Сильвейн Рейнард 20 страница

Когда он ушел, Джулия сняла с себя верхнюю одежду. Она ворочалась на непривычно широкой кровати. Габриель еще не ложился. Он включил музыку, что‑ то из классики. Джу лия попыталась угадать, но вещь была ей незнакома. Звуки неслись, как водопад, увлекая ее в сон.

Габриель лег в комнате для гостей. Он лежал на спине, прикрыв согнутой рукой лицо. Он то погружался в дрему, то снова просыпался. Сон, который он видел сейчас, ему очень нравился. Ему снилось, что Джулия, так и не сумев заснуть на его широкой постели, пришла к нему и легла рядом, осто‑ рожно пробравшись под одеяло. Она что‑ то шептала, водя рукой по его груди и трогая завитки жестких волос. Кажется она даже погладила дракона, дотронулась до плеча, а потом повела рукой вниз, замерев у него на животе. Разумеется, да же во сне Габриель не мог лежать словно бревно. Он ответил на ласку, скользнув своей рукой под ее футболку. Его рука тоже замерла, соприкоснувшись с поясом трусов‑ боксёров, которые теперь были ему малы, а Джулии – слишком вс лики.

И вдруг он понял, что не спит, а рядом, крепко прижавшись к нему, лежит Джулия. Маленький теплый котенок.

– Я пыталась там спать, – будто оправдываясь, сказала она, – но… не смогла.

– Я вот тоже пытался не слизывать шоколад с твоих пальцев, но не смог. – Он даже рассмеялся, хотя под смехом залегал пласт грусти.

Джулия что‑ то пробормотала, затем спросила:

– Зачем ты убрал из спальни все фотографии?

– Мне стало стыдно.

– Но прежде тебе не было стыдно.

– Не было. Но тогда в моей постели не ночевали ангелы.

Их обоюдные ласки становились все более сонными и ленивыми. «Целомудренная близость», – подумала Джулия.

Их тела узнали друг друга, и их дыхание вошло в общий ритм. Два уставших, получивших встряску разума постепенно успокаивались, погружаясь в сон.

Габриель уже почти заснув, когда услышал, как Джулия разговаривает во сне. Это не были слова, скорее междометия. Но в ее голосе ощущался испуг… Потом она затихла. Габриель решил, что кошмарный сон кончился. И тут ее губы выдохнули:

– Саймон.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Проснувшись, Джулия зевнула, сладко потянулась и… удиви лась, не услышав посапывания, к которому почти привыкла, Габриеля рядом не было, и его сторона постели успела остыть Ощущение тоже было знакомым, но к этому ощущению при выкать ей не хотелось.

Она встала. На ночном столике ее ждала записка, приелоненная к бокалу с водой, где плавал ломтик лимона.

Прекрасная Джулия!

Не пугайся. Я вышел купить деликатесов к завтраку.

Напоминаю, что хозяйская ванная гораздо удобнее гостевой.

Я вытащил для тебя кое‑ что из одежды.

Можешь надеть все, что тебе понравится. Комод и гардеробная в твоем полном распоряжении.

Только не вздумай убежать.

Твой Габриель

P. S. Прости мою дерзкую искренность, но когда утром я смотрел на тебя, спящую в мох объятиях, это было самым прекрасным зрелищем. Такого я ещё никогда не видел.

«Интересно, как у него это получается? » – подумала Джу‑ ” лия и покраснела. Надо отдать должное: слова профессор умел выбирать не хуже, чем цветы, музыку и шоколадные торты… Она провела рукой по пылающему лбу, стараясь успокоиться. Похоже, шоколадный торт станет ее новым любимым десертом. Как он вчера слизывал крошки с ее пальцев Тепло его рук, искусные движения языка…

«А ну‑ ка, остынь! – мысленно одернула себя Джулия. – Тебе бы не помешал холодный душ».

Она быстро выпила оставленную воду и зажала в зубах записку. Память услужливо подбросила прошлое фантастическое пробуждение в его объятиях и все, что было потом в го‑

стиной. Вдруг Габриель подвержен суточным переменам на‑

строения? Ночью он был сама нежность. А что, если утром он ни с того ни с сего начнет отчитывать ее за какой‑ нибудь пустяк?

Джулия осторожно открыла дверь гостевой комнаты и выглянула наружу. Убедившись, что в квартире, кроме нее, никого нет, она через хозяйскую спальню прошла в огромную ванную, не забыв предусмотрительно запереть обе двери. Там Джулия разделась.

В ванной ее ждал стакан апельсинового сока, в котором плавал ломтик апельсина, и новая записка. «С эстетическим чувством у Габриеля все в порядке», – подумала она. Глот‑ пун сока, Джулия прочла вторую записку:

Джулианна! Надеюсь, ты легко найдешь все небходимое для душа. Если чего‑ то не хватает, прогуляйся в гостевую ванную и открой там шкаф. Рейчел его набила всякой всячиной. Выбирай все, что понравится. Моя одежда ‑ в твоем полном распоряжении. Обязательно надень какой‑ нибудь свитер. За ночь сильно похолодало. Твой Габриель.

Потягивая сок, Джулия разглядывала предметы, разложенные на столешнице рядом с раковиной. Там в образцовом порядке лежали новая зубная щетка, зубная паста, одноразовый бритвенный станок, а также различные туалетные принадлежности фирмы «Блисс». Все с запахом ванили и бергамота. Здесь была и губка для душа цвета лаванды.

Может, Габриель попросил Рейчел купить все это для гостей? Или сам покупал? Может, у него даже есть цветовой

код? Лавандовая губка – для девственниц, красная – для Полины, черная – для профессора Сингер, зеленая – для «эмерсоновских шлюх»… Губка цвета лаванды была совер шенно новой.

«Девственная губка для девственницы… Занятно».

Опять ее мысли несутся не в ту сторону! Габриель ведь нe однократно просил у нее прощения и убеждал воздержаться от поспешных выводов о нем. А она именно этим и занима ется. Увидела губку для душа и уже столько всего накрутила.

Оглядевшись, Джулия обнаружила висящий на двери белый хлопковый банный халат и пару женских шлепанцев у ванны. Явно не ее размера, да и Рейчел тоже. «Хватит отрицательных эмоций! » – одернула себя Джулия.

Несколько минут она разбиралась с кранами и рычажка ми, позволявшими регулировать температуру, напор струи и. угол подачи. Ей удалось включить только «тропический ливень». Вздохнув, она встала под его струи.

Окутанная запахом ванили и бергамота, Джулия пыталась решить важные для нее вопросы. Габриель явно настроен на разговор, причем чем скорее, тем лучше. И разговор этот бу дет тяжелым и болезненным. А что ей делать потом? Попы таться «подружиться» с ним? С какой целью?

Нет, о будущем лучше не думать, иначе эти мысли захватят ее в свой плен и заслонят прошлое. А ей обязательно нужно прояснить их прошлое, начиная с яблоневого сада и кончая его снисходительно‑ грубым отношением к ней в начале семестра. Он просто обязан все объяснить. А она должна его выслушать. Спокойно, не делая поспешных выводов. Ну а по том она скажет ему все, что о нем думает.

Да, им обоим будет больно. И от этого ей стало грустно. Она всегда мечтала о настоящих романтических отношениях. Она страстно желала любить и быть любимой. А Габриель, умный, красивый и богатый, хотя и вырос в замечательной приемной семье, похоже, на настоящие романтические отношения не способен.

Отношения ее родителей были далеки не только от романтизма, но и от нормальности. А те, что она наблюдала потом,

когда родители расстались и она уехала жить к матери… целая вереница случайных мужчин, не очень‑ то стеснявшихся присутствия ребенка. Джулия подумала об отношениях ее отца с Деб Ланди. Пожалуй, их можно было назвать нормальными, по уж слишком много в них холодности и отстраненности.

«А Габриель? Наверное, его любовь обжигает, как солнечные лучи… Если он вообще способен кого‑ то любить. Секс для него предпочтительнее любви. Возможно, он соединяет одно с другим. Но что хуже: думать, будто секс и есть любовь? Или что одно можно отделить от другого и выбрать секс? »

Джулия стояла под теплымй струями «тропического Ливии», пытаясь привести свои мысли в порядок. «Вдруг я просто недостойна даже частички такой любви, какая была между

Грейс и Ричардом? У них был идеальный брак. Наверное, и между ними возникали разногласия, но они никогда не кричали друг на друга. Даже голоса не повышали. А их любовь… Она ощущалась сразу».

Выйдя из душа, Джулия надела халат Габриеля и закутала белым полотенцем влажные волосы. Правда, халат совершенно не пах Габриелем. Стуча шлепанцами, она отправилась и спальню подыскивать себе одежду. В верхнем ящике комола нашлись вполне подходящие ей носки, белая футболка и трусы с эмблемой Принстона. Затем Джулия отправилась в огромную гардеробную, включила там свет и увидела акку‑ ратнейшим образом разложенную и развешанную одежду.

Почти все его свитеры и кардиганы были кашемировыми и почти все – от Лоро Пьяна. Обнаружив знакомый темно‑ зеленый свитер, Джулия очень обрадовалась Она боялась, что

Габриель не станет возиться с химчисткой. Свитеру вернули его прежнее состояние, и он снова пах одеколоном «Арамис» и Габриелем. Значит, Габриель надевал этот свитер.

Джулия уже хотела уйти, как вдруг заметила… те самые фотографии! Габриель не прятал их, а просто засунул в дальний угол, под вешалки с его спортивными куртками и пиджаками. Вот эта фотография висела рядом с кроватью. Нежности в ней было куда больше, чем эротики.

«Напрасно он стыдится этого снимка». Джулия сравнила женскую спину на фото со своей. «Надеюсь, что моя не ху же». Джулии вдруг захотелось, чтобы однажды Габриель по смотрел на нее так, как незнакомый мужчина со снимка смотрел на незнакомую женщину.

Джулия вернулась в ванную и критически оценила свое отражение в зеркале. Бледная, усталая, с темными кругами под глазами. И глаза не лучше, остекленевшие, а на шее про свечивают вены. Вот они, следствия двухнедельных пережи ваний, плохого сна и скверного отношения к своему желудку. Даже контраст между бледным лицом и темными волосами не спасал положения. Можно было бы прибегнуть к косме тике, но ее здесь не было. Похоже, Рейчел не пожелала снабжать косметикой гостей на одну ночь. И правильно сделала. Джулия оделась и прошла на кухню. Габриель еще не вер нулся. Тогда она запихнула свою грязную одежду в рюкзак и достала из него мобильник. Устроившись на барном стуле, Джулия решила быстренько проверить голосовую почту. Сообщений от Пола было целых пять, а их тон становился все тревожнее. Последнее он отправил, стоя на крыльце ее дома и нажимая кнопку домофона с номером ее квартиры.

«Scheisse! » Она не могла рассказать Полу о том, что произошло, но и игнорировать его послания тоже не могла. Джу лия на скорую руку состряпала извинения и отправила эсэ мэску:

Пол, привет! Сигнала не слышала. Похоже, у меня что‑ то с домофоном.

Эмерсон отчитал по первое число, но выгонять не собирается (уф! ). Придется искать нового руководителя. Этим и занимаюсь, вплотную. Потом поговорим. Спасибо за поддержку. Джулия

Джулия надеялась, что пока такого объяснения Полу хва тит, а потом она придумает еще что‑ нибудь. Сначала нужно поговорить с Габриелем.

Кажется, вчера Габриель сказал, что вложил в конверт не только ее черный кружевной лифчик, но и ее iPod. Джулия вытащила злополучный конверт. Так и есть! Она достала iPod

и первым делом проверила папку с недавно сделанными загрузками. Оказалось, Габриель пополнил ее фонотеку двумя вещами.

Первая была песней, написанной Лориной Маккеннитт. Джулия включила ее и услышала сильный, завораживающий женский голос, поющий знакомые слова из эпилога шекспировской «Бури»:

Но, возвратив свои владенья И дав обидчикам прощенье,

И я не вправе ли сейчас Ждать милосердия от вас?

Итак, я полон упованья,

Что добрые рукоплесканья Моей ладьи ускорят бег.

Я слабый, грешный человек,

Не служат духи мне, как прежде.

И я взываю к вам в надежде,

Что вы услышите мольбу,

Решая здесь мою судьбу.

Она прослушала эту песню дважды, потрясенная словами и музыкой. Когда‑ то давно Грейс говорила ей, что Габриель способен на сильные чувства и переживания. Потом Джулия сама убедилась в этом, проведя с ним вечер и ночь в яблоневом саду. Тогда он смотрел ей в глаза так, словно она была первой женщиной, которую он увидел.

– А вот и я!

Джулия вскрикнула, по‑ детски зажав рот ладошкой. У нее за спиной стоял Габриель, держа в одной руке три небольших бумажных пакета, а в другой – букет фиолетовых ирисов. Габриель странно посмотрел на ее iPod и улыбнулся.

Джулия улыбнулась в ответ. Габриель наклонился к ней и поцеловал в обе щеки. Джулия думала, что он поцелует ее в губы, и уже хотела для вида надуться. Но даже от прикосновения к щекам между ними проскочила знакомая искра, заставив ее сердце колотиться, как вчера. Джулия густо покраснела и опустила глаза.

– Доброе утро, Джулианна. Рад, что ты осталась. Как спала? – заботливо спросил Габриель.

– Сначала плохо. Потом… хорошо.

– Вот и я тоже, – сказал он, кладя пакеты и цветы на барную стойку и бросая выразительные взгляды на ее пальцы.

Джулия вздрогнула, вспомнив, как эротично он слизывал с ее пальцев шоколадные крошки.

– Тебе холодно?

– Нет.

– Но ты вся дрожишь. – Габриель сдвинул брови. – Неужели мое присутствие заставляет тебя дрожать?

– Слегка. А что ты купил? – поинтересовалась Джулия, не желая углубляться в эту тему.

– Пирожные и багет. Тут на углу есть французская кон‑ дитерская. Их шоколадный хлеб славится на весь город. А еще я купил сыр, фрукты и сюрприз.

– Какой сюрприз? – поводя носом, спросила Джулия.

– Если я скажу, то это перестанет быть сюрпризом.

Джулия округлила глаза, и Габриель, не выдержав, рассмеялся.

– «Baci», – ответил он, и Джулия замерла в нерешительности.

«Поцелуи? »

Габриеля потрясла ее реакция. Он не понимал, что с нею происходит. Тогда он достал что‑ то из пакета и, держа на вытянутой ладони, поднес к носу Джулии так, как обычно подносят яблоко лошади, когда хотят ее похвалить.

Однако Джулия лишь смотрела на завернутую в фольгу маленькую шоколадку.

– Я думал, ты их любишь, – огорченно произнес Габри ель. – Помню, когда Антонио в ресторане угостил тебя такой же, ты сказала, что просто обожаешь их.

– Обожаю. Но разве ты забыл, что мне нельзя брать шоколад от мужчин? Ты сам запретил, когда водил нас с Рейчел в «Лобби». – Говоря так, Джулия схватила конфету, быстро развернула ее и отправила в рот.

– Я тебе ничего не запрещал.

– Ты что, шутишь? – спросила она, быстро расправляясь с шоколадным лакомством.

– Нет.

– Замечательно. Ты еще назовись инопланетянином и скажи, что только сегодня прилетел на Землю.

– Очень смешно, Джулианна, – сказал Габриель, которому вовсе не нравился такой поворот их разговора. – А если серьезно? Ты действительно считаешь, что я тебе на каждом шагу приказываю?

– Габриель, ты бы и рад не приказывать. Но у твоих глаголов почему‑ то всегда только одно наклонение – повелительное. Сделай это, сделай то, иди сюда. Кстати, у вас с Молом есть общая черта. Вы оба считаете меня зверюшкой или из зоопарка, или из детской книжки.

При упоминании Пола Габриель нахмурится еще сильнее:

– Если ты о вчерашней лекции, так я просто был вынужден вмешаться. Ситуация становилась неуправляемой. Я пытался защитить нас обоих. К тому же нам надо было поговорить. Джулианна, я столько дней просил тебя о разговоре, но ты с презрением отказывалась встретиться.

– Я отказывалась? С тобой как на американских горках. Только там видно, где подъем, а где спуск. А у тебя полная непредсказуемость. То ты сама нежность и забота, от которых дух захватывает. И вдруг тебя словно подменили. Скажешь

такую гадость, так вдаришь, что бежать от тебя хочется, что‑ бы по стенке не размазал…

Габриель смущенно откашлялся:

– Я прошу прощения за каждый момент, когда был груб и жесток с тобой. Я не имел права так себя вести. – (Джулия

что‑ то пробормотала. ) – Джулианна, иногда мне с тобой бывает трудно говорить. Не могу понять, о чем ты думаешь. Между прочим, когда ты сердишься, то становишься более открытой и общительной. Как сейчас.

– Я не сержусь, – фыркнула она.

– Тогда поговори со мной хотя бы чуть‑ чуть. – Его голос вновь стал нежным. Он даже рискнул провести пальцами но се длинным, еще не успевшим высохнуть волосам. – Ты пахнешь ванилью, – прошептал Габриель.

– Это твой шампунь.

– Значит, ты считаешь меня властным?

– Да.

– Привычка, – вздохнул Габриель. – Когда годами живешь один, перестаешь следить за своими эмоциями. За речью. Но в дальнейшем я обязательно буду следить и за мане‑ рами, и за словами. Что касается Пола и прозвища, которым он тебя наградил… мне оно кажется оскорбительным. Кро лики зачастую оканчивают свой путь у нас на тарелке. Я не хочу, чтобы тебя продолжали называть Крольчихой. Но что плохого в слове «котенок»? Мне оно казалось… безобидным и приятным.

– Особенно когда этому котенку двадцать три года и он пытается серьезно заниматься наукой.

– А как насчет того, кому тридцать три и кто видит в те бе умную, привлекательную и сексапильную женщину?

– Габриель, не насмехайся надо мной. Это жестоко, отпарировала Джулия.

– Я бы никогда не позволил себе насмехаться над то бой… Джулианна, ну посмотри на меня. – Габриель ждал, когда же она поднимет глаза, но Джулия упорно смотрела в пол. – Хочу повторить: у меня и в мыслях не было насме хаться над тобой. Когда девушке говорят, что она умна, красива и сексапильна, в чем здесь насмешка?

Джулия поморщилась и отвернулась.

– Между прочим, «котенок» – слово из лексикона влюб ленных.

Джулия покраснела, и, чтобы ее не смущать, Габриель стал раскладывать купленные деликатесы.

– Знаешь, как мне было радостно, что ты спала в моих объятиях? Я могу лишь благодарить тебя за такую ночь.

Джулия по‑ прежнему избегала его глаз.

– Ну пожалуйста, посмотри на меня.

Когда их глаза встретились, вид у Габриеля был встрево женный.

– Послушай, может, тебе задним числом стыдно, что ты сама пришла ко мне в постель? – (Она покачала головой. )

А мне это напомнило нашу первую ночь, которую мы провели вместе.

– Мне тоже, – прошептала она.

– Жаль, что сегодня, когда ты проснулась, меня не было рядом. Я встал рано. Ты еще крепко спала. Мне сразу вспомнился рисунок Леонардо да Винчи «Голова женщины». Видела бы ты себя! Твоя голова лежала у меня на плече. Сама безмятежность. Это было невероятно красиво. – Габриель перегнулся через барную стойку и нежно поцеловал Джулию в лоб: – Значит, спала хорошо?

– Даже очень. А зачем ты зажигал свечи в спальне?

– Ты говорила про тьму. Помнишь? Мне захотелось, чтобы ты видела репродукцию с картины Холидея и меня. Я не шал, как тебе будет в эту ночь. Боялся, что убежишь.

– Мне очень понравились свечи в спальне. Это ты здорово придумал. Спасибо.

Его рука застыла у нее на щеке. Синие глаза жгли так же, как и вчера.

– А знаешь, Джулианна, я хороший любовник. Во всех смыслах этого слова.

У Джулии перехватило дыхание.

– Но почему ты меня так невзлюбил… с самого начала семестра?

– Я тебя не невзлюбил. Просто накануне у меня были не‑ приятности, и я никак не мог прогнать мысли о них. Нервничал. Твое лицо показалось мне знакомым. Я захотел получше тебя разглядеть, потому и задал вопрос. Но ты что‑ то усердно писала. Мне показалось, что ты просто меня игнорируешь. И тогда я сорвался. Я не привык, чтобы меня игнорировали, да еще на моем семинаре. – (Джулия слегка закусила губу. ) – Знаю: меня это не оправдывает. Я лишь пытаюсь тебе объяснить. Даже когда я просто смотрю на тебя, во мне вскипают очень сильные чувства. Не знаю, откуда они появляются. А тогда мне такое состояние очень не понравилось. Я попытался загородиться презрительной насмешливостью, которая быстро превратилась в нечто саркастическое и злобное. Я тебе рассказываю все как есть. Не подумай, что пытаюсь оправ‑ даться. – Габриель осторожно дотронулся до ее закушенной губы. – Ну что ты терзаешь губы? Они у тебя такие красивые.., А за свою грубость я в тот день был очень жестоко наказан, Мне позвонил Скотт и сообщил о смерти Грейс. Он сказал, что она умерла, шепча мое имя, поскольку меня не было ря дом. Он кричал, что я омрачил ей последние минуты жизни.

Джулия порывисто схватила его руку и поцеловала:

– Я тебе очень сочувствую.

Они целовались, перегнувшись через барную стойку, пока у обоих не затекли ноги.

– А я есть хочу, – первой не выдержала Джулия.

– Тебя покормить?

Джулия кивнула. От мыслей о вчерашнем кормлении ей стало жарко.

– Латте или эспрессо? – спросил Габриель, подходя к кофемашине.

– Лучше латте.

– Пока я готовлю кофе, пожалуйста, поставь цветы в воду. В столовой, на буфете, есть хрустальная ваза. Можешь по ставить ирисы на место вчерашних гиацинтов. Выбор целиком за тобой.

Джулия сходила за вазой.

– Ты вчера на ночь слушал музыку. Мне понравилась.

– Классическая музыка успокаивает. Надеюсь, тебе она не помешала.

– Ничуть. А почему ты выбрал ирисы?

– Флер‑ де‑ лис, – просто ответил он, ставя перед Джу‑ лией латте в чаше, как принято в Париже. – И потом, я знаю, что фиолетовый – твой любимый цвет.

– И еще, это мой любимый цветок, – застенчиво при зналась Джулия.

– Мой, между прочим, тоже. Ведь это символ Флорен

ции. У ирисов есть еще одно символическое значение. Специально для тебя, – подмигнул ей Габриель и стал готовить завтрак.

Естественно, Джулия покраснела. Она сразу поняла на мек. В Средние века ирис называли цветком Девы Марии,

символизирующим непорочность. Своим подарком Габриель воздавал должное ее чистоте. Странное поведение для мужчины, мечтающего уложить ее в постель не только для совместного сна.

«А может, он действительно считает, что вначале мы должны стать друзьями? »

Джулия унесла цветы и кофе в столовую. Там она села и, потягивая душистый напиток, стала обдумывать, какие слова скажет ему, когда у них начнется разговор.

Вскоре к ней присоединился и Габриель. Он принес завтрак, сервировал стол и сел рядом.

– Buon appetito, – сказал Габриель.

Так вкусно она никогда не ела, разве что в Италии. Фрукты, шоколадный хлеб, ломтики багета, сыр трех сортов: бри, мимолет и горгонзола. Габриель даже украсил тарелки петрушкой и кружочками апельсина.

Потом Габриель поднял свой фужер и подождал, пока Джулия сделает то же самое.

– Это «Беллини», а не «Мимоза». Я решил, он тебе понравится больше.

Они чокнулись, и Джулия сделала маленький глоток из фужера. «У коктейля вкус искрящегося персика», – подумала она. Значительно приятнее, чем апельсиновый сок. Ее лишь удивило, что сегодня Габриель не ограничился минеральной водой.

– Ты в этом очень искусен, – сказала она.

– Искусен в чем?

– В игре под названием «Обольщение через еду». Уверена, твои ночные гости с неохотой покидали этот дом.

Габриель почти бросил вилку и вытер губы.

– У меня нет привычки ублажать ночных гостей. Особенно такой изысканной едой, как эта. – Он посмотрел на Джу‑ лию. – Я думал, ты сразу поймешь, что ты особенная и что к тебе я отношусь совсем по‑ другому. Как видно, ошибся, – тихо добавил он, качая головой.

– Ты сказал, что нам надо поговорить, – напомнила Джулия, торопливо меняя тему.

– Да, надо. – Какое‑ то время он пристально вглядывал‑ ся в лицо Джулии. – Мне нужно задать тебе несколько вопросов, а также кое‑ что рассказать.

– Попахивает допросом,

– Странная у тебя фантазия, Джулианна. Почему тебя настораживают вопросы? Когда мы впервые встретились, | моя голова плохо соображала. Прости, если тебя удивляет мое желание получить более ясное представление о том, что же тогда произошло. – В тоне Габриеля появился легкий сарказм.

Джулия вонзила вилку в сочную клубничину. Брызнул сок. «Хорошо. Пусть задает вопросы. У меня тоже есть о чем его спросить. Посмотрим, как он воспримет мои вопросы».

– Прежде чем мы начнем, нам нужно условиться об ос новных правилах. Сначала я хотел бы прояснить некоторые моменты прошлого, а потом уже говорить о настоящем или будущем. Согласна?

– Согласна.

– Обещаю, что весь этот разговор останется только меж‑ ду нами. Надеюсь, ты дашь мне такое же обещание.

– Конечно.

– Хочешь что‑ нибудь добавить к основным правилам?

– Только то, что мы будем говорить друг другу правду.

– Абсолютно согласен. Скажи, сколько тебе было, когда мы впервые встретились?

– Мы с Рейчел – ровесницы, – уклончиво ответила Джулия, но после сердитого взгляда Габриеля добавила: – Семнадцать.

– Семнадцать?

Габриель выругался сквозь зубы и почти залпом осушил фужер. Джулию его поведение очень удивило и даже насто‑ рожило.

– А зачем ты приходила ко мне в тот вечер?

– Я пришла вовсе не к тебе. Меня пригласили на обед.

В дверях я столкнулась с Рейчел и Эроном. Оба были напуганы погромом в доме и не хотели оставаться. Я услышала шум на заднем крыльце, вышла и увидела тебя.

Габриель задумался, а затем спросил:

– И ты знала, кто я?

– Знала. Кларки постоянно говорили о тебе.

– То есть ты знала, что я куча дерьма?

– Этого я от них никогда не слышала. Во всяком случае, в моем присутствии о тебе говорили только хорошее. Даже потом, после того дня.

– А что случилось на следующее утро?

Джулии очень не хотелось отвечать на этот вопрос. Она взялась за пирожное, надеясь, что Габриель не заставит ее отвечать с полным ртом.

– Джулианна, я спрашиваю не ради праздного любопытства. Я хочу знать, что было утром. У меня очень размытые воспоминания.

Глаза Джулии гневно сверкнули. Она с трудом проглоти‑ ла кусок пирожного и ответила:

– Действительно? Что ж, позволь тебя просветить. Я проснулась перед восходом солнца. Одна. Посреди леса. Решила,

ч го ты меня бросил, и жутко испугалась. Схватила плед и пошла прочь. Дороги я не запомнила, к тому же было еще темно. У меня началась истерика. Часа два я бродила сама не знаю где. Каким‑ то чудом меня вынесло на тропку к дому твоих родителей. А я уже думала, что пропаду в этом лесу. – Даже сейчас, шесть лет спустя, Джулию трясло от воспоминаний.

– Так вот куда ты делась, – прошептал Габриель.

– Что ты там шепчешь?

– Понимаешь, я никуда не исчезал.

– Да? И как это понимать?

– Теперь послушай меня. Я проснулся раньше тебя. Ты крепко спала в моих объятиях, и я не хотел тебя будить. Но мне необходимо было облегчиться. Потом я решил выкурить сигарету и набрать нам яблок на завтрак. Когда я вернулся, тебя уже не было. Я подумал, что ты отправилась в дом Кларков, и поспешил туда. Но тебя и там не было. Я подумал, что ты меня бросила. Тогда я забрался на второй этаж и с досады начал крушить мебель в своей бывшей комнате.

– Ты подумал, что я от тебя ушла?

– Да, – не сводя с нее глаз, ответил он.

– Неужели ты не слышал моих криков? Я звала тебя. Орала во все горло: «Габриель! Габриель! »

– Честное слово, не слышал. Наверное, похмелье приту пило мне слух. Или тебя занесло куда‑ то в сторону.

– Ты сказал – решил выкурить сигарету? Но пока ты был со мной, ты не курил, – скептически заметила ему Джу лия.

– Держался. Не хотел, чтобы ты вдыхала табачный дым Кстати, потом я вообще бросил курить.

– А почему ты не пытался меня найти? – спросила она,

Габриель виновато отвел глаза.

– Я заснул в своей бывшей комнате прямо на полу. Ко гда Ричард меня растолкал, был уже день. Он сказал, что ждет от меня объяснений по поводу того кошмара, что я учинил в их доме. Когда я спросил у него про Беатриче, Ричард назвал это пьяным бредом.

– А Рейчел?

– Я уехал до ее возвращения. Рейчел тогда очень сильно на меня рассердилась и несколько месяцев вообще не желала со мной разговаривать.

– Габриель, зачем ты мне врешь? Когда я проснулась, рядом лежала твоя куртка. Я взяла ее и вместе с пледом при несла в дом Кларков. Свернула, положила на крыльце, поверх пледа. Вот тебе и подсказка. И неужели никто не видел мой мопед?

– Я не вру. Может, Кларки и видели. Куртку мне отдала Грейс и тоже ничего не сказала. Тогда я начал думать, что пережил сильнейшую галлюцинацию, приняв иллюзорную Беатриче за живую девчонку.

– Как ты мог поверить в галлюцинацию? Ты же был но настолько пьян.

Габриель закрыл глаза и сжал кулаки. Джулия молча наблюдала, как пульсируют вены на его руках. Наконец он открыл глаза, но его взгляд уперся в стол.

– Потому что я был с похмелья, сбит с толку. Но самое скверное… я тогда сидел на коксе.

«Бум! »

Джулии показалось, что она услышала грохот. Это руши‑ лась ее романтическая сказка о прекрасном принце Габриеле, ударившись о гранитную стену реальности. Джулии стало тяжело дышать.

– Рейчел тебе не рассказывала, что спровоцировало тот погром? Ричард догадался сразу, как увидел меня в аэропорту в Гаррисбурге. Он заметил, что я как‑ то странно себя веду. Мне Ричард ничего не сказал, но перед обедом порылся в моих вещах и нашел дозу. Тогда он спросил, как это понимать.

Я ответил, что моя личная жизнь его не касается. Чем больше он говорил, тем сильнее меня злили его слова… Остальное ты знаешь.

Джулия зажмурилась и обхватила голову руками. Габриель сидел, терпеливо дожидаясь, пока она заговорит.

– Значит, кокаин, – прошептала она.

– Да.

– Это что же, я целую ночь провела в лесу наедине с два‑ дцатисемилетним наркоманом? А утром у него к похмелью добавились ломки? Боже мой, какая же я была дура!