Сильвейн Рейнард 35 страница

– Никак я вас соблазняю, мисс Митчелл? – шепотом спросил Габриель.

– Нет.

– Тогда я плохо выполняю работу, за которую взялся, – усмехнулся Габриель и стал еще медленнее расчесывать ее волосы, потом поцеловал Джулию в ушко. – Но, по правде говоря, сейчас моя задача скромнее: заставить тебя улыбнуться.

– Почему ты так добр ко мне?

Его пальцы замерли.

– До чего же трудный вопрос ты задаешь человеку, который тебя любит.

– Габриель, я спрашиваю всерьез. Почему?

Он опять повел пальцами по ее волосам, теперь просто наслаждаясь их шелковистостью.

– А помнишь нашу первую встречу? Ты была добра ко мне, хотя от такого меня должна была бы бежать. Так почему ты удивляешься моей доброте? Ты получаешь лишь малую часть того, что заслужила.

Джулия решила больше не допытываться. Невзирая на все тяготы вчерашнего дня, она хорошо помнила, как в больнице призналась ему в любви. Но ответного признания не услышала.

«Мне достаточно и этого, – думала она. – Его поступки, его доброта, его защита. Более чем достаточно. Обойдусь и без слов».

Джулия любила его до боли в сердце. Она всегда любила его, и даже в самые мрачные дни эта любовь продолжала ей светить. Но ей очень хотелось услышать его признание.

Чтобы не напрягать больную лодыжку, Габриель на руках отнес Джулию в кухню. Есть ей не хотелось, но он все‑ таки уговорил ее выпить кофе и съесть несколько приготовленных Ричардом блинчиков. Они сидели и строили планы на вечер, когда в кухню вошел Ричард, неся трубку радиотелефона.

– Твой отец звонит, – шепотом сообщил Ричард, подавая Джулии трубку.

– Если не хочешь с ним говорить, не надо, – шепнул Габриель, прикрывая рукой микрофон. – Я сам могу поговорить.

– Когда‑ нибудь мы все равно должны серьезно поговорить, – сказала Джулия. С трубкой в руке она похромала в столовую.

– Ты не должен становиться между Джулией и ее отцом, – заметил Габриелю Ричард, когда они остались вдвоем.

– Между Джулией и ее никудышным отцом, – поправил его Габриель.

– Другого отца у нее нет. А она для него – свет в окошке.

Габриель почувствовал подступающее раздражение.

– Если он хочет заботиться о ней, то должен обеспечивать и ее безопасность.

Ричард подошел к нему и положил руку Габриелю на плечо:

– Никакие родители не застрахованы от ошибок. Иногда проще спрятать голову в песок, чем признать, что их ребенок в беде. Говорю это по собственному опыту.

Габриель поджал губы, но промолчал.

Минут через десять Джулия вернулась в кухню. Присутствие Ричарда не помешало Габриелю обнять ее и поцеловать в щеку.

– Ну как? Все нормально?

– Отец пригласил меня на обед, – скороговоркой ответила она.

Ричард почувствовал себя лишним и отправился в кабинет.

– А хочешь ли ты идти?

– Непринужденной беседы у нас с ним не будет, но я согласилась.

– Джулианна, не надо делать то, чего тебе не хочется. Давай я сам свожу тебя на обед.

Джулия покачала головой:

– Пойми, Габриель, он пытается загладить свою вину. Он мой отец. Я не могу лишить его шанса.

Ответ Джулии раздосадовал Габриеля, но он решил не спорить с нею.

Ровно в шесть вечера Том Митчелл появился на крыльце дома Кларков. Он был в костюме и при галстуке, который нервно теребил рукой. Он не привык носить костюмы, а тем более галстуки. Но ради Джулии…

Ричард провел его в гостиную и занимал разговорами, пока Джулия собиралась.

Сборы происходили в комнате Габриеля. Сам он лежал на кровати и смотрел, как Джулия красит губы, смотрясь в зеркальце пудреницы.

– Ты действительно хочешь ехать на этот обед?

– Я не хочу подводить отца. Для него встреча со мной много значит. И потом, сегодня Скотт, ты и Эрон отправляетесь в какой‑ то клуб. Рейчел уговорила Ричарда сходить на новый чикфлик. Получается, я была бы обречена сидеть одна.

Габриель встал, подошел к ней и обнял за талию.

– Я бы не поехал ни в какой клуб. А со мной тебе бы не пришлось скучать. Я знаю, как развлечь леди. – Для большей убедительности он стал целовать ее за ухом. – Ты обворожительна. Просто обворожительна.

Джулия невольно покраснела:

– Спасибо.

– Смотрю, Рейчел нашла для тебя симпатичный шарфик. – Габриель потеребил кончик шелкового голубого шарфика от Эрмеса, который его сестра искусно завязала на шее Джулии, чтобы скрыть следы укуса.

– Это шарфик Грейс. Подарок Ричарда.

– Ричард любил баловать Грейс. Особенно в Париже.

– Ты пошел в него, – сказала Джулия, становясь на цыпочки и целуя его в щеку.

– Подожди до Флоренции.

– Кстати, а в какой клуб вы поедете? Надеюсь, стриптиза там не будет?

Габриель изобразил на лице полное недоумение:

– Неужели ты думаешь, я поехал бы в такое место?

– А куда отправляются мужчины, когда они одни?

– Скажи, Рейчел одобрила бы такую «экскурсию»? – спросил он, найдя самый убедительный аргумент.

– Нет.

– А теперь скажи: неужели ты думаешь, мне это надо? – (Джулия отвела глаза и не ответила. ) – Зачем мне куда‑ то ехать и смотреть на каких‑ то женщин, когда самая прекрасная в мире женщина почти каждую ночь делит со мной постель? – спросил Габриель, нежно целуя ее в щеку. – Единственная женщина, которую я хочу видеть обнаженной, – это ты.

– Погоди, разве я тебя об этом спрашивала? – засмеялась Джулия. – Кажется, я задавала немного другой вопрос.

– Я забыл. Возвращайся поскорее. Жду.

? ¦> ?

Поздно вечером, когда на первом этаже дома Кларков погас свет и все обитатели разошлись по своим комнатам наверху, Джулия в простой голубой ночной рубашке вошла к Габриелю. Габриель сидел в кровати и читал, подтянув колени к подбородку.

– Добро пожаловать, дорогая, – улыбнулся он, откладывая книгу на столик. – Ты из тех редких женщин, которые в любом наряде выглядят обворожительно.

Джулия отложила костыли и с удовольствием провела рукой по ночной рубашке:

– Спасибо, что съездил к отцу за моим чемоданом.

– Не будем о таких пустяках. – Габриель протянул руку и помог ей забраться в кровать. Он поцеловал ее и только потом заметил, что Джулия так и не сняла шарфик Грейс. Габриель потянул шарфик за один конец. – Почему ты не сняла его?

– Не хочу, чтобы ты глядел на мой шрам, – сказала она, опуская глаза.

– Не надо его прятать.

– Зачем тебе видеть это уродство?

Габриель посмотрел ей прямо в глаза, затем протянул руку и осторожно развязал шарфик. От взгляда Габриеля ее шея покрылась гусиной кожей. Габриель бережно переложил шарфик на ночной столик и стал целовать ее шрам.

– Джулианна, у каждого из нас есть свои шрамы. Просто мои скрыты внутри.

– Лучше бы их у нас не было, – прошептала она. – Жаль, я не пришла в твою жизнь без единого шрама.

Габриель печально вздохнул:

– Тебе нравится живопись Караваджо?

– Очень. Больше всего я люблю его «Принесение в жертву Исаака».

– А мне всегда нравилось «Уверение Фомы». У Ричарда в кабинете есть репродукция. Сегодня я смотрел на нее.

– Эта картина… странная она какая‑ то.

– Ты права. Воскресший Иисус является Фоме, а тому нужно вложить перст в рану Спасителя, чтобы удостовериться. Какой глубокий смысл.

Джулия не впервые слышала о глубоком смысле этой картины, но ни раньше, ни сейчас не могла его постичь. Спорить с Габриелем ей не хотелось, и она просто промолчала.

– Если ты будешь ждать, пока исчезнет твой шрам, то можешь прождать всю жизнь. Шрамы никогда не исчезают бесследно. Это я понял, глядя на картину Караваджо. Шрамы могут зажить, и мы можем забыть о них на некоторое время. Но они не исчезают бесследно. Даже Иисус не смог избавиться от шрамов, – добавил он. – Если бы я понял это лет десять назад, то многое было бы по‑ другому. Я бы не доставлял огорчения ни Грейс, ни всем остальным. Если бы эгоизм не застилал мне глаза в этом году, я бы не посмел так обращаться с тобой в сентябре и октябре. – Он прокашлялся. – Я только надеюсь, что ты простишь мне шрамы, которые я оставил в твоей душе. Их много.

Джулия крепко обняла его и поцеловала:

– Я давно простила тебя, и не только за эти шрамы. Давай не будем больше говорить о них.

Некоторое время они лежали молча, потом Габриель все же решился спросить, как прошла ее встреча с отцом.

– Он плакал, – смущенно ответила Джулия.

Габриель едва не подавился. «Том Митчелл плакал? Не

верю».

– Сначала он начал ворчать на меня за учиненный в доме разгром. И тогда я подробно рассказала ему, как все происходило, пока не подоспел ты. Потом рассказала, как унижал и оскорблял меня он. И тут мой отец заплакал. На глазах у всех посетителей ресторана. – Джулия покачала головой. – В общем, я тоже не удержалась.

Габриель откинул ей волосы, чтобы лучше видеть ее лицо.

– Прости.

– Я рада, что поехала с ним на обед. Я наконец смогла сказать ему все. А он слушал. Возможно, впервые в жизни он прислушивался к тому, что говорит ему дочь. По крайней мере, он пытался меня услышать, а это уже большой шаг… А потом мы говорили о тебе. Отца интересовало, давно ли мы встречаемся.

– И что ты сказала?

– Сказала, что мы знакомы давно, но очень долго не виделись. Еще я сказала, что ты… мне нравишься. Рассказала, как много ты успел для меня сделать.

– А ты рассказала отцу, какие чувства у меня к тебе?

Джулия слегка покраснела:

– В подробности я не вдавалась. О Флоренции вообще умолчала, но сказала, что я тебе нравлюсь.

Габриель нахмурился:

– Сказала, что ты мне нравишься? Неужели, Джулианна, тебе больше нечего было сказать?

Джулия пожала плечами:

– Он мой отец. Для него все это сентиментальная чушь. Его волновало, покончил ли ты с наркотиками, перестал ли ввязываться в драки и буду ли я у тебя единственной женщиной.

Габриеля передернуло.

Джулия стиснула его в своих объятиях.

– Я сказала ему, что люди меняются, что теперь ты образцовый гражданин, а со мной обращаешься как с принцессой. И еще добавила, что не заслуживаю тебя.

– Ну зачем же врать? – усмехнулся Габриель, целуя ее лоб. – Это я не заслуживаю тебя.

– Чепуха.

Они еще немного повыясняли, кто кого недостоин, перемежая свои аргументы поцелуями. Потом Габриель снял очки, погасил свет и сказал, что хорошим девочкам и не слишком хорошим мальчикам пора спать.

Он погружался в сон, когда услышал шепот Джулии:

– Я люблю тебя.

Он не ответил, думая, что эти слова она произнесла во сне. Джулия тихо вздохнула и закрыла глаза, собираясь перевернуться на бок. И вдруг его рука обняла ее за талию и крепко прижала к груди:

– Джулианна Митчелл, я тоже тебя люблю.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Утром Джулия проснулась с ощущением приятного тепла около сердца. Шею обдувал не менее приятный ветерок. Открыв глаза, она увидела широкую ладонь Габриеля, обхватившую ее правую грудь. Джулия захихикала и сбросила его ладонь.

Габриель недовольно заворчал.

– Доброе утро, Габриель.

– Доброе, моя красавица. – Его губы тут же нашли ее щеку.

– Надеюсь, тебе хорошо спалось? – спросила Джулия.

– Прекрасно. А тебе?

– Не могу пожаловаться.

– Разве тебе это не нравится? – Его рука нежно ласкала ее через ночную рубашку.

– Почему же? Нравится, – сказала Джулия, поворачиваясь к нему лицом.

Тогда рука Габриеля скользнула по спине до талии, и он крепко прижал Джулию к себе и страстно поцеловал.

– Джулианна, я должен сказать тебе ‑ нечто важное.

Джулия нахмурилась. Габриель ласково провел пальцем

по ее бровям, разглаживая морщинки.

– Не хмурься. Мне кажется, тебе будет приятно услышать это.

Теперь Джулия смотрела на него во все глаза.

– Я тебя люблю, – совершенно серьезным тоном произнес Габриель.

Она заморгала, потом улыбнулась:

– И я тебя люблю. По‑ моему, твое признание я уже слышала ночью.

– Я сомневался, не спишь ли ты.

– Между прочим, ты признавался мне в любви. И давно.

– Когда же?

– В тот вечер, когда я спасла тебя от Кристы. Я уложила тебя в постель, и ты назвал меня Беатриче, а потом признался в любви.

Он шумно выдохнул:

– Джулианна, прости, что мне понадобилось столько времени…

Джулия с наслаждением потерлась о его подбородок, успевший к утру стать щетинистым.

– Спасибо.

– Нет, дорогая, это я должен благодарить тебя. У меня как будто только сейчас включились чувства. Боже, сколько времени я потратил зря.

– Наверное, нам обоим нужно было дорасти до нашей любви. Главное, мы доросли.

– Мне стыдно за то, как я обращался с другими женщинами. Тебе это тоже понятно.

– Да. Я жалею, что столько времени потратила на него. Прошлое не заменить более удачной версией. Давай радоваться тому, что мы нашли друг друга.

– Жаль, что нам нельзя провести этот день в постели, – с откровенной грустью признался Габриель.

– Ну зачем же шокировать твоих родных? – засмеялась Джулия.

– Да. При всей моей любви к ним я бы не возражал, чтобы они куда‑ нибудь смотались на целый день.

Они смеялись, пока смех не перешел в поцелуи.

– Габриель, а можно тебя спросить?

– Конечно, – ответил он, но подумал совсем другое: «Пожалуйста, не надо расспросов о моих тайнах. Я готов рассказать тебе все, но только не в доме Ричарда».

– Скажи, а какое нижнее белье ты предпочитаешь видеть на своей женщине?

Габриель мгновенно расслабился, и его губы растянулись в улыбке.

– Ты что, собираешься анкетировать меня? – усмехнулся он, беря ее ладонь и прижимаясь губами к костяшкам ее пальцев.

Джулия посмотрела на их сплетенные руки.

– Я хотела бы заранее кое‑ что купить для нашей поездки. Вот я и спрашиваю, какое женское нижнее белье нра‑ вится тебе.

Вполне невинный вопрос вызвал у Габриеля испарину на лбу и дикое желание.

– Джулианна, я мужчина. Для меня самое лучшее нижнее белье – это его полное отсутствие на тебе… Не отводи глаза. Ты настолько красива, что, когда настанет время, я буду часами любоваться тобой. Твоим лицом, плечами, грудью, каждым уголком твоего тела. Нежное чередование кремовобелого и розового. Я буду поклоняться твоим совершенным линиям. – Габриель перевернул Джулию на спину и склонился над нею. – Надевай то, в чем тебе удобно и приятно. Никакое белье не сравнится с красотой твоего тела. Думаю, у тебя нет желания спорить.

– И ты не будешь возражать, даже если я лягу с тобой в костюме для фитнеса, как позапрошлой ночью?

– Джулия, мне, честное слово, не так уж важно, что с тебя снимать. Ну как я могу тебе говорить, какое белье покупать?

Чувствуя, что разговор заходит в тупик, Габриель переключился на поцелуи и ласки. Очень скоро они оба возбудились и шумно дышали. Габриель решил, что вопрос о нижнем белье уже покинул мозг Джулии, но ошибся.

– Какой цвет? – страстным шепотом спросила она. – А фасон?

– Джулианна, меня устроит любой цвет, но желательно, чтобы это был не красный и не черный.

– Я всегда считала их главными соблазняющими цветами.

Он повернулся на бок и шепнул ей прямо в ухо:

– Ты уже соблазнила меня и продолжаешь соблазнять даже сейчас. Я покорен, очарован, заколдован. Это чудо, что я еще могу говорить.

– Значит, не черный и не красный. И все‑ таки какие цвета тебе нравятся?

– Ну и упрямица же ты! Но давай отталкиваться не от меня, а от тебя. Ты будешь изумительно выглядеть в белье светлых тонов. В классическом белом. В розовом. В голубом. Ты еще спрашивала про фасон. Что‑ нибудь классическое и даже немного старомодное. Я уже представляю тебя в этом белье, с волосами, распущенными по плечам… Но я тебе повторяю: отталкивайся от своих вкусов. Создай образ, в котором хочешь предстать передо мной. И держи это в секрете. Помни о главном: я тебя люблю.

– И я тебя люблю.

Джулия улыбнулась ему, и у него растаяло сердце. Она водила пальцем по его щекам и подбородку. Габриель за‑ крыл глаза и наслаждался ее прикосновениями.

Ему отчаянно захотелось Джулию.

– А ведь нам пора вставать и собираться, – спохватилась она. – В какое время будем выезжать отсюда?

– После (поцелуй) завтрака (поцелуй). Наш рейс около шести вечера (поцелуй), и нам желательно приехать в аэропорт заблаговременно (поцелуй), потому что мне еще нужно вернуть машину (двойной поцелуй).

Ричард кружился по кухне с проворством и неистовством танцующего дервиша, торопясь приготовить воскресный завтрак и накормить свое большое голодное семейство. Впрочем, по‑ настоящему голодным был только Скотт, уплетавший отцовские вафли. Эрон и Рейчел были сыты просмотром филадельфийских свадебных салонов на дисплее навороченного айфона.

– А вот и они, – сказала Рейчел, когда Габриель и прихрамывающая Джулия вошли на кухню.

– С благодарностью возвращаю тебе шарфик, – шепнула подруге Джулия и принялась его развязывать.

– Теперь он твой. Мама была бы только рада.

Джулия крепко обняла Рейчел и вдруг почувствовала^

Грейс не покинула их. Она только перестала быть зримой и осязаемой.

Скотт, прервав поглощение вафель, налил Джулии апельсинового сока.

– Ты сегодня прямо светишься, сказал он.

– Есть от чего светиться, – застенчиво улыбнулась она.

– Ты уверена, что с его стороны это… не игра? – шепотом спросил Скотт, наклоняясь к ее уху.

– Он очень изменился. Он… меня любит, гоже шепотом ответила Джулия.

– Надо же, черт меня побери, – пробормотал Скотт. Он пододвинулся к Джулии. – Я вчера проворони л слушание об освобождении Саймона под залог. Семейный адиокат Тэлботов развил бешеную деятельность… Меня только сегодня… поставили перед фактом, – добавил Скотт, виновато глядя на Джулию.

Она не услышала ничего шокирующе нового. Ещё вчера, узнав об аресте Саймона, она была почти уверена: деньги и связи Тэлбота‑ старшего склонят правосудие в нужную сто рону. И все же от слов Скотта ей вдруг стало тревожно. Дрожащей рукой Джулия потянулась к стакану с соком, но ста‑ кан выскользнул у нее из пальцев. Круглая вафля на тарелке превратилась в клейкое месиво, а стакан, залив часть стола, упал на пол и разбился.

Джулия сразу почувствовала себя маленькой нуклюжей девчонкой, насвинячившей в чужом доме. «Габриель, навер ное, уже устал от моих летающих стаканом. Ну почему я та кая растяпа? »

Джулия не успела встать, как Габриель осторожно под нял ее и пересадил на другой стул, быстро поцеловав в лоб.

– Тебе ничего не угрожает, – прошептал он‑ Саймон труслив и не захочет нарываться на меня еще раз. Думаю, теперь он понял, что я всегда выполняю обещанное.

Ричард сделал вид, что ничего не произошло, и стал готовить новые вафли. А размокшую Габриель бросил в мусорное ведро.

– Я сам уберу, – послышался у него за спиной угрюмый голос Скотта. – Посиди со своей девочкой. Успокой её, И вообще… прости меня.

Никто не слышал этого краткого разговора между братьями – блудным сыном и праведным. Их глаза встретились, и во взгляде каждого мелькнуло… если не прощение, то хотя бы понимание. Габриель благодарно кивнул и сел рядом с Джулией. Он обнимал ее за талию и шептал разные успокоительные слова, пока ее не перестало трясти.

«Нужно поскорее увозить ее из Селинсгроува».

Селинсгроув остался позади. Джулия закрыла глаза и облегченно вздохнула. Утро было слишком уж эмоциональ‑ ным. Ей всегда было трудно прощаться с Кларками. А сегодняшнее прощание почти лишило ее душевных сил.

– Грустишь, что мы уехали? – спросил Габриель, гладя ее по щеке.

– Часть меня не хотела уезжать. Но другая часть торопилась поскорее оставить все это позади.

– У меня такие же чувства.

– Что тебе сказал мой отец, когда вы прощались?

– Поблагодарил меня. Признался, что без меня все могло кончиться намного трагичнее. А еще он попросил меня присматривать за его девочкой. Ты – это все, что у него есть. Так он и сказал.

Джулия смахнула со щеки одинокую слезинку и отвернулась к окну. С ее отцом действительно произошла пере‑ мена.

В самолете, устроившись у Габриеля на плече, Джулия заставляла себя думать о диссертации и предстоящей встрече с Кэтрин.

– Нужно заказывать билеты во Флоренцию, – нарушил молчание Габриель.

– Когда мы вылетаем?

– Я планировал отлет на пятницу. Но нам придется дождаться, пока Кэтрин тебя аттестует. Моя лекция в Уффици намечена на десятое декабря. Как думаешь, мы сможем вылететь восьмого?

– Думаю, что да. В пятницу я сдам рефераты. Кэтрин ждет первую часть моей диссертации. Через несколько дней – во всяком случае, я так надеюсь – она выставит мне оценки.

Так что к восьмому декабря я освобожусь. А когда мы вернемся обратно?

Габриель обнял ее.

– Рейчел требует, чтобы к Рождеству все были дома. Естественно, и ты тоже. Так что нам придется вылетать двадцать третьего или двадцать четвертого и прямо в Филадельфию. Если, конечно, ты не предпочтешь провести Рождество в Италии, со мной.

– Заманчивое предложение, – засмеялась Джулия. – Но я не рискну рассердить свою лучшую подругу. Отец тоже говорил, что будет ждать меня на Рождество… хотя он и знает, что у него в доме я больше не остановлюсь. – Она невольно вздрогнула.

– Теперь мы остановимся в гостинице. Я, конечно, уважаю принципы Ричарда, но больше не хочу, чтобы мы спали в разных комнатах.

Джулия одновременно покраснела и улыбнулась.

– Мы можем устроить себе потрясающие предрождест

венские каникулы. Хочешь – проведем все время во Флоренции. Хочешь – поедем в Венецию, в Рим. А можно снять виллу в Умбрии. Я знаю очень живописное местечко возле Тоди. Давно мечтаю тебе его показать.

– Пока я с тобой, любовь моя, мне все равно, где мы находимся, – прошептала Джулия.

– Будь ты благословенна за эти слова.

– Рейчел наметила свадьбу на конец августа. Даже не знаю, почему она выбрала такое время. Мне она ничего не сказала.

– Моей сестрице важно не только выйти замуж за Эрона.

Она хочет, чтобы об этом узнало как можно больше влиятельных людей из массмедиа. Глядишь, сюжет о ее свадьбе попадет в Си‑ эн‑ эн.

Они оба засмеялись.

– Сдается мне, Рейчел хочет не только выйти замуж, но и поскорее стать матерью, – сказала Джулия. – Вот только что об этом думает Эрон?

– Он ее любит. Он сам мечтает поскорее на ней жениться. А если он узнает, что любимая женщина носит его ребенка, он запрыгает от счастья. – Габриель вдруг умолк, а когда заговорил снова, улыбки уже не было. – Джулианна, тебя не огорчает, что я не могу…

– Ни капельки. По крайней мере, сейчас я бы точно не хотела оказаться на месте Рейчел. Мне нужно закончить магистерскую диссертацию, затем браться за докторскую. Я хочу преподавать. Как ты… Видишь, когда ты встречаешься с женщиной на десять лет младше тебя, в этом есть свои преимущества.

– Я уже начинаю чувствовать себя «живым антиквариатом», – хмыкнул Габриель. – Не стану тебя переубеждать, но в тридцать ты будешь думать по‑ другому. Если не раньше. И когда это произойдет…

Джулия стиснула его руку.

– И что? Ты думаешь, я тебе скажу: «Все, ты мне больше не нужен»? Не дождешься! Я люблю тебя, Габриель. Люблю таким, какой ты есть. Пожалуйста, не отталкивай меня сейчас, когда мы наконец‑ то сблизились. Иначе мне будет больно.

– Любовь моя, прости. Больше не стану говорить об этом, – сказал он, целуя ей ладонь.

Джулия простила его и снова устроилась на плече, пытаясь отдохнуть от перенасыщенного эмоциями дня.

Габриель попробовал сосредоточиться и вдруг понял: он не может думать об этом, когда Джулия рядом. Это требовало времени. И пространства, в котором Джулии временно не будет.

«Только бы тебя не оттолкнул мой рассказ о Полине».

¦>

Первая неделя декабря была последней неделей занятий. Проходила она довольно тихо, поскольку Джулия и Габриель решили не мешать друг другу заниматься необходимыми делами. Вечерами он шлифовал тезисы будущей лекции, сидя в своей просторной и пустой квартире, а она столь же усердно работала над рефератами и диссертацией в «хоббитовой норе».

Недостаток живого общения оба пытались компенсировать безостановочными эсэмэсками.

Дорогая, скучаю по тебе. Заглянула бы, а? С любовью, Г.

Джулия так улыбалась, что даже ее айфон покраснел. Потом она написала ответ:

Г., я тоже по тебе скучаю. Заканчиваю реферат по идиотскому семинару.

Развлечения хватит на всю ночь. Профессор – милашка, но очень требовательная.

Я люблю тебя. Джулия

Она вернулась к редактированию реферата, предназначенного для подачи Кэтрин. Через несколько минут ее телефон чирикнул о приходе нового сообщения.

Дорогая, тебе повезло. Я тоже специалист по Данте.

Почему бы не привезти реферат ко мне? Готов помогать тебе… всю ночь.

С любовью, Г.

P. S. Говоришь, профессор – милашка?

Джулия засмеялась и тут же написала ответ:

Дражайший специалист по Данте! Ты неплохо смотрелся бы в качестве ее младшего сына. У вас с ней и некоторые кулинарные пристрастия общие.

Я очень хорошо знаю, какие последствия имеет работа по ночам.

Джулия долго ожидала ответа, но он пришел, когда она была в ванной.

Дорогая Джулия! Надеюсь дожить до пятницы. Твой отказ приехать сегодня низринул меня в пучину одиночества.

Я с трудом соорудил себе спасательный плот из порции виски и двух глав все того же романа Грэма Грина. Я люблю тебя. Г. P. S. Ты подобна солнцу. Такая же горячая и далекая.

Джулия улыбнулась и написала, что стремительно приближается к Земле и скоро войдет в профессорскую орбиту. Глаза у нее смыкались, но она твердо решила выполнить намеченный на сегодня план. Взбодрив себя крепким чаем, она продолжила дорабатывать реферат.

Последний раз они с Габриелем виделись на семинаре, отмеченном весьма странным поведением Кристы Петер‑ сон. Ее словно подменили. Мисс Петерсон сидела тихо. Она по‑ прежнему была изысканно одета: кашемировое платье‑ свитер соблазнительно облегало ее грудь и ягодицы. Ее макияж был все так же безупречен, и длинные волосы красивыми локонами спускались на плечи. Но лицо у нее было кислым, и она ничего не записывала.

Когда профессор Эмерсон задал вопрос, на который она могла бы ответить с блеском, Криста не подняла руку. Габриель недоуменно посмотрел на нее поверх очков, но мисс Петерсон нахмурилась и отвернулась. Если бы в тот момент его голова не была занята Дантовым «Раем», ему стало бы не по себе.

Собравшиеся отметили не только странную молчаливость Кристы, но и ее неприкрытую враждебность по отношению к Джулии, на которую она бросала откровенно злобные взгляды.

После семинара Джулия шепотом поинтересовалась у Пола, какая муха сегодня укусила Кристу. Пол усмехнулся:

– Похоже, до нее дошло, что Эмерсон не утвердит тему ее диссертации, и она подумывает о смене амплуа. На Янг‑ стрит есть стриптиз‑ клуб. Наверное, прикидывает свои шансы устроиться туда.

Джулия тоже усмехнулась.

– Шарфик у тебя симпатичный. Явно французский, – сказал Пол, добродушно улыбаясь. – Подарок твоего парня?

– Нет. Это от моей лучшей подруги.

Они оба собрали книги и вышли на улицу, где падал мелкий снежок. Пол взялся проводить Д жулию до дома. Они шли, рассказывая друг другу, как провели праздники. Естественно, из обоих рассказов были тщательно убраны все нежелательные эпизоды.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

К пятнице настроение профессора Эмерсона окончательно испортилось. Почти всю неделю он провел без Джулианны. Ему было невыносимо видеть, как после семинара она ушла вместе с Полом и даже не взглянула в его сторону. Умом он понимал: Джулия строго соблюдает конспирацию. То же самое должен был делать и он. Должен… когда ему хотелось при всех крепко ее обнять и громко крикнуть, что это его любимая женщина. По ночам одинокая спальня Габриеля наполнялась демонами и кошмарами. Они были страшны только для него, поскольку до смерти боялись Джулию, одно присутствие которой рассеивало тьму. Ее свет был ярче самой яркой из звезд… И эту недавно обретенную звезду своей жизни он теперь мог потерять.

Еще в Селинсгроуве Габриель решил: прежде чем они поднимутся на борт самолета, он расскажет ей все свои тайны. Он очень жалел, что эту, возможно последнюю, Неделю провел не с нею. Он поменял дату своего вылета, заказал второй билет для Джулии. Но все это делал механически. Габриель даже внес сумму страховой неустойки на случай отказа от второго билета. Он с ужасом ждал момента, когда ее большие невинные глаза из карих станут черными и она отвергнет его. Пусть лучше это, чем позволить ей отдать свою девственность тому, кого она считала падшим ангелом. Возможно, после его рассказа он станет для нее исчадием ада. Она была и останется Психеей, но демон не имеет права разыгрывать из себя Купидона.

Вечером, когда пришла Джулия, Габриель встретил ее с нескрываемой холодностью. Он поцеловал ее в лоб и от‑ ступил, давая ей войти.

«Оставь надежду», – подумал он.

Джулия сразу поняла: что‑ то случилось, иначе Габриель не стал бы слушать «Мадам Баттерфляй». Раньше он всегда крепко обнимал ее, осыпая поцелуями, и только потом вспоминал, что не снял с нее пальто. Сегодня он молча стоял, избегая смотреть ей в глаза, и ждал, когда она заговорит первой.