Андрей Юрьевич Орлов 7 страница

В окружающем пространстве ничего хорошего не происходило. Город накрыла предрассветная серость. «Утро, подожди! – надрывно умолял Витек. – Мы еще не ложились! » Горстка уцелевших погружалась в клоаку. Улица Коминтерна была прямая, как проспект, жилые здания громоздились плотными кварталами. И сидеть по квартирам этой ночью народ не хотел. Пораженные неведомым вирусом люди регулярно бросались под колеса, а на пересечении с улицей Островского их атаковала целая толпа молодых и «здоровых» людей – она неслась со стороны студенческого городка Уральского университета потребительской кооперации. Атакующих было не меньше сотни, они валили плотной массой. Выручала только скорость. С воплем «Ну, молодежь, как вы уже достали! » Шура вывернул баранку, вновь помчался к левому тротуару, взгромоздил микроавтобус на бордюр. Он мчался по тротуару, разлетались пластиковые урны, фанерные прилавки незаконной уличной торговли, обрывки афиш и вывесок. Привычно визжали женщины. Толпу удалось обмануть – вчерашние студенты, не успевшие разъехаться по домам после сессии, меняли направление, ломали строй. Когда Шура снова вырулил на проезжую часть, протиснувшись между тополями, они уже были в аутсайдерах, тащились где-то сзади. И снова не успели перевести дыхание.

– Твою ж мать! – громогласно ахнул Шура. – Ребята, дорога заблокирована!

Им крайне повезло, что мрак уже рассеялся, очертилась бледная видимость. Проскочи они перекресток с улицей Добролюбова – и угодили бы в западню. Авария посреди дороги собрала пассажирский автобус и около десятка легковушек – видимо, автобус сорвался с привязи и понесся, сгребая мелкий транспорт, и теперь эта груда полностью перекрыла проезд…

Застонала Даша.

– Может хоть кто-нибудь принести добрую весть?

– Согласен, дорогуша, – сокрушенно вздохнул Витек. – Жизнь у нас сегодня не складывается.

– Шура, сворачивай на Добролюбова! – спохватился Андрей, когда машина уже въехала на перекресток. – Живее!

Других вариантов не было. Только направо – потому как слева, со стороны продуктового рынка, неслась густая толпа явно не с предложением посетить торговые павильоны. Шура снова выписывал восьмерки, втискивая побитый жизнью «Форд» на узкую улочку Добролюбова. Она была застроена старыми дореволюционными зданиями и считалась сосредоточием исторического центра города. Здесь ощутимо попахивало гарью. На углу мельтешили смутные личности, пытались ринуться наперерез, но у них ничего не вышло. «Форд» уже катил по «исторической» брусчатке, уложенной в прошлом году пришельцами из дружественного Таджикистана. Здесь в любое время суток оставался узкий проезд – ввиду наличия множества фирм и заведений. Тротуары и обочины загромождал припаркованный транспорт. Сегодняшняя ночь не стала исключением – машин хватало, кое-где валялись тела. Но проезд сохранялся – слава богу! Разогнаться было невозможно, а сзади уже неслась толпа, не дающая ни на мгновение расслабиться. Вдруг заскрипело что-то в хваленом американском железе, мотор зачихал, машина пошла рывками. Ругнулся Шура, переключил передачу, но эффекта это не возымело. Озноб вцепился в позвоночник – этого еще не хватало! Загорланили пассажиры, выражался Шура. Да еще и проезд оказался заперт – водитель навороченного «Порше» пытался выехать с парковки, но то ли передумал, то ли с ним что-то стряслось – машина вылезла на проезжую часть, стояла с распахнутой дверью. Единственный проезд – направо – мимо бодро чадящего купеческого домика, в котором когда-то была женская гимназия, а на закате цивилизации обустроили пафосный банк.

– Мы сейчас опять заглохнем! – надрывался Шура. – Эта тварь не хочет никуда ехать!

– Шура, дорогой, выжми из нее хоть что-то! – умолял Андрей. – Давай налево, там РОВД…

– Ментам будем жаловаться? – злобно хохотнул Шура. – А что, отличная идея…

В этом квартале действительно расположился районный отдел полиции (не самой добропорядочной репутации), с чем вынуждены были мириться владельцы окрестных ресторанов, обслуживая представителей законности по «льготным» расценкам. Впрочем, положительную роль такое соседство тоже играло. Кашляя выхлопом, машина втянулась в переулок, преодолела небольшую арку, въехала в узкий проезд, заставленный полицейскими машинами. Справа вплотную к проезду подступало двухэтажное здание ресторана японской кухни. Первый этаж горел, языки пламени плясали в выбитых окнах. Едва проехали, внутри прогремел взрыв, из оконного проема вырвался клуб дыма, за ним – сноп огня. Послышался треск – свалилась межкомнатная перегородка. Взвизгнули дамы. Даша и Ксюша прижались к Андрею.

– Причина взрыва не установлена, – натужно пошутил Витек.

– Какого хрена тут устанавливать! – взорвался Андрей. – Газовые баллоны взрываются!

Снова что-то ухнуло, посыпались кирпичи. Машина пронеслась еще метров тридцать, двигатель заглох. Шура вывернул баранку – автомобиль развернулся правым бортом к проезду и окончательно встал. До крыльца райотдела – приземистого одноэтажного здания – оставалось метров двадцать.

– Бежим в ментуру! – проорал Андрей. – Там может быть оружие!

Но все застыли, смотрели, как завороженные, на абсурдную картину, не могли заставить себя пошевелиться. Поздно, черт возьми… Через арку уже неслась разношерстная буйная толпа! Твари, обуянные чувством голода, развивали скорость приличных бегунов. Их было чудовищно много, не меньше сотни, а в арку лезли все новые и новые. Спасаться бегством было бессмысленно, они уже были рядом – несколько секунд, и окружат микроавтобус, порвут пассажиров на куски… И Андрей застыл. Сердце сжалось от тоски и безысходности. Как же так… Возглавляли забег молодые крепкие парни, кое-кто – в полицейской форме. Они как раз пробегали мимо горящего здания, в свете пламени плясали перекошенные лица, чернели пасти. Картина вгоняла в дрожь, заставляла цепенеть. Вырвалась вперед… невеста в свадебном платье – последний штрих в жутковатой картине абсурда! Фигуристая рослая девица – давно рассыпалась тщательно уложенная прическа, нарядное белое платье почернело от грязи, оторвался подол, слетели туфли – она бежала босиком. Тупая ярость искажала симпатичное лицо, реяли за плечами спутанные волосы. Она была, возможно, спортсменкой – пышные одежды бежать не мешали, дама мчалась, как горная лань. Взмахнула рукой, что-то кинула на бегу – и гриф от сломанной гитары запрыгал по асфальту перед микроавтобусом.

– Ни хрена себе букет невесты… – бормотал оцепеневший Витек. – Ну, все, господа и дамы, можно попрощаться…

Завизжали женщины – очнулись, а смысл? И тут опять рвануло в ресторане! Прогремел оглушительный взрыв – такое ощущение, что взорвались несколько баллонов. Все трещало, рушилось, осыпалось, ударная волна сносила, словно картонные, перегородки между помещениями, ударила во внешнюю стену. Люди зачарованно смотрели, как рушится, ломаясь, на пути атакующих стена японского ресторана, падает на головы самым прытким, как выносится струя огня, всё сметает на своем пути, ударяет в здание напротив… Огненная завеса и груда обломков загородили пассажиров от взбесившейся толпы. Разлетались фрагменты человеческих тел – руки, головы. Единственный, кто вынесся из огня – быстроногая невеста! С ног до головы она была объята племенем. Платье сгорело в считанные мгновения, почернела и обуглилась кожа. Горящая женщина металась по пустому пространству, упала, забилась в конвульсиях, застыла, скрюченная и дымящаяся…

Боженька поблажку дает! – ударило по мозгам.

– Все в РОВД! – взревел, как ошпаренный, Андрей. – У нас минута, не больше, они сейчас прорвутся через огонь!

Люди приходили в себя, вываливались наружу, бежали к крыльцу. Андрей схватил под мышки обмякшего журналиста, поволок к двери, награждая пинками. Тот бормотал, чтобы его оставили в покое, он хочет тихо умереть, всеми брошенный и забытый, ему уже ничего не надо, его никто не любит.

– Обидно, приятель, что мы тебя не ценим? – ядовито осведомился Андрей, выбрасывая труса из машины. – А ну, бегом к крыльцу, работать вместе со всеми! – И погнал его безжалостными ударами ботинка.

Нетерпение гнало. Этим тварям неведомы страх и благоразумие. Их могли остановить лишь конкретные преграды. В отблесках пламени возбужденные люди топали по крыльцу, подлетали к железной двери. Она была закрыта, дьявол! Истошно голося, женщины стали в нее долбиться, но разве поможет? Шура рвал дверную ручку, плевался во все стороны расстроенный Витек. Андрей лихорадочно думал. За угол – и дальше? Но в пешем виде, без оружия они и квартал не пробегут. Кругом враги! Он орал, чтобы выламывали дверь, нечего тут хороводы водить! Побежал обратно к машине, в страхе кося на горящий завал. Никто пока не лез, стена выросла внушительная. Дай же, боженька, еще поблажку… Он шарил под водительским сиденьем, побежал назад, к сплющенному багажнику. С воплем радости выхватил оттуда монтировку, побежал обратно. А Витек с Шурой уже пытались отжать дверь испытанной в сражениях ножкой от стола – оба пыхтели, злобно рычали друг на друга. Андрей пришел им на помощь – всунул конец монтировки на уровень замка, потащил, едва не выворачивая плечи из суставов… Хрустнуло что-то в замке – радость-то какая! Дверь поддалась – навалились на нее все втроем, и она поползла внутрь…

Люди вваливались в просторный холл, в котором горел, хотя и не очень ярко, электрический свет! Небольшие зарешеченные окна были задернуты плотными шторами – поэтому свет снаружи не просматривался. Казенное помещение без претензий, хотя и недавно отремонтированное. Серый кафель на полу, застекленная будка дежурного с самим дежурным, успешно обрастающим трупными пятнами. Стальной шкаф, у стены напротив – груда старых железных дверей, явно предназначенная на выброс. Там тоже валялись мертвые в полицейской форме. Время не теряли, захлопнули дверь, но замок уже был вывернут, практически не держал. Тысяча чертей! Андрей разорялся, желчь и матерщина лезли из организма могучим потоком. Заведенный на пинках журналист работал вместе со всеми – при этом физиономия его выражала бескрайнюю библейскую скорбь. «Таскайте двери! – орал Андрей. – Перегораживайте проход! » Вдвоем с Шурой они перевернули громоздкий шкаф, с лязгом подволокли к двери. Остальные, надрываясь, таскали двери. Пыхтела Ксюша, от которой было больше вреда, чем пользы, скулил журналист, которому чуть не размозжило стопу. Дверь уже была подперта шкафом и двумя «единицами» металлолома, когда неприятель прорвался через завал. Толпа гремела по крыльцу, давила на дверь. Она подпрыгивала в петлях, но преграда ее отчасти сдерживала. Чертыхаясь, Андрей полез на шкаф, подпер дверь плечом – и начал обрастать синяками от непрекращающихся ударов.

– Что стоим и наблюдаем?! – рычал он. – Тащите двери, прорвутся же, черти!

И вновь стартовало безумие, люди носились, как муравьи в муравейнике, волокли громоздкое железо, прислоняли к шкафу. Андрей рычал на верхотуре, а когда плечо превратилось в сплошной синяк, спрыгнул на пол. «Запруда» получилась внушительной – пока держала. Разлетелось стекло в оконном переплете, разбилось второе, взметнулись шторы, и целый лес рук вторгся в холл! Выломать решетки атакующие не могли – данные изделия были приварены на совесть. «А ведь когда-нибудь выломают, – мелькнула тревожная мысль. – Что им еще делать? Времени вагон, давись, да выламывай».

– Андрюха, те менты погибли от огнестрельных ранений… – сообщил отдувающийся Шура, показывая на тела в глубине помещения. – По ходу они начали превращаться, тут их кто-то и кокнул…

Андрей досадливо отмахнулся – не до этого. Хотя интересно, конечно…

Снаружи прогремел оглушительный рев – толпа прибывала. Шарахнули по двери чем-то тяжелым – задрожала, загудела металлическая баррикада, сдвинулась на пару сантиметров.

– Ой, мамочка, – обняла себя за плечи Надежда. – Сейчас меня сожрут…

– Это они могут… – задумчиво вымолвил Витек и вдруг встрепенулся. – Андрюха, отходить надо. Ну, поколотятся еще немного – пойдут в обход. Ты уверен, что все окна прочные и двери не выломать?

– Послушайте, здесь что-то не так… – с титаническим усилием соображала Даша. Зачумленный взгляд скользил по трясущимся решеткам, по электрическим лампам, горящим вполнакала.

– А я давно уже заметила, – не без гордости сообщила Ксюша и задрала нос, испачканный ржавчиной.

– Какие мы наблюдательные, вашу мать! – прогремел разгневанный бас, и все невольно втянули головы в плечи.

В глубине холла – у проема, ведущего в лоно законности и правопорядка, – возвышалась примечательная личность. Суровая – как зима в Якутии. Приземистый мужчина лет пятидесяти, в меру упитанный, в меру полысевший. Капитанская форма натянулась в районе живота, пуговицы еле держались. Он исподлобья озирал посетителей маленькими глазками. В них сквозила настороженность и злоба. У копа были барсучьи щеки, прижатые остроконечные уши. У пуза он держал укороченный складной автомат Калашникова, состоящий на вооружении работников МВД, при этом палец поглаживал спусковой крючок.

– Ой, дяденька, не стреляйте, – испуганно запищала Ксюша. – Мы свои…

– Свои они… – неприязненно пробормотал капитан полиции. – Какого хрена вы сюда явились, кто вас звал, вашу мать? – покосился на руки, лезущие в окно, на дверь, трясущуюся от ударов, и разразился такой забористой матерщиной, что недоуменно вздрогнул даже Шура Черепанов.

– Ого, сколько запятых наставил… – хлопала глазами Ксюша.

– Как это по-русски… – бормотала Даша.

Сотрудник местной полиции продолжал разоряться и посылать всех в известном направлении. Присутствие ребенка его не смущало. Когда такие мелочи смущали работников правоохранительных органов? Потом он замолчал, вновь обозрел всех присутствующих, задержался взглядом на понуром журналисте и процедил сквозь зубы:

– Какой бомонд…

– Позвольте догадаться, любезный, – сказал Андрей. – Вы сотрудник данного отделения – рискну предположить, что ответственный и порядочный работник. Хворь, сразившая городское население, вас почему-то не коснулась. Возможно, вы пытались вырваться, но, обнаружив, что творится в городе, вернулись на рабочее место. Ваши коллеги, – он выразительно глянул на мертвые тела, – погибли при исполнении, нам очень жаль. Скорее всего, вы их сами пристрелили, когда они превратились в монстров и решили вас съесть… Все в порядке, капитан, не напрягайтесь, мы занимаемся тем же самым. Вы не страдаете галлюцинациями – все это происходит на самом деле. Вы остались один на все отделение, не так ли? Вы заперли все двери, вооружились, задернули шторы, включили запасной генератор и решили провести годы лихолетья отдельно от других – пока не созреет более мудрое решение. Не созреет, капитан. Мы сожалеем, что нарушили вашу приватность, накликали на здание уродов. Но, знаете, здесь как-то не было соответствующих табличек. – Андрей небрежно усмехнулся, хотя под дулом автомата это было непросто. – Все еще надеешься стать майором, капитан? Может, представишься? Работники полиции обязаны представляться, когда их об этом просят рядовые граждане.

Многие из присутствующих испуганно зажмурились – казалось, обозленный капитан уже поливает их свинцом. Он побагровел, вздулись жилы на виске. Но стрелять офицер передумал, выплюнул из себя излишек желчи и опустил автомат.

– Лобов, – процедил он. – Капитан Лобов, заместитель начальника районной криминальной полиции…

– Отлично, – обрадовался Андрей. – Послушай, капитан, у нас к тебе дело государственной важности. Оружейка тут есть? Валить отсюда надо. Показывай потайной ход. Население стучится в дверь и через пару минут будет здесь – а население сегодня крайне рассержено и хочет жрать. Да не будь ты букой, капитан. Ведь в компании веселее, согласись?

Дверь тряслась и по миллиметрам отъезжала. Капитан колебался. Возможно, наряду с вопиющими недостатками он и обладал определенными достоинствами, но умение быстро думать сюда не входило. Гул за дверью нарастал, дверь ходила ходуном. Глаза у капитана забегали, он кивнул и начал выволакивать из кармана связку ключей. Оружейное помещение находилось рядом – за первой дверью. Он гремел запорами, отодвигал решетку…

Дальше все было, как в тумане. Дух захватывало от волнения. В пирамиде красовались укороченные АКСУ, отдельно в сейфе хранились снаряженные магазины. Мужчины расхватывали оружие – за исключением журналиста, который, видимо, считал себя пацифистом. Шура кричал, что он знает, он все умеет, он служил когда-то в армии (и это было сущей правдой – два года рядовой Черепанов околачивался при штабе медицинского батальона, по великим праздникам выезжая на стрельбище). Витек тоже был «классным специалистом», вспомнил, как в десятом классе их вывозили на стрельбище, и ему позволили пару раз выстрелить. Не беда, аппетит приходит во время еды! Женщины робко жались к стенам, им никто не предлагал стать амазонками – не та публика. Запасные магазины совали по карманам, за пояс, один Витек ухитрился даже сунуть под мышку. «Куда идти, капитан? » – тряс Андрей Лобова. Тот кусал губы, не решаясь выдать страшную полицейскую тайну. Приходилось вытягивать ее клещами. Все просто: коридор, подвал, местный изолятор, снова коридор…

Покинуть холл с коридором уже не успевали. Публика, обложившая здание, окончательно взбеленилась. Удары сыпались с растущей частотой. Повалилась дверь, загородившая проход. За ней вторая, и включился «принцип домино». Двери падали, отъезжал, содрогаясь, шкаф.

– Бабы, все в коридор! – орал, срывая голос, Андрей. – Бегите отсюда, по лестнице в подвал! Если не придем, уходите дальше! Аскольд, отвечаешь за них головой! Если с ними что случится, мы тебя за яйца повесим, понял?! – И пинками гнал от холла струхнувшую «гражданскую» публику. «Ответственный» журналист удирал первым, только пятки сверкали. Пятились Надя с Дашей, что-то бормотали, всплескивали руками. «Баталов, только не лезь на рожон, – умоляла Ксюша. – Не вздумай лезть на рожон, ты меня слышишь? » – «Он слышит тебя, о, повелительница», – отвечал за Андрея бледнеющий Витек. Капитан полиции расталкивая всех локтями, лез в холл, вставал в позу, широко расставив ноги. Ноздри раздувались, он дрожал от нетерпения и сам в этот миг был точной копией тех, кого собрался мочить. Зеленел и дышал предынфарктным хрипом Шура. Но не праздновал труса, передергивал затвор. Рассыпались цепью за порогом, ждали, отчетливо понимая, что сейчас произойдет. «Вашу ж мать, – надтреснуто ругался Лобов. – Вот какого хрена вы сюда приперлись? Так хорошо без вас было…» А когда окончательно отъехал шкаф и распахнулась дверь, злобно выкрикнул: «Стреляйте одиночными, экономьте патроны! » «Каждой твари по пуле», – подумал Андрей, вскидывая короткий ствол. Лет десять он не держал в руках ничего подобного, но жива еще тактильная память…

Сомнительно, что Шура с Витьком представляли, что такое стрелять одиночными. Нужно точно помнить, что переводчик огня отводится не до упора, а в промежуточное положение… В открывшийся проход повалила нечисть, и разразилась суматошная пальба! Беспорядочно застучали четыре автомата, Андрей мгновенно оглох, пороховой гарью забился нос. Эти твари становились какими-то одноликими, теряли индивидуальность, присущую каждому человеку… Шквал огня смел, расшвырял атакующую волну. Пули рвали перекошенные морды, грязную одежду. Целая очередь влетела в глотку орущему мускулистому типу, порвала содержимое черепа, разбила кость, и брызги мозговой жидкость, как шрапнель, уделали лезущих следом. Матерился, как сапожник, капитан Лобов, выстреливая в растущую, как на дрожжах, массу одиночные патроны. Гоготал Витек, входя в раж. Он мигом опустошил магазин, выхватил из-под мышки другой. Обливался потом Шура – бил от пуза, короткими очередями. Пот заливал лицо, он не дал бы прицелиться. В этой давке все равно не промажешь – хоть из-за спины стреляй… Твари валились охапками, брызгала кровь, трещали черепные кости. Но проход уже забился новыми претендентами для отправки на тот свет, они давили, просились «на прием». Те, кто ворвались, не успевали разбежаться (в этом случае пришлось бы тяжко), падали здесь же, и примерно через полминуты все пространство вокруг двери было завалено мертвыми и ранеными. Это давало передышку, теперь зараженные не могли беспрепятственно врываться в здание – им приходилось карабкаться по телам, преодолевать баррикады.

– Ни хрена себе эротика! – голосил Витек, сбивая с кучи тел абсолютно нагую девицу – практически модель – все лицо ее было сплошной коростой. Можно представить, чем она занималась в тот момент, когда недуг вспорол мозг. Девица покатилась по полу, застыла, весьма пикантно разбросав конечности. Смотреть на эту порнографию как-то не хотелось. Люди торопливо перезаряжали, снова долбили в колышущуюся массу. Баррикада росла, атакующим приходилось все труднее через нее перебираться. В выбитые окна тянулись руки. На них никто не обращал внимания – явной угрозы с этой стороны не поступало. Пули косили прорвавшихся в холл, укладывали штабелями, и в какой-то миг мелькнула диковатая мысль, что это уже превращается в какую-то рутину. Боеприпасов бы только хватило…

Наступление захлебывалось. Атакующие по инерции лезли, но проход уже забился телами, образовалась «пробка». Приободрились товарищи, Шура криво усмехался, приосанился Лобов. Из Витька поперла дурь. С воплем:

– А ты куда прешь, кусок покойника?! – он уложил прорвавшегося шустряка в когда-то белой офисной рубашечке, давил спусковой крючок, но магазин опустел, тогда он перехватил автомат за ствол, вознес над головой. – Ну, что, братва, в рукопашную?!

Ахнув, Андрей схватил разгоряченного товарища за шиворот.

– Витек, ты бессмертный, мать твою? А ну, стоять! Лобов, пора отходить!

– Пора, согласен, – проворчал капитан, начиная пятиться. Он перевел предохранитель на огонь очередями, выпустил длинную очередь, умножив число мертвецов, первым побежал в проход. – Все за мной, уходим!

Следом выскользнул Шура, а Витька пришлось оттаскивать силой, он упирался, теряя голову в горячке боя. «Тоже эндорфины», – подумал Андрей.

– Я ведь почему раньше пугливый был, – спотыкаясь, объяснял Витек, когда Андрей пинками гнал его в коридор. – У меня автомата не было. А теперь есть… – И помчался по проходу, получив необходимое ускорение. Андрей последним преодолел рубеж, обернулся, исполняясь скептицизма. Форы практически не было. Расстреливать эту публику можно было хоть до утра, они беспрерывно лезли, и меньше их не делалось. Через баррикаду уже карабкались неугомонные твари, извергали боевые вопли. Одного из них он в принципе знал – парень работал диспетчером в местном аэропорту, был другом детства Риты – однажды она позвала его в гости с женой, нормальные оказались люди, хорошо посидели, выпили парочку бурбонов. Прощаясь, договорились, что еще когда-нибудь встретятся. Вот и встретились. Кажется, Максимом его звали. Он чувствовал, как жирные слезы бегут по щекам. Никогда не вернется тот старый добрый мир… Он полностью опустошил магазин, прежде чем шагнуть за порог. Пули кромсали зараженную плоть, люди рушились с груды тел, раскатывались, как бревна. Максима он пристрелил последним – никак не поднималась рука. Лишь когда тот остался один из прорвавшейся группы, бросился на Андрея, злобно тараща глаза, он выстрелил парню в лоб, чтобы не мучился. Последние два метра тот пролетел по воздуху, повалился ничком. Он тупо смотрел, как из треснувшего затылка вываливается бурая масса, опомнился, прыжками кинулся прочь…

Толпа гналась, не отставая. Он топал мимо дверей, мимо отдела криминальной полиции, мимо чрева районного уголовного розыска, кабинета его начальника, мимо Шестого отдела, дверь в который была нараспашку, и любой желающий мог заглянуть к неутомимым борцам с экономической преступностью. Он свернул за угол, треснувшись плечом о стену (на машине получилось бы изящнее). За углом уже корчились свои, прикрывая его отход. Застрочили автоматы – Шура палил лежа, зачем-то прикрываясь, как будто противник мог ответить тем же.

– Вы чего такой косой, Александр Васильевич? – сокрушался раскрасневшийся Витек. – Цельтесь лучше, какой вы неумеха…

Пули кромсали потолок и стены в конце коридора, отбивали щепки от косяков. В коридор уже лезли – мужчины, женщины, подростки… Витек забил магазин, принялся косить «штурмовую группу», держа автомат на вытянутых руках, да еще и развернув его рожком параллельно полу (насмотрелся в «негритянских» боевиках). Андрей тоже сменил рожок, и когда у Витька иссяк боезапас, перехватил эстафету, положив двоих решительных «тинэйджеров», топающих по коридору. Плотность огня в узком пространстве была настолько высокой, что у зараженных не было ни шанса – доставалось всем, кто оказался в коридоре. И здесь росла гора тел.

– Бинго! – возвестил Витек, вытряхивая «отвоевавший» магазин. – То, что нас не убивает, еще пожалеет, что нас не убило, верно, Андрюха?

– Все сюда! – взревел где-то в кулуарах капитан Лобов. – Вы, что, сюда убивать пришли?!

Снова мчались в неизвестность, спотыкаясь, отдавливая пятки друг другу. Здание, облюбованное районными копами, относилось к исторической застройке и имело богатый «внутренний мир». Андрей читал на каком-то сайте, что построил этот дом некий чудаковатый купец, а когда сменилась эпоха, здесь лютовал районный отдел НКВД. В подвалах пытали, мучили «врагов народа», здесь же расстреливали. Подвалы были глубокими и запутанными, имели разветвленную систему коридоров и выходов. Райотделу полиции предлагалось новое здание на проспекте Карбышева, но копы от него отказались. Еще бы. Старый купеческий дом оказался им милее и комфортнее… Лобов злобно гримасничал, когда они проносились мимо и пропадали в черном проеме. Пропустив замыкающего, он захлопнул дверь, замкнул стальной засов. Люди валились на каменные ступени, озаренные мглистым светом, утирали пот. В подвальную дверь уже долбились, уже гудела разъяренная толпа. Люди потрясенно молчали, начинало доходить, что они наделали. Шура передернул плечами, отшвырнул автомат, издал звук, не предвещающий ничего хорошего.

– Далеко не выбрасывай, – покосился на него Лобов. – Пригодится еще.

– Женщины где? – выдохнул Андрей.

– Там, – кивнул капитан под лестницу. – Уже спустились.

Слава богу… Передохнуть под громовую долбежку не удавалось. Скрипел и раскачивался не отличающийся монументальностью засов.

– Прорвутся? – с опаской вымолвил Витек.

– Прорвутся, – уверил Андрей. – Когда подтащат стенобитное орудие.

– И без орудия прорвутся, – проворчал Лобов, принимая вертикаль. Только сейчас Андрей обнаружил, что этот малый едва стоит на ногах. – Все, пошли. Так просто отсюда не выбраться…

Обстановка в подвале навязчиво напоминала средневековую. Ремонт тут не делали – во всяком случае, общепринятый в 21-м веке. Каменные стены, покрытые бурыми потеками, бледное освещение на пожелтевшем потолке. Вдаль тянулся коридор с зарешеченными камерами открытого типа. Вся жизнь заключенных представала, как на ладони. Камеры видеонаблюдения под потолком носили, видимо, декоративный характер. У контролеров, дежуривших в подвале, имелся письменный стол и даже компьютер. Под столом валялся мертвый рыжеволосый сержант с простреленной грудью и контрольной пулей в черепе. Пребывал он тут, похоже, давно, превратившись в выразительный предмет обстановки. В подвале было прохладно, трупные запахи еще не превратились в полноценную вонь. К ним уже устремлялись какие-то люди – впрочем, паника отменялась, это были свои – милые дамы, за которых давно пора уже выпить! Ксюша повисла у него на шее, хлюпала носом. Хихикали брюнетка с блондинкой. Витек плотоядно скалился Наде в глаза, не вызывая у нее никакого отторжения. «Вы живы… – стонали они от радости. – Боже правый, вы живы…»

– Как он? – кивнул Андрей на подавленного Вятского. У того, похоже, начиналась новая депрессия. Он стоял в проходе, бледный, как мел, проницал пространство невидящими глазами.

– Да не очень, – смутилась Надежда. – Но вроде не буйствует. У товарища эта… как ее…

– Морально-психологическая травма, – подсказала Даша.

– Усугубленная депрессией, одиночеством и потерей жизненных ориентиров, – добавила умненькая Ксюша, при этом было не похоже, что она глумится.

За подвальной дверью скопилась целая армия. Народ гудел, требовал, чтобы ему открыли, колотился в дверь. Возникало тревожное чувство, что дверь не устоит. Капитан Лобов припустил по коридору. Остальные кинулись за ним. В изоляторе районного отделения царило полное уныние. Практически в каждой камере имелись сидельцы. Где по одному, где по два. В первых клетках за решетками валялись трупы – их позы говорили о том, что удовольствия от своих последних минут они не получили. Сердце щемило при виде пожилого интеллигентного мужчины, неведомо как угодившего в изолятор. Он, судя по всему, метался по клетке, потом сломал свои очки и в исступлении кромсал ими собственные глаза… В трех последующих камерах метались какие-то бешеные волки – рычали, скулили. Их кожа покрылись мертвецкой сыпью, гной сочился из глаз. Увидев посторонних, они окончательно взбесились. Орали надрывным фальцетом, метались так, что в глазах рябило. Потом, как по команде, кинулись на решетки, стали их трясти с нечеловеческой силой. В следующей камере тоже изнемогало существо – худосочное, лопоухое, в зауженных джинсах и расстегнутой рубахе, под которой красовались замысловатые наколки. Существо исполняло диковатый танец, пыталось высунуть руку. Андрей промчался мимо, когда по затылку царапнуло:

– Откройте блин, ну, в натуре…

Он встал как вкопанный. Существо обрадовалось, нетерпеливо запрыгало, стало орать человеческим голосом, что его незаслуженно закрыли, он не может тут сидеть, кругом какие-то безумцы и покойники. Его нельзя держать в камере, он важная личность, он когда-то сидел с самим Ходорковским! Отчасти литературные слова густо перемежались непечатными и феней. Впрочем, что тут удивительного, подобная публика и думает матом.