Сильвейн Рейнард 27 страница

Глагол «взял» поверг Габриеля в тихую ярость. Попадись ему это ничтожество, глотку бы разорвал. Голыми руками. Такие твари не должны жить.

– Я ждала, что ты приедешь, но ты не приезжал. Потом я окончила школу, уехала в Филадельфию учиться. Начала встречаться с одним парнем. И у нас… разное было.

– А тебе самой этого хотелось?

– Понимаешь, он был моим парнем. Он меня торопил, Требовал, чтобы я ему отдалась.

Габриель брезгливо поморщился:

– Так я и предполагал. Мерзкий манипулятор, пытавшийся тебя совратить.

– Габриель, он ничего не делал против моей воли. Он не брал меня силой.

Какое‑ то время Габриель размышлял. «Ревность… Господи, представить, что еще чьи‑ то губы целовали ее, чьи‑ то руки обнимали ее, ласкали… а может, грубо щупали? Ее божественное тело…»

– Понимаю, что не имею права спрашивать, и все‑ таки спрошу: ты его любила?

– Нет.

Теперь Габриель возликовал.

– Джулианна, это самое страшное. Если ты ко мне ни чего не чувствуешь, не дотрагивайся до меня и не позволяй мне дотрагиваться до тебя. Ты просила дать тебе обещание, Я дал. Теперь хочу получить твое обещание. – (Джулия удив ленно моргала. ) – Я знаю свои способности обольстителя До сих пор я старался сдерживаться. И все же я торопил со бытия. Это не раз ставило тебя в неловкое положение. Мне бы очень не хотелось услышать, что наши отношения в чем то развивались под моим давлением..

– Хорошо, Габриель. Я даю тебе такое обещание.

Он нежно поцеловал ее в лоб.

– Джулианна, а почему ты не позволяешь называть себя

Беатриче?

– Мне тогда было очень обидно, что ты даже не спро сил, как меня зовут.

– Я хочу большего, чем знать твое настоящее имя. Я хочу узнать настоящую тебя. – (Она улыбнулась. ) – Скажи, я тебе по‑ прежнему нужен? Или ты бы хотела освободиться от меня? – спросил он, стараясь говорить спокойно.

– Представь себе, ты мне по‑ прежнему нужен.

Габриель снова поцеловал ее, потом осторожно спустил

на пол и повел в кухню. На стойке бара для завтраков Джулия увидела большой серебряный поднос с крышкой. Лукаво улыбаясь, Габриель пододвинул ей поднос.

– Домашний яблочный пирог, – объявил он, торжественно поднимая крышку.

– Пирог?

– Да. Ты говорила, что тебе никогда не пекли пирогов. Теперь эта досаднейшая оплошность исправлена.

Джулия недоверчиво разглядывала пирог, словно это был искусный муляж в витрине кондитерской.

– Ты сам его испек?

– К сожалению, нет. Попросил свою экономку. Тебе нравится?

– То есть ты попросил эту женщину специально для меня испечь пирог?

– Да. А что тебя так удивляет? Я надеялся, ты и меня угостишь. Но если ты намерена все съесть сама… – усмехнулся он.

Джулия закрыла глаза.

– Джулианна, что‑ то не так?

Она не отвечала.

– Помнишь, ты рассказывала, как тебе хотелось домашнего пирога? Когда я узнал, как ты росла в Сент‑ Луисе… я подумал…

Габриель смешался, не понимая, почему его сюрприз так странно на нее подействовал. По вздрагивающим плечам он понял, что Джулия плачет. Беззвучно.

– Джулия, что случилось? – Он обошел вокруг стойки и осторожно обнял ее за плечи. – Я тебя чем‑ то обидел?

– Нет.

– Может, этот пирог заставил тебя вспомнить не самые приятные времена?

– Ты все замечательно придумал. – Джулия шмыгнула носом и вытерла слезы. – Просто никто никогда не думал, что мне может чего‑ то хотеться. Мать мои просьбы злили… Да, ты мне сразу сказал, что меня ждет подарок.

– Я не хотел тебя расстраивать. Искренне думал, что ты обрадуешься.

– Вот я и радуюсь. От радости иногда тоже плачут.

Габриель обнял ее.

– Хоть я и не сам делал этот пирог, надеюсь, ты не откажешь мне в удовольствии тебя покормить. – Он отрезал большой кусок пирога, положил на тарелку. Джулия с готовностью открыла рот и почти мгновенно проглотила первую порцию.

– Потрясающий пирог! – восторженно сказала она, успевая жевать и говорить.

– Обязательно скажу экономке, что тебе понравилось.

– Даже не знала, что у тебя есть экономка.

– Приходит дважды в неделю.

– Она тебе готовит?

– Иногда. Бывает, накатит, захочется домашней, а не ресторанной еды. – Он смахнул крошку с ее носа. – Это рецепт ее бабушки. Уж не знаю, как у нее получается такая рассыпчатая корочка.

– А тебе самому совсем не хочется пирога?

– Я сыт тем, что смотрю на тебя, – пошутил Габриель. – Но пирог – это так, десерт. Я бы с удовольствием приготовил тебе настоящий обед.

– Для настоящего обеда поздновато, но ты можешь исправить положение. Мой отец почему‑ то любит есть яблочный пирог с кусочком сыра. Я бы тоже не отказалась.

Габриеля немного озадачило такое сочетание, однако ом тут же пошел к холодильнику и извлек внушительную голов ку вермонтского чеддера.

– Потрясающе! – захлопала в ладоши Джулия.

Как‑ то незаметно она съела весь пирог и три ломтика сыра. Что теперь? Ехать домой? Этого ей очень не хотелось, но вдруг после всех этих объяснений и выяснений Габриелю нужно побыть одному?

– А ты не ответила на мою открытку, – вдруг сказал Габриель. – Если помнишь, я приложил ее к гардениям.

– Я послала тебе электронное письмо.

– Но ты упустила один вопрос.

– Вот ты о чем, – вспомнила Джулия. – Я не знала, что сказать насчет приручения.

– Ты говорила, что тебе очень нравятся слова Лиса о приручении. Я подумал… ты догадаешься.

– Я понимаю, о чем говорил Лис. А о чем ты…

– Попробую объяснить. Я не жду, что ты мне поверишь, но очень хочу заслужить твое доверие. Возможно, когда‑ нибудь ты поверишь мне разумом и постепенно начнешь доверить телом. Это и есть приручение, о котором я писал. Я хочу с предельным вниманием относиться к твоим желаниям, потребностям… даже капризам.

– И как ты собираешься меня приручать?

– Мои поступки покажут тебе, что я достоин доверия.

Габриель подошел к ней, взял ее лицо в свои ладони. Их

губы разделял какой‑ то дюйм. Джулия закрыла глаза, затаи ‑ ла дыхание. Она ждала поцелуя.

Но их губы не встретились.

Ее лицо чувствовало теплое дыхание Габриеля. Джулия высунула кончик языка и медленно провела по верхней губе, предвкушая поцелуй. Как уже не раз бывало, по ее спине пронеслась жаркая волна.

– Ты вся дрожишь, – прошептал Габриель, окутывая ее новым теплым облаком. – Я чувствую: ты покраснела. Ты отзываешься всем телом. Оно сразу же расцветает.

Габриель погладил ей веки. Джулия открыла глаза и увидела перед собой два синих омута.

– Как у тебя расширились зрачки, – улыбнулся он, едва касаясь ее губ. – Дыхание участилось. Ты знаешь, о чем все это говорит?

– А он назвал меня фригидной, – вдруг призналась она, хотя ей было стыдно произносить эти слова. – Холодной как лед. И это его злило.

– Да он просто щенок, не имеющий никакого представления о женщинах, слепой и смешной. Джулианна, ты имеешь полное право плюнуть в физиономию каждому, кто назовет тебя фригидной. – На его губах появилась улыбка обольстителя. – Я сразу чувствую, когда ты возбуждена… как сейчас. Это видно по твоим глазам. Об этом говорит твоя кожа. От тебя исходит аромат возбуждения. – Габриель осторожно провел пальцем по ее лбу. – Пожалуйста, не стыдись этого состояния. Я его ничуть не стыжусь. Оно очень эротичное и… зовущее.

Джулия, закрыв глаза, вдыхала его запах: «Арамис», перечная мята и благословенный Габриель.

– Чувствую, тебе очень нравится мой одеколон, – ус мехнулся Габриель. Он наклонился к ней, и теперь ее нос почти соприкасался с его шеей. Здесь запах «Арамиса» был сильнее.

– Габриель, что ты делаешь?

– Я, моя дорогая Джулианна, строю желание. А теперь скажи мне, чего ты желаешь? Ты покраснела, у тебя учащенно бьется сердце. Твое дыхание тоже участилось. Скажи, чего ты желаешь? – Он опять взял ее лицо в свои ладони, и опять их губы разделял всего какой‑ то дюйм.

– Я хочу целоваться, – выдохнула Джулия.

– И я тоже хочу целоваться, – улыбнулся Габриель.

Она ждала. Он оставался неподвижным.

– Джулианна, – прошептал он, обдувая теплым воздухом ее губы.

Она открыла глаза.

«Возьми то, что ты хочешь», – мысленно взмолился Габриель.

Джулия шумно вздохнула.

– Если ты сейчас не проявишь свою волю, это будет означать, что ты меня не хочешь. Или что я слишком многого требую от тебя. А после такого вечера, как сегодня, единственный из нас двоих, кто вправе требовать, – это ты.

Его глаза вновь поменяли цвет на темно‑ синий. Габриель пристально смотрел на нее и ждал.

Второго приглашения Джулии не понадобилось. Удивив

Габриеля и себя, она обняла его за шею и притянула к себе. Когда их губы встретились, его руки скользнули по ее спине вниз, к пояснице. Габриель представлял, что сейчас он ласкает ее обнаженное тело. Зажав его нижнюю губу зубами, Джулия всасывала ее в себя, подражая его движениям. Ее неопытность в подобных ласках лишь сильнее возбудила Габриеля.

Движения Джулии не были торопливыми, и этим она разительно отличалась от прежних его женщин. Ему стало жарко, у него тоже забилось сердце. Ему захотелось раздвинуть ей колени, а потом подхватит на руки и отнести в спальню и… перевести их отношения в еще более неформальную фазу…

Он отстранился. Его руки замерли у нее на запястьях.

– Здесь я должен остановиться, – шумно выдохнул он.

– Извини.

Габриель поцеловал ее в лоб.

– Когда проявляешь желание, не нужно извиняться. Ты прекрасна и чувственна. Твой огонь разгорается не сразу, зато потом его не погасить. Он требует продолжения, которое… увы… нам сейчас недоступно. Поэтому я не вправе его раздувать.

Они замерли в объятиях друг друга, стоя с закрытыми глазами… Первым опомнился Габриель. Он погладил ей щеку и сказал:

– Приказывай, Джулианна. Сегодня я целиком в твоей власта. Любое желание исполню беспрекословно. Хочешь вернуться домой? Или остаться?

– Хочу остаться, – призналась Джулия, утыкаясь носом и его подбородок.

– Тогда нам пора ложиться спать.

– А тебе не странно лежать со мной в одной постели и просто спать?

– Я хотел бы каждую ночь засыпать, обнимая тебя.

Джулия задумалась.

– Это тебя настораживает? – спросил Габриель.

– Нет, хотя… должно бы.

– Я всю неделю скучал по тебе.

– И я тоже.

– Когда ты со мной, мне лучше спится, – признался Габриель. – Но я уважаю твой выбор. Сегодня ты будешь спать там, где захочешь.

– Я хочу в твою постель, – покраснев, призналась Джулия. – Конечно, если ты меня туда пустишь.

– Еще не было случая, чтобы я тебя туда не пустил, – усмехнулся Габриель.

Они пришли в спальню. Джулия присела на краешек кровати. Габриель взял с комода фотографию в рамке.

– Ты держишь под подушкой мою старую фотографию. Я подумал, что должен сделать то же самое.

Он заговорщически улыбнулся, подавая ей снимок.

Где он мог наткнуться на тот снимок?

– Откуда у тебя это? – спросила она.

– Я бы тоже хотел знать, откуда у тебя мой снимок времен Принстонского гребного клуба?

Габриель вытащил рубашку из брюк и расстегнул пуговицы. Под рубашкой оказалась облегающая футболка.

Джулия смутилась и даже отвернулась, мысленно про клиная день, когда мужчины начали носить майки и фут болки. Габриель, снимавший рубашку, возбуждал ее даже сильнее, чем Габриель, завернувшийся в фиолетовое поло тенце.

– И все‑ таки откуда у тебя мое фото?

– Если помнишь, в комнате Рейчел была доска для вся‑ кой всячины. Она пришпиливала туда снимки, открытки, вырезки, напоминания сделать то‑ то и то‑ то. Твой снимок оттуда. Едва я его увидела, я…

– Ты выпросила его у Рейчел?

Джулия покачала головой.

– Значит, попросту стянула?

– Да. Я все понимаю: красть нехорошо. Но ты на том снимке так потрясающе улыбаешься. Габриель, мне было всего семнадцать. Глупая девчонка.

– Глупая или без памяти влюбившаяся?

– Думаю, ты знаешь, – ответила она, упираясь глазами в пол.

– У Рейчел в мобильнике неплохая камера. Вот она и нащелкала, когда была в Торонто. Этот снимок – мой самый любимый.

– Ты на нем… очень красивый.

Габриель вернул фото на комод.

– О чем ты задумалась? Расскажи.

– О том, как ты смотрел на меня, когда мы танцевали… Мне это непонятно.

– Чего же тут непонятного? Ты красивая женщина. Как еще на тебя смотреть? Кстати, я всегда на тебя так смотрю. Даже сейчас. – Он откинул ей волосы со лба. – Покидаю тебя на несколько минут.

Он ушел в ванную, быстро переоделся и лег, ожидая Джулию. Она сделала то же самое. Увидев ее на пороге двери, Габриель приподнялся на локте.

– Стой, где стоишь. Дай полюбоваться.

Джулия критически осмотрела свой ночной наряд. Честно говоря, она не знала, что надеть. Все ее пижамы были не только старыми, но и слишком детскими. Ночных рубашек у нее не было. Да ей бы и не хватило смелости улечься с Габриелем в таком наряде. Сейчас на ней была синяя футболка, довольно просторная и напрочь скрывавшая все округлости груди, а также спортивные трусы с эмблемой Университета Святого Иосифа.

– Налюбовался?

– Ты бесподобна.

Джулия скорчила ему рожу и потянулась к выключателю.

– Подожди еще немного. В ореоле света ты похожа на ангела.

Она молча кивнула, потом все‑ таки погасила свет и легла рядом с Габриелем.

Они обнялись. Габриель тоже был в футболке и спортивных трусах. «Ну мы и парочка! »

Когда они вдоволь наобнимались и Джулия улеглась ему на грудь, Габриель вдруг сказал:

– Меня огорчает твое одиночество.

– Где ты его увидел? – засмеялась Джулия.

– Помнишь, мы говорили по телефону? Ты сказала, что тебе одиноко в чужом городе, где у тебя совсем нет друзей.

Она помнила тот разговор и считала тему исчерпанной.

– Хочешь, я куплю тебе котенка или кролика? Все‑ таки живое существо.

– Габриель, я благодарна тебе за заботу, но зачем попусту тратить деньги?

– Это не попусту. Мне не жалко никаких денег. Только бы ты улыбалась, – сказал он, целуя ей волосы.

– Доброта стоит больше всех сокровищ мира.

– Доброта – само собой. Ты ее получишь, и в избытке.

– О большем я не прошу.

– Джулианна, оставайся на все выходные. Со мной.

– Вот возьму и останусь, – почти не раздумывая, ответила Джулия.

– Слушай, а может, лучше аквариум с рыбками?

– Побереги деньги. Я иногда цветы поливать забываю, а тут – живность. Представляешь, что за жизнь будет у ко тенка, которому целыми днями придется ждать хозяйку?

– Тогда позволь мне просто заботиться о тебе, – про шептал Габриель.

– Габриель, а я действительно тебе так нужна?

– Мне нужна только ты. – (Она положила голову ему на грудь и улыбнулась. ) – А если серьезно, жизнь без тебя это долгая беззвездная ночь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Они лежали, тесно прижавшись друг к другу и переплетя ноги, словно любовники, на широкой кровати под шелковым одеялом цвета голубого льда и белоснежными простынями. Женщина беспокойно ворочалась и что‑ то бормотала во сне, тогда как мужчина лежал молча и наслаждался тем, что она рядом.

А ведь минувшим вечером он мог потерять ее. Он понимал: у него был один шанс из тысячи. Джулия могла не простить его и отвергнуть его темную сторону. А она простила и не отвергла. Значит, надежда все‑ таки есть…

– Габриель?

Он не ответил, думая, что это она во сне. Было три часа ночи, и сейчас спальню освещало лишь городское зарево, пробивавшееся сквозь шторы.

– Габриель? – повторила Джулия, переворачиваясь на живот. – Ты что, не спишь?

– Да. Все хорошо, милая. Ты спи, еще совсем рано. – Он поцеловал ее и провел рукой по ее волосам.

– По‑ моему, я уже выспалась, – сказала Джулия, приподнимаясь на локте.

– Похоже, и я.

– Давай поговорим.

– Давай, – согласился он и тоже перевернулся на живот. – Тебя что‑ то тревожит?

– Нет. Я просто хотела тебя спросить: ты сейчас счастливее, чем раньше?

Габриель легонько щелкнул ее по носу:

Ну кто же задает посреди ночи такие серьезные вопросы?

– Помнишь, ты говорил, что весь прошлый год тебе было плохо? Вот я и спросила: а теперь ты счастлив?

– Я слишком мало знаю о счастье. А что ты скажешь про себя?

– Я пытаюсь быть счастливой, – сказала Джулия, теребя пальцами край простыни. – Пытаюсь радоваться мелочам, собирать счастье по крупицам. Твой пирог подарил мне много крупиц счастья.

– Если бы я это знал, то давно угостил бы тебя яблочным пирогом. И не раз.

– А ты сейчас можешь назвать себя счастливым?

– Трудно быть счастливым тому, кто продал свое пер вородство за чечевичную похлебку.

– Вот уж не ожидала услышать от тебя цитату из Библии, –: призналась Джулия.

– Что тебя удивляет? Джулианна, я же не язычник. Меня растили добропорядочным христианином. Ричард и Грейс были очень верующими людьми. Ты этого не знала?

Она кивнула. Знала, но забыла.

– И за эти годы я не потерял веру, – без тени иронии продолжал Габриель. – Но я не живу по заповедям, хотя на семинарах постоянно говорю об их значимости. Типичное поведение лицемера.

– Все верующие в какой‑ то степени лицемеры. Ведь ни кто из нас не живет по заповедям. У меня та же история: ве ру не потеряла, но особой набожности нет. К мессе хожу, только если мне совсем плохо или по праздникам: на Рождество, на Пасху. – Джулия нашла его руку и крепко сжала. Если ты продолжаешь верить, у тебя должна оставаться на дежда. Надежда на счастье.

Габриель осторожно разжал ее пальцы, снова перевернулся на спину и, глядя в потолок, сказал:

– Должна. Но я потерял свою душу.

– Габриель, не пугай меня. Как можно потерять душу?

– Рядом с тобой лежит один из немногих, кто совершил настоящий смертный грех.

– О чем ты говоришь?

– Не знаю, кто решил назвать меня Габриелем, – вздохнул он. – Какая горькая ирония: меня назвали именем ангела, а я ближе к дьяволу. Я перешел черту и едва ли могу просить об отпущении грехов. Я делал непростительные вещи.

– Ты говоришь про те… с Энн Сингер?

– Эх, если бы они были моими единственными грехами! Нет, Джулианна, я делал кое‑ что похуже. Я не преувеличиваю. Хотя бы здесь поверь мне на слово.

Джулия подвинулась к нему. Даже в густых сумерках спальни Габриель видел, как она расстроена услышан‑ ным. Она молчала:, обдумывая его слова, а он нежно гладил ей руку.

– Я знаю: мои тайны мешают нашим отношениям. Я не смогу хранить их постоянно. Когда‑ нибудь я расскажу тебе все. Но не сейчас. Пожалуйста, дай мне немного времени. – Он медленно выдохнул и уже тише добавил: – Обещаю: интимной близости у нас не будет до тех пор, пока я не расскажу тебе все. Ты должна знать, кому отдаешься.

– А ты не думаешь, что говорить об интимной близости… рановато?

– В самом деле?

– Габриель, мы только начинаем узнавать друг друга.

И уже… сюрпризы.

Он вздрогнул, но ответил:

– Джулианна, ты должна знать мои намерения. Я не собираюсь соблазнить тебя и исчезнуть. И я не хочу сначала достичь близости с тобой и лишь тогда вывернуть себя наизнанку. Я стараюсь быть добрым к тебе. Во всем.

Слова Габриеля были похожи на клятву, принесенную осмысленно и в согласии с собой. Ему было мало поцелуев, объятий и этих «ночевок» в одной постели. Но сейчас он яс‑ нee, чем когда‑ либо, понимал: он не вправе взять ее девственность раньше, чем расскажет о себе все. То, что Джулия не бросила его, узнав о его отношениях с Энн, вселяло надежду. И все же Габриель боялся, что дальнейшая исповедь отпугнет ее. Она могла бы найти себе и более достойного мужчину. Но одна только мысль, что его Джулианна может быть с кем‑ то другим, заставляла его сердце биться в рваном, прерывистом ритме.

– Габриель, у тебя есть совесть?

– Как прикажешь понимать твой вопрос? – насторо жился он.

– Ты веришь, что существует разница между хорошим и плохим? Между добром и злом?

– Естественно.

– И ты понимаешь эту разницу?

Он обхватил лицо руками:

– Джулианна, я же не социопат. Знать – не проблема. Проблема в том, чтобы поступать сообразно знанию.

– Значит, ты не потерял душу. Только тот, у кого есть душа, понимает разницу между добром и злом. Пусть ты наделал много ошибок, но ты стыдишься их. Ощущаешь свою вину. Они вызывают у тебя раскаяние. А если ты не потерял душу, значит не потерял и своего шанса на искупление.

Габриель грустно улыбнулся и поцеловал ее:

– Ты сейчас говоришь как Грейс.

– Грейс была очень мудрой женщиной.

– Мисс Митчелл, ты унаследовала ее мудрость.

– Возможно. А может, мне открылось что‑ то из мудро сти Фомы Аквинского. С вашей помощью, профессор.

Он слегка задрал ей футболку. Не столько чтобы посмот реть, сколько чтобы приложиться губами к ее голому телу.

– Габриель! Так нечестно! – захихикала Джулия, пытаясь вывернуться.

Габриель еще несколько секунд продолжал целовать ее, наслаждаясь звучавшим в темноте смехом Джулии, и лишь потом отпустил.

– Спасибо, Джулианна. – Он нежно погладил ее по ще ке. – Ты почти убедила меня.

Джулия обвила руками его талию и прижалась к нему.

– Мне нравится твой запах, – вдруг призналась она. ‑ Ты часто меняешь одеколоны?

– Нет. Спасибо Ричарду и Грейс. Это они впервые купили мне одеколон «Арамис». А потом я привык к этому запаху. А ты считаешь, что стоит попробовать другую марку?

– Нет. Не надо менять то, что тебе досталось от Грейс.

Улыбка Габриеля увяла, но он все‑ таки поцеловал ее в лоб.

– Хорошо еще, что она не выбрала одеколон «Брут».

Джулия засмеялась.

Прошло еще несколько минут.

– Габриель, хочу сказать тебе одну вещь.

Он кивнул, думая, что она продолжит разговор об искуплении.

– Тогда, в яблоневом саду… ты мог бы получить от меня все. Я была готова тебе отдаться.

– Знаю, – сказал он, проводя большим пальцем по ее щеке.

– Откуда ты знаешь?

– Просто мне знаком язык женского тела. В ту ночь ты была очень… восприимчивой.

– Так ты знал, что я…

– Знал.

– И не стал…

– Нет.

– Почему?

– Потому что тобой тогда управляла не душа, а тело. Я был так счастлив, что встретил тебя, что лежу и обнимаю тебя… Мне этого было достаточно.

– Удивительная была ночь, – вздохнула Джулия и поцеловала его в шею.

– Когда мы приедем с Селинсгроув, мне хотелось бы побывать в том саду. Пойдешь со мной? ‑

– Обязательно.

– Поцелуй меня, – попросил он.

Джулия целовала его до головокружения. До знакомого уже пламени. До тех пор, пока он со вздохом не отстранился. Для нее это было похоже на внезапное расставание. Внутри зашевелились прежние тревоги. Габриель это почувствовал.

– Джулианна, мое желание не стало меньше. Просто оно… слишком велико. Но я не могу говорить тебе одно, а через полчаса делать совсем другое. – Он зарылся в ее волосы.

Джулии хотелось признаться ему, что с ним ей спится крепче и спокойнее, чем одной. Она была бы счастлива спать с ним каждую ночь. И еще… она искренне хотела его.

Но она ничего не сказала.

? ? ¦>

Проснувшись, Джулия увидела, что лежит одна. Старомодные часы на ночном столике показывали почти полдень. Неужели она столько проспала?

Рядом с часами ее ждал легкий завтрак: шоколадная булочка и стакан апельсинового сока. К бокалу была прислонена записка. Лист был вырван из блокнота Габриеля.

Дорогая!

Ты слишком прекрасно спала, и я не решился тебя будить.

Мне нужно ненадолго отлучиться.

Когда проснешься позвони мне. Я очень благодарен за ночь, которую провел, обнимая тебя, и за твои слова…

Если у меня и есть душа, она ‑ твоя.

Габриель

Джулия улыбнулась и взялась за булочку. Она никуда не торопилась. Судя по тону записки, Габриель был счастлив. Его счастье передалось и ей. Покончив с завтраком, Джулия отправилась в ванную. Проходя через спальню, она чуть не споткнулась обо что‑ то. Глянув под ноги, Джулия увидела три белые бумажные сумки с эмблемой «Холт ренфрю». Она сердито пнула их ногой и отправилась на кухню.

К ее удивлению, Габриель уже был там. Он сидел за бар ной стойкой, пил кофе и, нацепив очки, просматривал газету. В бледно‑ голубой рубашке, подчеркивающей синеву его глаз, и простых черных штанах он выглядел, как всегда, ужасно красивым. Джулия невольно застыдилась своей футболки и шорт.

– Доброе утро, Джулианна. – Габриель отложил газету, отставил чашку и раскрыл руки, подзывая ее. Джулия успела соскучиться по его рукам, и долго упрашивать ее не пришлось. – Как ты спала? – шепотом спросил он.

– Замечательно.

– Ты, наверное, устала. Как ты себя чувствуешь?

– Великолепно.

– Завтрак съела?

– Кто же откажется от такого завтрака?

– Я его оставлял на случай, если ты проснешься раньше. Хочешь, я приготовлю что‑ нибудь посытнее?

– А ты сам ел?

– Такую же булочку. С первой чашкой кофе. Я ждал тебя. – Он снова поцеловал ее, теперь уже крепче.

Джулия робко спрятала руки в его волосах. Габриель ласково втянул ее нижнюю губу и подмигнул:

– Я, когда выходил, честно говоря, опасался: вдруг ты уйдешь.

– Я никуда не уйду, даже если бы и хотела. У меня до сих пор ноги болят от вчерашнего хождения на каблуках. Честное слово, кроссовки лучше.

– Хочешь, я помогу твоим ногам? Сделаю горячую ванну, потом массаж.

Джулия покраснела.

– Ты действительно хочешь, чтобы я осталась на все выходные? – спросила она, меняя тему.

– Я хочу, чтобы ты осталась навсегда.

– Габриель, я серьезно спрашиваю.

– Ну, во всяком случае, до утра понедельника.

– У меня не та одежда. Я не могу почти два дня ходить в этом платье. Все равно нужно кое‑ что взять из дома.

– Если это так нужно, я свожу тебя домой. Или дам клю‑ чи от внедорожника, и ты съездишь сама. Впрочем, может, тебе и не понадобится ехать домой. Ты видела пакеты в спальне? – спросил он, снова подмигивая ей.

– Что в них?

– То немногое, что может тебе понадобиться, когда остаешься в доме друга.

– И откуда это «то немногое»?

– Из магазина, где Рейчел покупала тебе сумку.

– Ты опять потратил на меня кучу денег? – нахмури лась Джулия.

– Во‑ первых, ты моя гостья. Правила гостеприимства требуют, чтобы я удовлетворил все твои потребности.

Они оба почувствовали подтекст этой фразы. Габриель, дразня ее, слегка высунул язык, и Джулии стоило немалых усилий, чтобы не прыгнуть ему на колени.

– Мне неудобно… Ты покупаешь мне одежду.

– Насчет «неудобно» ты скажешь, если что‑ то не подойдет тебе по размеру, – заявил Габриель, пытаясь превратить ее слова в шутку.

– Как будто я…

– Джулия! Прекрати! – почти крикнул он, и его лицо сразу помрачнело.

Она сжалась, чувствуя, что опять все испортила.

– Джулианна, почему ты так бешено противишься моей щедрости?

– Я не противлюсь.

– Противишься. Неужели ты думаешь, что я пытаюсь тебя задобрить… с известной целью? – (Джулия вспыхнула. ) – Я никогда не покупал женщин. Случалось, помогал, но ничего не требовал взамен.

– Знаю.

– Тогда в чем проблема?

– Не хочу оказаться у тебя в долгу.

– У меня? В долгу? Я что, похож на ростовщика, который заставляет своих должниц расплачиваться натурой?

– Я так не думаю, – шепотом ответила она.

– А как ты думаешь?

– Я хочу крепко встать на ноги. Возможно, когда‑ нибудь я буду зарабатывать столько же, сколько сейчас зарабатываешь ты. А пока ты профессор, я аспирантка, поэтому…

– Мы с тобой не впервые говорим на эту тему. Хочу еще раз тебе объяснить: подарок друга никоим образом не посягает на твою свободу и не ставит тебя в зависимое положе‑

ние. – Габриель пытался говорить спокойно, но в его тоне все равно прорывалось раздражение. – А теперь я расскажу тебе, что двигало мною. Будь любезна, выслушай мою точку зрения… Я очень ценю время, когда мы вместе. Каждую минуту. Эти два дня пролетят незаметно. И я решил уберечь тебя от напрасной траты времени на поездку домой и обратно. Для меня это было очень просто. «Холт ренфрю» находится в двух шагах от моего дома… Я хотел порадовать тебя. Но если ты видишь в этом угрозу своей независимости, я отошлю все покупки обратно. – Габриель встал и, не сказав больше ни слова, ушел в свой кабинет.

«Опять мы ссоримся на ровном месте».

Пытаясь найти выход, Джулия кусала не только губы, но и ногти. С одной стороны, ей действительно хотелось быть независимой, а не изображать из себя эдакую несчастную птичку со сломанным крылом. С другой… только что она показала себя настоящей лицемеркой. Красивые слова о доброте она говорить умеет. Но в реальности, оказывается, она готова не только отвергнуть чужую доброту, но и побольнее ударить другого. Она видела, как на нее смотрел Габриель. Конечно, он был рассержен. Однако в его глазах был не только гнев, но и боль. Она очень сильно ударила по нему.

«Но ведь я совсем не хотела делать ему больно…»

Габриель казался ей таким сильным и волевым. Ей и в голову не приходило, что у него может быть чувствительное, ранимое нутро. Когда он шел в «Холт ренфрю», когда выбирал там что‑ то для нее, он и подумать нё мог, чем обернутся его подарки. Быть может, она единственная, кто видел его уязвимость. От этого ей стало еще тошнее.