Сильвейн Рейнард 30 страница

В этой коллекции были и откровенно эротические, и вполне невинные, и просто милые снимки. Но ни один из них не унизил бы ее, если бы вдруг попал к ее отцу или появился в Интернете. Даже самый любимый ее снимок, где она запечатлена в профиль и где мужская рука приподнимает ей волосы, а мужские губы прикасаются к ее затылку. Ей вдруг захотелось увеличить снимок до размеров плаката и повесить у себя над кроватью вместо репродукции Холидея.

«Вот так‑ то, скотина Саймон».

¦> ? ?

– Почему ты звонишь? Что‑ нибудь случилось? Ты опять обидел Джулию? Ты меня знаешь, Габриель: если ты…

Он держал айфон на вытянутой руке, дожидаясь, когда иссякнет поток цветистой сестринской ругани.

– Я тебя достаточно наслушался. Теперь послушай меня, – перебил он Рейчел. – Я не обижал и не собираюсь обижать Джулию. В минувшую субботу ей вдруг позвонил ее «экс», и она буквально распалась на куски. Я надеюсь с твоей помощью кое‑ что выяснить.

– Значит, он достал‑ таки ее. Тварь! Как Джулия?

– После его звонка была похожа на заводную куклу. Потом более или менее оправилась. Но она мне ничего не рассказывает.

– Ишь чего захотел! Будет она говорить о таких вещах со своим профессором!

– Мы с ней как раз обсуждали поездку в Селинсгроув и праздники, как вдруг позвонило это ничтожество.

– Габриель, а почему ты такой сердитый? Тебе‑ то что?

– Эта гнусь по имени Саймон сумела облапошить ее отца. И Том дал ему номер мобильника, которого нет в телефонных справочниках. Собственными отцовскими руками. Давай, парень, шантажируй мою дочку.

– Дерьмо в кубе, – сказала Рейчел.

– Вот‑ вот. У меня есть опасение, что Саймон так или иначе узнает о ее приезде в Селинсгроув и попробует за‑ явиться к ним домой. Расскажи мне про него все, что знаешь. Я должен понимать, с кем мне в случае чего придется иметь дело. – (Сестра молчала. ) – Рейчел! Я жду.

– А почему ты спрашиваешь у меня? Это прошлое Джулии. Спроси у нее.

– Повторяю тебе: она вообще не желает говорить об этом.

– Тебя это удивляет? Если ты по голосу понял, какая дрянь этот Саймон, мог бы догадаться, почему Джулия избегает говорить о нем. Одно его имя заставляет ее вздрагивать… Саймон – сын сенатора Джона Тэлбота.

Эту фамилию Габриель слышал не раз.

– Хотя бы расскажи, как они познакомились.

– Джулия встретила его на первом курсе университета. Он сумел ее очаровать. Я помню ее восторги, но мне уже тогда казалось, что это не более чем красивая маска, которую он нацепил на время. Потом Джулия уехала во Флоренцию, а после возвращения они очень скоро расстались. Джулия замкнулась. Тебя удивит, но мы не виделись с нею до самого моего приезда в Торонто. Эрон всегда ненавидел Саймона. Так что дружбы парами у нас не было.

– Рейчел, не надо обтекаемых фраз, – не выдержал Габриель. – Ты не ответила на мой вопрос. Что значит «красивая маска»? Саймон издевался над Джулией? Я хочу знать как. Это был телесный или эмоциональный садизм? Может, он изменял ей и потом хвастался этим?

– Честное слово, не знаю. У нас был разговор с Натали. Она тоже из Селинсгроува. Мы вместе учились в школе. В университете она была соседкой Джулии по комнате в общежитии… В общем, Саймон уже тогда любил манипулировать людьми. Он пытался сделать Джулию своей послушной марионеткой. Он поломал ей душу. Остальное можешь представить сам.

– Он что‑ то говорил насчет ее проблем. Якобы ей нужна профессиональная помощь.

– Габриель, этот парень – лживый ублюдок. Что ты ожидал услышать от него? – возмущенно произнесла Рей‑ чел. – Самая большая проблема Джулии – это он. Если всерьез хочешь помочь Джулии, то не добавляй ей жизненных сложностей. Надеюсь, ты больше не пугаешь ее своими придирками? Она их вдоволь хлебнула с ним.

– У нас с Джулией прекрасные отношения.

– Как на снимках, которые я посылала тебе по электронной почте? – злорадно усмехнулась Рейчел.

– У нас вполне профессиональные отношения.

– Габриель, ты можешь дурачить кого угодно, но только не меня. Джулия мне звонила и сказала, что в субботу у нее было свидание. И вдруг, в ту же субботу, когда позвонил Саймон, ты каким‑ то образом оказался рядом. Скажи, ты виделся с Джулией после ее свидания или перед ним? Она что‑ то темнила.

– В четверг мы будем в Селинсгроуве. Я привезу Джулию, – неожиданно холодным тоном ответил Габриель.

– Отлично. Пусть объяснит своему отцу, что ей безопаснее остановиться у нас. Если Саймон и припрется в Селинсгроув, к нам он точно не сунется… Да, Габриель, спасибо тебе за все хлопоты с домом. Отец очень рад. Мы все рады, даже Скотт.

– Это немногое, что я смог сделать. Пока, Рейчел.

– Если только ты чем‑ нибудь обидишь Джулию, я тебя прикончу. Поддерживай ее, не давай ей закисать, но будь очень осторожен. Я не шучу: стоит ей захлопнуться, и ты уже не выманишь ее из раковины. Пока, братец.

– Пока, сестрица.

Разговор почему‑ то оставил неприятный осадок. Габриель отложил телефон и стал думать, как лучше выстроить семинар по Данте.

Конец семестра становился все ощутимее. Джулии было не продохнуть. Она начала писать диссертацию. Габриель предупредил своих аспирантов, в том числе и ее, что четвертого декабря он хочет видеть их обзоры по каждому из проведенных семинаров. Помимо этого, Джулия уже задумывалась над программой своей докторантуры.

Габриель помнил, как ей хотелось учиться в Гарварде, и рекомендовал заранее составить продуманную и тщательно аргументированную заявку. Но он не знал, что Джулия приходила в ужас от одной только мысли покинуть Торонтский университет и Габриеля. Втайне от него Джулия подготовила вторую заявку на учебу в Торонтском университете.

Габриель вплотную занимался аттестацией аспирантов и своей новой книгой. Он убедил Джулию, что в его квартире можно не только целоваться и спать, но и работать. Иногда они работали вместе: он – у себя в кабинете, а она – в столовой. Джулия добросовестно раскладывала на столе все свои записи. Однако, посидев пару часов за столом, она перемещалась в кресло у камина. Как ни странно, здесь ей думалось лучше, и она, покусывая карандаш, записывала в блокнот наиболее удачные мысли и идеи.

Они соскучились друг по другу и оба ждали поездки в Се‑ линсгроув. В среду, выйдя поодиночке из стен университета, Джулия и Габриель встретились у него в квартире, где уже были приготовлены их чемоданы. Наскоро перекусив, они спустились вниз. Такси уже подошло, и пока водитель укладывал их багаж, Джулия наблюдала, как осенний ветер играет волосами Габриеля. Габриель мотал головой, поскольку волосы лезли ему на глаза. И вдруг Джулия сама откинула ему волосы, обняла его и прижалась губами к его губам. Соскучившийся Габриель ответил на ее поцелуй. Время остановилось. Джулия пыталась глазами рассказать ему то, что пока не могла доверить словам.

– Скажите, мисс Митчелл, а в Торонтском университете все аспирантки сами не свои до поцелуев? – со смехом спросил Габриель.

– Нет, профессор. Обычно аспирантки погружены в мысли о диссертациях. Но иногда на их пути оказываются весьма нахальные и дерзкие профессора, и тогда…

– Некоторым профессорам обязательно нужно побыть нахальными и дерзкими, ибо в ближайшие три дня им придется изображать из себя холодную индейку.

? ¦¦¦ ¦>

Когда они прибыли в аэропорт имени Пирсона, Габриель, минуя очереди возле стоек регистрации пассажиров эконом‑ класса, подошел к стойке, где регистрировали пассажиров первого класса.

– Что ты делаешь? – прошептала Джулия.

– Регистрирую наши билеты, – тихо ответил Габриель.

– Но у меня есть деньги только на экономкласс, – всполошилась Джулия.

Габриель провел большим пальцем по ее щеке:

– Хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно. К тому же в прошлый раз я в полной мере вкусил все прелести полета экономклассом. Один невинный младенец обильно помочился мне на брюки, и почти тысячи долларов как не бывало. – (Джулия недоверчиво смотрела на него. ) – Ну что ты волнуешься? Мне приходится часто летать, и у меня есть бонусы. Я заказал билеты экономкласса, а разницу покрыл за счет бонусов. И пожалуйста, не говори мне, что должна немедленно отдать деньги за свой билет.

– Ты это серьезно… про младенца? А почему же мамочка не надела на него памперсы?

– Потому что он летел с папочкой. В первом классе нам такой кошмар не грозит. И кормят там лучше. Нет ничего противнее самолетных коржиков и растворимого кофе. – Габриель нежно поцеловал Джулию, и она улыбнулась.

Полет в Филадельфию протекал спокойно и без приключений. Вспомнив, что показал Джулии далеко не все воз‑ можности ее нового айфона, Габриель достал свой и начал открывать различные приложения, спрашивая, хочет ли она задействовать такие ж; е. Потом он передал айфон Джулии, а сам углубился в искусствоведческий журнал.

Джулия с удовлетворением обнаружила, что айфон имеет функцию плеера и по емкости намного превосходит ее старый мобильник. У Габриеля была прекрасная подборка музыкальных произведений: Моцарт, Шопен, Берлиоз, Рахманинов, Бетховен, Мэттью Барбер, Стинг, Диана Кролл, Лорина Маккеннитт, «Колдплей», «У‑ 2», Майлс Дэвис, «Аркейд файер» и даже «Найн инч нейлз»…

Ошибочно коснувшись не той сенсорной клавиши, Джулия попала в почтовую программу, привязанную к универ‑ ситетскому электронному адресу Габриеля. Она обомлела, увидев среди отправителей электронных писем профессора Сингер и некую Полину Грушеву. Обе писали ему на прошлой неделе. Джулия подавила настойчивое желание открыть их письма и украдкой взглянула на Габриеля. Тот был поглощен журнальной статьей и ничего не заметил.

«Зачем они ему пишут? » Ответ был очевиден, однако Джулия мысленно повторяла вопрос, покусывая ноготь.

Открыв фотоальбом, Джулия нашла там свои черно‑ белые фотографии. Часть она уже видела, но были и те, что Габриель утаил от нее. Тем временем Габриель каким‑ то образом понял, чем она занимается, и попытался деликатно забрать телефон. Но Джулия не выпускала аппарат из рук. Более того, она еще и хихикала. Наклонившись к ней, Габриель пригрозил зацеловать ее до потери сознания, если она немедленно не отдаст ему айфон. Угроза подействовала.

Искусствоведческий журнал утомил Габриеля. Зевнув, он убрал его в портфель и достал книгу. Джулия, пристроившаяся у него на плече, вопросительно посмотрела на твердый переплет.

– Что это? – поинтересовалась она, прервав его размышления.

– Грэм Грин. «Конец одного романа», – пояснил Габриель, показывая ей обложку.

– Интересная вещь?

– Я только что начал. Грин один из лучших писателей. Кстати, он сам написал сценарий по своему роману «Третий». Я очень люблю этот фильм.

– Название угнетающее.

– Фильм не о том, о чем ты подумала. Вроде бы о том, но не совсем. Это фильм о вере, Боге и плотских страстях… А эту книгу я дам тебе почитать, когда сам закончу. – Наклонившись к ней, Габриель добавил: – А еще лучше, я буду читать ее тебе вслух. В постели.

Щеки Джулии мгновенно порозовели, но она улыбнулась:

– Звучит заманчиво.

Он поцеловал ее в макушку. Джулия положила голову Габриелю на плечо и закрыла глаза. Он продолжал читать, но то и дело отрывался от страниц и смотрел на нее поверх очков.

Габриель умел четко формулировать свои мысли. Однако то, что он испытывал сейчас, шло не от головы, а из сердца. Эти ощущения трудно переводились в слова. Как высказать словами тихую радость от того, что Джулия сейчас дремлет у него на плече? Конечно, романисты находили слова, и даже очень красивые. Но книжные чувства очень сильно отличались от реальных, и в этом он убеждался едва ли не каждый день. Реальные чувства не любили словесного выражения.

«Наверное, это и есть счастье, – думал он. – Почти такое же, как было у Ричарда с Грейс».

Эта мысль заинтриговала Габриеля. «Да ты любишь ее».

Габриель оторвался от книги. Ему показалось, что фраза прозвучала не у него в мозгу, а в окружающем пространстве, будто ее произнесли вслух. Он оглядел салон. Пассажиры дремали, читали, переговаривались. Никто не обращал внимания на беспокойного профессора и красивую девушку, прикорнувшую у него на плече.

«Слишком рано. Такое просто невозможно. Я еще не могу ее любить», – мысленно ответил Габриель неведомому голосу и заставил себя вернуться к чтению. Но прежнего спокойствия как не бывало.

В Филадельфии Габриеля уже ждал арендованный «гранд чероки».

– В какой отель мы едем? – спросила Джулия, поглядывая на уличные огни.

– В «Фор сизонс». Знаешь такой?

– Знаю, где он находится, но никогда там не останавливалась.

– Приятное место. Думаю, тебе понравится.

Желая сделать ей сюрприз, Габриель умолчал, что забронировал не просто номер, а шикарный номер с потрясающим видом на площадь Логан‑ серкл. Не стал он пока говорить и о том, что в номере их ждет роскошная, вся в мраморе, ванная комната с великолепной ванной. Именно ванну Джулия заметила раньше, чем потрясающий вид из окон. Не ускользнула от ее внимания и корзина с фруктами – подарок администрации отеля именитым гостям.

– Габриель, как здорово, – по‑ детски хлопая глазами, прошептала Джулия. – Я такие ванны только в фильмах видела. Я уже хочу туда забраться. И чтобы было много душистой пены.

– Так в чем же дело? Наслаждайся купанием в пенистой ванне. Твой спутник – человек вполне приличный и ломиться к тебе не станет. Только если тебе понадобится потереть спинку. Но в таком случае тебе придется завязать мне глаза.

– Я возьму самый элегантный твой галстук, – засмеялась Джулия.

Габриель тоже засмеялся, но вдруг почувствовал, что с трудом выдерживает ее кокетство. Он сосчитал до двадцати, гася волну желания. Однако пытки продолжались. Джулия как ни в чем не бывало вытащила из чемодана фиолетовый халат и шлепанцы на каблучках. Габриель понял, что ему не высидеть в гостиной, дожидаясь, пока Джулия вдоволь наплещется. Он почему‑ то чувствовал себя царем Давидом, но в отличие от древнего царя ему пока не суждено было вкусить радостей ложа. Сообщив, что сходит за газетой, он ретировался из номера.

Центральный бар, как водится в подобных местах, был полон сексуально голодных женщин. На Габриеля сразу же обратили внимание. Он заметил это, а потому, взяв бокал вина и сэндвич, быстро покинул бар и устроился в холле, найдя укромный уголок и кресло. Он листал пухлый выпуск «Филадельфия инквайер», потягивал вино, стараясь не замечать снующих вокруг него женщин и не думать о своей Вир‑ савии, купающейся сейчас в пенистой ванне.

Когда он вернулся, в спальне их номера пахло ванилью. Джулия, как котенок, свернулась клубочком на просторной кровати. Она уснула, не успев забраться под зеленое одеяло и не сняв шлепанцев.

Габриель смотрел на нее, пытаясь унять колотящееся сердце и разобраться в лавине чувств, нахлынувших на него. Чем больше он думал об их отношениях с Джулией, тем отчетливее понимал: университетские правила и запреты не единственная причина, мешающая им. Каждого из них сдерживали тайны прошлого.

Он решил, что не вступит в интимные отношения с Джулией, пока не расскажет ей о себе все. Еще лучше, если она сделает то же самое. Но такое случится не раньше, чем Джулианна полностью доверится ему. Только тогда она наконец сможет рассказать о ее трагическом романе с Саймоном. Рейчел права: одно опрометчивое слово, одна непродуманная шутка – и Джулия может захлопнуться. Терпение. Он обязан быть терпеливым, если хочет узнать о ней все. Они оба должны узнать все друг о друге.

И от университетского регламента им пока тоже не уйти. Нужно соблюдать букву этой чертовой Декларации, хотя ее дух они уже нарушили. Габриель мечтал перевести их ласки на новый уровень, где он смог бы получать сексуальное наслаждение, не покушаясь на ее невинность… Угрозы Саймона положили конец его фантазиям.

А ведь Джулия была почти готова. Их обоих тянуло друг к другу. Если бы не звонок этого подонка, она согласилась бы на более интимные ласки. Габриель чувствовал, как ей хочется доставить ему наслаждение… Теперь все отодвигалось на неопределенный срок. Габриель почти наверняка знал, на чем ее сломал Саймон. Возможно, у этого сенаторского ублюдка и нет никакого видео. Но после его угроз Габриель просто не решался даже намекать Джулии о чем‑ то подобном. Нет, она должна постоянно убеждаться в его нежном и уважительном отношении. Он не самец, которого заботят только собственные удовольствия. Возможно, оральные ласки еще очень долго будут оставаться для нее чем‑ то ненавистным. Уж лучше превозмочь себя и дождаться полноценной интимной близости с нею.

Вот только когда это будет? Габриель не представлял, когда у него хватит решимости рассказать ей о темных пят‑ нах своего прошлого. По вырывавшимся у Джулии фразам он догадывался, что в детстве она часто становилась невольной свидетельницей сексуальных развлечений матери с «одноразовыми» мужчинами. Возможно, в ее психике подспудно засело убеждение: в сексе женщин всегда используют; женщина – всего лишь мужская игрушка, объект, машина для удовлетворения мужской похоти. А после этого негодяя Саймона ее убеждение стало еще крепче.

Джулия заслуживала внимательного, нежного и любяще‑ го мужчину. И главное, – терпеливого. Она должна поверить, что ему важен их союз, который держится не только на сексе. Она заслуживала мужского восхищения и даже поклонения, особенно в первый раз, когда будет расставаться с невинностью. Горе Габриелю, если он не сумеет вознести ее на любовный пьедестал.

Он глубоко вздохнул. Часы показывали почти два часа ночи. И ему, и ей нужно было выспаться перед дорогой. Габриель осторожно снял с ее ног шлепанцы и попытался уложить под одеяло. И тут весьма некстати ее халат распахнулся, обнажив шею, ключицу и одну грудь. Розовый сосок на кремово‑ белой коже… совсем как нераскрывшийся бутон.

Габриель едва удержался, чтобы осторожно не зажать ее сосок между пальцами или не приложиться к нему губами.

Он жалел, что сейчас нельзя сделать снимок. Он восхищался одетой Джулией, но Джулия раздетая была подобна бот‑ тичеллевской Венере.

Он подошел к окну, полюбовался на панораму ночной Логан‑ серкл, затем достал из корзины яблоко и съел, запивая минеральной водой. Почувствовав, что волна страсти утихла, Габриель переоделся и лег.

Джулия вздохнула во сне и инстинктивно повернулась к нему. От этого простого жеста у него зашлось сердце. Да‑ же во вне она узнала его. Даже во сне она хотела его. Габриель обнял ее. Засыпая, он благодарил Бога, что до конца семестра осталась всего неделя.

В Селинсгроув они приехали во второй половине дня и сразу же повернули к дому Кларков. Едва Габриель заглу‑ шил мотор, Джулия позвонила отцу.

– Джули, девочка, с приездом! Как долетела?

– Прекрасно. Пришлось только рано встать. А так все замечательно.

– Вот что, Джули. – Том тяжело дышал в трубку. – Я уже предупредил Ричарда, что не смогу быть у них. Деб, как узнала… словом, пошумела немножко. В общем, не очень красиво получилось. Я обещал, что буду праздновать у нее. Вот так… Рейчел предложила тебе остановиться у них. А то меня не будет. Зачем тебе ночевать в пустом доме?

– Понятно. – Джулия закусила губу и посмотрела на Габриеля.

– Джули, может, и ты подойдешь? Деб была бы очень рада.

– Пусть и не мечтает! – вырвалось у Джулии.

– Как знаешь, – вздохнул Том. – Тогда давай завтра утром встретимся в «Кинфолксе». Позавтракаем.

Какое же место она занимала в отцовской жизни? Второе? Или третье?

– Хорошо, папа. Я попрошу Рейчел подвезти меня. В девять часов тебя устроит?

– Замечательно. Привет от меня Рейчел и Эрону. И помни: держись подальше от Габриеля.

– Все, папа. Пока. – Она сердито нажала красную кнопку. Отцовский голос смолк. – Слышал? – спросила она, поворачиваясь к Габриелю.

– Слышал. – Габриель стал гладить ей пальцы. – Через несколько минут в доме заметят, что мы приехали. Давай немного поговорим. Как реагировал Том, когда ты рассказала ему про звонок Саймона? Я ведь до сих пор не знаю, чем кончился твой разговор с отцом.

Джулия смотрела на их переплетенные пальцы и молчала.

– Джулианна?!

– Прости. Отец сказал, что нового номера ему не даст.

– Ты говорила отцу про видео?

– Нет, и не собираюсь.

– Джулианна, он ведь твой отец. Он должен знать, чем эта мразь тебя шантажирует. Иначе как он сможет тебя защитить?

– А отец как‑ то очень странно отнесся к моим словам. Получается, этот ко мне всей душой, а я вспылила, – по‑ жала плечами Джулия и отвернулась к окошку.

– Он что, так и сказал?

– Ну, не совсем так. Но смысл был такой.

– То есть он тебе не поверил?

– Саймон умеет дурачить людей красивыми словами. Он и отца одурачил. Отец думает, что мы…не так друг друга поняли.

– Не так друг друга поняли? Ты ведь его дочь!

– Я же тебе сказала: Саймон его одурачил. Знаешь, отец сказал: «Надо дать парню еще один шанс». Он до сих пор думает, будто мы крупно поссорились, и только.

– А почему ты не рассказала, из‑ за чего вы «крупно поссорились»?

– Я не хотела, чтобы он знал. Он бы все равно мне не поверил. Я боялась, что потеряю и второго родителя, – с отчаянием в голосе ответила Джулия.

– Джулия, о чем ты говоришь? Возможно, Том не самый лучший отец, но он не стал бы отказываться от тебя только потому, что ты порвала с каким‑ то парнем.

– Понимаешь, отец всегда боялся, что я пойду по стопам матери. А я дорожу отношениями с ним. Не хочу его терять.

Габриель закрыл глаза, упершись затылком в изголовье кресла.

– Если этот Саймон заставлял тебя делать то, чего ты не хотела, если он издевался над тобой и самоутверждался за твой счет, ты должна была рассказать отцу. Ему необходимо это знать.

– Слишком поздно, – выдохнула Джулия.

Габриель обнял ее:

– Джулия, этот груз нельзя носить в себе. Однажды тебе придется кому‑ то рассказать.

– Да, – кусая губы, ответила она.

– И лучше, если этим человеком буду я.

Она кивнула в знак понимания. Но ее кивок ничего не обещал.

– Дорогая, нам пора выходить из машины. Думаю, Кларки нас уже заметили.

Внешне в знакомом доме ничего не изменилось. Разве что в вазах исчезли живые цветы, которые так любила Грейс. Но вскоре Джулия ощутила пронзительную пустоту и холод, хотя дом был полон людей и отопление работало исправно. Вместе с Грейс ушло иное тепло – душевное, и это чувствовала не только Джулия.

Она инстинктивно вздрогнула и сейчас же почувствовала у себя на талии руку Габриеля. Прикосновение было мимолетным. Напоминание, что он по‑ прежнему рядом, невзирая на здешний регламент их отношений. Но ощущение спокойствия, не покидавшее Джулию, пока они летели и ехали сюда, начало исчезать.

– Джулия! – радостно завопила выбежавшая из кухни Рейчел. – Как я рада тебя видеть!

Подруги обнялись. Следом Джулию приветствовали Эрон, Ричард и Скотт. Джулия заметила, что Габриеля обняла только Рейчел. Мужчины поздоровались с ним сдержанно, особенно Скотт.

Джулия хотела выразить Ричарду запоздалое соболезнование и извиниться за то, что не смогла приехать на похороны. Но Рейчел потащила ее на кухню:

– Идем. Я там делаю «Флиртини». Освежишься с дороги. Габриель, если хочешь пива, холодильник к твоим услугам.

Они ушли на кухню, оставив мужчин смотреть футбольный матч.

– Надеюсь, Габриель не докучал тебе дорогой, – сказала Рейчел, беря в руки шейкер.

– Он был сама любезность. Я ему так благодарна. Если бы не он, мне пришлось бы ловить попутную машину. Отец решил провести вечер в обществе Деб и ее детей. Если не возражаете, я останусь ночевать у вас. – Джулии было неловко за отца, отдавшего предпочтение любовнице, а не дочери.

– Том есть Том, – усмехнулась Рейчел, подавая Джулии коктейль. – Я буду только рада, если ты останешься у нас на все дни. Что тебе делать в пустом доме?

За первой порцией «Флиртини» последовала вторая. Языки девушек стали свободнее, а обсуждаемые ими темы – откровеннее. К этому времени матч закончился, и плазменный экран в гостиной погас. При жизни Грейс телевизор обитал в подвальном этаже. Теперь Ричард перенес свою любимую игрушку в гостиную.

Мужчины угощались коктейлем, пивом, легкими закусками и не уставали давать Рейчел совершенно бесполезные советы по части приготовления индейки.

– По‑ моему, ты ее передержала, – тоном ресторанного шеф‑ повара заявил Скотт. – Не пришлось бы нам давиться этой мясной подошвой.

– Скотт, если ты не заткнешься, то вообще не получишь ни кусочка.

Джулия открыла духовку электрической плиты, придирчиво разглядывая корочку на индейке и сверяясь с показа‑ ниями термометра.

– Дорогая, не слушай этого нытика, – успокоил Рейчел Эрон, целуя ее в затылок. – Его питание фастфудом дает о себе знать.

Родной брат Рейчел был старше ее на пять лет. Как и сестра, он обладал веселым, общительным характером, но превосходил ее по вспыльчивости. Он был почти одного роста с Габриелем, только несколько плотнее. От отца Скотту достался цвет глаз и волос и очень щедрое сердце. На Габриеля с некоторых пор эта щедрость не распространялась.

– Как хорошо, что ты приехала, – сказал Ричард, подсаживаясь к Джулии. – Рейчел мне говорила про твои успехи в аспирантуре.

Джулия улыбнулась. Ричард был человеком старомодного воспитания. Он преподавал биологию в Саскуэханнском университете, специализируясь на анатомии человека, и прежде всего на свойствах нейронов человеческого мозга. При своем интеллекте и обаянии он мог бы быть душой компаний. Но профессор Кларк не любил шумных сборищ и отличался немногословностью. Вместе с чрезмерно разговорчивой Грейс они великолепно дополняли друг друга. Потеряв ее, Ричард как будто лишился опоры и стал чем‑ то похож на воздушный шарик, выпущенный из рук. Джулия остро почувствовала его одиночество. В уголках глаз у него прибавилось морщинок, а сам он похудел и заметно постарел.

– Я тоже рада, что я здесь, среди вас. Ричард, прости, что меня не было в сентябре. – Джулия виновато посмотрела на него, и он понимающе погладил ей руку. – Мне очень нравится в аспирантуре. Узнала столько интересного. – Она старалась не ерзать на стуле, особенно под пристальным взглядом знакомых синих глаз.

– Габриель говорил, что ты ходишь на его семинары.

– Ну да? – оживился Скотт. – И ты хоть что‑ то понимаешь из его объяснений? Или тебе нужен переводчик?

Конечно же, это была шутка, но краешком глаза Джулия видела, что слова Скотта задели Габриеля.

– Из всех курсов, которые мне приходится слушать, я больше всего люблю семинары профессора Эмерсона. Они считаются лучшими на гуманитарных факультетах. А в октябре он читал лекцию, и в зале было более сотни слушателей. Университетская газета поместила его портрет.

Брови Рейчел изогнулись, а прищуренные глаза заметались между Джулией и Габриелем.

– Ну, Гейб, ты даешь, – захохотал Скотт. – А твои женщины тоже называют тебя профессором Эмерсоном? Представляю, как это круто звучит в постели.

– Во‑ первых, Скотт, у меня нет, как ты изволил выразиться, женщин. А одна удивительная леди, с которой я встречаюсь, так меня не зовет, – ледяным тоном парировал Габриель. Он стремительно покинул кухню, но дверью не хлопнул.

– Скотт, веди себя прилично, – негромко, но с заметным упреком сказал сыну Ричард.

– Пап, я только пошутил. Габриель слишком уж серьезно относится к своей персоне. Нужно освободить его от этого груза. Нас профессорами не удивишь. А то, что женщины у него вроде спорта, – это мы все знаем. Подумаешь, надул‑ ся. Подуется и перестанет.

– Похоже, Габриель нашел себе подругу. Рад за него, – совсем с другим оттенком, искренним и дружеским, сказал Эрон.

У Ричарда было такое выражение лица, будто он услышал о некой гипотезе, требующей подтверждения.

Рейчел вдруг стукнула кулаком по кухонному столу и встала, уперев руки в бедра:

– Скотт, ты никак забыл, что у нас этот праздник и так… специфический? Так зачем еще добавлять своего пассивно‑ агрессивного дерьма?.. Папа, прости за лексикон.

– А почему все должно вращаться вокруг него? – не сдавался Скотт. – Во время прошлой проверки он был всего‑ навсего одним из четверых.

Это уже не звучало как шутка.

– Почему? – переспросила Рейчел. – Потому что старается измениться, чего я не могу сказать о тебе. Вместо шуточек, слей картошку и сделай пюре. Эрон, индейку пора вынимать из духовки. Джулия, ты не сходишь за Габриелем? Он у нас знаток вин. Пусть навестит погреб и выберет парочку бутылок.

– Я и сам могу принести вино, – запротестовал Ричард. – Дадим Габриелю передохнуть.

– Он и здесь передохнет, если Скотт больше не будет упражняться в остроумии. – Рейчел вперилась глазами в брата, и тот нехотя кивнул. – А ты, папа, лучше всех умеешь нарезать индейку.

Рейчел пересеклась взглядом с Джулией и кивнула в сторону лестницы. Джулия неслышно покинула кухню, поднялась на второй этаж и остановилась возле полуоткрытой двери бывшей комнаты Габриеля. Войти без стука она не решалась.

– Не заперто, – угрюмо отозвался Габриель.

Интерьер комнаты не изменился со времен его семнадцатилетия, разве что исчезли плакаты его некогда любимых рок‑ групп и изображения полуодетых девиц. В центре комнаты стояла двуспальная кровать. Большое венецианское окно выходило в сторону леса. Возле одной стены стоял старинный комод, с которым соседствовали три массивные книжные полки. Противоположную стену занимала безнадежно устаревшая стереосистема. Доминирующим цветом в комнате был синий. Синим был даже ковер возле кровати.