3. Последний бой

Шли дни, шла служба в суровых походах. Саша успел забыть о страхе, который испытал в первом бою. На синей форменке его появились награды: медаль Ушакова – за участие в десантной операции в самом логове врага и орден Красной Звезды.

И вот – 9 мая 1944 года.

Штормовое море все иссечено ненавистными гребнями.

Корабли противника где‑ то здесь, у крутых береговых скал, сливаются с ними, прячутся.

Саша на боевой вахте. Он один в моторном отсеке. Главстаршину вызвали на мостик. Люки отсека задраены. Только вентилятор оттягивает воздух, насыщенный отработанными газами.

Душно.

Звенит машинный телеграф: «Полный вперед».

Саша отвечает: «Полный вперед».

Взвыли моторы. Здесь их мощный голос заполняет все. Каждый закоулок. Здесь моторы – владыки. А он, Саша, владыка над владыками.

В отсек возвратился главстаршина Лычагин.

– Что там? – крикнул Саша.

– Атака! Впереди корабли противника.

Саша кивнул понимающе. Он не видит, как прямо перед носом катера, и за кормой, и у борта вырастают пенные столбы. Низко над самой палубой белыми облачками рвется шрапнель. Все гремит, все вздыблено.

А маленький катер с горсточкой смельчаков упрямо идет к цели, не сбавляя хода, не меняя курса.

Вот он, фашистский корабль. Все ближе, ближе… Врешь, не уйдешь!

Зорко следит за противником старший лейтенант Котов. Прикусил губу.

– Залп!

За кормой торпеды, шлепнувшись в воду, несутся на корабль противника. А катер, резко отвернул влево и, кутаясь в дымовую завесу, отходит.

Грохот. Языки пламени охватывают торпедированный корабль.

С ним покончено.

Теперь все зависит от мотористов. Это Саша отлично знает. При выходе из боя главное – скорость и маневренность. Взбешенные торпедной атакой, фашисты со всех кораблей открыли беспорядочный огонь по маленькому советскому катеру.

Снаряд разорвался под кормой. Катер подбросило.

Сверху, с голубого неба на него начали пикировать штурмовики противника. Один, подбитый пулеметчиком, рухнул в море. Другой сбросил бомбы.

Ничего этого не видел Саша. Прыгала стрелка машинного телеграфа. Катер маневрировал.

Внезапно страшный удар потряс тело корабля.

Сашу швырнуло.

Он потерял сознание.

Когда пришел в себя, вскочил на ноги. Сразу не понял, что произошло. В глазах плыли белесые круги. Все вокруг было в тумане. Саша встряхнул головой. Круги пропали, а туман остался. Остро пахло бензином.

– Мотор! Мотор! – крикнул кто‑ то рядом.

Саша увидел полулежащего у переборки главстаршину, который пытался подняться, но не мог и только указывал рукой в сторону мотора и мотал головой.

Саша бросился к мотору.

Обожгло руку.

Из пробитого осколками коллектора били наружу две жаркие удушливые струи отработанного газа, масла и пара.

Звенел машинный телеграф. Командир требовал: «Самый полный», – а скорость падала.

С минуты на минуту мотор может взорваться. И тогда катеру смерть.

Заглушить мотор!..

Нет!.. Если катер станет, его потопят.

Спасение только в скорости.

Заделать пробоины!

Немедленно заделать!

Но как? Чем?..

Саша до крови прикусил губу, рванулся, грудью навалился на коллектор, закрывая пробоины телом.

Острая боль пронзила юнгу, в голове помутилось, перехватило дыхание. Но Саша стоял, навалясь грудью на коллектор. И никакая сила, даже смерть, не могла бы оторвать его от мотора.

Оглушенный, он не услышал, скорее почуял, как выравнивается гул мотора. Как тяжело раненный, катер, будто ощутив прилив свежих сил, рванулся вперед, набирая утерянную скорость, уходя из смертельных тисков к родным берегам.

И в израненном теле корабля, уводя его от гибели, бились рядом два могучих сердца – победно ревущий мотор и пламенное сердце юнги.

…Сашу вынесли на палубу.

Было тихо. Только легкие волны с плеском разбивались о недалекие береговые скалы.

От непривычной тишины юнга очнулся и открыл глаза. Тихо.

Почему так тихо?..

Мотор…

Мотор молчит…

– Катер… Катер… – едва слышно сказал Саша. Сухие губы трудно было разомкнуть.

Старший лейтенант Котов склонился над ним.

– Наш катер ушел от них. Мы победили. Ты победил.

Саша увидел его лицо, усталое, ласковое, тревогу в зеленых, как родная морская волна, глазах. Снова попытался что‑ то сказать, но только вздохнул глубоко.

Голубое небо опрокинулось на него, облило солнечными лучами и потускнело, померкло.

Солнце погасло.

…Старший лейтенант медленно снял фуражку и заплакал.

Б. Раевский