IV. Юнгеров 4 страница

Вскоре после той истории с захватом братвы убили Волгу. Месяца через два Юнгеров летел по Московскому проспекту и зарулил в «Пулковскую», чтобы купить пирожных в ресторане. Выходя, он увидел в вестибюле Гамерника, обнимающегося с каким‑ то парнем. Юнкерс машинально «срисовал» лицо и быстро прошел мимо. Потом и в другом месте ему показали на этого парня пальцем и сказали, что, возможно, именно он и застрелил Волгу… Юнкерс никогда не забывал, что Гамерник с ним обнимался. Спустя годы он уже, конечно, понимал, что тогда все со всеми обнимались, но, тем не менее, не мог забыть этих объятий…

На бандитских тусовках поговаривали, что именно с этих времен Гамерник начал мучиться бессонницей и не засыпал без снотворного, став серьезным юзером в этом направлении. Гамерник и сам не хотел верить, что бессонницей был обязан «юнкерсам», но это было так…

А уже где‑ то в 1992‑ м году случилась еще одна история. Тогда Гамернику привезли из Польши первый в его жизни «Мерседес» – белый, с хромированными молдингами, угнанный из Германии по договоренности. Но в те времена машины с «трудной судьбой» и органы‑ то не шибко волновали, что говорить о Гамернике.

Гамерник балдел от новой тачки, которая на первой передаче рвала так, как «девятка» на третьей. Он дерзко подъезжал к кабакам, да и отруливал от них с проворотами. Тогда было так принято, тогда такие манеры даже и дивиденды приносили.

Но понтовался Гамерник недолго, где‑ то через месяц принял он на капот своего «мерса» маму с дочкой, когда лихо пытался вырулить из своего двора на улицу. Он, конечно, уехал бы, но весь двор знал его машину. Четырнадцатилетняя девочка отделалась ссадинами и ушибами, а ее мама попала в больницу с нехорошим переломом бедра…

По пацанам эта информация пронеслась быстро – тогда в этой среде сплетни мгновенно разносились. Ее переиначивали, перевирали, кто‑ то говорил, что Гамерника подставили, а кто‑ то – что уже и «приняли»[54].

Дошел этот слух и до Юнкерса, и он решил лично и тщательно все проверить, тем более, что следователь из отдела, занимавшийся ДТП, как раз и ездил на подержанной машине, которую получил когда‑ то даром от Александра Сергеевича. А оказалось, что именно у этого следователя и находится в производстве дело по ДТП Гамерника.

Следак, естественно, «все понимал»:

– Да все можно решить, главное – чтобы потерпевшая не голосила.

– То есть нужно, чтобы она взяла бабки? – уточнил Юнгеров.

Следак усмехнулся:

– Грубый ты какой… Нужно, чтобы она – «претензий ни к кому не имею».

– Понял. Сколько?

– Ну, ты даешь! Не я же с ней договариваться буду!

Юнгеров имел свой расчет – во‑ первых, могла выплыть информация о его связях в этом отделе, и тогда братва заголосила бы, что, дескать, Юнкерс специально Гамеру «засудил», а во‑ вторых – ему хотелось поступить и внешне намного благороднее Гамерника. Александр Сергеевич договорился с потерпевшей – она долго возмущалась. Но потом взяла и деньги, и микроволновую печь, и холодильник. А что делать? Разведенным немолодым бабам живется нелегко… А уж в те‑ то времена…

Да, и вот когда вопрос уже был решен, но Гамерник этого еще не знал, состоялся в ресторане «Север» большой сходняк авторитетов. И там, уже в конце застолья, во время музыкальной паузы Юнкерс громко, так, чтобы все слышали, сказал:

– Гамера, ты не переживай, братан. Твоя Селюкова (это была фамилия потерпевшей) у меня на рынке колбасой торгует. Я вопрос решил. Закроют через недельку твою делюгу…

Большинство за столом восприняли эту новость как интригу и интересную сплетню, которую можно нести дальше в широкие бандитские массы. Гамерник скрипнул зубами, но удержал себя в рамках приличия:

– Благодарю. Сколько с меня?

– Обижаешь! – высокомерно ответил Юнгеров. – Всегда обращайся – помогу!

И Гамернику тогда ответить было нечего, хотя он чувствовал себя униженным.

Ответил он потом – когда на несколько лет убрал Юнгерова с воли…

Нельзя сказать, что во время отсидки Александр Сергеевич не лелеял планы мести. Лелеял, и еще какие – но в основном в самом начале срока. А потом все как‑ то перегорело. Да и жизнь на воле изменилась. Казалось, что наступает новая пора – что наконец‑ то можно жить, а не выживать. Не хотелось тратить силы и нервы на войну с Гамерником. Правда, иногда Юнкерс полагал, что такая позиция – неправильная. Но до серьезных планов мести, планов, которые можно было бы реализовать, дело никогда не доходило. Были просто неприятные, нехорошие, беспокоящие мысли.

В этом конфликте не было ничего от бизнеса – только личное… Конечно же, после того памятного расстрела в лифте, Юнгеров думал о Гамернике. Но, размышляя, он всякий раз старался отбросить мысль о его участии. Смысл? Выбивать из‑ под Юнгерова самых близких и самых надежных, таких как Денис? Ну не полный же псих Гамерник? С его‑ то нынешней финансовой мощью! Ну не может же психически ненормальный создать целую бизнес‑ империю… Или может?

Александр Сергеевич просто не знал, что разновидностей безумия существует бесконечное множество… Но других‑ то версий, кроме Гамерника, и вовсе не было… И что оставалось? Ошибка в объекте? Такие казусы бывают, но редко, и в них всегда очень трудно поверить… Юнгерова этот информационный вакуум чудовищно угнетал, он бы отдал многое, чтобы поменять его на самую мерзкую, но конкретную информацию. Александр Сергеевич и жаждал этой информации, и в глубине души, подсознательно, боялся ее, так как понимал: когда расклад станет ясен, придется «выпускать бронепоезд с запасного пути», то есть убивать кого‑ нибудь. А Юнгеров этого очень не хотел. Он и в прежние лихие времена старался всеми силами обойтись без трупов, а уж после того, как ему минуло сорок, – и подавно… Александр Сергеевич очень надеялся на Крылова – рассчитывал ответить стрелявшим уродцам действиями лихого полковника, но… Крылов пока не радовал, скорее, даже наоборот. Петр Андреевич старался. Но – не получалось. Один раз показалось, что что‑ то забрезжило – когда на дверях лифта среди прочих отпечатков пальцев обнаружились пальчики некоего Зайцева, ранее судимого за разбой. Крылов немедленно атаковал, Зайцева без приглядки взяли и начали мордовать. Потом, правда, выяснилось, что этот ранее судимый работал грузчиком и как‑ то раз доставлял мебель в эту парадную – ну, и наследил… Выяснилось это, когда Зайцева уже пришлось класть в больницу и деньгами Юнгерова обеспечивать хорошее лечение, чтобы особо большой шум не поднялся…

Александр Сергеевич тогда даже не самый приятный разговор с Крыловым имел… Но ведь Петр Андреевич не для себя же старался‑ лютовал…

Вот с такими невеселыми воспоминаниями и размышлениями Юнгеров, в конце концов, и заснул, сжимая в руках «Тактику» Драгомирова… В ту ночь ему не приснилось ничего военного. Ему вообще ничего не приснилось в ту ночь.

Прошло несколько дней. Александр Сергеевич постепенно втягивался в привычный ритм жизни, когда Штукин снова сумел удивить его. Валера улучил момент и, приехав однажды с Денисом в поместье, поймал Юнгерова одного у озера да и брякнул без лишних предисловий:

– Мне доподлинно известно, кто стоит за нашим расстрелом в лифте.

Александр Сергеевич от неожиданности (он не заметил, как Штукин подошел) вздрогнул и резко обернулся. Помолчал, потом ответил:

– Мы – не персонажи кинофильма, поэтому я не скажу сакраментальную фразу типа: «Говори – озолочу! »

– Я не к этому, – мотнул головой Валера.

– Надеюсь. Говори.

– Некто Гамерник, – тихо сказал Штукин.

У Юнгерова так заколотилось сердце, что он даже машинально потер грудь ладонью:

– Некто? …

– Мне Денис про этого… бизнесмена рассказывал, про ту историю на Обводном канале, еще кое‑ что.

Александр Сергеевич свел брови к переносице:

– Только не пугай меня тем, что тоже вычислил его аналитически, научным методом исключения. Если я сейчас услышу, что больше это организовывать было просто некому, – ты получишь пендель.

Штукин помотал головой:

– Аналитика здесь ни при чем. Я знаю одного опера, который работает в управе под Ильюхиным. Он как раз в той группе, которая занимается расстрелом в лифте. Он отрабатывает только часть сигналов, но присутствует на рабочих совещаниях. Недавно было одно совещание необычное – с него выставили всех, кроме избранных, среди которых был и один его собутыльник. И он моему оперу под большим секретом о Гамернике и рассказал – и не как о версии, а как об отработанном оперативном сигнале. Это не сплетня и не домысел. Деталями этой информации располагают только Ильюхин лично и несколько его особо доверенных помощников.

Валера замолчал. Юнгеров долго и пристально смотрел на него, а потом очень тихо спросил:

– Это все?

– Нет, – мотнул головой Штукин после некоторого, еле заметного колебания. – Еще этот опер говорил… кое‑ что странное… Что лифт – это только артподготовка. Основные удары пойдут из Москвы от легальных структур. И через налоговую, и через МВД… Мне трудно дословно воспроизвести, поскольку он говорил немного путано, так, будто сам не до конца понимал, о чем идет речь.

– Теперь все?

– Все.

– Ага.

Александр Сергеевич прошелся туда‑ обратно по берегу озера и, остановившись, снова заглянул Штукину в глаза:

– Как, говоришь, зовут эту тварь?

Валера смутился от странно прозвучавшего вопроса и как‑ то неуверенно повел плечами:

– Так… Гамерник…

– Правильно, – согласился Юнгеров. – Но имя им – Легион.

Неожиданно он почти упал на землю, приняв положение лежа, и отжался ровно семьдесят пять раз. Потом встал с покрасневшим лицом, шагнул к Валере и, назидательно подняв вверх указательный палец, сказал:

– Когда танцуешь с чертом – надо внимательно слушать музыку! Понимаешь?

– Ну… Понимаю, Александр Сергеевич.

Юнкерс улыбнулся почти весело:

– Штука, ты – свой? Если мы пойдем на войну – ты с нами?

– Конечно, – дернул враз пересохшими губами Валера.

– Это хорошо. Это – правильно. Война – штука грязная. Поэтому – приказ для всех – а тебе лично я его расшифрую: не пить, не выпивать, меньше курить, после еды вместо кофе – зеленый чай. Вместо тяжестей в зале – бег трусцой по утрам и вечерам, в эфире – молчание, дела привести в порядок, полная светомаскировка, орудия расчехлить. Мы их заманим к реке и накроем пулеметами.

Штукин в полном обалдении переминался с ноги на ногу. Юнгеров тихо засмеялся:

– Валера, ты меня еще плохо знаешь, поэтому не всегда понимаешь, когда я шучу, когда – говорю серьезно, когда – полусерьезно и когда – полушутя. Я не сошел с ума, я сейчас нормальней, чем когда бы то ни было… Да, вот что: твоему оперу из управы – надо дать денег. Пусть дальше старается. Голодный казак – плохой казак.

В глазах Штукина промелькнула какая‑ то быстрая тень. Он качнул головой и даже чуть шагнул вперед:

– Не надо… Он ведь рассказал мне все это, не зная, где я теперь. Деньги его только испугают.

Александр Сергеевич посмотрел на парня с одобрением:

– Верю! Но все равно при первой же возможности человека надо отблагодарить. Как только представится такой случай – моргнешь. И еще – ему надо помочь в отработке возложенных на него задач. Как только он начнет делать все стремительно и на пять баллов, ему станут поручать все больше и больше. И вскоре перестанут удалять с совещаний для особо посвященных… Что еще для этого требуется? Думай! Ты меня понял?

– Понял.

– Вот и умница. И я тебя понял и услышал. Я тобой доволен, ты все сделал правильно. А сейчас – ступай… Мне еще подумать надо…

Вечером того же дня Юнгеров назначил маленькое оперативное совещание, на которое пригласил Крылова, Ермилова и Дениса. Сухо и без эмоций изложив им то, что рассказал Штукин, Александр Сергеевич спросил мнение полковника об Ильюхине и его людях. Крылов несколько раздражился, когда узнал, что его все‑ таки обскакали, но сумел перебороть себя и дал самые лестные характеристики возможностей Ильюхина и его команды.

Юнгеров все это выслушал и спросил:

– У кого‑ нибудь из них можно купить детальную информацию?

– Нет, – сразу, резко и твердо, ответил Крылов.

– Нет вообще или в данном конкретном случае? – встрял Ермилов.

– В данном случае – это категорическое нет. Есть нюансы.

– Весело живете! – сразу поняв что‑ то для себя, хмыкнул Ермилов. – Ладно, господа, нам бы не мешало подумать, как дальше жить. Как отражать нападения агрессора…

…Они разговаривали долго, несколько часов. Варианты предлагались разные. Но в самом конце, уже окончательно одурев от сигарет, кофе и разговора, слово взял Юнгеров:

– Подводя итоги… Для начала – пожар надо тушить кардинально‑ глобально, а потом уже отдельные угольки затаптывать. Значит, надо в Москву деньгу засылать – чтобы тот заказ на нас перешибить и чтобы попытаться Гамеру же и прижать – легально и руками государства… Наша задача – четко вычислить, с кем говорить и кому давать. Кто реально сможет решить вопрос!

– Ну, – кивнул Крылов. – Тут кое‑ какие наметки имеются.

– Нам не наметки нужны, – вздохнул Юнгеров. – Нам уверенность нужна… Помню, в конце восьмидесятых влетел в ментовку мой парень… влетел крепко. Я со следователем и так, и сяк, и баксы ему прямо в лапы сую… А он – нет и все! А потом мне один работник советской торговли дельную вещь посоветовал: дескать, денег должно быть много – по объему, который поразит воображение. То есть – не доллары, а рубли, достоинством по полтиннику. Я доллары поменял – и получилась гора советских денег, которая еле влезла в коробку из‑ под советского телевизора «Рубин» – помните, были такие самовоспламеняющиеся гробы? Взял я у приятеля в магазине эту упаковочку да и набил под завязку пачками. Коробка еле в багажник влезла. И поехал я прямо к парадной, где следователь жил. Долго караулил, наконец дождался – идет. Я к нему: «Начальник, не держи зла, смотри! » И показываю ему коробку. Он глянул, я смотрю – есть контакт! А он с юмором был, говорит: «Вес взят! » И потащили мы эту коробку к нему домой на четвертый этаж. А на площадке третьего этажа в коробке дно провалилось – засыпали всю лестницу деньгами! Стремно, собираем их лихорадочно. Да… В общем, через десять дней парень мой – на свободу с чистой совестью. Дело за отсутствием всего чего надо было прекращено. Вот такая байка. Понимаете, к чему я это гну?

– А чего ж тут такого военно‑ морского? – развел руками Ермилов. – Только в этот‑ то раз короб придется набивать все же зелеными. Ставки другие, да и цены возросли.

– Понятно, – махнул рукой Александр Сергеевич. – На короб я не потяну, а вот коробку из‑ под «ксерокса» – сдюжу.

– Два миллиона долларов, – быстро сосчитал Ермилов. Фразу эту он сказал таким тоном, каким бы мог произнести приговор: «…к высшей мере социальной защиты».

– Это деньги, – кивнул Юнгеров. – Я понимаю.

– Ты понимаешь?

– Понимаю. На Москве экономия боком выйдет. Так что не будем охать и причитать. Или – или!

– Все правильно, Саша, – согласился Крылов. – С суками надо по‑ сучьи.

Юнгеров повернулся к Волкову:

– Денис, как чувствуешь, есть в Гамернике стержень?

Волков медленно покачал головой:

– Когда‑ то мы отобрали у него все машины… Сейчас он силен, но это только внешне. Ни на что это не влияет. Мы и сейчас точно также отберем все машины снова. В нем нет крепости. Он опасен, но только тогда, когда имеет возможность выстрелить в спину.

– Вот мы и должны лишить его этой возможности, – подвел черту Юнгеров.

…Когда все разъехались, Александр Сергеевич еще долго сидел в своем кабинете за письменным столом. Прикрыв глаза, он перебирал поэпизодно прошедший день. Он вспоминал фразы и выражения лиц Крылова, Ермилова, Дениса…

Когда перед его мысленным взором встало лицо Штукина, Юнгерова вдруг словно слегка кольнуло что‑ то под левую лопатку. Эта странная тень, которая мелькнула в глазах Валерия… Может, показалось? … Мгновение спустя Юнкерс со свойственной ему здоровой самоиронией осознал, о чем думает, и рассердился:

– Тень‑ плетень, – сказал он вслух. – Нервы… Все это нервы… Еще немного – и впрямь, как баба, начну от тени шарахаться…

Юнгеров открыл ящик стола и вынул из него фотографию Гамерника в рамке из карельской березы и поставил перед собой. Фотография была скачана из Интернета – с официального сайта концерна Гамерника.

Александр Сергеевич посмотрел на снимок и сказал совсем тихо:

– Бог – это любовь. А я не люблю тебя. Я не Бог и не ангел. Я – человек. А ты – блядь. Ну, а с блядьми – по‑ блядски…

В наступивших сумерках казалось, что лицо на портрете меняет выражение и улыбается…

Конец второй части

[1] Оперативно‑ розыскные мероприятия.

[2] Цитата из старого советского к/ф «В 6 часов вечера после войны».

[3] В Великую Отечественную войну советские летчики после каждого сбитого самолета рисовали на борту своего самолета звездочку.

[4] Ося имеет в виду апрельский пленум ЦК КПСС, с которого началась перестройка.

[5] Решка – грубые железные жалюзи на окнах камеры.

[6] Жаргонное саркастическое выражение, означающее «вспоминать старые времена».

[7] Ордер – некий вид квитанции, дающий адвокату представлять интересы клиента.

[8] Руководитель американской разведки во время Второй мировой войны.

[9] Сотрудник Управления собственной безопасности.

[10] Генрих Ягода – начальник НКВД СССР в тридцатые годы, предшественник Ежова и Берии.

[11] Жаргонное выражение, означающее «пугать голосом, криком».

[12] 51‑ я статья Конституции позволяет отказываться от дачи показаний против себя.

[13] «Заказной убойный» – отдел, занимающийся раскрытием заказных убийств.

[14] В советские времена почти в каждом пионерском лагере висел плакат: «Дети – хозяева лагеря! ».

[15] Барак усиленного режима.

[16] Ильюхин пытается каламбурить вокруг аббревиатуры ИРА (Ирландская Республиканская армия – террористическая организация).

[17] В м/ф «Маугли» бандерлогами называли обезьян.

[18] 17‑ й съезд ВКП(б), большинство делегатов которого были впоследствии репрессированы.

[19] В Нижнем Тагиле находится колония для осужденных сотрудников правоохранительных органов.

[20] Древнеримский диктатор.

[21] Имеется в виду персонаж к/ф «Белое солнце пустыни» товарищ Сухов.

[22] Марка престижных советских папирос.

[23] Об этом поется в известной русской народной песне «Из‑ за острова на стрежень…».

[24] Древнеримский сенатор Катон начинал каждое свое выступление, независимо от темы, словами: «Карфаген должен быть разрушен». Карфаген – государство в Северной Африке, в то время – один из главных соперников Рима.

[25] Штукин цитирует фразу из к/ф «Бумбараш».

[26] Оперативно‑ поисковые дела.

[27] «Welcome» – «Добро пожаловать» (англ. ).

[28] Отдел по борьбе с экономическими преступлениями.

[29] Субъектом права человек становится по достижении определенного возраста – в зависимости от тяжести совершенного преступления.

[30] Зоя цитирует С. Есенина:

«…Отцвела моя белая липа, Отзвенел соловьиный рассвет».

[31] Оперативному сотруднику проще работать, когда уже возбуждено уголовное дело, которое возбудить очень трудно на вторые‑ третьи сутки после исчезновения человека.

[32] При каждом звонке с мобильного телефона сигнал проходит через ближайшую антенну сети компании сотовой связи. Таких антенн тысячи.

[33] Терминалом называется сам телефонный аппарат.

[34] ДР – жаргонная аббревиатура, означающая: «офицер действующего резерва».

[35] Биллинг – распечатка телефонного разговора.

[36] Штукин цитирует Высоцкого.

[37] Чертями в тюрьме называют людей, которые не следят за своей внешностью.

[38] Имеется в виду 15‑ я линия Васильевского острова.

[39] Подводно‑ диверсионные силы и средства.

[40] Подводные противодиверсионные силы (так называемые «морские котики»).

[41] Ломовой – жаргонное выражение, означающее «стукач», – от слова «вломить».

[42] Установить адрес, в который зашел объект.

[43] Информационный центр.

[44] «Клюквенники» – специализация воров, которые обворовывали церкви.

[45] Оперативно‑ техническое мероприятие по прослушиванию телефонных разговоров.

[46] Штукин цитирует известную одесскую песню: «На Дерибасовской открылася пивная…»

[47] Определил, опознал, понял (проф. сленг).

[48] В отличие от следственного изолятора «крыткой» или «крытой» называют тюрьму, в которой отбывают наказание лица, уже осужденные и приговоренные к тюремному режиму содержания.

[49] В середине 90‑ х в преступной среде был чрезвычайно распространен миф, что на территории России существует глубоко законспирированная организация, состоящая из бывших и действующих сотрудников правоохранительных органов, основной задачей которой является физическое устранение преступных авторитетов без суда и следствия.

[50] Крупнейшая военно‑ морская база США на Тихом океане, практически уничтоженная в самом начале Второй мировой войны японскими ВВС.

[51] Железо – оружие (сленг).

[52] Заряженный – с оружием.

[53] Малиновые войска – внутренние войска МВД СССР.

[54] Принять – задержать (сленг).