Послесловие автора 6 страница

Тогда он еще не понимал, как это скажется на бизнесе, не понимал, что однажды невыплаты по ипотеке обернутся крахом лавки. Но вот уже месяц банк не давал ему проходу. Тот молокосос из кредитного отдела даже требовал, чтобы Эдуард продал участок, доставшийся ему в наследство! Этот идиот не знал, о чем говорил!

По дороге к гаражу Эдуард еще раз убедился в том, что никто за ним не следит. День только подбирался к полудню, и на кладбище не было людей. Удостоверившись в том, что на улице нет ни машин, ни пешеходов, Саутер свернул ко входу в гараж и целеустремленно направился к «мерседесу». Усевшись на переднее сиденье, он вставил ключ в замок зажигания. Как Эдуард и предполагал, мать оставила ключ в машине. Заперев дверь, он завел мотор.

– Привет, отец! – Он покосился на старика.

Непохоже было, что Саутер‑ старший понимает хоть что‑ то из происходящего вокруг. Выпрямившись, он остекленелым взглядом всматривался в какой‑ то иной, неведомый Эдуарду мир. С губ капала слюна, от старика несло мочой.

Эдуард завел машину в гараж. Особой необходимости в этом не было, но он решил перестраховаться и подогнал «мерседес» вплотную к стене, чтобы отец не смог распахнуть дверцу. Затем он открыл все окна и вышел из машины, оставив мотор включенным. Нажав на красную кнопку, Эдуард покинул гараж и немного полюбовался тем, как электрические ворота превращают это узкое помещение без окон в смертоносную ловушку.

Насладившись осознанием собственной победы, он повернулся к открытой входной двери. Уже на пороге Эдуард еще раз оглянулся.

На улице никого не было.

Он вошел в дом и прикрыл за собой дверь.

В коридоре, как всегда, было холодно и темно. В такие моменты Саутеру всегда казалось, что он входит в гробницу. На цыпочках подкравшись к кухне, он заглянул внутрь.

Сумочка матери стояла на столе, рядом валялась связка ключей от дома. Сегодня мать поплатится за свою навязчивую идею держать ключ от автомобиля отдельно от всех остальных, чтобы лишние не оставляли царапин на дверце.

Эдуард прислушался. В доме было тихо. Наверное, мать опять в туалете. Он планировал застать ее в ванной, но представившаяся сейчас возможность была намного привлекательнее.

Да, она была просто идеальна.

Он положил ключи обратно в ридикюль, спрятав их под теми мелочами, которыми обычно забита женская сумочка. А таких вещиц у матери было много.

Затем Эдуард потянулся к внутреннему карману куртки и вытащил узкую металлическую коробочку, наподобие спичечного коробка. Чтобы она не открылась случайно, Эдуард перетянул ее резинкой. Он поднял коробку над распахнутой сумочкой и, сняв резинку, осторожно надавил большим пальцем на торец. Было достаточно приоткрыть ее сантиметра на три: самцы, – а они всегда были более агрессивны, – не превышали двух с половиной сантиметров в длину. Как только образовался проем, наружу тут же высунулись черные лапки. Сиднейский воронковый паук, atrax robustus, ничего не боялся. А если такого паука разозлить… Что ж, путешествие в металлической коробке явно не улучшило настроения его питомца. Готовя ловушку в подвале, Эдуард оставил себе двух воронковых пауков, и теперь они пригодились. Он осторожно стряхнул красавчиков в сумку матери. Убедившись в том, что пауки внутри, он осторожно, едва касаясь ридикюля пальцами, застегнул змейку.

Рядом с кухней находилась небольшая кладовка. Мать хранила там продукты, моющие средства и всякий хлам. Кладовка представляла собой набитую доверху маленькую комнатку, но если запихнуть большую упаковку подгузников под нижнюю полку, то там как раз можно поместиться. Эдуард прикрыл дверь так, чтобы оттуда ему было видно кухонный стол с сумочкой.

Через три‑ четыре минуты послышался шум слива, и мать вышла на кухню. На ней были черные лодочки, серая юбка до колен и фиолетовая блузка с подходящим по цвету шейным платком. Конечно, она оделась шикарно. Считая себя дамой из высшего общества, мать никогда не выходила из дома, не нарядившись.

Она подошла к столу.

Но что это?

В правой руке мать сжимала белый носовой платок, время от времени промакивая им глаза. Осторожно, чтобы не размазать тушь, она утирала слезы.

Мать плакала.

Она плакала! Эдуард никогда не видел, чтобы мать плакала, даже не помнил, при каких обстоятельствах такое могло произойти раньше. Он был уверен, что мать никогда не плачет, как бы ни обходилась с ней судьба.

Она всегда притворялась такой сильной, такой несгибаемой. И никто никогда не сомневался в том, что госпожа Саутер справится с постигшим ее несчастьем, когда заболел ее муж.

Она справлялась со всеми проблемами в своей жизни.

Но сейчас ее тело сотрясалось от рыданий. Мать потянулась к сумке и вдруг замерла. Эдуард затаил дыхание. Его бросило в жар, поры сочились потом. Ему пришло в голову, что мать подумает, будто оставила ключи во входной двери. А вдруг она пойдет посмотреть? Тогда весь его хитроумный план полетит к чертям.

О нет!

Мать вышла из кухни.

Что делать? Что делать?! Эдуард видел, как его ловушка рушится. Он допустил ошибку и поплатится за это. Ну почему он не выпустил своих любимцев в ванную? Тогда все бы уже закончилось.

Но мать вернулась.

От страха Эдуард чуть не вскрикнул, но в последний момент успел зажать рот рукой.

Взяв со стола сумочку, мать расстегнула змейку и энергично сунула руку внутрь. Глядя прямо перед собой, она принялась рыться там, а Эдуарду показалось, что сквозь плотную черную кожу он видит, как двигаются ее руки, приводя пауков в бешенство, так что они становятся на задние лапки и угрожающе шевелят жвалами.

И вдруг мать, вздрогнув, вскрикнула и отшатнулась назад. В узкую щель двери Эдуард внимательно наблюдал за происходящим.

Обычно воронковый паук во время нападения хватал свою жертву и кусал ее несколько раз подряд, чтобы ввести как можно больше яда. Вот и теперь самец впился в нежную кожу между большим и указательным пальцем и повис на руке матери, раз за разом кусая ее. «Этих пауков еще называют лейкопаутинными», – почему‑ то подумалось Эдуарду. У них такой же мощный и болезненный укус, как у змеи.

Прошло две секунды, прежде чем мать поняла, что с ней произошло.

Женщина завопила, и дело было не только в боли, но и в том, что паук продолжал вгрызаться ей в руку. Тем не менее госпоже Саутер удалось сохранить здравомыслие. Подбежав к мойке, она смыла паука холодной водой. Из‑ за двери кладовой Эдуарду было видно, как мать покачнулась, держась за запястье. Она громко застонала, и ее лицо исказил ужас.

Отпрянув в сторону, мать попыталась ухватиться за край стола, но тщетно. Споткнувшись, она упала, уронив стул.

Эдуард знал, что яд воронкового паука – нервно‑ паралитический, так что примерно мог представить себе, как сейчас чувствует себя мать. Так, словно у нее нет мышц. Госпожа Саутер растянулась на линолеуме, ее юбка задралась, и Эдуард увидел чулки и большие белые панталоны из хлопка.

Каким‑ то образом ей хватило сил на то, чтобы обхватить левой рукой правую и поднести ее к глазам… Нет, не к глазам! Ко рту! Только сейчас Эдуард понял, что мать пытается сделать. Даже умирая, она действовала по правилам. Мать хотела высосать яд из раны. Это все равно бы не сработало, да она и не успела это сделать. Руки разметались по полу, мать вновь застонала.

В этот момент Эдуард покинул свое укрытие.

Обойдя стол, он взял с крючка у двери полотенце и набросил его на пытающегося выбраться из мойки паука, а потом уложил своего питомца в сумочку матери. Застегнув змейку, Саутер встал так, чтобы мать могла его увидеть. Яд действовал медленно, так что она действительно могла разглядеть сына. Узреть его таким, каким он был на самом деле.

Эдуард смотрел ей в глаза и видел там понимание. А еще страх. И горькое разочарование.

А потом яд, распространяясь по кровеносной системе, подействовал, как и полагалось.

Мать залихорадило, дрожь становилась все сильнее. Ноги забились об пол, туфли разлетелись в разные стороны, руки заметались туда‑ сюда.

Так действовал этот яд.

Отравленный больше не мог управлять своими мышцами, и в какой‑ то момент наступала смерть от удушья.

Нервно‑ паралитический яд воронкового паука мог убить ребенка, старика или просто слабого человека в течение пятнадцати минут.

В случае со здоровым человеком смерть наступала примерно через час, но бывали случаи, когда жертва мучилась до шести дней.

Матери Эдуарда не пришлось выносить эти чудовищные страдания в течение нескольких дней. Она была уже стара, к тому же паук довольно долго провисел на ее руке, успев ввести в тело много яда.

Ее агония длилась минут десять.

Эдуард отвернулся: он не хотел наблюдать за тем, как мать бьется в судорогах. Когда на кухне все затихло, он забрал сумочку со своими смертоносными питомцами и покинул дом родителей так же, как и пришел.

В гараже мерно урчал мотор старенького «мерседеса».

– Дыши глубже, отец, – прошептал Эдуард.

Он чувствовал, что наконец решил все свои проблемы, и это ощущение было восхитительным. Настолько восхитительным, что Саутер позабыл о мерах предосторожности, шагая в ярких лучах солнца по дорожке к воротам.

Глава 55

Макс не помнил, где находится эта гостиница с кегельбаном. Некоторое время поколесив по Пеннигсалю, он развернулся на парковке у пожарной станции и поехал в противоположную сторону.

В двухстах метрах от таблички на въезде в селение налево уходила узкая дорога. Включив поворотные огни, Унгемах наудачу поехал по этой дорожке. Оставив позади четыре дома, он проехал еще километра два по полям и свернул направо у трансформаторной будки из красного кирпича.

Дальше дорога становилась хуже. По обочине тянулись кусты ежевики, которые давно уже никто не подрезал, и их ветви свисали над асфальтом, царапая бока БМВ.

Так Макс проехал еще с километр. Впереди замаячил лес, куда и уходила дорога.

Унгемах уже решил, что окончательно заблудился, когда слева из‑ за деревьев вынырнуло какое‑ то здание. Оно высилось прямо на обочине дороги: большой дом из красного кирпича с широкими воротами. Рядом с ним виднелась плоская пристройка метров тридцать в длину – скорее всего, именно там находился кегельбан. Слева находилась большая парковка, справа он заметил узкую гравиевую дорожку. От здания к лесу простирался луг.

Над воротами еще висела старая выцветшая табличка: «Гостиница Саутера. Кегельбан».

Вероятно, раньше это здание смотрелось весьма презентабельно. Учитывая его размеры, можно было предположить, что внутри располагались большие комнаты, оборудованные для развлечения постояльцев. Но теперь оно было лишь реликтом давно ушедшей эпохи, напоминанием о старых добрых временах.

Огромная парковка поросла сорняками, кое‑ где трава, пробиваясь между булыжниками, достигала полуметра в высоту. Тут даже выросли две тоненькие хилые березки.

Над кирпичами время было не властно, а вот деревянный каркас фронтона серьезно пострадал: краска облупилась, дерево прогнило, трещины на нем зияли, словно беззубые рты чудовищ. Два широких окна слева и справа от входа были заколочены досками. Наверху виднелось еще два маленьких окошка, закрытых ставнями.

Кроме пары подростков из деревни, развлекавшихся разбиванием стекол, тут уже давно никто не появлялся.

Макс был немного разочарован. И все же он припарковал свой БМВ перед входом и вышел наружу.

Вокруг было тихо.

На самом деле до Пеннигсаля было рукой подать, но Унгемаху казалось, что он оказался на краю света. Из‑ за ежевики Макс уже не мог разглядеть крыши деревни. Ему стало грустно и одиноко.

Боксер направился к входной двери. Краска облупилась, дерево потрескалось, как и на фронтоне, но дверь казалась достаточно прочной. Макс надавил на нее, но она не сдвинулась ни на сантиметр. Рядом виднелась кнопка на круглом латунном диске. Унгемах вжал кнопку в диск, но ничего не услышал. Стоя во дворе заброшенной гостиницы, Макс подумал, что она может служить отличным укрытием. Если бы он сам похитил ребенка и не убил бы его сразу, собираясь поразвлечься, то наверняка выбрал бы такое спокойное место. На него трудно наткнуться случайно, и оно расположено довольно далеко от деревни. Сюда никто не ходит, и, кроме пары крестьян из Пеннигсаля, по этой дороге никто не ездит.

Макс прошелся по парковке, направляясь к пристройке. Длинная крыша покосилась и в двух местах даже могла обрушиться. Вдоль строения тянулся ряд небольших окон, но все они были заколочены. Вероятно, стекла в окнах разбились, и их просто заколотили досками, чтобы защитить помещение от дождя. И нежданных гостей.

Унгемах побрел вперед через заросли сорняков. К штанам липли листья. Парковку окружал невысокий забор. Доски криво висели на балках, многих не хватало, краска давно облезла. Вьющиеся растения оплели забор.

Не найдя ворот, Макс просто перелез через доски и очутился в саду. Впереди он заметил вымощенную бетонными плитами дорожку. Плиты лежали неровно, их края кое‑ где торчали вверх, так что приходилось идти очень осторожно, чтобы не споткнуться.

Наконец он добрался до кегельбана. Пристройка стояла перпендикулярно к дому, образовывая заднюю границу владений Саутеров. По сравнению с домом кегельбан был очень низким. На бетоне еще заметны были следы зеленой краски. Двери Макс не обнаружил. Скорее всего, в кегельбан можно войти только из дома.

Он остановился у торца пристройки. Как Унгемах и предполагал, тут земельный участок заканчивался. Между пристройкой и лесом виднелось поле, на котором уже много лет ничего не выращивали. Оно представляло собой настоящий образчик замкнутой биосистемы. В лучах солнца кружили насекомые, воздух полнился жужжанием, трава достигала человеческого роста, среди сорняков Макс заметил даже пару огромных подсолнухов. При его приближении с поля вспорхнула стайка птиц.

Вдоль здания тянулась узкая полоска земли, не заросшая травой. Макс прижался к стене, пробираясь вперед. Бетон разогрелся на солнце, так что Унгемах весь взмок, пока добрался до угла здания. К потному лбу прилипли мушки, а еще ему казалось, что какая‑ то живность заползла к нему в штанину и сейчас целеустремленно двигается наверх.

Нагнувшись, Макс осмотрелся, но ничего не обнаружил.

С противоположного бока кегельбана все‑ таки нашлась дверь. Стальная дверь на уровне полуметра от земли – со стороны поля начинался склон. Макс нажал на ручку, и та легко повернулась. Дверь была недавно покрашена в серый цвет, на ручке не было ржавчины. Кроме того, тут было заперто. Замок тоже был сравнительно новым – Макс узнал современную модель.

Учитывая общее состояние участка, это было странно.

Унгемах заколотил кулаком в дверь. Внутри звук отдавался глухим эхо.

Никакой реакции.

Макс пошел дальше и вскоре оказался на узкой, покрытой гравием площадке рядом с основным зданием. На площадке были заметны следы автомобильных шин: раскиданный гравий, примятая трава. Тут кто‑ то парковался! В углу между основным зданием и пристройкой под навесом громоздились какие‑ то ящики. Макс задумчиво смерил их взглядом. Нижние были старыми и грязными, но наверху лежало три относительно новых. Судя по наклейкам, их использовали для почтовых пересылок из Бразилии.

Унгемах не знал, что все это значит. В конце концов, кто угодно мог выбросить тут эти ящики.

Через некоторое время он наткнулся на еще одну дверь, тоже стальную и оснащенную современным замком. Макс покрутил ручку, но и тут было заперто.

Окна здесь, как и на другой стороне дома, были заколочены. На досках остались следы замысловатых хулиганских надписей, по которым можно было узнать, кого подростки в Пеннигсале считают самым тупым, кого – самой главной шлюхой и кто в кого влюблен. Судя по всему, надписи принадлежали одному автору. В такой дыре, как Пеннигсаль, вряд ли найдется много мальчишек, увлекающихся граффити.

Глядя на эти дурацкие надписи, Макс вдруг понял, откуда тут взялись следы автомобиля. Это местечко идеально подходило для того, чтобы привезти девушку на свидание, неизменно венчавшееся сексом на заднем сиденье машины. Такие места были в каждом селении. Все подростки о них знали, использовали по назначению и охраняли этот секрет от взрослых как зеницу ока.

Макс полностью обогнул здание. Его прогулка заняла пятнадцать минут, но он чувствовал себя измотанным. Грязным, липким и уставшим.

Нерешительно прислонившись к своей машине, Унгемах вздохнул. Ему по‑ прежнему казалось, что какая‑ то дрянь ползет по его ноге. Ох, не подхватить бы клеща в этих сорняковых джунглях, подумалось ему. Макс знал, насколько опасны клещи: один такой укус мог стоить карьеры. Он был знаком с молодым боксером, который два года назад после укуса клеща слег с правосторонним параличом и до сих пор не оправился до конца.

Унгемах присел на машину и разулся. Прислушавшись, он убедился в том, что вокруг никого нет, и снял штаны. Забравшись в трусах в БМВ, он внимательно осмотрел брюки и ноги, но не обнаружил ни клеща, ни какого‑ либо другого насекомого. Успокоившись, Макс оделся. Он как раз обувался, когда вдалеке послышалось урчание мотора.

Зашнуровав ботинки, он прошел к дороге. От леса по направлению к Пеннигсалю ехал трактор, одна из новейших моделей невероятной высоты, с огромными колесами.

Макс помахал рукой, прося водителя остановиться.

Чудовищного вида трактор остановился прямо перед Унгемахом. Тому пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть водителя.

Это был юноша со светлыми волосами и приветливым загорелым лицом, одетый в майку и синие джинсы. Парень открыл дверцу, но с трактора не слез да и мотор выключать не стал, так что Максу пришлось перекрикивать грохот.

– Вы не подскажете, кому принадлежит этот участок? – Он ткнул пальцем в здание позади.

Водитель был не старше его самого. Протянув руку, парень выключил мотор, и грохот резко оборвался.

– Что, сам не помнишь уже, Макс?

На такой ответ Унгемах не рассчитывал и в первый момент даже не до конца разобрал слова, произнесенные водителем. Он уже хотел задать очередной вопрос, но вдруг запнулся и удивленно уставился на паренька.

– Что? – ошарашенно пробормотал Макс.

Водитель осторожно спустился по ступенькам вниз. Он был такого же роста, как и Унгемах, на руках поигрывали мышцы, но над ремнем джинсов уже нависал пивной животик.

– Ты меня не узнаешь?

Макс прищурился. И тут его озарило.

– Юрген! – изумленно воскликнул он.

– Ага, узнал все‑ таки. Не так уж я и состарился за эти десять лет. Я тебя сразу признал, правда, я совсем недавно видел тебя по телевизору.

Они пожали друг другу руки. Макс был поражен. Приехав в эту деревушку, он случайно столкнулся со своим лучшим другом школьных времен! Они не виделись уже десять лет.

Ухмыльнувшись, Юрген покачал головой.

– Макс Унгемах, чемпион Европы по боксу в тяжелом весе. До сих пор поверить не могу. Единственный человек родом из Хестерфельда, которому удалось сделать карьеру. Эх, старик, давненько же мы не виделись.

– Да, черт побери, давненько… – Макс кивнул.

Он не знал, что сказать. Десять лет назад он просто убежал отсюда, не попрощавшись с друзьями. Сжег за собой мосты. У Юргена были причины обижаться, но, видимо, старый приятель был искренне рад встрече.

– А что ты тут делаешь? – Юрген мотнул головой в сторону старой гостиницы. – Хочешь сюда вернуться? Поверить не могу…

– Я приехал сюда впервые за десять лет, и первым же человеком, которого я тут повстречал, оказался ты… – удивленно протянул Макс, уходя от ответа.

Юрген пожал плечами.

– Ну, я тут живу, так что удивительного в этом мало. У нас тут много пахотных земель! – Он ткнул пальцем в сторону леса. – Но это ты и так знаешь.

Макс кивнул. Он чувствовал себя огорошенным неожиданной встречей, и в то же время в глубине души мерзко шевельнулось чувство вины. Вины за разрушенную дружбу. Интересно, Юрген тогда очень переживал?

– Как ты тут поживаешь? – поинтересовался Унгемах.

– Отлично. Сейчас заправляю хутором отца. Ты же знаешь, я всегда хотел быть фермером. Построил новые помещения для откорма скота, так что доходы стали еще выше. Но это все чушь по сравнению с твоей карьерой. Старик, я видел твой матч в субботу вечером, смотрел по телевизору. Уж ты задал жару тому итальяшке! Класс!

Макс смущенно улыбнулся, чувствуя, как краснеют уши.

– Просто спорт. У меня вроде неплохо получается, – протянул он.

Юрген хлопнул его ладонью по спине, громко расхохотавшись. Судя по всему, он не держал на Макса зла.

– Да, неплохо. Но твой талант проявлял себя и раньше. Помню, какую взбучку ты задал Йенсу Саутеру, ну, тогда… у ручья.

– Ох, ты еще помнишь эти наши драки?

– Ну ясное дело! О таком тут не забывают… – Улыбка сползла с лица Юргена, парень помолчал. – Конечно, мы помним и историю с Синой. Расследование так и не продвинулось?

– Нет, никто ничего не знает… – Макс покачал головой.

Кивнув, Юрген поджал губы.

– Старик, я хотел тогда поговорить с тобой, поддержать, но меня не пустили. Мои старики, копы, а потом и твои родители… А затем ты куда‑ то пропал.

В словах старого друга Макс почувствовал виноватые нотки. Юргену было стыдно за то, что он не сумел помочь. Какие глубокие шрамы оставила в душах людей та история! И не только в душе Макса, как он всегда думал, но и в душах тех, кто не сбежал, а остался жить здесь.

– Тогда все так по‑ дурацки вышло, – пробормотал Унгемах. – Я даже не смог с тобой попрощаться.

Они немного постояли молча, но затем Юрген кивнул и вновь улыбнулся. Макс вспомнил, что в школьные годы ничто не могло расстроить приятеля надолго, такой уж у него был нрав. Юрген совершенно не выносил уныния.

– Но паре ударов ты научился у меня, – парень резко сменил тему.

Он принял защитную стойку и поднял руки.

– Да почти всем ударам! – ухмыльнулся Макс. Он был рад, что приятель не стал продолжать разговор о Сине.

– Ох, старик! Мы с тобой не виделись десять лет, и тут ты выскакиваешь, как черт из табакерки! Но что ты тут все‑ таки делаешь? Зачем тебе эта гостиница?

Макс пожал плечами.

– Я ищу домик в деревне, – солгал он.

– Круто! Если б ты поселился здесь, мы бы стали соседями. Но почему тут? Эта развалюха пустует уже довольно давно. Могу себе представить, какая там внутри царит разруха.

– Да, зато место хорошее. Я хотел бы осмотреть дом изнутри. Ты не знаешь, кому он сейчас принадлежит?

Пожав плечами, Юрген подошел поближе к гостинице.

– По‑ моему, он так и остался у Саутеров.

– Саутеров?

– Ну да. Я часто езжу мимо и пару раз видел тут автомобиль, так что кто‑ то все‑ таки приглядывает за гостиницей. Раз или два я видел здесь машину довольно поздно вечером. Понятия не имею, что тут можно делать ночью…

– Ты кого‑ то видел?

– Не‑ а. Но машина была с ганноверскими номерами, в этом я уверен. Так что это кто‑ то из города. Мой отец как‑ то говорил мне, что у Саутера была родня в Ганновере. Когда старик был еще жив, к нему часто приезжали родственники, и они всей семьей ходили на рыбалку или охоту. Саутер обожал охотиться, и у него было разрешение на рыбную ловлю на побережье от Либенбурга до Золингена. После его смерти мой папа и бургомистр выкупили его права и стали сами рыбачить там.

– Ага, – кивнул Макс. – А кто может рассказать мне о теперешнем владельце гостиницы?

Юрген ненадолго задумался.

– Я посоветовал бы тебе поговорить с бургомистром Винклером. Он точно в курсе дела. В такое время ты, скорее всего, найдешь его в управлении.

Они молча посмотрели на старую гостиницу, раскинувшуюся в ярких лучах солнца и всем своим видом источавшую уныние. Над полем, каркая, летали вороны.

Юрген еще раз хлопнул Макса своей лапищей по плечу.

– Ох, старик, я был бы так рад, если бы ты сюда переехал. Сходили бы с тобой на рыбалку. Если решишься купить себе тут домик, обещай, что зайдешь в гости. Ну а если даже не решишься, то все равно заходи.

Макс кивнул. Он знал, что никогда не поселится здесь, но не хотел разочаровывать старого приятеля. Юрген действительно радовался встрече, и Унгемаха это тронуло. Жаль, что он оказался тут по делу, о котором нельзя поговорить с Юргеном. Когда все утрясется, можно будет и вправду заехать к нему в гости.

– Обещаю. Если не выгорит с рыбалкой, так хоть пивка попьем.

– Вот здорово будет! Ух, я так рад! Я бы тебя и сейчас на пиво пригласил, вот только работы невпроворот…

– Мне тоже пора, нужно сегодня еще кое с кем повидаться… – махнул рукой Макс. – Я тут просто оглядеться хотел.

– Освежить воспоминания?

– Ага, что‑ то вроде.

Они пожали друг другу руки и попрощались. Юрген залез обратно в трактор, завел мотор и, помахав Максу на прощание рукой, уехал, взметая колесами пыль.

Унгемах задумчиво посмотрел ему вслед. Юрген еще пару раз оглянулся, словно не мог поверить в то, что повстречал старого приятеля. Макс прекрасно его понимал: он чувствовал себя так же.

Вскоре Унгемах выехал на улицу, покосившись на гостиницу, блеклую, унылую, заброшенную. Она производила гнетущее впечатление.

Медленно проезжая по дороге, он достал из бардачка мобильный. Пропущенный звонок от Франциски! Должно быть, она звонила, когда он зашел в дом к отцу, оставив телефон в машине. Макс тут же перезвонил.

Но Готтлоб не брала трубку.

Глава 56

Франциска пришла в себя. Она не сразу смогла понять, где находится. Магазин… темная лавка… Странное, бледное лицо Эдуарда Саутера, который старательно отворачивался.

Готтлоб попыталась вытянуть правую руку, но предплечье пронзила острая боль. Вскоре она охватила все тело, сердце забилось быстрее, на лбу выступил пот. Ожидая, пока боль немного утихнет, Франциска смогла собрать кусочки головоломки в своей голове, так что сложилась цельная картина происшедшего.

Она побежала за этим спятившим Саутером. И он заманил ее в ловушку. Что это за ловушка, Готтлоб еще не поняла, помнила только, что наступила на ковер и провалилась вместе с ним куда‑ то вниз, скорее всего, в подвал. Она провалилась в подвал, точно, иначе и быть не может. Наступила на незапертую крышку люка. Дурацкую крышку, которую Саутер подготовил заранее. И Франциска сглупила настолько, что позволила ему заманить себя в ловушку.

Но почему она до сих пор жива? Почему Саутер не убил ее, пока она была без сознания?

Боль отступила, и Франциска осторожно приподняла левую руку. Потянувшись к правой руке, девушка ощупала ее. Предплечье сильно воспалилось, очаг боли находился именно там. Скорее всего, закрытый перелом…

Сколько же она пролежала без сознания?

Франциска не могла определить, но решила, что это легко выяснить, если найти мобильный. Кроме того, так она сможет вызвать помощь.

Девушка провела кончиками пальцев по полу. Оказалось, что она лежит навзничь на ковре, ранее скрывавшем ловушку. Одна нога осталась на ступеньке, но в целом с ногами все было в порядке, так что Готтлоб могла двигаться. Опершись на нижнюю ступеньку, она отодвинулась назад, надеясь, что там будет стенка, к которой можно прислониться. Но стенки не было.

Игнорируя выступившие на глазах слезы, Франциска сжала зубы. Поплакать можно будет и потом, в другом месте и в другое время. Опустив сломанную руку на колени и наклонившись вперед, Готтлоб стала ощупывать пол в поисках сумочки, но ничего не нашла. Может быть, Саутер забрал ее?

Пауль рано или поздно заметит ее отсутствие. Слава Богу, она сказала напарнику, куда направляется! Однако у Франциски не было уверенности в том, что Адамек сможет найти ее здесь. Крышка люка захлопнулась, Саутер замаскировал ее, да и магазин, наверное, закрыл, а ордера на обыск у Пауля не было. Нужно найти мобильный!

«Ищи сумочку! Отдыхать будешь потом! »

Ползать было довольно утомительно. Франциска вся взмокла, пока ощупывала пол. И вдруг ей показалось, что мимо ее пальцев что‑ то прошмыгнуло. Что‑ то очень быстрое, маленькое, с несколькими лапками. Наверное, паук. В таких подвалах всегда водятся пауки. Но создание, на которое она наткнулась, казалось таким… шустрым.

Франциска отодвинулась оттуда подальше и начала обыскивать пол в другом месте. Через некоторое время она нашла‑ таки свою сумочку.

Франциска очень любила эту бесформенную оливковую сумку, внешне напоминающую пакет из магазина, зато вмещающую все, что нужно. А сейчас Готтлоб нужен был ее мобильный. Вот только в сумочке его не оказалось. Сколько девушка ни рылась в ней, телефона не было.

Франциска была совершенно уверена в том, что положила трубку в боковой карман, попытавшись дозвониться до Макса. Значит, мобильный забрал Саутер. После того как она упала сюда, Эдуард спустился вниз, переступив через ее тело, и забрал ее телефон.

Что еще он мог взять?

Пистолет!

На дне сумочки комиссар отыскала фонарик, который вот уже несколько лет носила с собой. Фонарик размером с карандаш. Достав его, Готтлоб нажала на кнопку. В фонарике помещался светодиод, который мог работать практически вечно. Голубой лучик света упал на противоположную стену, белую и голую. Франциска осветила все вокруг, пытаясь определить размер подвала. Что‑ то пробежало мимо нее, совсем близко, задев кожу между кроссовком и краем джинсов. Готтлоб сразу же посветила туда. Действительно, паук. Трехсантиметровый черный паучок, отшатнувшийся от света фонаря. Мерзкий, но безобидный. Франциска уже хотела продолжить обследование помещения, когда заметила еще какое‑ то движение и перевела лучик на пол.