Сильвейн Рейнард 28 страница

Джулия налила себе стакан минеральной воды и стала пить медленными глотками, обдумывая выход из тупика. Ничего лучше, чем пойти к нему и извиниться, она не придумала.

Она открыла дверь кабинета, осторожно просунула голову. В это время зазвонил телефон. Габриель взглянул на определитель номера и прошептал:

– Ричард.?

Джулия кивнула, но из кабинета не ушла. Она на цыпочках подошла к письменному столу, взяла самую простую шариковую ручку и на чистом листке написала:

Прости меня.

Габриель посмотрел на ее записку и сухо кивнул.

душ. Мы сможем потом поговорить?

Он прочитал и снова кивнул.

Спасибо за заботу. И, пожалуйста, прости меня.

Габриель протянул руку и взял Джулию за запястье, потом он прижался губами к ее ладони.

Джулия вернулась в спальню, закрыла за собой дверь и бросилась к сумкам. Она положила их на кровать и наугад открыла первую из них.

В сумке оказалась женская одежда, причем вся ее размера. Габриель купил классическую черную юбку‑ карандаш, черные расклешенные брюки, белую женскую рубашку для делового костюма и синюю шелковую блузку. Но этим содержимое сумки не исчерпывалось. Джулия извлекла оттуда пару чулок с красивым ромбическим рисунком, несколько пар носков под брюки и черные полусапожки с заостренным носом. Похоже, все это разрабатывалось одним модельером. Неплохой ансамбль на все случаи жизни. Джулия понимала: такая коллекция стоит изрядных денег. Наверное, ее мысли показались бы Габриелю верхом неблагодарности, но ей сейчас вполне хватило бы джинсов, футболки с длинным рукавом и кроссовок.

Содержимое второй сумки несколько шокировало ее. Габриель купил ей элегантный и, несомненно, дорогой фиолетовый шелковый банный халат и такую же ночную рубашку: длинную, почти по щиколотки, и с весьма скромным вырезом, окаймленным кружевами. Этой паре Джулия искренне обрадовалась. Халат и рубашка были куда более подходящей одеждой для их совместных «ночевок» и этой ста

дии отношений. На самом дне сумки Джулия обнаружила пару фиолетовых атласных шлепанцев на низком каблуке.

«У него явный пунктик насчет женских каблуков. Даже шлепанцы с каблуками! »

Она уже догадывалась, что ждет ее в третьей сумке, и не ошиблась. Щеки Джулии густо покраснели, когда она достала оттуда три кружевных лифчика и в тон им кружевные трусики. Явно французские. Один набор был цвета шампанского, второй – голубого, как лед, а третий – бледно‑ розового. Джулия густо покраснела, когда представила Габриеля ходящим среди стеллажей с дорогим женским бельем. Подумать только: он разбирается в таких тонкостях, о которых она имеет весьма смутное представление. Должно быть, и сам процесс выбора доставлял ему утонченное эротическое наслаждение.

«Боги щедрых друзей! Спасибо вам, что ограничили его выбор и удержали от покупки чего‑ нибудь более откровенного и провоцирующего…»

Естественно, Джулия испытывала немалое смущение. У нее даже немного закружилась голова. Она не была избалована обилием одежды, не говоря уже о нарядном нижнем белье. «Я могу сомневаться, любит ли он меня. Но он искренне хочет сделать меня счастливой».

Она выбрала пару цвета шампанского, белую рубашку и черные брюки. Все это она отнесла в ванную и встала под душ. Кроме губки лавандового цвета, ее ждал и полный набор косметики для душа: все марки ее любимых шампуней, кондиционеров, гелей. Габриель предусмотрел все!

Когда Джулия, стоя в новом халате, вытирала волосы, Габриель осторожно постучал в дверь.

– Входи.

Он приоткрыл дверь, просунул голову и спросил:

– Ты уверена, что готова меня впустить?

Он посмотрел на ее влажные волосы, а затем его взгляд скользнул по фиолетовому халату, босым ступням и замер на ее шее.

– Я выгляжу вполне пристойно.

Габриель подошел к ней. Глаза у него были голодными.

– Ты‑ то выглядишь пристойно, чего я не могу сказать

о себе.

Они обменялись улыбками. Габриель прислонился к комоду, продолжая смотреть на нее.

– Прости меня, Джулианна. Я погорячился.

– Я тоже была хороша.

– Наговорил тебе лишнего.

– И я в долгу не осталась.

– Значит, мир?

– Мир, – сказала она.

Габриель крепко обнял ее.

– Тебе нравится этот халат? – осторожно спросил он, забирая у нее полотенце и откидывая с ее лба все еще влажные волосы.

– Очень.

– Думаю, ты права. Получается, я навязал тебе одежду. Лишил свободы выбора. Я отошлю остальное назад.

– Нет. Я повела себя как капризный подросток. Мне понравилось все, что ты купил. Спасибо за твой выбор.

Габриель мог бы ограничиться легким, почти дружеским поцелуем, каким мальчишка целует понравившуюся ему девчонку. Но его поцелуй был долгим и жарким. Джулия ответила ему таким же.

– Я честно хотел купить тебе джинсы. Но Хилари, мой персональный консультант по покупкам, отговорила меня. Она сказала, что джинсы обязательно требуют примерки. Так что, если хочешь дополнить свой гардероб одеждой попроще, нам придется еще раз навестить «Холт ренфрю».

– Мне не нужна вторая пара джинсов.

– Между прочим, я выбирал не все. Нижнее белье – выбор Хилари. Я в эту сумку даже не заглядывал. Не хотел тебя смущать, – поспешно добавил Габриель.

– Слишком поздно, – вырвалось у нее. Джулия сама не понимала, почему ее расстроило его признание.

– Джулианна, я хочу тебе кое‑ что объяснить. – Глаза Габриеля приобрели знакомый ей холодный блеск. Он переминался с ноги на ногу, будто не знал, с чего начать обещанное объяснение. – Когда моей отец стал встречаться с матерью, он уже был женат и имел семью. Он ее соблазнил, некоторое время развлекался с нею, как со шлюхой, а потом бросил. Не рискну утверждать, что это сделало ее алкоголичкой и сломало ей жизнь., Я упомянул своего отца как пример распространенного мужского отношения к женщине. Мне очень больно, если ты думаешь, что и я отношусь к тебе подобным образом. Хотя… у тебя есть все основания так думать. Опытный обольститель, столько побед…

– Габриель, при чем тут твой отец? У меня были совсем другие мысли. Дети, которых слишком долго опекают, вырастают неприспособленными к жизни. А тебе почему‑ то все время кажется, что я нуждаюсь в опеке.

– Джулианна, пожалуйта, не надо постоянно отстаивать свою независимость. Я на нее не покушаюсь. Тебя жизнь заставила с ранних лет быть самостоятельной. Я говорю не об опеке, а о дружеской поддержке. Ты еще ни разу не сказала, что можешь обходиться без друзей. Такого я от тебя не слышал. Когда человек одинок, это очень плохо. Аты сейчас никак не можешь пожаловаться на одиночество. У тебя есть я. И если мне хочется побаловать тебя, что в этом плохого?.. Мне сложно перевести в слова все, что я чувствую. К тому же поступки убедительнее слов. Но когда ты начинаешь противиться… – Он махнул рукой и замолчал. Чувствовалось, что ему до сих пор больно от сцены, произошедшей на кухне.

– Я об этом как‑ то не задумывалась, – тихо произнесла она.

– Когда я что‑ то делаю для тебя, это… мои слова, которые я не могу произнести. – Габриель провел большими пальцами по ее щекам. – Прошу тебя, не лишай меня этой возможности.

Джулия встала на цыпочки, крепко обняв его и уткнувшись носом ему в грудь. Она поняла, что они оба голодны. Они тяжело дышали и даже вспотели.

– Спасибо, – прошептал Габриель, опуская подбородок ей на плечо.

– Мне тяжело зависеть от другого. Даже от тебя.

– Понимаю.

– Было бы легче, если бы ты посвящал меня в свои планы, а не принимал за меня решения. Тогда бы я чувствовала себя… твоим партнером. Понимаешь? Не так, как сейчас. – У нее покраснели щеки.

– Джулианна, я очень хочу, чтобы мы стали партнерами, – сказал Габриель и снова ее поцеловал. – Твоя просьба вполне справедлива. Просто я иногда, что называется, увлекаюсь. Особенно с тобой.

Она кивнула и отошла на шаг, чтобы видеть его глаза.

– Где‑ то за год до смерти у отца вдруг пробудилась совесть, и он включил меня в свое завещание. Уравнял в правах со своими законными детьми. Наверное, подумал, что тем самым искупит свои грехи. Смотри. Перед тобою – живая индульгенция.

– Грустно все это. Представляю, как по тебе резануло его… благодеяние.

– Поначалу я вообще не хотел брать деньги. Надо сказать, в финансах этот человек разбирался очень хорошо. Я не понимаю всей механики его вложений, но сейчас у меня денег больше, чем было, когда он умер. Я не успеваю их тратить. Проценты нарастают быстрее. Поэтому пусть тебя не тревожит, сколько стоят вещи. Я отучил себя смотреть на ценники.

– А почему ты согласился принять отцовское наследство?

Габриель снял очки, потер веки.

– Если бы я вел праведную жизнь, я послал бы его наследство подальше. Но, как ты знаешь, праведником я не был. Я крупно задолжал за наркотики. Это ставило меня в очень опасное положение. Были и другие обстоятельства… Словом, чтобы выручить меня, Ричард и Грейс заложили тогда свой дом.

– Я этого не знала.

– Зато твой отец знал.

– Отец? Он‑ то как узнал?

– Ричард был полон решимости меня спасти. Когда я ему честно рассказал, в какой трясине сижу, он заявил, что заплатит всем, кому я был должен. К счастью, у него хватило сообразительности прежде позвонить твоему отцу.

– Ничего не понимаю. Ты что, и у моего отца занимал?

– Нет. Но твой отец был знаком с каким‑ то частным бостонским детективом, а у того имелись связи.

– Теперь понимаю. Дядя Джек.

– Я тогда не знал, что это твой дядя. Ричард был слишком наивен. Он не понимал, что я задолжал весьма опасным людям, которые не задумываясь могли бы забрать деньги, а его убить. Том связался с твоим дядей, и тот устроил все так, что деньги Ричарда попали по нужным адресам, но сам он ничем не рисковал. Когда я вышел из клиники, то сразу же позвонил в Нью‑ Йорк адвокату отца и сказал, что беру причитающуюся мне долю наследства. Я выплатил все закладные. Кларки могли не беспокоиться за свой дом. Но мне было очень стыдно. Ведь если бы Ричард сам взялся распутывать мой клубок, его бы точно убили.

Джулия прижалась щекой к его груди:

– Ричард поступил по‑ отцовски. Он всегда любил тебя и, конечно же, решил спасти. Он не мог спокойно смотреть, как гибнет его сын.

– Его блудный сын, – тихо произнес Габриель. Он обнял ее за талию. – Я хочу, чтобы здесь тебе было уютно. Я освободил ящик в комоде и место в гардеробной. Я хочу, чтобы ты приходила, когда тебе захочется. Я дам тебе ключи.

– Ты хочешь, чтобы я оставила здесь свою одежду?

– Конечно, лучше бы ты здесь оставила себя, но пока я согласен и на одежду, – ответил Габриель.

Джулия поцеловала его в надутые губы.

– Хорошо. Я оставлю здесь часть твоих подарков. Пусть они дожидаются‑ меня.

Габриель улыбнулся. Сейчас он был похож на мальчишку, собирающегося попросить у родителей деньги на мороженое.

– А еще лучше, если, кроме твоей одежды, здесь останутся твои снимки.

– Мои снимки? Вроде… тех?

– Почему бы нет? Ты так красива, Джулианна.

Ей снова стало жарко.

– Я не готова к твоей… эротической фотосессии.

– Я думал о черно‑ белых снимках. Ты в профиль. Твое лицо, шея, плечи…

– Зачем тебе мои снимки?

– Чтобы смотреть на них, когда тебя здесь нет. Без тебя в моей квартире очень пусто.

Джулия задумалась. Чтобы не кусать губы, она их поджала.

– Тебя обижает моя просьба? – осторожно спросил Габриель.

– Нет. Но фотографироваться я буду одетой.

– Сомневаюсь, чтобы мое сердце выдержало хотя бы один снимок, где ты без одежды.

Они оба засмеялись.

– Габриель, можно тебя спросить?

– Конечно. Надеюсь, это вопрос, на который я смогу ответить.

– Когда мы приедем в Селинсгроув, ты остановишься у Кларков или в гостинице?

– Конечно у Кларков. А почему ты спрашиваешь?

– Рейчел говорила, что раньше ты останавливался в гостинице.

– Да. Останавливался.

– Почему?

– Скотт всякий раз считал своим долгом напомнить, что я паршивая овца в их семье. Мне было проще остановиться в гостинице. Хотя Грейс это всегда огорчало.

– Скажи, когда ты жил в Селинсгроуве, ты приводил домой девушек?

– Ни разу.

– А тебе хотелось кого‑ нибудь привести?

– До тебя – никого. – Габриель почувствовал, что они слишком давно не целовались, и исправил положение. –. Если бы не старомодные принципы Ричарда и не злоба Скотта, ты бы стала первой девушкой, разделившей со мной ложе в доме Кларков. К сожалению, такое едва ли возможно. Только тайком, под покровом ночи.

Джулия захихикала, но ей было очень приятно услышать эти слова.

– Ричард сегодня напомнил: пора заказывать билеты, чтобы не остаться с носом.. Давай я закажу на нас обоих. Вопрос денег решим потом. Ты как?

– Я могу и сама заказать билет.

– Конечно можешь. Но мне хочется, чтобы мы летели одним рейсом и в самолете сидели рядом. Можем поехать в аэропорт сразу после моего семинара. Последний рейс на Филадельфию – около девяти вечера.

– Поздно.

– Я собирался забронировать номер в гостинице. Часов в одиннадцать мы уже будем там. Спокойно выспимся, а утром поедем в Селинсгроув. Или ты хочешь ехать туда прямо из аэропорта?

– А зачем лететь в Филадельфию? Удобнее добираться из Гаррисбурга.

– Последний рейс на Гаррисбург отправляется днем. По времени это середина моего семинара. Если хочешь добираться через Гаррисбург, давай полетим в четверг. Тогда и гостиница не понадобится. – Габриель внимательно смотрел на Джулию, стараясь угадать ее ответ.

– Не хочу терять день. Но хочу оказаться с тобой в одном номере, – улыбнулась она.

– Отлично. Тогда я заказываю билеты, бронирую номер и арендую машину.

– А почему бы нам не поехать вместе с Рейчел и Эроном?

– Потому что они выедут раньше, сразу после работы. Рейчел наказала мне доставить тебя в Селинсгроув в целости и сохранности. Так что я буду исполнять обязанности твоего шофера, носильщика, посыльного и так далее. – Он подмигнул Джулии.

– Она уже все знает?

– Рейчел любит думать, что она все знает. Пусть это тебя не волнует. Я ей объясню понятным языком.

– Меня не Рейчел волнует.

– Пусть тебя ничто и никто не волнует. Ну кто мы? Друзья семьи, случайно встретившиеся в Филадельфии и вместе приехавшие в Селинсгроув. Учти, что мне будет гораздо труднее, чем тебе.

– Это почему?

– Каково мне находиться в одном доме с тобой, сидеть с тобой за одним столом и не сметь даже взять тебя за руку?

Джулия посмотрела на свои босые ступни и улыбнулась.

– Кстати, а когда у тебя день рождения? – спросил Габриель.

– Я его не праздную.

– Почему?

– Не праздную, и все, – ответила Джулия, показывая, что не хочет углубляться в эту тему.

– А мне так хотелось вместе с тобой отпраздновать твой день рождения, – вздохнул Габриель.

Похоже, он был действительно огорчен. Джулия вспом‑ нила их недавний спор из‑ за купленной одежды и решила, что глупо затевать еще один.

– Мой день рождения уже прошел. Он был первого сем тября. В этом году ты его пропустил.

– Ничуть, – засмеялся Габриель, прижимаясь щекой к ее щеке. – Ты в следующую субботу занята? Если нет, мы отметим твой день рождения.

– И как ты предлагаешь праздновать?

– Я тебя куда‑ нибудь приглашу. Пока еще не решил ку да. Надо подумать.

– Мне кажется, нам не стоит показываться вместе в об щественных местах.

– Все это решаемо. Мы же с тобой не настолько беспеч ны, чтобы закатиться в ближайший к университету «Стар бакс». Ты мне лучше скажи: ты принимаешь мое пригла шение?

Его руки скользнули ей под мышки.

– Принимаю с благодарностью. Только не надо меня щекотать.

Но Габриель продолжал, пока Джулия не взвыла от смеха. Ему очень нравилось слушать ее смех, а ей нравились редкие моменты, когда он бывал в игривом настроении.

– Ты, пожалуйста, прости меня за мое дурацкое поведение в кухне. Говорю тебе не ради оправдания: вчера был не самый легкий день, а у меня, в довершение ко всему, из‑ за гормональных препаратов обостряется чувствительность.

Габриель не сразу понял, что к чему.

– Ты чем‑ то больна? – осторожно спросил он.

– Тем же, чем каждая женщина болеет каждый месяц, – краснея, ответила Джулия. – Тебе это едва ли интересно слышать.

– Мне интересно все, что связано с тобой.

– Тогда тебе стоит помечать эти дни в календаре, чтобы… не приставать ко мне. Конечно, если наши отношения…

– Джулия, я тебе еще раз говорю: ты нужна мне вся, целиком, а не кусочками и урывками. И наши отношения будут продолжаться. А сейчас такие дни меня больше волнуют… в эмоциональном плане.

Джулия не сказала ему ничего шокирующе нового. Конечно же, Габриель знал об особенностях женской физиологии. Просто до сих пор ему незачем было считаться с чьими‑ то месячными. У женщин, которых он привозил к себе из «Преддверия», тоже бывали месячные. Наверное, кто‑ то из них принимал гормоны. Но в такие моменты им было не до любовных приключений и они не появлялись в баре.

Редко какая женщина оказывалась в его постели более одного раза. Но даже если это и случалось, ему бы и в голову не пришло говорить на подобные темы. С Джулианной у них все будет по‑ другому. Ему хотелось научиться распознавать все оттенки ее настроения, в том числе и внезапную слезливость или раздражительность. Ему было странно и в то же время приятно думать об этом.

– Совсем забыл, – спохватился Габриель. – У меня опять был разговор с моим адвокатом.

– И что он сказал?

– То, что нам с тобой не понравится. Сказал, что мне нужно держаться от тебя подальше. Он влез в эту чертову Декларацию, потом еще расспросил свою коллегу… Словом, в университете принят нулевой уровень терпимости к нарушению регламента отношений. Это касается всех: от студентов и аспирантов до профессоров.

– И что это значит?

– Пока ты находишься на моем потоке, любое нарушение регламента грозит тебе исключением, да еще и с соответствующей записью в личном деле.

Джулия даже застонала. «Ну почему Вселенная вечно придумывает каверзы, мешая их отношениям? »

– Да ты не расстраивайся. Все это мы с тобой и раньше знали. Просто в стенах факультета нам нужно быть осторожнее. Осталось не так уж и долго – недели две. От силы три. Как только Кэтрин выставит тебе оценки за мои семинары, к нам уже никто не прицепится.

– Я боюсь.

– Чего тут бояться? – засмеялся Габриель, погладив ей щеку.

– Если нас увидят вместе или у кого‑ то возникнут подозрения, на нас могут подать официальную жалобу. Желающие найдутся. Криста отчаянно добивается твоего внимания. Меня она ненавидит. Полу не нравится, как ты обращаешься со мной. А профессор Сингер… – Джулия вздрогнула. Ей не хотелось даже думать об этой любительнице средневековых пыток.

– Я никому не позволю исключить тебя. Есть правила, и есть… контакты на неофициальном уровне.

Дальнейшие аргументы Габриель приводил уже не словами, а губами, гася каждое ее опасение поцелуем.

¦> ? ¦>

Они провели изумительный день. Разговаривали, смеялись, целовались, потом снова разговаривали и снова целовались. Габриель фотографировал Джулию в непринужденных позах. Лучшие снимки получились в самом конце, когда ее смущение достигло высшей точки. Габриель послушно убрал фотоаппарат, решив сделать еще несколько снимков спящей Джулии. Тогда у нее будет безмятежное лицо ангела. Он представил такой снимок на стене спальни и мечтательно улыбнулся.

После обеда они танцевали перед камином. Габриель подобрал самые страстные и чувственные песни из репертуара Стинга, но Джулии было трудно сосредоточиться на их словах. Габриель не переставал ее целовать, и от избытка поцелуев у нее начала кружиться голова.

В какой‑ то момент они оба остановились, хотя музыка продолжала звучать. Его руки нежно гладили затылок Джулии. Она знала: это только начало каскада ласк. Вскоре пальцы Габриеля уже были на ее плечах, а оттуда медленно поползли вниз по спине, достигли поясницы. Это была своеобразная демаркационная линия. Джулия думала, что теперь его руки двинутся в обратный путь, но не угадала. Он погладил ей живот и повел ладони выше, потом еще выше… пока его пальцы не оказались возле ее грудей. Его сильные руки осторожно обхватили ее груди, сминая белую ткань рубашки, и стали мягко их массировать.

Джулия запрокинула голову.

Габриель, не убирая рук, открыл глаза. Джулия попятилась^ назад, но не сделала попыток вырваться. Стук ее сердца передавался его пальцам, а оттуда несся дальше. К его сердцу.

– Джулианна, – прошептал Габриель.,

Она покачала головой, но ее рот был открыт, а кожа пылала. Она смотрела прямо на него и вдруг шагнула вперед.

Ему захотелось убедиться, насколько ласки захватили ее. Он слегка сдвинул пальцы. Джулия закрыла глаза, а когда открыла снова, в их карих глубинах он увидел нечто совершенно повое – жар страсти.

Габриель никак не ожидал, что желание в ней так властно заявит о себе. Это возбудило и его, но не только телесно. Джулия еще никогда так не смотрела на него. Возможно, она сама не подозревала, сколько в ней огня. И тот подонок еще посмел назвать ее фригидной!

Они снова целовались, и он снова ласкал ей груди, пока соски не напряглись и не уткнулись в белую ткань. Джулия тихо стонала от наслаждения, и это лишь подстегивало Габриеля. Он не желал обращать внимание на красные предупредительные вспышки, посылаемые ему разумом. «Еще! » – требовало его тело. Теснее. Крепче. Быстрее. Еще, еще, еще…

Разум все‑ таки заставил Габриеля убрать руки с опасных мест и передвинуть их назад, к ее лопаткам. Джулия упиралась лицом в его грудь. Она что‑ то бормотала. Ноги не желали ее слушаться, и, если бы Габриель не подхватил ее, она соскользнула бы на пол.

– Как ты? – шепотом спросил он.

– Мне хорошо.

– Теперь ты убедилась, на какие чудеса способна страсть.

– И твои пальцы, – прошептала она.

Габриель отнес ее в кресло.

– Отдохни. Мне нужно сходить в душ.

Джулия глотала ртом воздух. Голова все еще кружилась. Габриель заставил ее возжаждать того, к чему она была не готова. Пока не готова.

«А профессор Эмерсон – специалист не только по творчеству Данте, но и по женской груди», – думала она, удивляясь, что ее совершенно не пугают подобные мысли.

Габриель не возвращался. Обычно он не задерживался в душе. Может, одного раза ему было мало и он решил повторить? Получив молчаливый ответ на свой вопрос, она покраснела и улыбнулась.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Выходные, проведенные с Габриелем, оказались едва ли не самым счастливым событием в жизни Джулии. Всю неделю она, как талисман, носила память о них. Это помогало ей не замечать мелочных наскоков Кристы и искренних, но совершенно мешающих ей уговоров Пола не тянуть с подачей жалобы на профессора Сингер.

Для Габриеля будние дни напоминали адовы мучения. На семинаре он изо всех сил старался не смотреть на Джулиан ‑ ну, что не лучшим образом сказывалось на его поведении. Он раздражался по пустякам и словно забыл, что аспиранты не обладают его эрудицией, а потому могут задавать вопросы, казавшиеся ему верхом идиотизма. Он едва сдерживался, чтобы не нахамить Кристе, умолявшей о дополнительных встречах – якобы для обсуждения темы ее диссертации. Она будто не слышала его раздраженных «нет», делаясь все настырнее.

А тут еще профессор Сингер, приславшая письмо на его университетский электронный адрес.

Габриель!

Была рада увидеться с тобой. Соскучилась по нашим милым разговорам.

Твоя лекция, при всем ее техническом совершенстве, меня разочаровала.

Неужели твой интеллект стал настолько ограниченным?

Когда‑ то ты был изобретательнее. И свободнее.

Оставь эти профессорские уловки.

Тебе нужно признать свою истинную природу

и немножко поупражняться.

Я могу дать тебе то, что тебе нужно.

Я могу дать тебе именно то, чего ты жаждешь.

Энн

Габриелю хотелось плюнуть на дисплей своего ноутбука. Или с размаху хватить кулаком по хрупкому пластику. Знакомые приемчики беззастенчивого доминирования: и его имя, нарочно написанное со строчной буквы, и нарочно выделенное слово «именно». Отвращение, вызванное ее письмом, наглядно показывало, как сильно он изменился со вре мени их последней встречи. Это письмо было еще достаточно сдержанным. В прошлом она писала ему намного откровен нее. Неужели когда‑ то письма этой маленькой злобной стер вы его возбуждали? Глупо отрекаться от прошлого. Главное, у него есть настоящее. У него есть Джулианна, одно присутствие которой побуждает его идти к свету. Эта мысль отчасти успокоила его.

Габриель не ответил на послание Энн. Удалять его тоже не стал. Он сделал то же, что делал со всеми ее прежними письмами: распечатал на принтере и убрал в папку, где они хранились. Ему не хотелось подавать на нее официальную жалобу; тем более что все произошедшее между ними в про шлом было по обоюдному согласию. Но если она не оставит своих притязаний, он выстрелит по ней ее же словами. Глав ное, чтобы она прекратила дальнейшие поползновения в сторону Джулианны.

Пытаясь отвлечься, Габриель почти все свободное время тратил на приготовления к запоздалому празднованию дня рождения его кареглазого ангела и на поединки в универси тетском фехтовальном клубе. То и другое было намного по лезнее его прежней привычки выпускать эмоциональный и сексуальный пар.

По ночам он лежал, глядя в потолок, думал о Джулианне и тосковал, что рядом нет ее теплого, нежного тела. Ему ста ло все труднее засыпать в одиночку. Физическая усталость тоже не приносила желанного сна и не притупляла его телес ного голода.

Когда же он в последний раз ходил на свидания? Навер ное, в Гарварде. Какой же он был глупец, думая, что его «охотничьи набеги» в «Преддверие» могут заменить чистую радость свиданий.

Его тело привыкло к сексу и требовало своего. Иногда он с отчаянием думал, надолго ли хватит его целомудренных обещаний. Габриель знал свою силу обольстителя и боялся, что однажды сексуальный голод властно заявит о себе и перечеркнет все обещания, которые он давал Джулии. Спальня теперь была их святилищем. Раньше ему случалось ночевать в чужих постелях. Он помнил, с каким облегчением возвращался в свою холостяцкую квартиру и торопился скорее встать под душ, чтобы смыть чужие запахи, словно они были заразны. Все его прежние победы вызывали лишь ненависть к самому себе. Он не решился бы познакомить Грейс ни с одной из тех женщин.

Джулианна была другой. Да, он жаждал ее тела, жаждал страстей и наслаждений. Но одновременно он жаждал ее нежности, разговоров с нею. Даже молчаливого ее присутствия рядом. Все это было для него совершенно новым.

Субботним днем Джулия читала и перечитывала электронное письмо Габриеля с приглашением отпраздновать ее день рождения.

С днем рождения тебя, дорогая!

Прошу оказать мне честь и сегодня, в шесть часов вечера, почтить своим присутствием Королевский музей Онтарию.

Встретимся у входа со стороны Блур‑ стрит.

Я буду в костюме и при галстуке. При мне также будет ослепительная улыбка, которая вспыхнет, едва ты покажешься в дверях.

С нетерпением жду удовольствия вновь оказаться в твоем обществе.

Соскучившийся по тебе и считающий минуты до встречи с тобой,

Габриель

Для свидания Джулия выбрала фиолетовое платье, купленное Рейчел, черные чулки и туфли от Кристиана Лабутена. В кроссовках она без труда дошла бы до музея и пешком, но только не на каблуках. Джулия взяла такси и подкатила к музею ровно в шесть. Ее глаза радостно сверкали, а щеки раскраснелись, как у маленькой девчонки, предвкушающей праздник.

«У меня свидание с Габриелем. Наше первое настоящее свидание».

Она мечтала о романтическом вечере и даже не сердилась на Габриеля за то, что он настоял на праздновании давно прошедшего дня рождения. Сегодня ее ничего не тревожило. Она очень соскучилась по Габриелю. Электронные письма, эсэмэски, короткие звонки – все это не заменяло живого общения.

Музей недавно открылся после кардинальной реконструкции, и теперь казалось, что из каменной стены на улицу выплывает стеклянный корабль. Правда, Джулии не нравилось такое нарочитое противопоставление классической и современной архитектуры. Почему бы не построить новый музей в каком‑ нибудь другом месте, а старый оставить в его прежнем виде?

Подойдя к дверям музея, Джулия немного оторопела. Оказалось, что в субботу музей закрывался в половине шестого. Неужели Габриель что‑ то напутал? К счастью, Джулия не успела ни огорчиться, ни испугаться, поскольку дверь открылась и к ней вышел улыбающийся охранник:

– Мисс Митчелл?

– Да.

– Вас ждут около магазина подарков.

Джулия поблагодарила охранника и вошла в музей. Она шла мимо полок, уставленных всем тем, что найдешь в киоске сувениров любого крупного музея. Возле дальней стены, спиной к Джулии, стоял высокий мужчина в безупречном темно‑ синем в узкую полоску костюме. Ее сердце подпрыг нуло. «Неужели со мной всегда так будет? Неужели всякий раз при виде его у меня будет перехватывать дыхание и подгибаться колени? »

Ответ она знала еще раньше, чем подошла к высокому мужчине. Он не поворачивался. Тогда она вежливо кашля‑ нула и сказала:

– Если не ошибаюсь, профессор Эмерсон?