![]()
|
|||
2. Первый бой
– Товарищ старший лейтенант, юнга Ковалев явился на вверенный вам корабль для дальнейшего прохождения службы! – голос Саши звенит в морозном воздухе торжественно и взволнованно. Командир торпедного катера старший лейтенант Котов вздернул выгоревшие брови, совсем белые на темном обветренном лице. В зеленоватых глазах его мелькнула настороженность. Ведь перед ним стоял подросток, не матрос. А служба на катере – не шуточное дело! Силенки нужны не малые, выдержка, отвага. Старший лейтенант посмотрел документы. – Моторист. Родители есть? – Погибли. Саша отвечал коротко, стараясь подавить охватившее его волнение. Он стоял на зыбкой палубе боевого корабля, перед офицером флота, один вид которого внушал уважение, даже почтение. А что, если старший лейтенант сейчас отошлет его под каким‑ нибудь предлогом? – Рапорт подавали? – Так точно. – На катера просились? У нас – тяжеловато! Мы что? Щепка в океане. Ясно? Саша вдруг, неожиданно для себя самого, обиделся за катер, на котором ему предстоит служить, к которому он так стремился всеми своими помыслами, горячим мальчишечьим сердцем. Он дерзко посмотрел в настороженные глаза старшего лейтенанта и сказал, четко произнося каждое слово: – Торпедные катера не щепка, а боевые корабли Советского флота, покрывшие себя неувядаемой славой, – и, понимая, что, в сущности, дерзит начальству, добавил, как бы оправдываясь: – Только они маленькие. – Ясно, Спасибо за урок, – старший лейтенант сдержал смешок, только в глазах мелькнул веселый зеленый огонек. – Товарищ главстаршина, – обратился он к стоявшему неподалеку главстаршине, – под вашу опеку. Не баловать. Служба есть служба. Можете быть свободным, юнга. – Есть быть свободным, товарищ старлей! – лихо отчеканил Саша. Юнге отвели койку в кубрике, который был прямо‑ таки немного больше спичечного коробка. И началась трудная служба. Вахты. Тревоги. Короткие выходы в залив. Зима – совсем не подходящее время года для плавания торпедных катеров в открытом море. Уж слишком оно свирепо. Большие корабли и те идут с опаской. Главстаршина Лычагин, опытный моторист, был строг и требователен. Юнга нравился ему. И чем больше нравился, тем строже становился главстаршина. Саша одинаково охотно протирал части двигателя, мыл палубу, тренировался в запуске мотора… Хоть и трудно порой приходилось и уставал, но не жаловался, не ныл. Служба есть служба. Вот только одно омрачало эту службу – погода. Из‑ за этой самой проклятой северной погоды катера не выходили на боевые операции. Так и не удавалось Саше встретиться с врагом лицом к лицу. Но наконец наступил для Саши и день первого боя. Однажды ночью от причала отвалили несколько торпедных катеров. Промчавшись по бухте, выскочили в Баренцево море. Среди них был и катер старшего лейтенанта Котова. Волны с ревом обрушились на маленькое суденышко. По палубе заплясала, запенилась свинцовая вода. Начало светать. Катера шли навстречу фашистскому каравану. В ту самую минуту, когда старший лейтенант Котов, выбирая цель для поражения, скомандовал: «Полный вперед! » – ударила артиллерия вражеского конвоя, открыли огонь береговые батареи противника. Катер ворвался в лес водяных столбов. Осколками снаряда ранило сигнальщика. – Кто‑ нибудь из мотористов – на мостик! Принять вахту сигнальщика! – приказал старший лейтенант. Саша был на вахте в моторном отсеке. Он не просился наверх. Нет. Он только посмотрел на главстаршину. Поняв этот взгляд, старшина кивнул. Саша бросился к трапу. Упругий ветер ударил в грудь, перехватил дыхание. На глазах проступили слезы. Саша повернулся к ветру спиной, чтобы хватить воздуха. – Аппараты, товьсь! – командует старший лейтенант. Кажется, что катер уже не касается зеленоватой воды, а летит птицей прямо на вражеский корабль. Секунда, другая… Залп! Катер, отворачивая, почти ложится на борт. Вражеский корабль начинает крениться. Над ним вздымаются черные фонтаны дыма и пляшущие оранжевые блики пламени. Торпеды достигли цели. А возле катера взрывают воду снаряды, над головами с визгом проносятся смертоносные светлячки – трассирующие пули. Саша почувствовал слабость. Во рту стало сухо. К горлу подступила тошнота. Казалось, что он один в кипящем море. И волны рвутся на палубу, чтобы смыть его, Сашу, утянуть за собой в жуткую зеленоватую глубину. И противник стреляет по нему, норовит накрыть снарядом. И пули ищут его. Именно его. – Сигнальщик! Не спать! Саша будто очнулся от резкого оклика командира. Пробормотал невнятно: – Есть не спать. Старший лейтенант не расслышал. – Не спать, юнга! – Есть не спать! – громко выкрикнул Саша. «Что ж это? Я – трус, – с ужасом подумал он. – Я ж пулям кланяюсь». Саша зажмурился на мгновение и мотнул головой, будто прогоняя сон. И вдруг отчетливо увидел Ленинград. Страшный, в белых сугробах, будто побледневший от голода и горя… Он открыл глаза. Все так же кипело море, рвались снаряды, взвизгивали трассирующие пули. Но что‑ то случилось с ним самим. Будто это уже не он, дрожащий, втянувший голову в плечи, стоит на шаткой палубе катера, а совсем другой Саша Ковалев: распрямивший спину, сильный, бесстрашный, гордый. Саша зорко следит за морем, за маневрами врага. Он понимает: сейчас очень многое зависит от него, от его внимания. – С тонущего транспорта спускают шлюпки! Сторожевой корабль подходит к ним! Страха как не бывало. Свистят пули над головой. Ревут снаряды. Но Саша не наклоняет головы. Он весь – будто взведенная пружина. Идет бой. Первый Сашин бой с ненавистным врагом! …Когда катер вернулся на базу и ошвартовался у стенки, старший лейтенант подозвал Сашу. – Хорошо воевал, юнга. Как положено. Добро. – Служу Советскому Союзу! – голос Саши дрогнул от волнения. – Ну‑ ну… Молодец. Моряк! У старшего лейтенанта не было похвалы выше.
|
|||
|