Федерико Моччиа 16 страница

Даниела вешает трубку, быстро закрывает дверь квартиры и бегом спускается по лестнице. Открывает входную дверь и выходит на улицу. В этот момент из‑ за изгороди раздается голос:

– Дани!

Это Альфредо.

– О Боже, ты меня испугал… блин, так можно и заикой стать. А что ты там прячешься?

– Извини меня, я видел, что Баби только что вышла.

Даниела замечает, что Альфредо бледен, заметно осунулся и сильно нервничает.

– Я не знаю… я только хотел поговорить немного с тобой, ты ведь ее сестра.

Даниела смотрит на него. О Боже, как банный лист пристал к Баби.

– Нет, извини, Альфредо, я ведь ничего не знаю… тебе надо говорить только с ней.

– Да, прости… ты права.

Даниела бежит в гараж за «Веспой». Она надеется успеть к Джулии до начала фильма. Потом думает об Альфредо. Может, стоило поговорить с ним? Он врач, он даст какой‑ нибудь совет… Бедняжка, до чего дошел. Ясно, что страсть к Баби может разрушить кого угодно. Теперь он конченый человек, с неустойчивой психикой, больной. И у нее не остается сомнений в правильности своего решения: Альфредо – последний человек, которому она могла бы открыть, что она беременна.

Я спокоен, безмятежен и элегантен как никогда. По крайней мере, мне так кажется. Смотрю в зеркальце и сам себя не узнаю. Волосы еще влажные после душа, синий пиджак, белая рубашка, бежевые льняные брюки и телефон в кармане. Я с телефоном. Все еще не могу поверить. Меня всегда и везде можно найти, значит, я уже не свободен. По какому‑ то волшебству, нежданно‑ негаданно, телефон звонит. Надо же, именно сейчас! – открываю его: интересно, что у Джин за проблема? Если это она, то мне на все плевать, поеду к ней… Или вообще украду ее, к черту. Мои мысли скачут как блохи.

– Да?

– Стэп, хорошо, что ты взял трубку…

Это Паоло – как я о нем не подумал?

– Что случилось?

– Стэп, случилась ужасная вещь, у меня украли машину.

– Черт… я подумал, что‑ то с мамой или отцом…

– Нет, с ними все в порядке. Я только что спустился, а ее нет, моей «Ауди 4». Бляха, как им удалось? На земле нет никаких осколков, значит, стекло не разбивали. Но гараж был открыт, хотя нет никаких следов взлома. Да как они это сделали?

– Знаешь, Па, какие сейчас у воров технические прибамбасы? Они открывают гараж дистанционно, и никаких следов не оставляют. У них есть частотный регулятор – подбирают нужную частоту и готово – гараж открыт.

– Да ты что, я и не знал. Вот засранцы!

Мне нравится, что мой брат так разъярен, в нем появилась естественность, наконец‑ то он разгорячился. Жаль, что из‑ за такой ерунды… из‑ за машины. Подумаешь…

– И сперли именно сейчас. Чертова тачка…

Ну вот, еще и чертова тачка.

– Почему – чертова тачка?

– На прошлой неделе я выплатил последний взнос. Могли бы чуть раньше ее угнать, тогда бы у меня хоть деньги сохранились.

Блин! Ну что же он все деньги считает? Коммерсант до мозга костей.

– Ладно, Па, что собираешься делать?

– Я надеялся…

– Что это я ее спер?

– Нет, ты что, шутишь? Да и запасные ключи на месте.

– И все‑ таки – на какую‑ то долю секунды ты допускал такое?

– Нет, почему, то есть…

– Да‑ да, если ты проверил запасные ключи, хоть на минуту, но ты так подумал. Только я мог их взять.

Он молчит, потом признается:

– Ну да, на минуту я так подумал. Но я был бы рад. То есть, короче, было бы лучше, если бы это был ты.

Мой брат.

– Па, не болтай, «было бы лучше»…

– А что?

Ну вот, он меня спрашивает, «а что? » А я‑ то дурак, хотел, чтобы он понял.

– Ничего, Па, проехали.

– Так вот, я хотел узнать, Стэп, только ты не обижайся, хорошо?

– О чем ты?

– Ну, ты ведь всех тут знаешь в этих кругах. В общем, если тебе не трудно… может, ты узнаешь, кто ее увел.

– Э‑ э, за это деньги берут, знаешь? Не хочешь же ты, чтобы я подрался с этими людьми из‑ за какой‑ то тачки.

– Из‑ за какой‑ то… Из‑ за «Ауди 4»!

– Вот именно, из‑ за «Ауди 4».

– Нет, конечно, не хочу… я тут подумал… я готов выложить четыре тысячи триста евро…

– Почему именно столько?

– Я посчитал, что со страховкой и всем прочим…

Мой брат. Великий коммерсант. Самый великий.

– Хорошо, Па, попробую.

– Спасибо, Стэп, я знал, что могу рассчитывать на тебя.

Мой брат может рассчитывать на меня. Вот это круто. Два поворота, и я стою у ее дома. Иду к домофону, и тут вспоминаю, что у нее есть мобильник. Даю два гудка и нажимаю отбой – такой знак. Поймет ли она? Пытаясь решить этот вопрос, жду минуту. Рано или поздно она выйдет. Рано или поздно. Женщин долго приходится ждать. Может, лучше позвонить в домофон? Еще минута прошла. Кладу себе еще одну на ожидание. Закуриваю сигарету. Выбросив окурок, иду к домофону. На улице никого нет. Оглядываюсь по сторонам. Несколько машин проезжают вдалеке. Одна останавливается, потому что водитель встречный строит из себя важную птицу и не уступает дорогу на узкой улице. Но потом они разъезжаются, и все успокаивается, переваренное чревом большого города. Черт, что за мысли? Лучше прикинуть, куда ее сегодня повести. Я успел подумать обо всем, кроме этого. Куда я ее поведу? Вот о чем надо было думать. Мне в голову приходит одна мысль, потом другая, но, взвесив их, я остаюсь неудовлетворенным. Я беспокоюсь – что это за мысли мне приходят? Чтобы я‑ то и не знал, куда повести ее ужинать? Не слишком ли я волнуюсь по этому поводу?

Если ты собираешься пойти куда‑ нибудь со своей девушкой, рассчитывая провести приятный вечерок, как бы ты ни готовился, ты можешь сильно облажаться. Здесь нужна импровизация, случайность – это точно. И вдруг мне приходит прекрасная идея. Черт, до чего же мне нравится моя идея. Еще шаг – и я жму кнопку домофона. Но тут открывается парадная. Раздается шум, слышится щелчок замка. Слабый свет падает на арку, кажется, оранжевого цвета. Он освещает листья на деревьях двора, далекие ступеньки, припаркованные мотоциклы. И тут появляется пожилая синьора. Она идет медленно, слегка согбенная под тяжестью прожитых лет, на лице – улыбка. И сразу следом – Джин. Она пропустила синьору и придерживает ворота, позволяя той выйти, говорит ей что‑ то, а та кивает в ответ. Джин любезна, красива, и улыбается. Синьора проходит мимо меня и, хотя мы не знакомы, она роняет:

– Добрый вечер.

И улыбается. Как будто знает меня с детства.

– Добрый вечер.

И она удаляется, оставив меня наедине с Джин. Волосы Джин собраны в хвост, на ней короткая кожаная куртка на молнии со множеством ремешков, забавный голубой ремень и темные брюки с низкой талией, пятью карманами и контрастным швом. Большая холщовая сумка «Fake London Genius». Стильная одежда. И все это ничего ей не стоило. Невероятно, как ты все замечаешь, если тебе кто‑ то нравится. У нее забавное лицо. Нет, что я говорю? Красивое.

– А мотоцикл? Ты не на мотоцикле приехал?

– Нет.

– А я‑ то вырядилась…

Она делает передо мной пируэт.

– Правда я немного похожа на «Selvaggio» с Марлоном Брандо?

Я улыбаюсь.

– Более‑ менее.

– А на чем же ты приехал?

– Я подумал, что на такой машине тебе будет удобнее.

– «Ауди 4»! У кого ты ее свистнул?

– Ты меня недооцениваешь. Это моя машина.

– Да? Тогда я – Джулия Робертс.

– Смотря из какого фильма. Стоп, я понял. Из «Красотки».

– Тсс…

Подойдя к воротам, Джин слегка ударяет меня кулаком по плечу.

– Ай!

– Что‑ то мы плохо начинаем. Эта шутка мне совсем не нравится.

– Нет, когда я сказал «Красотка», я имел в виду, что у нее была мечта.

– И что?

– А то, что твоя мечта сбылась…

– Какая? «Ауди 4»?

– Нет, я.

Мы садимся в машину и тут же трогаемся.

– Это больше, чем мечта. Мне кажется, это кошмарное сновидение. Ну ладно, скажи мне, у кого ты ее спер?

– У брата.

– То‑ то, так ты мне нравишься больше: все равно врешь, но более правдоподобно.

Я прибавляю газу, и мы теряемся в ночи. Я думаю о запасных ключах, которые купил у одного типа недалеко от бара «Сорчи Верди» на корсо Франча. У него есть ключи от всех машин, какие только существуют на свете. Еще я думаю о Полло, о том, как он впервые меня туда привез, думаю о брате, огорченном из‑ за этой самой машины, думаю о вечере, о своей идее и еще… В голове проносится какая‑ то мысль, короткая и пронзительная. Проезжаю мимо Ассунционе. Мне надо отвлечься. Поворачиваюсь к Джин. Она включила радио, напевает какую‑ то песню и закуривает сигарету. Потом смотрит на меня.

– И куда мы едем?

– Это сюрприз.

– Так и думала, что ты это скажешь.

Она улыбается мне и, наклонив голову набок, распускает волосы. И в этот момент я понимаю, что сюрприз – это она.

– Что за сюрприз? Приятный?

– Тебя ждет несколько сюрпризов сразу.

Паркуюсь и выхожу из машины. Какой‑ то марокканец, или что‑ то вроде того, бежит мне навстречу с открытой рукой. Я хватаю ее на лету и крепко сжимаю.

– Привет, шеф… – он смеется, обнажая зубы, как бы говоря: «Вот почему так дороги дантисты! »

– Два евро.

– Не вопрос. Но заплачу, когда вернусь.

Жму ему руку еще сильнее.

– Так больше гарантии, что с ней ничего не случится, так ведь? Плата после предоставления услуги.

– Но я после двенадцати должен…

– Мы вернемся раньше.

И мы уходим.

– Ну, так я буду ждать?

Я не отвечаю и смотрю на Джин.

– А брат твой очень дорожит этой машиной, да?

– Он просто маньяк. Сейчас он думает, что ее у него угнали.

– А если нас схватит полиция, и мы окажемся в тюрьме?

– Он мне дал ночь на розыски.

– А потом?

– Потом сообщит в полицию. Да не волнуйся ты, я же ее уже нашел, правда?

Джин смеется и качает головой.

– Жаль твоего брата. Представляю, какая ему ночка предстоит.

– Он и понятия не имеет, из скольких ситуаций я его выручал.

На миг я вспоминаю маму. Мне хочется рассказать ей… Но этот вечер принадлежит только нам двоим. И никому больше.

– О чем думаешь?

– Что я голоден… Пойдем!

И, взяв за руку, я тяну ее прочь. У «Анджел» – аперитив: «Мартини» со льдом для обоих. Лед с лимоном, смешанные в шейкере, а‑ ля Джеймс Бонд: на пустой желудок – это мечта. Джин рассказывает мне веселые истории из своей жизни, про подруг и Эле, о том, как они познакомились, про все ссоры и сцены ревности. Потом я беру ее под руку и, мимоходом здороваясь с типом с серьгой в ухе, который, судя по всему, меня знает, увлекаю ее в туалет.

– Эй, что ты надумал? Мне кажется, момент неподходящий, а?

– Да нет, смотри… – протягиваю ей двадцать чентезимов, или может пятьдесят, в общем, один евро или два, я даже не вижу точно. Кладу их ей в руку. И думаю о том марокканце со стоянки – как я вернусь и скажу ему, что денег у меня не осталось. – Смотри, это колодец желаний, видишь, сколько денег на дне?

Джин смотрит вниз: там, в этом туалете, устроено что‑ то наподобие колодца, освещенного желто‑ голубым светом, падающим на белые и коричневые стены.

– Давай… ты загадал?

Улыбнувшись, она поворачивается спиной и, загадав желание, бросает монетку. Я бросаю монетку вслед за ней. Сделав несколько зигзагов, монета исчезает в воде и занимает свое место среди тысячи чьих‑ то мечтаний и надежд. Как знать, может, какие‑ то из них уже осуществились.

Я оставляю пятнадцать евро на столе, и вот мы уже на улице. Вижу Анджело, он здоровается.

– Чао, Стэп, сколько лет, сколько зим…

– Да‑ да. Я зайду как‑ нибудь.

Насколько я помню, его зовут Пьер Анджело, он продавал иностранцам какие‑ то странные картины на пьяцца Навона, невероятную мазню по еще более невероятной цене – немцам, японцам, американцам, сопровождая свои шедевры объяснениями на не совсем правильном английском. С помощью такого надувательства смог купить себе это заведение – «Анджел».

– Ну что, вечер закончился?

– Не волнуйся… я понял, ты не хочешь меня утомлять.

Я хватаю Джин и забрасываю себе на плечи.

– Не надо, что ты делаешь?

Она смеется и пытается бить меня, но делает это без злости.

– Я тебя понесу… так ты хоть вопросы перестанешь задавать.

– Хватит, опусти меня на землю!

Мы проходим мимо компании парней и девушек, они смотрят на нас: первые – озадаченно, вторые – с завистью. Я прочитал это на их лицах. А мы идем дальше.

Вот узкая улочка, здесь я останавливаюсь.

– Теперь можешь слезать. Здесь у нас будет аперитив с сыром и вином.

Джин одергивает курточку и майку, которая задралась кверху и обнажила животик, мягкий, но аккуратный, без всяких там пирсингов в пупке, – естественный и кругленький.

– Что ты там разглядываешь? Живот – это не самая лучшая часть моего тела.

Смущение ей к лицу.

– Ты хочешь сказать, у тебя есть что‑ то более прекрасное?

Джин фыркает.

– Я заинтригован, намагничен, возбужден и…

– Ясно, ясно, я поняла.

Мы садимся за первый столик, и я делаю заказ черному официанту французского происхождения, повязанному белым передником.

– Нам кислого выдержанного козьего сыра и два бокала «Траминера».

Официант кивает, а мне остается надеяться, что он понял правильно.

– Где это ты вычитал про «Траминер» и козий сыр? Тебе это брат подсказал?

– Вот язва. Нет, должен тебя огорчить: я прошел курс с французским сомелье. Если быть точным, это была женщина. В Эперне, в Шампани. На ней были серые дымчатые чулки. Тончайшие, на резинках. Хочешь другие подробности?

Джин нетерпеливо фыркает.

– Нет, спасибо, дальше понятно: ты был заинтригован, намагничен, возбужден…

Официант ставит перед ней блюдо:

– Вуаля.

Он принес нам козий сыр и холодный «Траминер». Удивительно: этим он не ограничился.

– Я принес вам еще цветочный мед…

– Спасибо.

Здорово, когда человек любит свою работу. И нет ничего приятнее, чем смотреть на девушку, которая с удовольствием ест. Как Джин. Улыбаясь, она намазывает мед на еще теплый хлеб, сверху кладет кусочек сыра и откусывает, медленно, но решительно. А другую ладонь держит снизу, чтобы не упали на стол неосторожные крошки. Потом она касается ладони кончиками пальцев и ссыпает крошки в тарелку, берет бокал с «Траминер» и пьет маленькими глотками. Она само совершенство, клянусь. Мелкие стычки… даже не знаю, какой в них был смысл… Но на самом деле… я знаю. «Траминер» холодный и пьется легко, оставляя особое послевкусие. Холодный. Один бокал за другим. Да. Я знаю. Она совершенна. И потому что я думаю, потому что обманываю себя этими «я знаю, я не знаю», я понимаю, что слегка пьян. Я жду, пока она допьет, кладу деньги на стол и хватаю ее в охапку.

– Пойдем, пойдем.

– Но куда?

– Теперь – в совершенно особое место.

И, слегка опьяневшие, мы убегаем. И смеемся. А люди за соседними столиками, поворачивая головы, бросают на нас нескромные взгляды: им интересно посмотреть на двух этих странных людей… А мы, как два метеора в ночи, – и это место, и это мгновение принадлежат нам, только нам. Как и следующие в этом гастрономическом туре.

– Эй, Стэп?

– Да?

– Сколько у нас еще точек осталось?

– Каких еще точек?

– Поскольку мы в каждом месте съедаем что‑ то одно, хотелось бы понять, сколько еще будет таких мест, а то я лопну. Короче, сколько еще заведений?

– Двадцать одно!

Я отвечаю решительно, слегка недовольным голосом, но на ее лице – ни тени удовольствия, вроде того: какая классная идея, какая оригинальная. Вдруг Джин останавливается. Застывает как вкопанная посреди улицы.

– Что такое?

Она хватает меня за куртку и притягивает к себе.

– Признавайся, у кого ты ее украл?

– «Ауди»? Я же сказал – у брата…

– Нет, эту идею. В каждом месте брать одно блюдо – у кого ты это позаимствовал?

Я трясусь от смеха и чувствую себя пьяным как никогда.

– Я сам придумал.

Джин все еще держит меня за воротник и смотрит по‑ прежнему недоверчиво.

– И ты не делал ничего подобного с какой‑ нибудь другой девушкой?

– Нет. Это только для тебя. Если уж на то пошло, я не бывал в этих местах ни с одной девушкой.

Джин отталкивает меня, и я чуть не падаю.

– Ну, это уж ты загнул! Пум! – это лопнул воображаемый надувной шарик, так она сильно выдула воздух изо рта. – Пум. Фигня! Ах‑ ах, Стэп сказал какую‑ то фигню.

Она зациклилась. Тогда я хватаю ее за воротник, раскручиваю, она делает полуоборот и оказывается у моего лица. Я смотрю на ее губы.

– Хорошо, сказал фигню. Но если я и был здесь, то всегда в компании. А вот так, как с тобой, – никогда.

– Ну ладно, так‑ то лучше. В это еще можно поверить.

– Можешь в это поверить.

Мой голос становится тише, и она тоже говорит немного приглушенно, я шепчу ей на ухо, в шею, в волосы. Улыбаясь, смотрю ей прямо в глаза. Она поняла, она мне верит. Но мне хочется приложить к этому договору о доверии печать.

– Клянусь…

Теперь она уверена, что я говорю правду. Она тоже улыбается и успокаивается. Поцелуй. Мягкий поцелуй. Медленный, спокойный поцелуй. Поцелуй, смешанный с «Траминером», легкий, с борьбой языков во рту, скользящий поцелуй, поцелуй с покусыванием, вот о каком поцелуе я мечтаю сейчас, но поцелуй невозможен. Слишком много людей вокруг…

Поверить не могу. Я и Стэп, мы стоим на виа Говерно Веккьо и целуемся посреди дороги. Люди проходят мимо, смотрят на меня, смотрят с любопытством… А я стою посреди дороги. Ни о чем не думаю, глаза закрыты, и ничто меня не волнует. Вокруг народ. Ну вот, кажется, кто‑ то все же останавливается рядом и смотрит на меня пристально. Потихоньку открываю правый глаз. Никого. Все спокойно. Закрываю снова. Может, это с другой стороны… Да плевать мне! Я и Стэп. Обнимаю его крепче, и мы продолжаем целоваться, ни о чем не думая, ни о чем не беспокоясь. И смеемся, сама не знаю чему. Может быть, тому, что его рука сползла мне на бедро и двигается куда‑ то дальше? Но, честно говоря, я об этом даже не думаю. Мне просто захотелось смеяться и все. И ему тоже. И мы рассмеялись.

– Давай, нас ждут лучшие из лучших.

– Кто это, твои друзья‑ зануды?

– Да ты что! Идем туда, где готовят только пасту.

– А, да, ты же говорил…

Хозяин представляется: Альберто. Он любезен, усаживает нас и советует взять «триптих», как он его назвал.

– Толченые трофие, тортеллони с тыквой и рис в шампанском с крабами.

Мы переглядываемся и киваем, хорошо, годится. И вообще, послушай, Альберто, почему ты никак не уходишь?

– А пить что будете?

Стэп спрашивает, есть ли белое вино, по крайней мере, мне так кажется. Я не очень‑ то расслышала… «Фарфаллина» или что‑ то в этом роде.

– Прекрасно.

Альберто наконец‑ то уходит. Я осматриваюсь по сторонам. Арки из древнего кирпича, камни выступают из стен: белые, коричневые, красные. Свет направлен вверх. Все безукоризненное чистое. Чуть дальше – кухня. Сделана под античность, решетка или что‑ то вроде того, и дверки, распахивающиеся как в салуне. Оттуда выходит официант с горячим дымящимся блюдом, и никто в него не стреляет. Даже наоборот, за одним из столиков ему радостно подают знаки, чтобы он подошел. Интересно, они долго ждали?

– Вот ваша «Фалангина».

Альберто несет бутылку белого вина, легко открывает ее и ставит посередине стола. «Фалангина»… Не «Фарфаллина». Стэп берет и наливает немного мне в бокал. Я жду, пока он нальет и себе, и мы поднимаем бокалы.

– Подожди, надо тост сказать.

Смотрю на него с интересом.

– Послушаем, – улыбаюсь я, – за что выпьем?

– За что хочешь. Каждый решит про себя, и потом выпьем вместе.

Я на секунду задумываюсь. Он смотрит мне в глаза. Потом протягивает свой бокал к моему. Чокаемся.

– Может быть, мы загадали одно и то же.

– Может, когда‑ нибудь мы и скажем друг другу.

– Если сбудется.

Я смотрю на Стэпа: он пытается понять, что я задумала. И улыбается мне.

– Сбудется… сбудется…

Я выпиваю одним махом. Надеюсь, что рано или поздно это желание действительно сбудется. По крайней мере, мое. Мы займемся любовью… Боже! Что я говорю? О Боже. Пытаюсь отвлечься. Смотрю вокруг. Какие непохожие пары сидят за столиками вокруг нас. Удивительно, но нам всегда кажется, что мы – самые лучшие. В моем случае, например, это так. Высокомерная Джин. Но я бы никогда не смогла сидеть за столом с кем‑ то, с кем нельзя поговорить. Есть молча. Какой смысл? Так делают вон те двое. Всякий раз, съев кусок, они смотрят в сторону, в сторону от своей жизни, от своих мыслей. В поисках чего‑ то нового. Они устали друг от друга. От однообразной жизни, которую они выбрали сами. Оба исподтишка разглядывают соседние столики, бросают взгляды на других посетителей, не переставая жевать, ищут чего‑ нибудь интересного. Невероятно.

– А‑ а‑ а‑ а!

– Ты что? Воешь? – Стэп смотрит на меня обеспокоенно, а я смеюсь. – Да ты совсем с ума сошла.

– Нет, я совсем счастлива!

И я снова вою, а скучающая девица за столом на минутку перестала жевать и, заинтригованная, смотрит на меня с удивлением. А что я? Я ей машу рукой. Беру кусочек с блюда, которое только что принесли и кладу себе в рот.

– Мм, вкусно…

Я кручу указательным пальцем у щеки[46], поглядывая на скучающую соседку, та качает головой: ничего она не поняла. Подумать только: мужчина, сидящий рядом с ней, даже ничего не заметил. А Стэп смеется. И качает головой. А я ему улыбаюсь.

* * *

– Слушай, а не слишком ли ты много тратишь?

– Ужин оплачен моим братом. На самом деле, он скуповат, но проблем с деньгами у него нет.

– Класс. А почему он это делает?

– Ну, возможно, он хочет помочь своему младшему брату, у которого проблемы с женщинами.

– Да ладно! Вообще, наверное, именно поэтому.

И мы, смеясь, налегаем на еду.

Потом садимся в машину. Сам не знаю как, в кармане нахожу еще два евро. Даю их марокканцу. Тот надеялся на что‑ то большее. Но все же на лице его отражается удовлетворение и, уже освоившись на своей второй родине, он помогает мне развернуться.

– Давайте. Давайте, синьор, все в порядке, я следил за ней как за цветочком.

В ответ он получает лишь кивок. Звучит музыка. Слова ди‑ джея прерываются аккордами «U2». Джин, как видно, знает эту песню. «And I miss you when you’re not around, I’m getting ready to leave the ground…»

– Да ты все песни знаешь!

– Нет, только те, что рассказывают о нас с тобой.

Набережная Тибра. Переезжаем через мост. Поворот направо, налево, площадь Кавур, виа Крещенцо. «Папийон». Владелец заведения, Марио, приветствует нас.

– Добрый вечер, вас двое?

– Да, но мы особенные, понятно?

Я улыбаюсь Джин, прижимая ее к себе. Владелец смотрит на нас. Прищуривает глаза. Как бы прикидывает: я знаю его? Кто это? Кто‑ то важный? Но так и не находит ответа, потому что его нет.

– Прошу, заходите, я посажу вас здесь, тут вам будет удобно.

– Спасибо.

Поскольку вопрос остался открытым, он все же решил, что с этими двумя надо обойтись уважительно. На всякий случай. Мы проходим через зал, все столы заняты, посетители здесь в основном женщины, причем много хорошеньких. Блондинки, брюнетки, рыжие, они улыбаются, смеются, все накрашенные, разговаривают громкими голосами, но едят благовоспитанно – аккуратно, отрезают себе кусочки только что приготовленной пиццы, лежащей на блюде посреди стола. За соседним столом изголодавшиеся вилки втыкаются в ломтики ветчины, розовой и тонко нарезанной – хорошая была свинка.

– Свинюшка…

– Ай, что ты? – Джин только что сильно ударила меня в бок. – Ты меня испугала.

– Я видела, как ты смотрел на ту девицу.

– Да ты что? Я думал о ветчине.

– Да, конечно. Ты меня за дуру держишь?

Марио делает вид, что ничего не слышал. Он усаживает нас за столик в углу и тут же уходит.

– Да, о ветчине… я знаю, о чем ты думал. Наверное, это танцовщицы из «Багальино». Отмечают премьеру или что‑ то еще. Вон тот, с лысинкой, режиссер, а те, что сидят по бокам, – примы.

– Откуда ты знаешь?

– Я изредка прохожу пробы… Ты попал в мир театра…

Одна девушка из той компании встает из‑ за стола и направляется к туалету. Она проходит мимо нас и удаляется вглубь зала, предоставляя взгляду чудесную картину: мускулистые ноги, круглую попку, с трудом затянутую в узкую юбку.

– Да уж, вон как слюнки текут при мысли о ветчине! Жаль!

– Что жаль?

– Пропал вечер.

– То есть?

– Если у тебя и был какой‑ то ничтожный шанс насчет меня, то – все, ты его потерял.

– Почему?

– Потому. Могу дать совет. Ступай в туалет, за этой девицей – как максимум переспишь с ней и получишь билет в «Багальино».

– И мы пойдем туда с тобой.

– Ни за что на свете.

– Тебе не нравится «Багальино»?

– Мне не нравишься ты.

– Прекрасно.

– Что значит – прекрасно?

– Что у меня есть шанс…

– То есть?

– Ты ревнивая, немного занудная, но, в конце концов…

– В конце концов что?

– Ты есть!

Джин собирается встать и уйти, но я хватаю ее за руку.

– Подожди. Давай, по крайней мере, закажем что‑ нибудь.

За спиной у Джин появляется Марио.

– Итак, что вам приготовить?

– Мы пришли попробовать ваши замечательные отбивные. Мы много о них слышали.

– Прекрасно.

На лице у Марио появляется счастливая улыбка: он известен хотя бы отбивными.

– И принесите нам хорошее «Каберне».

– «Пиччони» подойдет?

– Выберите сами.

– Отлично.

Он чувствует себя еще счастливее от того, что на него можно положиться при выборе вина.

– Джин, слушай, давай не будем ссориться, хочешь, поменяемся местами? Хочешь, сядешь здесь?

– Зачем?

– Тогда на танцовщиц будешь смотреть ты.

– Нет‑ нет, – она улыбается. – Мне в кайф, что ты на них смотришь, мне это нравится.

– Нравится?

– Конечно, мы не должны зацикливаться друг на друге. А: потому что мы не пара. Б: после таких обалденных грудей и задницы ты будешь нормально себя чувствовать, отказав простой смертной…

– Третий дан всегда и во всем, да?

Девушка, выходившая в туалет, снова дефилирует мимо нас, направляясь к своему столику. Я инстинктивно оборачиваюсь ей вслед. Джин только этого и ждала, она ее подзывает.

– Извини!

– Да?

– Можешь подойти на минутку?

Девушка удивленно кивает.

– Слушай, Джин, перестань. Давай хоть один вечер спокойно проведем.

– Да что ты волнуешься? Я же для тебя стараюсь.

Девушка любезно подходит к нашему столу.

– Спасибо… Видишь ли, этот молодой человек, Стефано, Стэп, легенда для очень многих людей, он хотел бы взять твой номер телефона, но не решается у тебя его попросить.

Девушка стоит, открыв рот. Джин улыбается.

– Да ты не волнуйся – я его двоюродная сестра.

– А‑ а.

Теперь она, кажется, успокоилась. Смотрит на меня, прикидывая, стоит ли мне дать телефон, а я, может быть впервые в жизни, краснею.

– Я думала, вы ссоритесь. Или, может, это шутка…

– Нет, совсем нет.

Джин очень уверенно это сказала.

– Ладно, не заморачивайся так. Все нормально. Юбка у тебя классная. Это от «Ann Demeulemeester»?

– От кого?

– Нет, мне показалось. Размер сорок, пояс с ушками, скрытые пуговицы, карман…

– Нет, это «Uragan».

– «Uragan»?

– Да, новая марка одного моего друга.

– Ясно, а ты что‑ то вроде ходячей рекламы.

Девушка улыбается, разглаживая юбку и пытаясь прийти в себя.

– Да, можно так сказать.

Напрасные старания. Юбка облегает ее слишком плотно, и так обтягивает бедра, что прорисовываются трусики.

Я пытаюсь взять ситуацию в свои руки:

– Извините. Похоже, вас зовут.

Девушка оборачивается. И в самом деле, ее подруги собираются уходить.

– А, да, простите.

– Ну, пока.

– Да, пока.

Девица уходит. А мы сидим и смотрим ей вслед: как ни странно, она крутит задом еще больше, чем раньше.

– Поздравляю.

– С чем?

– Знаешь, впервые в жизни женщине удается поставить меня в дурацкое положение… да еще перед другой женщиной.

– Ну, я все для этого сделала. Странно… она не дала тебе свой номер.

– Не знаю, может ли это тебя утешить, но грудь у нее силиконовая.

– Не обратил внимания. Я был очарован ее натуральной задницей. – Я зловеще улыбаюсь. – Здесь тебе нечего возразить?

– На самом деле, я и насчет задницы сильно сомневаюсь. Мне жаль, что ты никогда этого не проверишь.

– Никогда не говори никогда.

Именно в этот момент Марио ставит перед нами две тарелки с отбивными.

– Вот, пожалуйста.

– Спасибо, Марио.

– Это моя работа, – он нам улыбается.

Джин сразу принимается резать мясо.