|
|||
Отсидевший свой срок педофил теперь занимается перевозкой детей‑инвалидов 6 страница– Сииииииинааааааааа! – изо всех сил позвал он, и его крик эхом прокатился по лесу. – Сиииииииинаааааааааааа! Нет ответа. Тогда Макс упал на колени, закрыв ладонями лицо, и разрыдался.
Глава 14
Макс старался не смотреть на комиссара, чувствуя, как слезы наворачиваются ему на глаза. Он действительно расплакался там, на берегу реки, и не столько от чувства утраты, которое тогда еще не осознал, а от безысходности, от страха перед тем, что случится теперь… и от стыда. Ему было стыдно за свой поступок. – И тогда вы сразу вернулись домой? – спросила Франциска. – Да. – Макс кивнул. – Я просто не знал, что делать дальше, где мне искать ее. – Как повели себя ваши родители? – Устроили скандал. Отец поколотил меня, а потом они около часа искали Сину в саду и на улице, звали ее… Все без толку, конечно, только зря теряли время, но они и слушать ничего не хотели. Только после этого мама позвонила в полицию. Франциска кивнула. – В отчете сказано, что Сина оставалась без присмотра около трех часов. – Да, это так. – Что вы сегодня думаете об этом? Ваша сестра могла пойти на пляж? Она нашла бы дорогу сама? – Я часто задумывался об этом. Она удивительно хорошо ориентировалась в пространстве, полагаясь на слух, нюх и память. Феноменальная память, кажется, это так называется. Чего Сина только не подмечала… – Макс покачал головой. – Но я не знаю. – Послушайте, мне тут пришло в голову… Когда вы рассказывали, как ходили на пляж с сестрой. – Что? – Скорее всего, похититель уже тогда видел вас. Он мог прятаться в лесу, наблюдая за тем, как маленькая девочка купается голой. Для потенциального маньяка это зрелище могло стать толчком к действию. Если это так, то с того момента его преступление было неотвратимо, и потому не имеет особого значения то, что вы в тот вечер оставили Сину одну. Это дало маньяку шанс, но если бы ситуация сложилась иначе, он все равно рано или поздно похитил бы ее. – Вы говорите это, чтобы утешить меня? – Макс поднял глаза. – Нет, я совершенно серьезна. Они помолчали. Унгемах не знал, что тут еще сказать. Молчание стало гнетущим, и тишина нарушалась только грохотом кастрюль на кухне. – Вашего отца тогда тоже подозревали, вы знали об этом? Макс кивнул. – Они тогда даже арестовали его, потому что он словно обезумел. Сейчас я думаю, что эти подозрения были в какой‑ то мере оправданны. Какой отец станет пьянствовать целый вечер, не замечая, что его слепая дочь пропала! – Показания вашей матери и анализ на уровень алкоголя в крови сняли с него вину, но следователь всерьез рассматривал эту версию. Позвольте мне спросить, как вы сейчас к этому относитесь? Как вы думаете, ваш отец мог быть как‑ то замешан в той истории? Унгемах покачал головой. – Нет, полагаю, что нет. Он был очень агрессивным человеком, часто бил меня, но Сину никогда и пальцем не тронул. Знаете, когда он лишился работы, то стал сильно пить – и тем вечером напился в стельку. Я не представляю, как он мог сделать что‑ то подобное в таком состоянии. – Почему его уволили? – поинтересовалась Франциска. – Тогда я не знал об этом, а потом, когда прошел процесс и его признали виновным, я прочитал об этом в газете. После окончания своей смены отец забыл перекрыть вентиль, и дело дошло до взрыва. Кто‑ то погиб. Отца осудили за преступную халатность и приговорили к условному заключению и денежному штрафу. – Да, такое любого с ума сведет, – покивала Франциска. – А что стало с вашими родителями потом? – Не знаю, и меня это, признаться, не интересует, – отрезал Макс. – Мне очень жаль. – Я думаю, каждый имеет на это право. Мне не хотелось бы говорить на эту тему, к тому же она не имеет никакого отношения к расследованию, верно? – Нет, не имеет… – Франциска немного опешила от такой бурной реакции. Она не думала, что эта тема для Макса столь болезненна. Унгемах поможет ей, но не станет говорить с ней о своих родителях. У всего есть свои границы. – Я хоть чем‑ то вам помог? – спросил он. – Пока не знаю. К сожалению, все именно так, как указано в отчете. Вы ничего не видели. Я надеялась получить от вас хоть пару зацепок, что‑ то, на что тогда не обратил внимания следователь. – Извините, – виновато протянул Макс. – Ничего, в любом случае стоило попытаться. Кроме того, я познакомилась с будущим чемпионом мира по боксу в тяжелом весе, – попыталась пошутить Франциска. – Я еще не выиграл, так что об этом говорить рано… – Макс криво улыбнулся. – Что ж, я в вас нисколько не сомневаюсь. Я могу позвонить вам, если у меня появятся какие‑ то вопросы? – Конечно. И я буду очень благодарен вам, если вы будете держать меня в курсе расследования. – Буду, насколько это возможно, – пообещала Готтлоб. Они обменялись номерами телефонов.
Глава 15
– Да что же это, черт побери, такое!!! – Франциска никак не могла успокоиться. Пауль Адамек молча наблюдал за припадком ярости у своей напарницы. В такие моменты, наступавшие не так уж редко, он не знал, как себя вести. С одной стороны, бешенство Франциски всегда было искренним, с другой же – она быстро успокаивалась. Готтлоб бегала туда‑ сюда по своему кабинету и уже два раза успела пнуть корзину для мусора. Пока она говорила с Унгемахом, Пауль на всякий случай проверил находившихся на свободе преступников, осужденных за педофилию и проживавших в радиусе ста пятидесяти километров от интерната Святой Елены. И хотя разговор с боксером был интересным, он не принес никаких зацепок, а вот Адамек сразу напал на кое‑ что любопытное. – Люди что, вообще ничему не учатся? Сколько раз должно случиться подобное дерьмо, чтобы кто‑ то начал воспринимать все это серьезнее?! – Мы еще не знаем, имеет ли он какое‑ либо отношение к происшедшему, – напомнил Пауль. – Дело не в этом! – взвилась Франциска. – Конечно, мы не знаем, но мы узнаем, точно тебе говорю! Ты же еще ни с кем об этом не беседовал? – Нет, я сразу к тебе пришел. – Хорошо. Нельзя, чтобы об этом проведала пресса. Ты же знаешь, как эти репортеришки торопятся с выводами. В этом‑ то и проблема. Если СМИ проведают о том, что отсидевший педофил работает на фирме, которая занимается перевозкой детей‑ инвалидов, народ придет в бешенство! И неспроста! И тогда уже не будет иметь значения, связан этот ублюдок с похищением Сары или нет. Такое просто не должно происходить! Вот дерьмо! Эти сволочи что, не могут работать, к примеру, на автозаправках? Почему они постоянно находят такую работу? Так, поехали. Где живет этот тип? – Переулок Кроненгассе, 11. – В городе? Пауль кивнул. – Только мы его там не застанем, он сейчас на работе. – Ладно, позвони в эту службу перевозок и уточни. Пока можем подождать. Так, я отлучусь на минутку. Вот черт, черт, черт! Франциска хмуро двинулась в сторону туалета, и двое коллег, шедших ей навстречу по коридору, посторонились. В туалете она, по счастью, была одна. Выйдя из кабинки, Готтлоб вымыла руки и побрызгала водой в раскрасневшееся лицо, глядя на свое отражение в грязном зеркале. Щеки пошли багровыми пятнами от ярости. С ней такое происходит постоянно. У нее всегда все на лице написано. Отец не раз говорил, что Франциске суждено работать в полиции, у нее просто нет иного пути – надо выбирать профессию, в которой не приходится лгать. «Какой же он у меня наивный», – с горечью подумалось Готтлоб. Отец и к теперешней своей проблеме относился с той же наивностью. Впрочем, выходные и так дались Франциске нелегко, поэтому сейчас она предпочитала не думать о болезни отца. Вытерев лицо салфеткой, девушка вышла в коридор. Там ее поджидал Адамек. – Нам повезло. Детлеф Кюль работает с шести до трех, только что окончил смену. Можем перехватить его у входа в дом. – Класс! Это мне нравится. – Возьмем с собой патруль? Подумав, Франциска покачала головой. – Нет, не думаю, что в этом есть необходимость. Даже если он наш тип, мы и сами разберемся. Ты же знаешь… эти сволочи демонстрируют силу только перед слабыми. Зайдя в кабинет, Готтлоб прихватила куртку и пистолет, и они с Адамеком покинули участок. Днем движение на дорогах было не таким интенсивным, и уже через пятнадцать минут они оказались в квартале новостроек семидесятых годов. Вокруг теснились двенадцатиэтажные коробки с парой лужаек и жалкими деревцами. С точки зрения Франциски, это смотрелось отвратительно, но такие кварталы тоже были нужны городу. Машина медленно ехала по улице, Адамек высматривал дом номер одиннадцать. Наконец он обнаружил маленький указатель у дома справа. – Давай припаркуемся здесь, – предложила Франциска, указывая на свободное место у обочины. Между высотками виднелись парковки, но Готтлоб не хотела подбираться так близко к дому. – Жаль, что мы не знаем, на какой машине он ездит. – Почему это не знаем? – ухмыльнулся Адамек. – О, я об этом и не подумала. Умница! – Детлеф Кюль ездит на серебристом «Сеат‑ Леон», автомобиль зарегистрирован тут, номер H DK 210. – Напомни мне, чтобы я попросила шефа повысить тебе зарплату. – Я предпочел бы в качестве награды отпуск на неделю. – Что, никак не выспишься? – Знаешь, мы поспрашивали других мамочек… к сожалению! Ты не представляешь, какими экспертами по воспитанию детей мнят себя многодетные мамаши. А у нас первый ребенок, и мы чувствуем себя настоящими неудачниками. А эти дамочки все наседают. И ни одна нас не успокоила. Говорят, малышка будет кричать месяцев до девяти. – Ну вот видишь! – подколола его Франциска. – Когда‑ то же это закончится! – Да, но к тому моменту я, наверное, уже подохну, – мрачно покосился на нее Пауль. – Сочувствую тебе, конечно, но… ой, смотри, серебристый «Сеат‑ Леон»! И номер тот же! Это он!
Глава 16
– Поспеши скорей уйти, я считаю до пяти… – Хватит тут бегать, сколько раз вам говорить! – Гунтер Мюллер прикрикнул на своего восьмилетнего сынишку и его приятеля, игравших в прятки среди стеллажей, но потом покачал головой и улыбнулся. Дети, что тут скажешь… Он повернулся к своему посетителю, странноватому типу, судорожно сжимавшему в руках какую‑ то бумажку. – Вот сорванцы! Но ведь и мы в их годы были такими же, верно? Посетитель не ответил. Он неотрывно смотрел вслед мальчишкам, которые уже успели попрятаться, и только звонкий голосок доносился из‑ за стеллажей: – А потом пойду искать, и тебе не убежать. Загляну во все углы, взгляд направлю под столы… Мюллер запнулся. Этот тип не понравился ему с самого начала, когда вошел в магазин десять минут назад. Неулыбчивый мужик с потемневшими зубами, посетитель ни на секунду не посмотрел Мюллеру в глаза. Вообще, странно, что кто‑ то пришел сюда лично, чтобы подыскать экзотическое растение. Конечно, в магазине был и такой товар, но деревья обычно заказывали по телефону и требовали доставки. – Что вы ищете? – осведомился Мюллер, присматриваясь к странному клиенту. Тот с трудом оторвал взгляд от стеллажей, за которыми дети играли в прятки, но на продавца так и не посмотрел. – Я… я… – Прищурившись, мужчина уставился на свой листок. – А господина Радегаста нет? Он всегда меня обслуживал. – Нет и не будет. Знаете, по правде сказать, Радегаст приворовывал, и потому его уволили. Мюллер ожидал какой‑ то реакции на эту сплетню, но ее не последовало. Мужчина по‑ прежнему смотрел на листок, словно раздумывая, стоит ли покупать растение у кого‑ то, кроме Радегаста. – Мне нужны две лианы вида vanilla planifolia. У вас такие есть? – наконец выпалил он. – Давайте посмотрим среди орхидей – ваниль относится к этому семейству… – Мюллер прошел вперед. – Необычный заказ. Вы хотите растить их в теплице? Вы знаете, что эта лиана достигает десятиметровой длины, и потому вам понадобятся соответствующие условия для ухода за ней? Посетитель молчал. Мюллер поспешно оглянулся. Мужчина шел за ним, но, казалось, не слушал. Он смотрел в узкий проход между стеллажами с удобрениями. Где‑ то там мальчишки до сих пор играли в прятки – от стен эхом отражался детский голосок: – Прячь не прячь свое лицо, отыщу в конце концов. – Вы хотите выращивать ваниль ради стручков? Чтобы делать приправу? – в очередной раз попытался завязать разговор Мюллер. Опять никакого ответа. Теперь этот тип остановился, уставившись на стеллажи. Мюллеру даже показалось, что покупатель дрожит. Да, точно, листок в его руке трясся! Ну все, с него хватит! – Что‑ то не так? – громко осведомился он. – Вам чем‑ то мешают ребятишки? Клиент резко дернул головой и все‑ таки посмотрел Мюллеру в глаза. На мгновение, но этого хватило, чтобы у продавца мурашки побежали по коже. – Я… я зайду попозже, – пробормотал странный посетитель, развернулся и выбежал из зала. Мюллер хотел последовать за ним, хотел записать номер его машины, но в этот момент прямо ему под ноги бросились дети. – Нашли! – хором воскликнули они, хватая его за ноги. А когда Мюллер вновь поднял голову, странный тип уже скрылся из виду.
Глава 17
Кроссовки отбивали мерный ритм по усыпанной гравием тропинке, но Макс Унгемах не слышал ни эха своих шагов, ни собственного дыхания. В наушниках айфона грохотал «Раммштайн»[7], мимо проносились деревья, но Макс не обращал на это внимания. Пот заливал лицо, ноги болели от быстрого бега, но ему было все равно. После разговора с комиссаром Унгемах на большой скорости поехал в Гамбург, взбудораженный, смущенный, сбитый с толку. Учитывая такое состояние, пришлось отказаться от изначального плана: Макс намеревался сразу зайти в спортзал и поговорить с Колле, но передумал. Вместо этого он направился в лесопарк, переоделся в машине и устроил себе пробежку. Но это была не обычная тренировка выносливости, нет, эта пробежка стала настоящей борьбой, борьбой с самим собой, со своими мыслями. Разговор с комиссаром вызвал в памяти Макса кое‑ какие воспоминания, давно присыпанные трухой забвения. Еще во время поездки в город Унгемах не мог отделаться от мысли, зародившейся в нем после общения с Готтлоб. Теперь же, чувствуя в венах напор адреналина от быстрого бега и злобной ритмичной музыки, Макс отважился полностью сформулировать эту мысль. Отец как‑ то связан с исчезновением Сины. Это возможно. За прошедшие годы Макс часто думал о сестре, пытался представить себе похитившего ее преступника, но никогда не видел в этой роли отца. Да, тогда Унгемаха‑ старшего ненадолго арестовали и допрашивали, но Макс почти забыл об этом, кроме того, ему, пятнадцатилетнему мальчишке, и в голову не могло прийти, что его отец… Неужели это возможно? Произошел несчастный случай, и отец, поддавшись панике, спрятал труп Сины. Или отец, пьяный в стельку, сам убил девочку? При мысли об этом Максу стало плохо. Нет! Этого просто не может быть. Да, его отец был эгоистичной сволочью и алкоголиком и стал таким не только после того, как потерял работу. Он и до этого напивался каждые выходные. Но до несчастного случая на заводе отец, выпив, не становился агрессивным, во всяком случае, настолько агрессивным. Может быть, эта история так сильно изменила его, что он готов был сорвать злость на родной дочери? Может быть, он считал ее виноватой во всем, потому что она родилась слепой? Макс побежал еще быстрее. Все тело ныло. Он сосредоточился на боли, на дыхании, на ритме, потому что не хотел думать об этих подозрениях, мучивших его сильнее физической боли. И в то же время Унгемах понимал, что теперь эти вопросы не исчезнут, будут разъедать его душу, истязать его до тех пор, пока пути назад уже не будет.
Глава 18
– Господин Кюль! – позвал Адамек. Франциска приготовилась к погоне, но Кюль остановился на месте и, повернувшись, посмотрел на них. Очевидно, он сразу узнал в них полицейских и обмер. Казалось, его тело скукожилось под взглядом Пауля. – Вы Детлеф Кюль? – осведомился Адамек, подходя к подозреваемому на расстояние два метра. Мужчина кивнул. – Да, это я. Что‑ то случилось? Кюль был приземистым толстяком, ростом не выше метра семидесяти, с сутулой спиной и огромной головой. Жидкие черные волосы с проседью обрамляли круглую лысину на затылке, оттопыренные уши отливали розовым в лучах света. Над ремнем брюк выпирал объемистый живот, да и вообще, состоял этот тип скорее из жира, чем из мышц. На нем были синие джинсы, черная футболка, кеды и распахнутая ветровка. Франциска внимательно наблюдала за реакцией Кюля, раздумывая о том, мог ли подобный человек, никем не замеченный, пролезть в интернат, а потом скрыться с места преступления. Она не верила в это, но опыт подсказывал Готтлоб, что подобные типы прекрасно умеют притворяться. Плохие парни часто достигают мастерства в искусстве лицемерия. Кюль отвел глаза, словно осознавая, что Франциска поймет о нем все, если встретится с ним взглядом. Адамек показал подозреваемому свое удостоверение, и Детлеф застонал. – Ну вот, опять! – Он оглянулся. – Не знаю, что там у вас произошло, но я этого не делал. – Мы тут как раз для того, чтобы это выяснить, – заявила Франциска. – И если вы пригласите нас к себе в квартиру, мы сможем быстро прояснить все недоразумения, вместо того чтобы стоять тут, пока вся округа не сбежится поглазеть. Кюль презрительно фыркнул. – Вы же сами не верите в то, что говорите. В этот самый момент на нас пялится человек сто, и все они знают, что вы легавые. Просто позвонить мне вы не могли, да? – Ой‑ ой‑ ой, я сейчас подохну от сочувствия, – прошипел Адамек. – Увольте нас от этой болтовни. Давайте зайдем внутрь. Кюль с ненавистью посмотрел на Пауля, и Франциска, хотя и не до конца поняла, что же она увидела в этом взгляде, отринула свое изначальное впечатление об этом парне. Он не такой уж и рохля, каким кажется. За глуповатой внешностью скрывается острый ум. Этот взгляд не напугал Готтлоб, но она поняла, что нужно быть осторожнее. «Не следует недооценивать этого типа», – подумала Франциска. – Ну хорошо, проходите. Выбора у меня все равно нет! – Повернувшись, Кюль пошел вперед. Франциска с Паулем последовали за ним. Готтлоб покосилась на фасад высотного здания. Кюль был прав, почти у каждого окна виднелось чье‑ то лицо. Местные жители без зазрения совести пялились на происходящее. В коридоре в нос Франциске ударила отвратительная вонь, чудовищная смесь запаха прокисшей пищи и мочи. Наверное, к этому зловонию можно привыкнуть, если долго прожить здесь, но желудок Готтлоб взбунтовался. Если она верно истолковала выражение лица Пауля, то и ему было не легче. Хорошо, что они так и не пообедали. – Поедем на лифте, моя квартира на восьмом этаже, – Кюль первым вошел в пустую кабину, четвертую и последнюю в ряду лифтов. Тут запах был еще интенсивнее. Казалось, он проникает в поры кожи, пропитывая собой тело. Франциска прибегла к давно опробованному трюку: уставилась на пол, представляя себе, что стоит на сходнях перед озером и смотрит на волны. Это помогало ей справляться с приступами клаустрофобии. Когда лифт остановился на восьмом этаже, она первой выскочила наружу и глубоко вдохнула – теперь запах уже не имел такого значения. Они пошли по длинному коридору без окон. За дверями квартир играла восточная музыка, пол был потрепанным и грязным, облупившуюся краску на стенах едва ли украшали граффити. Открыв дверь в свою квартиру, Кюль прошел внутрь и, не дожидаясь гостей, забежал в гостиную и распахнул окно. Адамек и Франциска последовали за подозреваемым. – Ненавижу эту вонь! – Кюль внимательно смотрел на полицейских. Готтлоб понимающе кивнула. Впрочем, в квартире пахло иначе. Тут было немного душно, но никаких запахов не чувствовалось, кроме разве что освежителя со слабым ароматом сирени. – Ну, и чего вы от меня хотите? – осведомился Кюль, переводя взгляд с Пауля на Франциску. В его голосе не было ни неприязни, ни услужливости, только полная покорность судьбе. – Мы можем присесть? Вздохнув, Кюль прошел к потрепанной софе в углу и демонстративно уселся. – Ну хорошо, раз уж это займет столько времени… Франциска устроилась на стуле, а Пауль примостился на подлокотнике кресла. Он не хотел сидеть на уровне глаз этого типа. – Все зависит от вас. Кюль кивнул. – Знаете, что? Вам не нужно долго разглагольствовать. Вы пришли сюда, потому что где‑ то похитили или изнасиловали ребенка и компьютер выдал вам мое имя. Теперь мне нужно подтвердить, что у меня есть алиби на определенное время, иначе я подпадаю под подозрение. Правильно? – А знаете, что самое омерзительное, господин Кюль? – Пауль встал. – Что такие типы, как вы, растлевавшие маленьких детей, вообще получают возможность оправдываться перед такими, как мы, а не проводят остаток жизни в тюрьме. Так у вас было бы самое лучшее алиби в мире. Вы думали об этом? Кюль хотел что‑ то возразить им, наверное, рассказать о своем прошлом, о душевной болезни, о травмах детства, но Франциска махнула рукой, приказывая ему замолчать. – Вы правы, – заявила она. – Нам не нужно разглагольствовать. Где вы были в ночь с субботы на воскресенье? – Что? – Это что, так сложно? Ночь с субботы на воскресенье. Вся ночь. У Кюля забегали глазки. – Где я был… Спал, конечно. – Один? – уточнил Адамек. – Один, конечно. Знаете, это так показательно! Я вкалываю по ночам пять дней в неделю и легко могу доказать, где я был, но только не в выходные. А вам нужно алиби на субботу! – По нашим данным, вы работаете в транспортной компании «Мейербольд», которая занимается в том числе и перевозками инвалидов. Я не знал, что перевозки осуществляются по ночам. – Кроме перевозок, «Мейербольд» организовала службу такси, а так как мне не прожить на гроши, которые платят за дневную смену, то по ночам приходится работать на такси. С восьми вечера до шести утра. – Но не в выходные, – повторил Адамек. – Нет, не в выходные. – Насколько я понимаю, ваш работодатель может это подтвердить. Кюль поморщился, словно у него прихватило живот. – Он может, да, но сам Мейербольд ничего не знает о моем прошлом, и я был бы вам весьма благодарен, если бы так все и осталось. Вы даже представить себе не можете, насколько сложно в наше время найти работу, в особенности с двухлетней дырой в резюме. Остается только работа таксистом… а оплачивается она дерьмово. – Стоило думать об этом, прежде чем приставать к десятилетней девочке, – ледяным тоном заявил Адамек. Кюль опять покосился на него с тем странным выражением лица, на которое обратила внимание Франциска. – У меня неприятности, да? – Ну что ж… – протянула Готтлоб. – У вас нет алиби. Это плохо. Учитывая обстоятельства, с вашей стороны было бы разумно позволить нам осмотреть помещение. Кюль обреченным жестом развел руки. – Прошу вас. Только не заблудитесь, тут же целых пятьдесят восемь квадратных метров. Да, и эти пятьдесят восемь квадратных метров не вызывали сомнений в том, что тут негде спрятать маленькую девочку, не говоря уже о том, что здесь, скорее всего, вообще никогда не бывало особ женского пола. Франциске не удалось найти даже порножурналы, которые подобные извращенцы обычно прячут в ящике прикроватного столика. Рядом с телевизором не было и дисков с соответствующими фильмами. Это ее немного разозлило. Квартира казалась слишком уж идеальной. – Нам нужна проба слюны для генетического анализа, – наконец заявила Готтлоб. Кюль знал, что подобные пробы берутся только на добровольной основе, но протестовать не стал. – Если это позволит снять с меня обвинения, то буду только рад. – Я пришлю к вам команду криминалистов, – сказала Франциска, выходя. – И что, вы сообщите о своих подозрениях моему шефу? – Если вы прекратите заниматься перевозками маленьких девочек, то мы закроем на это глаза. – Знаете, мне выбирать не приходится! Кого шеф говорит, того и вожу! – возмутился Кюль. Подойдя к нему вплотную, Пауль наклонился к его лицу. – А знаешь что? Мне на это наплевать. Как по мне, хоть каждую ночь разъезжай на своем такси. Но если я узнаю, что ты еще хоть раз отвозил куда‑ то маленькую девочку, то превращу твою жизнь в ад. Мы друг друга поняли? Взгляд Кюля вспыхнул яростью и потух. – Поняли, – тихо сказал он и скрылся в своей квартире. – Я таких ублюдков терпеть не могу, – заявил Адамек, когда они вошли в лифт. Франциска нажала на кнопку первого этажа. – Их все терпеть не могут, но, к сожалению, они часть нашего общества. – Но это неправильно! – Да, однако нам с тобой эту проблему не решить. Что ты о нем думаешь? – Как по мне, так он в любом случае подпадает под подозрение. Если кто уродился педофилом, то он иначе не может. Ты только представь себе! Хорошенькая маленькая девочка сидит вместе с ним в машине и даже не видит, как он на нее пялится, истекая слюной, – Адамек говорил все громче, выходя из себя. Лифт остановился с тихим щелчком – они приехали на первый этаж. Выйдя из подъезда, оба глубоко вздохнули. Впервые в жизни городской воздух показался Франциске свежим и приятным. – Нужно установить за ним наблюдение, пока мы не получим результаты генетического анализа. Круглосуточное наблюдение. – Ты получишь разрешение? – Если у нас пропала маленькая девочка, то я получу любое разрешение, вот увидишь. – Я только за! – Адамек хлопнул в ладони. – Надеюсь, так мы поможем малышке. – А если не ей, то, по крайней мере, многим другим девчушкам, – Франциска сама удивилась тому, как цинично это прозвучало. Эти слова горечью отдались в ее душе, но она, увы, знала, как устроен этот мир, и могла отличить желаемое от действительного. Прошло уже три дня с момента исчезновения Сары, и пока у них не было никаких зацепок. Любая версия казалась вероятной, даже версия о том, что похищение инсценировано начальством интерната. В таком случае они больше никогда не увидят малышку. В целом перспективы найти девочку были совсем не радужными, но обычно в начале расследования так и бывает. И все же Франциска сделает все возможное, чтобы узнать правду. Почему‑ то ей казалось, что она обязана сделать это не только ради Сары, но и ради того боксера, Макса Унгемаха, хотя это и было неразумно. Однако, как признавала Франциска, разум не играл тут никакой роли. Унгемах привлек ее внимание. Она была не готова к этому, но впечатление от встречи с ним не ослабевало. Это было непрофессионально, но Франциска надеялась, что еще встретится с Максом.
Глава 19
Макс шел по тротуару. Рука горела на его плече, горела огнем, прожигала кожу, плавила кости, но не останавливалась и там, проникая все глубже и глубже, до дрожи, словно пульсирующая головная боль, поселившаяся в глазницах и призывавшая безумие. Рука всегда была там и всегда будет, Макс всю жизнь прожил с этой воображаемой ладонью на плече, и прошедшие десять лет не помогли ему привыкнуть к тому, что рука так и останется воображаемой. Но сегодня все было иначе! Сегодня ощущение от нее было иным: не то привычное тепло, позволявшее ему чувствовать себя героем и защитником, сильным старшим братиком, – не тепло, а огонь. Именно поэтому в последние дни все изменилось. И дело было не только в разговоре с комиссаром, не только в том, что где‑ то пропала еще одна слепая девочка, так похожая на его сестру. Макс был сбит с толку, обескуражен, и даже часовая пробежка по лесопарку не принесла ему желанного покоя, лишь усилив тревогу. После пробежки он, вымотанный до предела, поехал домой, принял душ, пообедал, а потом позвонил Колле. Макс обещал зайти к нему сегодня в восемь часов. За время их знакомства Унгемах всего раз был в доме своего тренера. Четыре года назад Колле слег с инфарктом, и, когда его выпустили из больницы, Макс пришел проведать его. До того дня Унгемах ни разу не задумывался о том, как живет Конрад Ледер, бессознательно веря в то, что истинный дом Колле – это спортзал. Но, конечно, это было не так, и теперь Макс, сунув руки в карманы, направлялся к кирпичному домику в стиле бунгало, как было принято строить в семидесятые годы – простоватому, без излишеств, в чем‑ то даже скучному, как и все частные дома на этой тихой улочке. Ничего особенного, разве что этот дом был немного дороже соседних. Макс нажал на кнопку звонка, и в прихожей зазвучала приятная музыка. На бронзовой табличке рядом с дверью поблескивала надпись «Ледер». Просто фамилия, без имени. Макс знал, что Колле живет здесь один: тренер давным‑ давно развелся, а его дочь покинула дом задолго до этого. По слухам, жена Колле бросила его, уехав в Канаду с торговцем бульонными кубиками. Естественно, Колле был одет в свою любимую армейскую форму. Дома он казался каким‑ то… маленьким. Совсем не таким, как в спортзале.
|
|||
|