ЗЕРНОВАЯ ЛУНА

Поднимись, род Деверо!

В черном пламени костров

Наша месть с небес летит,

Гнев луну в ночи затмит.

Козни строй и сей вражду,

Наводи обман, беду,

Знак на души смело ставь,

Разум с сердцем забирай.

Все менялось.

Кошмары отступили, Холли стала лучше спать по ночам. Жеро она решила забыть, а Томми Нагаи в качестве романтического интереса не рассматривала – парень терпеливо пытался завоевать ни о чем не подозревающую Аманду. Та лишь отмахивалась, когда Холли пыталась об этом заговорить.

– Мы с Томми давние друзья. Ты все выдумываешь.

Похоже, Аманда боялась изменить свое отношение к Томми из страха ему разонравиться. Холли ее понимала – сама через это проходила.

В Сиэтле она освоилась. Город оказался таким же интересным и современным, как Сан‑ Франциско. Школьные знакомые, остроумные и сообразительные, общались между собой на том же языке, что и в родном городе Холли, и ценили начитанность и целеустремленность. Широта горизонтов и разнообразный культурный опыт давали дополнительные баллы. Дождь шел не намного чаще, чем в Сан‑ Франциско, и Холли, благодаря постоянным напоминаниям Аманды, привыкла носить с собой зонтик. Николь такие мелочи не заботили – ей нравилось бродить под ливнем, а потом с притворными воплями влетать в дом, на ходу стягивая вымокшую одежду, и бросаться под горячий душ.

Аманда, прежде относившаяся к этим выходкам кисло‑ презрительно, теперь лишь изредка изображала добродушное отвращение – это произошло постепенно, за то время, что Холли жила в семье Андерсон. Шесть недель – и такие перемены! Как будто кто‑ то наколдовал…

– Да что с тобой? – спрашивала Аманда, смесь. – Ты – дикая самовлюбленная дурочка!

– Ты завидуешь моей красоте! – заявляла Николь, швыряя в сестру скомканную мокрую футболку.

– Ну конечно!

Холли радовалась этим переменам, постепенно понимая силу, свободу и радость отношений между сестрами. Ужасное одиночество отступало, хотя боль утраты оставалась такой же острой, как в первый день. Тем не менее жизнь в Сиэтле понемногу стирала сосущую пустоту, которую порождали мысли о будущем. Кошки с готовностью служили милыми компаньонами для игр, а сестры развлекали Холли, когда ей хотелось проплакать всю ночь под телешоу Джея Лено и Дэвида Леттермана.

Аманда стала счастлива, Николь – дружелюбна, и Холли наконец‑ то поверила, что ей здесь тоже найдется место.

Семья.

Холли стала желанной гостьей в комнате Николь, где черные стены украшали серебряные луны, театральные афиши и фотография с автографом Вайноны Райдер.

Девушки втроем валялись на постели. Николь уговаривала Холли рассказать Баст свои секреты и предлагала помощь в том, чтобы «найти парня».

– Только Илая не трогай! – предупредила она, мило наморщив носик. – Мы планируем новую жизнь, как только освободимся из тюрьмы.

– Илай? Кому он нужен?! – воскликнула Аманда. – Пойду‑ ка я спать.

– И я, – согласилась Холли.

В спальню заглянула Баст. Геката выбралась из объятий Николь, спрыгнула с кровати и пошла навстречу. Кошки потерлись носами, развернулись и потрусили прочь.

– Пошли планировать твое будущее, – с улыбкой сказала Николь, обращаясь к Холли. – Ну что ж, спокойной ночи.

– Смотри, чтобы мы утром из‑ за тебя не опоздали, – предупредила Аманда, – и не занимай ванную.

– Кто? Moi? [8] – Николь с притворной обидой захлопала ресницами.

Аманда укоризненно взглянула на сестру и вышла в коридор.

– Николь меня с ума сведет, – пожаловалась она Холли. – Вот увидишь, мы из‑ за нее опоздаем. Если ты сегодня будешь чего‑ нибудь просить у своей кошки, пожелай, чтобы моя сестрица вовремя собралась. Если я еще раз явлюсь на физкультуру после звонка, мне снизят оценку, – с беззлобной улыбкой добавила Аманда.

– Противно, – посочувствовала Холли, красно понимая, что напряженные отношения между сестрами остались в прошлом.

– Ага. Не хочется портить себе средний балл и шанс поступить в хороший колледж. – Аманда скорчила гримаску. – Эх, и почему я не взяла курс современного танца?! Николь вот вовремя по суетилась…

– Думаешь, лучше изображать танцующее дерево, чем сорок пять минут бегать по холоду?

– Ну, для Николь это еще один повод обратить на себя внимание, – добродушно рассмеялась Аманда. – И на этой радостной ноте я скажу тебе bonne nuit.

Холли ощутила болезненный укол. Так говорил ее отец: bonne nuit, «спокойной ночи» по‑ фрацузски.

«Может, это семейная традиция? Французские корни и все такое. Я столько не знаю о родителях – и никогда не узнаю, если не попрошу тетю Мари Клер рассказать о папином детстве…»

– Bonne nuit, – ответила Холли и ушла к себе.

Баст зашла следом. Холли вздохнула, закрыла дверь и огляделась, наблюдая, не забеспокоится ли кошка. Шкаф имел обыкновение сам собой открываться по ночам, а полы скрипели. Баст, несмотря на ее глухоту, все это очень не нравилось.

– Ну что ж, моя дорогая помощница, – сказала Холли, подходя вместе с кошкой к кровати, – вот тебе мои желания: не опоздать в школу, хорошо выспаться, и… – Она запнулась, не решаясь рассказать о своем глупом желании увидеть Жеро. – И все.

Баст мяукнула и моргнула огромными голубыми глазами. Ее крошечная мордочка, казалось, состояла из глаз, малюсенького ротика и носа‑ точечки.

Холли взяла ее на руки и прошептала ей в шею:

– Я так скучаю по родителям. По Тине… У нас должен был быть такой замечательный год!

Баст замурлыкала и совсем по‑ человечески вытянула правую переднюю лапку, словно утешая. Холли не нашла в себе сил улыбнуться. Желудок свернулся в тугой узел. Горло перехватило от невысказанного горя, и она подумала: «Долго ли еще я буду чувствовать боль? Неужели я всю оставшуюся жизнь буду так по ним скучать? »

Баст легонько потрогала лапкой ладонь хозяйки, потом устроилась поудобнее и лизнула руку.

Холли долго не могла заснуть, барабаня пальцами по одеялу в такт с дождем, колотившим в окно. Внезапно за дверью послышался неясный шепот.

«Может, кто‑ то из сестер захотел поговорить по душам? Похоже, все женщины семьи Андерсон не могут без публики», – зевая, решила Холли.

И удивленно моргнула, оказавшись на площадке лестницы, ведущей в гостиную.

«У меня что, лунатизм? »

Николь и Мари Клер в банных халатах сидели у камина, рядом лежали связки каких‑ то прутиков. Николь взяла прутик, поцеловала и передала матери.

Мари Клер пронесла его над трескучим пламенем и сказала:

– О Богиня, даруй Аманде то, чего желает ее сердце. Пусть ее полюбит хороший молодой человек, и пусть она откроет свои дары и таланты.

«Что это? – Холли с трудом оправилась от потрясения. – Они ударились в викканство? Тетя?! »

– Благословенна будь, – нежно сказала Николь.

– О Богиня, даруй Холли то, чего желает ее сердце. Пусть ее жизнь с нами будет легка и полна радости, пусть она чувствует тепло семьи.

«Мы поэтому так хорошо ладим? – удивленно подумала Холли. – Они нас всех… заколдовали? »

– И лучше одевается, – со смешком добавила Николь. Мари Клер ответила ей укоризненным взглядом, и девушка, откашлявшись, пробормотала: – Благословенна будь.

– Твоя очередь, – сказала Мари Клер, отложив связку прутиков. Она потянулась и поцеловала Николь в лоб.

Дочь передала матери другую связку.

– О Богиня, даруй моей красавице Николь то, чего желает ее сердце, известность на сцене и любовь ее жизни.

– Отлично, мам! – воскликнула Николь. – Ты быстро схватываешь.

– Невероятно, – заметила Мари Клер, – кто бы мог подумать?!

Сестра и тетя перенесли связки прутиков поближе к камину. Холли почувствовала, как что‑ то задело ее щиколотку, судорожно втянула воздух и оторвала взгляд от странной сцены в гостиной.

У босых ног Холли сидели Фрейя, Геката и Баст, уставившись на девушку светящимися глазами, как будто хотели с ней заговорить. Например, сказать: «Благословенна будь».

Баст открыла рот и человеческим голосом произнесла:

– Я буду служить тебе, Холли Катерс…

Холли резко села на кровати, щурясь от бившего в окно солнечного света.

«Мне все приснилось, – подумала она. – Кошмары вернулись! »

Баст, сидевшая в изножье кровати, посмотрела на хозяйку и замурлыкала.

В темной потайной комнате дома Деверо Илай и Майкл поклонялись Рогатому Богу. Майкл зарезал дюжину соколов, которые символизировали дом Каоров, и дюжину воронов, символов дома Деверо. Долгий ритуал огня и пламени, которым Майкл вызывал Лорана, произвел на Илая ошеломляющее впечатление. Предок не торопился и, как обычно, предстал перед ними в виде полупрозрачного разлагающегося трупа тошнотворного синюшно‑ серого цвета.

– Это мой сын, Илай, – объявил Майкл и прошипел сыну: – На колени!

Илай поспешно подчинился.

– Один из двух сыновей, – сказал Лоран, не шевеля губами. – Что ж, если он не справится, из него выйдет подходящая жертва.

Илай побледнел, а Лоран рассмеялся. Жуткий звук отразился от мрачных стен, которые видели боль, смерть и даже нечто худшее.

Майкл опустился на одно колено.

– Он – мой первенец.

– Первенцы‑ сыновья – редкость, – заметил Лоран, – а значит, тем ценнее жертва, которую отец приносит, расставаясь с перворожденным сыном.

Майкл лихорадочно пытался сообразить, что имеет в виду Лоран.

«Он хочет, чтобы я убил Илая сейчас? Это проверка? Я ее пройду…»

Мысль об убийстве сына вызвала в колдуне легкое раздражение: похоже, Саша не ошиблась, заявив, что ее муж не способен любить. Майкл до сих пор не мог простить ухода жены из семьи. Верность – не пустой звук. Конечно, сам Майкл Деверо – не образцовый муж, но Саша должна была поддержать его, а не оставлять с двумя детьми.

Лоран беззвучно мерил шагами мраморный пол, Майкл спокойно наблюдал за ним. Илай косился в сторону лежащих на алтаре атамов – то ли продумывал защиту, то ли замышлял отцеубийство.

– Дух Жана, моего сына, вселился в твоего Жеро, – объявил Лоран. – Потому твой младший сын и сбежал от тебя.

Майкл опешил.

– Кто такой Жан? – озадаченно спросил Илай.

– Изабо смогла войти в жизнь Холли Катерс, – продолжал герцог.

– Господин и Госпожа, – пробормотал Майкл и посмотрел на своего покровителя. – Ты говорил, что невероятная сила, которую дает связь магии Каоров и Деверо, – всего лишь выдумка.

– А ты пытался проверить это вместе с Map Клер, хотя я тебе и запретил, – строго добавил Лоран.

– Я собирался убить ее, – возразил Майкл

– И убьешь! Позже. У Мари Клер и ее дочерей тоже есть сила. Прежде всего ты должен уничтожить их новоявленную кузину.

– Пап, – прошептал Илай, – о чем это он?

– Заткнись, – прошипел Майкл и умоляюще протянул руки к Лорану. – Дай мне Черный огонь, мой господин, и я сожгу их всех!

Лоран криво ухмыльнулся.

– Сначала необходимо уничтожить ведьм Каор. Пока они живы, нам нельзя даже думать о Черном огне. Если Холли Катерс научится творить это заклинание, то…

– Oui, mon seigneur[9], – сказал Майкл, покорно склоняя голову перед своим грозным предком. В груди колдуна зародилась надежда.

– Близится годовщина предательства. Если Холли не умрет к Медовой Луне, я перестану вам покровительствовать! – Лоран погрозил Майклу костистым пальцем с длинным загнутым когтем, на котором болтались лохмотья плоти. – Не забывай, смертный, у меня есть время, я могу подождать. Если вы меня разочаруете, я найду помощь у других колдунов из рода Деверо. Вы – не единственные мои потомки.

Майкл сглотнул слюну. Глупо было надеяться, что он с сыновьями – единственные представители семейства Деверо, но о других родственниках никаких сведений найти не удавалось.

– Скажите… э‑ э‑ э… милорд… – заговорил Илай, – а обязательно убивать всех Катерсов? Я тут с одной из них…

Лоран, недоуменно взглянув на него, угрожающе замахнулся костлявой рукой, и пощечина едва не рассекла парню щеку.

– Самоуверенный щенок! Молчи, когда к тебе не обращаются! – Герцог высокомерно обернулся к Майклу. – Как ты воспитываешь свое наследника?!

– Времена изменились, герцог Лоран, – уверенно заявил Илай, вздернув подбородок. – И я не щенок.

– Хм, возможно… – Лоран, склонив голову, пристально взглянул на Илая.

Дождливым вечером в четверг Холли сидела в спальне Николь, обнимая громко мурлычущую Баст. Николь растянулась на кровати, а Аманда – на полу. Они в который раз смотрели фильм «Ромео + Джульетта» с Клер Дейнс и Лео Ди Каприо и уже успели съесть две пачки приготовленного в микроволновке попкорна и выпить целое море газировки.

В школе ставили «Ромео и Джульетту». Николь, конечно же, хотела сыграть главную роль и поэтому изучала все известные ей постановки, пытаясь создать собственную трактовку образа.

– С этой ролью могу справиться только я, – заявила она.

– Угу, – зевнула Аманда.

Фрейя забралась к ней на живот.

– Я серьезно! – Николь встала и потянулась.

Голова у нее была замотана в тюрбан из полотенца – получилось похоже на Эрику Баду.

Николь встала в позу и произнесла сценическим голосом, который перекрыл даже внезапный раскат грома на улице:

Ночь темноокая, дай мне Ромео!

Когда же он умрет, возьми его

И раздроби на маленькие звезды:

Тогда он лик небес так озарит,

Что мир влюбиться должен будет в ночь

И перестанет поклоняться солнцу.

– Роль достанется тебе, – заверила ее Холли.

Николь посмотрела куда‑ то вдаль, мечтая о Ромео, а может, о свете рампы и шуме аплодисментов.

– Я буду отличной Джульеттой. Лучше, чем Клер Дейнс. И вообще… – Она встрепенулась вспомнив, что не одна. – Я добьюсь этой роли

«Интересно, уж не с помощью ли прутиков и благословений? » – подумала Холли, а вслух произнесла:

– Надеюсь, так и будет.

Николь взяла на руки Гекату.

– Я хочу главную роль.

Кошка в ответ взмахнула хвостом.

Прошла еще пара недель.

В Сан‑ Франциско Барбару перевели в отделение долгосрочного ухода. Ее состояние не улучшалось, но причину по‑ прежнему найти не могли. За домом семьи Катерс в Сан‑ Франциско присматривали, лошади в конюшне чувствовали себя хорошо.

Николь продолжала кампанию за роль Джульетты и даже выучила роль целиком, хотя до прослушиваний было далеко. Однажды Холли заглянула в класс актерского мастерства – узнать, когда Николь идет домой. В комнате за дубовым столом рядом со сценой, закрытой бордовым занавесом, сидела преподавательница, мисс Зейдель. Неподалеку два парня рисовали на заднике залитый лунным светом сад.

– Понимаете, роль нужна мне для поступления, – ныла Николь. Мисс Зейдель, грызя крендельки из пакета, листала книжку с пьесами. – Мария Гуттьерес не хочет быть профессиональной актрисой, она намерена преподавать математику, – произнесла Николь с таким выражением, будто математика была заразной болезнью.

– Боже, как скучно! – простонала мисс Зейдель, сунула в рот еще один кренделек и задумчиво склонила голову.

– И с репетициями все будет в порядке, – сказала Николь, тыча пальцем в журнал посещений. – Проверьте, я еще ни одной не пропустила!

А потом произошло что‑ то странное: Николь сунула руку в карман брюк, раскрошила что‑ то над головой мисс Зейдель и нарисовала пальцем в воздухе маленький кружок. Мисс Зейдель пожала плечами, широко улыбнулась, словно принимая благоприятное решение, и сказала:

– Ты же знаешь, необходимо провести открытое прослушивание…

– Спасибо, – прервала ее Николь. – Я вас не подведу!

Холли удивленно уставилась на нее.

За спиной послышались шаги – пришла тетя

– Николь там? – спросила Мари Клер. Дождавшись кивка, она заглянула в класс и весело помахала рукой. – Привет!

– Мне дали роль! – закричала Николь, бросаясь к матери. – Я буду Джульеттой!

– Неудивительно, ты же у нас в семье главная актриса! – Мари Клер с лукавой улыбкой обняла дочь.

– Прекрати, – радостно отмахнулась Николь.

– Поздравляю, – неловко сказала Холли.

– Какой мне выбрать костюм? – защебетала Николь. – Холли, как ты думаешь?

– Красивый, – рассеянно ответила Холли, все еще раздумывая о том, как Николь удалось проделать свой фокус.

– Ну конечно красивый! – закружившись на месте, сказала Николь.

Еще через две недели перед аудиторией, где каждую вторую среду собирался театральный клуб, вывесили списки актеров, утвержденных на роли. Николь, Аманду, Томми и Холли встретил нестройный хор радостных и обиженных комментариев.

– Я так рада! – Николь захлопала в ладоши и изобразила торжествующий танец, встреченный одобрительным свистом.

– Какая неожиданность! Как здорово! – шутливо воскликнул Томми.

– Поздравляю, – разочарованно протянула Мария Гуттьерес. – Ты отлично справишься!

Николь улыбнулась и изобразила объятия и поцелуи в обе щеки.

– Знаю, знаю! – шутливо ответила она.

Четверо приятелей вышли из школы и направились на западную парковку, где будущие выпускники ставили машины, к «тойоте», которую Томми взял у отца.

– Поехали в «Полкусочка», – капризно сказала Николь. – Я хочу насладиться победой!

Мария Гуттьерес грустно смотрела им вслед.

«Николь смошенничала, – подумала Холли. – Может, заклинание и не сработало, но она уговорила мисс Зейдель отдать ей роль. Не потому, что она это заслужила, а потому, что она очень хотела».

Произносить слово «заклинание» было трудно даже про себя.

«Это нечестно. И неправильно. Если они с тетей такое все время проделывают, то… то это надо прекратить».

Опять лунатизм?

Холли плыла по коридору сиэтлского особняка; теплый пол под ногами казался шелковистым и мягким, как шерстка Баст, хотя Холли знала, что на самом деле полы выложены дубовыми досками, на которых лежит шерстяная дорожка. Со стен глядели лица юных красавиц: цветы и лозы, вплетенные в волосы девушек, кружились и покачивались, как водяные лилии на поверхности пруда. С потолка тоже свисали лилии, и в центре каждой из них светился огонек.

«Это светильники в коридоре, – сообразила Холли. – Точно, светильники, они всегда так выглядели».

Она скользила, едва осознавая, что ее куда‑ то ведут по длинному коридору. Холли сосредоточилась и разглядела впереди неясный силуэт, переливающийся синим светом. Казалось, кто‑ то поджидал девушку.

«Иду, иду», – сказала Холли.

Смутная фигура, охваченная синим огнем, спокойно двигалась по коридору, а языки пламени сходились над ее головой в острый язычок. Ноздри Холли наполнил запах дыма.

«Так вот почему в доме пахнет гарью! »

Фигура воздела охваченную пламенем руку и медленно указала вправо. Холли, будто восковая кукла, медленно повернула голову. Перед глазами возникла стена, сложенная из грубо обтесанных каменных блоков разной формы и размера. Дым сгустился и заполнил легкие. Холли закашлялась. Плиты под ногами, похожие на листья кувшинок, потрескивали от ужасного жара, бутоны лилий превратились в охапки соломы, которые вспыхивали, как фейерверки, разбрасывая повсюду искры.

«На помощь! » – позвала Холли, но странный коридор исчез. Девушка запаниковала, пытаясь сбить пламя с ночнушки. На ладонях вскочили волдыри, обожженные ступни пронзила острая боль.

Она поняла, где находится – в замке Деверо. Она искала Жана – отчаянно, неистово. В покрытой мехами кровати его не оказалось, хотя Изабо насыпала столько корня папоротника в вечернее питье мужа, что Жан должен был проспать двое суток. Теперь она вернулась с магическим порошком для пробуждения, но Жан исчез.

Она бежала сквозь дым и огонь, выкрикивая его имя, мимо замковых стражей, которых ее родственники поливали кипящим маслом и пронзали отравленными стрелами. Сквозь ночь, залитую светом пожаров, Изабо ворвалась в конюшню, не обращая внимания на крики лошадей и конюхов, распахивая двери с помощью магии. Она пронеслась по бесконечным коридорам в кухню, где языки пламени рвались из огромных очагов, как из бездонной утробы гигантского дракона. Повара и поварята исчезли, в дыму чувствовался металлический привкус – от пожара плавились кастрюли.

Выбегая из кухни, она едва увернулась в коридоре от объятого пламенем человека. Крики боли раздавались отовсюду. Внутри и снаружи каменных стен Каоры выжигали замок Деверо, с безудержной злобой убивая находящихся в нем мужчин. Так было договорено, и Изабо всячески помогала исполнению этого плана. Никто не знал о том, что она тайно просила Богиню пощадить ее мужа и дать им обоим спастись.

Стиснув кулаки, она выбежала во двор. Огонь освещал его так же ярко, как солнце в летний день. С криками и гоготанием погибло стадо гусей, пахло паленой овечьей шерстью, живность в загонах задыхалась в дыму. Это в договоренность не входило.

Дядя Робер поднялся с изломанного тела малышки Мари, дочери парижского дворянина, который отправил ее в замок Деверо учиться манерам. Бедная девочка лежала неподвижно, разорванные юбки не прикрывали ноги. Она рыдала. Робер вытащил из ножен меч и занес его над головой, готовясь пронзить сердце малютки.

– Не смей! – изо всех сил закричала Изабо.

Робер взглянул на нее, яростно помотал головой и нанес удар. Кровь брызнула фонтаном. Изабо подбежала к дяде и яростно забарабанила кулаками по его плечам и груди, не обращая внимания на кровь.

– Мы так не договаривались! – кричала она. – Только мужчины! Мама обещала, что убьют только мужчин!

– Шлюха! – раздался громовой голос, и во двор вышел Жан, бледный как смерть, но целый и невредимый.

Облегченно вскрикнув, Изабо бросилась к мужу. Он хлестнул ее наотмашь, она упала в грязь, ударившись головой о булыжники двора, и на мгновение ослепла. Когда зрение вернулось, разъяренный Жан высился над ней. За его спиной полыхали стены замка Деверо.

– Я спланировала побег! – сказала она, утирая кровь с разбитых губ. Зубы шатались. – Наши друзья вывезут нас из Франции! Любовь моя, мы создадим новый ковен, в его основе будет свет, а не эта ужасная серость, которая завладела нашими семьями…

– Убийца! Предательница! – вскричал Жан и ударил ее снова.

Жуткий кошмар туманом окутал ее душу.

На зубчатой башне замка появился Лоран в полном колдовском облачении. Его сопровождали приближенные члены внутреннего ковена, скрыв лица под капюшонами накидок. Они дружно воздели руки, и на башне, сверкая и клубясь, запылал Черный огонь рода Деверо. Казалось, темный жар пляшет, как нубийская танцовщица перед калифом, которую лишь танец отделяет от верной смерти, как дракон, затаптывающий золу сожженных костей, как проклятая душа, которую раздирают на части демоны.

Наконец‑ то запылал Черный огонь, которого так жаждал ее род и который скрывали Деверо. По слухам, Черный огонь пожирал на своем пути все до основания, разрушая самую суть и порождая вместо нее что‑ то новое и злое.

– Тебе конец, лживая кровожадная тварь, – бросил Жан, поднимая меч над головой, совсем как Робер перед убийством малышки Мари.

Изабо сделала последний вдох и вспомнила о проклятии, о том, что она обречена блуждать по земле в расплату за преступление против своего мужа и господина.

– У реки привязана лодка, – прошептала она. – Беги, Жан! Там ждут мои люди. Им хорошо заплатили.

Губы Изабо шевелились, но Жан ничего не слышал: то ли ее заглушали голоса в его голове, то ли шум пожара и громкие крики. Жан проклял Изабо и Катрин за их мерзкое чародейство.

«Нас погубила гордыня, – думал он. – Мы хотели перехитрить Каоров. Я ухаживал за Изабо в ее снах, но когда она пришла ко мне, когда мы оказались связаны… Я полюбил ее, как никого другого. Я люблю ее больше родных, больше Круга… Больше жизни! Почему ей не позволили зачать ребенка? Мы жили бы вместе, создали бы прочный союз между нашими родами… Мы – всего лишь пешки, нас разменяли в игре. Каоры атаковали первыми и поставили нам шах и мат».

– Изабо, – простонал он, – проклинаю тебя, Изабо. Я никогда тебя не прощу.

Он глубоко вздохнул, набираясь решимости, и занес меч над головой. Изабо закричала.

За спиной Жана лавиной камня осыпалась стена, сквозь нее прорвался поток Черного огня. С башни летели тела, объятые черными языками пламени: герцог Лоран и его приближенные выкрикивали заклинания, пытаясь сбить с себя пламя, погасить Черный огонь, который к тому времени охватил домашнюю живность во дворе, защитников замка, воинов и боевые повозки Каоров. Клубы пламени ударяли о землю, как гигантские кулаки, раскалывая ее до глубоких трещин. Вокруг стояла стена дыма, жара и огня.

Изабо лежала, не шевелясь, раскинув руки, словно раскрыв объятия мужу. Жан вскрикнул и накрыл ее своим телом в напрасной попытке защитить.

Черный огонь поглотил их.

– Я люблю и ненавижу тебя, Изабо де Каор, – прошептал Жан. – Я последую за тобой…

Кто‑ то тронул Холли за плечо. Она вздрогнула и обернулась.

Коридор исчез. Холли стояла посреди дыма и жара, под лунным лучом.

Чей‑ то голос произнес: «Резня в замке Деверо случилась на Медовую Луну. Торопись, времени мало».