где же кэптен? Вот. – И он извлек фирменный бланк с печатью, поигрывая им, чтобы вояки во всяком случае убедились, что бумага существует.

– Ну ладно, – сказал один из них. – А что ты тут делаешь?

– Приобретаю кое‑ какие вещи для Финлея‑ младшего лично.

Драгуны понятия не имели, кто такой Финлей‑ младший, но сомнений в том, что это лицо связано с агентурой и достаточно влиятельно, у них уже не оставалось.

– Когда ты уходишь отсюда и куда?

– На форт, а завтра утром уезжаю с курьерской почтой кэптена Эльсворта.

Драгуны отступились. Токей Ито снова подсел к Тачунке Витко.

– Ваши изменники работают очень быстро, – сказал он. – Мне надо теперь у тебя что‑ нибудь купить, чтобы я мог оставить здесь консервы и свежее мясо. Иначе я вызову подозрение.

– Что за свежее мясо?

Токей Ито раскрыл кожаные сумы и начал распаковывать.

– Они тебе дали с собой наш паек? – спросил Тачунка Витко.

– Это не ваш паек. Паек твои люди получат завтра. Но никто не сможет сказать, что ты украл. Вот. – Токей Ито дал вождю бланк со штемпелем.

– Что мы должны за это дать? У нас ничего не осталось. В борьбе и на обратном пути мы лишись почти всего имущества.

– Не надо ничего, брат. Если бы не так далеко, я бы отдал им свои собственные вещи. Стервятники никогда не получат знаков наших подвигов. Пусть твоя женщина нарисует что‑ нибудь на кусках кожи. До вечера еще есть время. Финлей не разбирается в наших обычаях и в нашем искусстве, он все купит.

– Ты знаешь уайтчичунов, мой брат.

– За все, что я о них знаю, я заплатил кровью.

Вождь кивнул матери, предлагая последовать совету Токей Ито собрать в соседних палатках кожи и краски и сказать им, что за это будет дано свежее хорошее мясо.

Мужчины снова остались одни. Токей Ито достал табак, который ему подарил Тобиас, и предложил Тачунке Витко. Токей Ито решил поспать: ему предстояли еще трудные вечер и ночь. Вождь дал ему одеяло, но лечь пришлось на голую землю, шкур в типи не было. Утомленный, он заснул, а пробудившись, почувствовал, что ему как будто стало легче дышать и лихорадка прошла.

Женщина разожгла огонь, и потянулся дымок. Она приготовила куски кожи и хлопчатобумажные платки и принялась работать красками. Это была не женская, а мужская работа. Женщины расписывали горшки и вышивали одежду, но они не изображали историю подвигов мужчин. Тачунка Витко и Токей Ито наблюдали, что она рисует на коже и материи. Это были злые колдовские знаки, проклятье обманщикам, мучителям, убийцам.

Токей Ито отрезал несколько ломтиков свежего мяса и поджарил Тачунке Витко и себе. Когда женщина закончила работу и упаковала все в кожаные сумы, он и ей дал мяса и открыл ножом две банки. Содержимое было не испорчено. Но женщина ничего не взяла себе, а выбежала вон, чтобы дать мясо и консервы детям.

– Могу я остальное разделить на все палатки так, как мы делали всегда? – спросил Тачунка Витко.

– Можешь. Что посоветуешь ты мне? Куда пошлет меня твое слово, мой вождь?

– А что надумал ты, Токей Ито – сын Большой Медведицы?

– Я скажу это, Тачунка Витко. Но прежде позволь узнать, как они смогли после вашей победы одолеть вас и захватить в плен. Мои уши должны это услышать, тогда язык мой сможет говорить.

– Нас было восемь тысяч человек мужчин, женщин и детей, – медленно заговорил Тачунка Витко, ведь за каждым его словом стояли мучительные воспоминания. – Татанка Йотанка и я вели наших воинов. И мы победили и разбили Длинных Ножей, которые на нас напали. Но подошли их новые силы, а нам уже негде было взять боеприпасов. Мы разделились для того, чтобы и Длинных Ножей разделить и ввести в заблуждение. Татанка Йотанка устроил пожар в прерии и под его защитой ушел на север. Мы ничего больше друг о друге не знаем. Я хотел увести своих людей в Канаду; нас было две тысячи. Но повсюду оказалось много предателей, и генерал Майльс и его Длинные Ножи обнаружили нас на реке Тонг, там, где она впадает в реку Желтых Камней. Они стреляли из толстых труб, огонь и дождь зазубренных осколков убивали наших людей и наших мустангов. Мы все же боролись. У многих из нас были только боевые палицы. Некоторых захватили в плен. Уже лежал глубокий снег. Много палаток и большую часть имущества нам пришлось бросить; мустанги у нас обессилели, дети замерзали, а ружья больше не стреляли. Наши пленные вернулись назад; они были сыты и рассказывали нам о доброте белых людей. Тут сердца воинов размягчились. И другие вожди стали убеждать меня сложить оружие, прежде чем перемрут все наши дети. Мы сдались Длинным Ножам…

Тачунка Витко остановился, потом заставил себя продолжать.

– Длинные Ножи спрятали прекрасные лица и показали нам острые зубы. Через снега и льды они загнали нас сюда. Здесь ты нас и нашел, Токей Ито. Так что ты думаешь делать?

– Вести сыновей Большой Медведицы на север через Миссури.

– Ты все слышал.

– Хау. В наших палатках немногим более ста мужчин, женщин и детей. Нас не так‑ то легко обнаружить. И Длинные Ножи не станут выставлять свои орудия против такой горстки. Я пойду!

– Через снега?

– И через снега.

– И ты решился на это?

– Я сказал, хау.

Токей Ито поднялся.

Мужчины еще раз пожали друг другу руки, и из глаз Тачунки Витко брызнули слезы, он снова терял того, кто был для него желанным братом…

Тачунка Витко вышел проводить гостя из палатки. Солнце село, тени опустились на землю, и начал посвистывать ночной ветер. Вождь дал младшему свой сигнальный свисток, свою маленькую красную военную трубку и тоненькую кожу. На коже был изображен «его тотем, это должно было принадлежать тому, кто был братом Тачунки Витко и становился наследником его власти.

– Если Длинные Ножи убьют меня, – сказал он, – учи наших мальчиков, что им нечего стыдиться своих отцов.

– Твое имя не будет забыто, Тачунка Витко. – Голос Токей Ито стал хриплым, его рука, которая так часто держала оружие, сжалась. Он вскочил на коня, хорошо вычищенного, спокойного, остывшего, и вспомнил о Буланом, который ждал его. Он спрятал тотем, сигнальный свисток и военную трубку в пояс вампума, который он когда‑ то получил как завет вождя семинолов Оцеолы, двинулся на форт, где взял Буланого.

В харчевне Джонни Токей Ито застал делавара, и тот сообщил, что все произошло так, как он и предполагал. Пристыженный Кровавый Томагавк удалился со своими людьми. Рэд Фокс еще ничего не узнал и не виделся с секретарем Чарли, Шонка намеревается с тремя людьми поискать Токей Ито в стойбище Медведицы и доставить его на форт или, если окажет сопротивление, – убить.

Токей Ито выслушал Тобиаса и сел на Буланого.

Он ехал по слегка заснеженной местности. Дул ветер, а на нем была только летняя куртка. Но у него был сильный жар, и он не чувствовал холода. Любой врач сказал бы, что такая поездка для него смертельна. Но дакота в этот момент и думать не собирался о смерти. Копыта его мустанга топтали землю прерии, перед ним в дымке лежала туманная даль, которую его глаза знали с тех пор, как в первый раз открылись.

Буланый мчался. Он ненавидел все, что пахло белыми людьми, загоном, хлевом; все это вызывало в нем что‑ то вроде одержимости разбойника, поставленного вне закона. Токей Ито знал, что только скорость этого животного, с которым он чувствовал себя единым существом, позволит ему ранее преследователей достичь своей далекой цели. Он пересек огромное пространство перед отрогами Блэк Хилса и въехал в засушливую пустынную прерию, это и была северо‑ западная оконечность резервации.

Зимнее солнце сияло над желто‑ серой равниной. Здесь росли жесткая трава, юкка, кактусы. Как только попалась ложбинка с водой, дакота оставил мустанга пить, а сам взбежал на гребень холма, присмотрелся и прислушался: возможно, границу резервации контролировали драгуны.

Но пустыня была глуха.

Токей Ито двинулся дальше. Вечерело. Высоты вздымались круче. Высились кругом выветренные голые скалы. На горизонте обозначились силуэты лесистых цепей гор Блэк Хилса. Дакота снова остановился. Он оставил Буланого у подножия скалы. Вдали виднелось что‑ то вроде высохшего озерца. Рядом стояли палатки, на восточной его оконечности – табун лошадей. В царящей вокруг тишине до него донесся вой голодных собак. Он увидел мужчин, женщин и детей, только не мог никого узнать.

Это могло быть и стойбище рода Медведицы. Между скалой, с которой наблюдал Токей Ито, и палатками пролегала пологая гряда. Дакота решил воспользоваться ею для наблюдения. Он оставил коня и собаку, а сам стал пробираться дальше. С гребня этой гряды все стойбище было у него перед глазами. И он узнал тут каждую палатку, но заметил, что его типи отсутствует. Он видел четверых ребятишек. Два мальчика и две девочки. Они возились у кучи консервных банок, откуда северный ветер доносил запах тухлого мяса. Не было слышно ни пения, ни звуков флейты, ни ударов барабана. Мертвая тишина царила в стойбище голодных, подавленных дакотов.

Неподалеку от детей появился хромающий человек. Токей Ито узнал его. Волосы у него были курчавые, и этим он отличался от всех остальных дакотов. Узнал Токей Ито и детей: это были два предводителя Молодых Собак Хапеда и Часке и подружки – Грозовая Тучка и Ящерка. Но он все еще ждал. Видя, что из палаток больше никто не появляется, он прокричал вороном. Чапа – Курчавый взглянул кверху, ища птицу. Подняли головы и дети. Они, может быть, и удивились, не видя ворона, но, кажется, им и в голову не пришло, что крик ненастоящий.

Одна из палаток раскрылась, и вышла девушка. Волосы у нее были коротко подстрижены и доставали только до плеч. Она прислушалась. Не послышался ли ей этот крик? Нет, определенно она слышала его и она узнала его! Словно бы без определенной цели она двинулась к невысокой гряде, где лежал Токей Ито.

Она достигла гребня гряды.

Токей Ито соскользнул немного вниз по обратному от стойбища склону и, так как его из палаток уже никто не мог увидеть, поднялся. Сестра подошла к нему. На исхудалом лице ее глаза казались особенно большими.

Уинона думала, что сердце у нее разорвется, когда перед нею предстал тот, кого считали мертвым и кто в ее грезах всегда был живым. Молча, как когда‑ то и расставались, встретились брат и сестра. После минуты молчания Токей Ито тихо спросил:

– Есть изменники в ваших палатках?

– Изменники уехали на службу к Длинным Ножам. Белая Роза, жена Шонки, тут, но ее язык не произнесет ни слова.

– Пойдем!

Брат, с сестрой двинулись на холм и по склону вниз к стойбищу. Путь был невелик, но они шли так медленно… Каждый шаг, который он делал вместе с сестрой, приближал его к дому, к своим. Наконец брат с сестрой подошли к Чапе – Курчавому, который шел им навстречу.

– Это ты! – Он потер глаза, не веря, что это не сон. – Идем же, брат мой, мой вождь… идем в палатку Четанзапы.

Четверо детей смотрели вслед этой небольшой группе, которая исчезла в палатке. И мальчикам, и девочкам было не по себе, как будто бы на их глазах совершилось чудо. Это и было чудо для Уиноны, не перестававшей ждать. Брат вернулся!

Когда молодой вождь, Чапа – Курчавый и Уинона вошли в большую типи, Токей Ито попытался разглядеть в полутьме хозяина палатки. Но Четанзапы не было. Только Монгшонша, его жена, сидела тут и поглаживала детскую колыбельку. На ободе, над головной частью ее, среди черных перьев еще висели игрушки, которым играли маленькие детские ручки.

Токей Ито и Чапа – Курчавый сели у очага. Уинона подошла к Монгшонше и села рядом с ней.

– Вот ты и снова с нами, – сказал, глубоко вздохнув, Чапа.

Уинона подала брату мешочек с ягодами. Он поел их.

– Мустангов вы еще не всех убили, – сказал наконец молодой вождь, и никто не догадался, почему именно о лошадях он заговорил прежде всего.

– Хавандшита, жрец, не захотел. Сперва мы сами должны умереть, а уж потом мустанги, – ответил Чапа – Курчавый.

– Вы решили умирать здесь от голода? – голос вождя стал резок и отрывист: он сидел напротив товарища своей юности, но чувствовал себя среди людей, которые разрушили его палатку, в то время, как он был в плену.

– «Умирать от голода? » – проговорил Чапа немного смущенно, но и с возмущением. – Кто спрашивает об этом, кроме тебя? Для Длинных Ножей мертвый дакота – лучший дакота.

– Но вы‑ то хотите жить?

– Нам надо попробовать. Придет весна, и животные станут понемногу пастись… мы сможем посеять…

– На этой земле?

– У нас нету другой.

– Вы приняли решение разрушить мою палатку и меня не принимать к себе?

Чапа опустил взор:

– Изменники пришли и сломали палатку. Потом Шонка выступил на собрании совета. В руках у него было оружие… Мой брат и вождь… мы думали, что ты уже давно убит.

– Все молчали?

– Нет. Четанзапа вступился за тебя. Он боролся. Красные Крыло пал от его ножа. Четанзапе пришлось бежать.

– Иди к старому жрецу Хавандшите и проси его, пусть он тотчас созовет собрание совета. Я хочу кое‑ что сообщить мужчинам рода Медведицы, хочу им сказать, что нам теперь делать.

– Сейчас? Ночью?

– Сейчас, – повторил Токей Ито тоном, не допускающим возражения.

– Хау. Ты вернулся домой. Я исполню твою волю.

Молодой вождь остался сидеть у огня. Он оглядел все вокруг. Убранство типи было как и в прежние времена. Палатки рода Медведицы не были втянуты в тяжелую борьбу севернее Блэк Хилса, и семьи сохранили еще все свое имущество, кроме оружия. Токей Ито незаметно наблюдал за сестрой. Уинона шила куртку из шкуры бизона мехом внутрь, какие обычно носят дакота в зимнюю пору. Ее руки легко и уверенно направляли костяное шило, и она, казалось, вся поглощена своим делом. Сделав последние стежки, она спрятала кусочек сухожилия, который служил ей ниткой, опустила шило в вышитый карманчик на поясе. Подняв готовую куртку обеими руками, она придирчиво осмотрела свою работу. Кажется, все было в порядке. Она встала, подняла несколько лежащих на полу друг на дружке больших медвежьих шкур и достала подшитые мехом мокасины. Куртку и мокасины она подала брату, дала еще горшочек с медвежьим салом и лоскуты кожи, для того чтобы он, как полагалось, смазался и оделся, сама же достала деревянную раму с начатой сеткой из жил и стала натягивать жилы вдоль и поперек. Чтобы не проваливаться на снегу, дакоты пользовались ступательными лыжами с загнутыми носками. И пора было заканчивать эту работу: ведь небо посерело и воздух стал тяжелым и сырым от приближающегося снегопада.

Уинона закончила снегоступы, а Чапа все еще не возвращался. Уинона снова отодвинула шкуру медведя в сторону, подняла кожаное прикрытие с пола и показала брату кусок дерна, который можно было поднять. Под ним оказался сверток с оружием, которое молодой вождь оставил, отправляясь на форт для переговоров: белый костяной лук, гибкая палица, боевой топор. Это оружие держать в резервации было запрещено. Токей Ито увидел также, что на полу лежат тяжелые кожаные полотнища его собственной типи. Значит, оружие и палатка сохранены!

– Они уже не раз обыскивали палатку, Шонка и его подручные, – сообщила Уинона брату. – Когда они приходят в стойбище, они всегда ищут оружие. Но до сих пор ничего не нашли.

Вождь снова сел к огню. Его щеки горели от лихорадки. Неплохо бы погреться в потельне. Но времени для этого у него не было; Чапа – Курчавый так и не возвращался. Уж не чинит ли Хавандшита препятствий? Этот могущественный старый жрец стойбища и молодой военный вождь еще никогда не могли понять друг друга. Единственно кто мог в стойбище успешно поспорить с авторитетом жреца – это Унчида, мать Матотаупы.

– Жива ли наша старая мать? – спросил, следуя ходу своих размышлений, Токей Ито; голос его дрогнул.

– Жива… Она в палатке Хавандшиты…

Токей Ито ничего не ответил. Он продолжал ждать Чапу. Время тянулось и тянулось, а молодой вождь так и сидел в одиночестве у огня. Никто из воинов не пришел его приветствовать. Или Чапа – Курчавый не отважился заглянуть по пути ни в одну палатку? Или и верно никто не желает навестить бывшего вождя, не испытывает радости видеть его?..

В палатке жреца собрались три человека: они принадлежали к трем разным поколениям: Хавандшите было более девяносто лет, Унчиде – за шестьдесят, а Чапе – Курчавому только что исполнилось двадцать четыре. Чапа докладывал о вернувшемся.

Хавандшита не отрываясь смотрел на маленькое неспокойное пламя очага. Унчида сидела в стороне и наблюдала за жрецом. Его старое, изборожденное морщинами, неподвижное, словно деревянная маска, лицо было темным. Волосы седые. Губы тонкие, но рот не ввалился. Нелегко было разгадать этого человека, но ведь и сам он, говорящий загадками и копающийся в самом себе, не мог разобраться в собственной жизни.

И вот опять возвратился этот Токей Ито.

Хавандшита хорошо помнил день, когда сын Матотаупы, который носил еще имя Харка, в первый раз оказался его врагом.

Девять лет тогда было сыну вождя, и палатки рода Медведицы стояли на лугу у южных склонов Блэк Хилса. Был превосходный день в преддверии весны. Для Хавандшиты это был примечательный день. Он хотел выбрать себе нового помощника. Его подручный и преемник был убит в борьбе с абсароками. Долго он присматривался к мальчикам стойбища, и наконец его выбор пал на Харку, старшего сына Матотаупы. Стать помощником жреца – это высочайшая честь.

Харка – Твердый Как Камень, Ночной Глаз, казалось, обладал всеми качествами, которые были нужны Хавандшите. Он был смышлен, крепок, не болтлив и спокоен, насколько это можно было требовать от ребенка. Прежде чем явиться вечером в палатку отца и сообщить свое решение, Хавандшита хотел понаблюдать за мальчиком в последний раз. Ночь перед этим протекла счастливо. Во сне старику приснилась большая змея, он разговаривал с ней, и решение, к которому он пришел, стало для него решением духа.