Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Ральф Уолдо Эмерсон 8 страница



Она увидела значок аэропорта у города Газиантепа. Туда на­правлялся ее самолет. Посадка — часа через четыре. Рун, впро­чем, девушка найти не смогла. Она посмотрела в указателе и еще раз взглянула на карту. Только через минуту дотошного изуче­ния Лив нашла Рун к северо-западу от аэропорта, там, где на­чинался хребет Восточного Тавра. Город находился как раз на сгибе, да к тому же был затенен черной штриховкой. Горькие мысли посетили Лив. Почему ее брат выбрал в качестве убежи­ща такое известное и в то же время затерянное на карте место?

Она пролистала страницы, нашла посвященную Руну главу и начала читать, поглощая и выстраивая в своем журналистском уме факты так, чтобы создать цельную картину города, в котором жил и умер ее брат. Рун был крупным христианским религиозным центром. Учитывая то, что брат говорил ей перед исчезновением, его поступок не казался больше лишенным логики. Город являл­ся также одним из старейших в мире мест паломничества благо­даря целебным свойствам воды, что била из-под земли и текла с покрытых ледниками вершин в окрестностях Руна. И в этом чувствовалась своя логика. Можно было представить, что, из­менив имя, Сэмюель работал проводником в горах, подальше от знакомых мест, среди тишины, дающей ему успокоение.

— Я хочу быть ближе к Богу, — сказал Сэмюель во время их последней встречи.

Лив часто задумывалась над этими словами после неожидан­ного исчезновения брата, придавая им самые темные оттенки значения. Но даже тогда, когда молчание Сэмюеля затянулось на долгие годы, сестра была уверена, что он жив. Она продолжала верить в это даже тогда, когда американское бюро «Вайтел рекорде» сочло его мертвым. И вот сейчас она летела в Турцию, чтобы, прой­дя по тропинкам, протоптанным Сэмюелем, узнать, как он провел все эти годы. Лив надеялась, что инспектор расскажет ей, где жил ее брат, и, возможно, сведет ее с людьми, знавшими Сэмюеля. Она надеялась, что они смогут заполнить пробелы.

Девушка перевернула страницу и стала разглядывать фото­снимок старинного города у подножия высокой горы. Надпись под изображением гласила: «Самый популярный памятник ста­рины в мире. Предполагаемое место хранения древней релик­вии, называемой Таинством».

На противоположной странице был напечатан краткий обзор тысячелетней истории священной горы. Раньше Лив считала, что Цитадель с самого начала была христианской святыней, но из текста узнала, что ее служители присоединились к христианству только в IV веке вслед за обращением римского императора Кон­стантина. До этого они держались в стороне от многочисленных языческих культов. Впрочем, Цитадель оказала большое влияние на все религиозные системы древности: вавилоняне считали гору первым и самым великим на земле зиккуратом[18], древние греки в своих молитвах называли ее Олимпом и считали местом обита­ния богов. Даже древние египтяне поклонялись горе, а их фара­оны переплывали море и путешествовали по государству хеттов с одной-единственной целью — посетить Цитадель. Некоторые египтологи даже пришли к выводу, что великие пирамиды Гизы были построены в подражание Цитадели. Египтяне хотели, чтобы ее магические свойства распространились и на земли их страны.

Когда Цитадель заключила союз с христианством, политиче­ский центр недавно созданной Церкви переместился в Рим, под защиту правителей Священной Римской Империи, но этот пере­езд совсем не ослабил влияния обитателей священной горы. Они стали той силой, что, стоя за папским троном, подготавливала эдикты и разрабатывала догмы новой веры. Даже окончательная редакция библейских текстов появилась в горе. Любое отступле­ние от официальной версии рассматривалось как ересь и кара­лось сначала железными легионами Рима, а затем — теми коро­лями и императорами, что, желая заручиться Божьей милостью, искали поддержки у Церкви.

Лив встревожили как кровавые подробности истории Цитадели, так и обилие восклицательных знаков в тексте. Ее не волно­вали зверства, которые творились в этом городе прежде. Девуш­ка совсем не горела желанием проникнуть в тайны, хранимые Цитаделью. Просто все описанные в путеводителе ужасы наво­дили на неприятные мысли о том, что могло послужить причиной самоубийства Сэмюеля.

Самолет встряхнуло. Что-то звякнуло, и Лив оторвалась от чтения. Надпись, рекомендующая пристегнуть ремни безопас­ности, погасла, чего нельзя было сказать о запрете на курение. Светящаяся табличка, словно злобная насмешка, преследовала Лив во время полета.

За бортом самолета стемнело. Вызванная турбулентностью тряска все усиливалась.

 

За сутки в Цитадели отправляли двенадцать служб. Самыми важ­ными были четыре ночные. Считалось, что отсутствие боже­ственного света способствует злым силам. С этой теорией согласился бы каждый полицейский в любом большом городе: под покровом темноты совершается большинство преступлений.

Первой ночной службой была вечерня. Ее традиционно про­водили в большой кафедральной пещере, расположенной у вос­точного склона горы. Отсюда молящиеся могли наблюдать за угасанием дня. Первые восемь рядов скамеек отводились черным сутанам — духовному братству, состоящему из священников и би­блиотекарей, которые большую часть времени проводили во тьме великой библиотеки. За ними сидел один-единственный ряд лекарей, дальше — двадцать рядов коричневых сутан. Это были люди физического труда: каменщики, столяры, техники... В их задачу входило ежедневно заботиться о материальном благосо­стоянии Цитадели.

Красно-коричневые сутаны стражников отделяли эти три высшие категории монахов от многочисленной оравы серых сутан, что сидели позади всех. В обязанности этих монахов входил неквалифицированный физический труд, начиная от убор­ки помещений и заканчивая приготовлением пищи.

Над цветистой конгрегацией, на особом портике, восседали темно-зеленые сутаны. Вместе с аббатом их насчитывалось три­надцать, но сегодня число святых уменьшилось до одиннадцати. Кроме аббата отсутствовал брат Груббер.

Когда солнечный свет уже не сверкал на трех огромных окон­ных створках за алтарем, которые представляли собой круглое окно-розетку и два треугольника по бокам и символизировали всевидящее око Господне, монахи направились ужинать в общую трапезную. (Затем они разойдутся по своим кельям. )

В храме осталось только трое монахов в красных сутанах карминов.

Первым с места сдвинулся грузный, похожий на боксера в сред­нем весе мужчина с плоским бесстрастным лицом и волосами песочного цвета. Он зашагал по гулкому помещению к располо­женной под балконом святых двери. Двое его товарищей молча последовали за ним.

Корнелиуса, который в миру служил офицером британской армии, аббат назначил руководителем группы. Он остановил монаха, когда тот направлялся на вечернюю молитву, и передал записку с именами двух других карминов, инструкциями и пла­ном. Выйдя из кафедральной пещеры, Корнелиус взглянул на карту, свернул налево и зашагал по узкому туннелю в заброшен­ную часть пещер Цитадели.

 

В лабиринте улочек старого города сгущались сумерки. Вежливые служащие выпроводили оттуда последних туристов. С лязгом опу­стились решетки, закрывая на ночь доступ в старый город. К за­паду от Цитадели, в районе, известном как квартал Потерянных Душ, тени начали принимать человеческие очертания: в это время как раз вступила в права торговля женским телом.

На востоке Катрина Манн сидела в гостиной, ожидая, когда закончит работу принтер. Теперь она уже жалела, что запрограм­мировала его на самое высокое качество печати. Слишком медленно. По телевизору сообщалось о больших группах людей, со­бирающихся на молчаливые панихиды по человеку, которого они еще не знали под именем брата Сэмюеля. Подобное происходило в Америке, Европе, Африке, Австралии, даже в Китае, где публич­ные демонстрации, особенно религиозного характера, практически находятся под запретом. Женщина, у которой брали интервью перед собором Божественного Святого Джона в Нью-Йорке, на вопрос, почему ее потрясла смерть монаха, заявила:

— Нам нужна вера. — Ее голос дрожал от волнения. — Мы должны знать, что Церковь заботится о нас. Если представитель духовенства кончает жизнь самоубийством, а Церковь молчит, то к чему это может нас привести?

Люди на всех континентах говорили примерно одно и то же. Одинокая смерть монаха произвела на всех сильнейшее впечат­ление. Его бдение на вершине горы символизировало их чувство одиночества и разобщенности. Церковь промолчала и тем са­мым как бы расписалась в утрате сострадания к ближнему.

«Быть может, что-то и меняется», — подумала Катрина, вы­таскивая из принтера листок бумаги, на котором была распеча­тана фотография Адамсен из полицейского файла.

«Возможно, пророчество все же исполнится».

Выключив телевизор, женщина вышла из комнаты, прихватив с собой на дорогу два яблока. До аэропорта было около получа­са езды. Она не имела ни малейшего представления, сколько ей придется там ждать.

 

 

Скрипя ржавыми петлями, тяжелая дверь распахнулась. Корнелиус переступил через порог и вытащил из встроенной в стену железной скобы оставленный для них горящий факел. Выставив его вперед, мужчина направился в заброшенные глубины Цита­дели. За ним шел брат Йохан. Его красивая, словно у актера, внешность говорила о скандинавском происхождении. Голубые глаза обдавали окружающих холодом его родины. Брат Родригес держался позади. Он был выше своих товарищей на добрый фут. Худоба и высокий рост странно контрастировали с его лати­ноамериканской внешностью. Глаза золотистого оттенка смо­трели настороженно и бесстрастно. Шел он вперед размаши­стым, уверенным шагом.

Хруст камушков под ногами и потрескивание факела раздава­лись эхом в недрах горы. История Цитадели медленно проплыва­ла перед их глазами. То тут, то там виднелись входы в пещеры, будто открытые, зевающие рты. За ними монахи видели остатки убранства келий: кровати, провисшие под тяжестью влажной со­ломенной набивки матрасов, и треснутые скамьи, теперь едва ли способные выдержать вес даже призраков тех, кто некогда на них сидел. Изредка их путь замедляли раскрошенные куски породы. Белые потеки светились в темноте, точно привидения.

Минут через десять они увидели впереди слабый оранжевый свет, который лился из одной кельи. Запахло дымом горящей древесины. Подойдя поближе, они почувствовали, что стало теплее. Корнелиус вошел в пещеру, которая некогда, судя по всему, была кухней. В дальнем углу перед старинной кухонной плитой сидел на корточках человек, вороша палкой дрова.

— Приветствую, братья, — произнес аббат голосом владельца гостиницы, беседующего с путешественниками, которые, не­смотря на метель, сумели не сбиться с пути. — Приношу изви­нения за эту пародию на разведенный по всем правилам огонь, но я, кажется, растерял прежние навыки. Прошу садиться.

Жестом он указал на стол, на котором лежали две буханки хлеба и фрукты.

— Угощайтесь.

Аббат тоже уселся за стол, но не притронулся к еде. Он на­блюдал за тем, как монахи молча делят хлеб, и вглядывался в их лица, сравнивая с фотографиями из личных дел.

Джиллермо Родригес. Двадцать два года. Родился в Бронксе. Бывший малолетний преступник и член уличной банды. Не­сколько арестов за поджоги. Каждый раз приговор суда стано­вился все жестче. Провел полжизни с матерью-наркоманкой. Потом — центры для несовершеннолетних правонарушителей. Пришел к Богу после того, как его мать умерла от СПИДа.

Напротив него сидел Йохан Ларссон. Двадцать четыре года. Черноволосый, голубоглазый, красивый. Родился в лесах Абиску на севере Швеции, в коммуне религиозных; фанатиков. Мальчик спасся благодаря водителю грузовика, который уви­дел волка, перебегающего дорогу с человеческой ногой в зубах. Поднятая по тревоге полиция обнаружила, что члены общины совершили коллективное самоубийство. Маленького Йохана нашли спящим возле трупа его брата. Мальчик рассказал, что отец дал ему таблетки, которые, по его словам, «приведут к Богу», но Йохан был зол на отца за то, что тот накричал на брата, и не стал принимать таблетки. Несколько приемных семей не смогли преодолеть отчуждение и склонность к саморазру­шению, закравшиеся в душу мальчика. Тогда за дело взялась Церковь и направила подростка в одну из американских семи­нарий...

Третьим был Корнелиус Вебстер. Тридцать четыре года. Вы­рос в детском доме. После совершеннолетия сразу же вступил в британскую армию. Выбыл по инвалидности после того, как его взвод заживо сгорел внутри подбитого из гранатомета бро­нетранспортера. Шрамы на его лице похожи на бледные капли воска. На месте ожогов волос не было, так что борода у него росла клочками. Покинув армию, Корнелиус променял полную правил жизнь солдата на не менее регламентированную жизнь монаха. Цитадель стала его новым домом, новой семьей, впро­чем, как и для каждого из присутствующих здесь.

Аббат думал о том, насколько хорошо эти люди подготовлены к выполнению возложенной на них миссии. Корнелиус обладает знанием жизни и командирской жилкой. Ни одна женщина не устоит перед красотой Йохана. К тому же он прекрасно вла­деет английским. Родригес не понаслышке знаком с жизнью на улице. А еще у него есть американский паспорт. Каждый из вы­бранных людей знаком с насилием и страстно желает доказать свою преданность Богу.

Аббат дождался, когда монахи насытятся.

— Я должен извиниться за необычность нашей встречи, но, уверен, узнав причину, вы поймете, зачем нужны такие предо­сторожности, — промолвил он.

Горевший в очаге огонь отбрасывал неясные красноватые от­блески пламени на его лицо. Аббат прижал указательный палец к губам.

— Эта часть горы когда-то служила пристанищем для карми­нов, монахов-воинов, красных рыцарей Цитадели — ваших слав­ных предшественников. Они спускались с горы, чтобы искоренять лживые религии, разбивать идолов ложных богов, сжигать храмы еретиков и отправлять заблудших грешников на очи­щающие костры инквизиции. Эти священные войны назывались tabula rasa — чистая доска, ибо после них не оставалось и следа ереси.

Понизив голос, аббат придвинулся ближе к столу. Старое де­рево затрещало, как трещит деревянный рангоут парусника.

— Кармины не подчинялись обычным человеческим зако­нам, — сказал настоятель, бросая взгляд то на одного, то на другого монаха. — Они не были подвластны суду тех стран, на территории которых действовали, ибо законы издавались коро­лями и императорами, а кармины держали ответ только перед Богом. Я позвал вас сюда, чтобы возобновить эту освященную тысячелетиями практику. Сегодня мы не подвергаемся осаде вражеских армий, но это не значит, что Цитадели не нужны солдаты.

Аббат пододвинул к Корнелиусу запечатанный конверт.

— Здесь вы найдете инструкции, как покинуть пределы Цита­дели и что делать после. Я выбрал вас потому, что каждый из при­сутствующих здесь обладает жизненным опытом и характером, которые помогут выполнить возложенную на вас важную миссию. Следуйте законам Божьим, а не земным. Как ваши предшествен­ники, вы должны быть непоколебимыми и целеустремленными в исполнении своего долга. Угроза вполне реальна. Ваш долг устранить ее.

Затем аббат указал на три одинаковые спортивные сумки, стоящие у стены.

— Внутри вы найдете деньги, документы и мирскую одежду. В два часа после полуночи вы встретите за стенами старого го­рода двух мужчин, которые предоставят в ваше распоряжение транспорт, оружие и все необходимое. Как ваши предшествен­ники пользовались помощью наемников, так и вы можете ис­пользовать этих людей, но помните: если вашими поступками движет любовь к Господу, то эти люди помогают нам из-за люб­ви к деньгам. Используйте их, но не доверяйте.

Он помолчал.

— Это решение далось мне нелегко. Если кто-либо из вас по­гибнет, исполняя свой долг (а это не исключено), то помните: вы — воины Господни, а значит, вас ждет вечное блаженство, как и тех, кто пал в бою до вас. Тех же, кто вернется, встретят не как карминов, а как святых. В этом вы можете быть уверены. У нас, как вы, возможно, знаете, уже появилось два свободных места. В случае если вы все трое докажете свою преданность делу, я увеличу число святых. Поднявшись на высшую ступень­ку в иерархии нашего братства, вы сможете узнать, что же мы все храним и защищаем.

Аббат встал со своего места и вытащил из-за пояса крест.

— У вас есть время переодеться и приготовиться к возвраще­нию в мир. Я благословляю вас по традиции ордена, которую мы сегодня возродили.

Подняв над головой знак Тау, он начал произносить молит­ву, благословляющую войну, на языке столь же древнем, как и гора, в которой они сейчас находились. Пламя трещало и ши­пело в кухонной плите, отбрасывая на потолок пещеры гигант­скую тень.

 

На город опустилась ночь. Едва уловимый толчок потряс землю у крепостной стены старого города. Ему вторило далекое эхо грозы, разразившейся над вершинами гор к северу от Руна. В конце узенькой улочки, разделенной многоярусными гаража­ми, поднялись тяжелые стальные ворота, и из кромешной тьмы вынырнули три тени. Три человека подошли к стоящему непо­далеку автофургону, задние дверцы которого были открыты.

Первые тяжелые капли дождя забарабанили по тонкому стальному листу крыши и начали падать на плиты из слюдяного песчаника, которыми была устлана дорога. Люди забрались в автофургон. Двери с лязгом захлопнулись. Затем завелся двигатель и вспыхнули фары. Автофургон, набирая скорость, поехал по пыльной дороге. Лил дождь.

Их путь пролегал по внутренней кольцевой дороге, а затем — через Восточный бульвар к шоссе, ведущему в аэропорт. Когда фургон отъехал от старого города, дождь превратился в ливень. Черные слезы потекли по склонам Цитадели, оплакивая то, что случилось, и то, что могло бы случиться. Грязная вода текла по известковой почве высушенного рва на месте, где когда-то юно­ша спасался вплавь от своих преследователей. Дождевые потоки неслись по мощеным булыжником улочкам, по которым неког­да скакали красные рыцари. Вода смыла цветы и открытки, оставленные людьми на месте падения монаха.

 

 

Дрожащий всем корпусом «Локхид трайстар» прорывался сквозь облака, сгустившиеся над аэропортом Газиантепа. Самолет по­шел на посадку. Вспышки молний освещали затемненный ин­терьер салона. Двигатели ревели, засасывая ускользающий от них воздух. Лив вцепилась в путеводитель, словно это была Библия, и оглянулась вокруг: никто из сорока с лишним пассажиров не спал. Некоторые молились.

«Черт тебя побери, Сэм, — пронеслось в голове Лив, когда самолет снова качнуло в сторону. — Восемь лет ни одной весточ­ки, а теперь я трясусь в этой жестянке».

Девушка выглянула из покрытого дождевыми каплями иллю­минатора. Молния ударила в крыло. Двигатели натужно взревели. Лив взмолилась, чтобы они не отказали. Она перевела взгляд на встроенную в подлокотник кресла алюминиевую пепельницу. Интересно, какой штраф за курение на коммерческом рейсе? Она серьезно задумалась над тем, стоит ли нарушить запрет.

Лив еще раз глянула в иллюминатор, надеясь на временную передышку. Словно услышав ее молитвы, облака рассеялись, а внизу возник темный гористый пейзаж, то и дело освещаемый вспышками молний. Вдалеке горела золотом электрического света округлая чаша города, примостившегося в долине между двумя грядами гор. Катящиеся по иллюминатору капли созда­вали иллюзию дрожания. В центре света была чернота. От этого пятна тьмы отходили под прямым углом четыре светлые полосы. Город назывался Рун, а темное пятно в его центре было Цитаде­лью. С высоты видение казалось черным драгоценным камнем, вставленным в центр золотого креста. Лив не сводила взгляда с Цитадели, вспоминал все, что она прочитала о реках крови, пролитых ради того, чтобы сохранить Таинство в неприкосно­венности.

Снижающийся над Газиантепским аэропортом «Локхид» еще раз качнуло в сторону, и Цитадель исчезла во тьме ночи.

 

 

* * *

Катрина Манн стояла, наблюдая за потоком людей, устремив­шихся через зал к выходу. Исходя из информации, прочитанной в похищенном полицейском файле, она сделала предположение, что девушка прилетит в Рун за телом брата, как только сможет. Катрина поступила так же двадцать лет назад, когда узнала о смерти мужа. Даже сейчас она чувствовала сильное желание быть с ним, несмотря на то что знала: он давно в могиле.

Если сопоставить время телефонной записи разговора меж­ду американкой и полицейским, то это будет первый рейс, на который, согласно данным туристического бюро, девушка могла успеть.

Пройдя таможню, пассажиры спешили к такси или к поджи­дающим их родственникам. Два самолета прилетели почти одно­временно, и сутолока стояла просто неимоверная. Тщательно разглядеть лица прибывших было невозможно. К счастью, Кат­рина запомнила, как выглядит девушка. К тому же к груди женщина прижимала картонку с написанным на ней именем. Катрина уже хотела поднять ее, когда увидела неподалеку муж­чину, держащего табличку, на которой печатными буквами бы­ло выведено: «ЛИВ АДАМСЕН».

Катрина почувствовала нервное покалывание в области за­тылка.

Ее рука потянулась к карману плаща и нащупала рукоятку пистолета. Краешком глаза женщина следила за незнакомцем. Он мог быть полицейским. Возможно, она просто не знает, что Лив встречают.

Мужчина был довольно высоким и грузным. Борода песоч­ного цвета покрывала испещренные шрамами щеки. Было что-то нервное, неуклюжее в том, как незнакомец осматривал тол­пу — словно медведь, выискивающий в потоке лосося. В его внешности чувствовалась властность. В душу Катрины закрал­ся страх. Старшего офицера не пошлют встречать свидетельни­цу, особенно ночью. Это не полицейский.

В людском потоке появилась молодая женщина со светлыми, давно немытыми волосами. Опустив голову, она что-то искала в своей сумке. Лица женщины видно не было, но по росту и воз­расту она идеально подходила под описание.

Катрина перевела взгляд на мужчину. Тот тоже заметил блон­динку. Молодая женщина достала из сумки мобильный телефон и подняла голову. Не она. Пальцы Катрины разжались. Она вы­тащила руку из кармана плаща. Мужчина не отрывал от блон­динки глаз. Когда между ними было несколько шагов, он поднял табличку и натянуто улыбнулся. Взгляд женщины не задержал­ся на табличке. Она прошла мимо.

Улыбка растаяла на лице мужчины. Он снова повернулся и продолжил изучать лица походящих мимо пассажиров. Катри­на занялась тем же. К тому времени как последние пассажиры стали покидать вестибюль зала для прибывающих, женщина уже поняла, что этим рейсом Лив Адамсен не прилетела. Еще она узнала, что инстинкты ее не подвели: святые направили людей, чтобы перехватить девушку, но по какой-то непонятной при­чине не знают, как она выглядит.

 

Еще не было и двух часов ночи, когда Лив прошла таможню и теперь стояла под высоким потолком зала для прибывающих. Настенная живопись в стиле экспрессионизма и скульптуры заполняли пустое пространство. Прочитав во время полета об­зор долгой и кровавой истории Руна, молодая женщина теперь узнавала наиболее драматичные моменты прошлого города в изображенных на стенах картинах.

Выразительные исторические фигуры на фресках резко кон­трастировали с людьми из плоти и крови, ходившими внизу. В зале Лив встретила нескольких бизнесменов в опрятных дорогих костюмах. Они внимательно вглядывались в экраны сво­их ноутбуков и «блэкберри»[19]. Маленькие группки людей с уста­лыми глазами бесцельно бродили по мраморному полу. Двое скучающих полицейских с автоматами через плечо разглядыва­ли пассажиров.

Большая часть туристов прибывала в Рун через другой аэро­порт, расположенный на севере города. Он был больше и на­ходился ближе к древней твердыне. Заказывая билет, Лив не задумывалась об этом. Она просто хотела прилететь ближайшим рейсом. Если верить путеводителю, автобусное сообщение между старым аэропортом и древним городом поддержива­лось на должном уровне. Но в такой час, решила Лив, лучше не жадничать и, обменяв доллары на местную валюту, поехать на такси.

Осматриваясь в поисках bureau de change, девушка увидела, что высокий красивый мужчина постоянно смотрит на нее. Сначала она растерялась и сделала вид, что не замечает его, но потом все же взглянула ему в глаза. Мужчина улыбнулся ей. Она ответила на улыбку. Тогда человек поднял картонку. На картон­ке были написаны фломастером ее имя и фамилия.

— Мисс Адамсен? — подойдя поближе, спросил мужчина.

Лив кивнула, не понимая, кем он может быть.

— Меня прислал Аркадиан, — объяснил свое присутствие мужчина.

Голос незнакомца мог бы принадлежать человеку гораздо старшему. В нем не было и намека на акцент.

— Вы американец? — поинтересовалась Лив.

— Я учился в Америке, — сохраняя на лице вежливую улыб­ку, объяснил незнакомец. — Но не удивляйтесь моим познаниям в английском. Рун — туристический центр. Тут все разговари­вают по-английски.

Девушка снова кивнула: одна «загадка» разрешилась. Затем по ее лицу скользнула новая тень.

— Как вы узнали, каким самолетом...

— Я не знал, — перебил ее незнакомец. — Просто я сижу здесь и встречаю каждый международный рейс в надежде, что вы прилетите.

Незнакомец имел вполне довольный вид, особенно если учи­тывать то, что он полночи провел в аэропорту.

— Я села на первый же рейс... — чувствуя себя неловко, на­чала оправдываться Лив.

— Ничего страшного. А это весь ваш багаж? — указывая на болтающийся в ее руке матерчатый рюкзачок, спросил мужчина.

— Да. Но не беспокойтесь. Я сама его понесу.

Закинув рюкзачок за плечи, девушка пошла по сверкающему мраморному полу вслед за мужчиной.

«В Джерси сервис другого уровня», — подумала Лив, глядя на широкую спину своего спутника, который лавировал между слоняющимися по залу туристами.

Длинный черный плащ незнакомца развевался. Девушка по­думала, что этот мужчина очень похож на скачущего в атаку кавалериста с одной из фресок.

Лив проскользнула в медленно вращающуюся дверь. При этом она приблизилась к незнакомцу настолько, что смогла уловить исходящий от него запах чистоты, суровости, выделанной кожи, цитрусовых и чего-то древнего и успокаивающего — возможно ладана. Большинство полицейских, с которыми она была знако­ма, считали «Олд спайс» верхом изысканности. Девушка под­няла глаза. Мужчина был выше, чем ей показалось вначале. Красивый мужчина в традиционном понимании этого слова: высокий рост, темные волосы, голубые равнодушные глаза... Впрочем, волосы не черные, а скорее темно-каштановые. Определенно, незнакомец относился к тому типу мужчин, о коварстве которых матери предупреждают своих дочерей, а гадалки, глядя в хрустальный шар, описывают их внешность — если, конечно, им щедро заплатить.

Выйдя из вращающейся двери, Лив и ее спутник окунулись в ночь. Запах дождя взбодрил притупившиеся за время полета чувства. Более чем за двенадцать часов, проведенных в пути, это было просто чудесно. К сожалению, в мире, отравленном нико­тиновой зависимостью, в котором приходилось жить Лив, на­слаждение свежестью никогда не длилось долго. Ей ужасно хо­телось курить. Лив остановилась и начала рыться в рюкзаке.

— Где вы припарковали машину?

Мужчина остановился и повернулся, следя за тем, как Лив роется в беспорядочно набросанных вещах.

— Там, — кивнул он в направлении стоянки, расположенной через дорогу.

Лив вглядывалась в изрезанную полосами дождя ночь.

— Я собиралась в спешке, — сказала она. — Кажется... я за­была... плащ...

Мужчина раскрыл и протянул ей зонт, но Лив сделала вид, что не заметила этого. Она наконец отыскала помятую пачку «Лаки страйк». Лив вытряхнула из пачки сигарету и сунула в рот.

— Ветрено, — поеживаясь от холода, произнесла девушка. — Я не хочу, чтобы ваш зонт сломался от ветра. Знаете что... Идите за машиной, а я постою здесь. Под навесом я не промокну, а у вас не будет повода подать на меня в суд за пассивное курение.

Мужчина подумал, посмотрел на густую пелену дождя, кото­рую рвал на клочки сильный ветер, и наконец согласился:

— Ладно. Стойте здесь. Я скоро вернусь.

Девушка смотрела вслед удаляющейся фигуре. Ветер развевал полы плаща незнакомца. Она поднесла обе ладони к сигарете, прикурила и вдохнула в легкие смесь ночного воздуха и нико­тина. Выдохнув облачко дыма, Лив почувствовала, как нервное напряжение спадает и развеивается вместе с дымом. Она поло­жила сигаретную пачку обратно в рюкзак и долго рылась, пока не нашла и не включила мобильный телефон.

Прошелестев шинами по лужам, автофургон проехал мимо навеса над автобусной остановкой, где охранник расталкивал трех молодых людей, которые расположились в сухом месте на ночлег. Возможно, они были студентами, которые слишком ве­село провели ночь, или обыкновенными бродягами, которые всю жизнь шляются с места на место.

«Добро пожаловать в Рун».

Поймав сигнал, телефон запищал. Было три пропущенных звонка и два новых сообщения. Девушка как раз набирала боль­шим пальцем голосовую почту, когда возле нее притормозил неопределенного вида автомобиль фирмы «Рено» с закрытым кузовом. Стекло бокового окна опустилось, и хорошо одетый полицейский за рулем улыбнулся девушке. Нагнувшись, мужчина открыл заднюю дверцу машины.

Жадно затянувшись в последний раз, Лив бросила окурок в наполненную песком пепельницу возле вращающейся двери аэропорта, схватила рюкзак и бросилась по мокрому тротуару в сухую уютную машину.

— Как вас зовут? — захлопнув дверь и возясь с ремнем безо­пасности, спросила Лив.

Включив сцепление, мужчина встал в очередь за другими ма­шинами, которые медленно продвигались к выезду на шоссе.

— Габриель, — сказал он.

— Как ангела?

Лив видела, как глаза мужчины прищурились.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.