ПОЛОВИНКИ 3 страница

– Э‑ э… Наверное. – Игорь снова взглянул на часы. – Но почему вас это интересует?

– Дело в том, что я профессор психологии… –

Сан Саныч правильно истолковал резкий взгляд Тареева и замахал руками: – Нет‑ нет, не волнуйтесь, Игорь, я на пенсии и давно не практикую. Более того, не пишу научных трудов, так что можете быть абсолютно спокойны – вы не являетесь объектом исследования.

– Тогда к чему ваши вопросы?

– Проклятая привычка, – обезоруживающе улыбнулся старик. – Я специализировался в семейной психологии. В том, что обычно называют любовью.

– Интересно, – обронил Тареев.

– Очень интересно, – охотно согласился Сан Саныч. – Игорь, вы позволите задать еще один вопрос?

– Последний?

– Как захотите.

– Задавайте.

– Вы полюбили ее с первого взгляда?

– Можно сказать и так, – медленно ответил Тареев, машинально припоминая первую встречу с Маринкой.

Она представляла интересы крупного инвестора и пытала Игоря по каждому пункту контракта. А он путано отвечал, отчаянно пытаясь совладать с эрекцией – строгий деловой костюм превосходно подчеркивал изысканную красоту Марины. После подписания договора Игорь послал прелестному юристу огромную корзину роз и пригласил в Большой на премьеру.

– Мне хорошо с ней.

– Насколько хорошо?

– Очень.

– Вы принимаете снотворное? – неожиданно спросил Сан Саныч, внимательно глядя в глаза Тареева.

Глядя внимательно и профессионально. До сих пор Игорь видел такой взгляд лишь однажды, на приеме у крупного медицинского светила, врача от бога. Старик смотрел внутрь Тареева, видел насквозь, и лгать ему было бессмысленно.

– Принимаю, – кивнул Игорь. – Почти… Да какое «почти»? Каждый вечер принимаю. – Он пожал плечами. – Я устаю. Бизнес. Закрываю глаза и вижу монитор с таблицами. Или продолжаю переговоры. Если бы не снотворное, я бы проводил на работе двадцать четыре часа в сутки. А так удается поспать.

Сан Саныч понимающе посмотрел на Тареева, отвел взгляд, медленно провел пальцем по столешнице.

– А в те дни, когда вы ночуете с Мариной, вам тоже приходится пить снотворное?

– Конечно, – пожал плечами Игорь. И только потом понял смысл вопроса. Прищурился. – Разве это важно?

– Если вам действительно хорошо с этой женщиной, то неважно, – задумчиво произнес старик. – В конце концов, современные средства не вызывают привыкания и гарантируют спокойный глубокий сон.

– Мне нужны таблетки, чтобы успокоиться. Какая разница, с Маринкой я засыпаю или нет?

– Вы прекрасно ответили на свой вопрос, – вздохнул Сан Саныч. – Нет разницы. С любимой вы засыпаете или нет. Вы ни минуты не слушали ее во время обеда и едва заметили, что она ушла.

– У меня сложный день.

Но старик не слышал Тареева.

– Вы прекрасная пара. Успешные, красивые, яркие, но где искра? Где огонь? Помните старую легенду? О том, что каждый человек лишь половинка чего‑ то целого и должен найти свою вторую часть? Вторую половинку своей души.

– Я свою половинку нашел, – твердо заявил Игорь.

Но Сан Саныч вновь не отреагировал на его слова. Старик говорил негромко, но очень искренне. Не поучал, а скорее рассуждал, могло даже показаться, что Сан Саныча не очень‑ то и волнует, слушает его Тареев или нет.

– Ошибиться невозможно. Свою половинку нельзя воспитать, вырастить, притереться к ней. Ее можно только найти. Кому‑ то везет, он встречает свою судьбу в школе, в институте, в соседнем подъезде. Кто‑ то ищет всю жизнь, заводит семью, детей, но так и остается один. Кто‑ то не ценит свое счастье и легко расстается со своей половинкой, а кто‑ то… – Старик жестко посмотрел на Игоря. – А кому‑ то не следует ее искать.

Тареев вздрогнул – настолько откровенным был взгляд Сан Саныча.

– Даже так? Не следует искать?

– Да, не следует искать.

– Но я уже нашел. Старик покачал головой.

– Игорь, сколько раз вы бросали все дела ради того, чтобы приехать к Марине среди дня и взять ее за руку? Потому что соскучились?

Тареев честно попытался представить себе эту картину: он мчится в офис к Маринке, врывается в переговорную и берет девушку за руку.

– Но это безумие.

– Разве не безумие делает нас настоящими людьми?

– Это говорит психолог?

Сан Саныч пропустил язвительное замечание мимо ушей.

– Один совет на прощание, Игорь. Когда встретите свою вторую половинку – бегите. Плачьте, стискивайте зубы, изнывайте от тоски, но бегите. Бегите изо всех сил.

Старик поднялся, поклонился с церемонной старомодностью и медленно направился к дверям. Удивленный Тареев только развел руками. Странная встреча, странный разговор, странный совет. Нет, ребята, психологам, даже бывшим, надо запрещать покидать пределы клиник. Они от своих клиентов такого набираются, что к нормальным людям их подпускать нельзя. «Бегите изо всех сил! » Идиот! Игорь усмехнулся, тоже встал из‑ за столика и, уже подходя к дверям, услышал недовольный голос одного из посетителей:

– Черт побери, где мой бифштекс? – Румяный мужчина удивленно смотрел на тарелку. – Я отрезал всего кусочек!

– Ну, ты проглот, – захохотали спутники румяного. – Слопал мясо и не заметил.

– Не завтракал сегодня?

– Черт, я же говорю – только начал есть! – Мужчина ошарашенно огляделся, словно пытаясь найти вора. – Один кусочек отрезал!

Бывшей звезде вполне удавалось зажигать. Потрепанный мачо радостно скакал по небольшой сцене, вертелся вокруг подтанцовывающих девочек и вполне правдоподобно делал вид, что вытягивает ноты самостоятельно. Повзрослевшие фанатки бушевали на танцполе и требовали старых хитов. Кумир

счастливо улыбался и исполнял. Игорь, задумчиво потягивающий за столиком коктейль, с улыбкой наблюдал за раскрасневшейся Маринкой, лихо извивающейся перед эстрадой в компании ровесниц.

– Девчонки в восторге, – усмехнулся Боря, кавалер Светы. – Даже о нас забыли.

– Я не против, – рассмеялся Тареев. – Не хватало еще плясать под такую музыку…

И резко замолчал, поймав на себе взгляд незнакомой девушки.

Нет, скорее девочки. Хрупкой, еще немного угловатой, в дешевом зеленом платье и с косичками. С двумя косичками! Она стояла у бара и не сводила глаз с Игоря. Тареев отвернулся, вновь приложился к бокалу, но взгляд незнакомки манил, притягивал, и Игорь снова обернулся к стойке. Она по‑ прежнему стояла у бара. И по‑ прежнему смотрела прямо на него. И даже сквозь, клубный полумрак Тареев сумел разглядеть огонь в ее глазах. Пленительную искру, заставившую учащенно забиться сердце. «Что за черт? Я ее знаю? »

– Гарик, ты кого там увидел? – Боря допил коктейль и немедленно приступил к следующей дозе. – Слушай, я анекдот вспомнил…

Оторваться от глаз незнакомки было невозможно. Игорь резко поднялся на ноги.

– Боря, я сейчас. Там знакомые… кажется… надо поздороваться.

Он потерял девушку из виду всего на мгновение, но этого оказалось достаточно. Когда Тареев добрался до стойки, хрупкой обладательницы детских косичек там уже не было. «Я пьян? » Еще глоток коктейля из предусмотрительно захваченного с собой бокала – и… Игорь чуть не поперхнулся – девчонка

стояла в противоположном конце помещения. У выхода. Дешевое зеленое платье до колен, узкие плечи и глаза… Глаза, которые накрыли Игоря с головой. У него задрожали руки. «Да что происходит, черт побери?! » Девушка медленно повернулась и вышла из зала. Тареев машинально сделал шаг следом.

– Ищешь кого? – Маринка обняла Игоря за шею. – Пойдем потанцуем.

– Мне что‑ то не очень… – Тареев поставил недопитый бокал на стойку, рассеянно поцеловал подругу в щеку. – Марин, я выйду на улицу, подышу.

Она удивленно хлопнула ресницами.

– Тебе плохо? Давай уедем.

– Пройдет… – Игорь потер лоб. – Если не пройдет – уедем. Я скоро.

Освободился от объятий и, на ходу закуривая сигарету, быстро направился к дверям.

Она стояла рядом с его машиной. Худенькая, угловатая, с двумя косичками. «Интересно, как ей удалось пройти фейс‑ контроль? В этот клуб малолеток не пускают». Игорь докурил сигарету, растоптал каблуком, подошел к машине и, не глядя на девушку, отрывисто спросил:

– Как тебя зовут?

– Настя.

– К тебе или ко мне?

– К тебе.

– Садись.

Они молчали всю дорогу. Они встретились, что еще нужно? Могучий консьерж кинул на Настю удивленный взгляд: новая знакомая Тареева не соответствовала обычному уровню его подруг, но высказаться не посмел. Игорь провел Настю к лифту, нажал на кнопку своего этажа, а оказавшись в коридоре, кивнул на дверь.

– Сюда.

Первое слово с тех пор, как машина покинула стоянку клуба.

В обширном холле тареевской квартиры Настя нерешительно остановилась, но Игорь взял девушку за руку и молча, уверенно провел в спальню. Она не протестовала. Только попросила:

– Не включай свет.

Он подчинился, одернул потянувшуюся к выключателю руку и принялся молча раздеваться. Пиджак, сорочка, брюки… Вопреки обыкновению, Игорь не складывал одежду, а швырял ее на пол. Резко стаскивал и швырял, грубо, почти зло, словно дорогие тряпки были в чем‑ то перед ним виноваты. Тареев не мог понять, что с ним происходит. Какая сила заставила его, хладнокровного и расчетливого бизнесмена, бросить любимую женщину и приехать домой с этой тощей и не очень красивой замухрышкой? Он не мог понять. Не мог объяснить. Но и не мог поступить иначе. Сердце, сорвавшееся с цепи в клубе, разрывало изнутри грудь и подсказывало, кричало: «Это она! »

Она?

Что за безумие?

А разве не безумие делает нас настоящими людьми?

Раздевшись, Игорь обернулся к девушке и замер.

Настя робко стояла около кровати. Тоненькая, хрупкая, немного угловатая. Она развязала косички, и пшеничные волосы рассыпались по узким плечам. Маленькие острые груди торчат в разные стороны, длинные пальцы закрывают треугольник волос вни‑

зу живота, а на шее бешено пульсирует крохотная жилка. Настя стояла в нескольких шагах от Игоря, свет в спальне он так и не включил, но даже в непроглядной тьме Игорь видел и сморщенные соски, и огонек в серых глазах, и крохотную, едва уловимую жилку на шее. Он видел так отчетливо, будто девушка стояла совсем рядом. Видел так, будто ее озаряло волшебное сияние. И он понял, что даже если закроет глаза, то все равно увидит каждую черточку Насти. Каждый ее волосок, каждую родинку.

И, едва ли не впервые в жизни, Игорь почувствовал робость наедине с женщиной. Молчаливая уверенность, с которой он вез Настю домой, сменилась юношеской застенчивостью, ожиданием… – нет, пониманием! – приближающегося чуда. Пониманием, что этот раз станет особенным.

– Я тебя вижу.

. Игорь откашлялся.

– Я знаю, – очень тихо ответила Настя. И улыбнулась.

Он подошел, взял ее руку и нежно, очень‑ очень нежно, поцеловал тоненькие пальцы. Девушка закрыла глаза, судорожно вздохнула и прильнула к Игорю. Он понял, что дрожит. Не от возбуждения. От счастья. От волшебного ощущения слияния с женщиной. Он поцеловал каждый пальчик Насти, поцеловал пшеничные волосы и маленькие розовые ушки. Он медленно увлек ее на кровать, он гладил ее острые груди, плоский живот, узкие бедра. Он наслаждался прикосновениями к прозрачной коже и сухой сладостью ее губ. Игорь не говорил ничего, молчал, но знал, что Настя слышит стук его сердца, дрожь пальцев и шепот дыхания. Слышит и читает их, как открытую книгу. Зачем слова, если его прикосновения и ее горящие глаза говорили больше, чем тысячи признаний и многословных объяснений.

И когда он понял, что пришло время, то медленно вошел в Настю, замер, почувствовав сопротивление, но продолжил движение, стараясь быть аккуратным и нежным.

Он был первым.

У Марины имелся ключ от квартиры, и ее прекрасно знала охрана. Открыв дверь, она прошла по коридору, услышала шум воды в ванной и остановилась, тяжело прислонившись к стене. Ее переполняли обида, ярость, ненависть, но Марина ни за что бы не ворвалась за закрытую дверь, из‑ за которой доносились негромкие голоса, мужской и женский. Она и без того была достаточно унижена.

Марина стояла, кусала губы и изо всех сил старалась сдержать слезы. За дверью выключили воду, и через некоторое время из ванной вышел Игорь, держа на руках худую белокурую девушку.

– Я так и думала, – хрипло произнесла Марина.

Тареев молча посмотрел на бывшую подругу. Красивая, красивая до боли. Чуть‑ чуть силикона в губы и грудь, фитнес и диеты, тряпки из бутиков и коллекционные туфельки. Красивая до боли и чужая. Сейчас – чужая абсолютно. А раньше?

Марина сделала два шага и сильно ударила Игоря по шеке.

– Мерзавец! Дрянь! – Он продолжал молчать. Еще удар. Его щеки стали красными. Из ее глаз потекли злые слезы. – Какой же ты мерзавец! Отпусти эту тварь!

Игорь качнул головой, крепче прижал к себе дрожащую Настю:

– Нет.

Марина швырнула ему в лицо ключи от квартиры. Острое железо оцарапало щеку, но Тареев даже не вздрогнул. Марина плюнула в него и третий раз ударила по щеке. Он только опустил глаза. И не поднимал взгляд до тех пор, пока рыдающая Марина не исчезла за громко хлопнувшей дверью. Только после этого Игорь отнес Настю в спальню и опустил на кровать.

– Хочешь вина? Фруктов?

– Принеси, пожалуйста, воды.

– Воды?

– Из‑ под крана.

Она жадно выпила целый бокал простой воды из‑ под крана, забралась под одеяло и прижалась к Игорю всем телом.

– Я счастлива.

– Мы… – Он обнял узкие плечи и зарылся лицом в пшеничные волосы. – Мы счастливы, Настя. Мы.

И впервые за много лет Игорь заснул почти сразу, едва закрыв глаза. Заснул спокойным, безмятежным сном. Заснул без помощи снотворного.

Он проснулся один. Совершенно один в огромной пятикомнатной квартире. Он открыл глаза и понял, что Настя ушла. Не выскользнула в ванную или на кухню, чтобы сварить утренний кофе, а ушла, покинула его дом.

Навсегда? Вопрос напугал Игоря. Нет, разумеется, нет. Она ненадолго отлучилась. В институт или на работу. Или домой, успокоить родителей. Настя обязательно перезвонит, скажет, где они встретятся, он услышит ее голос… Но Игорь не мог ждать, не мог полагаться на случай, не мог отсчитывать мгновения тоскливого ожидания.

– Я должен найти ее, – твердо заявил Тареев своему отражению в зеркале ванной. – Немедленно.

Но как? Что он знает, кроме имени? Примерный возраст? Внешний вид? Не слишком ли мало информации, чтобы отыскать любимую в десятимиллионной Москве?

Любимую? Игорь не сразу понял, что назвал Настю любимой. Конечно, любимую! Единственную! Половинку… И застыл, забыв вытащить изо рта зубную щетку.

«Половинка. Женщина, предназначенная для меня. Кусочек меня самого».

Тареев вымыл щетку и сполоснул рот. Имел ли смысл вчерашний разговор? Встреча с психологом на пенсии: совпадение или нет? Игорь вытер лицо, аккуратно повесил полотенце на крючок и вышел из ванной. Вероятность совпадения – мизерная.

А раз так, он знал, где искать Настю.

– Игорь Александрович, от Манаяна звонили уже три раза. «ТехЭнергоЭкспорт» упал еще на девять пунктов…

– Зина, я приеду не раньше обеда. Я заболел. У меня личные проблемы. Я на важных переговорах, все понятно?

– Вы будете в обед, – слегка обиженно повторила секретарша.

– Правильно.

Тареев убрал телефон в карман, вошел в кафе и внимательно оглядел зал.

Они сидели за самым дальним столиком. Настя, все в том же дешевом платьице, и Сан Саныч, в старомодной тройке. Девушка завтракала – перед ней стояли две тарелки, с омлетом и десертом, и бокал с соком. Психолог‑ пенсионер ограничился чашкой кофе. Игорь молча подошел к столу, без приглашения присел и коротко, почти враждебно, поинтересовался:

– Что все это значит?

– Я не могу обвинять тебя, Настя, – ровным голосом произнес Сан Саныч. Он проигнорировал появление Тареева и спокойно продолжал начатый до появления Игоря разговор. – Но считаю, что ты поступила неправильно.

– Мы созданы друг для друга, – ответила девушка. – Мы половинки.

И продолжила завтракать. Пирожное, дожидавшееся своего часа на второй тарелке, было надкусано, словно Насте не терпелось попробовать сладкого. А на бокале с соком Игорь заметил след губной помады.

– Ты должна думать не только о себе, – глухо проронил Сан Саныч.

Настя доела омлет, вытерла губы и только после этого сказала:

– Теперь уже ничего не исправить.

– Да, – согласился старик, – теперь уже поздно.

– Объясните, в чем дело? – угрюмо поинтересовался Тареев.

– Я не могу. – Сан Саныч вздохнул и поднялся на ноги.

– Далеко собрался?

– Игорь, он не может тебе ничего рассказать, – негромко проговорила девушка.

– Не может или не хочет?

– Не может. Ему запрещено.

– Кем?

Сан Саныч медленно побрел к выходу из кафе.

– Что происходит? – Тареев пристально посмотрел на девушку.

Она не отвела взгляд, но ответила не сразу, видимо, пыталась подобрать правильные слова:

– Игорь, я… Я не знаю, кто я и кто мои родители. У меня нет дома, нет семьи, нет документов. Единственное, что связывает меня с миром, – Сан Саныч.

Психолог на пенсии. А она? Бывшая пациентка? Или нынешняя? Тареев жестко посмотрел на девушку, на надкусанное пирожное, на испачканный красным бокал. Снова на девушку – помады на ее губах не было.

– Что ты ешь?

– То, что принес Сан Саныч. – Ее голос дрогнул. – Он ворует и кормит нас украденной едой. Ничего другого нам нельзя.

– Вас? Кого вас?

– Меня и… Нас четверо, сейчас четверо… Настя наконец решилась, собралась с духом и

заговорила быстро, торопливо, словно боясь, что Игорь поднимется и уйдет. Оборвет ее монолог. Не дослушает. Рассмеется. Она говорила быстро, но убежденно, без малейшего сомнения в словах:

– Самое сильное проклятие на Земле – материнское. Самое тяжелое, самое ужасное. Ни одна мать не должна желать вреда своему ребенку. Ни при каких обстоятельствах! Это главный закон. Вечный закон. Один из принципов мира. И если его нарушить, последствия будут страшными.

– Что за сказки? – пробормотал сбитый с толку Тареев.

– Люди делали все, чтобы забыть слова проклятой формулы. Никто, ни темные колдуны, ни ведьмы, ни шаманы, никто не рисковал связываться с этим страшным заклинанием. Материнское проклятие бьет по всем, кто к нему прикоснется, и его формула давно исключена из книг. Но иногда ее произносят. – Настя всхлипнула. – По незнанию, случайно. Я верю – случайно! Иногда, в пылу ссор, матери невольно озвучивают древнюю формулу, не понимая, что она работает! Не думая… – Губы девушки дрожали все сильнее, но она старалась не сбиваться. – Ребенка, на которого легло материнское проклятие, ждет страшная участь. Особенно некрещеного ребенка, за которого совсем некому заступиться. Проклятый родной матерью, он становится отверженным, парией.

– Настя, Настя! – Игорь потянулся и взял девушку за плечо. – О чем ты говоришь? Что за ерунда? Какие колдуны? Какая формула?

– Моя мать прокляла меня, – бесцветным голосом продолжила Настя. – Случайно! Конечно, случайно, она не понимала, что творит, но теперь никто не в силах отменить действие формулы. Я помню этот день. Я помню, как испугалась, услышав ее слова. – Девушка взяла бокал, на котором остался след чужой помады, и сделала глоток сока. – Я плакала всю ночь. – Еще один глоток. – Я плакала очень тихо, под одеялом, чтобы никто не слышал. – Настя поставила бокал на стол. – А утром пришел старик, Сан Саныч, и увел меня с собой. Ребенку, носящему материнское проклятие, запрещено оставаться в родном доме.

– При чем здесь старик? – нахмурился Тареев. – Сан Саныч обязан заботиться о нас. Таково

его наказание.

– За что?

– Он подарил формулу людям. – Девушка помолчала. – За это ему никогда не будет прошения.

Тареев покачал головой, огляделся – к счастью, слова Насти не долетели до соседних столиков, и переспросил:

– Вечно?

– Сан Саныч дает нам кров, ворует для нас еду и одежду. Он обязан заботиться о детях, которые прокляты из‑ за него.

Игорь посмотрел на красный ободок на стекле бокала.

– Ворует еду?

В памяти всплыла вчерашняя сценка в кафе: " Официант, где мой бифштекс? » А взгляд Тареева нашел надкусанное пирожное.

– Мы имеем право только на проклятую пищу, только на проклятую одежду… – Настя опустила голову. – У меня никогда не было платья, купленного для меня, понимаешь, именно для меня! Все, что приносит Сан Саныч, – чужое. Проклятое воровством. Мы не имеем права ни на одну чистую вещь. – Она подавила рыдания, глубоко вздохнула и совсем тихо закончила: – Прости, что я к тебе пришла.

Бред, бред, девчонка явно больна! Шизофреничка! Плюнуть и бросить! Как там говорил Сан Саныч:

«Когда встретите свою вторую половинку, бегите изо всех сил! »

Тареев закурил сигарету и посмотрел на Настю. На недопитый сок в бокале, испачканном чужой губной помадой, на надкусанное пирожное, на дешевое платье.

«Моя вторая половинка? »

Вчера он равнодушно наблюдал за истерикой Марины, а сегодня всерьез выслушивает идиотский рассказ Насти.

«Моя вторая половинка? Бросить ее? »

Игорь понял, что не уйдет, что не оставит девочку. И вряд ли Настя больна. Судя по всему, ей искусно внушили эту историю. Внушили качественно, профессионально, чувствуется рука опытного психолога. Сан Саныча, например.

– Ты мне не веришь? – Девушка в упор посмотрела на Игоря.

Он нежно провел пальцами по ее щеке.

– Я не уйду.

И увидел, как вспыхнули ее глаза. Можно ли подделать ТАКОЙ огонь?

– Я хочу во всем разобраться. – Тареев понял, что не только не уйдет, но никогда больше не отпустит Настю. Больна она или обманута – он хочет смотреть в ее глаза всю жизнь. Вторая половинка.

– Сейчас поймаем такси, и ты поедешь ко мне домой, – приказал он, торопливо царапая на вырванном из записной книжки листке. – Вот ключ. Записку отдашь охране, и тебя пропустят.

Она безропотно взяла ключ, обрывок бумаги. Кивнула.

– Хорошо.

– Я приеду вечером, поужинаем и решим, что делать дальше.

– Я не могу есть то…

– Да, я помню… Я украду для тебя еду.

– Не волнуйся, Гарик, если за девочкой что‑ нибудь есть – узнаем в два счета. – Петр Круглов, когда‑ то однокашник Тареева, а теперь майор милиции, весело посмотрел на старого друга. – А все‑ таки, к чему такие сложности? Раньше ты досье на подружек не собирал.

Игорь задумчиво посмотрел на бокал, с которого эксперты Круглова сняли отпечатки пальцев Насти. Посмотрел, помолчал и коротко ответил:

– Странная она.

– Наркотики принимает?

– Вроде нет.

– Ключи от квартиры просила?

– Э… Я сам их дал.

Круглое удивленно поднял брови:

– А как же Марина?

Петр был хорошим другом, очень хорошим и достаточно близким, но сейчас Игорь не испытывал желания рассказывать о своей личной жизни кому бы то ни было.

– Марина… э‑ э… все знает.

От более развернутого ответа Тареева избавил мелодичный перезвон компьютера – пришел ответ на запрос. Круглое, понявший, что Игорь не собирается откровенничать, выразительно покрутил пальцем у виска и уставился в монитор.

– Та‑ ак, Анастасия Крючкова. – Резко замолчал. Быстро пробежал глазами текст, нахмурился и

жестко посмотрел на Тареева. – Откуда ты знаешь эту девочку?

– Она преступница?

– Она числится среди пропавших без вести.

– Мне передали визитку, Игорь Александрович. – Елена Крючкова внимательно посмотрела на Тареева. – Конечно, я слышала о ваших успехах, но, если мне не изменяет память, у нас не было совместных проектов. – Она чуть улыбнулась. – И не будет.

Крючкова держалась с потрясающим самообладанием и великолепно выглядела: ухоженное лицо, идеальная прическа, тщательный маникюр и немножко драгоценностей. Дорогая женщина в дорогом санатории, дорогая женщина в косметологи ческой клинике… Но Тареев знал правду: дорогая женщина безнадежно больна. Из ЦКБ ей не выбраться, и развязка может наступить в любой день, в любую минуту.

– Елена Сергеевна, я просил о встрече, чтобы поговорить о вашей дочери.

– О Вере?

– О Насте.

В глазах Крючковой мелькнуло недоумение, затем – боль. Острая боль. А потом боль сменилась враждебностью.

– Я ждала кого‑ то похожего на вас, – медленно и очень холодно произнесла женщина. – В меру известного, энергичного, с незапятнанной репутацией.

«Ждала? – Игорь насторожился. – Что значит „ждала“? И не слишком ли быстро она поняла, что речь идет о пропавшей двенадцать лет назад девочке? »

– При чем здесь моя репутация?

Искреннее недоумение, прозвучавшее в голосе Тареева, произвело впечатление на Крючкову. Елена Сергеевна внимательно посмотрела на Игоря, выдержала короткую паузу и все еще холодно, но уже без агрессии сообщила:

– Две недели назад ко мне приходили из милиции. Интересный такой молодой человек, примерно вашего возраста. Он сказал, что появились новые обстоятельства… Правда, не уточнил, какие. Сказал, что расследование может быть возобновлено.

– Вы против? – Тареев удивленно посмотрел на Крючкову. – Если обстоятельства действительно существуют…

– Я слишком цинична, чтобы верить в совпадения, а эти обстоятельства появились очень вовремя, – жестко перебила Игоря женщина. – Я умираю, молодой человек. Я стою восемнадцать миллионов долларов, но вряд ли дотяну до конца месяца. Все, что у меня есть, завещано моей старшей… моей единственной дочери – Вере. Настя умерла.

– Пропала без вести.

– Она официально признана умершей, – отрезала Крючкова.

И Тареев вновь восхитился ее самообладанием. Сам бы он давно вызвал охрану.

– Россказни о том, что Настя чудесным образом воскресла, на меня не подействуют, – презрительно продолжила Елена Сергеевна. – Завещание составлено и находится у юриста. У очень хорошего юриста – не рекомендую с ним связываться.

И взяла с маленького столика хрустальный бокал со свежевыжатым соком, всем видом показывая, что аудиенция окончена. Тареев поднялся со стула, чуть поклонился – Крючкова не шелохнулась, – но не удержался от еще одного вопроса:

– Мне важно знать, что произошло перед тем, как пропала Настя. Очень важно, поверьте! – Женщина с любопытством посмотрела на Игоря. – Вы ругали ее? Что вы ей говорили? Ответьте, просто ответьте: вы ее ругали? Да или нет? Она провинилась, и вы ее ругали?

– Это важно? Тареев кивнул.

– Очень.

Крючкова поколебалась, затем пожала плечами:

– Я не помню, действительно не помню, что случилось тем вечером. Это удивительно, но это так: иногда мне кажется, что я бранила Настю, но совершенно не помню, что при этом говорила.

«Неужели разгадка последних событий столь банальна? Елена Крючкова безнадежно больна, умирает, оставляя большое наследство – неплохой приз, ради которого можно начать интригу. Легализовать (шпионское словечко кстати всплыло из недр памяти) давно пропавшую дочь и претендовать на кусок пирога. Но зачем усложнять игру? Зачем подключать меня? Незапятнанная репутация и слава законопослушного бизнесмена, в делах о наследстве такие мелочи очень важны. Расчет строился на том, что я поверю в историю Насти и потребую от Крючковой признать дочь. Если Елена Сергеевна не соглашается – начинаю судебный процесс. Муж Крючковой давно умер, единственная наследница – старшая дочь, и выцарапать в ходе процесса пять‑ семь миллионов вполне реально. Возможно, таинственных кукловодов интересуют не деньги, а какие‑ нибудь акции Елены Сергеевны, доли в предприятиях. В таком случае затяжка процесса им даже на руку – на все пакеты накладывается арест, а в это время принимаются нужные решения. Вариантов масса. Предположим, я выигрываю дело, и Настя получает свою долю наследства. Победа. А на следующий день приходят серьезные мужчины в строгих костюмах, предъявляют доказательства, что девушка родилась и выросла в какой‑ нибудь Таврической губернии, и забирают свою долю. В смысле оставляют Насте маленькую долю, а меня цепляют на крючок: обвинение в мошенничестве может испортить любую карьеру. А как же отпечатки пальцев? Ради семи миллионов можно найти способ внести изменения в базу данных, тем более кто сейчас отыщет настоящие отпечатки пальцев девочки, пропавшей двенадцать лет назад? »

Разговор с Крючковой убедил Игоря в том, что он оказался в эпицентре тщательно спланированной аферы и роль ему уготована самая что ни на есть жалкая – лоха. Глупого, жадного лоха, делающего за кукловодов грязную работу. И лишь один нюанс немного портил эту версию. Маленький вопрос, который следовало проверить.

Украсть продукты оказалось не настолько сложным делом, как предполагал Тареев. Немного внимательности, немного осторожности, никакой суетливости и капелька удачи. Но ведь новичкам везет?

Ни один продавец на рынке (действовать в магазине Игорь не решился) ни за что не подумает, что дорого и со вкусом одетый господин станет воровать с прилавка. Внешний вид Тареева ставил его выше подозрений, и Игорь охотно воспользовался своим преимуществом. За каких‑ то сорок минут он умудрился стащить кусок свинины – продавщица как раз отвернулась, расхваливая печенку придирчивой домохозяйке, – два красных болгарских перца, шесть помидоров и пакетик майонеза. Угрызений совести Игорь не испытывал, он делал то, что считал нужным, и плевать хотел на мораль. В перерывах между «налетами» Тареев купил четыре куриные ножки, два желтых перца, пять огурцов и пару килограммов картошки.