Письмо волшебнице. Я так хочу.. Я так хочу.. Я так хочу.

Письмо волшебнице

Заветное желание

Пожалуйста, пусть я научусь кататься на горных лыжах.

Пусть я не буду падать.

Пусть папе понравится.

Я так хочу.

Я Соня.

— Нет! — кричит она так, словно отец собирается увести меня навсегда, а не на два-три часа. — Нет! Я тебе запрещаю! Ты не пойдешь с ней туда!..

Отец спокоен; он смазывает лыжи маленьким белым огрызком, похожим на огарок свечи, и на лице его все четче проступает выражение.

Суббота. Время заниматься зимними видами спорта.

— …Что ты молчишь? Ты слышишь: не смей! Достаточно того, что ты ходишь туда сам, как будто бы там… как будто бы ты… — ее голос звенит и царапается, как вилка о блюдце. — Как ты можешь вот так, спокойно, елозить по этой горе, как будто… вот так…

— Так, сказал бедняк… — бормочет отец, задумчиво проводя пальцем по поверхности лыжи. — И заплакал…

— Ты не слушаешь меня! — взвизгивает мать, и мне на секунду становится щекотно и больно в горле, словно через него быстро-быстро продели иголку с ниткой. — Тебе наплевать!

— Не кричи, в доме хорошая слышимость, — кривится отец.

Точно в подтверждение его слов, оглушительно рокочет батарея в ванной: должно быть, ведьма стучит по ней шваброй этажом ниже. Ей не нравится, когда мы шумим.

— Соня, ты никуда не пойдешь, — говорит мать.

— Соня, ты готова выходить? — бесцветно спрашивает отец.

У него на лице выражение: оно выползло окончательно. В каждой складочке кожи, в каждой клетке, в каждой морщинке — выражение. Я смотрю в стену.

— Соня, я тебе запрещаю, — говорит мать.

— Соня, я ухожу, — говорит отец. — А ты как хочешь. Ты взрослая девочка.

Выражение. Выражение.

Он открывает входную дверь и вытаскивает свои лыжи на лестничную площадку. Он не смотрит на меня. Выражение…

— Я тоже пойду кататься, — говорю я.

Выражение медленно залезает обратно под отцовскую кожу.

Вдвоем мы медленно спускаемся по лестнице, волоча лыжи. Мать застыла в дверном проеме.

— Ты предатель! Ты просто чудовище! Ты просто чу-до-ви-ще! — скандирует она.

— Я — чудовище, — легко соглашается отец. — И ты тоже, дорогая.

— У тебя нет души! — голосит она.

— У тебя тоже нет, дорогая.

— Чудовище… — всхлипывает она.

Мы выходим на улицу.

— Чудовище — жилец вершин, — тихо бубнит отец, — с ужасным задом… Схватило несшую кувшин, с прелестным… Соня, надень варежки… С прелестным взглядом… Она качалась, точно плод… Соня, не волочи лыжи по асфальту… В ветвях косматых рук… Чудовище… Урод… Черт, как там дальше? …

Некоторые люди ходят кататься на гору семьями. Все вместе. Но мы не такие, как все.

Обязательно нужно задать вопросы волшебнице:

1. Почему мы не можем пойти на гору все вместе? Мама не будет кататься, но она могла бы просто посидеть внизу, в бревенчатом домике…

2. Почему мы не такие, как все?

3. Что значит, если у человека нет души?

4. Могут ли люди быть чудовищами?

5. Кто такой Жилец Вершин?

6. Почему я такая толстая?

7. Я когда-нибудь съеду с самой вершины горы?

8. Любят ли меня мои родители?

— Двигайся коньковым шагом, — командует отец.

От бревенчатого домика, где мы переодевались, до горы — метров тридцать. В принципе, это мало. Но мои ноги замурованы в тяжеленные красные ботинки, и я не могу шевельнуть пальцем. Но горные лыжи толстые и тяжелые, гораздо тяжелее беговых, и мне не сдвинуться с места. Никак не сдвинуться.

— Коньковым шагом! — раздраженно повторят он. — Ты же не думаешь, что я поволоку тебя к горе на руках?!

Я медленно ползу к горе. Вместе с лыжами и ботинками я вешу, наверное, тонну.

— Почему нельзя снять лыжи и дойти до горы в ботинках? — спрашиваю я. — А лыжи надеть уже там?

— Потому что.

Исчерпывающий ответ.

Я ползу. Отец вынужденно ползет рядом. Со склона скатывается целое семейство — папа, мама, дочка; все трое с профессиональным изяществом тормозят в метре от нас, окатив нас фонтанчиками снежных брызг. На всех — красивые горнолыжные костюмы и солнцезащитные очки. Дочку я знаю — Леночка, из параллельного класса.

— Кого я вижу… — отец семейства дружески похлопывает моего отца по спине. — Здорово, тренер!

— Привет! — отец расплывается в улыбке, — … От старых штиблет! — ответное похлопывание. — Твои девушки, как всегда, очаровательны!

Мой отец с неподдельным восторгом смотрит на Леночку. Леночка улыбается. У нее кривые зубы, у нее пластина для исправления прикуса, у нее маленькие злые глаза (за солнцезащитными очками не видно, но я-то знаю) — но она тоненькая и гибкая, но у нее прямая спина, но у нее длинные ножки, она почти ничего не весит, она умеет, скатываясь на лыжах с горы, медленно приседать, а затем откидываться на спину, ложиться прямо на собственные лыжи, продолжая при этом катиться… И поэтому мой отец смотрит на нее с восхищением — она очень спортивная девочка, она просто его мечта, он хотел бы иметь такую, он учил бы ее разным трюкам, он сделал бы из нее горнолыжницу, горнолыжницу, горнолыжницу…

— Ты, я вижу, тоже свою красавицу привел… — говорит Леночкин отец и смотрит на меня.

Красавицу. Он назван меня красавицей. Леночка кривит губы в улыбке, кривые губы над кривыми зубами. Леночка тихо смеется. Я ее понимаю: когда корову называют красавицей, это, конечно, смешно…

— Давно пора, давно пора… И Эльвиру свою тоже вытаскивай…

— Элеонору, — морщится отец.

— Что? …

— Ее зовут Элеонора.

— А… ну… так я и… я говорю, что она у тебя все дома да дома, супруга-то твоя… Слышь, тренер, приводи супругу, вместе покатаемся, потом посидим культурно! — Леночкин папа выразительно кивает на бревенчатый домик и щелкает пальцами воротник своего горнолыжного костюма. — Приведешь?

— Обязательно, — вяло соглашается мой.

Ему стыдно за нас. Ему стыдно, что маму зовут Элеонора. Ему стыдно, что она не умеет кататься и культурно сидеть. Ему стыдно, что я не красавица.

— А чего вы так поздно выбрались-то? — спрашивает Леночкин. — Мы уже домой собираемся…

— Завозились, — мрачнеет отец.

Ему стыдно, что мы выбрались поздно. Ему стыдно за нас.

— Не, эт’ не дело, — бодро комментирует Леночкин, — с утреца надо приходить, с утреца! Ну ладно, давай, тренер! Мы поехали!

Они устремляются к бревенчатому домику красивым коньковым шагом. Все трое.

Некоторые люди ходят на гору семьями. Но мы не такие, как они.

— Коньковым шагом! — рявкает отец. — Чего стоишь, ворон ловишь?

Я старательно не смотрю на него: мне не хочется видеть выражение. Я ползу к склону, раскорячившись, как дрессированная бегемотиха на льду.

— Палки, палки тебе на что?! — орет отец. — Палками отталкивайся!

Я пытаюсь отталкиваться.

— Что ты виснешь на этих палках, как парализованный инвалид?

Я стараюсь.

Волшебница! Ты ведь здесь, совсем рядом, волшебница! Помоги мне дойти до горы…

— Ладно, ты давай пока, тренируй коньковый шаг, а я скачусь разок. — Отец оставляет меня одну и направляется к подъемнику.

Спасибо тебе, волшебница…

…Он цепляется бугелем за трос, и трос утягивает его на вершину. Я снимаю лыжи и подхожу к склону, волоча их за собой. Потом снова надеваю.

Отец спускается, тормозит в полуметре от меня, окатив меня фонтаном снежных брызг.

— Теперь — коньковым шагом обратно к раздевалке! — спокойно говорит он.

— А как же — скатываться? — хнычу я. — А как же — съезжать с горки?

— Сначала нужно освоить коньковый шаг. Съезжать будешь в следующий раз. Коньковым шагом — к раздевалке — марш! И жди меня там. Я немного покатаюсь.

Я медленно ползу к раздевалке. Потом снимаю лыжи и иду пешком. С трудом затаскиваю лыжи внутрь, с трудом отщелкиваю ледяные клипсы ботинок, с трудом стягиваю ботинки с ног; наконец надеваю свои сапоги.

В кармане куртки у меня припрятаны бумажка (уже оформленная, со снежинками и все такое — остается только вписать текст) и карандаш.

Я записываю свои восемь вопросов, сворачиваю бумажку вчетверо и бегу к норе. По корням очень удобно добираться до волшебной норы — все равно что по лестнице… Без лыж и ботинок ноги кажутся легкими, а тело невесомым. Как будто я похудела. Как будто я почти ничего не вешу.

От подножия до входа в нору — семь древесных ступенек — магическое число.

Вокруг норы — коричневые, прошлогодние, влажные от снега травинки, и заиндевевшие веточки полыни, и засохшие цветы-зонтики.

Я просовываю письмо в нору. Еще я кладу туда шоколадную конфету.

Я говорю:

— Волшебница, ответь мне, пожалуйста, правду.

Я говорю:

— Волшебница, съешь шоколадную конфету. Она очень вкусная. Если тебе понравится, я принесу еще. Сколько хочешь. Ты только ответь.