Словарь имен и реалий 19 страница

– Я бы не пришла, если бы меня не влекло к тебе.

– Охотник, очарованный Владыкой. Какая грустная история.

Повисла тяжелая пауза.

«Заткнись‑ ка ты к чертовой матери, мужик. Или заставишь ее уйти. Тебе нужно ее тело, а не ее гнев».

– Прости, Сиенна, – заставил он себя сказать.

Губы ее приоткрылись от изумления, она ахнула и окинула его взглядом. И осталась.

– Ты помнишь мое имя.

– Конечно. Я очарован, как и ты. Несмотря ни на что. – Печально, но это уверение не было ложью. Глупый демон!

Содрогаясь всем телом, Сиенна приблизилась к нему. В ее ореховых глазах светилось подлинное желание, точно такое, как при их первой встрече. Парис почувствовал, как твердеет его дружок. Еще пребывая в мстительном настроении, он попробовал остановить его, так как хотел заставить ее потрудиться, невзирая на шаткость своего положения. Сиенна подошла к столу, к которому он был привязан, остановилась и облизнула губы.

– Сними с меня оковы, – хрипло прокаркал он.

– Мне не велели этого делать, – ответила она чуть слышно.

– Они следят за нами?

Она покачала головой.

– Я попросила отключить камеры, и они согласились.

«Какая же она наивная», – снова поймал себя на мысли Парис и едва не закатил глаза. Охотники ни за что на свете не откажутся от возможности увидеть ему подобных в действии. Конечно же они наблюдают. Мысль о том, что Сиенна станет ублажать его при их незримом присутствии, не пришлась ему по вкусу, но он справится и с этим.

– Тогда сними с меня цепи. Они не узнают.

– Я… не могу.

Что ж, попытаться все же стоило.

– Чего ты ждешь, Сиенна? Давай закончим то, что начали в кафе.

* * *

Рейесу не требовалось, чтобы ему пересылали по электронной почте местоположение Аэрона. Тот оставлял за собой след из трупов. Смерть и разрушение сопровождали демона Ярости, куда бы он ни шел, и это печалило Рейеса, потому что он знал – будь Аэрон в здравом уме, стал бы сам себе противен.

«Как и я противен самому себе».

Годами Рейес балансировал на грани морального падения, ненавидя себя за то, что приходилось творить ради ублажения демона. Убивать невинных, пытать, разрушать целые города. Однако самым худшим из всего стало преследование своего друга, которого он любит как брата. Который однажды помог ему научиться контролировать сидящего внутри его монстра. Потому что… Рейес проглотил вставший в горле ком. Потому что он решил убить одержимого воина.

«Я более демон, чем мужчина, раз допускаю мысль о подобном злодеянии», – мрачно подумал он, но решения не изменил. Он знал, что однажды придется сделать выбор между Аэроном и Даникой, и всегда думал, что выберет друга. Теперь, когда настало время принять решение, он понял, что все время лгал себе.

Ему невыносима самая мысль о том, что Данику ранят. Она единственная в целом мире дарила ему наслаждение, хотя ни разу его не коснулась. Он ее не заслуживает. Скорее всего, она его не захочет, но все же он собирался ее спасти.

«Быстрее. Найди ее, поспеши к ней».

«Как? » – чуть ли не закричал он.

Рейес находится в Штатах, в Нью‑ Йорке, если точнее, и сигнал маячка Аэрона пикает в его телефоне, словно воин летал у него над головой. Но Рейес его не видит и не слышит. Ни хлопанья крыльев, ни звериного рыка.

В выпусках новостей целый день передают мрачные истории о необъяснимых насильственных смертях, о трупах, разодранных когтями и зубами, явно не принадлежащими человеку. Стоя на оживленной улице, Рейес слышит, как за спиной сигналят машины, и видит спешащих по тротуару людей.

Что с Даникой? Нашел ли ее уже Аэрон? Может быть, он наконец заснул, расслабившись после месяца постоянной жажды крови?

Рейес едва сдерживал желание схватить первого попавшегося под руку человека и трясти, требовать, рычать.

Неожиданно с ночного неба упало тело и плюхнулось на землю прямо к его ногам. Мужчина. Смертный. Окровавленный. Мертвый. Кто‑ то ахнул. Кто‑ то завопил. Рейес, напрягшись, посмотрел вверх и увидел Аэрона, который насмешливо ухмылялся ему с высоты, неистово взмахивая крыльями в сторону одного здания.

Рейес посмотрел на своего товарища – свою мишень – и бросился бежать.

«Способна ли я совершить убийство? »

Даника Форд рассматривала свое отражение в треснутом дешевом зеркале в ванной. Некогда она считала себя человеком искусства, художником, рисовавшим по большей части прекрасные вещи. Все, на что падал взгляд, вдохновляло ее на творчество. Люди: взмах кисти, изящный изгиб спины. Животные: подвижность и грация. Цветы: нежные лепестки и чувственные цвета.

Теперь она считает себя бойцом. Тем, кто выживает.

И – она сглотнула – убийцей.

Должна стать такой.

Чуть больше месяца назад во время отпуска в Будапеште шесть громил похитили ее и взяли в плен. Они хотели убить ее, но не сделали этого. Вообще‑ то и пальцем не тронули, но она никогда не чувствовала себя такой беспомощной, такой отчаявшейся. И отказывалась пережить подобное снова.

Никогда.

Эти громилы опять охотятся на нее, она чувствует. Потому и переезжает с места на место каждые несколько дней. Но где бы она ни останавливалась, обязательно находит кого‑ то, кто тренировал бы ее в рукопашном бою. Она упражняется с ножами и с пистолетами – одним словом, со всем, что попадается под руку.

Сегодня новый инструктор положил ее на лопатки и заявил, что ей не хватает инстинкта убийцы, необходимого для выживания в смертельно опасной ситуации.

Несколько горячих слез скатились по ее щекам, и она ударила кулаком по стеклу. Оно содрогнулось, но не треснуло.

«Неужели я такая немощная? »

Возможно, инструктор прав. А он ведь не знает и половины истории. Один из похитителей, Рейес, до сих пор является ей во снах. Это очень мрачный, но чувственный мужчина, и она не хочет причинять ему вред. Наоборот, жаждет поцеловать его, наконец‑ то узнать его вкус и почувствовать объятие его сильных рук.

Каждую ночь она мечтает о нем.

– Я больная.

Она протопала в свою крошечную арендованную спальню, упала на кровать и взяла в руки одноразовый мобильник. Когда‑ то она жила в красивой уютной квартире среднего класса и была вполне довольна жизнью. Сейчас же перебиралась из подворотен в мотели, из картонных коробок в машины, жалкие и ужасающие, постоянно оглядываясь через плечо.

Нуждаясь в поддержке, умиротворении, хоть в чем‑ нибудь, она связывалась с матерью по одноразовому мобильному номеру. Вся ее семья пряталась – четверо женщин разделились, чтобы затруднить поиски, – но обменивались новыми номерами через друзей и обязательно созванивались каждый день.

Мама ответила после третьего гудка, и от ее хриплого рыдания у Даники моментально встал ком в горле.

– Что случилось? – поспешно спросила она.

– Твоя бабушка… она… она… ох, господи, детка.

Она мертва. Ее бабушка умерла.

– Убита? – с трудом выдавила Даника.

– Не знаю. Я не могу ее найти, от нее нет вестей. Кажется, что она исчезла навсегда. И за тебя я сильно переживала. – Ее мать всхлипнула.

Если бы Даника стояла, то упала бы. По телу прокатилась волна ярости, заплясала перед глазами. Ярости и странного онемения, схожего с тем, какое бывает во сне, когда никак не можешь проснуться. Проснуться, чтобы все встало на свои места.

– Ты должна спрятаться, детка. Пожалуйста. Я не могу потерять еще и тебя.

В соседней комнате разбилось стекло.

Ахнув, Даника вынырнула из немой ярости, ее сердце пропустило удар и болезненно сжалось.

– Что случилось? – потребовала ответа мама.

– Думаю, они нашли меня, – прошептала она дрожащим голосом. – Прячься, мам! Где бы ты ни была, убегай и прячься. Люблю тебя.

Борясь с парализующим страхом, она отбросила телефон и встала. О господи. Ее бабушка, скорее всего, мертва, а теперь и ее отыскали. Безоружную.

«Следовало вести себя осмотрительнее! Думай же, думай! »

Ноги ее тряслись, живот сжимался от страха. Она вбежала в ванную и схватила лежащую на раковине бритву.

Сквозь распахнутую дверь она увидела идущего по коридору высокого, мускулистого мужчину, чьи крылья скребли по стенам, точно ногти по грифельной доске. Она едва не лишилась чувств. Аэрон. Аэрон нашел ее. Она хорошо его помнила: жестокие татуировки, пронзительный взгляд. Если Рейес наполнял ее сны, то Аэрон стал воплощением самых страшных кошмаров. Он не был человеком, мог летать, подобно мифическим драконам, а в ярости и свирепости не уступал легендарным воинам.

Он остановился у дверей ванной и втянул носом воздух. Его лицо и руки заляпаны кровью. Кровью ее бабушки?

«Сделай же что‑ то! »

Даника удивила саму себя, бросившись к нему, нацелив бритву на его глотку. «Нет инстинкта убийцы? » Она полоснула его лезвием по яремной вене. Если ей не удастся убить его, то он преспокойно нападет на ее мать и сестру, а этого она не допустит. Контакт. Из раны полилась свежая кровь.

Он не упал. Черт побери, он не упал!

Схватившись за шею и рыча, он повернулся к ней. Его глаза извергали красное пламя, а зубы заострялись и удлинялись, нацеливаясь на нее.

Даника снова занесла бритву, с которой капала кровь Аэрона.

– Хочешь еще? Ублюдок! – вскричала она. – Иди, получай!

– Убей! – зарычал он и вцепился ей в волосы, притягивая к себе.

Даника впечаталась носом ему в грудь. В горле заклокотал вопль, но она быстро подавила его. «Первое правило битвы: сохраняй спокойствие».

Она позволила своим ногам подогнуться, и он выпустил ее волосы, вырвав пару прядей. Она перекатилась на спину, изогнулась и пнула его ногами в живот. Аэрон с шипением отпрянул и ударился в кофейный столик. Во все стороны полетели щепки и осколки стекла. Он упал.

«Всегда целься в глотку, – зазвучал у нее в голове голос инструктора. – Это лучший способ обезвредить противника». Прищурившись, Даника встала на колени, подползла к нему ближе и снова полоснула по горлу – точно попав в место первого пореза, – углубляя рану.

Ярость клокотала в ней, нарастая, и она нанесла еще один удар.

Аэрон зарычал на нее, показывая острые зубы.

– Убей. Убей, убей, убей.

– Да пошел ты! – Удар. Господь Всемогущий. Она заметила проступающие под его кожей очертания чего‑ то… опасного, злобного. Череп, рычащий на нее демон – костяная маска ненависти и мрака.

– Убей.

Она хотела снова ему врезать, но он перехватил ее руку и стиснул. Только и всего, простое сжатие, но она почувствовала, как ломаются кости. У нее вырвался крик боли.

Тут она краем глаза увидела, как в дверь врывается Рейес и спешит в комнату. Он представлялся ей сплавом темных волос, загорелой кожи и черных, неистовых глаз. Держа кинжалы на изготовку, он отдувался и потел.

– Рейес! – закричала Даника, а ее противник встал и, не отпуская ее руки, забросил к себе на спину. Часть ее хотела вздохнуть с облегчением. А часть стремилась бежать и от Рейеса тоже.

«Нельзя ему доверять. Он помогал похитить тебя».

Рейес увидел ее и обмер.

– Даника. – Он выдохнул ее имя с таким благоговением, что она едва не лишилась чувств.

«Думай о своей матери. О сестре». Изогнувшись дугой, она заехала Аэрону ногой в челюсть. Он наконец отпустил ее руку. Боже правый, как больно. Ее пальцы безвольно повисли, и она не могла ими шевельнуть, а суставы отекли так, словно под кожу загнали мячики для гольфа.

Аэрон ударил ее наотмашь, и она отлетела в сторону. Все ее тело вибрировало от боли, зубы клацали, сознание мутилось. Завыв, Рейес ринулся в атаку. Переплетаясь в схватке, мужчины рухнули на пол подле Даники. Аэрон резал когтями и клыками, Рейес – кинжалами. Оба рычали, ревели и источали проклятия.

Моргая, чтобы сориентироваться, Даника встала. Покачнулась, и ее едва не вырвало.

– Беги! – крикнул ей Рейес.

Спотыкаясь, она побрела вперед и сумела прибавить скорости, только достигнув дверей. Она не могла взять в толк, почему Рейес помогает ей. Не погибнет ли он там?

Слезы обожгли ей глаза, когда она бросилась бежать.

Глава 19

Участки необожженной кожи Люсьена покраснели или приобрели синеватый оттенок. Он порядком обгорел и все же трясся от холода.

Встревоженная, Анья приказала огню зажечься в камине, и на поленьях моментально заплясали, потрескивая, языки пламени. Волны тепла поплыли по просторной комнате, но Люсьен, казалось, задрожал еще сильнее.

«Не паникуй. Сохраняй спокойствие».

Хоть вампирши не донимают, и то благо.

Анья никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Ни в тюрьме, ни когда Айас решительно подмял ее под себя.

Она быстро разделась, скинула ботинки с шипами и взобралась на изувеченного Люсьена, оглаживая его тело, чтобы согреть. Наткнувшись на пулевое ранение, она задохнулась. Ей было известно, что оно там есть, но она надеялась, что рана уже затянулась. Однако из‑ за Кроноса и ее самой этого не случилось.

Вскочив, Анья схватила свою рубашку и, разорвав ее пополам, забралась обратно в постель и перевязала Люсьену бок.

– Давай же, Цветочек. Согревайся, ну ради меня!

Он не ответил.

Он напоминал почерневшую глыбу льда. Даже от простого нахождения рядом с ним соски Аньи затвердели, а кожа покрылась мурашками. Но то не были признаки возбуждения. Она натянула на них с Люсьеном покрывала, чтобы сохранить тепло, и следующий час провела, просто разговаривая с ним, пыталась отвлечь и успокоить и его, и себя.

– Тебе необходимо поправиться. Жизнь без тебя будет совершенно скучной. Я тебе когда‑ нибудь рассказывала, как несколько месяцев наряжалась подростком и ходила в среднюю школу? Десятилетиями я не знала, куда себя деть, а потом мне в голову пришла эта забавная мысль, ну, я и решила: почему бы нет. Знаешь, как весело было кидаться едой в столовой и ссориться с девчонками? А на выпускном я включила поливальную противопожарную установку.

Анья замолчала, надеясь на ответ, но Люсьен не отреагировал.

– Но я не все время была оторвой, ты не думай, – продолжила она. – Ты бы мной гордился. От одного тупого козла забеременела милая маленькая глупышка, целовавшая землю, по которой ступала его нога, а он обозвал ее шлюхой, подстилкой, продажной девкой – ну, знаешь, всеми теми прозвищами, что дают женщинам развратные мужчины. Как‑ то давно я пообещала себе никогда не насылать на других проклятие. Как нам с тобой отлично известно, это отвратительно. Но его я прокляла вечной эрекцией – просто не смогла удержаться. Что бы он ни делал, у него не получалось от нее избавиться.

Тело Люсьена наконец начало расслабляться, дрожь поутихла, и он издал… смешок?

Подбодрившись, Анья поспешно продолжила:

– А однажды я заявилась на бал‑ маскарад в костюме чертовки. Сейчас‑ то это не кажется чем‑ то из ряда вон выходящим, но тогда на дворе был 1819 год, и я, должна тебе признаться, наделала переполоху. Когда я предложила хозяину вечера продать мне душу, он попытался заколоть меня столовым ножом.

– Анья, – простонал Люсьен.

Ох, благодарение богам.

– Все будет хорошо, малыш. Я здесь, я здесь. – Она чмокнула его в липкий висок.

Он поднял веки:

– Анья?

– Я рядом, любимый. – Она поцеловала его подбородок, продолжая гладить руками тело. Теперь ее цель заключалась не в том, чтобы согреть его, но пробудить желание, чтобы он посодействовал ей в задуманном.

– Где мы? – Он обвел комнату остекленевшим взглядом.

Анья не хотела, чтобы он думал. Ни про окружающую обстановку, ни про случившееся в пещере, ни про будущее. Он слишком благороден и, находясь в здравом уме, может оттолкнуть ее. Предпочтет, чтобы она сохранила свободу, а не привязала себя к нему, несмотря на то что это может дать ему требующиеся силы.

– Я люблю тебя, – прошептала она ему на ухо, лаская теплым дыханием. – Очень сильно люблю. А то, что едва не утратила тебя… я этого не вынесу.

– Боги, Анья. Я и не думал, что услышу от тебя эти слова. – Он заключил ее в объятия, притягивая как можно ближе к себе. Когда ее голова потерлась о его поврежденную кожу, он зашипел.

– Прости. – Она сдвинулась в сторону. – Мне очень жаль.

– Скажи это еще раз.

Она поняла, о чем он просит.

– Я люблю тебя, Люсьен, и хочу быть с тобой. Во всех смыслах. – Приподнявшись на локте, она всмотрелась в его лицо. – Понимаешь, о чем я говорю?

Хотя он был совсем слаб, его член гордо уткнулся ей в бедро – длинный и набухший. Он понял.

– Анья…

Она прильнула к его губам, не дав ему времени запротестовать. Ее язык поглаживал его язык, впитывая его мужественность.

– М‑ м‑ м, – простонала она, обхватывая сильными пальцами его плоть и принимаясь ласкать ее.

Люсьен застонал.

– Больно?

– Так приятно. – Подхватив ее под ягодицы, он втянул ее на себя, чувствуя, что часть ее энергии уже просочилась в него. Густой аромат роз окутал комнату. Внезапно Люсьен остановился. Его пальцы тисками впились ей в бедра. – Нет, Анья. Мы не можем этого сделать.

– Можем и сделаем. – Она пощекотала пальцем головку его пениса, и Люсьен дернулся. – Так или иначе, я заставлю тебя проникнуть в меня. Этой же ночью.

Обнажая зубы, он изогнулся навстречу ее прикосновению.

– Нельзя. Это плохо для тебя.

– Позволь мне самой решать, что для меня хорошо, а что плохо. – Прикусив мочку его уха, она потянула ее. – Не принуждай меня умолять, что хочу почувствовать тебя внутри, глубоко, жарко, скользяще. Пожалуйста, не…

– Анья! – взревел он. Намотав волосы на кулак, притянул ее голову к себе для еще одного жгучего поцелуя. – Не проси. Не останавливайся.

Их языки сражались, она терлась лоном о его плоть, впервые в жизни не беспокоясь о том, что в нее могут проникнуть. Она сама этого хочет. Отчаянно.

Анью захлестнула страсть. Страсть к этому мужчине, и никакому другому. В ней бушевал темный голод, чувственный и дикий, почти хаотичный и, несомненно, прекрасный.

– Я хочу всегда быть с тобой.

– Да, да. Да! – Говоря это, Люсьен яростно укусил ее губы. – Мы не пойдем до конца.

Он попытался сесть, но она повалила его обратно.

– Нет, мы пойдем до конца. А теперь позволь мне потрудиться, любимый. Ты же должен сосредоточиться на восстановлении своих сил.

Он вперился в нее сверкающим взором.

– Ты безраздельно царишь в моих мыслях. Хочу почувствовать твой сосок у себя во рту.

– И ты его получишь.

Анья приподнялась, предлагая ему то, что он просит. Он вобрал в себя затвердевшую бисеринку и принялся ласкать ее горячим языком. Отголоски этой ласки Анья почувствовала у себя между бедер, где жидким огнем разливалась влага.

– Позволь отведать тебя на вкус. – Его пальцы скользнули к ее лону, заставляя трепетать. – Прямо здесь.

Чувствуя, как клитор ее пульсирует, требуя большего внимания к себе, Анья поползла по Люсьену и уселась верхом возле его лица. Он лизнул ее языком, и она выгнулась дугой. Каждый нерв ее тела ликовал, каждая капля крови в венах пела.

– Наклонись вперед, милая. Я хочу погрузиться в тебя и пальцами, но не буду. Я…

– Нет, будешь.

Он замер, крепко сжав ее бедра.

– Скажи еще раз, что твердо уверена. Назад пути уже не будет.

– Уверена! – вскричала она, выполняя его команду, желая того же, что и он. Она приподняла бедра и оперлась локтями об изголовье кровати, а Люсьен погрузил в нее палец. Она не почувствовала, что проклятие вступает в свои права, но едва не кончила. Вскрикнула. Это было самое эротичное ощущение, какое она когда‑ либо испытала: чувствовать в себе часть мужчины, пусть даже столь малую, в то время как его рот ласкает ее лоно. – О, боги.

– Нравится?

– Чрезвычайно!

– Еще?

– О да.

Второй палец присоединился к первому, растягивая влагалище, а язык, не переставая, трудился над ее клитором. Как грешно. Как великолепно. Ее бедра двигались по собственной воле. Она не смогла бы остановить их даже под угрозой смерти. Люсьен и прежде доставлял ей удовольствие, но это, о, это…

– Люсьен, Люсьен, – нараспев произносила Анья, как заклинание, запрокинув голову, так что волосы щекотали ей спину. – Люблю тебя. Очень сильно.

– Ты примешь меня? Всего меня?

– Да. Пожалуйста, – благоговейно выдохнула она, ощущая, как по телу пробегают томительные судороги.

– Я должен войти в тебя, – резким, хриплым голосом заявил Люсьен. – До основания.

Она грустила от потери его шаловливых пальцев, пока он не уперся головкой члена ей во влагалище. Схватил Анью, удерживая на месте. Она посмотрела на него сверху вниз, окутав их обоих плащом светлых волос.

– Ты моя, – сказал он, глядя ей в глаза, и погладил по щеке.

– Навеки.

– Я люблю тебя.

– И я тебя очень люблю.

В ее глазах Люсьен был прекрасен, все еще в порезах и синяках после сражения, все еще слаб, но исполнен страсти. К ней.

– Моя, – повторил он, проникая в нее.

Белое пламя вспыхнуло меж ними, мощное, почти ослепляющее своей силой. Анья вскрикнула, когда ее проклятие получило свободу, и крик ее смешался с ревом Люсьена. Она почувствовала, будто у нее вырвали часть души и заменили… частичкой души Люсьена?

Да, конечно же Люсьена. Темной, дикой. Чудесной, восхитительной. Урчащей в ее сознании. Острая боль пронзила ее между ног и стихла так же быстро, как и появилась, а потом Люсьен вошел в нее глубоко‑ глубоко, и она принялась двигаться на нем. Поначалу медленно, смакуя каждое новое ощущение. Затем быстрее… быстрее…

– Нравится? – хрипло спросил он.

– Не останавливайся! Не останавливайся!

– Ни за что.

Их руки соединились и оказались у Люсьена над головой. Анья склонилась и поцеловала его, похищая дыхание, делая более чем частью себя. Сливаясь с ним воедино. Секс оказался гораздо лучше всего, что она себе воображала – а уж она‑ то навоображала! – потому что она была с Люсьеном.

«Я рада, что ждала. Так рада».

Отдаться ему было не проклятием, а благословением.

– Стоило того, чтобы ждать, – сообщила она, проникая языком ему в рот.

Их языки двигались в едином ритме с гениталиями. Погружались, проникали, скользили. Анья чувствовала, как внутри ее нарастает наслаждение, неистовое и готовое вот‑ вот взорваться. Он такой большой, такой твердый. И весь – для нее.

«Почти финиш». Как же хорошо, как хорошо. Кусочек рая на земле, к которому она всегда стремилась. Когда Люсьен двигался внутри ее, Анья чувствовала себя наполненной, более не пустой. Частью чего‑ то большего, чем она сама.

– Люсьен! – закричала она, внезапно достигая экстаза.

Все внутри ее, казалось, взорвалось, и ее охватил самый бурный оргазм за всю жизнь. Анья содрогалась, нежно сжимая мышцами влагалища член Люсьена.

От такой стимуляции он кончил, изливая в нее жаркую струю семени.

– Анья, – простонал он, – моя Анья. – Приподняв бедра, он вонзился в нее так глубоко, как только мог.

Внутри ее тут же зародился новый оргазм, обжегший огнем, лишивший рассудка, на миг – нет, на целую вечность, – окунувший ее в океан удовлетворения, торжества и радости. Люсьен принадлежит ей, только ей, а она – ему.

Осознание того, что отныне они связаны, доставляло ей радость.

Она упала ему на грудь с единственной мыслью в голове: его кожа больше не обугленная и не синюшная, но снова загорелая и здоровая.

Засыпая, Анья улыбалась.

Люсьен дремал несколько часов, то пробуждаясь, то снова соскальзывая в глубины сна. Спящая довольная Анья не покидала его, даже когда Смерть позвал его в духовное измерение. Люсьен просто взял ее с собой, устроив ей колыбель в своих объятиях. Она не просыпалась, хотя сумела устоять на ногах, держась за него, как за опору. Люсьен решил, что она впервые за тысячи лет по‑ настоящему расслабилась, более не боясь нападения, плена или насилия, и наконец‑ то смогла спокойно заснуть.

Сейчас они снова были в постели: одна его рука сжимала ее грудь, а другая покоилась на животе. В первый раз за всю свою жизнь он был абсолютно удовлетворен и умиротворен. Хотел бы остаться здесь навсегда. Обнимать Анью целую вечность. Однако, если собирается защитить ее, нельзя позволять себе ни того ни другого.

Он планировал связаться с остальными воинами, рассказать им про Анью и просить позаботиться о ней, если не сумеет вовремя отыскать Клеть Принуждения. Как же ему ненавистно это слово! «Не сумеет». Это означает, что Кронос по‑ прежнему имеет власть над ним. Означает, что он умрет. К этому он уже подготовился, хоть и не желал, чтобы Анья вечно скорбела о нем.

– Нам надо вернуться на гору, – сказал он, и слова эхом разнеслись по комнате.

В груди Люсьена защемило, когда Анья застонала и медленно открыла глаза.

– Не сейчас, – проворчала она сонным сексуальным голосом.

– Мы должны. Трудно представить, чем там занимается Уильям. У тебя ведь его книга. Может, он обдумывает коварные планы мести.

Анья поднялась – заспанная и немного хмельная, – и шелковистые волосы водопадом заструились по ее нагим плечам. Боги, как же он любит ее. Ради блага Аньи ему следовало бы оттолкнуть ее, а не погружаться в ее узкие, жаркие ножны. Но Люсьен не мог заставить себя сожалеть об этом. Она отдалась ему по собственной воле, вся, без остатка.

– Ты прав, трудно представить, чем он там занимается. – Анья потянулась, как довольная кошечка. Поскольку они были укутаны толстыми одеялами, их кожа лоснилась от пота, и Анья скользила по его телу. – Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась она.

– Лучше. Пуля выскочила, и рана затянулась. – Он погладил ее по щеке. – Благодарю за дары твоей любви и твоего тела.

– Обращайся в любое время.

– Ты не жалеешь? – Что, если она также привязала себя к его демону? Боги! Эта мысль привела его в ужас.

– Черта с два! – Она перекатилась на живот, скрестила руки и, опершись о них щекой, пристально посмотрела на него. В глубине ее голубых глаз светилась любовь, какой он никогда раньше не видел. – Я счастлива до сумасшествия. Это было абсолютно, чрезвычайно, невероятно восхитительно, так, словно я королева мира. Но я знаю, о чем ты думаешь, поэтому прекращай. Твой демон не может насытиться мной, а уж я‑ то знаю, как обращаться с плохими парнями. Уверен, что у нас нет времени для еще одного раунда? Мы можем сделать это втроем. Ты, я и демон.

Чем, черт подери, он заслужил все это?

– Уверен.

Надув губы, Анья выбралась из кровати, чтобы одеться.

– Ладно, но запомни на будущее, что нам стоит заниматься этим по крайней мере два раза в день.

– Нет. На это я не пойду. Мы должны будем заниматься этим по четыре раза в день.

Она звонко рассмеялась в ответ.

Очарованный, Люсьен сел на постели.

– Ты когда‑ нибудь видела Клеть Принуждения?

Натягивая брюки – прятать такие красивые ножки было несомненным преступлением, – она сказала:

– Нет, но если я правильно помню уроки истории, Кронос заставил кузнеца Гефеста выковать ее, потому что до него дошли слухи о готовящемся мятеже, и он надеялся выудить информацию из помещенных внутрь нее созданий.

Обдумывая ее слова, Люсьен нахмурился.

– Подобная вещь вряд ли может помочь в поиске ларца Пандоры.

– Заключенный в ней вынужден подчиняться приказам ее хозяина. Осмелюсь предположить, что мы должны будем заточить кого‑ то внутрь и приказать рассказать нам что‑ то. Возможно, саму Гидру.

Люсьен задумался на мгновение, хмурясь еще сильнее.

– Будь ты заперта в этой клетке, и владелец прикажет тебе убить себя…

– Во‑ первых, никто не может запереть меня из‑ за моего… – Она побледнела, и в глазах ее отразилась вина.

Он не хотел, чтобы она чувствовала себя виноватой из‑ за того, что у нее есть ключ.

– Анья.

– Да, – добавила она с куда меньшим энтузиазмом. – Без ключа я буду вынуждена убить себя, не в силах предотвратить этого поступка.

Люсьен вцепился руками в одеяла. Не нравится ему эта клетка. А мысль о том, что Кронос вновь завладеет ею, и того хуже. Однако что еще ему предложить в обмен на жизнь Аньи?

Анья улыбнулась ему немного грустно, словно почувствовала его терзания. Минутой позже он понял, что так и было, потому что сам внезапно ощутил ее внутренний страх по поводу того, что он уже не выглядит таким здоровым, как прошлой ночью.

Их связь, должно быть, позволяет им чувствовать эмоции друг друга. Люсьен подумал даже, что если постарается, то сможет прочесть ее мысли.

– Вставай, секси! – воскликнула она с фальшивой бравадой и телепортировалась.

Он напрягся.

– Анья? – Куда она отправилась? И почему ушла? – Анья!

Едва он собрался двинуться по ее следу, как она вернулась с ворохом одежды в руках, которую и бросила ему.

– Я знаю, где Уильям хранит оружие. Хочешь одолжить?

Расслабившись, Люсьен кивнул.

Она изумленно заморгала:

– Правда? Не забывай, что это будет кража!

Уголки его губ изогнулись в ухмылке.

– Я понял, что не так уж возражаю против этого.

– Вот это по‑ нашему, Цветочек! – Она снова усмехнулась, и все признаки грусти исчезли, а Люсьен снова почувствовал себя так, будто только что покорил мир. – Должна сказать, что латание прорех в твоем образовании идет полным ходом.

– Это потому, что мой наставник – сильная и храбрая женщина, и я сделаю что угодно, чтобы доставить ей удовольствие. – Он быстро оделся и оказался рядом с ней, не желая допускать, чтобы их разделяло даже крошечное расстояние. – Она – все для меня, и ее счастье – мое счастье.