Сенкевич Генрик 4 страница

- Добрая пани, что и говорить! - весело сказал Бартек.

- Выйдешь, смотри поклонись ей в ноги, поклонись, а не то я тебе твою рыжую башку оторву! Только бы бог урожай дал! Видишь теперь, откуда спасение? От немцев? Дали они тебе хоть грош за твои дурацкие медали? А? По башке вот дали - и дело с концом. В ножки поклонись пани, я тебе говорю!

- Почему ж не поклониться! - бойко ответил Бартек.

Судьба, казалось, снова улыбалась победителю. Через несколько дней ему заявили, что по болезни его освобождают до самой зимы. Однако перед этим ландрат велел ему явиться к себе. Бартек повиновался, но душа у него снова ушла в пятки. Тот самый мужик, который с одним только ружьем захватывал знамена и орудия, боялся теперь больше смерти любого мундира; в душе его появилось глухое бессознательное чувство, что его преследуют, что с ним могут сделать, что захотят, что есть над ним какая-то огромная сила, враждебная и злая, которая сотрет его, вздумай он оказать малейшее сопротивление! И вот не дыша он стоял перед ландратом, как некогда перед Штейнмецем: руки по швам, втянув живот и выпятив грудь колесом. Кроме ландрата, тут было еще несколько офицеров: война и военная дисциплина вновь воочию предстали перед Бартеком. Офицеры смотрели на него через золотые пенсне гордо и презрительно, как и подобает смотреть прусским офицерам на простого солдата и вдобавок польского мужика; он продолжал стоять навытяжку, а ландрат что-то говорил повелительным тоном. Он не просил, не уговаривал, а приказывал и угрожал. В Берлине умер депутат, назначены новые выборы.

- Du polnisches Vieh*, попробуй только голосовать за пана Яжинского, попробуй!

______________

* Ты польская скотина (нем. ).

Тут брови офицеров сдвинулись, образуя грозные львиные складки. Один, откусывая кончик сигары, повторил за ландратом: " Попробуй! " А у героя Седана и дух замер. Услышав, наконец, желанное " пошел вон! ", он, сделав полоборота налево, вышел и вздохнул с облегчением. Ему было приказано голосовать за пака Шульберга из Большой Кривды. Над приказом он не раздумывал, но дышал с облегчением, потому что шел в Гнетово, потому что к жатве он будет дома, потому что пан обещал заплатить Юсту.

Вот и последние городские дома. Вокруг раскинулись желтеющие поля. На ветру колыхались тяжелые налитые колосья и, задевая друг друга, шелестели сладким для мужицкого слуха шелестом. Бартек был еще слаб, но солнце пригревало его. " Эх, хорошо жить на свете, - думал измученный солдат. - И до Гнетова уже недалеко".

Выборы! Выборы! Головка пани Марии Яжинской занята только ими; ни о чем другом она не думает, не говорит, не мечтает.

- Вы, пани, великий политик, - говорит ей сосед-шляхтич, припадая губами к ее маленьким ручкам, а " великий политик" краснеет, как вишня, и отвечает с пленительной улыбкой:

- О, мы агитируем как только можем!

- Пан Юзеф будет депутатом! - с уверенностью говорит шляхтич, а " великий политик" отвечает:

- Я бы очень хотела этого, и не только ради Юзя, но (тут " великий политик" совсем неполитично краснеет как рак) ведь это общественное дело.

- Настоящий Бисмарк! Как бог свят! - восклицает шляхтич и снова целует маленькие ручки, после чего они начинают совещаться о методах агитации.

Шляхтич берет на себя Нижнюю Кривду и Убогово (Большая Кривда для них потеряна, так как принадлежит пану Шульбергу), а пани Мария намерена заняться прежде всего Гнетовом. У нее уже головка разламывается от множества забот. Но она не теряет времени. Каждый день ее можно видеть на улице, когда она обходит хаты. Одной рукой она поднимает платье, а другой держит зонтик, а из-под платья выглядывают маленькие ножки, которые бодро топочут, преследуя великие политические цели. Пани Мария заходит в хаты, говоря по дороге всем, кого видит за работой, " бог в помощь". Она навещает больных, привлекает на свою сторону людей, помогает, где может. Несомненно, она бы делала это и без политики, потому что у нее доброе сердце, но ради политики - тем более. Чего бы она только не сделала ради этой политики? Она только не смеет признаться мужу, но ей страшно хочется поехать на крестьянский сход, и она даже придумала речь, какую следовало бы произнести на этом сходе. Что это за речь! Что за речь! Правда, она вряд ли осмелилась бы ее произнести, но если бы осмелилась, ну-ну! Зато когда до Гнетова дошло известие, что власти разогнали сход, " великий политик" разревелся с досады в своей комнате, разорвал платок и весь день ходил с красными глазами. Напрасно муж просил ее не " безумствовать" до такой степени. На следующий день агитация в Гнетове велась с еще большей Горячностью. Теперь пани Мария ни пред чем не отступает. В один день она успевает побывать в двадцати хатах и везде так громко бранит немцев, что мужу приходится ее останавливать. Но опасности тут нет никакой. Люди встречают ее с радостью, улыбаются ей и целуют руки, потому что она такая красивая, такая розовая, что у всякого, кто ее видит, на душе светлей. Доходит черед и до Бартековой хаты. Лыска ее не пускает, но Магда сгоряча стукает его поленом по голове.

- Ох, ясная пани! Золото мое, красавица, ягодка моя! - восклицает баба и припадает к ее руке.

Бартек согласно уговору с женой бросается пани в ноги, маленький Франек сначала целует ей руку, потом запускает палец в рот и погружается в восторженное созерцание.

- Я надеюсь, - говорит, поздоровавшись, молодая пани, - я надеюсь, Бартек, что ты будешь голосовать за моего мужа, а не за пана Шульберга.

- Зоренька моя, - восклицает Магда, - да кто же здесь станет голосовать за Шульберга, чтоб его паралич разбил! - Тут она целует у пани руку. - Не гневайтесь, моя ясная пани, но как станешь говорить о немцах, язык свой не удержишь.

- Муж мне сказал, что заплатит Юсту.

- Благослови его бог! А ты что стоишь, как пень? - обращается Магда к мужу. - Он, пани, у меня неразговорчивый.

- Так будете голосовать за моего мужа? - спрашивает пани. - Да? Вы поляки, мы поляки - будем поддерживать друг друга.

- Да я ему голову оторву, если он не будет за пана голосовать, говорит Магда. - Ну, что ты стоишь, как пень? Уж очень он у меня неразговорчивый. Да ну, пошевеливайся!

Бартек снова целует у пани ручку, но упорно молчит и мрачнеет, как ночь. В мыслях у него ландрат.

* * *

Наконец наступает день выборов. Пан Яжинский уверен в победе. В Гнетово съезжаются соседи. Они уже вернулись из города, уже проголосовали и теперь ждут в Гнетове известий, которые должен привезти ксендз. Потом будет званый обед, а вечером Яжинские поедут в Познань и затем в Берлин. Некоторые деревни избирательного округа голосовали еще вчера. Сегодня будут известны результаты. Настроение у всех превосходное. Молодая пани слегка возбуждена, но полна надежд. Она улыбается и принимает гостей с таким радушием, что все как один признают: пан Яжинский нашел в Царстве Польском настоящее сокровище. Правда, это сокровище не может спокойно усидеть на месте, перебегает от одного гостя к другому и заставляет каждого по сто раз повторять, что " Юзе будет избран". Но, право, она не честолюбива и не из тщеславия хочет стать женой депутата: ее юной головке пригрезилось, что ей с мужем действительно предстоит исполнить некую важную миссию. Сердечко у нее бьется совсем как под венцом, и радость озаряет красивое личико. Ловко лавируя между гостями, она подходит к мужу, тянет его за рукав и шепчет ему на ухо, как ребенок, который хочет подразнить: " Господин депутат! " Он улыбается, и оба невыразимо счастливы. Обоим хочется как следует расцеловаться, но при гостях неловко. Все поминутно поглядывают в окно, так как дело действительно серьезное. Умерший депутат был поляк, и немцы впервые в этом округе выставляют своего кандидата. По-видимому, победоносная война придала им храбрости, и именно поэтому собравшимся в гнетовской усадьбе так важно, чтоб был выбран их кандидат. Еще до обеда гремят патриотические речи. Молодая пани к ним не привыкла, поэтому они ее особенно волнуют. Минутами ее охватывает беспокойство: а что, если при подсчете голосов устроят какое-нибудь мошенничество? Но ведь в комитете заседают не только немцы? Старшие гости объясняют пани, как производится подсчет голосов. Она слышала это уже сотни раз, но хочет услышать еще. Ах, ведь сейчас решается, будет иметь население в парламенте защитника или врага! Это скоро станет известно, даже очень скоро, так как на дороге вдруг подымается облако пыли. " Ксендз едет! Ксендз едет! " - повторяют присутствующие. Пани бледнеет. Все заметно взволнованны. Несмотря на уверенность в победе, последняя минута заставляет сильнее биться сердца. Но нет, это не ксендз, это приказчик приехал верхом из города. Может быть, он что-нибудь знает? Вот он привязывает лошадь и быстро идет к дому. Гости с хозяйкой во главе выбегают на крыльцо.

- Есть известия? Есть? Выбран наш пан? Что? Да поди сюда! Ты наверно знаешь? Результаты объявлены?

Вопросы сыплются градом, мужик бросает шапку в воздух.

- Наш пан выбран!

Пани опускается на скамейку и прижимает руку к трепещущей груди.

- Виват! Виват! - кричат соседи. - Виват!

Из кухни высыпает прислуга.

- Виват! Немцы побиты! Да здравствует депутат! И пани депутатша!

- А ксендз? - спрашивает кто-то.

- Сейчас приедет, - отвечает приказчик, - последние голоса подсчитывают...

- Подавайте обед! - кричит пан депутат.

- Виват! - повторяют соседи.

Все возвращаются в залу. Теперь гости уже спокойно поздравляют пана и пани, только сама пани не может сдержать свою радость и на глазах у всех бросается мужу на шею. Однако никто не видит в этом ничего предосудительного, напротив, все растроганы.

- Ну, живем еще! - говорит сосед из Убогова.

Между тем у крыльца раздается стук экипажа, и в залу входит ксендз, а за ним старый Мацей из Гнетова.

- Ждем, ждем вас! - кричат собравшиеся. - Ну, каким большинством?

Ксендз с минуту молчит и вдруг словно в лицо этой всеобщей радости бросает резко и коротко два слова:

- Избран... Шульберг.

Минута изумления, град тревожных, торопливых вопросов, на которые ксендз снова отвечает:

- Избран Шульберг!

- Но как? Что случилось? Каким образом? Приказчик ведь говорил совсем другое. Что же случилось?

В эту минуту пан Яжинский выводит из залы бедную пани Марию, которая кусает платок, чтоб не разрыдаться или не упасть в обморок.

- Какое несчастье! Вот несчастье! - повторяют гости.

Вдруг с другого конца деревни доносится какой-то неясный гомон, как будто возгласы радости. Это гнетовские немцы торжествуют свою победу.

Супруги Яжинские снова возвращаются в залу. Слышно, как молодой пан в дверях говорит пани: " Il faut faire bonne mine" *. Но молодая пани уже не плачет. Глаза у нее сухи, только лицо пылает.

______________

* Нужно делать хорошую мину (франц. ).

- Расскажите же, как все это случилось? - спокойно спрашивает хозяин.

- Да как же, милостивый пан, этому было не случиться, - говорит старый Мацей, - если здешние гнетовские мужики голосовали за Шульберга.

- Кто же?

- Как? Здешние?

- А то как же! Я сам видел, да и все видели, как Бартек Словик голосовал за Шульберга...

- Бартек Словик? - переспрашивает пани.

- А то как же! Теперь-то его все ругают, баба его ругает, а мужик катается по земле, плачет. Но я сам видел, как он голосовал...

- Такого из деревни надо гнать! - говорит сосед из Убогова.

- Да ведь все, милостивый пан, - говорит Мацей, - все, кто был на войне, голосовали, как он. Говорят, будто им приказали...

- Злоупотребление! Форменное злоупотребление! Неправильные выборы! Насилие! Мошенничество! - слышатся возмущенные голоса.

Невеселый обед был в тот день в гнетовской усадьбе.

Вечером пан и пани уехали, но уже не в Берлин, а в Дрезден.

Между тем Бартек сидел в своей хате, несчастный, проклинаемый и отверженный всеми, - даже для собственной жены он был теперь чужим, и она за целый день не сказала ему ни слова.

* * *

Осенью бог дал урожай, и пан Юст, получивший землю Бартека, радовался выгодному дельцу.

Спустя несколько дней по дороге из Гнетова шли три человека: мужик, баба и ребенок. Мужик согнулся и был больше похож на старика нищего, чем на здорового мужчину. Шли они в город, потому что в Гнетове не могли найти работу. Лил дождь. Баба выла в голос с тоски по своей хате и родной деревне. Мужик молчал. Дорога была пустынна: ни телеги, ни человека, только крест простирал над ней свои промокшие от дождя руки. Дождь шел все сильнее. Смеркалось.

Бартек, Магда и Франек шли в город, так как герою Гравелотта и Седана предстояло еще сидеть зимой в тюрьме по делу Беге.

Пан и пани Яжинские все еще гостили в Дрездене.

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib. ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора