Тёмные Тропы - W.B.S. 5 страница

Мародер поиграл желваками, сплюнул себе под ноги и хлебнул водки.

– Складно поешь, – сказал он. – Трогательно. Долго сочинял?

– Да ничего я не сочинял! – обиделся Астрахан. – Я ж сам к вам пришел! Добровольно!

– Ага, пришел… Ты где служил-то? – вдруг спросил Мародер. – А то Саныч говорит – уж очень матеро полз. Спецура?

– Десантура. Потом – дисбат, офицеру морду начистил. А потом в МАС завербовался.

– И чего ж тебе в МАС не сиделось?

– Я ж говорю – свободу люблю…

– Не звезди! – оборвал его Мародер. – Не похож ты на мальчика-романтика. Такие, как ты, всегда свою выгоду ищут. Давай, выкладывай, с чем пришел. И не вздумай мне врать.

– А чего ему врать? – проскрипел седовласый; выпил стопку, крякнул. – По-моему, он – именно то, что нам нужно: военный, а военный бывшим не бывает. Деса-а-ант.

Данила глубоко вздохнул. Вот и пробил «час икс». Либо ему поверят, либо…

Когда-то давно, еще в детстве, Астрахан смотрел по телику старый фильм «Телохранитель». Не тот, который с Кевином Костнером, а совсем старый, японский, какого-то то ли Куросавы, то ли Мураками, – про самурая, пришедшего в город, где властвовали две бандитские группировки. И этот самый самурай умудрился стравить две банды, да еще и остаться в выигрыше.

Потом еще американцы пересняли тот же сюжет, только про ковбоев.

Ну, попробуем, проканает ли этот трюк в Секторе? Заодно и разведаем, где у них Картограф. Очень уж вовремя в лагерь «Герба» прибывает подкрепление. И будем надеяться, вольные не знают, что это – подкрепление, а не караван с хабаром.

– В общем, так, – сказал Данила. – «Герб» везет сюда большую партию сувениров. У них нарисовался какой-то очень крутой проводник, который их отвел туда, где сувениров валом. Настоящий Клондайк. Соответственно, там можно либо нехило поднять бабла, либо красиво сдохнуть. Они не сдохли. Брут потому в лагерь и приперся – цацки встречать. Экспедиция немаленькая, но и не большая. Чем меньше народу – тем меньше риск вляпаться в искажение.

– Ну?

– Ты же умный мужик, Мародер. Не зря тебя Мародером прозвали, верно? Смысл самим переться в какие-то дебри, когда можно взять егерей на обратном пути – потрепанных, уставших и с добычей. Сегодня вечером.

Мародер недобро ухмыльнулся, глянул на седовласого, тот кивнул и сглотнул.

– А ты-то мне зачем, десантура? – спросил главарь, но, несмотря на заявленное, тон его смягчился, и это Даниле не понравилось. Ну не может все так гладко пройти, тем более с таким тертым калачом, как Мародер. Точно, развести хотят и грохнуть. Но раз уж начал гнуть свою линию – продолжай в том же духе.

– Я знаю, когда они пойдут. И где.

– И что ты хочешь за эту информацию? – спросил Мародер, как показалось, без интереса.

– Долю. Десять процентов с добычи.

– Че так скромно?

– А я не жадный, – сказал Данила и улыбнулся. – Мне главное – к тебе попасть. Ты, говорят, крутые дела проворачиваешь. И на мозги не давишь, как «Герб». Кажется, мы сработаемся…

Мародер опять глотнул водки, дернув острым кадыком, выдохнул и сказал:

– Уж больно ты проворный. Я так дела не делаю. С наскока и с разбега – только лоб себе разобьешь. Когда экспедиция эта прибывает?

– Скоро, – сообщил Данила. – А точное место и время я тебе скажу только после того, как мы ударим по рукам. Идет?

– Надо подумать, – нахмурился Мародер, но по всему было ясно – он уже решил.

– Думай, – согласился Данила. – Только не очень долго. А то весь хабар продумаешь.

– Саныч! – крикнул Мародер, и в палатку вошел тот самый детина в бейсболке и «лешем». – Отведи-ка этого бравого десантника к тому наркоману. Понял меня? Пускай посидит чуток. Охолонет. Уж больно горяч.

– Руки связать? – деловито поинтересовался Саныч.

– Не, – махнул рукой Мародер. – Никуда он не денется.

– А как же… – глаза Саныча полезли на лоб.

Мародер рявкнул:

– Нет! Ты что, идиот, не знаешь, что делать?!

– Ну, пошли, что ли, – сказал Саныч Даниле.

Астрахан мысленно выдохнул (первая часть плана – влить дезу в уши Мародеру – прошла успешно) и вышел из палатки вслед за Санычем. Но почему-то появилось скверное предчувствие. Захотелось вырубить Саныча и валить отсюда. Данила огляделся: здоровенные жлобы, вцепившись в ружья, провожали его сочувствующими взглядами. Стоп! Неужели они его, без минуты врага, жалеют?

Сколько их понабежало-то… Валить точно не получится. Будь что будет. И ведь даже не удалось узнать пока, зачем им так срочно понадобился Картограф и что вообще происходит!

За командирской палаткой полукругом располагались двухместные палатки охранников. Присмотревшись, Данила понял, что анархия осталась на периферии, здесь же – порядок. За кустами малины царило оживление. Данила боковым зрением отметил, что лагерь разбит вокруг приземистого каменного дома, похожего на небольшой ангар, и ангар этот охраняется сильнее, чем палатка лидера клана. Вот где нужно пооколачиваться и узнать, что там у них. Данила напрягся и ощутил… человека? Лешего? Нет вроде человека. Его держали в ангаре. Боль, отчаянье, негодование… Неужели Картограф там? Да, скорее всего. Но зачем он вольным? Уж точно не только, чтобы карты рисовать. Он для них важен, и так просто его не взять.

– Шевелись, давай, – буркнул Саныч и легонько толкнул Данилу в спину.

Сейчас Астрахан ругал себя за дурацкий план, потому что шестым чувством ощущал сгущающиеся тучи и опасность. Смертельную опасность. Сектор предупреждал: беги, пока не поздно. То, что тебе уготовано, страшнее смерти. Или просто кажется? Нервишки расшатались после всего, что случилось, да и крови он потерял много – никакое чудо такую кровопотерю не восполнит.

– Куда ты меня ведешь и что за наркоман? – спросил он у Саныча, обернувшись и глянув в упор.

Конвоир потер кончик носа, глаза его забегали.

– В комнату отдыха, – беззубо ощерился он, и Данила понял: ложь, ложь, ложь! И искажение рядом. Смертельно опасное искажение… Стоп! Искажение – в охраняемом здании??? Ой, дурно пахнет в этом лагере (в прямом и переносном смыслах)! Пора отсюда валить…

Только Данила собрался врезать Санычу и бежать в лес, как навстречу вырулила троица в кожанках и камуфляжных штанах. Тот, что шел посередине, в бандане с кельтским крестом, с массивной челюстью, выхватил пистолет. Данила упал и перекатился назад, сбивая Саныча с ног и пытаясь вырвать у него из рук автомат, но движения почему-то получались неуклюжими. Как во сне: бежишь-бежишь, и все на месте. Вскоре тело вообще перестало слушаться, сознание же оставалось ясным.

Данила лежал на спине и смотрел на нависших над ним врагов, на матерящегося Саныча, на квадратнобородого с инъектором в руке. Значит, парализатор. Что они задумали?

Подошел седовласый, оттянул веко, заглядывая в глаза, и зашевелил губами. Его голос доносился будто из тоннеля:

– Отличный экземпляр! Военный, сильный и здоровый. Как раз то, что нам нужно. В изолятор его. Думаю, сегодня – завтра можно приступить.

Краски начали блекнуть, будто кто-то выключил яркость, и мир погрузился во тьму.

Очнулся Данила в темноте. Дернулся, но запястья отозвались болью, как и лодыжки. Наручники, черт! Вскоре он сообразил, что лежит на полу лицом к стене, и перевернулся на другой бок, чтобы осмотреться: темная комната, нет мебели, высокие потолки, под самой крышей – прямоугольное окошко, куда пробивается скудный свет. Значит, уже вечер. Или утро? Проклятье!

Заполучил Картографа, ага. Осталось надеяться, что Мародер нападет на отряд «Герба» и последние придут мстить раньше, чем Данилу прихлопнут.

Взгляд зацепился за кучу тряпья, валяющуюся на соломе в дальнем углу. Да это же человек! И он, похоже, без сознания.

– Эй! – позвал Данила, но пленник не реагировал. – Мужик, ты меня слышишь?

Пленник захихикал и перевернулся на спину, согнув скованные ноги в коленях. В его голосе, в дурашливом смехе, в волосах, спутанных колтунами, было что-то до боли знакомое.

– Момент, это ты, что ли? – Данила прищурился, силясь разглядеть лицо пленника. Или галлюцинации? Пришлось подползать ближе.

Если бы не руки, скованные за спиной, он протер бы глаза: перед ним, улыбаясь и бессмысленно таращась в потолок, лежал Момент и подергивал кадыком, а губы его шевелились.

– Момент, побери тебя Сектор, это ты?! – заорал ему на ухо Данила. – Ты ведь умер!

Геша дернулся, вытаращив глаза, и забормотал:

– Великий Джа, во вштырило-то, бро! Совсем мне хана, вторые сутки под дурью, лошадиными дозами шарашат. Тебя, вот, нету, а я с тобой говорю. Бро-о-о, а недавно приходил черный, глаза черные, и говорит, хана тебе, Геша Момент. Он и сейчас тут, черный этот…

– Ты че, под героином?

Момент захохотал, аж дугой выгнулся:

– Ой, бро, не знаю, похоже на то! А че, смерть под кайфом – ниче так. Но жить-то хочется, друг ты мой фантомный!

Геша повернул голову щекой в солому, половину его лица закрыли дреды, но даже в темноте было видно, как блестят его глаза.

Он умер! Точно умер, и тело его исчезло. Каким же образом он оказался здесь? Неужели стал хамелеоном и теперь Данилу попытаются ему скормить? Эх, будь руки свободны, Астрахан пустил бы кровь бывшему приятелю, чтобы проверить, человек ли он. Ромка Чуб на первый взгляд был человеком, а выяснилось…

– Момент! – позвал Данила. – Как ты выжил-то? Помнишь?

Генка снова дернулся, изменился лицом и, вроде как, даже пришел в норму.

– Помню, больно было, и вырубился. Потом – холодно, бро, и пусто-пусто. Открываю, значит, глаза оттого, что плечо болит, – Момент икнул, смолк на миг и продолжил: – Не знаю, как и сказать. Смотрю на свою руку, – его передернуло, – а половины бицепса нет. Съедена. Хамелеон, бро, взял кусок меня. И теперь бродит по Сектору мой клон, – Момент снова хихикнул. – У меня ж крыша поехала, правда? Ну скажи мне, что этого не может быть! Я видел на себе пулевые отверстия. Да, я труп, уже трижды, но почему-то живой… Не было ничего. Ни Глуби, ни тебя. Ты мне снишься. А вот Мародер с наркотой – тот есть! И то, что он творит, страшно, как… С того света не возвращаются! – бросил Момент как обвинение.

– Покажи руку, – проговорил Данила, похолодев. Он был почти уверен, что перед ним клон.

Момент заржал:

– На фиг, на фиг, бро! Мне шевелиться в падлу, а ты ненастоящий. Нет тебя и не было!

Данила не понимал наркоманскую логику и подыграл, как мог:

– Тебе все равно скучно, так давай поговорим, осмотрю твою руку и скажу, что там. Сам ведь не увидишь, вдруг нагноение?

Момент под кайфом, фиг поймешь, что из его россказней правда, а что – последствия героинового прихода. Да и сам Момент напоминает тот самый приход. Или правда он просто мерещится? Если бы так, было бы проще. Воскрешение трупа, надкусанного хамелеоном, – ну чем не бред? Хоть головой об стену бейся, не получится укусить себя за руку, чтоб очнуться.

– Бро-о-о, хрен с тобой! Все равно ж ничего не разглядишь, белка ты назойливая.

Кряхтя, Момент перевернулся на бок и растопырил локти в стороны. Данила подполз ближе, вытянул шею. Куртку с Момента сняли, он остался в майке. Его правое плечо было повреждено, будто кто-то вырвал кусок плоти, рана затянулась сероватой пленкой, и на бледной коже расцвели такие же сероватые пятна, как на чупакабрах.

– Че там, бро?

– Похоже, ты не врешь. Тобой отобедал хамелеон, и ты восстал из мертвых. Но живой, зомбаком не стал. Странно…

– Слышь, белка, заткнись, а? Я набредил и бред с хамелеоном, и тебя, вот ты и подтверждаешь…

Щелкнул ключ в замочной скважине, ржаво скрипнули петли, и Момент умолк. В дверном проеме обозначилось два силуэта. Гости стояли против света, и кто это, было не разобрать. Тот, что слева, сжимал в руке инъектор. Момент захихикал и прошептал:

– Блин, опять! У меня так скоро привыкание получится. На хрен оно вам надо, а? Я никчемный старый труп, почти зомби, на фига я Мародеру? Я прокурил все мозги, он возьмет мой разум – но зачем, толку с него?

На его стрекотание пришедшие внимания не обращали. Один, вроде седовласый, сел на корточки рядом с Моментом и сделал ему в шею уколол, после чего переменил капсулу на инъекторе. Тот, что навис над Данилой, спросил:

– Этому тоже дозняк герыча?

– Не-е-ет, ему – пирацетам и еще кое-что для работы мозга. Этот должен быть в полной боеготовности, в том и суть эксперимента.

– Что вы собираетесь делать? – не удержался Данила.

Пленители переглянулись, и седовласый проскрипел:

– Тебе это знание ничего не даст. Ты, может, даже не сдохнешь, а поумнеешь.

Второй хмыкнул:

– Правда, ненадолго.

Шеи коснулся инъектор. Укола Данила не почувствовал, да и какого-то изменения самочувствия – тоже. Его не срубило, прилива сил и воодушевления он тоже не ощутил. А вот Момента совсем расколбасило, на контакт он шел неохотно и нес охинею, из которой Данила понял, что Мародер ставит эксперименты на людях, зачем – непонятно, как – тоже непонятно. А еще он полагал, что где-то здесь Картограф и нужен он Мародеру именно для эксперимента.

Часа через три Момент более-менее очухался, глянул осоловелыми глазами:

– Привет, белочка, опять ты? Гы, опохмелюсь – исчезнешь. Страшшшно?

– Что тут происходит? – спросил Данила мрачно; ему было не до шуток.

– Пипец нам, бро… То есть белка. Бельчец нам всем. И зайчец, гыыы!

«В морду бы ему, чтоб оклемался…»

Словно прочтя мысли Данилы, Момент продолжил серьезно:

– Я тут послушал и вот что понял, бро. Мародер какую-то хрень нашел, искажение, и теперь опыты проводит на людях. И мы нужны ему для того же – для опытов. Фашист хренов!

– А наркотой тебя накачивает зачем?

– Хрен его знает. Писцовый писец, бельцовый бельчец…

Дальше последовал бред. Данила закусил губу. Валить надо! Но как? Руки за спиной, ноги тоже скованы, рядом невменяемый Момент. Наручники крепкие, шпилькой не вскрыть. Надо что-нибудь придумать, чтоб освободиться. Безвыходных ситуаций не бывает. Думай, голова, думай, недаром ведь вкололи что-то, чтобы ты работала.

Но ничто не придумывалось. Момент продолжал нести бред, перескакивая с темы на тему. Болели запястья, сведенные за спиной руки затекли, и, хотя была глубокая ночь, уснуть не удавалось. Переговаривалась охрана, стонала то ли птица, то ли неведомая тварь. Зомбомомент захрапел прямо как живой. А может, он и есть живой? Вдруг в слюне хамелеона вещество покруче биотина? Момент получил инъекцию и регенерировал. Фантастика, конечно, но разве Сектор не фантастичен по сути своей?

К утру Момент очнулся, заворочался, невидимый в темноте, и проговорил:

– Бро, белка ты или нет, но я хочу, чтобы ты знал: я никогда не предавал и не предам тебя.

– Да подожди паниковать, – прохрипел Данила. Во рту пересохло, безумно хотелось пить. – Я вытащу тебя отсюда, слышишь?

Как он это сделает, Астрахан представлял смутно. Сейчас вряд ли что-то получится, а вот когда будут вести с места на место, можно что-нибудь придумать. А если Момента первого поведут? Данила сжал челюсти.

На рассвете снова пришли, на этот раз Мародер с двумя амбалами и седовласый. Моменту вкололи очередную дозу, Даниле – тоже, но не наркотик. Никого никуда не собирались ни вести, ни волочь.

– По-моему, он готов, – с улицы проговорил седовласый скрипучим голосом.

– Можно начинать? – поинтересовался Мародер.

– Да, но лучше часа через два-три. Если мы ошиблись, эксперимент приведет к необратимым последствиям и оба экземпляра придут в негодность.

– И хрен с ними, не жалко!

Постепенно отдаляясь, голоса стихли. Данила напряг руки и дернулся. Подполз к Моменту. Тот валялся, закатив глаза. Знать бы, что задумал враг.

Момент на раздражители не реагировал – надо самому выкручиваться и товарища вытаскивать, а потом еще и Картографа. Н-да, как все повернулось-то!

Остаток времени Данило ползком обследовал земляной пол в надежде наткнуться на шпильку или проволоку. Шансов открыть наручники даже при таком раскладе маловато, но невозможно же просто лежать и ждать, когда придут палачи и поведут тебя на убой!

В итоге он лишь с ног до головы измазался землей да в кровь растер запястья и лодыжки.

Остроты ощущениям добавляла близкое искажение. Что это было, Данила не мог сказать, раньше он с таким не сталкивался. Что-то липкое, тягучее, как трясина, голодное. Генка, когда пришел в себя, тоже не смог опознать искажение.

Видимо, находилось искажение с другой стороны охраняемого ангара и именно с ним был связан эксперимент Мародера.

Осознание того, что никуда вести не будут, а просто затолкают в другую комнату, оптимизма не прибавляло.

Когда солнце брызнуло на стены, Данила вспомнил песню, которую любил слушать отец: «Луч зари к стене приник, я слышу звон ключей, вот и все, палач мой здесь со смертью на плече». Словно отвечая на его мысли, на улице началось оживление, до слуха донеслись возгласы, затем – топот ног. Остановились перед дверью, щелкнул замок. Два черных силуэта направились к Даниле, отбросив на стену ангара длинные тени, Мародер остался на улице.

Данилу перевернули на живот, сняли наручники и тотчас перезащелкнули, освободили ноги. Два других амбала склонились над хихикающим Моментом. Эх, знали бы они, что он вообще не человек! Точнее, скорее всего, не человек.

Как бы то ни было, это существо сохранило разум Момента, оно так же думало и страдало, а следовательно, было другом, и его нужно спасать. Но прежде – спасать себя, что маловероятно. Один из амбалов снял с пояса веревку. Связывать поверх наручников собрался? Как бы то ни было, если и представится шанс освободиться, то сейчас.

Данила прищурился, оценивая ситуацию: один справа, тот, что с веревкой, чуть впереди и слева. Долбануть по шее того, что спереди, благо, растяжка позволяет, крутануться, подсечь второго, а там – будь, что будет.

Впереди стоящий не ожидал атаки, но успел среагировать и отклониться чуть в сторону, из-за чего получил не по седьмому шейному, а в плечо, но все равно на пару секунд оказался выведенным из строя. Второй успел выхватить пистолет – Данила выбил его ногой, свалил амбала подсечкой, но его сбили подоспевшие на помощь «вольные», возившиеся с Моментом.

– Геша, твою мать! Помогай!

Но обдолбанный Момент хихикал в стороне и не думал сопротивляться. В позвоночник уперлось колено, заломили руки, обвязали веревкой, будто тушу, которую собираются подвешивать на крюк. Прижатый щекой к земле, Данила наблюдал берцы врагов. У стены валялся точно так же связанный Момент.

– Не рыпайся, – посоветовали на ухо, – и будешь жить, если повезет. Даже поумнеешь…

Астрахана рывком поставили на подгибающиеся ноги и поволокли на улицу. Свет резанул по глазам. Обогнув ангар и сбавив темп, Данила и конвоиры приблизились к главным воротам, где ждали Мародер с седым. Заскрипели петли. Данилу поволокли в черный зев прохода.

Ноги подкосились, сердце частило и норовило вырваться из груди: там, в темноте, колышется, переливаясь, опасность, неведомая и неотвратимая. Не вырваться, не убежать!

Момент, которого волокли рядом, заорал и вытаращил глаза. Казалось, что даже дреды его встали дыбом. С утроенной силой наркомана Геша принялся сопротивляться, упираясь длинными ногами. С ним церемонились меньше – получив под дых, Момент закашлялся, и дальше его тащили волоком, как два муравья – гусеницу.

Чем ближе к воротам, тем безнадежнее отчаянье и сильнее страх. Как они не чувствуют и не боятся?

Оказавшись за порогом, Данила немного успокоился. Когда-то здесь производилась погрузка, и на рельсах ржавела станина с лебедкой. За пультом управления скучал молодой парнишка, совсем пацан. Оживившись, он надавил на рычаги, и лебедка, стеная ржавыми механизмами, подъехала ближе; спустился, раскачиваясь, железный крюк. Трое сопровождающих приподняли Момента, насадили веревками на крюк. Данилу же к крюку примотали веревками – плотно и основательно.

– Начинай! – махнул Мародер парню.

Крюк лебедки вздрогнул, веревки впились в тело, и Данила ощутил, как его отрывает от земли. Момент окончательно оклемался и трепыхался за спиной, пытаясь раскачать лебедку или ухватиться за что-нибудь ногами. Данила висел спиной к искажению и смотрел на своих убийц сверху, качаясь на крюке тушей, приготовленной для разделки.

Лебедка дернулась и, скрипя, поехала в глубь ангара. Данила обернулся. Она там – переливающаяся чернота. Точнее, темный кокон, где шевелится что-то живое, как личинка в яйце, которая собирается вылупиться. Чем ближе к искажению, тем острее, отчетливее отчаянье.

Дышит. Пульсирует. Ждет.

Вскоре Момент затих. Лебедка неумолимо ползла к искажению, Данила взглянул вниз, разглядел там что-то типа ямы и зажмурился, но ощущения не ослабли. Воображение нарисовало разинутую пасть с длинным бурым языком и ниткой слюны, кривые острые зубы. Пасть – и больше ничего. Из неизвестности дохнуло холодом, прошиб холодный пот, волосы встали дыбом.

Будто невидимая рука коснулась сознания и с невыносимой болью вывернула его наизнанку. И воцарилась темнота…

Глава 6

Данила открыл глаза. Живой? Вроде бы. Доносятся голоса, рядом кто-то дышит. Вспомнилась лебедка, искажение в виде пасти, которое собиралось его проглотить. Астрахан невольно зажмурился, вспомнил тягучий первобытный страх перед неизвестным и устыдился. Он жив и даже вроде бы невредим.

Или нет? Данила дернулся и понял, что руки ему скрутили за спиной какой-то пластмассовой хренью, вроде одноразовых наручников, только покрепче…

Что было в ангаре? Темное и ненасытное? Зачем его и Момента тащили в искажение, подвешенными на лебедке?

Затянутые пластиковые браслеты расстегнуть невозможно, их нужно разрезать специальными кусачками, а кровообращение в руках они нарушают даже лучше, чем классические железные наручники. Единственное достоинство пластиковых «стяжек» – их можно порвать. Надо просто отвести руки как можно дальше от тела и со всей дури ударить по собственной пояснице. От резкого усилия «стяжки» могут лопнуть.

Именно это и попытался проделать Данила, перевернувшись на живот и несколько раз хлопнув руками по спине. Черта с два! Ничего, кроме усиливающейся боли в запястьях, это не дало. То ли руки ослабли, то ли наручники нынче стали делать из более прочного пластика – как-никак, сколько лет прошло с тех пор, как в школе ГРУ курсант Астрахан проходил тренинг «Плен и побег»…

А все-таки, что же вчера было? Пришибленный случившимся, Данила только сейчас сообразил, что был же еще Момент – то ли человек, то ли хамелеон. Нужно посмотреть, что с ним.

– Геша? – позвал он. – Момент! Ты тут, бро?

Никто не ответил. Где Момент? Данила огляделся: вот его лохматая голова. Вроде бы дышит. Вырубился, бедолага. Ладно, обойдемся своими силами, а потом его расспросим… Не думать о нем, Данила Астрахан, это пока мешает делу!

Для начала следовало перетащить руки через задницу и ноги наперед. Люди погибче делают это без труда; но для Данилы с его-то шириной плеч и накачанными бицепсами задачка была не из простых. Он чуть плечо себе не вывихнул, извиваясь всем телом, но все-таки справился и, поднеся связанные руки к лицу, попытался разглядеть впотьмах, чем же его связали.

Ах вы гады! Две пары «стяжек». Дешево и сердито. Неудивительно, что не удалось их порвать.

Данила попробовал «стяжки» на зуб (бесполезно), еще пару раз попытался хлопнуть руками по собственному телу, теперь уже по животу, но наручники держались прочно.

Раздобыть бы что-нибудь острое… Но ничего похожего не обнаружилось. Зато были шнурки. Не зря, ой не зря нормальные менты всегда отбирают ремень и шнурки! А вот среди вольных, видать, ментов не было. Шнурки Даниле оставили.

Данила расшнуровал левый ботинок, вытащил шнурок – полметра прочного нейлона, – перекинул между запястий через «стяжки», связал концы шнурка, сделав кольцо, и всунул туда носок правого ботинка. Выпрямил ногу, натянув шнурок до предела.

Получившаяся конструкция напоминала иллюстрацию из школьного учебника «как первобытные люди добывали огонь».

Данила выдохнул (процедура предстояла болезненная) и начал двигать руками вверх-вниз, заставив нейлоновый шнурок тереться о пластиковые стяжки. Буквально сразу кисти рук онемели, а запястья начало обжигать.

На то, чтобы расплавить и разорвать первую пару наручников, ушло минут пять. На вторую – меньше, что-то около двух. Еще минуты три Данила валялся на спине, беззвучно матерясь и шипя от боли, ожидая, пока восстановится кровообращение в руках. Еще минута – зашнуровать ботинок.

Как там Момент? Не очухался ли?

Он присел возле друга на корточки, прислушался. Дышит, ровно и неглубоко, как спящий.

– Гена! – шепотом позвал Данила и потряс проводника за плечо. – Вставай! Хватит валяться, уходить надо.

Момент не реагировал. Пришлось взять его за мочку уха, откинув пыльные дреды, и как следует крутануть. Реакции – ноль. Тогда Астрахан перетащил бесчувственное тело к световому пятну в центре ямы, оттянул веко. Зрачок был во всю радужку и на свет не реагировал. Из уголка рта тянулась засохшая струйка слюны.

Глубокий обморок? Почему же искажение не тронуло его и подействовало на Момента? Данила скрипнул зубами. Ничего, гады, вы мне за Генку ответите!..

Он оставил Момента в покое, уложив его на бок, – чтобы не проглотил случайно язык, и огляделся. Он практически на свободе. Осталось выбраться из ямы.

Глубина ямы – четыре метра. Стены земляные, при попытке вбить в них кулак или носок ботинка начинают осыпаться. Сверху – сколоченная из бревен решетка и гора веток. Без лестницы или веревки никак. В принципе, можно попытаться вылезти наверх, цепляясь за корни, торчащие из стен. Корни, правда, тонкие и гнилые, но рискнуть стоит. А вот что делать с решеткой? Снизу ее не поднимешь.

Спровоцировать часовых, чтобы откинули решетку и спустили лестницу? Как же, держи карман шире! Это тебе не туповатые сектанты Андрония. Вольные такой ошибки не совершат.

На всякий случай Данила обшарил карманы Момента. Пусто. Только сломанная зажигалка и раскрошенный косяк.

Пыхнуть бы…

Да, именно это сказал бы в такой ситуации Генка. Фраза прозвучала в голове Данилы так явственно, что он вздрогнул. Уж не очнулся ли следопыт? Нет, лежит неподвижно… Это вообще обморок или кома? Может, Момент уже стал растением?

Что же все-таки с нами произошло в той аномалии?

Ни черта не помню.

Ладно, потом покумекаем. Выбираться надо.

Данила с тоской поглядел вверх, на тяжелую решетку.

И словно в ответ на его взгляд, небо над решеткой озарилось ярко-белым сполохом. Как будто посреди сумерек вспыхнуло солнце.

Кто-то запустил осветительную ракету. Не ту, сигнальную, что можно выстрелить из ракетницы – взлетит, вспыхнет и медленно падает вниз. Нет, над лагерем вольных повесили «люстру» – ее запускают из ПЗРК, горит она не хуже солнца, а вниз опускается на парашюте.

И тут же застрочил пулемет.

Следом раздались выкрики – как взволнованно-суетливые, так и деловитые.

Лагерь вольных кто-то штурмовал. И не надо было иметь семь пядей во лбу, бро, чтобы догадаться, кто. «Герб». Значит, Мародер набежал-таки на отряд, который якобы вез добычу, и теперь «Герб» собрался мстить.

Где-то вдалеке громыхнул взрыв. И тут же – еще один. И еще. Отлично! Пусть отвлекутся от Картографа! А уж мы с Моментом…

По лагерю работали либо из минометов, либо из «Пламени» – автоматического гранатомета. Даниле самому в свое время довелось пострелять из АГС «Пламя», и он ясно представлял себе, на что эта шайтан-машина способна.

«Сейчас они закончат артподготовку и пойдут на штурм, – сообразил он. – И тогда нам с Моментом крышка. Никто пленников из зиндана вытаскивать не будет, максимум, на что можно рассчитывать, – швырнут гранату в яму, чтобы не мучились. А то и вовсе бросят подыхать с голоду…»

Взрывы приближались. Один из снарядов едва не угодил прямо в яму – громыхнуло совсем рядом, на голову Астрахану посыпалась земля. Когда же он поднял взгляд, то не поверил своему везению: разорвавшаяся рядом с ямой граната взрывной волной сдвинула и слегка раскурочила решетку! В углу образовался просвет, из которого торчали треснувшие бревна.

Данила поглядел на тело Момента. Того даже взрыв не разбудил. Ну не бросать же друга здесь, в таком состоянии! Вздохнув, Астрахан надавил на болевые точки – Момент замычал, открыл глаза и пустил слюну. На боевого товарища он смотрел стеклянными глазами идиота.

– Валить надо! Давай за мной?

Момент зевнул и улегся на пол. Что это с ним? Черт! Как же его вытащить? Данила толкнул Генку берцем, тот замычал, но не проснулся. Совсем чувака прибило.

Ладно, сначала – выбраться. Потом – вытащить Момента, хоть на аркане.

Астрахан разбежался и прыгнул на стену ямы. Оттолкнулся от нее ногой, как паркурист, перескочил на другую, вцепился в трухлявый корень (тот сразу заскользил под рукой, отрываясь от стены), подтянулся и, каким-то чудом отталкиваясь от осыпающейся земли, вцепился в разломанную решетку.

Остальное было делом техники и физической силы.

Выползать пришлось, как ящерице. Данила весь, с головы до ног, перемазался жирной грязью, но зато очутился на свободе.

Но был ли в этом смысл? Вокруг разворачивалась самая настоящая война. Взрывы, стрельба, крики…

Откинув решетку, он глянул в темноту, где остался Момент. Нужна веревка, чтобы обвязать Генку и вытянуть наверх. Пригнувшись, Данила потрусил к ближайшей палатке, надеясь раздобыть там необходимое. На ходу он думал, что действует странно, иррационально. Правильнее было вернуться за Моментом после освобождения Картографа, как за менее значимым, но Данила почему-то не мог так поступить. Это противоречило его принципам.