Аннотация.

       После завтрака из пережаренной яичницы и сожжённых тостов Кельвин и я стоим у раковины с мыльными руками, моя посуду.

       — Ты открыла галерею через год после того, как уехала из поместья. Я думал, ты планировала пойти в колледж.

       Я пожала плечами.

       — Я думала об этом, но не могла позволить себе этого. И не хотела больше тратить время. Мне нужно было заняться чем-то эффективным.

       — Колледж эффективный, ты так не думаешь?

       — Галерея даёт выход моему творчеству, но она материальна. В смысле ощутимая. После поместья для меня это было к лучшему. Она держала меня в тонусе.

       — Что с теми деньгами, которые я тебе дал?

       — Я заплатила Фриде то, что была должна, остальное на сберегательном счету. Я не смогла заставить себя… Чувствовала, будто ты бросаешь мне эти деньги, чтобы возместить… — я отвернулась, но не думаю, что мне нужно было заканчивать предложение. — В любом случае это были напряжённые пару лет, пока я пыталась открыть галерею, и у меня ещё много долгов, но теперь я не могу представить, что занималась бы чем-то ещё.

       Он покачал головой, когда вытирал руки кухонным полотенцем.

       — Эти деньги были для того, чтобы ты начала всё заново, Кэт. Чтобы построила жизнь, которая сделает тебя счастливой, — он поймал мою улыбку и кивнул мне подбородком: — Что? Почему ты так на меня смотришь?

       — Думаю, ты впервые назвал меня Кэт.

       — Хочешь, чтобы я называл тебя по-другому? — спросил он, поддразнивая. — Воробушек? — но его лицо поникло в ту же секунду.

       — Мне всё равно, как ты меня называешь, — произнесла я. — Воробушек… Хотя это меня даже заводит.

       Он изогнул бровь и передал мне полотенце.

       — Правда?

       Я кивнула, скрестила руки, а потом выпрямила их.

       — Но я… Я не уверена или не думаю, что… Ну… Готова к этому. Прошлой ночью ты был прав. Я была в плохом состоянии. Спасибо, что ушёл.

       Кельвин подступил ближе ко мне и забрал тряпку у меня из рук, положив её на столешницу. Его руки опустились на мои волосы, убирая их с лица.

       — Как бы сильно я тебя ни хотел, наши проблемы нельзя исправить сексом. Я могу потерпеть. Сейчас я лишь хочу быть нормальным мужчиной, который заботится о своей девушке.

       — Ты хочешь быть моим парнем? — спросила я.

       Он прыснул со смеху.

       — Иногда я забываю, насколько ты юна.

       Я нахмурилась.

       — Я больше не так юна.

       — Одиннадцать лет, — ответил он. — Вот наша разница в возрасте.

       В этот раз мы оба рассмеялись. Я коснулась ладонями его груди, и она поднялась от глубокого вдоха.

       — У меня уже есть парень, — сказала я.

       Он обхватил моё лицо руками и остановился в дюймах от моих губ:

       — И я использую всю свою силу воли, чтобы не выследить его из-за того, что он прикоснулся к принадлежащему мне.

       — Я не была твоей.

       — Именно была, — его слова превратились в шёпот возле уголков моего рта. — Он знает тебя лучше, чем я? Он трахает тебя лучше?

       Я непроизвольно застонала, облизнув губы. Он резко отпустил моё лицо и отступил на шаг, тряся головой.

       Мы вернулись к кровати. В моей маленькой квартирке было мало места, но я не думаю, что кто-нибудь из нас был против. Поскольку у кровати не было спинки, он сел, прислонившись к стене, а я положила голову ему на бедро. Кельвин провёл рукой по моим волосам.

       — Мне нужно перезвонить Гранту, — произнесла я. Его пальцы замерли в моих прядях. Я сглотнула, удерживая взгляд прямо. Когда я наконец-то подняла глаза, он пристально смотрел в окно. — Если я не перезвоню, он приедет.

       — Он хорошо к тебе относился? — спросил Кельвин.

       — Да, — ответила я. — Он идеальный парень.

       — Был, — добавил Кельвин, и мышцы на его ногах напряглись подо мной.

       — Да, был.

       — Тебе нужно позвонить ему. Сейчас.

       Я опустила веки — реакция на его прикосновение.

       — Позвоню.

       — Чем занимается Грант?

       — Ты не знаешь?

       Он издаёт звук, похожий на что-то между кашлем и прочищением горла.

       — Нет. Я исполнил обещание и держался подальше… Даже в начале, когда действительно не верил, что это к лучшему. Я знал лишь то, что у тебя были парень и галерея и что ты выехала из своей старой квартиры. Это было сложно, но я держался подальше, — он сделал паузу. — Пока не сорвался.

       — Грант… Умный. И милый. Он психолог.

       — Чёрт, — пробурчал он.

       Я не смогла сдержать смех.

       — Я знаю.

       — Он знает обо мне?

       Я снова открыла глаза и коснулась пальцем его напряжённой ноги:

       — Нет.

       — Так что ты ему сказала? И Фриде?

       — Я не хочу об этом говорить, — ответила я.

       — Мне нужно знать, Кейтлин.

       Я вздохнула.

       — Я сказала им, что была всего лишь приманкой. Карлос Ривьера думал, что мог приманить Героя заложником и отомстить за смерть отца. Сказала им, что это сработало, только ты убил их раньше.

       — Они купились на это?

       — Я не так далеко отошла от правды. Сказала, дабы не вникать в детали, что была ранена и накачана наркотиками.

       — Психолог отстал от тебя после такого ответа?

       Я улыбнулась.

       — Да. А Фрида не совсем. Она пыталась заставить меня говорить, но я не смогла. Мы больше не так близки.

       — Я даже не виню её. Может, тебе стоит поговорить с кем-то.

       Он сел ровно, так что я перекатилась на спину. Кельвин взобрался на меня и оставил на моих губах краткий поцелуй. Прежде чем мне удалось его там удержать, он поцеловал местечко у меня под челюстью, а потом ключицу. Его длинные ноги свисали с края кровати, пока он проделывал дорожку вниз и остановился возле моих бёдер. Он уставился на маленькие выпуклые шрамы.

       — Больше никогда. Чего бы мне ни стоило… Чтобы прекратить это, я сделаю всё.

       Я попыталась улыбнуться, но улыбка поблекла:

       — Некоторое время я ничего не могла чувствовать. Я была немой, Кэл. Не думаю, что мне снова нужно будет резать себя, — его пальцы прошлись по белым полоскам кожи. — Если ты останешься.

       Он посмотрел на мои запястья.

       — Как часто и где?

       — Нечасто. Только когда… Было слишком больно выдерживать всё. Бёдра и руки там, где стекло уже оставило следы.

       — Тебе нужно разобраться с этим. Моё возвращение в твою жизнь будет сложным изменением. Пообещай мне, что ты сходишь к специалисту.

       Я потрясла головой. Ничего не звучало хуже, чем снова переживать это время вслух.

       — Не сейчас, Кельвин. Дай мне хоть немного побыть счастливой. Счастливой оттого, что ты здесь. Я больше не буду этого делать.

       Он посмотрел на меня полуприкрытыми зелёными глазами.

       — Это было так давно, — произнёс он. — Ты не представляешь, как каждую ночь я хотел, чтобы ты вернулась ко мне в постель.

       — Кельвин.

       — Знаю. Не обращай внимания на мой член у твоей ноги, — сказал он с намёком на улыбку. — Я могу подождать.

       — Я лишь думаю…

       — Тебе не нужно объяснять. Я соглашаюсь с тобой. Не хочу начинать всё таким образом.

       Я кивнула, и телефон тут же зазвонил.

       — Это Грант, — произнесла я.

       Он застонал и опустил лицо на моё бедро:

       — Я не хочу даже слышать это имя вновь.

       — Если бы я знала, что ты был…

       — Не надо, — он прервал меня. — Просто ответь на звонок и порви с ним.

       Я вывернулась из его хватки. Хотя в дверном проёме остановилась и оглянулась:

       — Ты всё ещё можешь… Слышать?

       Он оглянулся через плечо:

       — Нет.

       Прозвучал сигнал автоответчика.

       — Эй, Кэт. Мне нужно решить кое-какие дела. Мне тебя забрать? Мы можем сходить на ланч.

       Я сорвала трубку с телефона на кухне, оттягивая провод к дальнему углу на кухне.

       — Я здесь.

       — Эй. Я пытался тебе дозвониться.

       — Знаю, прости. Было поздно, и я уснула.

       — Хорошо. Я рад, что тебе удалось поспать. Так что скажешь по поводу обеда?

       — Грант, я…— я сделала паузу, подыскивая слова. Я не могла объяснить этого сама себе, но сказала: — Встретимся. Только скажи мне где.

       После того, как я повесила трубку и вернулась, Кельвин сидел в том же положении на кровати. Я забралась к нему и обхватила его ногами сзади, приблизившись ртом к его уху.

       — Мне нравится, что ты здесь, — произнесла я. — Я ещё не сказала тебе, как сильно по тебе скучала.

       — Ты порвала с ним? — спросил он. Я вздохнула и выпрямилась, и он плюхнулся на спину. — Нет, не так ли?

       — Мы встречались год. Я не могу сделать это по телефону. Согласилась встретиться с ним за обедом.

       Его взгляд сместился на потолок, и он кивнул:

       — Я сам виноват, что связался с хорошей девочкой.

       Я рассмеялась и прижалась к нему всем телом. Прикоснулась к его шее губами, но замерла, когда напряглись его жилы. Это было неизведанное изменение силы между нами. Когда он не сдвинулся, чтобы спугнуть меня, я сказала:

       — Я не такая уж и хорошая.

       — Нет?

       — Нет. Я могу быть плохой. Меня даже называли маленькой шлюхой.

       — Моей маленькой шлюхой, — поправил он. — Знаешь ли, в этом есть разница.

       Он становился твёрже и упирался в меня. Я сместилась. Мы резко вдохнули в один и тот же момент.

       — Боже, ты сделаешь это для меня чертовски невыносимым, так ведь?

       Я быстро поцеловала его, поднимая голову, чтобы посмотреть в его глаза.

       — Я рада, что ты больше не носишь очки.

       — Они были мне не нужны.

       — В них ты был красивым, но теперь я лучше тебя вижу.

       — Не уверен, что хорошо.

       Я улыбнулась и положила руку на его щеку.

       — Это хорошо. Ты хороший, Кельвин. Я видела худшее в тебе, и теперь мне предстоит узнать лучшее.

       — Я думаю, лучшее во мне — это ты.

       Я моментально краснею.

       — Спасибо за то, что пришёл ко мне.

       — Не переживай, ты скоро вернёшь это одолжение.

       Я рассмеялась и толкнула его в плечо.

       — Так можно разрушить момент. Мне нужно в душ, — произнесла я, сев ровно. — Буду благодарна, если ты отключишь своё рентгеновское зрение.

       — Господи, Кэт. У меня нет рентгеновского зрения. Если бы было, я был бы покойником.

       — Да, был бы. Благодаря мне.

       Мы покинули квартиру час спустя, чтобы встретиться с Грантом. Кельвин подбросил меня до угла, пообещав, что скоро вернётся забрать меня.

       Заметив меня, Грант помахал из-за своего столика во дворике. Я позволила ему поцеловать меня до того, как мне принесли чай со льдом, который он заказал. Его каштановые волосы переливались золотом на солнце, а голубые глаза были ещё проницательней обычного.

       — Ты прекрасно выглядишь, — сказал он. — Приятно видеть тебя в платье не только на работы.

       Я поблагодарила его и заказала салат «Цезарь». Когда мы снова остались одни, я взяла его руку в свою.

       — Грант, ты был очень терпелив со мной весь год. Всё, через что я прошла… Знаю, со мной не всегда легко справиться.

       — Я просто рад, что тебе лучше. Сколько времени прошло с последнего раза, когда ты резала себя? Три месяца?

       — Что-то около того. Я покончила с этим, но это всё равно не то, о чём я хотела поговорить.

       — Ну, если быть честным, ты никогда не хочешь об этом говорить.

       — Знаю.

       — Я работал с теми, кто режет себя, малышка. Если ты говоришь, будто покончила с этим, это не значит, что ты покончила. Но, — он сжал мою руку, — я горжусь тобой. Ты проделала нелёгкий путь с тех пор, как мы встретились.

       — Грант…

       — Хотя, когда мы съедемся, это должно полностью остановиться. Я не могу видеть то, что ты с собой делаешь. Ты… Нет, нам нужно найти способ, чтобы…

       — Хватит, — произнесла я. — Не разговаривай со мной так, будто я одна из твоих пациентов.

       Он откинулся назад и уставился на меня широко распахнутыми глазами:

       — Я никогда не обращался к тебе так, как к своему пациенту.

       Я поставила локти на стол и спрятала лицо в ладонях.

       — Знаю. Прости. Я не это в виду имела.

       — Почему ты это сказала?

       — Недавно я думала… Что, возможно, нам нужно взять паузу.

       — Что? Нет. Паузу? Нет, нам это не нужно.

       Я посмотрела вверх, закусив губу:

       — Ты прав. Пауза не то слово. Это конец, — он открыл рот, но не смог произнести ни слова. — Знаю, что внезапно, — продолжила я, — но так больше не может продолжаться.

       — Это очень внезапно. Это не спонтанное решение? Поговори со мной, Кэт.

       Я покачала головой:

       — Я люблю тебя, но я не вижу нас вместе, а я знаю, что ты этого хочешь.

       — Да, это то, чего я хочу, но, если ты не готова… Я могу подождать. Я думал, что ты тоже этого хотела.

       — Ты был так добр ко мне. Хоть мне и нужно пространство. Не думаю, что была готова к отношениям, когда мы встретились.

       — Ты не можешь зацикливаться на том, что с тобой случилось. Иначе он выиграет.

       — Кто?

       — Тот, кто сделал это с тобой. Гай Фаулер.

       Я не слышала это имя уже несколько месяцев. Грант знал о парне по имени Гай, который работал на картель и удерживал меня в доме в другом штате, но я сказала ему, что он был мёртв. Так же, как и Кельвин никогда не думал о нём, потому что я не рассказала ему правду о Гае. Иногда я переживала о том, что знал Гай и что он вернётся ко мне или к Кельвину.

       — Он преследует тебя, — произнёс Грант. — Порезы, бессонница, твой страх серьёзных отношений… Твой мучитель даже из могилы управляет тобой.

       Официантка поставила передо мной мой салат, а перед ним — его гамбургер, но аппетит пропал. Я поковыряла салат вилкой и всё равно съела его.

       — Согласна. Я слишком часто позволяю своему прошлому контролировать меня, но, думаю, я готова двигаться дальше. Хоть и должна сделать это в одиночку.

       Он кивнул, пока жевал, но его взгляд был отрешённым.

       — Я уважаю твоё решение. Просто знай, что я люблю тебя и всегда хотел помочь. Если вернёшься сегодня домой и поймёшь, что это была ошибка, я буду рядом.

       Грант всегда был последовательным и зрелым. Иногда меня это тревожило, но теперь я за это благодарна.

       Мы расстались после одного долгого объятия, во время которого он крепко меня сжал.

       — Я люблю тебя, — прошептал он мне на ухо. — Пожалуйста, передумай.

       Я поцеловала его в щеку, зная, что он смотрит мне вслед, пока я ухожу. За углом Кельвин ждал меня у машины со скрещёнными руками на груди.

       — Как всё прошло?

       Я пожала плечами, пытаясь успокоить дрожащий подбородок.

       — Ты рассказала ему обо мне?

       — Я не хотела причинять ему боль.

       Большими пальцами он прикоснулся к уголкам моих глаз.

       — Я люблю тебя, — произнёс он.

       Хоть услышать от него признание и было странным, это было именно то, что мне было нужно. Я спрятала своё лицо у него на груди и позволила ему обнять себя.

       — Знаю, это было тяжело, — произнёс он. — Но теперь мы именно там, где и должны быть.

       В тот момент я остро почувствовала свою любовь к Кельвину. Я не знала, когда она началась, и не знала, уходила ли она хоть когда-либо, но в тот момент внутри меня пылал огонь.

 Глава 2.

       Кейтлин.

       Кельвин стоит в дверном проёме, наблюдая, как я сижу на подоконнике и вспоминаю. Когда я замечаю его, по моему телу прокатывается тепло.

       — Я скучала по тебе. Мне нравится, когда ты рядом.

       Он подходит ближе и садится на противоположный конец, глядя за окно, а потом снова на меня.

       — Мой птенчик, который пытался улететь.

       — Мой герой, который поймал меня.

       Это воспоминание отмечено на моём теле и на моей душе, но мы оба улыбаемся.

       — Они скоро будут здесь, — произносит он.

       — Ладно.

       Он встаёт, и я хватаю его руку, притягивая к себе. Кельвин обхватывает ладонью мой затылок, когда я смотрю вверх.

       — Думаю, я готова, Кельвин.

       — Прошла всего неделя.

       Я изгибаю бровь, глядя на него:

       — Ты отказываешься заняться со мной сексом?

       Его лицо искажается, когда он пытается подавить улыбку.

       — Нет. Всего лишь убеждаюсь, что ты на самом деле готова.

       Я цепляюсь пальцами за его пояс и немного притягиваю.

       — Что-то в том, что я снова здесь, вызывает желание быть готовой. И я просто кое-что вспомнила.

       — Что именно?

       — Я так и не выплатила долг за проигрыш в «Восьмёрке».

       — Кейтлин, у тебя нет передо мной долгов.

       — Но я обещала, — просовываю пуговицу через петлю, всё ещё смотря на него снизу.

       — Не думаю, что это хорошая идея. Не здесь, — говорит он, но не останавливает меня, когда я расстёгиваю его ширинку.

       — А я думаю, идеальная, — я сдёргиваю его штаны и трусы к бёдрам.

       Прошло три года с тех пор, как я видела его таким, и он такой же внушительный, каким я его и помню. Набираю побольше воздуха и провожу кончиком языка по его стволу.

       — Мы можем заменить воспоминания, Кэл, — его рука запутывается в моих волосах, но я отодвигаюсь и качаю головой. — Уговор был в том, что я сделаю это по собственному желанию. Ты был терпелив всю неделю. Позволь мне сделать это для тебя.

       Он отпускает меня, не сказав ни слова. Его член ощутим в моей руке, когда мой рот растягивается по нему. Жажда сильнее, чем я предполагала, и мои слюна, стоны, пальцы, посасывание сливаются в одну жадную мольбу о нём.

       Он подаётся вперёд и входит в мой рот. Я отодвигаюсь и обвиваю языком его головку, смакуя её солоноватость. Мои губы скользят по его неровностям, его пульсирующим венам, пока я снова беру его глубже. Я сосу — он рычит; и я чувствую его решимость не брать контроль в свои руки. Его бёдра двигаются в умеренном, но неторопливом ритме, и это напоминает мне, каково быть оттраханной им. Когда он кончает мне в рот, я давлюсь, но проглатываю настолько быстро, насколько он наполняет меня.

       — Господи, — мягко произносит он, когда в открытую дверь раздаётся робкий стук.

       — Эй? Мистер П… О Боже. Прошу прощения.

       Кельвин стоит спиной к двери, закрывая меня, но я мгновенно краснею.

       — Дай нам минутку, Джудит — произносит он с явным раздражением.

       Я выглядываю из-за его тела и вижу пустую комнату.

       — Конечно, — выкрикивает она из коридора. — Я лишь хотела сообщить вам, что потенциальные покупатели уже здесь.

       Кельвин закатывает глаза.

       — Мы сейчас спустимся.

       Я не могу сдержать хохот через ладонь, прижатую ко рту.

       — Думаешь, она что-нибудь видела?

       — Помимо моей голой задницы?

       Я смеюсь ещё сильнее и встаю, пока он поправляет свои штаны. До того, как сделать шаг, он ловит меня за талию и притягивает к себе.

       — Ты невероятна. Ещё рано, но я всё равно не могу дождаться, когда трахну тебя, — мои и без того красные щёки становятся ещё горячее, и он приподнимает моё лицо за подбородок: — Только потому, что я был чертовски твёрдым с момента, когда увидел тебя в галерее. Но, как только сделаю это, после я собираюсь заняться с тобой любовью.

       Я слегка приоткрываю рот, когда он кратко целует меня. Мы всегда будем столкновением противоположных сил. Трахаться и заниматься любовью, добро и зло, любовь и ненависть.

       Мы встречаемся с людьми внизу. Ближайшая комната возле входной двери — это столовая, поэтому отсюда начинается наш тур. Кельвин стоит близко ко мне, пока Джудит рассказывает обо всех особенностях дома, включая происхождение «устойчивой антикварной» мебели, которая им достанется. Она на самом деле устойчивая, и я могу это подтвердить. Меня не только трахали на ней, но она ещё и осталась целой после того, когда её хотя бы один раз опрокинули.

       Руки Кельвина ложатся мне на плечи, когда я содрогаюсь. Занавески идеально обрамляют длинные тонкие окна до пола: окна, возле которых я стояла и смотрела наружу, желая оказаться там. По центру стоят свечи в подсвечниках, что пробуждает во мне ещё больше воспоминаний. Я разворачиваюсь, не думая, и прижимаюсь лицом к его широкой груди.

       — Прошу прощения, мисс Форд, — произносит Джудит. — Нелегко отпустить такой прекрасный дом, наполненный счастливыми воспоминаниями.

       Кельвин сжимает моё плечо рукой и смотрит на неё.

       — Нет, — отвечаю я со скромной, но искренней улыбкой. — Дело не в этом.

       Каждая комната представляет для меня что-то другое. Кухня была порталом как буквально, так и образно. Она была ключом к моему единственному побегу, но время, проведённое в поместье после того, как я сюда вошла, никогда не было тем же. Игровая комната, офис Кельвина, бассейн и сауна — каждая комната возвращает страх, похоть и смущение, которые я испытывала во время своего заключения. Часть меня хочет закричать: «Вы знаете, что происходило там, где вы сейчас стоите? »

       Но та часть, которая любит Кельвина и хочет двигаться дальше с ним, больше.

       Я изучаю этаж Кельвина, как всегда и хотела. Ни одна из запертых комнат не имеет для меня значения, и мне любопытно, имела ли когда-нибудь.

       Подвал кажется мне новым и необычным. Это тщательно отделанная и широкая комната паники. Хотя я знаю её истинное предназначение, которое выглядит как подземная квартира, заключённая в сталь.

       — Если у вас есть что-либо очень ценное, — обращается Джудит к паре, — это идеальное место для хранения. Сюда можно добраться лишь на лифте, и каждый вход оборудован панелью управления со сканированием отпечатка пальца. В комнате также есть климат-контроль, и она прекрасно подойдёт для хранения ценных предметов искусства.

       На этих словах пара смотрит друг на друга и кивает.

       — В случае нападения на дом или вторжения вы сможете укрыться здесь, — Джудит оглядывается на нас, а потом улыбается и добавляет: — Конечно, этого здесь никогда не случалось. Позади дома — лес, а вокруг — акры территории, как и вокруг каждого дома в округе. Здесь тихо и безопасно.

       Когда мы выходим, Кельвин шепчет мне:

       — Просто с другой стороны той стены были камеры. Хотя я убрал их с территории после того, как ты ушла.

       — Оу, — произношу я, потому что не уверена, как мне отвечать. Спасибо? — Зачем они были тебе нужны?

       — На случай непослушных маленьких девочек, — дразнит он. — Думал о них, пока держал здесь клетки. Они пригодились один или пару раз за многие года.

       Я содрогаюсь от мысли, что он имеет под этим в виду, поэтому решаю не отвечать. Когда тур подходит к концу, мы возвращаемся в фойе, где каждый пожимает руки, а после риелтор уводит покупателей.

       — Готова поехать домой? — спрашивает Кельвин.

       Я смотрю на потолок и осматриваю комнату. Солнечный свет, пробивающийся через тени, сообщает о позднем полудне.

       — Когда ты в последний раз пользовался кинотеатром?

       — Эм, я не знаю. Давненько.

       Я поворачиваюсь и прижимаю ладони к кубикам на его прессе.

       — Давай останемся сегодня здесь.

       — Здесь? — повторяет он. — Ты шутишь?

       — Нет. Мы уже здесь. Можем сделать попкорн и посмотреть фильм.

       Он усмехается и качает головой:

       — Хорошо, наверное. Если это то, чего ты хочешь. Хотя я понятия не имею, есть ли у меня попкорн.

       Я смеюсь по пути на кухню.

       — Где шеф Майкл?

       — Я начал давать ему выходные. Мне очень нравилось, как он готовит, но я не хочу, чтобы он продолжал то, что делал Норман.

       Я пытаюсь улыбнуться, но, находясь здесь, понимаю, что отсутствие Нормана заметно. Дом ощутимо изменился без него. Открываю кладовую и шарю по ней, пока отвечаю:

       — Без него, должно быть, тяжело.

       Я нахожу пачку попкорна и вытаскиваю её.

       — Шеф Майкл никогда бы не оставил тебя с пустыми руками, — я передаю её ему. — Кэл?

       — Хмм?

       — Может, нам обоим нужно поговорить со специалистом?

       Он ворчит:

       — И с чего мне начать? Я же не могу войти в офис к мозгоправу с историей своей жизни. И ты знаешь, — говорит он, подходя ближе и убирая волосы с моего плеча, — теперь, когда К-36 выведена из моего организма, мне стоит быть осторожным. Если кто-нибудь обнаружит правду, ну… Наручники станут более ощутимым препятствием, чем были до этого.

       Смотрю на него и моргаю.

       — Я не подумала об этом.

       Кельвин проводит большим пальцем по моему лбу.

       — Не переживай. Они никогда меня не поймают. А теперь как насчёт попкорна?

       Я прижимаюсь к Кельвину во время просмотра фильма, но мы высиживаем лишь половину его до того, как начинаем целоваться. Я залезаю к нему на колени, седлая его и тая под его сильными руками. Могу ощутить его настойчивость, которая прижимается к внутренней части моего бедра. Ему так тяжело сопротивляться. Не знаю, готова ли я снова впустить его в себя, и не знаю, буду ли готова когда-нибудь. Меня пугает не только прошлое, но и знание того, что, как только мы сделаем это, я так глубоко утону в наших отношениях, что никаким образом не смогу выкарабкаться назад. Никогда.

       Но моё тело, моя бесконечная боль, моё неудовлетворённое желание снова жаждут почувствовать его. Он нужен мне, потому что знает меня лучше, чем кто-либо когда-либо знал. Он знает не только то, что видел издалека, но и то, что у меня внутри: душу, жажду, желания и мои потребности.

       — Давай пойдём в кровать, — шепчу я между поцелуями.

       Он встаёт и поднимает меня за собой, вынося из кинотеатра. Кельвин отпускает меня у подножья лестницы, и мы поднимаемся — поднимаемся и поднимаемся — пока не достигаем хозяйской спальни на запрещённом четвёртом этаже. Я сбрасываю тапочки и жду у изножья крови, пока он снимает в себя рубашку. Комната просторная и богато обставлена. Воспоминания прорываются на поверхность.

       Внезапно он стоит передо мной, целует мои губы, пока его пальцы возятся с пуговицами моей блузки.

       — Как это будет? — спрашиваю я.

       — Что ты имеешь в виду?

       — Что, если не будет как прежде?

       — Ты хочешь, чтобы было как прежде?

       — Я не знаю.

       Он распахивает верх блузки и скользит тканью по плечам.

       — Не волнуйся, — произносит он. — Я всё ещё тот же человек. Закончи раздеваться.

       Он уходит, оставляя меня стоять в шоке от его слов — одновременно нежных и зловещих. Хотя мои сомнения быстро рассеиваются, и я делаю так, как он сказал. Кельвин возвращается и бросает что-то на кровать, прежде чем снова смыкает руки у меня на талии. В этот же момент я отрываюсь от пола и встречаюсь с ним взглядом на одном уровне.

       — Ты самое сексуальное и завораживающее видение, которое я только встречал, — произносит он. — Не знаю, как я прожил все эти дни без тебя.

       Я обнимаю его шею руками и трусь об него носом.

       — Это мило.

       — Не переживай за сегодня. Мы сделаем так, что нам обоим это будет казаться правильным. На кровать.

       Он ставит меня на пол, и я забираюсь на середину кровати. Кельвин берёт два предмета и показывает их мне.

       Я качаю головой.

       — Кельвин, — осторожно произношу я. — Что ты делаешь? Нет…

       — Мы не сделаем следующий шаг, пока я не буду уверен, что ты мне доверяешь, — с одной его руки свисает верёвка, а другой он сжимает что-то чёрное и похожее на пружину. — Я собираюсь привязать тебя к кровати и завязать тебе глаза. Не спорь, — он перебивает меня. — Я не собираюсь относиться к тебе, будто ты хрустальная чаша. Мы оба знаем, что ты не хрупкая, и оба знаем, что я не могу не сделать этого. Если не хочешь, мы пойдём спать и попробуем снова в другой раз.

       — Как я вообще могу тебе доверять? — его руки падают по бокам. — Но я доверяю, — протягиваю к нему руки запястьями вверх и жду.

       Его глаза находят мои, и улыбка появляется на губах.

       — Расправь свои крылья, воробушек. Так широко, как только можешь.

       Я показываю ему, насколько широко могу расправить крылья. Он привязывает одно моё запястье к правому кроватному столбу, а другое к противоположному. Он ничего не говорит, пока занимается этим, и на мгновение мне кажется, что Кельвин нервничает. Если его сердце бьётся так же сильно, как и моё.

       Он лениво сканирует моё лицо и шею, спускаясь к груди, а потом возвращаясь назад к глазам.

       — Доверься мне, — произносит он. Меня ослепляет чёрный шёлк. Я поднимаю голову, пока он завязывает шарф так туго, чтобы тот не спал. — Хорошая девочка.

       Я, напряжённая и взвинченная от предвкушения его прикосновений, жду в темноте. Когда влажные губы скользят по изгибу моей шеи, мои руки дёргаются в верёвках. Его рот остаётся там, потом исчезает и снова появляется на моей левой груди. Язык скользит вниз по соску, нежно всасывая его в рот. Кельвин продолжает свой путь — медленно и умеренно — между моих грудей, по животу и тазовой кости. Я с трудом дышу, и моё тело дрожит, когда его рот снова исчезает. Я шире развожу ноги, приветствуя то, что, уверена, должно произойти. Мой мозг обжигает одна только мысль о том, что мои бёдра двигаются нетерпеливыми умоляющими движениями. Он однократно проходится языком, и я чувствую его улыбку.

       Кончик его языка входит глубже в меня, обводит мою киску и вторгается глубже. Каждый мой нерв пылает, кричит, умоляя о большем, пока Кельвин осторожно, но с нарастающим давлением продолжает пробовать меня. Спинка кровати дрожит от того, с какой силой я натягиваю верёвки. Я хочу схватить его за волосы и притянуть ближе к себе.

       — На вкус ты даже лучше, чем я помню, — произносит он, целуя мой разгорячённый центр.

       — Я хочу попробовать, — выдыхаю я.

       Его рот исчезает, и вместо него я получаю тепло его тела.

       — Только попробуй, — произносит он после краткого поцелуя. Я облизываю с губ свою влагу и ищу больше, поднимая голову вверх, желая найти его. — А теперь откройся шире, — произносит он, щёлкая языком. — Не здесь.

       Я закрываю рот и раздвигаю ноги. Его член — а в данный момент будто колонна из камня — скользит вверх и вниз по моей влаге.

       — Как ощущения? — спрашивает он.

       Мой ответ едва ли можно услышать из-за стона:

       — Больше.

       — Хоть и хочу, чтобы ты кончила на мой язык и можно было вылизать тебя дочиста, я также хочу, чтобы ты кончила со мной внутри.

       — Да, Кельвин.

       — Скажи это снова.

       — Да, Кельвин, — повторяю я, пока он продолжает своё медленное скольжение по мне. — Всё, что захочешь.

       Его губы соединяются с моими, и я глотаю крик, когда он прижимает головку к моему входу. Мои ладони сжимаются в кулаки, когда он медленно входит в меня. Изысканное удовольствие и лёгкая боль почти напоминают агонию, когда он растягивает и наполняет меня, заставляя моё тело открыться ему и принять его.

       Хочу сказать ему двигаться быстрее, но переживаю, что стану давить на него. Я не знаю, каково будет вернуть старого Кельвина. Мои ноги — единственное средство, с помощью которого могу приблизить его к себе, так что я крепко обнимаю его ими за талию. Я повисаю на нём, выгибая спину, когда он входит в меня на полную длину с большей силой.

       — Позволь мне увидеть тебя, — умоляю я.

       Его рот снова накрывает мой. Поцелуй требовательный, когда он притягивает меня крепче к основанию своего члена с каждым движением бёдер. Я в пропасти мрака, тону в ощущениях и удовольствии, пробирающем до костей, пока этот мужчина завоёвывает каждую часть моего тела. Слышны лишь звуки наших голодных тел и мои резкие вдохи, которые прерывают его грудное рычание.

       — Господи, Кейтлин, — протягивает он. — Как долго этого не было. Я хочу трахнуть тебя. Ты готова?

       — Сделай это.

       — Попроси об этом.

        — Пожалуйста, Кельвин… Просто трахни меня наконец.

       Воздух между нами накаляется и испаряется за секунду до того, как он вколачивается в меня, вдавливая в матрас. В своём стремлении он ненасытен. Ослеплённая и со связанными руками, я могу лишь принимать его твёрдость и чувствовать каждую настоящую секунду этого. Я распадаюсь: белое поглощает чёрное, пока я отдаюсь ему. Моя киска сжимается и высвобождается вокруг него. Я могу лишь извиваться и бороться со своими оковами, когда кончаю. Я теряюсь в приятном ощущении, пока он продолжает насаживать меня, следуя к собственному завершению.

       — До сих пор хочешь попробовать себя? — тяжело дышит он над моим ухом.

       Я не успеваю ответить, и он выходит из меня.

       Я издаю звук протеста с его исчезновением, но машинально открываю рот, когда чувствую давление на губы. Кельвин наполняет мой рот собой, пока не достаёт до стенки моего горла. Он вколачивается в меня, будто никогда и не останавливался, и первая капля его спермы касается моего языка. Он хватает мои волосы, удерживая голову на месте, пока изливается. Густая липкая жидкость переливается через мою нижнюю губу и стекает по подбородку. Он резко срывает повязку с моих глаз и слезает с меня. Я моргаю несколько раз, пытаясь проглотить то, что осталось у меня на языке.

       Слюна собирается во рту, и я содрогаюсь без него. Его пальцы втискиваются между моей кожей и верёвкой, чтобы развязать меня. Я вращаю затёкшими запястьями и вытягиваю руки.

       — Как это было, воробушек? — спрашивает он, снова накрывая моё тело и располагаясь между моих ног.

       Я киваю и не дышу, когда он убирает спутанные волосы с моего лица. Он оставляет быстрые поцелуи на моём лбу и спускается по щекам, пока не находит губы. Я ожидаю нежности, но его рот горячий и быстрый на моём, а язык пробирается в мой жаждущий рот.

       — Ты, — выдыхает он между поцелуями. Мои руки зарываются в его волосы, и он стонет, когда я тяну. — С тобой так хорошо. Не знаю, как позволил тебе уйти.

       Его слова заставляют мои пальцы сжаться на его коже. Было время, когда я чувствовала ярость из-за того, что он позволил мне уйти, но сейчас жажду наверстать упущенное время.

       — В этот раз не уйду, — говорю я на выдохе. — Моё место здесь.

       Он уже возвращается назад, будто и не выходил из меня. Его тело двигается на моём длинными волнообразными движениями, когда мы снова соединяемся, но в этот раз дольше и медленнее.

       — Эта часть тебя принадлежит мне, — хрипло произносит он у уголка моего рта. — Я бы убил тебя, чтобы никакому другому мужчине она не досталась.

       Я мучительно стону, захватывая его слова и проглатывая их. Они должны пугать меня, но нет. Они заставляют меня желать, жаждать. То, что я держу внутри, начинает выплывать наружу. После смерти своих родителей я никогда не мечтала о том, чтобы меня так желали.

       Его толчки продолжаются в ровном дразнящем темпе, заманивая меня глубже и исчезая быстрее, чем я могу схватить его. Я никогда не чувствовала, чтобы мной так всеобъемлюще владело что-то или кто-то, даже я сама.

       Его лицо так близко над моим, что кончики наших носов соприкасаются.

       — Я не могу измениться, Кейтлин. Ты можешь принять меня таким: хорошим и плохим?

       — Да, — немедля отвечаю я. — Я приму тебя любым.

       — Почему? — шепчет он. — Ты заслуживаешь принца, а не чудовище.

       — Потому что я твоя. Ты — мой принц и моё чудовище. Ты — мой каждый болезненный вдох, который сохраняет во мне жизнь.

       Его следующее слова доносятся с жёстким толчком.

       — Я до сих пор могу причинить тебе такую боль, что ты не восстановишься.

       — Мне плевать.

       — Думаешь, я не причиню?

       — Я не знаю.

       — Я навсегда оставлю тебя в этом поместье. Запру все двери.

       — Тебе не придётся.

       Кельвин рычит и сокращает расстояние между нашими губами. Он никогда не избавится от этого зла. Оно там, даже если он занимается со мной любовью: царапает, будто ищет кровь, кусает, будто впивается в кожу. Оно в его честных и острых словах. Я жажду его таким. Моё желание чувствовать боль возникает из-за того, что он позволяет мне показать её, почувствовать её снова, но, когда Кельвин здесь, он режет глубже, чем любое лезвие, и слизывает кровь. Мысль о том, что он вскроет меня и выпьет каждую каплю моей жизни, сокрушает землю под моими ногами, и я падаю. Кончаю сильнее, чем только что до этого, а он удерживает мои волосы своими крепкими пальцами с такой же нежностью, с которой входил в меня всё это время. Я обнимаю его за шею и вцепляюсь в его тело, пока он бурчит что-то возле моей кожи, но слова теряются в тяжёлых выдохах и звуке шлепков кожи об кожу. Он безжалостен: его увесистые яйца шлёпают по моей заднице, а моя грудь раскачивается. Если ему нужно то же, что и мне, я дам ему это, вцепившись ногтями в его спину.

       — Я собираюсь кончить в тебя, воробушек, так глубоко в тебя.

       Ему даже не удаётся закончить фразу, когда он погружается в меня до основания и, дёрнувшись, изливает в меня свою сперму. Шея Кельвина напряжена, а глаза не отпускают мои. С тяжёлым дыханием он падает, и я чувствую весь его вес. Через мгновение он собирается скатиться с меня, но я не позволяю ему.

       — Не надо, — умоляю я. — Ты не раздавишь меня.

       Он раздавит, но я хочу почувствовать каждый его вдох. Когда он накрывает меня и находится внутри меня, я к нему ближе, чем когда-либо была с кем-либо, но для меня это всё равно недостаточно близко. Хочу забраться внутрь него. Думаю, я, возможно, одержима.

       Мои руки скользят вниз, и я хватаюсь за его плечи.

       — Какой я была? — спрашиваю я спустя некоторое время. Задавая вопрос, я закрываю глаза, хотя в комнате темно и он даже не увидит моего лица. — Когда была маленькой девочкой?

       Это не то, что я имею в виду, но позволяю ему ответить.

       — Я хотел удержать тебя. Ты была тихой, но в тебе была целая вселенная, которую ты никогда не показывала.

       Мои веки тяжелеют, и влага грозится соскользнуть по щеке.

       — Ты была счастлива? — спрашивает он.

       Голос глубокий, и он так сильно хочет, чтобы я ответила, что была.

       — Я была благодарна. У меня больше никого не было. Плохие девочки отправляются к плохим семьям, как они говорили. Я пыталась быть хорошей каждый день, чтобы они не отдали меня, — я делаю паузу, вдыхая, дабы не выпустить слёзы. — Ты сохранишь меня, Кельвин?

       Он зарывается носом в мои волосы.

       — Я эгоистичный ублюдок. Да, я сохраню тебя, даже если это убьёт нас обоих.

       Моё сердце увеличивается, а затем сжимается, будто его слова стали ножницами, которые обрезали оковы.

       — Может быть, вместо того, чтобы убить нас, это сохранит нам жизнь, — кажется, он улыбается возле моей кожи. — Я так устала, — произношу я. — Но не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась.

       — Спи, птенчик. Неизвестность заканчивается.

 Глава 3.

       Кельвин.

       Прежде чем Кейтлин уснула, я скатываюсь с неё, а она хрипло бурчит:

       — Может, нам остаться?

       Я предпочитаю игнорировать её предложение о том, что нам стоит начать жить здесь: в месте, которое преследует её днями и ночами. Она вслепую ёрзает в моей постели, пока я не притягиваю её к себе, и после этого всего лишь за секунды её тело расслабляется.

       Она до сих пор здесь, со своей мягкой кожей и спутанными волосами, свернулась возле меня клубочком. Вспомнит ли то, что я говорил прошлой ночью, когда она с таким желанием впустила меня обратно? Испугается ли меня днём? Она всегда была на расстоянии вытянутой руки: «Ты моя, ты принадлежишь мне, я хочу владеть тобой, как вещью». Она больше не обязанность, и её безопасность всего лишь крупица того, что я теперь хочу.

       Кейтлин резко открывает глаза, будто проснувшись от кошмара, но её веки остаются полузакрытыми, а на губах появляется улыбка.

       Я прижимаю её к себе:

       — Доброе утро.

       — Я забываю, как иногда было прекрасно проснуться в этом доме. Он всегда был таким тёмным, что свет превращался в нём в нечто особенное.

       — Ты поэтичная по утрам.

       Из уст Кейтлин доносится хохот. Когда я возвращаю ей улыбку, между её бровей появляется складка.

       — Мы могли бы остаться, Кельвин. Странно, но здесь будто дома.

       — Ты ведь несерьёзно?

       Она кивает, прижимаясь ладонью к моей груди. Я закрываю глаза и, кажется, даже рычу. Так приятно чувствовать её пальцы на своей груди, в волосах — кожа на коже.

       — Мы не останемся здесь.

       — Ты не хочешь?

       — Нет. Я найду нам что-нибудь другое. Я не хочу жить здесь с воспоминаниями.

       — Но здесь очень красиво, и это — твой дом. Он принадлежал твоим родителям. Ты говорил, что твой отец помогал строить его.

       Я смотрю на неё, изучая.

       — Мне плевать. Это даже обсуждать смешно.

       Она привстаёт на локте, и её глаза встречаются с моими.

       — Ты уверен, что хочешь всего этого? Может, это слишком рано? Может, ты хочешь остаться здесь, а когда настанет подходящее время, я могу переехать сюда.

       Я обнимаю её за затылок и притягиваю к себе.

       — Когда найду новое место, я хочу, чтобы ты была там со мной. Поместье в прошлом, и оно всё равно очень далеко от галереи.

       — Ты всё равно ездил на работу на машине.

       — Это другое.

       — Оу, — она смотрит вниз. С видимой нерешительностью она спрашивает: — Кельвин?

       — Да, воробушек.

       — Это из-за К-36 ты был бесплоден?

       Её вопрос застаёт меня врасплох, но я наблюдаю за ней, пока она снова не поднимает на меня взгляд.

       — Да.

       — Это значит, что теперь всё нормально?

       — Не знаю.

       Она кусает нижнюю губу:

       — Я принимаю противозачаточные.

       — Думаю, так даже лучше. Тебе не кажется?

       Она кивает, снова смотря в сторону, но всего лишь на краткое мгновение.

       — Ты скучаешь по нему? По Герою?

       Я сглатываю и качаю головой. Я не хочу признаваться ей, что скучаю. Герой во мне. Это то, из чего я сделан. Мне даже не нужен титул, но кто я без него — не знаю. Не сомневаюсь, что моё решение было правильным, но только потому, что К-36 выводится, не значит, что я изменился. Я до сих пор хочу вершить правосудие — иногда самым жестоким способом. Я до сих пор лелею тёмные желания контролировать, владеть, убивать. Моя сила, может, и уменьшилась, но я остаюсь сильным спустя годы борьбы и тренировок.

       Я переживаю о маленьком воробушке в моих руках. Нет, прекращение инъекций не изменило меня. Я всё ещё остаюсь настолько эгоистичным, обнимая её таким образом, что могу прекратить всё, разрушив её.

 Глава 4.

       Кейтлин.

       — Думаю, я готова поговорить о времени, когда я была в плену.

       — Это отличная новость, Кейтлин.

       — Пожалуйста, доктор Адамс. Зовите меня просто Кэт.

       — Прости. Я забываю. Начинай.

       — Как мне это сделать?

       — На протяжении наших консультаций ты упоминала о времени, проведённом в поместье. Почему бы тебе не начать с твоего первого дня там? Каким он был?

       — Я проснулась в странной кровати. Комната была огромной и прекрасной, но я была сбита с толку. Пожилой мужчина представился дворецким. В итоге я успокоилась, и он провёл мне экскурсию. Дом был огромным. Там было всё, что кто-либо когда-либо мог хотеть.

       — А твой похититель?

       — Долгое время я не знала, кто им был. Я ненавидела это. Хотела поговорить с тем, кто был главным, но не могла. Когда я наконец-то встретила его, он не дал мне никаких ответов, что сделало всё только хуже. Я никогда не знала, умру ли или останусь в живых, как и не знала причину, по которой оказалась там.

       — Кто он был?

       — Он был, — делаю паузу, чтобы обдумать, какими словами точнее описать Кельвина. — Он был сильным человеком со скверным характером. Но ещё и очень красивым.

       — Красивым? — спрашивает он.

       — Да. Я встречала его до того, и он мне нравился. Я даже желала, чтобы он заговорил со мной или хотя бы заметил меня по какой-то причине.

       — Как ты встретила его до этого?

       — Я лучше не буду говорить.

       — Очень важно быть честной.

       — Я не раскрою вам его личность.

       — Ты говоришь, что у него был скверный характер. Он когда-нибудь причинял тебе боль?

       — Нет. Несерьёзно. Но были и другие способы наказания.

       — Например?

       — Когда я не слушалась или отвечала ему… Ну, однажды он запер меня в подвале на несколько дней. Но иногда мои капризы наказывались сексом.

       — Он сексуально домогался тебя?

       — Кажется.

       — Ты провоцировала его на это?

       — Нет.

       — Ты хотела этого?

       — Не всегда.

       — Ты говорила «нет»?

       — Иногда.

       — Значит, это на самом деле сексуальное домогательство и изнасилование. Думаю, мне не стоит говорить тебе, что эти вещи тяжело пережить. Ты говоришь, что была в плену около тринадцати недель. Как долго продолжалось домогательство?

       — Оно началось, когда я встретила его.

       — И полагаю, закончилось, когда ты уехала.

       — Нет. Вернее, в какой-то мере. Это больше не было домогательством.

       — Извини?

       — Иногда это было по обоюдному согласию.

       — Понимаю. Ты начала наслаждаться этим.

       — Не просто наслаждаться. Я хотела этого. Он очень хороший любовник.

       — Ты говоришь о нём в настоящем времени?

       — Был.

       — Ты до сих пор видишься с ним?

       Мои глаза быстро мечутся по офису.

       — У меня могут быть проблемы из-за этого?

       — Нет.

       — А у него?

       Доктор Адамс ёрзает в своём кресле, потом кладёт ручку, чтобы соединить руки у своего рта.

       — Кэт, бывают случаи, когда жертва влюбляется в своего похитителя. Но теперь, будучи свободной от него, ты могла бы подумать над тем, что тобой манипулировали. То, что ты считаешь любовью, на самом деле может быть иллюзий, созданной твоим похитителем. Ты больше не связана с ним, и, если он угрожает тебе, чтобы остаться с тобой в отношениях, есть способы, о которых мы с тобой можем подумать. С или без привлечения полиции.

       — Знаю, как прозвучат мои слова, доктор, но это не тот случай. Я хочу быть с ним. Мы не говорили на протяжении трёх лет после моего плена. Когда он снова вернулся в мою жизнь, всё стало на свои места. Я имею в виду, она перестала быть чёрно-белой, но… Я скучала по нему. Я люблю его.

       Он кивает:

       — Я не осуждаю тебя. Понимаю, как это могло случиться, и три года — большой срок, чтобы находиться порознь. Хотя это и не основа для нормальных отношений, но типичный похититель — это тот, кто может с лёгкостью манипулировать, обманывать и быть садистом. Ты бы могла охарактеризовать его такими словами?

       — Я — нет.

       — Здесь ты можешь говорить правду. Он не услышит тебя, а между мной и тобой есть врачебная тайна.

       Я провожу ладонями по бёдрам и смыкаю их на коленях.

       — Да. Да, его можно описать всеми этими словами. Но он пытается быть лучше.

       — Это распространённый ответ среди женщин, которых втянули в насильственные отношения. Постарайся отстраниться от ситуации и посмотреть на это объективно. Ты можешь это сделать?

       — Я могу попытаться.

       — Что ещё ты видишь? Ты видишь влюблённую женщину или женщину, которую обманули в том, что она влюблена?

       Доктор Адамс смотрит на мои руки. Мои ногти впиваются в кожу на ладонях, так что я ослабляю хватку.

       — Я знаю, как должна, по-вашему, ответить, но это просто не про нас. Он и я были отдельно друг от друга три года, и мы всё равно возвращаемся друг к другу. Без него я не была целой. Я была лишь оболочкой. Мы уже не такие, какими прошли через всё это.

       — Кэт, ты с ним в отношениях сейчас?

       — Да.

       — И ты любишь его?

       — Да.

       — Он любит тебя?

       — Да.

       — Думаю, нам есть о чём поговорить в пределах этой темы. Могу я быть откровенен с тобой? — я киваю. — Я хочу, чтобы до нашего следующего сеанса ты подумала вот о чём: люди, которые меняются, сталкиваются со сложностями. Он лучше сейчас, потому что у него есть что терять. Это ты. Но это может закончиться. После похищения и унижений тебя психологически и сексуально твоя самооценка пострадала. Теперь тебе кажется, что ты недостаточно хороша для кого-то ещё.

       — Это неправда. Мне так не кажется.

       — Пожалуйста, подумай о том, что я сказал. Эти отношения могут быть более пагубными, чем ты думаешь. Наш час подошёл к концу, но мы можем выбрать любое время на следующей неделе.

       Я встаю и пожимаю его руку. Когда открываю дверь в комнату ожидания, Кельвин встаёт с важным видом. Его волосы в беспорядке и торчат в разные стороны. Он рассеяно проводит по ним рукой, пока мы пялимся друг на друга.

       Доктор Адамс прочищает горло позади меня:

       — Я могу вам помочь?

       — Я здесь, чтобы забрать её.

       — Понимаю. Вы тоже хотите назначить сеанс?

       — Нет. И я не ценю намёки.

       — Это на намёк, сэр. Просто вопрос. Кейтлин — прости — Кэт, увидимся на следующей неделе.

       Дверь за мной закрывается, и я неуверенно ступаю к Кельвину.

       — Что не так?

       — Ничего.

       Я оглядываюсь через плечо и беру его под руку, чтобы вывести из офиса.

       — Что-то не так. Что?

       Он суёт руки в карманы — действие, так идеально подходящее мучениям на его лице.

       — Ты нас слышал?

       — Да.

       — Кельвин, ты сказал мне, что больше не можешь слышать.

       — Интенсивность значительно слабеет, но, если я сконцентрируюсь и буду находиться недалеко, слух всё равно острый.

       — Как ты мог? Это должен был быть частный разговор.

       Он качает головой.

       — Он прав. Это, — произносит Кельвин, указывая на нас, — неправильно.

       Я ловлю его руку и удерживаю на своём сердце. Холодным прикосновением она обжигает кожу под моей блузкой.

       — Ты не можешь сказать мне, что это неправильно, Кельвин. Ты чувствуешь то, что чувствую я?

       — Ты оправдываешь моё поведение?

       — Нет. Я не думаю, что то, что ты сделал, было правильно. Я думаю, это было жестоко. Иногда мне интересно, какие бы способы ты выбрал, чтобы удержать меня в безопасности, не запирая при этом. Я никогда не забуду эти несколько месяцев. Но, если каким-то грёбаным образом картель был извинением за то, что ты приблизился ко мне и завладел мною, это сработало. Я люблю тебя, и к лучшему или худшему, но это то, где мы есть. И теперь мы можем двигаться вперёд и забыть о прошлом.

       Он молчит мгновение, пока его глаза ищут мои.

       — Мы не можем забыть это, Кэт. И я не смогу стереть это из твоей памяти. Эти воспоминания нельзя заменить.

       Я бросаю его руки и делаю шаг назад.

       — Ты… Ты не можешь бросить меня, — шепчу я. — Не можешь.

       — Я не бросаю, — отвечает он, и голос становится мягче. Он притягивает меня в свои объятья, прижимая так крепко напротив своего сердца, что каждый удар отбивается от моей щеки. — Я никуда не уйду.

       — Я прекращу все сеансы, — произношу я. — Я не хочу туда возвращаться.

       — Нет. Ты продолжишь встречи с доктором Адамсом, потому что тебе нужно выговориться кому-то.

       — Значит, я выговорюсь тебе.

       — Ты знаешь, это не сработает.

       «А как это сработает? », — хочу спросить я.

       Какие могут быть правила, когда ты влюблена в своего врага? Для такого психолога, как доктор Адамс, в моих отношениях с Кельвином нет смысла. Но я знаю, что мы просто те, кто есть. Этого нельзя объяснить. Я надеюсь, мне никогда не придётся пытаться.

 Глава 5.

       Кельвин.

       Я просыпаюсь от крика, но, когда подрываюсь и сажусь прямо, вокруг меня лишь спокойная тишина. До меня доносится тёплое дыхание Кейтлин. Даже если кто-то и кричал, её сон это не потревожило. Одеяло слишком жаркое, так что я встаю и расхаживаю по маленькой комнате, пытаясь заглушить звон в ушах. Кусочки и осколки сна пытаются воссоединиться. Будучи напряжённым и встревоженным, я нахожу на полу джинсы и натягиваю их. После ищу футболку на моей маленькой полке в её квартире.

       Спустившись, я смело шагаю и выхожу в холодную ночь. Брожу часами, пытаясь услышать что-нибудь неправильное, но натыкаюсь на шайку студентов из колледжа. Они вежливые, кивают и улыбаются, и я прохожу мимо.

       Я возвращаюсь почти в пять часов утра. Чёрное небо сменяется цветом индиго, а прежде яркие звёзды вовсе исчезают. Звук шарканья ног впереди заставляет меня выровнять спину и осмотреть местность. Потеря способности видеть ночью расстраивает меня и толкает к крайностям. Я застываю лишь на миг, чтобы увидеть Кейтлин в прозрачном белом халате и тапочках, и она идёт от здания по дорожке. Кажется, всё моё тело начинает пульсировать, когда я устремляюсь к ней.

       — Что ты делаешь на улице?

       — Где ты был? — плачет она, толкая меня руками в грудь. — Я волновалась!

       — Вышел прогуляться. Какого чёрта ты делаешь здесь в такое время?

       — Ищу тебя, — она проводит тыльными сторонами ладоней по обеим щекам. — Я не знала, где ты. Я ду… Думала…

       — У тебя небезопасный район, — говорю я, снова сканируя местность вокруг нас. — Я не хочу, чтобы ты ходила здесь одна ночью. Ты слышишь меня?

       — Чёрт возьми, речь сейчас не обо мне, — её кожа покрывается мурашками, а соски превращаются в две идеальные горошины под сатином. Я притягиваю её к себе за бицепс, но она изворачивается и скрещивает руки на груди: — Не надо.

       — Мы закончим наверху.

       — Где ты был?

       — Я сказал тебе: вышел прогуляться.

       Я видел все выражения лица Кейтлин и очень хорошо знаю это. Она хреново скрывает боль. Её огорчение очевидно, но я понятия не имею почему. Хотя в данный момент мне плевать.

       — Идём назад. На тебе грёбаный халат почти без ткани, и ты посреди улицы. Ты пытаешься спровоцировать изнасилование или похищение? Снова?

       — Пошёл ты на хер, Кельвин. Ты тот, кто сделал это со мной. И тебя единственного я должна бояться.

       — Понимаю, — бесстрастно отвечаю я. — Не думаю, что мне нужно об этом напоминать.

       — Значит, не говори, что мне делать. И не исчезай посреди ночи. Ты хоть понимаешь, какие сценарии пронеслись в моей голове?

       — Я в порядке, как видишь. Но у меня лопается терпение. Здесь холодно, и любой прохожий может увидеть твою грудь и почти, — я склоняю голову, пока не касаюсь своего плеча, — твою киску.

       Кейтлин отходит назад на шаг и содрогается:

       — Думаю, тебе стоит уйти.

       — Нет.

       — Возвращайся домой. Я не хочу тебя здесь видеть.

       Она разворачивается и уходит, исчезая в здании. Я полностью растерян, понятия не имея, в чём проблема. Я вздыхаю, потираю щетинистую челюсть ладонью и следую за ней. Наверху я усаживаюсь у стены напротив двери в её квартиру. Всё, о чём я могу думать, — это то, какой лёгкой добычей она сейчас могла стать. Вспоминаю прошлое, и все вещи, которые, как я видел, делаются с молодыми, красивыми девушками, жестоко проносятся у меня в голове. Каждая ведёт к факту, что меня не было рядом, чтобы уберечь её здесь, и что без моего наркотика и Нормана я абсолютно беззащитен.

       Когда ранним утром встаёт солнце, бросая лучи через окно в холле, я поднимаюсь. Вытаскиваю свой ключ, но ручка поворачивается раньше, чем я вставляю его. Делаю глубокий вдох, успокаивая злость на неё за то, что она была такой безрассудной и не заперла дверь.

       Спальня пуста, но дверь в ванную комнату закрыта. Я подхожу туда и нахожу Кэт, лежащую в наполненной водой ванне, с закрытыми глазами и откинутой головой. Вонючий запах тлеющего между её пальцами косяка ударяет меня, будто я врезаюсь в стену, — если бы всё было как раньше, я бы почувствовал его ещё в холле или дальше.

       — До сих пор не научился стучать в дверь, — бурчит она.

       Не открывая глаз, она делает затяжку. Мой взгляд перемещается к её соскам, которые едва касаются поверхности, и к ступням, выглядывающим из воды на противоположном конце ванны. Рядом с её щиколоткой лежит лезвие. Она бы сделала это? Я видел её на краю безумия. Что понадобилось бы, чтобы снова отправить её туда?

       — Я не буду, — говорит она. Я встречаюсь взглядом с её влажными посеревшими глазами. — Пока ты здесь, оно мне больше не нужно.

       Я захожу в комнату, снимаю теннисные туфли и опускаюсь на край ванны.

       — Я здесь.

       — Но ты ушёл.

       — Кейтлин, куда, ты думаешь, я ходил? Не понимаю, почему ты вышла из себя.

       — Ты ушёл посреди ночи. Я боялась, что ты можешь не вернуться.

       Мне нужно прикоснуться к ней, так что я хватаю её за подбородок и заставляю посмотреть на меня.

       — Я говорил тебе, что никуда не денусь. Я просто вышел прогуляться.

       — Но почему? Ты чувствуешь, что задыхаешься? Ты ходил увидеться с другой женщиной? Патрулировал? Я думала обо всём этом и даже большем, но данные три варианта были самыми возможными. Честно говоря, не знаю, какой из них самый худший.

       — Как ты могла подумать, что есть кто-то ещё?

       — Проститутки считаются, Кэл.

       Её обвинение настолько смешно, что я разражаюсь смехом, а она выдёргивает подбородок из моего захвата.

       — Вот что получаешь, когда встречаешься с девушкой за двадцать.

       Она кривится и смотрит в сторону, снова высасывая дым из косяка и гася тот о пепельницу.

       — Ты хочешь знать, каково это — трахаться с кем-то, помимо тебя? — спрашиваю я. Её попытка спрятать шок не увенчалась успехом. — Это секс, и, конечно, ощущения приятные. Женщины, с которыми я был, позволяли мне делать с ними всё, что мне хотелось.

       — Ты и со мной делаешь что хочешь, — бурчит она, до сих пор избегая моего взгляда.

       — Они сосут мой член, объезжают меня, позволяют использовать каждую их дырку, и ощущения хорошие. Мне не стоит переживать ни о чём, кроме как кончить.

       — Убирайся из моей квартиры. Ты — ублюдок.

       Я снова смеюсь. Не могу сдержаться. Она полностью голая, в моём распоряжении, а её раздражение взывает прямо к моему члену. Я хочу протиснуться пальцами в неё и заставить её кончить, пока сам буду мастурбировать и кончать в чистую воду в ванне.

       Она сужает глаза при взгляде на меня.

       — А мне стоит рассказать тебе, каково заниматься любовью с Грантом?

       Моя ухмылка исчезает так же быстро, как и моя рука движется к её горлу.

       — Скажи ещё хоть слово.

       Её глаза сосредоточены на мне, дерзкие и полностью лишённые страха.

       — Я мог бы трахнуть любую женщину на этой планете, и ничего бы не сравнилось с тобой. Я оставил всё — я уже оставил всё — чтобы твои ноги раздвигались передо мной, чтобы я мог похоронить свой член в тебе. Я эгоистичный, больной на голову и хочу только тебя, хочу, чтобы ты хотела только меня, — я наклоняюсь вперёд, пока она отталкивает меня. — Разговаривать с тобой, спать рядом с тобой, быть с тобой в одной и той же комнате безгранично лучше, чем секс с любой другой женщиной. Я люблю тебя. Нет никого, кроме тебя. Ты понимаешь? — она кивает. — Отвечай мне, Кейтлин. Ты понимаешь? Даже не спрашивай меня больше о других женщинах!

       — Я понимаю, — отвечает она. Когда я отпускаю её, она добавляет: — Я тоже тебя люблю.

       Опускаю локти на колени и, вздыхая, провожу руками по волосам:

       — И я никуда не собираюсь. Я проведу все свои дни, пытаясь заставить тебя понять, чего ты стоишь, — смотрю на неё сверху. — Я бросил патрулирование. И чувствую себя слабым, ничего не делая.

       — Ты настолько хороший, — её слова посылают дрожь по моему телу. Я вовсе не хороший. Я далёк от этого. Как далеко мне нужно зайти, чтобы она увидела это? — Но ты не можешь больше ничего делать, — продолжает она. — Во-первых, у тебя нет снаряжения. Если с тобой что-то случится, я не смогу это пережить. И это не твоя ответственность. Никогда не была. Пусть полиция делает свою работу.

       — Мне даже не нужно слушать это. Я знаю, что ты права. Я не сделаю этого снова. Просто пообещай мне, что ты больше не выкинешь подобную хрень и не выйдешь искать меня.

       — Хорошо.

       — Пообещай мне. Я не тот мужчина, которым был. Если что-то случится, я не смогу быть твоим героем.

       — Сейчас ты мужчина не меньше, Кельвин.

       — Просто пообещай, — произношу я, не узнавая мольбу в своём голосе. — Пообещай, что будешь осторожна.

       — Я обещаю, — она садится с небольшим всплеском воды. — Вода остывает.

       В момент, когда она встаёт на ноги, я подхватываю её под колени и беру на руки.

       — Ты промокнешь, — сквозь хохот произносит она.

       — Значит, таких нас будет двое.

       — Кельвин, — вздыхает она, когда я опускаю её задницу на столешницу. — Я не могу.

       Я всасываю мыльную влажность с её шеи, прокладывая дорожку из поцелуев к её уху.

       — Это называется примирительный секс, воробушек.

       — Мне нужно на работу. Я уже опаздываю.

       — Но ты ведь босс, — напоминаю я ей, пока мои пальцы бродят по всему, чего я могу коснуться.

       Она игриво отталкивает меня:

       — Именно. Поэтому должна подавать пример.

       Я снова поглощаю её, захватывая мочку уха.

       — Возможно, босс сегодня так и не появится на работе. Возможно, сумасшедший запрёт её в её же квартире и будет трахать, пока они оба не потеряют сознание.

       Она стонет, откидывая голову назад, и я встречаюсь глазами со своим собственным тёмным взглядом в зеркале позади неё.

       — Будь там, сделай это, — говорит она нерешительно.

       Я издаю смешок и прикусываю её кожу ещё разок.

       — Ладно, я оставлю тебя одну. Но примирительный секс не снимается с повестки дня. Сегодня вечером.

       Она хватает меня за руку до того, как я отворачиваюсь. Её глаза распахнуты, и рот приоткрыт, будто она собирается сказать что-то, но ни ничего не выходит. В итоге она произносит:

       — Эти последние две недели были будто сон. Ты всё, по чему я скучала. Даже больше: ты всё, что мне нужно.

       — Ладно, — отвечаю я.

       — Мне нравится твоя идея. Возможно, одной ночью я снова стану твоей пленницей.

       Я отхожу от неё, чтобы скрестить руки. Румянец ползёт вверх по её открытой коже.

       — Что ты имеешь в виду?

       — Я просто… Ну, мы могли бы попробовать. Притвориться. Сыграть в игру.

       — Время, проведённое в поместье, не было игрой.

       Вижу испуг на лице Кейтлин.

       — Я знаю это. Думаешь, не знаю? — я лишь пялюсь на неё. — Просто хочу посмотреть. Иногда я мечтаю об этом: о вещах, которые ты со мной делал.

       Чёрт. Я переминаюсь с ноги на ногу.

       — Мечтать и делать — две разные вещи.

       — Иногда я делаю больше, чем просто мечтаю, Кельвин.

       — То есть?

       — Я проигрываю воспоминания.

       — И?

       — И они заводят меня, — признаётся она.

       — Думаешь, что готова для этого?

       Она уверенно кивает.

       У меня нет ответа. Её взгляд падает на почти болезненную эрекцию под моей ширинкой.

       Кейтлин улыбается и соскакивает со столешницы. Её прикосновение к моему паху настолько нежное.

       — Я снова буду твоим воробушком.

       Она покидает ванную, и я почти разворачиваюсь, чтобы схватить её, повалить на пол и толкнуться в неё настолько глубоко, что можно будет остаться там навсегда. Но нам нужно подождать до вечера.

 Глава 6.

       Кейтлин.

       Мелинда дёргает мою руку.

       — Почему здесь Грант?

       Я закрываю папку перед собой и бросаю в ящик стола. Мой бывший парень в синем костюме, сшитом на заказ, и с кейсом в руках открывает дверь галереи.

       — Дашь нам минутку? — спрашиваю я, не глядя на неё.

       Она уходит, пока он пересекает галерею, а его глаза шарят по последним выставленным работам.

       — Что ты здесь делаешь?

       — И я тоже рад тебя видеть.

       — Прости. Я не ждала тебя.

       Он однократно кивает, глядя за мою спину.

       — Это последняя?

       Я смотрю через плечо на фотографию. На ней только моё окно в поместье — всё. Я поместила фото в рамку таким образом, чтобы низ картины захватывал лишь подоконник. Я не удивлена, что её не купили. Вид из него серый и холодный, и в нём нет ничего необычного. В любом доме может существовать подобное окно. Но для меня оно значит очень многое, вот поэтому на него столь высокая цена.

       — Из моей выставки — да. Всё остальное продано.

       — Хорошо, — его взгляд скользит по мне, после чего он смотрит на часы. — Время обеда. Не против, если я присоединюсь?

       — Ну, вообще-то…

       — Давай, Кэт. Позволь мне.

       Я вздыхаю:

       — Хорошо. Конечно. Только Мел сообщу.

       Я хватаю пиджак и сумочку и говорю Мелинде, что скоро вернусь. Грант ждёт меня перед зданием, придерживая дверь.

       — Как обычно? — интересуется он, и я киваю.

       Мы направляемся в гастроном на углу.

       — Как работа? — спрашиваю я.

       — Идёт потихоньку. Вчера вернулся из командировки.

       — Это круто. Я забыла. Япония.

       — Было классно убраться отсюда ненадолго. Мне тоже нужно было время подумать.

       Я смотрю вниз и жду. Но он ничего не говорит, а просто открывает дверь в гастроном, когда мы добираемся до него и направляемся к отделу готовой еды.

       — Два сэндвича с индейкой: мне — со всем, ей — с сыром чеддер вместо проволоне и без майонеза, — он смотрит на меня, когда женщина за прилавком отворачивается от нас. — Это всё, или что-то поменялось за последние две недели?

       Я улыбаюсь:

       — Нет. По крайней мере, не привычки в еде.

       Он оплачивает нашу еду и напитки, пока я выбираю столик на террасе. День прохладный, но солнце сжалилось и греет. Когда мы немного подкрепились, я спрашиваю:

       — Так для чего это?

       — В Японии было одиноко. Имею в виду, у меня было несколько поездок за год, но эта была иной. Я знал, что ты не будешь ждать меня здесь, и время там было весьма подпорчено из-за этого.

       — Прости. Знаю, что это было неожиданно.

       — Неожиданно, да. У меня было время подумать после нашего последнего разговора. Находиться вдалеке от тебя было сложно. Мне бы хотелось, чтобы ты дала мне шанс попытаться всё наладить.

       — Грант…

       — Я тебе кое-что привёз.

       — Мне? — спрашиваю я, касаясь груди. — Зачем?

       Он берёт кейс с земли и кладёт его на стол. Тот открывается после парного клика, и Грант достаёт прямоугольный пакет. Я отталкиваю свой сэндвич и разворачиваю хрустящую коричневую бумагу, всё это время глядя на него.

       Три панно создают картину ветки одинокого вишнёвого дерева в цвету. У неё снежно-серый фон, будто сейчас середина зимы, но розовые лепестки остаются чувственными, едва меняя свой цвет на белый.

       — Это напоминает мне тебя, — произносит он.

       — Оно прекрасно, — отвечаю я. — Хотя я не такая утончённая.

       — Может, и нет. Ты права, вишнёвый цвет утончённый. Его жизнь коротка. Это напоминание о том, что нужно ценить редкие и драгоценные моменты.

       Мои глаза мечутся между его лицом и подарком.

       — Ты не сделал ничего плохого, Грант.

       — Возможно, ты чувствовала себя… Не знаю, недооценённой. Я не был предназначен для этого, — на обычно выглаженном костюме появляются складки, когда его плечи поникают. — Не тем занимался. Иногда я забываю, что просто выслушать помогает больше, чем решать проблему. Если бы знал, что теряю тебя, малышка, я бы сильнее старался быть здесь с тобой.

       — Дело не в этом, — говорю я.

       Чувствую, как сжимается горло и болит сердце.

       — Дай мне ещё один шанс.

       Я смотрю на стол, избегая его грустных глаз:

       — Мне жаль. Я не могу.

       — Почему нет? Мне нужна причина, Кэт. «Так не пойдёт» делает вещи только хуже. Это может значить что угодно.

       — Я кое-кого встретила.

       — Что?

       Я заставляю себя встретиться с ним взглядом, но он пристально всматривается в невидимую точку на столе.

       — Быстро, — произносит он. — Хотя… — он поднимает глаза: — Пока мы были вместе?

       — Нет.

       — Кто он? Чем занимается?

       — Он… Объектами в стадии строительства.

       — Мне не нравится, как это звучит.

       — Вот такая я.

       Я тянусь к его руке и сжимаю её:

       — Спасибо за подарок.

       Я заворачиваю панно, пока Грант убирает кейс со стола.

       — Я провожу тебя обратно.

       — Тебе не по пути, — произношу я, но мы уже идём.

       — Кэт, — спрашивает он не решительно, — ты уверена насчёт этого? Мы хорошая пара, так все говорят. С работой всё в порядке. У меня есть дом, где я хочу, чтобы была и ты. Я помог уладить всё то дерьмо, через которое тебе пришлось пройти. Я люблю тебя. Этот парень может дать тебе всё это?

       Мы останавливаемся возле огромных окон галереи, и я изучаю лацканы его пиджака. Это правда: Грант — мечта, а не парень. Жизнь с ним была бы лёгкой, гораздо легче, чем с Кельвином.

       — Я не знаю, — в итоге говорю я. — Но это не имеет значения. Ничего не важно, потому что ничто не может удержать меня от него.

       Я благодарна Гранту за то, что он разворачивается и уходит, потому что больше не могу выдерживать выражение его лица. Однако он останавливается и оборачивается. Он пялится сквозь меня в галерею.

       — Когда впервые ты показала мне то фото, я спросил, почему оно так важно для тебя. Ты сказала, что сидела там, ждала и мечтала.

       — Ты спросил, получила ли я когда-нибудь то, о чём мечтала.

       — Ты сказала «нет». Почему у меня такое чувство, что это изменилось?

       Я вздёргиваю головой.

       — Потому что это так. Я не получила то, что хотела, но получила кое-что лучше.

       — Прощай, Кэт.

       Грант уходит дорогой, которой мы пришли, и я наблюдаю за этим, пока он не поворачивает за угол. Переживаю из-за того, что говорит обо мне предпочтение Кельвина Гранту, будто я не способна уйти от боли, которая для нас кажется неизбежной. Его боли, моей и нашей совместной.

       Позже я сижу на том же месте в галерее, когда Мелинда тихонько присвистывает.

       — Ого.

       — Что? — спрашиваю я, закрывая железную решётку.

       — Высокий и сексуальный сейчас пялится в нашем направлении.

       — Кто?

       Она указывает на тротуар, и я замечаю Кельвина, прислонившегося к машине.

       — Это Кельвин, — отвечаю я.

       — Это твой новый парень?

       — Я же говорила, что он горячий.

       — Эм, что горячий, так это точно. Он великолепен.

       Кивнув, я соглашаюсь. Его упругое тело и подтянутые мышцы скрыты под джинсами и свитером цвета зелёного леса, пока он расслабленно опирается на капот. Рукава подвёрнуты, а загорелые руки скрещены на груди. Но, скорее всего, мне бросается в глаза в этой картине то, что на нём чёрные очки в толстой оправе, которые он надел впервые с тех пор, как вернулся в мою жизнь. Я чувствую его напряжение даже на расстоянии. Или, может быть, это моё собственное напряжение из-за того, что я вижу Кельвина в старой версии.

       Мелинда хлопает себя по лбу:

       — Оу… Не злись. Я забыла предупредить, что он звонил ранее.

       — Звонил? — спрашиваю я и делаю глубокий вдох. — У нас с Кельвином сейчас планы. Я познакомлю вас в другой раз.

       Когда я приближаюсь, двигаются лишь его глаза.

       — Неожиданно, — произношу я.

       — Не хочешь рассказать мне о свидании во время ланча?

       Я останавливаюсь, почти касаясь носками его обуви.

       — Полагаю, завершение. Гранту тяжело из-за этого. Я рассказала ему о тебе.

       — Да? Что ты ему сказала?

       Я улыбаюсь.

       — Мой супергерой носит зелёный свитер, — говорю я, скользя по мягкой ткани лицом, — в тон его глазам.

       Он рычит:

       — Что это?

       Я проследила за его кивком в сторону сумочки, откуда выглядывает запакованная в коричневую бумагу коробочка.

       — Какой же ты всё-таки проницательный, — отвечаю я. — Подарок.

       Его нижняя челюсть знакомо смещается.

       — Он купил его для тебя?

       — В Японии.

       Я вытягиваю её из обёртки и передаю Кельвину. Он открывает крышку, смотрит на панно и отдаёт обратно мне. Слегка улыбаюсь и с силой обнимаю его, поскольку он продолжает стоять и не двигается.

       — Я рада, что ты здесь. Теперь мы можем пойти домой?

       Он целует меня в макушку.

       — Ага.

       Он молчит, пока мы едем, но я не против. Кельвин отдалился от меня с того момента, как я упомянула о ролевой игре несколько дней назад. Я чувствую себя ближе всего к нему только посредине ночи, когда он сжимает меня в объятиях. Меня должно беспокоить то, насколько крепко Кельвин прижимает меня во сне, но я боюсь, что он и является единственной вещью, которая способна меня успокоить.

       Когда мы приезжаем в квартиру, он вытаскивает ключи, но останавливается. Я смотрю на него, жду, пока он наклонится ко мне и оставит нежный поцелуй на щеке.

       — Кейтлин? — шепчет он, так и ожидая там. — Я люблю тебя.

       — Кэл?

       Он открывает дверь и удерживает её для меня, чтобы я прошла. Сначала кладу картину и сумочку, а потом разуваюсь. Когда оглядываюсь через плечо, он всё ещё стоит в дверях и смотрит на меня из-под опущенных ресниц.

       Необходимо лишь три гигантских шага, чтобы он снова оказался возле меня.

       — На колени.

       — Кельвин…

       — На колени! Сейчас. Не заставляй меня повторять в третий раз.

       Смена поведения так легка для него, что по моему позвоночнику пробегает дрожь. Я вздёргиваю подбородок. Губы подрагивают:

       — Или что?

       — Прости?

       — Что будет, если ты скажешь это снова?

       Выражение его лица не меняется, но грудь начинает подниматься и опадать быстрее. Он хватает меня за руку и разворачивает. Я кричу от внезапности, когда он резко задирает платье вверх, отодвигает подвязки чулок в сторону и отвешивает тяжёлый шлепок. Прежде чем протестую, он снова ударяет меня, и я молчу от шока.

       — Мне стоит взять ремень, или ты уже готова отсосать мне?

       Мои колени подкашиваются на слове «ремень». Тяжесть его руки помогает мне быстрее опуститься на пол.

       — Вот так, — бурчит он.

       Его глаза искрятся и сосредоточены на мне, когда он расстёгивает свои джинсы. Подвязки моих чулок впиваются в бёдра, заставляя меня сжать ноги. Он никогда не бил меня так, когда мы были в поместье.

       — Закрой для меня глаза.

       Я делаю, как он велит. Кельвин хватает одной рукой мою грудь, сжимая, потирая, щипая и повторяя всё сначала.

       — Ты словно приманка. С такими сиськами под этим платьем. Даже сказать тебе не могу, как долго я хочу трахнуть их. А затем кончить на твоё лицо. Тебе бы это понравилось?

       — Да, Кельвин.

       — Открой рот.

       Его пальцы скользят внутрь, и я инстинктивно начинаю их сосать. Кельвин добавляет пальцы, насколько позволяет мой рот, и ласкает мой язык, толкая их всё глубже в горло.

       — Шире, — приказывает он. — Шире, воробушек. И держи эти глазки закрытыми.

       Слюна вытекает и капает, пока он трахает мой рот своими пальцами, влага стекает из уголков глаз, потому что я пытаюсь подавить рвотный рефлекс.

       — Это моя девочка.

       Никогда в своей жизни я не была более влажной. Моё тело дрожит от воспоминаний о том, каково это — быть полностью в подчинении Кельвина. Мои бёдра кажутся шёлковыми под ладонями, и — Боже — как же мне нужно почувствовать его.

       Его ладонь хватает моё запястье, и Кельвин поднимает мою руку над головой.

       — Разве я дал тебе разрешение прикасаться к себе? Сегодня всё только для меня, Кейтлин. Если будешь вести себя хорошо, возможно, я позволю тебе кончить.

       Его пальцы исчезают, но он удерживают мою руку в железной хватке. Он берёт свой член и придавливает к своему животу, прижимая яйца к моим губам. Я пробую их языком, и из него вырывается стон. Я сосу — он рычит, поэтому продолжаю то, что делаю. Его ствол трётся о моё лицо. Он убирает свои яйца и размазывает смазку по губам головкой члена.

       — Это мой рот, — его рука сжимает мою грудь через платье. — Мой, — он тащит меня за руку. — Посмотри на меня.

       Глаза мгновенно слушаются, распахиваясь по его команде. Он входит в мой рот, собирая слюну жёсткими толчками в задней части моего горла.

       — Господи, насколько же это великолепно. Может быть, мне заснять это на камеру и отправить каждому ублюдку, который когда-либо прикасался к тебе?

       Мои глаза расширяются, и я трясу головой так, как только могу с занятым ртом. Я не уверена, что пугает больше: что меня будут снимать или что я верю в то, что он может это сделать.

       Он подавляет смешок, который напоминает мрачный порочный звук.

       — Встань, — он сжимает моё запястье, поднимая меня на ноги. — Нагнись.

       Волосы у меня на затылке становятся дыбом.

       — Нет, Кельвин. Я не… Я не хочу…

        — Не хочешь чего?

       Я прочищаю горло, но слова всё равно звучат шёпотом:

       — Анального секса.

       Он сжимает рукой мой затылок и наклоняет меня под углом девяносто градусов, останавливая моё лицо возле своего влажного члена. Его руки остаются на месте некоторое время, напоминая мне оставаться неподвижной. Он исчезает из моего поля зрения, и я сжимаю бёдра. Если я скажу Кельвину остановиться, знаю, что именно это он и сделает. Думаю, сделает. Но моё тело живое и отзывчивое. Оно хочет, чтобы я дала Кельвину всё, что ему нужно. Он возвращается через мгновение и становится на колени позади меня. Его губы касаются меня между ног и оставляют поцелуй с причмокивающим звуком.

       — Это не для тебя, так что не смей кончать, — произносит он. — Хотя ты всё ещё самая сладкая штучка, которую я пробовал, — его язык кружит по поясу моих подвязок, облизывая и массируя ту область.

       Я не могу сдержать гортанный стон, когда его зубы впиваются в место, где ягодица переходит в бедро. Не теряя ни секунды, он, пропуская клитор, скользит языком вниз.

       — Пожалуйста, — заикаюсь я.

       — Я становлюсь таким твёрдым, когда ты умоляешь.

       — Прошу, — произношу я, но слово превращается в крик, когда он всасывает мой клитор в рот и слегка его прикусывает.

       Он удерживает его между зубами и проводит по нему языком вперёд и назад, посылая по моим венам экстаз. Лицо горит, рот открыт от немых криков, когда удовольствие достигает своего пика. Моё тело протестует, когда Кельвин исчезает, крича от желания почувствовать его. Он накручивает мои волосы на руку, и его член врезается в меня одним уверенным движением. Войдя в меня, Кельвин делает сильные, но короткие толчки, продвигаясь глубже и глубже, если это вообще возможно. Он наклоняется ко мне и одновременно тянет мою голову назад.

       — Не кончай, — с жаром произносит он над моим ухом. — Я серьёзно. Не. Смей. Кончать.

       Я придерживаю свои подвязки сзади, пока он выпрямляется и вколачивается в меня, а его руки крепко сжимают мои бёдра, скользят по телу, играют с моими волосами, хватают за плечи — он касается меня везде так, что я чувствую царапины от его грубых пальцев и бездушные толчки в моё тело.

       — Сегодня я владею всеми частями тебя, — рычит он. — Ты всего лишь маленький птенчик, пойманный в мою клетку.

       Он оттягивает резинку моих подвязок и хлопает ею по коже моего бедра. Низ спины сжимается от холодка, стекающего между моими ягодицами. Он что-то разливает по моему анусу, пока я не становлюсь пропитана этим.

       — Спрошу всего лишь раз. Если ты солжёшь, я узнаю.

       Мой оргазм нарастает, но я пытаюсь подавить его, прикусывая острыми зубами свою нижнюю губу.

       Чувствую давление на свой анус, но в меня ничего не проникает.

       — Он трахал тебя сюда?

       — Нет, — мгновенно произношу я.

       — Почему нет?

       — Я не позволяла ему.

       — Ты говоришь правду?

       — Да.

       — Он пытался?

       — Да, — я настолько влажная, звук нашего секса и мелодичный, и порочный одновременно. — Я сейчас кончу, Кельвин, — задыхаюсь я.

       — Сделай это. Я мечтаю отшлёпать тебя так, как никогда прежде в твоей жизни.

       Я давлюсь неожиданным всхлипом. Кажется, я не могу остановить грядущее. Дрожу от надвигающего освобождения, но оживаю от разочарования. Наверное, он чувствует, что я становлюсь туже, готовлюсь раствориться в спазмах, потому что выходит из меня.

       — Ложись на пол.

       Контролируемыми, но дрожащими движениями я опускаюсь на пол и ложусь на живот. Он укладывается рядом со мной и притягивает меня к себе спиной. Сильная рука обвивает мои предплечья. Второй он направляет свой член по смазке на моём анусе. Я сжимаю его руку под своим подбородком, впиваясь ногтями в его кожу.

       — Шшш, — шипит он, когда я корчусь от его попыток. Он забрасывает ногу поверх моих, усмиряя меня сильными мышцами. Кельвин проталкивает в меня головку, прежде чем дотягивается до клитора. — Я хорошо тебя трахну, если позволишь мне, — произносит он, — но своим ёрзанием ты испытываешь мой контроль.

       Мою грудь сотрясают немые вдохи, и я пытаюсь расслабиться возле его тела.

       — Вот так, — говорит он, его пальцы описывают спокойные круги. Он целует мою щёку. — Когда ты подчиняешься, когда сдаёшься, это делает меня твёрдым.

       — Медленнее, — выдыхаю я.

       Его толчки начинаются нежно, но не проходит много времени, прежде чем они набирают темп и глубину. Его рука напрягается вокруг меня, и он выдыхает в мои волосы.

       — Господи. Скажи мне, каково это — ощущать мой член в своей заднице.

       — Нет, — визжу я. Его рука шлёпает меня по заду. — Я чувствую… Твою… Полноту…

       — Он заставляет тебя хотеть кончить?

       — Да.

       — Не уверен, стоит ли мне позволить тебе.

       — Пожалуйста, — говорю я. — Пожалуйста, Кельвин.

       Ещё один шлепок следует до того, как он перекатывается на меня. Его крепкая хватка остаётся на моём плече, пока он вколачивается в меня, прижимая к полу тазовыми костями. Он такой горячий, когда кончает в мою задницу, стоная с закрытым ртом в мои волосы.

       Моё тело трясёт, когда с шипением он выходит из меня. Моя раскрытая задница горячая в тех местах, где он ударил меня, и холодная, где не трогал, но мне едва удаётся дышать.

       Он встаёт, и я морщусь, когда переворачиваюсь. Сдвигаюсь, чтобы поправить подвязки или снять их, но потом просто смотрю вверх на Кельвина. Он абсолютно во всём мой господин. Он владеет мной целиком и полностью, и мысль об этом вселяет в меня страх. Его джинсы расстёгнуты ровно настолько, чтобы они могли висеть на бёдрах, а на шее и лбу у него блестит пот. Рукава его свитера всё ещё обыденно подвёрнуты — поразительно и невозмутимо.

       — Кельвин?

       Он вздрагивает в движении и застёгивает штаны.

       — Оставайся здесь.

       — Куда ты идёшь?

       — На улицу. Положи ладони на пол и согни колени.

       — Но я… Липкая. Мне нужно привести себя в порядок.

       — Думаю, шлепки понравились тебе больше, чем ты себе это позволяешь почувствовать.

       Я сжимаю губы в линию.

       — Ладно, — мягко произношу.

       Я кладу ладони на пол и принимаю позу.

       — Не двигайся.

       Он уходит через дверь, и в комнате становится холоднее. Когда на меня опускается тревога, оргазм, который я почти ощутила, угасает. Мысли соревнуются в голове, и я снова становлюсь девочкой из поместья. Его игрушкой. Но сейчас, спустя время без всего этого, я могу признать, что происходящее, как ничто иное, сносит мне крышу. Мне не нравится, что он оставляет меня одну на жёстком полу. Я поднимаю голову, оглядываясь вокруг, будто где-то есть подсказка, куда он ушёл на самом деле. Я даже не рядом со спальней, поскольку мы сделали всего несколько шагов от входной двери. Опускаю голову и жду. Сперма вытекает из моего ануса, создавая мокрое пятно на полу.

       Луна просто огромная. Кровь стекает на поверхность воды тонкими струйками. Жар такой выразительный. Я поднимаю пальцы из воды, и моя ладонь покрывается крохотными кровавыми пузырьками.

       Открываю глаза и чувствую горячее дыхание на своей шее.

       — Кейтлин, проснись.

       Я стону от боли в теле и оглядываюсь в темноте. Надо мной массивное тело, с силой прижимающее мои руки к бокам, и я ёрзаю, когда твёрдость упирается между моих ног.

       — Ненавижу то, что ты почти всё проспала, — шепчет Кельвин мне на ухо. Он сдвигается, разводя мои бёдра, чтобы можно было подобраться ближе. Я сухая, и мне больно, когда он проталкивается в меня. — Это мог бы быть кто угодно, — продолжает он напротив моей кожи. Моя киска быстро согревает его, увлажняясь и принимая всю длину. — Любой больной ублюдок мог вломиться сюда и найти полуголую тебя на полу. Лечь на тебя и изнасиловать, — я стону, когда его бёдра сдвигаются назад и вколачиваются в меня. Он поднимает голову и смотрит на меня. — Я ненавижу мысль об этом, воробушек.

       Хочу освободиться и коснуться его. Его голос звучит практически с грустью. Я пытаюсь запрокинуть голову и поцеловать его. Он не открывает для меня рот, поэтому я шепчу у его губ:

       — Никто не может завладеть мной. Я принадлежу тебе. И знаю, что ты убьёшь любого, если кто-то попытается ко мне прикоснуться.

       Он выдыхает горячий воздух в моё ухо, и моя спина выгибается на полу. Мы кончаем одновременно, и непонятно, где оргазм начинается или заканчивается. Когда он кончает, меня трясёт от интенсивности и от нахождения в одном и том же положении на протяжении такого продолжительного времени. Кельвин целует мой живот, пока не достигает местечка над краем платьем. Стягивает чулки к моим коленям, а потом вниз к ступням. Я опускаю взгляд, наблюдая за тем, как он целует красную отметину под моей татуировкой. Его руки жёстко массируют моё тело. Чувство, что он обо мне заботится, даже лучше чувства освобождения.

       — Куда ты уходил? — спрашиваю я, голос хриплый и слабый.

       — Нужно было подумать. Я не знаю, что творю, — произносит он возле моей ноги.

       Своими свободными руками я могу прикоснуться к его волосам — жест, который всегда притягивает меня к нему.

       — Это неправильно, — отвечает он.

       — Нет, неправда, — возражаю я тотчас.

       — Я люблю иметь тебя именно так: полностью беззащитной и униженной до крайности. Ты бы видела, как смотришь на меня, когда сидишь так. Будто я всё, что ты видишь.

       — Ты и есть всё, что я вижу, — произношу я. — Под тобой я грешна.

       Он поднимает глаза на мою киску, а его руки всё ещё поглаживают покраснение.

       — Это неправильно. Это зависимость.

       — Это то, о чём я просила, — напоминаю я ему.

       — Нет. Ты просила о ролевых играх. Произошедшее не было игрой. Всё было на самом деле. Меня заводило видеть тебя сломленной. Это я, и… Я не знаю, как быть другим. Это то, чего ты хочешь?

       — Я лишь хочу тебя таким, какой ты есть. Я люблю, когда ты нежен, но хочу все кусочки тебя.

       — Нежен, — произносит он с презрением.

       — Да. В тебе — в одном человеке — так много всего.

       — Я разочарую тебя. Наврежу тебе. Если бы я мог быть другим, был бы. Но не думаю, что смогу.

       Я усаживаюсь и обхватываю его щёки ладонями. Я целую, целую и целую его, пока не покрываю поцелуями всё лицо Кельвина.

       — Я сказала тебе однажды: сломай меня. Навреди мне. Только не оставляй, — я крепко сцепила руки на его шее. — Обещай мне, что не оставишь меня. Ты меня пугаешь.

       Кельвин вздыхает:

       — Тебе придётся прогонять меня ломом.

       Я улыбаюсь:

       — Я люблю то, что сегодня ты как следует меня пометил, но теперь мне можно пойти принять душ?

       Его грудь вибрирует от смеха.

       — Ага, если ты не против поделиться, — он встаёт, помогая мне подняться. Разворачивает меня, чтобы расстегнуть молнию на платье, и сбрасывает его к ногам, потом обнимает меня сзади и целует в щеку. — Давай иди первая. Я приду через минуту.

       Я радуюсь, потому что это даёт мне время воспользоваться ванной. Прежде чем перейти к непосредственному купанию и встать под тёплые струи воды, я вытираюсь, насколько это возможно. Вскоре приходит полностью раздетый Кельвин. Его глаза ни на секунду не оставляют мои, и, войдя в кабинку, он опускается на колени.

       — Я никогда не хотел одновременно ненавидеть и боготворить, как хочу ненавидеть и боготворить тебя, — произносит он, целуя мой живот. Его подбородок упирается в меня, когда он поднимает взгляд вверх: — Только сейчас я могу видеть, насколько ты красива и сексуальна.

       Я не чувствую себя красивой. Скорее, мокрой псиной. Но на моём лице появляется улыбка, и я зарываюсь пальцами в его волосы.

       — В моих глазах ты всегда была лишь девочкой.

       — Я больше не та девочка, — произношу я, и невольно мой голос звучит сипло.

       Кельвин снова целует меня, и его губы скользят вниз.

       — Я знаю. Поверь мне, знаю.

       — Куда мы двинемся дальше, Кэл?

       Он встаёт на ноги:

       — Бэнкс-стрит, — я вздёргиваю головой на его быстрый, но обыденно звучащий ответ. — Я нашёл нам жильё.

       — На Бэнкс-стрит?

       — Этот район безопасней и так же близок к галерее.

       — Он дорогой.

       — Я об этом позабочусь.

       — Я не позволю тебе платить мою долю аренды.

       Он смотрит на меня, будто я капризный ребёнок.

       — А я и не плачу. Я покупаю нам квартиру. Хорошее высококлассное место в районе, где нам не нужно будет беспокоиться о безопасности. А это место — дыра.

       — Эй, — протестую я, пихая его плечом. — Я прожила здесь больше двух лет и люблю его.

       Он осматривает ванную:

       — Я не смогу так жить. Это место размером с мою гардеробную. У меня даже ноги свисают с твоей кровати.

       Я прикусываю нижнюю губу.

       — Она уютная и удобная, а район своеобразный. Бэнкс-стрит, с другой стороны, мрачная улица. Она для семей и старых белых богачей.

       Я пытаюсь отодвинуться, но Кельвин и его сильные руки придерживаются другого мнения.

       — Я белый богач, а ты моя семья, — говорит он.

       — Ты забыл про «старый».

       — Я не старый.

       — Для меня старый, — я целую его в грудь. — Мой старый, богатый, белый парень. А вообще, сколько тебе лет?

       — Тридцать шесть.

       Я хохочу:

       — Ага. Ты почти у цели.

       — Разве старый может сделать вот так? — спрашивает он и поднимает меня на руки, перебрасывая через плечо.

       — Кельвин! — кричу я. Он выходит из душа, выключает воду и покидает ванную. — Я даже не начала купаться.

       — Очень плохо, — Кельвин бросает меня на кровать и карабкается за мной, накрывая нас одеялом. Его тело прижимается к моему, он упирается носом в мою шею и втягивает мой запах. — Ты и твоя маленькая постель, — произносит он над ухом. — Ты не обедала. Голодна?

       Я удовлетворённо вздыхаю:

       — Нет. А ты?

       — Я поел.

       Я ёрзаю в его хватке.

       — Без меня?

       Он смеётся, и поток тёплого воздуха ударяется о мою кожу.

       — Нет. Ты при этом присутствовала.

       Я ударяю его по руке, которой он обвил мою талию.

       — Кельвин.

       — Ты была чертовски вкусной.

       Моё лицо горит, когда я краснею. Ныряю под его тело, и он отвечает мне крепкими объятиями.

       — Расскажи мне о последней паре лет, — прошу я.

       — Что ты хочешь знать?

       — Тебе было тяжело, когда люди узнали, что ты опасней, чем был обычно? — я произношу это тихо, поглаживая его руку.

       — Единственной проблемой было сдержать обещание и не присматривать за тобой. Особенно в начале и после того, как умер Норман.

       — Почему ты не пришёл раньше? — выдыхаю я. — Я была уверена, что больше никогда тебя не увижу.

       — Не хотел, чтобы ты меня любила, потому что боялась или потому что я заставлял тебя. Я хотел быть настоящим.

       — Это по-настоящему. Ох, Кельвин, настолько по-настоящему.

       — Я хочу, чтобы всё было по-настоящему, но каким бы ублюдком я ни был, приму это в любом виде. Если это будет означать, что ты останешься, — он легонько трясёт меня. — Просто здесь.

       — У тебя были другие женщины?

       — Прошли годы, воробушек, — я киваю, проглатывая острый укол боли в горле. — Но открою тебе секрет. Ни одна из них не была настоящей.

       Я знаю это чувство. Иногда между мной и Грантом была будто пропасть, преодолеть которую у меня не получалось. Я занималась ним сексом лишь для галочки, желая, чтобы он был кем-то другим, и мне было интересно, насколько сильно я должна была быть сломленной, если мечтала о Кельвине на его месте.

       — Мы на одной стороне, — шепчу я.

       Кельвин убирает волосы с моего лица:

       — Что?

       — Между нами нет пропасти. Для меня быть вдали от тебя означало быть вдали от самой себя. Внутри меня что-то разделилось. Или, может, я никогда не была цельной настолько, чтобы работали все составляющие моего тела. Ты знаешь меня до глубины души и показываешь мне то, что я сама о себе не знала.

       — Что ты такой же законченный извращенец, как и я? — я нежно пихаю его локтем, и он задыхается. — Я серьёзно.

       Пытаюсь подавить улыбку и говорю:

       — Может быть.

       — Может быть, что? Я бы хотел услышать, как ты это скажешь.

       — Может быть, я законченный извращенец.

       Доносится глубокий смешок, но потом я слышу нежные слова:

       — Ранее ты говорила, что хочешь все части меня. Но не сказала, что тебе понравилось то, что я сделал сегодня вечером.

       А понравилось ли мне? Могла ли я признаться в этом, если мне на самом деле понравилось? Я не смею сравнивать Кельвина с Грантом, но он мой единственный другой любовник в плане секса. С ним я всего лишь несколько раз достигала оргазма, и наш секс был для меня скорее формальностью. У нас с ним было разное понимание, и это заставляло меня задуматься о том, что нормальные люди так и занимаются сексом. Грант был хорош, внимателен, но я никогда не чувствовала… Поглощения.

       Я боюсь признать, что мне это понравилось из-за возможного влияния моего признания на нас. Мне и отрицать это страшно. Я продолжаю молчать и радоваться защищающим объятиям Кельвина.

       Ныряю в сон и затем просыпаюсь. Мне снилось, как я снимаю фото и вешаю их в новой спальне над нашей кроватью. Где-то в середине ночи я начинаю ёрзать. Кельвин всё ещё прижимается ко мне, но его руки на моей талии уже нет. Я выскальзываю из-под одеяла и ухожу на кухню. Сажусь за стол, подтягиваю колени к своей голой груди и закуриваю косяк. Панно с цветущей вишней, подаренное Грантом, лежит на расстоянии руки, поэтому я тянусь к нему и принимаюсь изучать. Второй рукой бездумно щёлкаю зажигалкой, при этом пристально пялясь на рисунок и рассматривая мазки краски. Я переворачиваю его и вижу слова, которые не видела ранее.

       Оторванный от ветви нежно-розовый листок

       Летит один, затем второй, но он спокоен в глубине

       И падает к моим ногам, не так давно за жизнь боровшись,

       Но проиграл, упавши наземь и посеревши в тишине.

       Один — он чувственный и нежный,

       Но много их — цвет не обуздать.

       Твой поцелуй как призрак мимолётный,

       Блаженство — рай с тобой.

       Страдает тот, кто упускает красоту из рук,

       Разрушен одиночеством, он гибели сдаётся.

       Ты затопила мою жизнь, наполнив её смыслом,

       Теперь всплеск розового — всё, что остаётся.

       Я читаю их снова и снова, пытаясь вложить смысл в каждое слово, понять значение. Я склоняюсь ближе, чтобы рассмотреть блеклые надписи. Видел ли их Грант, когда покупал панно? Это то, что напомнило ему обо мне?

       Кельвин в трусах, шаркая ногами, заходит на кухню, волосы восхитительно спутанные, а глаза едва открыты после сна.

       — Что стряслось, красавица?

       Я не могу не улыбнуться на его новую нежность. Откладываю рисунок и поднимаю косяк.

       — Не могу уснуть.

       Он потирает мышцы на животе и зевает.

       — Что мне сделать, чтобы ты это бросила?

       — Я сильно уменьшила дозу, — отвечаю я, — с тех пор, как ты появился.

       — Ты вернёшься в постель? Позволишь держать тебя, пока не встанет солнце и тебе не придётся уходить?

       Мне нравится сонный и романтичный Кельвин, особенно его заспанный голос, который даже глубже и хриплее, чем обычно. Будто сегодня все его части собраны в единое целое. Я беру его протянутую ладонь и позволяю вытянуть меня из кресла. Следую за ним в кровать, и через минуту мы оба проваливаемся в сон.

 Глава 7.

       Кельвин.

       Красный цвет был создан для Кейтлин. Её длинные каштановые волосы рассыпаны на красном покрывале для пикника, глаза закрыты, а руки покоятся на груди. Иногда я не вижу ничего, кроме неё, и не имеет значения, сколько раз я отворачиваюсь. Она выглядит бледной на солнце, почти как призрак в своей совершенной неподвижности. В её позе правда, моя измученная девочка.

       — Природа меня умиротворяет, — говорит она.

       — Я это вижу.

       — А что умиротворяет тебя?

       — Немногое, — признаю я. — На кону всегда что-то есть.

       — Может, тебе стоит кое-что вычеркнуть, чтобы понять, что важнее. Тогда ты сможешь это оценить.

       — Я уже оценил. Я вычеркнул тебя.

       — Это не то, что я имею в виду, — отвечает она, открывая глаза. — Я ушла по своей воле.

       — Но не тогда, когда Картер увёз тебя.

       — Они не забирали меня от тебя. Ты уже отпустил меня, когда я попала к ним. Я была всего лишь пешкой в игре.

       Я не понимаю враждебности в её голосе. Лишь начинаю осознавать то, что её скрытые чувства выходят необычным путём. Если она хочет наказать меня, у неё получается.

       — Для меня ты никогда не была пешкой. Я забрал тебя, чтобы защитить.

       — Ты не получал удовольствия, контролирую жизнь кого-нибудь другого? Знаю, что получал. В этом смысле я была пешкой.

       Мне не нравятся такие невыразительные моменты, когда её тон становится резким. Я будто чувствую, как она отдаляется. Из-за моей реакции моя хватка крепнет.

       — Может, тебе нравится быть пешкой, — говорю я ей. — Всю твою жизнь люди помыкали тобой, принимая решения за тебя.

       — Это неправда. Я два года была сама по себе до того, как встретился Гранта. Думаешь, я построила свой бизнес, позволяя другим людям принимать решения за меня?

       — Когда ты в последний раз была счастлива?

       — Сейчас.

       — До того, как я появился в галерее, — она прикрывает глаза рукой и пялится на меня. — Я не пытаюсь доказать тебе что-то, — объясняю ей. — Если я делаю тебя счастливой, лишь это для меня важно.

       Её губы сжимаются в тонкую полоску, и она отворачивается, фокусируясь на чём-то вдалеке.

       — Я счастлива. Я никогда не была счастлива до этого, и это ужасно.

       Я мог бы сказать то же самое. Беру её руку в свою, и она снова смотрит на меня с улыбкой. Господи, женщины такие непостоянные.

       — Ты останешься сегодня на ночь? — спрашивает она.

       — Вообще говоря, та пара собирается прийти сегодня для осмотра дом. Мне нужно быть там.

       — Ах, какая неувязка без дворецкого.

       Из меня вырывается смех.

       — Ага. Останься со мной.

       — Не могу. Мне на работу рано утром. Я отстаю.

       Я моргаю:

       — Это почему?

       — В последнее время другие вещи стали более… Актуальными.

       Я смещаюсь и ложусь рядом с ней.

       — Актуальные вещи? — спрашиваю я, прижимаясь к ней бёдрами. — Типа вздремнуть по-кошачьи?

       Кейтлин хихикает и поворачивается, чтобы поцеловать меня.

       — Здесь есть семьи.

       Я провожу носом под её подбородком и легонько прикусываю шею.

       — Объятья на публике запрещены?

       — Я сказала не это, — произносит она. — Это было лишь наблюдение.

       Я давлюсь смешком и продолжаю своё «нападение».

       — Ты меня заводишь, — стонет она.

       — Здесь я не смогу справиться с этим на ура.

       — Тогда расскажи мне, что бы ты сделал, если бы мог.

       Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ей в глаза:

       — Серьёзно?

       Она кивает с сонным выражением лица.

       — Этим утром, когда я отправилась в супермаркет за продуктами для пикника…

       — Что? — спрашиваю я. — Что случилось в супермаркете?

       — Масло, — отвечает она. — Я увидела его и не смогла перестать думать о том разе в столовой.

       Я собирался просто рассмеяться, но смех получается развратным и рваным. Беру её за волосы и притягиваю голову ближе к себе.

       — В корзине есть масло. Хочешь повторить?

       Она рьяно мотает головой. Настолько рьяно, что почти касается моего рта своим носом.

       — Нет? — смотрю на её скрещённые ноги, потому что на ней платье. — Даже если в этот раз я обещаю быть нежным? Я только слегка приподниму твоё платье, коснусь тебя через трусики. Какого они цвета?

       — Белого.

       — Как невинно.

       — И что ты сделаешь дальше?

       Я приподнимаю брови, глядя на неё.

       — Ты хочешь, чтобы я продолжил?

       — Нет. Но если бы хотела?

       Я улыбаюсь:

       — Если бы мне пришлось взять тебя в парке на глазах у всех, затем я бы скользнул рукой к тебе в трусики и отымел тебя пальцем. Мне было бы нужно, чтобы ты была мокрой и хорошо подготовленной для моего члена, — я выдыхаю, пока она стонет от моих слов. — Так что я бы сделал это жёстко. Возможно, двумя пальцами…

       — Больше, — перебивает она.

       — Не жадничай. Двух пальцев хватит, чтобы подготовить тебя. Ты разгорячишься и станешь скользкой под моими ладонями, — она кивает. — Скажи мне, воробушек.

       — Я бы хотела тебя.

       — Насколько сильно?

       — Я была бы влажной. Такой влажной, что испортила бы покрывало для пикника.

       Моя похотливая улыбка исчезает, потому что всего лишь несколькими словами она провоцирует мой закономерный стояк.

       — Очень хорошо. Тебе бы понравилось, не так ли? То, что каждый мог бы посмотреть, как я имею тебя пальцем?

       — Нет, — стонет она.

       — Ты можешь быть таким грязным маленьким птенчиком. Я бы сжимал твои сиськи и вколачивался в тебя, а ты бы жёстко кончила, объезжая мой член у всех на виду.

       — Нет, я бы не сделала этого, — кричит она.

       Я всего в секундах от ареста из-за того, что подумываю трахнуть Кейтлин в парке. Одна лишь мысль о её жарком местечке, которое всасывает меня, заставляет меня застонать ей на ухо.

       — Господи, я хочу оказаться внутри твоей киски прямо сейчас.

       — Я… Я хочу тебя там. Внутри моей киски.

       Я опускаю лоб в ложбинку её плеча.

       — Слово «киска» из твоего рта не помогает. Я вот-вот кончу в штаны.

       Она моргает, глаза широко раскрыты:

       — Правда?

       Я смеюсь:

       — Если ты продолжишь вести свои грязные разговоры, мне даже решать ничего не придётся.

       — Ты это начал, — шепчет она. — Но закончишь ли?

       — Тебе было необходимо спрашивать?

       Мне кажется, я достиг максимума в поведении хорошего парня, поэтому разворачиваю её для жёсткого поцелуя. Её ладони упираются в мою грудь, но я продолжаю своё наступление, пока её протесты не затихают, а рот не обмякает под моими губами. Лишь когда она кулаками цепляется за мой свитер, мне приходится оторваться от неё. По правде говоря, я не хочу навсегда травмировать некоторых детей, да и взрослых тоже, а то, что протесты Кейтлин тают как мороженое, только расшатывает мой самоконтроль.

       — Пикник окончен, — говорю я.

       — Но мы ещё даже не поели, — её нижняя губа выпячивается, а глаза смотрят на меня с мольбой.

       — Чёрт. Ладно. Мы поедим, но чем дольше я жду, тем больше завожусь.

       Она улыбается:

       — Я в это верю.

 Глава 8.

       Кейтлин.

       Кельвин ведёт себя прилично ровно столько, сколько и должен. Всего лишь пару метров, как мы переступили порог квартиры, и он набрасывается на меня на диване и трахает так жёстко, что мы, боюсь, проломим потолок соседям снизу.

       После мы лежим в крепких объятиях друг друга, смотря телевизор и перешёптываясь, в то время как солнце садится за окном. Никто из нас даже не вслушивается в слова, пока до нас не доходит, о чём именно там говорят:

       — Вскоре после выпуска: завтра первый день седьмой недели с тех пор, как Героя видели в последний раз. Он покинул нас? Или наконец-то следует желанию правоохранительных органов? Или хуже: спустя почти двадцать лет его тайно убрали? Оставайтесь с нами для особенного репортажа.

       Я щёлкаю кнопкой «выключить» и бросаю пульт на пол.

       Кельвин сжимает меня спереди.

       — Я уже вижу заголовки газет: «Наконец-то поражён: загадочная крохотная брюнетка ставит Героя на колени».

       Я хохочу:

       — Ты и на коленях? Да в аду быстрее снег выпадет.

       — Ммм.

       — И я не крохотная брюнетка.

       — Для меня — да.

       Закатываю глаза, но улыбаюсь. Никто из нас не говорит несколько минут, наслаждаясь последними мгновениями солнечных лучей.

       — Ты хотел посмотреть? — в итоге спрашиваю я.

       — Нет, — вздыхает он мне на ухо. — Я думал о родителях.

       — Оу.

       — Когда ты последний раз была на кладбище в Фендейле?

       По моему затылку скатилась капелька пота в тот момент, когда я уставилась на их надгробия. Это был чуть ли не первый мой раз на кладбище, но посещение могил никогда не было лёгкой задачей. Я перекрестилась и прошептала молитву. Сказала им, что неважно, куда я отправлюсь, ведь они всегда будут со мной.

       — В день перед тем, как переехала сюда, — отвечаю я.

       — Ноль.

       — Что ноль?

       — Количество раз, когда я был там.

       — Почему ты не…? — я сглатываю и пялюсь на мёртвый экран телевизора. — Твои родители тоже там?

       — Их надгробия из такого же камня, как и у твоих родителей. Ты бы поехала со мной, Кейтлин? Мы могли бы съездить туда на выходные.

       — На выходные? — поворачиваюсь в объятиях Кельвина, чтобы видеть его лицо. — Я никогда даже не думала туда возвращаться.

       — Почему нет?

       — Я не… У меня нет желания встречаться с моей приёмной семьёй. Просто на случай, если это то, о чём ты думаешь.

       Кельвин фыркает:

       — Нет. Андерсоны всё равно там больше не живут.

       Мои глаза сужаются.

       — Откуда ты знаешь?

       — Слышал, они уехали из города, — он пожимает плечами. — По крайне мере, таковы слухи.

       Я поджимаю губы.

       — Конечно.

       — Так ты могла бы поехать со мной? Только так я могу сделать это.

       Я ищу его глаза:

       — Почему? Чего ты боишься?

       — Гордились бы они тем выбором, который я делал? Или пожалели бы, что дали мне формулу?

       — Я знаю, скольким ты пожертвовал, сняв маску, — произношу я. — И также знаю, что это было нелегко.

       — Ты пропустила самое худшее. Недели после прекращения инъекций превратились для моего тела в ад. Даже сейчас иногда бывают моменты, когда я думаю, что мне нужна инъекция. Моменты, когда я представляю жизнь без тебя.

       — Но ты теперь лучше, Кельвин.

       — Лучше? А что насчёт того, как я поступил с тобой пару ночей назад?

       — Было неправильно, когда я сказала, что К-36 делала тебя плохим. Она всего лишь подкармливала то, что и так уже было там, — я прижимаю ладонь к его груди. — В тебе есть что-то тёмное, и даже я не буду этого отрицать. Теперь я думаю, что оно есть и у меня.

       Он ловит мою руку своей. Адамово яблоко на его горле подпрыгивает, когда он сглатывает:

       — Почему тебя это не пугает?

       Честно говоря, даже не знаю, пойму ли я когда-нибудь, как мне существовать с Кельвином без страха. Но этого недостаточно, чтобы удержать меня вдали от него.

       — Даже если это сложно для тебя, однажды ты увидишь, что тебе лучше без формулы. Я делаю тебя счастливой?

       — Очень.

       — Тогда чего ещё они хотели бы для тебя? — спрашиваю я, и он слегка кивает.

       Позже я провожаю его, но мы оба задерживаемся в дверях. Мы одинаково улыбаемся, когда я говорю, что буду скучать по нему, и в конечном итоге он дарит мне поцелуй на ночь.

       Сон неспокойный, а на следующий день работа полностью поглощает меня. Когда солнце в зените, я беру фотоаппарат и выхожу. Я расцветаю под его нежным теплом, хотя до этого, каждый день наблюдая восход и закат, абсолютно не ощущала на себе его лучей.

       Витрина магазина очень хорошо укомплектована владельцем. Она чистая и поблёскивает, приветствуя посетителей. Позади здания мусорные баки, почти заполненная парковка и кучи оранжевых листьев. Вот где я сниму свои фото. Меня привлекает такое уродство, особенно сегодня.

       Спустя полчаса, когда за несколько мгновений небо становится серым, я опускаю камеру и оглядываюсь на пустой парковке. Интересно, чем занят Кельвин: на работе ли он и думает ли обо мне?

       Когда мой желудок сообщает мне о том, что уже время обеда, я возвращаюсь назад к фасаду здания. Капот полицейской машины заставляет моё сердце пропустить несколько ударов. Выше и ниже по кварталу есть ещё несколько предприятий, но она паркуется прямо перед моим зданием. И что-то подсказывает мне, что они здесь совсем не для дружественного визита.

 Глава 9.

       Кельвин.

       Мои ноги отказываются двигаться быстрее, и это является ещё одним доказательством того, что я больше не тот, кем был. Пока шагаю к галерее, я воспроизвожу слова Мелинды из разговора в офисе, ища скрытый смысл.

       — Это Кельвин?

       — Кто это?

       — Это Мелинда, сотрудница Кэт.

       — Что случилось?

       — Надеюсь, ничего страшного, что я позвонила сюда? Помню, она говорила, что у вас своя медиа-компания, поэтому я нашла номер и…

       — Мелинда, — шиплю я. — Зачем вы звоните?

       — Оу, я хотела узнать, не с вами ли она? Здесь полиция, и они спрашивают о ней.

       — Полиция? — повторяю я. — А её нет?

       — Она была здесь, но исчезла в районе обеда. Я думала, может, она встречается с вами.

       — Я сейчас буду.

       Мой мозг работает с утроенной активностью, обдумывая всевозможные причины, по которым её может не быть на работе. Наше прошлое, наполненное ошибками и плачевными деталями, встаёт перед глазами. Мне нужно было согласовать с ней историю её исчезновения на несколько месяцев.

       К тому времени, как добираюсь до галереи, я уже бегу; замечаю патрульную машину перед зданием и дёргаю дверь на себя.

       — Где они? — спрашиваю я женщину за первым столом.

       — Кэт вернулась сразу после того, как я вам позвонила, — отвечает она. — Они увели её в заднюю комнату, но она выглядела взволнованной. Может, вам стоит…

       Я не ждал продолжения её реплики и направился прямиком в офис галереи. Я вхожу в комнату без стука, заставляя всех подпрыгнуть, а копов ещё и схватиться за пистолеты.

       Кейтлин поднимается из своего кресла:

       — Что ты здесь делаешь?

       — Мелинда позвонила мне, — я смотрю мимо неё и вижу, что на столе разбросаны файлы и бумаги. — Что случилось?

       — Ничего, Кель…

       — Я её парень, — говорю я офицерам.

       — Кельвин Пэриш?

       Я прочищаю горло. То, как он произносит моё имя, заставляет меня задуматься о том, что его предложение может продолжиться словами «Вы арестованы…»

       — Да. Это я.

       Кейтлин внезапно бросается в мои объятия, обвивая мою шею руками.

       — Пожалуйста, позволь мне самой всё здесь уладить. Пожалуйста, Кельвин.

       Я хватаю её за предплечье и прячу за своей спиной.

       — Что здесь происходит?

       — Нет причины для тревоги, мистер Пэриш. Нам всего лишь нужно проверить заявление мисс Форд.

       — Заявление?

       — После того, как картель меня отпустил, мне пришлось подать заявление, — произносит Кейтлин. — Ты же знаешь.

       Киваю на её слова, хоть я и не знал.

       — Почему важно проверять его сейчас?

       — Ну, мистер Пэриш, не знаю, насколько вы осведомлены, но вернёмся ко времени, когда Кейтлин была… Эм… Похищена. Герой вывел из игры нескольких членов картеля, включая их лидера.

       — Правильно, — подтверждаю я.

       — В основном он ударил по их самому больному месту и выбил тем самым почву из-под ног. Несмотря на это…

       — Они вернулись, — заканчивает Кейтлин.

       — Новый лидер занял место Карлоса. Мы пока не уверены в деталях, лишь знаем, что они вновь формируются. Но теперь нет причин переживать. От них нет ни единого намёка на возвращение в Нью-Роун. ФБР уведомило нас, что все, кто был вовлечён в дело, должны быть осведомлены и нам нужно проверить их заявления на тот случай, если появилась новая информация.

       — Которой у меня нет, — отвечает Кейтлин. Она наклоняется и собирает бумаги, но я ловлю её за руку. Она смотрит на меня снизу большими синими глазами. — Ты не захочешь знать, Кельвин. Просто отпусти это.

       Я вытягиваю верхний лист за уголок.

       — Сэр, если она не хочет, чтобы вы…

       Я затыкаю его одним взглядом и смотрю на Кейтлин:

       — Как бы там ни было, мне нужно это прочесть. Понимаешь?

       Она сглатывает, кивает и отворачивается.

       — Это выписка из моего заявления.

       Офицеры выглядят встревоженными, но все умолкают, когда я начинаю читать. Заявление резко начинается объяснением Кейтлин, где говорится о том, что большую часть времени она была накачана наркотиками и это было одно из немногих событий, которое получается вспомнить в деталях:

       — Гай Фаулер застегнул наручники на моих запястьях, приковал к стене и стегал, пока Карлос смотрел, после он спустил мои джинсы.

       — Разъясните, пожалуйста. Вы идентифицируете Гая Фаулера и Карлоса Ривьеру как ваших похитителей. Нам нужен словесный ответ, мисс Форд, пожалуйста.

       — Да.

       — Они были злы на вас? За чем они охотились?

       — Я точно не знала. Знала лишь то, что я была наживкой для Героя.

       — У них были другие заложники?

       — Если и были, я о них не знала. Они также задавали мне личные вопросы. Возможно, у них были на меня другие планы после того, как они бы убили Героя.

       — Они сказали, почему хотели добраться до него?

       — Нет.

       — Хорошо. Давайте продолжим. Что случилось после того, как он спустил ваши джинсы?

       Я хочу отвернуться, но мои глаза не отрываются от букв. С кем бы она ни говорила, они хотели подробностей. Я знаю из-за этих деталей и из-за ощущения нервозности Кейтлин позади меня, что там было нечто большее, чем подделанная ею история.

       — Мистер Пэриш…

       — Шшш, — произношу я. Мои пальцы чешутся от желания схватить Гая и вырвать ему руки. В итоге мне приходится остановиться. — Какого хера?

       — Кельвин…

       — Он… — я вцепляюсь руками себе в волосы. — Как ты могла скрывать это от меня?

       — Прости. Я не хотела причинять тебе боль, — она хватает мою руку обеими ладонями и пытается оттащить меня от стола, но я не могу заставить себя посмотреть на неё. — Я думала о тебе всё то время, — произносит она.

       Я сбрасываю её руку и выхожу из комнаты, хлопая дверью позади себя. Мои ноги с грохотом опускаются на тротуар по дороге в офис. Гай Фаулер? Я годами не думал об этом имени. Он был всего лишь мусором, подобранным картелем.

       Ист-Сайд не так далеко от меня — факт, который я ненавидел до нынешнего момента. Я могу пойти туда и выплеснуть это на ком-то, кто того заслуживает. Могу. Кто угодно на расстоянии вытянутой руки сделал что-то, что заслуживает избиения или даже убийства. Кожа горит. Да. Я мог бы убить кого-то за это.

       Когда добираюсь до офиса, хороню свои мысли в бумажной работе до тех пор, пока все не уходят. Я вздыхаю и зарываюсь руками в волосы. Напечатанные стерильные слова выписки как наждачная бумага для моего мозга. Кто-то должен заплатить сейчас, сию же секунду. Но потом я думаю о Кейтлин и о том, каково ей было тогда переживать это самой. Когда успокаиваюсь достаточно, чтобы доверять самому себе, я собираю вещи и еду в её квартиру.

       Она медленно открывает дверь, когда я стучу.

       — Где ключ?

       — У меня. Не был уверен, захочешь ли ты меня видеть.

       Она берёт меня за руку и тянет внутрь.

       — Ты голоден?

       Я мотаю головой.

       — Всё ли из того, что я прочитал, на самом деле случилось, когда картель похитил тебя? Скажи мне правду.

       — Может, лучше не надо?

       — Я не потерплю секретов между нами.

       — Это никогда не было секретом, — отвечает она.

       Мои руки сжимаются в кулаки и снова разжимаются.

       — Слушай, я пытаюсь. Всё, чего я хочу прямо сейчас, — это оторвать кому-нибудь конечности, но… — её глаза увеличиваются вдвое. — Я бы не… Я не имею в виду, что сделаю это. Я лишь пытаюсь объяснить, что я в ярости. Это другой уровень, Кэт. Для меня это равносильно чёртовому чуду.

       — Знаю.

       — Просто расскажи мне, что происходит.

       — Ладно, — она кивает. — Хорошо.

       — Что конкретно хотели офицеры?

       — Дать мне знать, что картель не мёртв. Они обманывали закон до определённого момента. Они восстанавливались с новым лидером и новой командой.

       — Кем? — спрашиваю я, но мы пялимся друг на другу. — Гаем Фаулером.

       Она кивает:

       — Лишь с ним одним я имела дело, когда попала к картелю. Не с Карлосом. Он… — Кейтлин делает паузу. — Я никогда не говорила тебе, но он знает подробности о тебе.

       — Какие?

       — Твою личность. Он рассказал, что видел, как ты дрался, и также видел, как тебя подстрелили. Но он сказал, что был единственным.

       — Это он взломал машину.

       — Он спрашивал меня, был ли ты бессмертен, как всё это делал.

       — Ты сказала ему что-нибудь?

       Она качает головой:

       — Никогда. Я бы лучше умерла. Кто-то вроде него мог бы сделать с формулой много плохого.

       — Почему его не было в доме с Карлосом, когда я пришёл за тобой?

       — Я так и не поняла этого.

       Я хочу отвернуться, но мои ноги налились свинцом.

       — То, что я прочитал… Он зашёл дальше?

       — Нет, малыш. Нет. Они пытались, но Гай никому не позволял коснуться меня. Ты прочитал именно то, на чём он остановился. Я не хочу, чтобы ты на меня злился.

       Я закрываю лицо руками.

       — Я не злюсь на тебя, — произношу яростно, поэтому уверен, что она понимает. — Но почему ты мне не говорила? Ты должна была сказать.

       — Я просто… Ты слишком обо мне печёшься. Это бы подтолкнуло тебя к краю.

       — Моя работа — заботиться о тебе.

       — Это не твоя работа, — отвечает она с нескрываемой мольбой. — Когда же ты поймёшь, что не несёшь ответственности за всё зло в мире? Что не сможешь защитить каждого от всего?

       — Я понимаю это. Правда. Я оставил Героя позади, но ты не можешь приказать мне оставить тебя. Это эгоистично — я делаю это для себя. Защищаю тебя, потому что больше не вижу своей жизни без тебя.

       — Господи Боже, Кэл, — говорит она, вытирая глаза. — Я бы хотела, чтобы ты увидел, насколько ты хороший. Как сильно ты заботишься. Почему ты не можешь позволить себе быть счастливым?

       — Я счастлив! Я действительно счастлив с тобой. Если я лучший человек, то это из-за тебя.

       Я целую её чересчур сильно, но она не только поглощает каждую секунду, но и отдаётся мне сполна. Боже, если бы она только знала, что я счастлив настолько, насколько вообще могу быть. Я люблю своего маленького воробушка: единственный свет в моей тьме, единственную, показавшую мне, какой должна быть жизнь. Если я хороший, если я счастлив, если я стал лучше, — всё из-за неё.

 Глава 10.

       Кейтлин.

       — Так что, Кейтлин, — произносит доктор Адамс. — Это уже пятый сеанс. Давай подведём итоги. Есть ли сдвиги в лучшую сторону?

       — Думаю, да.

       — Когда ты резала себя в последний раз?

       — Ни разу с тех пор, как он вернулся.

       — Он был твоим похитителем?

       — Именно.

       — Так у вас с ним всё хорошо?

       — Да.

       — Я всегда тревожусь из-за того, что он всего лишь временная замена шрамированию.

       — Вы всё перевернули, — мягко отвечаю я. — Шрамирование было лишь временной заменой ему.

       Губы доктора дёргаются в улыбке, наверное, впервые с тех пор, как я начала посещать его сеансы, но она мимолётная.

       — Что случается, когда он уходит, когда вы ссоритесь? Нам всё ещё есть что изучить.

       Я прочищаю горло:

       — Согласна. Я не думаю больше о порезах, потому что не чувствую, что они мне нужны. Но я никогда не хочу к этому возвращаться.

       — Это хорошо. У тебя прогресс, Кейтлин. По крайне мере… Это начало.

       — Спасибо. Но есть ещё одна вещь. Мы боремся. Мы прошли через многое, доктор, через события, о которых я даже не могу вам рассказать. Мы злимся и расстраиваем друг друга, но это то, кто мы есть. И он никуда не уходит. Как и я.

       — Будь что будет, но у меня всё равно есть соображения на тот счёт, что ты состоишь в отношениях со своим похитителем. По мере того, как мы проработаем это, потерю твоих родителей и твоё детство, думаю, шрамирование и наркотики больше не будут иметь для тебя смысла. Давай пойдём дальше, Кэт. Ты можешь это сделать?

       Я киваю:

       — Да. Я могу это сделать.

       После сеанса я нахожу Кельвина внизу, он стоит возле своей машины. Если бы не улыбка, его можно было бы назвать зловещим в своей чёрной одежде в пасмурный день.

       — Ваша карета подана, — произносит он.

       — Я подумывала полететь.

       — Маленький воробушек, как ты… Не уверен, что это хорошая идея. Сегодня в небе много ночных хищников.

       — Тогда ладно, — отвечаю я с улыбкой. — Для защиты у меня есть мой большой плохой ворон.

       Он морщит нос:

       — Никто не любит воронов.

       — Оу. Ястреб?

       — Думаю, ты имеешь в виду орла.

       — Какая разница, — говорю я, подавляя смех.

       — Как прошёл сеанс?

       — Он говорит, что у меня прогресс.

       — Прогресс — это хорошо.

       — Как прошла продажа поместья?

       — Всё улажено. Я больше не хозяин дома.

       — Ты хозяин моей квартиры.

       Кельвин вздыхает, заправляя прядь мне за ухо.

       — Не очень похоже на приз.

       — Ладно. Хозяин моего мира.

       — С этим можно жить, — отвечает он с ленивой улыбкой. — Хотя хозяин двух квартир звучит неплохо.

       Я хмурю брови:

       — Что это значит?

       Пальцем он играет с прядью моих волос.

       — Квартира рядом с твоей продаётся. Что, если мы купим её и снесём стену?

       — Мы не собираемся на Бэнкс-стрит? — спрашиваю я, поднимаясь на носочках от восхищения.

       — Нет. Но вот мои условия: большая — намного больше — кровать и высококлассная система безопасности.

       — Всё, что тебе хочется. До тех пор, пока ты за это платишь.

       Он смеётся.

       — Поскольку у меня больше нет поместья, думаю, кое-какая наличка найдётся.

       — Ты заключил выгодную сделку.

       Сумерки превращают всё в чёрное и белое: птиц на фоне туч, лужи на тротуаре, даже листья, шелестящие на ветру. Кроме глаз Кельвина — они мой горизонт, и в них нет ничего, кроме зелёного. Он целует меня в нос и произносит:

       — У меня есть намного больше, чем сделка.