Словарь имен и реалий 9 страница

«Это не ты. Тебе это не нравится, ты ненавидишь того, в кого превратился».

Когда‑ то, целую вечность назад, он наблюдал за смертными, поражаясь тому, как отличалась его жизнь от жизни людей. Он часто жаждал смерти, но ему, скорее всего, придется жить вечно. Они же каждый день приближались на шаг к смерти, но обладали той жизненной силой, которой у него никогда не было. Они были слабы, он силен. И все же они не боялись смеяться и любить.

Любить, не задумываясь о том, что все может закончиться в мгновение ока.

Почему? Он долго искал ответ, но так и не нашел. И вот чем закончил, теперь он здесь, наслаждается воспоминаниями о мучениях одного человека и предвкушает следующую смерть.

Даже демону Ярости это не нравилось.

Аэрон не забыл, что сначала они с демоном пытались побороть страшные позывы убивать. Но боги победили, и Аэрон сдался. Теперь смерть струилась в его жилах, заменив собой кровь, и стала единственным смыслом его существования.

– Ты хочешь, чтобы я умолял тебя? – сухо спросил Рейес.

Хотел ли он? Аэрон улыбнулся, впервые за долгое время ощутив легкую радость. Возможно, и хотел бы. Гордый и несгибаемый, Рейес ни перед кем не склонял голову. И если он сделает это сейчас, значит, Аэрон обладает огромной властью над ним.

– Я хочу, – захлопал в ладоши Легион.

Рейес без колебаний опустился на колени.

– Прошу. – Его голос сделался хриплым. – Скажи мне, где они.

Легион захихикал, но Аэрон уже не улыбался. Он вдруг понял, что друг стоит перед ним на коленях, и его пронзил жгучий стыд.

– Ты любишь ее?

– Нет. – Рейес отчаянно покачал головой. – Я не могу.

Лжец! Ты должен. Зачем еще тебе так унижаться, делать то, чего никогда и ни для кого не делал? Даже для своих друзей.

Аэрон и Рейес были вместе в тот день, когда охотники обезглавили их друга Бадена. Они в ужасе увидели, как на воина напали сзади, закололи кинжалом и перерезали ему горло. Они с криками бросились к нему, охваченные яростью, отчаянием и желанием отомстить. Но не умоляли охотников остановиться. Не умоляли пощадить Бадена. Они просто атаковали врагов.

Спасла бы эта мольба хранителя Неверия?

Скорее всего, нет, подумал он, но разве они попытались? Они любили Бадена как брата, и его смерть окончательно уничтожила остатки человечности, которые им удалось отвоевать у своих демонов.

– О чем ты думаешь? – спросил Рейес, все еще стоя на коленях.

– О самой ужасной ночи в моей жизни, – признался Аэрон.

– О том, как мы открыли ларец?

– Нет, о Бадене.

Та страшная ночь навсегда запечатлелась в его сердце шрамом вины. Он виноват в том, что не защитил друга. Виноват в том, что наказал всего нескольких врагов, а затем отошел от войны между охотниками и Владыками, надеясь обрести покой в бесконечном хаосе и смерти. Покой, которого не заслужил.

«Я никогда никого настолько не любил, чтобы бороться за него, чтобы молить за него».

– Он был хорошим другом, – сказал Рейес. – Ему бы не понравилось то, что сейчас происходит.

– Он бы разочарованно посмотрел на нас своими желтыми глазами. Мы бы не обратили на него внимания, потому что он захотел бы, чтобы мы расцеловали друг друга и помирились, и он ударил бы нас кинжалом, чтобы привлечь к себе внимание.

– Он терпеть не мог, когда на него не обращали внимания.

– Да.

Они молча смотрели друг на друга. Рейес не шевелился, по‑ прежнему стоя на коленях. Он будет так стоять, пока Аэрон не скажет ему правду, теперь Аэрон в этом не сомневался.

Но если он расскажет Рейесу, где женщины, и Рейес спрячет их от него, Аэрону уже никогда отсюда не выбраться. И он никогда не станет прежним и будет вечно страдать, жаждя крови и смерти.

– Прошу тебя.

Легион, словно змея, соскользнул с плеча и устроился на коленях у Аэрона.

– Этто не весело. Почему мы не можжем поиграть? Поччему не можжем попить?

– Скоро, – ответил Аэрон. А затем обратился к Рейесу: – Скажи, чтобы девчонка подошла к клетке.

Рейес поднялся с колен. Он покачал головой, темные волосы взметнулись, а его черты исказила тревога.

– Нет. Она…

– Я здесь.

Услышав решительный женский голос, Аэрон наклонил голову. Рейес подскочил к ней, пытаясь закрыть собой и не давая войти в клетку. Аэрон нахмурился:

– Отойди. Я ничего ей не сделаю. – «Не сейчас».

Рейес некоторое время колебался, не двигаясь с места. Наконец он отступил в сторону, позволив Аэрону взглянуть на девушку. Она стояла около клетки, вцепившись в решетку побелевшими пальцами.

Ярость мгновенно пробудился в разуме Аэрона, пылая от нетерпения. «Действуй».

– Нет, – проскрежетал он сквозь стиснутые зубы.

«Действуй! Она здесь, она наша».

– Нет!

Легион потер его виски, и вопли Ярости утихли до шепота.

– Извините? – Даника перевела взгляд с него на маленького демона.

Рейес снова загородил ее собой, его тело напряглось в ожидании.

Нежные пальцы коснулись его плеча и осторожно отодвинули в сторону. Воин мог бы воспротивиться, и его напряженное лицо говорило о том, что он собирался это сделать, но все же уступил.

Аэрон снова оказался лицом к лицу с Даникой. Она была невысокой, едва доставая Рейесу до плеча. Ее лицо обрамляли белокурые волосы, а зеленые глаза сверкали, словно изумруды. Она гордо вскинула голову, словно королева, ожидающая, что все вокруг станут исполнять ее желания. Она была хрупкой, даже чересчур хрупкой, с ангельским лицом, но выражение этого лица не было нежным. От нее исходили сила и решимость.

– Ты все еще хочешь меня убить, – сказал он.

– Да. – Ее губы были красными и опухшими. Судя по всему, недавно ее кто‑ то страстно целовал.

Аэрон перевел взгляд на Рейеса. Его губы тоже опухли от поцелуев. Он бы никогда не подумал, что эта женщина могла бы понравиться демону Боли. И Боль тоже явно не ее тип. Но он с самого начала ощутил особенное напряжение между ними, как только эта женщина появилась в крепости. И теперь это напряжение лишь усилилось. Рейес даже сказал, что это его женщина.

Они были врагами, но все же стали любовниками. Как мило, мысленно усмехнулся Аэрон. И вдруг совершенно неожиданно почувствовал странную тоску.

Легион лизнул Аэрона в щеку, а затем скользнул вокруг его шеи и заполз на колени, где и улегся. Судя по всему, это было его любимое место. Он облизнулся раздвоенным языком, глядя на Данику, и скрипуче произнес:

– Знаю тебя. Хочешь игграть?

Она удивленно уставилась на него и покачала головой, словно отмахиваясь от досадной мысли.

– Ты видел меня вчера. Нет, не хочу.

Маленький демон искренне огорчился. Он прижался к груди Аэрона, его зеленые чешуйки слегка потускнели.

– Ты обидела Легиона, – прорычал Аэрон, сам не понимая, почему это его так задело. Чувствуя обиду демона, Аэрон снова готов был взорваться, его самообладание таяло. – А значит, разговор закончен. Убирайся.

– Простите меня! – вскричала Даника, с сочувствием взглянув на Легиона. – Я не хотела обидеть тебя. Правда. Это была… игра. Да, игра.

– Люблю иггры. – Существо снова развеселилось, вернув себе прежний ярко‑ зеленый цвет. – Ввидел тебя раньше. Не вчера.

И Аэрон тоже успокоился.

Даника покачала головой:

– Прости, но ты ошибаешься.

– Ты летаешь в пламени. Смотришь, как деммоны муччают мертвых.

Девушка снова удивленно уставилась на него, в ее глазах застыли ужас и недоумение.

– Да, но только во сне. Откуда ты знаешь? Ты видел мои рисунки? Постой, но это невозможно.

– Не отвечай, – приказал Аэрон Легиону. Ему пришла в голову идея использовать эту информацию как инструмент давления. И возможно, скоро ему удастся выведать секрет, которым явно владеет эта девчонка.

Пламя ада. Демоны. Ад – это дом Легиона и единственное место, где он мог ее видеть. Аэрон не знал, сумела ли девчонка как‑ то проникнуть в ад или Легион затеял очередную игру. Но впервые с того момента, как титаны спустились с небес и приказали ему убить Данику и ее семью, этот страшный приказ перестал казаться Аэрону абсолютно бессмысленным. Если девчонка могла проникать в преисподнюю, возможно, она способна проникнуть и в мир богов? Наблюдать за ними? А возможно, даже разгадывать их секреты?

Но тогда почему боги сами не уничтожили ее? Наверняка это не составило бы большого труда. Зачем перекладывать грязную работу на Аэрона?

Он взглянул на Рейеса, который побелел как мел. Судя по всему, те же мысли пришли и в голову друга. Если Данику схватят враги богов и заставят выдать небесные тайны, боги никогда не оставят ее в покое. Они не успокоятся, пока она не умрет.

Для нее не будет спасения.

– Я не… – Она потерла ладонью лицо, словно пытаясь сосредоточиться. Внезапно ее лицо застыло. – Перестаньте отвлекать меня. – Она снова уставилась на Аэрона. – Где моя семья?

– Мы можем договориться.

– Отлично. – Ни тени сомнения в ее голосе.

Аэрон увидел, как она медленно протянула ладонь сквозь решетку клетки и коснулась руки Рейеса. Их пальцы сплелись. Они искали утешения друг у друга, вдруг понял Аэрон. Одна молча попросила об этом, а другой безмолвно подарил ей поддержку. Интересно, они осознавали, что происходит?

– Что ты хочешь узнать? – спросила Даника, ее голос дрожал. Прищурившись, она откашлялась. А затем спросила снова, и теперь ее голос был ясным и твердым.

– Ты видела ад? И не лги мне. Одна ложь, и разговору конец.

Даника немного помолчала, словно взвешивая все возможные последствия.

– Как уже говорила, я видела его во сне, – ответила она наконец.

– Твоим близким тоже снится ад?

Она покачала головой, светлые пряди взметнулись в воздух.

– Они никогда об этом не рассказывали.

Даника слегка запнулась, но он притворился, что ничего не заметил. Если она солгала, он тоже солжет, но разговор должен продолжаться.

– Что…

– Мы договорились делиться информацией, – отрезала она. – Так что, твоя очередь. Где моя мать?

– В Штатах. В маленьком городке, в Оклахоме.

На прекрасном лице Даники отразилось огромное облегчение, и она закрыла глаза. По ее телу пробежала дрожь, и несколько слезинок скатилось по щекам.

Он не мог позволить себе растрогаться.

– Ты когда‑ нибудь видела во сне небеса?

– Да.

– Что ты…

Она снова покачала головой:

– Нет. Я ответила. Твоя очередь. Где моя сестра?

– Это скуччно, – со вздохом пробормотал Легион и, свернувшись калачиком на коленях у Аэрона, закрыл глаза.

– Твоя сестра вместе с матерью.

– О боже. – Еще одна слеза радости хрустальной капелькой проскользнула по ее щеке.

Аэрону показалось, что она вот‑ вот упадет, но Рейес не отпускал ее руку и поддерживал за талию. Она не сопротивлялась. Наоборот, приникла к нему.

И как они могли быть настолько близки?

Они абсолютные глупцы, и он не испытывает ревности.

– И что ты видишь, когда совершаешь эти путешествия во сне? – спросил он.

– Я вижу великое зло и абсолютное добро. Я вижу смерть и жизнь. Темноту и сияние радуги. Демонов, уничтожающих все вокруг, слышу страшные крики. Вижу ангелов, несущих свет, и слышу шелест их крыл и небесные песни.

Она умолкла, и Аэрон нахмурился. Ее рассказа не было достаточно для того, чтобы боги захотели уничтожить ее. И тем более поручить это ему. Он не мог понять, в чем заключался ее грех.

– Ты видела богов? Что…

– Моя бабушка? – перебила его она. – Где моя бабушка?

Он поджал губы, его сердце бешено колотилось, пот выступил на висках. Если он скажет правду, она уйдет, а он не готов ее отпустить. Пока нет. В его голове роилось еще множество вопросов.

– Я не удовлетворен твоим последним ответом. Скажи, ты видела богов?

И хотя Даника стояла достаточно далеко от него, Аэрон услышал, как она заскрежетала зубами.

– Я не знаю, видела ли их.

– Подумай! – завопил он.

Даника вздрогнула, и Рейес предупреждающе заворчал.

– Откуда мне знать? Я не верю в богов и богинь, я не знаю, как они выглядят и как разговаривают. – Ее дыхание сделалось прерывистым. – Я могла много раз видеть их во сне, но не знать, что это именно они.

– Помоги ей выяснить, – приказал он Рейесу.

Рейес напряженно взглянул на нее. Это напомнило Аэрону о той ночи, когда Рейес попросил его отнести Данику в город. Она не хотела лететь с ним, Рейес не хотел, чтобы Аэрон дотрагивался до нее, но смирился и не стал мешать, понимая, что это только к лучшему.

Для него желания и потребности друзей всегда были превыше собственных интересов. И всегда проявлял упорство, когда кто‑ то из его близких чего‑ то желал, даже если любимые люди потом начинали его ненавидеть из‑ за тех способов, которыми он добивался цели.

– Не стоит ничего утаивать, – сказал Рейес. Он отпустил ее руку и вышел из клетки, закрыв за собой дверь, а затем обернулся к ней: – Аэрон не нарушит свое слово. Скажи ему то, что он хочет узнать, и он расскажет о твоей бабушке. Что тебе недавно снилось? Что ты слышала? Нам нужны детали.

Она сглотнула и облизнула губы. По ее телу снова пробежала дрожь, и, отведя взгляд от своего мужчины, она уставилась на Аэрона:

– Там наверху ведь недавно была война?

У Аэрона отвисла челюсть.

Рейес шумно вздохнул. Он слегка отодвинулся и во все глаза смотрел на нее.

Значит, это правда. Она могла видеть, что происходило на небесах. Теперь ему стало понятно, почему ее приказали уничтожить.

– Да, – хрипло произнес Рейес. – Была война.

– Олимпийцы воевали против титанов? Кажется, они так себя называли.

– Да, – ответил Аэрон.

Кровь отлила от ее лица.

– Титаны победили, и олимпийцы оказались в темнице. По крайней мере, большинство из них.

– Да, – в унисон прошептали Аэрон и Рейес.

– Титаны пытаются найти какое‑ то оружие. Какой‑ то Владыка встречался с новым Капитаном Гвардии. Думаю, это новый предводитель его армии. – Даника продолжала говорить, слова лились из нее потоком, словно она боялась, что, замолчав, не сможет рассказывать дальше. – У них есть план. Капитан вернется на землю и станет наблюдать, выслеживать и ждать. Я не помню подробностей. Все подробности остаются в моих картинах. Я всегда стараюсь поскорее забыть эти сны.

– Картины? – хрипло произнес Рейес.

Даника кивнула, ее глаза затуманились от воспоминаний.

– Когда мне снится рай или ад, я всегда рисую свои сны, чтобы постараться избавиться от воспоминаний.

– И где сейчас эти картины? – спросил он и изо всех сил ударил в стену, так что Даника отшатнулась и вскинула руки.

– Несколько в моей квартире в Нью‑ Мексико. А большинство – в хранилище, которое я оплатила на год вперед.

Рейес отвернулся от нее и мрачно, выжидающе уставился на Аэрона.

Даника тоже посмотрела на него:

– Я все рассказала. Теперь твоя очередь. Расскажи о бабушке.

После ее признания он обязан сказать ей правду. И он не станет смягчать удар. Аэрон посмотрел ей прямо в глаза:

– Думаю, я убил ее.

Глава 13

Рим. Величественный город, овеянный древней историей, наполненный богатством, властью и удовольствиями. И потому неудивительно, что каждый человек, оказавшийся здесь, слышал, как поет ему невинное и безмятежное море, а небо напевает свой собственный мотив, тихую мелодию угасающего света.

Но Парис не ощущал безмятежности.

Он стоял на вершине храма Неназываемых рядом со своими друзьями. Они ждали. Этот зловещий храм, в котором ему время от времени чудились страшные крики мучеников, сливавшиеся с дивным пением моря, до недавнего времени находился на дне морском и был скрыт от человеческих глаз. Теперь здесь повсюду кишели рабочие, расчищая полуразрушенные коридоры, чтобы придать храму первоначальный вид. Они не знали, что боги собирались использовать этот храм в своих целях. Когда‑ то смертные поклонялись богам и приносили им жертвы на алтаре, и скоро все это повторится снова.

И желания людей никого не станут интересовать, в этом Парис не сомневался.

Появление этого храма и его двойника в Греции было лишь началом. По крайней мере, так он думал. Он был больше всех похож на человека, сильнее всех связан с миром людей по сравнению с другими Владыками Преисподней, и остальные воины только посмеялись бы над ним, если бы он высказал свое предположение об их новых повелителях – титанах. Но Парису нравилось думать, что его понимание человеческой природы помогало ему лучше разбираться в мире духов. Проведя так много времени среди смертных, он отлично изучил их чувства. Жадность, ревность, жажду любви.

Да, все‑ таки чувства смертных и богов отчасти совпадали.

Разве титаны не сгорали от жадности, желая получить власть, которая когда‑ то им принадлежала, не ревновали к олимпийцам, которые отняли у них щедрый урожай, появившийся благодаря их упорному труду? Разве не жаждали они обожания и поклонения, которого были лишены тысячи лет? Они слишком долгое время провели в темнице и теперь готовы были потакать любой своей прихоти.

И все же это озарение не помогло Парису. Он не смог найти ответ на вопрос, как с ними бороться. Они обладали поразительной властью, могли перемещаться из одного места в другое при помощи силы мысли, влиять на погоду и спокойно наблюдать за миром и его жителями, не чувствуя угрозы. Они могли проклясть, взмахнув одной рукой, а взмахом другой – подарить благословение. Парис хранил в себе демона Разврата. Этот демон слабел без плотских утех и не мог победить ни в одной схватке, кроме любовной.

Поэтому совершенно понятно, кто возьмет верх в этой битве.

Но если он станет бездействовать, его друзей могут уничтожить. Охотники, его самые ненавистные враги, могут превратиться в стражей мира и процветания. Парис подумал, что, возможно, костяшки домино уже выстроились именно в таком порядке и достаточно лишь малейшего дуновения ветерка, чтобы они начали падение, создавая вокруг невероятный хаос.

Но что он мог сделать?

Найти ларец Пандоры. Тогда Владык не смогут разлучить с их демонами. В противном случае он сам и его друзья погибнут, перестанут существовать физически или погрузятся в пучину безумия.

Парис чувствовал себя абсолютно беспомощным. Его переполняла тоска от ощущения собственной слабости. Он ощущал… пустоту. И все эти неприятные эмоции были обернуты в кокон горячей ярости. Его Сиенна мертва. Он сжег ее тело на погребальном костре, достойном воина, и развеял пепел. Она уже никогда не вернется.

И кто в этом виноват? Охотники? Боги?

Он?

Кого за это наказывать? Кого убить, чтобы отомстить за нее?

Око за око – так его учили с самого рождения. Если воин не смог наказать врагов за преступление, совершенное против него, они сочтут его слабым и будут бесконечно нападать, не сомневаясь в победе. Но что делать, если враг – это ты сам?

– Готовы? – спросила Анья.

Ее взволнованный голос отвлек Париса от раздумий. Воины, окружавшие богиню, возбужденно закивали в ответ. Они стояли в тени древних стен, не обращая внимания на бурную деятельность рабочих в храме. Люди собирали камни и осторожно отскребали мох.

– Тогда начинаем. – Анья провела руками по своим изящным бедрам, ее пальцы, унизанные сверкающими бриллиантами, обхватили талию. Она встряхнула длинными белыми волосами. – Советую вам, ребята, с должным уважением отнестись к моей силе и отблагодарить меня как следует, когда все закончится.

Все вокруг забормотали: «Да, Анья» и «Конечно, Анья». Даже Владыки побаивались ее.

И хотя, выбрав Люсьена, Анья потеряла большую часть своей силы, отдав свое сокровище за право быть рядом с любимым, она по‑ прежнему могла сотворить хаос и устроить сильный шторм одной лишь силой мысли.

Среди рабочих Парис насчитал пятерых охотников с татуировками бесконечности на запястье. Для Париса это была метка смерти. «Они виноваты в смерти Сиенны. Они заманили ее в свои ряды, забили ей голову своей ложью. Причини им такую же боль, какую испытала она». Он сжал кулаки.

– Вот что я делаю для своих мужчин, – пробормотала Анья, а затем направилась к толпе рабочих.

Парис заметил, как люди бросили все свои дела и замерли. Разговоры стихли, и наступила полная тишина. Все обернулись и пристально смотрели на ослепительную красавицу в короткой черной юбке и полупрозрачном кружевном топе‑ корсете.

– Простите, но кто вы? – спросил наконец один из мужчин. У этого человека не было татуировки на запястье. Невысокий, лысеющий, полноватый. На бейджике было написано его имя: Томас Хендерсон, Всемирное сообщество мифологических исследований. – У вас есть допуск?

– Конечно. – На ее чувственных губах заиграла улыбка, и она подняла свои изящные руки. – Иначе я не пришла бы сюда, сладкие мои.

Мужчина удивленно вскинул брови:

– Как вас зовут? Все, кто в списке, уже здесь, и я не помню, чтобы мне говорили о ком‑ то еще.

– Не стоит ничего проверять. Надвигается шторм.

Яркая молния внезапно прорезала небо, окрасив его полотно золотыми и пурпурными бликами. Поднялся сильный ветер, и волосы Аньи разметались в разные стороны.

– Вам следует вернуться домой.

Все мужчины смотрели на Анью в ужасе и с нескрываемым вожделением.

– Моя, – произнес Люсьен, и в его разноцветных глазах вспыхнула страсть.

Парис на мгновение закрыл глаза. «Я тоже этого хочу. Назвать кого‑ то моей».

Мэддокс точно так же смотрел на Эшлин. А Рейес – на Данику. Словно эти женщины заключали в себе целый мир. Но что это принесет Рейесу? Скорее всего, только горе. Смерть повсюду сопровождала эту женщину, и, кроме того, Сабин подозревал, что она заодно с охотниками и собирает для них информацию. О Владыках и о ларце Пандоры.

Вчера Сабин хотел убить ее. Он даже принес пистолет и собирался застрелить Данику, пока Рейес спал, чтобы спасти Аэрона от рока, более страшного, чем смерть. Но Люсьен остановил его. Каким‑ то непостижимым образом присутствие Даники смягчало жажду боли Рейеса. С момента ее появления он ни разу не спрыгнул с крыши крепости и не пытался как‑ то еще свести счеты с жизнью. Да, он по‑ прежнему резал себя кинжалом, но жажда смерти исчезла.

А большего и желать нельзя.

Они все этого хотели: покоя после вечности войн, мучений и крови. И как можно было сознательно лишить этого чуда своего друга? И потому оставили Рейеса одного с этой женщиной. Впрочем, не совсем одного. Торин, Кейн, одержимый демоном Бедствий, из‑ за которого, где бы он ни оказался, постоянно перегорали лампочки и сыпалась с потолка штукатурка, а также Камео остались в крепости следить за мониторами компьютеров и охранять дом от вторжения неприятеля. И еще Уильям. Однако Парис сомневался, что от него был бы какой‑ то прок в случае неприятностей.

Насилие, Болезнь, Бедствия и Печаль собрались вместе. Что ж, должно быть, им весело, подумал Парис. Улыбаясь, он покачал головой. Сиенна была бы рада заполучить эту информацию в свои изящные ручки. Она бы…

Веселые мысли разом улетучились, и он еще больше замкнулся в себе и мрачно нахмурился. Он должен перестать о ней думать. Она мертва. И развеяна по ветру. К тому же она была его злейшим врагом.

Крупные капли посыпались с неба, как стрелы, ударяясь о землю, но не причиняя вреда воинам, лишь забрызгав гладко отполированные ботинки Париса. А затем с небес обрушился крупный град.

– Скорее! – закричал кто‑ то.

– Буря усиливается! – прокричал кто‑ то в ответ.

Раздались торопливые шаги. Люди кинулись к своим лодкам. С каждой секундой ливень становился все сильнее, заслоняя все вокруг непроглядной водной пеленой. Золотые зигзаги молний вспыхивали и перекрещивались в небе в безумном танце. Оглушительные раскаты грома сотрясали все вокруг, пыль и щепки кружились в воздухе.

Буря Аньи была живой, наполненной особым магнетизмом. Тело Париса напряглось в ожидании. Он на мгновение закрыл глаза, отчаянно желая, чтобы эти электрические разряды поразили его тело, уничтожив очерствевшего мужчину, в которого он превратился, вернув ему прежнюю легкость и беззаботность.

Когда последние люди выскочили из храма, буря усилилась… и, переместившись к храму, накрыла его куполом. Сквозь непроглядную пелену дождя невозможно было ничего различить, и никто не смог бы увидеть воинов, обыскивающих здание. Даже с воздуха.

– Все понятно? – спросила Анья.

– Понятно, – откликнулся Люсьен.

Она медленно опустила руки. Дождь и град прекратились, оставшись за пределами купола. Гром стих.

Когда буря прекратилась, Парис внимательно оглядел окрестности. Он заметил, как что‑ то серебряное блеснуло из‑ за одной устоявшей на месте мраморной стены. Дуло пистолета. Нетерпение обожгло его изнутри, и он сжал собственный пистолет. Охотник.

Тысячи лет он уступал место в сражениях Сабину и его команде. Он старался жить правильной жизнью, не творить зла и раскаиваясь в собственных ошибках. Ведь когда‑ то он стал одним из тех, кто погрузил мир в темноту и отчаяние, освободив демонов Пандоры. Он не заслуживал ничего хорошего.

Но теперь прошлые грехи больше не имели значения. Он ненавидел охотников больше, чем самого себя. А после Сиенны…

– Охотник, – пробормотал Люсьен, держа наготове кинжалы. – Один.

– Он мой, – заявил Парис.

– Я его вижу, – заметил Сабин, – и не понимаю, почему именно тебе должен достаться этот лакомый кусочек.

– Он мой, – повторил Парис.

Сабин вытаращил глаза.

– Чуть раньше я насчитал шестерых и готов поспорить, что все они затаились где‑ то здесь и ждут.

Шестеро?

– Я насчитал пятерых.

– Ты ошибся, – ответил его друг, проверив магазин своего пистолета.

– Но ни один из них наверняка не взял с собой пистолет, – заметил Гидеон.

Отлично. Перестрелка.

Парис пытался избавиться от воспоминаний, так некстати нахлынувших на него: смертельные выстрелы, свист пуль, женский крик боли.

– Они нас не видели, а иначе уже начали бы стрелять.

Люсьен ничего не ответил. Он исчез, а затем мгновенно появился рядом с Аньей и что‑ то тихо ей сказал. Анья кивнула, и тут же вокруг нее образовался высокий вихрь, создавая непроницаемую стену между охотниками и Владыками.

Раздался первый выстрел, пуля просвистела в воздухе. Но, ударившись о стену из ветра, упала на землю, никому не причинив вреда.

Люсьен тут же оказался рядом с Парисом, а Аньи нигде не было видно. Хотя откуда‑ то издалека раздались ее протестующие крики:

– Ты обманул меня. Эта стена нужна для того, чтобы защитить вас, а не меня.

Вероятно, Люсьен вернул ее домой или поднял над куполом, чтобы продолжать поддерживать бурю. Раздался еще один выстрел, и один из охотников завопил:

– Демоны!

– Они пришли, – весело произнес кто‑ то в ответ. – Удача нам улыбнулась.

– Вы знаете правила.

Третий выстрел. Стена из ветра исчезла. Камни посыпались из стены, и пыль взвилась столбом, когда пуля ударилась в стену прямо над плечом Париса. Он припал к земле.

– Пойдем в разные стороны, – сказал Люсьен, – и встретимся в центре храма, когда убьем их всех.

– Пусть кровь льется ручьем, – пробормотал Парис и встретился взглядом со Страйдером, у которого были такие же голубые глаза, как и у него.

Страйдер был одержим демоном Поражения и не мог проигрывать ни при каких обстоятельствах.

– Нам нужен один живой охотник для допроса, – сказал ему Страйдер.

– Ты просишь о чуде.

Пули посыпались градом, создавая вокруг невообразимый хаос. Страйдер улыбнулся, и этот угрюмый оскал совершенно не вязался с его хорошеньким мальчишеским лицом. Он указал на всегда молчаливого и сдержанного Амана, темной молнией промелькнувшего в сгущающейся тьме, который поднял свое оружие.

– Вы выйдете, трусы?! – прокричал один из охотников.

– Попробуй нас достать, – ответил Страйдер. – Если сможешь.

Парис понимающе кивнул и тоже вынул оружие. Они должны взять одного врага живым. Если получится. Держа в руке полуавтоматический пистолет, он сомневался, что сможет вовремя остановиться и сохранить охотнику жизнь.

Страйдер двинулся вперед, пригибаясь к земле, и скрылся за кустом. Несколько мгновений спустя по острову разнесся крик, полный боли и ужаса. Один готов. Осталось пятеро.

Слыша собственное дыхание, шумом отдающееся в ушах, Парис рванулся вперед. Аман ринулся следом, и они пробрались через полуразрушенные стены и поползли по покрытому мхом полу храма. Парис увидел их цель, человека, мимо которого прошел бы по улице не задумываясь. Высокий. Обычное лицо. Среднее телосложение. Однако страшный, наполненный ненавистью взгляд мгновенно выдал в нем врага.

– Всегда надеялся, что мне посчастливится встретиться с тобой. И убить тебя. – Улыбаясь, он направил дуло пистолета в ногу Париса.

Парис не стал наклоняться, понимая, что именно этого от него и ждет охотник. Большинство людей в таком случае наклонялось, но тогда пуля угодила бы прямо ему в сердце. Поэтому Парис подпрыгнул и ринулся на стрелявшего, собираясь схватить его. Пуля попала ему в ногу. Боль оказалась сильной, но вполне терпимой.

Он врезался в охотника, и они покатились по земле, ударяясь о камни, пыль осыпала их лица. В этот момент подоспел Аман и выстрелил негодяю в шею.

Поначалу охотник продолжал бороться, словно не ощутив выстрела. Но когда Парис ударил его в лицо, сломав кулаком нос, противник даже не смог поднять руку, чтобы коснуться своего лица. Наконец он замер, и Парис поднялся тяжело дыша.