ВОЗВРАЩЕНИЕ 3 страница

– Вы просто давно не читали газет, Моррис! Большинство железнодорожных катастроф происходит вовсе не по вине индейцев, а благодаря нашей поспешности в работе. Это величайший скандал! Я рад, что нашел в вас единомышленника. Но изменить что‑ нибудь мы пока не в состоянии. Одна надежда на предстоящие выборы. Ну, а как же индеец, с которым я собирался говорить?

Длинное Копье поднялся:

– Я приведу его.

Не прошло и десяти минут, как вместе с шайеном вошел высокий худой человек лет тридцати. На нем была индейская вышитая куртка, бархатные штаны и зеленая налобная повязка.

– Тобиас, – представил его шайен. – Разведчик. Последние два года – в Найобрэре.

Джо Браун протянул индейцу сигару, тот взял ее, но закуривать не стал.

– Ну как хочешь, – сказал инженер, чуточку сердясь на себя за то, что недооценил этого человека. – Я ищу Генри‑ Генри. Тебе знакомо это имя?

– Да.

– Генри исчез прошлой весной. Один из его скаутов был, должно быть, вождь дакотов по имени Токей Ито.

– Да.

– Что ты знаешь о Генри?

– Я думаю, что он мертв.

– Ты видел его труп?

– Возможно, его.

– Почему же ты не можешь сказать точно?

– Койоты и стервятники разодрали.

Джо Браун не показывал своего волнения.

– Тобиас, кто руководил тогда нападением на колонну?

– Военный вождь рода Медведицы, которого белые люди знают как Гарри. У дакотов он носит имя Токей Ито.

– Гарри? Скаут? Дакота? – Джо Браун так и вскочил с места. – Так ведь я же его хорошо знал, и вы, Моррис, его тоже знали. Он еще совсем юнцом был разведчиком на дороге. Он мне однажды спас жизнь. Но потом…

– … потом Рэд Фокс убил отца Гарри Матотаупу!

– Гарри и самого ведь уже нет в живых?

– Его тоже убили, – сказал Моррис. – После смерти отца он вернулся в свое племя. В начале лета его пригласили для переговоров на Найобрэру. Там он был пленен и предательски убит.

– Чертово безобразие! – Джо был возмущен.

Тобиас посмотрел из‑ под опущенных век по очереди на каждого из мужчин, перед которыми стоял. Потом спросил:

– Вы считаете, что не все белые люди справедливы?

– К сожалению, большею частью мы несправедливы, – отозвался Моррис.

– Иногда несправедливы, – подтвердил Тобиас. – И очень невнимательны.

– Ваших глаз и ушей у нас, конечно, нет. Почему ты сейчас заговорил об этом? – поинтересовался художник.

– Гарри – Токей Ито еще жив.

– Что? Жив?

– Да.

– Где же он?

– В подвале.

– Невероятно! Рассказывай, что же там произошло?

– Воины хотели его освободить. Завязалась схватка. Два вольных всадника по приказу Рэда Фокса спрыгнули в подвал. Когда мы потом пришли туда, Токей Ито лежал в луже крови. Все подумали, что он мертв. Вольный всадник Томас вскоре бежал из форта вместе со своим братом и Адамсом. Они принесли ложное известие о смерти Токей Ито дакотам. Но Гарри – Токей Ито не умер. Через несколько дней и ночей он снова пришел в себя. Его раны затянулись. Он жив.

– Это же на форту все должны знать!

– В форте все об этом знают.

– По какому же праву Роуч держит дакоту в заключении? Есть ли над ним начальник, который мог бы исправить дело?

– Полковник Джекман. Он приказал держать Токей Ито под арестом. Длинные ножи хотят поставить ему в вину, что он, будучи их разведчиком, совершил измену, убежал к своему племени, что он убивал людей из гарнизона Найобрэры и уничтожил колонну со снаряжением. Полковник Джекман предложил его судить и повесить. Только на его предложение еще не получено ответа.

– Но молодой дакота жив! И ведь никто не сообщил об этом!

– Никто. Токей Ито долго осаждал форт и убил много людей. Его ненавидят и желают ему всяческих мук. И нет никого, кто бы мог написать о нем, кроме кэптена Роуча. Но тот, наверное, ненавидит и боится Токей Ито больше всех.

– А если мне туда сейчас поехать и спросить узника, что он знает о смерти Генри?

– Кэптен Роуч ни за что не допустит вас говорить с узником.

– Что же будет? – спросил Моррис.

– Дакота умрет.

– Какая подлость! Вы слышите, Браун! Мы должны этому воспрепятствовать! Была война. Гарри – Токей Ито боролся за свой народ. За это нельзя казнить! Он не преступник!

– Подлость. Согласен с вами, Моррис. Но мы тут помочь ему не в силах. Гарри находится в руках своих смертельных врагов. И если мы зашевелимся, мы только ускорим его смерть.

– Я думаю иначе! Если я и не смогу ничего сделать для дакоты, который был моим другом, в палатке которого я часто и подолгу гостил, так я хоть подниму свой голос в его защиту! Пусть даже мне придется для этого дойти до Вашингтона. На предложение Джекмана не ответили. Еще есть время!

Браун и Тобиас с удивлением посмотрели на художника.

– Вы мечтатель, Моррис, – произнес Браун, – но я не могу препятствовать вам следовать зову вашей совести. Я хотел найти Генри. Теперь выяснилось – он мертв. Вы хотите спасти человека, который его убил, – это более чем ошеломляющий результат наших разговоров. Вы мечтатель, Моррис… и я бы хотел мечтать, мечтать о чем‑ нибудь ином, чем рельсы, виадуки, сроки…

– Вам недостает людей, близкого человека!

Браун словно защитился движением руки:

– Близкого?! Вы, наверное, думаете о Генри? Да… верно… я ведь пустился странствовать, чтобы узнать, где и как окончил он свои дни. Где и как прекратило существование его тело, в котором, как мне иногда думалось, нашла себе приют молодая свежая душа. Я давно узнал, что… – тут Браун запнулся, – что Генри превратился в мелкого негодяя, интригана. Он был немногим приличнее этого кэптена Роуча, и он слишком много пил. То, что я еще люблю, это не более чем воспоминания, нареченные именем Генри. Я просто стал одинок.

Моррис молчал.

– Я снова уйду в работу, – переменил тон инженер. – Норт Пасифик будет построена. Завтра я еду туда…

– Ну, а я начну бороться за человека, – сказал себе вслух Моррис. И пусть мое оружие только слабый голос и перо, и пусть речь идет лишь о молодом дакоте, который научился нас ненавидеть…

УЗНИК

Рождество и солнцеворот были давно позади. Дни стали уже длиннее, чем ночи, но холода, которые обрушились с опозданием, не хотели отпускать. Маленький форт на Найобрэре не стал более оживленным и обжитым.

Пит в меховой одежде нес вахту на вышке. Без особого внимания взирал он на холмистую безлесную местность, песок и чахлую траву, на мелководную реку с изрытыми половодьями берегами. Вахта ему выпала как раз на тот самый день, которым он год назад впервые приехал на этот форпост прерии. За истекший год как в форту Рэндол на Миссури, так и здесь, на Найобрэре, Пит видел больше плохого, чем хорошего. И ему хотелось как можно скорее покончить с этой службой и перебраться в агентуру новой резервации дакотов. Наверное, там подыщется более подходящее для маленького человека местечко. Рэд Фокс, опытнейший охотник прерий и прожженный мошенник, подал ему на этот счет надежду.

Кэптен Роуч сидел задумавшись в комнате коменданта, и мысли его кое в чем были сходны с мыслями Пита. И Роуч хотел поскорее дать тягу с Найобрэры. После того как он, по его мнению, превосходно выполнил свой долг в индейской войне, он надеялся на перевод в более подходящий гарнизон.

Энтони Роуч откинулся назад и мог при этом еще раз убедиться, что кресло, которое он приказал себе изготовить, весьма удобно. В правой руке он держал записную книжку, левой вынул изо рта сигарету. Он наклонился вперед, чтобы потушить ее в пепельнице, и все внимание обратил к записям. Карандаш показался ему тупым, и он выбрал другой.

Рама в окне задрожала от порыва ветра. Роуч глянул исподлобья в окно и принялся выводить в записной книжке: «Год 1877 от рождения Христова, апреля 21 – го. Мы одержали победу. Враждебные дакоты полностью разбиты, загнаны в резервации».

Руководствуясь какими‑ то соображениями, Роуч произвел в записной книжке вычерк и снова нацелился карандашом.

– Во‑ вторых, вычеркнем Сэмюэля Смита, слишком щепетильного майора, который вздумал защищать от меня краснокожую свинью. Он умер и предоставил мне свое место. Оно ему совершенно не подходило. – Эту вторую черту Энтони проводил медленно, со злорадством; он ощущал шрам на правой руке, и вот этой‑ то рукой он теперь вычеркнул его имя. – В‑ третьих, вычеркнем Кэт Смит – дочь майора, в прошлом мою невесту, наследницу вдовы Бетти Джонсон; ныне она потеряла наследство, обручение расторгнуто, и вообще она всего лишилась… – Роуч провел небрежную не очень ровную линию. – В‑ четвертых…

Тут Энтони Роучу помешали. Распахнулась дверь. Ворвался ветер, закрутил сигаретный пепел и понес на напомаженную голову капитана. Крупный мужчина, весь одетый в кожу, вошел в помещение и, преодолевая напор ветра, затворил за собой дверь. Твердым шагом он подошел к письменному столу. Ни слова не говоря, швырнул на крышку стола под нос Роуча сумку курьера. Потом плюхнулся на принесенную скамью, вытянул ноги достал трубку.

Кэптен Роуч возмутился, но заставил себя не обратить на это внимания и сохранить должную дистанцию и достоинство. Он сдул со стола рассыпанный пепел, снова уставился в записную книжку и продолжал свой, до сих пор произносимый лишь одними губами, монолог уже во весь голос и с таким видом, будто бы тут никого больше не было.

– В‑ четвертых, вычеркнем пленного индейца. – Он указал острием карандаша на крышку в полу, которая вела в подвал. – Уже восемь дней, как этот молодчик объявил голодовку…

Одетый в кожу раскурил свою трубку, перевалил ее в правый угол рта и движением своего большого подбородка дал понять, что вместо того чтобы болтать, капитану следует заняться почтой.

Энтони Роуч невольно подчинился этому жесту. Он схватил нож для разрезания бумаги, достал из сумки пакет, вскрыл его по всем правилам и вынул письма. Наморщив нос и разгладив бумагу на дубовой крышке стола, он принялся читать одно из них. И вдруг его бледные щеки стали пунцовыми.

– Приказ об освобождении! – прошипел он.

– Приказ об освобождении? Уж не этого ли, что внизу? – показал большим пальцем на крышку люка почтальон.

Энтони Роуч усмехнулся язвительно и злобно:

– И это письмо доставляет мне именно Рэд Фокс!

Рэд Фокс соскочил со скамьи:

– Да если бы я знал, что тут внутри! Проклятье!

Энтони Роуч наслаждался его яростью, и от этого ему самому становилось легче. Медленно выговаривая слова, он произнес:

– У тебя было достаточно времени, чтобы покончить с ним! – Он смахнул со стола пепел и снова овладел собой. – Приказ… я исполню. Дальнейшее – твое дело.

– Не только мое, но и твое.

– Веди себя прилично. Я пока капитан, а ты ничто. Тема исчерпана. А теперь пришли мне Тобиаса.

– В последний раз я у тебя на побегушках! Индейская война закончилась, и я увольняюсь с должности разведчика. В резервации нужен заместитель исполняющего обязанности агента, дельный переводчик, который сумел бы говорить с Крези Хорсом и его дакотами, а в случае необходимости и стрелять. Так вот, я иду и Пита беру с собой.

Рэд Фокс выбил из трубки пепел на крышку стола. Его рыжие волосы взъерошились на затылке. Он вышел и хлопнул дверью.

Роуч остался один. Он поднялся и принялся ходить взад и вперед. Тобиас все не являлся. Роуч позвонил в колокольчик, который еще со времен майора Смита стоял на обугленном столе.

Вошел Тобиас. Этот скаут в глазах капитана был реликтом минувших дней, но годился кое для чего и в мирное время. Роуч привык к нему и не раз одарял долларами, чтобы и преданность Тобиаса упрочить, и из себя изобразить большого человека.

Кэптен сел, взял в зубы третью сигарету, пустил дым правильными колечками и откинулся назад.

– Получен приказ, чтобы мы выпустили из подвала эту краснокожую свинью. Позови ко мне фельдшера.

– Слушаюсь, кэптен!

– А через полчаса – мисс Кэт Смит.

– Слушаюсь, кэптен.

Тобиас доставил фельдшера. У Роуча было неважное мнение об этом эскулапе, который минувшей весной врачевал ему простреленную руку. Но такой сейчас как раз и мог быть полезен.

– Требуется заключение о состоянии здоровья нашего узника, – объявил молодой комендант вошедшему. – Тобиас, подними нам крышку люка, опусти вниз лестницу и убирайся!

– Где ключ, кэптен?

– Что‑ то… а‑ а! – Роуч показал на висячий шкафчик. – Там! Открой. Слева, в маленьком ящичке. Нашел?

Тобиас достал небольшой ключ. После неудачной попытки освобождения узника в подвале надежно охраняли. Окошко из подвала во двор Роуч приказал заделать решеткой. Тобиас отомкнул замок и поднял крышку. Он опустил вниз лестницу и удалился.

Бородатый фельдшер первым начал спускаться в подвал. Роуч, с опасением за свою безупречную форму, – за ним.

Кэптен достиг пола, присмотрелся к темноте и увидел узника. Дакота стоял спиной к опустившимся в подвал мужчинам. Его лицо было обращено к окну, через которое проникали со двора косые лучи бледного света.

Фельдшер Уотсон подошел к индейцу. Дакота был на голову выше своих посетителей. Его волосы и кожаная одежда были запылены, покрыты пятнами запекшейся крови. Руки заключенного в кандалах были за спиной, цепь, которой он был прикован, замкнута вокруг пояса, ноги скованы так, что он мог передвигаться только маленькими шажками.

Уотсон скинул с плеч узника вышитую куртку, увидел его костлявые руки, совершенно истощенное тело; он прослушал грудь и спину, пощупал, нет ли жару. Сердце билось неровно, дыхание было жестким.

– Начинающийся плеврит и воспаление легких, ну и соответствующая температура, – сообщил фельдшер кэптену. – К тому же глубокий бронхит. Может быть, даже туберкулез, но, чтобы это точно установить, нужно произвести обследование.

– Благодарю! Пока довольно. Есть ли опасность для жизни?

– Индейца нужно освободить от этих оков и вывести из подвала, иначе через несколько дней он испустит дух.

– Я не нуждаюсь в ваших советах, меня интересовал диагноз.

Уотсон не обратил внимания на это замечание:

– Организм совершенно обезвожен. Получает ли он питье?

– Я прикажу, чтобы в будущем об этом не забывали.

– И прежде всего надо навести здесь чистоту. Одна грязь уже действует как пытка.

– Индейцы любят грязь. И поймите, пожалуйста, Уотсон, что речь здесь идет не о достойном уважения вожде, а о бежавшем от нас разведчике и обыкновенном убийце. Он заслужил нечто большее, чем быстрая смерть.

– Была война.

– Мятеж! И держитесь, Уотсон, подальше от взглядов покойного майора. Это может принести вам вред!

Роуч был недоволен поведением фельдшера и прекратил разговор. Он первым вскарабкался по ступенькам наверх. Уотсон последовал за ним, втащил наверх лестницу и закрыл крышку. Роуч опять положил ключ в маленький ящичек настенного шкафа.

Когда фельдшер без лишних слов покинул комнату коменданта, кэптен снова уселся в свое кресло и тут обнаружил Кэт Смит, которая стояла напротив него, прислонившись к стене.

Ему пришлось сначала вспомнить о своем приказе.

– Ах, мисс Смит!

Лицо девушки было бледным, руки казались обескровленными. В знак траура она была в простой черной одежде.

– Вы слишком рано пришли, мисс Смит. Мы тут обследовали пленника, о котором ваш уважаемый отец проявлял такую заботу.

Кэт не ответила. Она ждала.

– Мисс Смит, мы недолго. Садитесь! – Роуч решил прикрыться наставническим тоном.

Кэт пропустила мимо ушей приглашение и осталась стоять.

– Вы понимаете… – Роуч покрутил в пальцах сигарету.

– Разумеется. – Кэт произнесла это слово без каких‑ либо признаков волнения. – Я должна бы уже год назад понять, что вы негодяй, Роуч. Ваши интриги стоили моему отцу жизни. Сегодня мне стало известно, что вы еще и мелкий подлец. Я уезжаю.

«Мелкий подлец»– это был вызов. И Роуч попытался дать сдачи.

– Отлично! Я уже распорядился о транспорте. Наследства вам после своего отца ждать не приходится, наверное, вы сможете работать прачкой или займетесь каким‑ нибудь ремеслом…

– Я не нуждаюсь в ваших рекомендациях, кэптен.

Кэт накинула на голову теплый платок и пошла к большим воротам в палисаде. Караульный, как и обычно, выпустил ее: ему было известно, что Кэт каждый день посещает могилу отца. Вот и сегодня она подошла к скромному холмику, остановилась у деревянного креста. Пошел снег. Плечи девушки, ее голова постепенно покрывались белыми хлопьями. Картины воспоминаний, связанные с отцом, проходили перед ее глазами.

Когда ее окликнул Тобиас, она как раз почувствовала, что ее начинает трясти от холода и руки уже окоченели.

– Пойдемте в дом, мисс Кэт. – Разведчик говорил с ней как старший брат. – Я приду вечером к вам. Вы должны нам помочь.

– Хорошо, Тобиас.

Кэт вернулась в свою комнатку. Здесь умер отец. Она взялась за шитье. Надо было подправить и то и другое, если она собиралась в ближайшее время оставить форт.

Когда шитье утомило, она отложила работу. На какое‑ то время вернулась к мыслям об отце, потом достала хорошо запрятанное письмо. Почерк был неровный, но разборчивый. Это было письмо вольного всадника Адамса. Он обещал помочь ей, как только она оставит форт. Обещал еще сообщить о себе.

Письмо было написано несколько месяцев тому назад. Тобиас тайно доставил его. Помнит ли еще Адамс о Кэт?

Девушка снова принялась за работу. День казался ей нескончаемым, ведь она ждала. В наступающих сумерках мелькали снежинки, падающие с затянутого тучами неба. Она слышала, как солдаты пошли получать ужин. Девушка не зажигала лампы. Стало темно. Наконец дверь отворилась и бесшумно вошел разведчик. Он прижался к стене подальше от окна. Кэт закрыла занавеску.

– Что сказал Уотсон о дакоте? – спросил Тобиас. – Вы должны были это слышать. Крышка люка была открыта. Вы уже сидели в комнате коменданта, когда Уотсон и Роуч были в подвале…

– Тебе незачем мне это доказывать, Тобиас. Я и так скажу тебе, что слышала. Зачем мне это от тебя скрывать? Если Токей Ито останется скованным в подвале, через несколько дней он умрет. Они решили давать ему теперь понемногу пить.

– Есть приказ об освобождении. Моррис, художник, за это боролся. Он знал Токей Ито еще мальчиком. Роуч решил запросить подтверждение, чтобы выиграть время. Я курьер, и я знаю белых людей. Приказ есть приказ, и письменный приказ они никогда уже не отменят. Они подтвердят освобождение.

– Но Токей Ито уже умрет.

– Индеец умирает, если он хочет умереть. Кэт, вы должны сказать Токей Ито, что приказ о его освобождении уже получен. Тогда вождь будет хотеть жить.

– Это должна ему сказать я?

– Да, вы! У вас есть второй ключ от комнаты коменданта. Вы должны были найти его в вещах вашего отца.

– Да, действительно. Я могу его дать тебе.

– Нет. Мне надо ехать с письмом Роуча на Рэндол. Я уже много времени потерял, чтобы говорить с вами. Вы идите ночью в комнату коменданта и спуститесь в подвал. Если вы кого‑ нибудь повстречаете, то скажите, что дух вашего отца позвал вас и велел следовать за ним. Никто не накажет вас за то, что вы сбились с пути. Вас пошлют прочь, вот и все.

– Тобиас! Роуч спит в своей комнате над подвалом, а в комнате коменданта каждую ночь стоит человек на посту!

– Но не сегодня. Я дал парню понять, чтобы он сегодня ночью держался подальше, потому что так желает Роуч, который хочет вас принять у себя, пока вы еще не уехали.

– Тобиас! Ты сошел с ума!

Разведчик не мог знать, что переживает Кэт, не мог в темноте видеть ее лица.

– Я решилась, – сказала она наконец. – Мой отец пожелал бы, чтобы я это сделала.

– Хорошо.

Тобиас все не уходил. Он извлек письмо и подал его Кэт.

– Адамс ждет, когда вы оставите форт, – сказал он. – Он хочет взять вас в жены. Адамс – честный человек. Верьте ему. Вы же знаете, он всегда был за вашего отца.

– Это ты верно говоришь, Тобиас. – Кэт вздохнула. – Ты еще увидишь Адамса?

– Я могу передать ему ваш ответ.

Когда Роуч и фельдшер закрыли крышку люка, узник пошевелился. Он оставил место, на котором стоял, и снова подошел к стене. Его цепи звенели. Он терпеть не мог лежать в грязи на полу подвала и прислонился к стене.

Снаружи завывал ветер. Иногда что‑ то посверкивало в сумраке: отдельные заблудившиеся снежинки медленно залетали через окошко. Узник следил за ними пока они не таяли на полу.

Он был изможден, но сон не шел к нему. В полудреме он предался своим размышлениям, впадая временами в лихорадочный бред. Он думал о своей палатке, о матери, о сестре. Думал о своем мустанге, о просторе прерий. Он вспоминал боевых друзей, которых не надеялся больше увидеть. Узник слышал, что его народ потерпел поражение, изгнан из родных мест; это ему со злорадством живописал охранник. Слышал узник, что и сам он болен и дни его сочтены. Уже несколько дней, как он перестал принимать пищу, ведь руки и ноги под тяжестью оков все равно почти перестали ему повиноваться, ему и в голову не пришло попросить воды, в которой ему теперь тоже было отказано, и узник понял, что уже не изображает равнодушие, а и на самом деле стал ко всему равнодушен. Однако когда появились Роуч с фельдшером, оказалось, что не все еще умерло в нем. Будь у него возможность, он тут же убил бы Роуча. Нет, индеец не был все‑ таки настолько сломлен, чтобы спокойно переносить голос и присутствие кэптена Роуча.

Наступила ночь. Дакота перестал слышать шаги и скрип внутренней двери – эти звуки были ему хорошо известны, – значит, Роуч улегся в постель. Послышался храп. Узник сдерживал кашель, старался получше прислушаться. Дело в том, что караульный, который каждую ночь находился в комнате коменданта, покинул дом. Дакота слышал, как он вышел и запер дверь. Шло время, а он так и не возвращался. У Токей Ито возникло подозрение, которое он в сущности лелеял днем и ночью. Он надеялся, что Роуч прикажет его убить. И он ждал убийцу в тиши каждой ночи. И вот ушел караульный. Почему? Не должно ли произойти что‑ то, о чем комендант как бы ничего не знает?..

Около полуночи дверь в комнату коменданта отворилась. Кто‑ то вошел и запер ее за собой. Послышались шаги. Не шаги караульного – легкие, осторожные шаги. Скрипнула доска, и все стихло.

Потом послышалось какое‑ то царапанье по крышке люка. И вот она поднялась. Была спущена лестница. Две маленькие ноги в высоких сапогах со ступеньки на ступеньку переступали вниз.

Слабый свет луны все‑ таки проникал через окошко. Дакота различил девушку. Она спустилась на пол, осмотрелась вокруг и подошла к нему. Послышался шепот.

– Я Кэт, дочь майора Смита. Отец мой умер. Я скоро уезжаю отсюда навсегда. Тобиас просил меня поговорить с тобой.

– Да? – и это «да» было более движением губ, чем звуком.

– Война окончена. Получен приказ о твоем освобождении.

– Чем кончилась война?

– Вашим поражением. Правда, вначале были одержаны большие победы. Ваши вожди Ситтинг Булл и Крези Хорс уничтожили отряд генерала Кастера, и сам Кастер был убит. Были разбиты генералы Крук, Бентин и Рено, но потом ваши воины выдохлись, боеприпасы иссякли. И им пришлось уходить.

– Где Рэд Фокс?

– Поехал в агентуру. Он будет там переводчиком.

– Что делает Адамс?

– Ушел в Канаду. Он не хочет оставаться в стране, где убили его отца. Старик не захотел расстаться со своей землей. Когда пришли Длинные Ножи, он с ружьем в руках отбивался от них. Они схватили его и, как у них принято, облили горячей смолой, вываляли в перьях и загоняли до смерти. Так умеют мучить белые люди.

– Что Адамс будет делать в Канаде?

– Он хочет взять в аренду у Меховой компании капканы и вместе с Томасом и Тэо заняться отловом бобров. Если удастся получить землю, он будет разводить скот и сеять хлеб. Его судьба сходна с судьбой одного краснокожего. Он говорит, что готов стать вашим братом и жить вместе с вами.

– Адамс, который говорил такие слова, что ты мне сообщаешь, будет нас все же презирать, потому что мы не ходим за плугом и не разводим скот.

– Вы научитесь этому, – возразила Кэт.

Во дворе послышались шаги. Кэт подалась назад, к лестнице. Шаги отдалились и стихли.

– Теперь иди! – сказал узник. – Ты была достаточно смелой.

– Я иду. Когда будешь на свободе, приходи в Канаду. Там тебя никто не будет преследовать. Мы будем недалеко от границы, около поросших лесом гор.

– Скажи Тобиасу: я буду бороться за свою жизнь. Хау.

– Прощай!

Кэт быстро поднялась наверх и втащила лестницу.

Дакота обдумывал новости, которые сообщила Кэт Смит. Ему было только двадцать четыре года, и он снова видел перед собой цель. С этого момента он решил бороться за свою жизнь, бороться до тех пор, пока Роуч не вынужден будет освободить его…

Через четырнадцать дней в сумрачное послеобеденное время в неурочный час к узнику заявился охранник, церемонно извлек из кармана два ключа, показал их дакоте.

– Ты должен явиться к коменданту, – сказал он, – к кэптену Роучу, Веди себя прилично. От этого зависит твоя жизнь.

Он разомкнул кандалы и цепь, снял путы с ног. Дакота не показал вида, какое он почувствовал облегчение.

– Теперь вперед, – приказал конвоир, вытаскивая револьвер. – Наверх по лестнице. И чтобы мне без фокусов.

Дакота молча подчинился.

Он вступил в рабочую комнату коменданта и узнал за письменным столом Роуча. Четыре драгуна с револьверами наготове охраняли капитана. Роуч по своему обыкновению откинулся в кресле и держал в пальцах сигарету. На его лице было написано все, что может чувствовать злобный карьерист в момент своего торжества. Он сморщил нос, когда перед ним остановился индеец в покрытой грязью и кровью одежде. Он посмотрел на дакоту, как на животное, которое оценивают на рынке.

– Ты, кажется, серьезно болен, воспаление легких или что‑ то в этом роде. – Роуч не скрывал своего злорадства. – Фельдшер сказал – воспаление легких. В Вашингтоне не высказывают опасений по поводу твоего освобождения, если ты образумился и распишешься в том, что беспрекословно отправишься в резервацию. – Роуч поиграл бумагой. – Ну как? Подумал ты об этом?

– Что я сам отправлюсь в резервацию?

– Ну конечно. За свое племя тебе расписываться уже не требуется. Оно давно там.

– Я обязуюсь беспрекословно идти в резервацию.

– Великолепно. Вот что сделало несколько месяцев подвала! – Роуч пододвинул дакоте документ. – Подписывай!

Индеец внимательно прочитал документ. Он содержал действительно не более того, что сказал Роуч. Дакота подписал его.

– Своего оружия ты, конечно, больше не получишь. Ты будешь теперь превращаться из дикаря в цивилизованного человека. Завтра Тобиас везет письмо на форт Робинсон, он может взять тебя с собой. Своего коня забирай, эту бестию никуда не приспособишь. И смотри же, чтобы ты избавил нас и от другого хищника – черного волка, который сделал округу небезопасной. Это, должно быть, твоя собака?!

Дакота пожал плечами.

Роуч посмотрел вокруг.

– Где же Тобиас? – спросил он присутствующих. – Ему было приказано прийти. Дверь открылась.

– Ага, Тобиас! Вот твой подопечный. Он завтра отправится с тобой в резервацию. Сегодня он может переночевать в казарме.

– Хау.

Индейцы вышли. На дворе смеркалось, наступал вечер. Тобиас повел Токей Ито в блокгауз‑ казарму. Две керосиновые лампы слабо освещали мрачное помещение. Делавар порылся у себя в углу. Он дал дакоте немного пеммикана. Легкая улыбка скользнула по лицу Токей Ито, когда он получил от него свою старую трубку.

Вечером в блокгаузе собрались солдаты, они болтали, курили, играли в карты. Большинство не обращало никакого внимания на индейцев, но кое‑ кто из старых солдат бросал в их сторону недобрые взгляды.

– Что нужно тут у нас этой свинье?

– Может быть, он расскажет, как убил Джорджа и Майка!

– Надо отобрать у него огниво, не то мы сегодня ночью опять взлетим на воздух!

Дакота старался не показать вида, что он понимает. Делавар молчал, не подавая повода к столкновению.

– Пойдем к лошадям! – предложил он.

Дакота поднялся, и они покинули блокгауз. Вахта у ворот выпустила Тобиаса с его спутником. Снаружи в загоне несколько лошадей щипало серую зимнюю траву. Буланый жеребец стоял с опущенной головой. Дакота тихонько позвал его. Буланый навострил уши и в несколько прыжков был у изгороди. Он прикоснулся своими мягкими ноздрями к щеке единственного человека, которого терпел на своей спине. Дакота погладил его по шее.

Индейцы поняли друг друга с единого взгляда. Тобиас отодвинул жердь, закрывающую выход из загона, и они, взяв своих коней, поехали прочь от форта. Почувствовать простор прерии было первым желанием освобожденного.

Когда форт остался далеко позади и их уже не могли ни увидеть, ни услышать оттуда, они остановились. Дакоте пришлось резко осадить Буланого, который изо всех сил рвался вперед.

В воздухе, сверкая, проносились снежинки. Между облаками мерцали звезды. Полная луна, госпожа ночи, поднималась по небосводу, рассеивая тьму своим оранжевым светом. Вокруг лежала безлюдная земля. Ее сыновья – дакоты – были изгнаны отсюда. В последний раз видел вождь родной край. И он вдруг запел. Негромко, глухо звучала эта грустная песня о бескрайней прерии. Звуки ее мешались с хриплым дыханием ветра. Вождь пел о судьбе своего народа, пение его временами прерывалось приступами кашля. Безродный делавар слышал в песне и свою собственную печаль.