Сав Р Миллер 12 страница

За свою жизнь я видел много произведений искусства, все в разных вариантах этого термина, но я никогда не видел таких захватывающих дух, как она. Бледный холст ее гибкой плоти, расписанный доказательствами наших грехов.

‑ Я знаю много людей, Елена. Я, конечно, не сплю со всеми, кого встречаю. ‑ Прикусив, я впиваюсь зубами в толстую мышцу, идущую вверх по боковой стороне ее горла, притягивая ее к себе, когда она дергается от натиска боли.

‑ Она и меня знала, ‑ шепчет Елена, сжимая пальцами воротник моей рубашки. ‑ Казалось, она была очень удивлена, что я не смогла ответить ей тем же. И это просто заставило меня понять...

Когда она замолкает, я отстраняюсь, пока наши носы не соприкасаются, ожидая большего.

‑ Что?

‑ Я едва знаю тебя, ‑ говорит она, и хотя это произносится со всей мягкостью, на которую она способна, я не упускаю скрытый под ее поверхностью подтекст. Обвинение все еще звучит в ее тоне, как будто она хочет поверить в меня, но не может полностью заставить себя.

Мой следующий вдох похож на попытку проглотить горячие угли, и я медленно выдыхаю его через нос, сосредоточившись на ровном биении ее пульса у основания горла.

Мой язык заплетается, когда я говорю, и это препятствие, которое я должен обойти.

‑ Что ты хочешь знать?

Каким‑ то образом, еще до того, как она снова откроет рот, я знаю, что ее ответ будет всем.

Материал принадлежит группе

https: //vk. com/ink_lingi

Копирование материалов строго запрещено.

ГЛАВА 24

Елена

Каким‑ то образом, еще до того, как он вообще что‑ то скажет, я знаю, что на самом деле он не собирается рассказывать мне все.

Зачем раскрывать все свои ходы, когда игра еще далеко не закончена?

Кэл передвигаете меня к себе на колени, маневрируя так, чтобы моя задница лежала на его бедре, частично опираясь на стул, и я немного смотрю на него сверху вниз. Это похоже на молчаливое согласие, как, поскольку знает, что не может выдать мне все свои секреты, он может, по крайней мере, дать мне немного власти.

Он просовывает левую руку между моих бедер, и на секунду я думаю, что он собирается попытаться отвлечь меня, скользнув вверх и под мое платье, но он этого не делает. Его пальцы сжимаются один раз, затем расслабляются, и он смотрит на меня, как будто ждет, что я продолжу.

Я складываю руки вместе и пожимаю плечами.

‑ Честно говоря, я не знаю, с чего начать.

‑ Нам не нужно обсуждать целую жизнь проблем за один день. Почему бы тебе не начать с того, что беспокоит тебя больше всего, с незнания?

Он такой логичный, такой уравновешенный, что я почти чувствую себя глупо из‑ за того, что вообще сюда пришла. Несмотря на то, что очевидно, что мое легкое волнение было продолжением чего‑ то большего, по крайней мере для меня, смущение ткет корявый гобелен в моей груди, который невозможно игнорировать.

Я покусываю внутреннюю сторону щеки, ломая голову.

‑ Ты спишь с кем‑ нибудь еще?

‑ Тебя бы это беспокоило, если бы я спал? ‑ спрашивает он, глядя вниз на то место, где лежит его рука. ‑ По причинам... помимо риска для твоего здоровья?

Опускаю взгляд на его ключицу, выглядывающую из‑ под того места, где я стянула его рубашку, я взвешиваю последствия признания правды. О том, как я раскрываюсь перед мужчиной, который, как я уже знаю, никогда не сможет полюбить меня, и о том, каково это ‑ хоть раз истечь кровью и не позволить ему навести порядок.

Но мне всегда нравилась боль.

‑ Да, ‑ бормочу я, мой язык все еще не совсем согласен с моим сердцем.

Его пальцы сгибаются, металл его обручального кольца ледяной, когда он прижимается ко мне. Жесткий взгляд скользит по его лицу, заставляя зрачки расширяться, но в остальном он остается совершенно неподвижным.

‑ Нет. Не сплю.

Дыхание со свистом вырывается из меня, облегчение наполняет мои легкие, и я начинаю переходить к следующему вопросу, разум работает на полной скорости, когда рука на моем бедре сжимается, стреляя острой искрой боли по всей длине моей ноги.

Отпечаток расцветает ярко‑ красным, и он ослабляет хватку как раз тогда, когда я двигаюсь, чтобы оттолкнуть его, разглаживая подушечками пальцев по этому участку.

‑ Ой, ‑ говорю я, раздражение вспыхивает в глубине моего живота.

‑ Я думаю, что лучший вопрос, однако, заключается в том, почему ты думаешь, что я сплю с кем‑ то другим. ‑ Теперь его рука действительно поднимается на дюйм, кончик среднего пальца исчезает под подолом моего платья, замирая там. ‑ Неужели я не понял того факта, что наш брак настоящий?

Я качаю головой.

‑ Нет, просто...

‑ Просто что? Неуверенность? Ревность? ‑ Еще один дюйм проскальзывает мимо, и у меня перехватывает дыхание, когда он касается покрытого шрамами К. ‑ Я признаю, что твоя ревность чертовски восхитительна, малышка. От одной мысли об этом я становлюсь твердым, как чертов камень.

Словно по какому‑ то сигналу, я чувствую, как его эрекция напрягается подо мной, натягивая ткань брюк костюма. Влага собирается у меня между ног, наполняя мое тело желанием.

Приподняв брови, я отрываюсь от наблюдения за его возбуждением, по моей коже пробегают мурашки.

‑ Разве большинство людей не думают, что ревность ‑ это плохо?

‑ Возможно, менее развитые люди, чем я. Или больше, в зависимости от того, как ты на это смотришь. ‑ Я задыхаюсь, когда он проводит кончиком пальца по моей плоти, движение короткое и легкое, как будто он просто проверяет воду. ‑ Но что это говорит мне о нас, так это то, что ты такая же гребаная сумасшедшая, как и я.

Я моргаю, мое сердце на самом деле замирает в груди.

‑ Что?

‑ Мысль о том, что ты даже смотришь на кого‑ то другого, наполняет меня неописуемой болью, ‑ говорит он, подчеркивая последнее слово, засовывая палец в меня, освобождая место там, где раньше его не было. ‑ Боль, которую я не имею права испытывать, не имею права потакать ей, но, Боже, иногда я ничего не могу с этим поделать. У любого, кто посмотрит в твою сторону, я испытываю искушение вырвать его гребаное сердце. Мне нравится знать, что ты тоже это чувствуешь.

Он прижимается ко мне, медленно, сводя с ума, поглаживая, и моя голова откидывается на плечи, моя шея практически ломается пополам от внезапного веса.

Грудь поднимается и опускается в такт движению его пальца, он наблюдает за мной с приоткрытыми губами и прикрытыми веками, как будто он возбуждается с каждым прерывистым вдохом, вырывающимся из моих легких.

‑ Ты понимаешь это, малышка? ‑ говорит он, погружая в меня еще два пальца, разводя их так, чтобы я растянулась вокруг него, отчаянно желая наполниться. ‑ Никто не пробуждает во мне это чувство, так как же я мог оказаться в чужой постели? Ты заставляешь меня чувствовать...

Мой тихий вздох отвлекает его, мой оргазм накапливается у основания позвоночника, сворачиваясь так туго, что заставляет мое тело прогибаться внутрь. Хлюпающие звуки, доносящиеся оттуда, где он входит и выходит из меня, отражаются от стен офиса так громко, что я задаюсь вопросом, не впитаются ли они сквозь штукатурку и не достигнут ушей клиентов снаружи.

Каким‑ то образом, даже не убирая свои пальцы из меня, Кэл приподнимает и поддерживает меня, так что мы прижаты к двери, скользя свободной рукой по всей длине моего тела; он дергает вырез моего платья под грудью, ударяя по одному соску, прежде чем опуститься на колени.

‑ Господи, ты это слышишь? Насколько влажными тебя делают мой голос и пальцы? Ты чувствуешь, как сильно твоя сладкая маленькая киска пытается засосать меня?

На самом деле, мне трудно сосредоточиться на словах, слетающих с его губ, не говоря уже о том, как отвратительно мое тело открывается для него.

Подтягивая мое платье к талии, он смотрит на меня, темный взгляд его глаз напрягает мышцы на моей груди.

‑ Не дай ему упасть, ‑ говорит он, беря одну из моих рук и прижимая материал к моему бедру, наклоняясь так, чтобы его горячее дыхание скользило по моей киске.

‑ Кэл, там люди...

Он улыбается, дьявольски, голодно и чужеродно. Я никогда,

никогда не видела, чтобы он улыбался.

Подняв предплечье, он использует его, чтобы прижать мои бедра к двери, зажимая меня между своими губами и деревом. Я сглатываю, свирепость в его глазах скручивает мой желудок в один гигантский узел.

‑ Я хочу, чтобы они услышали, малышка. Хочу, чтобы они знали, что я делаю с тобой, что только я могу. ‑ Одно движение языка, прямо поклитору, когда он быстрее вводит пальцы, и я уже на пороге гребаного откровения. ‑ Если ты ревнуешь, то я чертов психопат.

Прижимаясь ртом к моему клитору, он выуживает стон из моего горла, обжигая мои внутренности, когда он слетает с моих губ. Двигаясь быстрыми, короткими движениями, его язык двигаться по мне, посылая электрические разряды, поющие по моим нервным окончаниям.

‑ Посмотри на меня, Елена, ‑ говорит он, кружась, его рот вибрирует на моих губах, создавая восхитительное ощущение, которое соперничает с его ласками. ‑ Смотри на своего мужа, когда приходишь к нему.

‑ О Боже. ‑ Моя голова откидывается на дверь, глаза закрываются.

‑ Я сомневаюсь, что Он мог бы тебя так отделать, ‑ говорит Кэл, прикусывая зубами мой второй пульс, привлекая меня ко вниманию. ‑ Смотри на меня.

Его команда не оставляет места для протеста, его взгляд притягивает меня и отказывается отпускать. Сомкнув свои губы вокруг меня, он засасывает мой клитор в рот, прижимая кончик языка к его вершинке.

‑ Что? ‑ хриплю я, вспоминая его незаконченное признание, мои бедра поднимаются навстречу движению, в погоне за сладким удовольствием. ‑ Что я заставляю тебя чувствовать?

Похоть вспыхивает в его радужках, затемняя их, пока они не становятся такими же черными, как его волосы, и он отпускает меня ровно настолько, чтобы на секунду освободить свой язык, оставляя меня распутной и пустой.

‑ Живым, ‑ рычит он, ныряя обратно за «едой», ради которой упал на колени. Когда он работает надо мной, насаживая меня на свои пальцы и массируя языком, моя киска дрожит, угрожая взорваться. ‑ Ты здесь? Следуй за мной, жена. Покажи мне, как я свожу тебя с ума.

Я киваю, обезумев, едва в состоянии поддерживать зрительный контакт, когда волна эйфории поднимает голову, обрушиваясь на меня с такой силой, что мое зрение раскалывается, разрываясь пополам, когда мое тело сотрясается в конвульсиях. Он набрасывается на меня, задыхаясь и постанывая, как будто я самое приятное лакомство, которое он когда‑ либо пробовал, и его звуки подстегивают меня, вызывая шок за шоком, когда мой оргазм проходит через меня.

Мое тело медленно возвращается на орбиту Земли, когда он высвобождается из меня, мои соки покрывают его рот. Он вытирает губы и проводит пальцами по шраму на моем бедре, словно выполняя какой‑ то ритуал после трапезы.

Поднимаясь на ноги, он проводит руками вниз по груди и поправляет мою юбку, оставляя мою грудь открытой воздуху. Я замечаю очертания его члена, едва сдерживаемого штанами, когда он останавливается, чтобы полюбоваться подъемом и опусканием моей груди.

‑ Какая красивая кожа, ‑ говорит он, не сводя глаз с пореза, который ему нравится рисовать каждый раз, когда мы трахаемся.

‑ Пометь ее, ‑ говорю я, мой голос едва слышен как шепот.

Его глаза встречаются с моими, пылая беззастенчивым желанием. Он тяжело сглатывает, его кадык подскакивает, и делает шаг ближе.

‑ Да? Тебе бы это понравилось?

Я киваю, облизывая губы, позволяя себе снова посмотреть между нами. Несмотря на то, что я только что кончила, мое тело воспаряет к жизни от свидетельства его возбуждения, моя киска сжимается, как будто изголодалась.

Протянув руку, он обхватывает мои груди, сжимая нижнюю часть ладонями, затем проводит большими пальцами по покрытым галькой вершинам.

‑ Тогда на колени.

Думаю, это не совсем то, что я имела в виду, думаю я, в любом случае не отказываясь отплатить за услугу. Готова сделать все возможное, чтобы этот мужчина смотрел на меня так, словно я голыми руками развесила звезды на небе.

Может быть, для человека, так привыкшего к ночной темноте, это именно то, что я сделала.

Он расстегивает брюки, медленно расстегивая молнию по одному зубцу за раз. Неглубокие вдохи вырываются из моей груди, когда я моргаю на него, рот на уровне его члена, когда он высвобождается, слегка изгибаясь вверх к его животу.

Мой рот наполняется слюной при виде его толстой, покрытой прожилками эрекции, и я немедленно наклоняюсь, чтобы поцеловать пурпурную макушку. Я не часто делала минет, так как он, казалось, несколько неохотно принимал его, но шипение, которое вырывается каждый раз, когда мой рот соединяется с ним, заставляет меня чувствовать, что я делаю что‑ то правильно.

Кэл запускает пальцы в волосы у меня над ушами, удерживая меня на месте, прижимая головку члена к моим губам.

‑ Я хочу рассказать тебе все о себе, ‑ говорит он, двигая моей головой из стороны в сторону, покрывая мою плоть жемчужными каплями преякуляции, сочащейся с его кончика. ‑ Ты заставляешь меня хотеть раскрыть все секреты, которые у меня когда‑ либо были, Елена. Это не то, что случается... ну, вообще‑ то. Не для меня.

Я не отвечаю словесно, вместо этого приоткрываю рот и беру его между губ, показывая ему, что я чувствую от его признания. И хотя я не думаю, что сегодня получу ответы на что‑ то еще, обещание, скрытое в его словах, каким‑ то образом компенсирует это.

Втягивая его глубже в рот, я провожу языком по его стволу, впадая в щеки, когда тянусь так далеко, как только могу. Его пальцы в моих волосах теплые, нежные, несмотря на учащенное дыхание и напряженный тон его слов.

‑ Я не удивлен, что у моей маленькой жены‑ шлюшки такой грязный гребаный рот, ‑ ворчит он, дергая бедрами, когда я обхватываю щель на его кончике, а затем возвращаюсь на его длину. ‑ Ты, черт, была создан для меня, не так ли? Создана взять мой член. Сотворена, чтобы быть моей маленькой шлюхой с моим членом.

Я мычу в знак согласия, его грязный рот возбуждает нетерпение в моем животе, потребность сделать это феноменально, затмевая все остальное в моем мозгу.

Мои ногти впиваются в его штаны, впиваясь в бедра, когда я пытаюсь подойти ближе, подпрыгивая вверх и вниз в такт моему второму пульсу.

‑ Прикоснись к себе, ‑ мрачно говорит он, и от этой команды у меня по спине пробегает дрожь.

Я отстраняюсь с хлопком, мои бедра сжимаются в предвкушении. ‑ Не хочу мучиться, ‑ говорю я. ‑ Не могу.

‑ Сделай это, ‑ отвечает он, с вызовом приподнимая бровь. Возобновляя силу своей хватки на моей голове, он притягивает меня к своему слюнявому члену, ударяя меня им по щеке один, два раза, прежде чем снова войти. ‑ Расслабь свое горло и поиграй со своей киской. Ты можешь сделать это для меня?

Я снова колеблюсь, мои пальцы подергиваются, но в конце концов слегка киваю. Он выдыхает, толкая свой член в заднюю часть моего горла; я прижимаю язык в последнюю секунду, его команды об расслаблении едва хватает, чтобы я могла пройти через это, и стараюсь не блевать.

Его глаза не отрываются от моих, даже когда он прижимает меня вплотную к себе, мой нос щекочет его лобковую кость. Когда становится очевидно, что он не собирается отпускать меня, пока я не прикоснусь к себе, мои пальцы скользят к верхушке бедер, проводя по мокрым складкам.

Как только я вступаю в контакт, то вздрагиваю, все еще чувствительная от оргазма, который он мне подарил. Жар заливает мое лицо, зрение затуманивается, и Кэл оттягивает меня, я отплевываясь и кашляю, когда кислород проникает в мои ноздри.

Слюна покрывает мои губы, стекает по подбородку, тонким слоем соединяя меня с ним, и я чувствую, как внутри меня нарастает знакомое давление, берущее верх над болезненностью.

Я обвожу двумя пальцами свой клитор, яростно работая, когда экстаз проходит через меня, и он тихо смеется, протискиваясь мимо моих губ и повторяя то же самое движение, лишающее воздуха.

Волна чего‑ то, что выглядит искаженным, застрявшим между болью и удовольствием, омывает его лицо, и когда он снова выходит из моего рта, вздыхая.

‑ Я собираюсь кончить, малышка. Пометить тебя, как ты просила. И ты унесёшь мою кончу на себе отсюда, как хорошая маленькая жена‑ шлюха. ‑ Он проводит большим пальцем по моему распухшему рту, и я тру себя быстрее, пытаясь добраться туда, где он находится мой оргазм. ‑ Хорошо?

Я киваю, высовывая язык в знак согласия.

Скользнув обратно, его головка упирается мне в горло, несколько раз входя и выходя, как будто готовясь к финалу. Мой клитор набухает до такой степени, что кажется, будто он вот‑ вот лопнет, высекая искры оттуда, где работают мои пальцы, а затем он нажимает входя до упора, удерживая меня на месте.

Все остальные мысли рассеиваются, когда я сосредотачиваюсь на том, чтобы расслабиться в его объятиях, впитывая соленый мускус его возбуждения и то, как его живот пульсирует от надвигающейся кульминации. Мои пальцы двигаются, растирая и разминая, в груди становится легче, дышать становится все труднее и труднее.

Я чувствую это, мое сознание проплывает мимо кончиков пальцев, просто вне досягаемости, и вместе с этим мой оргазм.

‑ Я хочу это услышать, ‑ говорит он, постукивая меня по носу. ‑ Когда ты кончаешь с моим членом в горле, я, черт, хочу это услышать.

Это начинается еще до того, как он закончил говорить, извергаясь, как вулкан, когда уголки моих глаз темнеют. Мой клитор пульсирует под давлением моих пальцев, и когда Кэл отстраняется ровно настолько, чтобы снова войти, я вскрикиваю, когда шок и восторг смешиваются в моем животе, проникая через каждый нерв в моем теле.

‑ Вот и все. ‑ Кэл стонет, звук мягкий и первобытный, и я клянусь, что чувствую, как он набухает у меня во рту, струи горячей спермы вырываются наружу, когда он кончает.

Он отстраняется от меня, в то время как поток продолжает литься, проводя своим членом по моим губам, а затем указывая вниз на мои груди, покрывая их своим семенем.

Привалившись к двери, он жадно глотает воздух, смахивая пот с того места, где он выступил на лбу.

‑ Боже. Думаю, что однажды ты можешь убить меня.

Переводя дыхание на полу, я беру минуту, чтобы собраться с мыслями. Ухмыляясь, я поднимаюсь на ноги на дрожащих ногах, оглядываясь в поисках салфетки, чтобы вытереться. Я подхожу к столу и достаю одну из коробки, но он неодобрительно щелкает языком.

‑ Что ты делаешь? ‑ Он присоединяется ко мне, забирая салфетку из моих пальцев. ‑ Ты думала, я шучу насчет того, что ты уйдешь отсюда вся в моей сперме?

Мои щеки пылают.

‑ Я просто подумала, что это было что‑ то вроде сгоряча в разгар момента.

‑ С тобой всегда самый разгар момента, ‑ говорит он, и эта странная гребаная улыбка возвращается на место, когда он засовывает мои руки обратно в платье, натягивая вырез на мою грудь. Его сперма прохладна на мягкой ткани, скрыта под ней, но я чувствую ее запах.

Я знаю, что она есть, как тайна, которую мы разделяем вдвоем, и эта мысль заставляет меня чувствовать себя... живой.

ГЛАВА 25

Кэл

Никогда не забуду выражение глаз первого человека, которого я когда‑ то убил.

В шестнадцать лет я уже три года находился под руководством Риччи. Я познакомился с Рафаэлем во время одной из поездок моей матери в Институт рака Даны Фарбер для клинических испытаний препарата, который мог остановить рост ее раковых клеток.

Рафаэль сидел в вестибюле, ожидая новостей о том, была ли у его бабушки ремиссия или нет. Он был высоким, в своем накрахмаленном темно‑ синем костюме, вертя четки в пальцах, как человек, который не до конца верит в их реальность.

Я помню, как проходил мимо него по дороге в кафетерий, и золотой металл его кольца на большом пальце сиял в свете флуоресцентного освещения.

За свое короткое время на Земле я никогда не видел ничего или кого‑ либо столь состоятельного по своей сути. Этот человек излучал роскошь и власть, и он знал об этом. Пусть они повиснут в воздухе вокруг него, заставляя кого‑ то попытаться утверждать обратное.

Я официально не встречался с ним до нашего последнего дня в Бостоне. Я стоял снаружи, наблюдая, как мое дыхание появляется и исчезает в холодном ноябрьском воздухе, пытаясь скрыть разочарование на своем лице, когда медсестра вывела маму.

Рафаэль вышел на улицу, одетый в другой темный костюм, вытащил сигару из нагрудного кармана и закурил, прислонившись к бетонной стене с табличкой " КУРЕНИЕ ЗАПРЕЩЕНО". Он взглянул на меня и кивнул, как будто понял какую‑ то невысказанную просьбу.

‑ Только ты и твоя мама, малыш?

Я сглотнул и кивнул, понимая, что не должен был разговаривать с незнакомцами. Но явно богатый незнакомец, околачивающийся в больнице? Насколько плохим он может быть?

Он пососал кончик своей сигары – Cohiba Behike, бренд, который я в конце концов выучил наизусть, – и опустил подбородок.

‑ Как тебя зовут?

Мои глаза сузились.

Он усмехнулся над выражением моего лица, смеясь так, как будто мы делились шуткой.

Несколько мгновений спустя к нему присоединилась длинноногая брюнетка, закутанная в темно‑ фиолетовую шубу, прижимающая к груди ребенка. Они направились к затемненному Кадиллаку, ожидавшему на аварийной полосе, но не раньше, чем он хлопнул меня по плечу, бросив на землю карточку с надписью Ricci Inc. и эмблемой на ней.

Это был простой герб, лев в короне из черепов, но, тем не менее, в тот день он запечатлелся в моем мозгу, как будто ему всегда суждено было быть там.

И та женщина, на которую я не мог перестать пялиться, когда ее темный, завораживающий взгляд встретился с моим как раз перед тем, как она забралась в свою машину, мне пришел конец.

После того, как моя мать умерла, а мой биологический отец снова отверг меня, я разыскал Риччи, не подозревая о том, как их присутствие навсегда изменит ход моей судьбы.

Все началось невинно, с того, что я продавал билеты на одну из незаконных азартных игр, которыми Раф руководил из задней части гастронома в Роксбери. Но когда он начал учить меня драться, защищаться, я понял, что все меняется.

И когда нанес свой первый удар, я сделал это глубокой ночью, в грязном переулке, в то время как человек, которого обвинили в том, что он настучал на отца Рафа, описался.

Когда я всадил пулю ему между зубов, кровь брызнула на белую блузку его жены, мозговое вещество брызнуло мне в лицо, все, что я мог видеть, это выражение ужаса в его глазах. Чистый ужас, навсегда застывший во времени, когда он посмотрел на меня, умоляя о пощаде.

С тех пор прошло много лет, и я никогда не забуду этот взгляд, хотя и не потому, что он меня встревожил.

Потому что я ничего не чувствовал.

Когда я провожу скальпелем по груди одного из нападавших на Елену в наши дни, я пытаюсь сосредоточиться именно на этом чувстве. Запихивая то, что осталось от моего морального компаса, в тайники моего мозга, я подключаюсь к той пропасти, которая существует внутри меня, используя ее, чтобы предотвратить то, что чувствовал бы нормальный человек.

Чувство вины. Беспокойство. Тошнота, когда человеческая плоть открывается для меня. Его глаза широко раскрыты и полны слез, когда он смотрит, крича сквозь кляп, вероятно, умоляя о пощаде.

На мгновение у меня возникает искушение выслушать его. Чтобы сыграть ту роль, которую хотел от меня мой дедушка, роль, которой моя сестра была бы более открыта для знакомства.

Но потом я вижу кольцо на его правой руке, такое же, как у Рафаэля, и мне вспоминается, почему я пока не могу этого сделать.

Тони прохлаждался в доках пару дней после того, как я выгнал Джонаса из офиса бара, и Джонас случайно узнал его по фотографии, которую он видел несколько недель назад в Интернете, где Раф и Кармен пытались выглядеть как скорбящие родители.

Он заманил его в фальшивую сделку с кокаином, затем упаковал его в мешок, заткнул ему рот кляпом и бросил на моем пороге.

И хотя я смирился с досрочным уходом на пенсию как в медицине, так и в официальном бизнесе, я не мог смотреть в другую сторону, когда он появился.

Мне нужно было, чтобы Рафаэль получил сообщение о своей дочери: что она принадлежит мне.

Мой разрез недостаточно глубок, чтобы полностью проникнуть под кожу Тони с первого захода, но этого достаточно, чтобы превратить его в кровавое месиво, когда мое лезвие достигает его пупка.

Я тянусь вперед, выдергивая кляп у него изо рта окровавленной рукой в перчатке. Пот катится по его лбу, покрывая темный порез на затылке, и он делает большой глоток воздуха, на грани гипервентиляции.

‑ Готов рассказать мне, почему дон послал тебя напасть на мою жену?

Он кивает, кашляет, открывает рот, чтобы заговорить. Но все, что выходит, ‑ это пронзительный вопль, и я засовываю кляп обратно ему в рот, мышца под моим глазом подергивается. Меня так и подмывает засунуть кляп обратно, пока он не задохнется от него, не сможет даже дышать, но я закрываю глаза и пытаюсь успокоиться несколькими вдохами.

‑ Я собираюсь вынуть кляп у тебя изо рта еще раз, ‑ говорю я наконец, медленно выдыхая. ‑ И единственный звук, который я хочу услышать от тебя, ‑ это ответ на мой вопрос. Понял?

Снова кивнув, он начинает стонать, явно пытаясь заговорить. Я вытаскиваю кляп, оставляя один конец ткани зацепленным за его сухие губы, на всякий случай.

‑ Деньги, ‑ выдыхает он, его голос срывается из‑ за пересохшего рта. ‑ Дон сказал, что ему нужны деньги, и ты бы охотнее выложил их на стол, если бы он угрожал чем‑ то, что тебя волнует.

Мой желудок сжимается, раздражение перерастает в тихую ярость.

‑ Его собственной дочерью?

‑ Он в беде, ‑ скрипит зубами Тони, зажмурив глаза и шипя, когда я прижимаю палец к сломанному ребру. ‑ Черт! Я ответил на твои вопросы.

‑ Боюсь, слишком хорошо. ‑ Я упираюсь ладонью в его ребра, перенося свой вес, пока они не ломаются сильнее, и он кричит. ‑ Это звучит отрепетировано. Как будто Рафаэль знал, что я найду тебя. ‑

Задыхаясь от боли, Тони бьется на столе, напрягаясь из‑ за удерживающих его ремней. ‑ Конечно, он знал! Вот почему он использовал Винсента в первую очередь, чтобы облегчить задачу. Разве ты, черт, не известен тем, что можешь найти кого угодно?

‑ Я известен многими вещами, ‑ говорю я, обхватывая пальцами скальпель, задевая острым краем красный сосок, не удивляясь, узнав, что Винсент был пешкой. ‑ В частности, в проведение вскрытий живых.

‑ О, Господи, нет. Давай, я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

Я останавливаюсь, кончик лезвия лежит рядом с линейной раной на его груди.

‑ Почему он выдвинул версию о похищении?

Тони качает головой.

‑ Не он, а Кармен. Она немедленно передала это в прессу. Сказала, что тебя уволили или что‑ то в этом роде, и ты мстишь, забирая ее первенца.

Усмехаясь, я внутренне закатываю глаза. Конечно, она так и сделала. Ревнивая сука.

‑ Что еще?

Тони выдыхает, оглядывая комнату и напрягая мозги.

‑ Он хочет твоей смерти. Даже если ты заплатишь, он убьет тебя. ‑

Ухмыляясь, я пытаюсь изобразить удивление. Как будто я не знал, что таков будет его план в ту секунду, когда решил отказаться от мафии.

На самом деле ты не покидаешь этот мир. Либо ты будешь в этом до самой смерти, либо будешь жить на грани безумия, осознавая, что удары не проходят. Ждешь, когда они придут за тобой.

‑ Думаю, я нанесу ему визит, ‑ говорю я Тони, не зная, почему я чувствую необходимость в этом, когда он не сможет передать сообщение. Бросив скальпель на стол, я наклоняюсь к полу, достаю циркулярную пилу и поправляю защитный берет, закрывающий мои волосы. ‑ Я обязательно передам ему твои наилучшие пожелания.

Позже, после того, как эхо от его криков прекратило свое повторяющееся биение в моем мозгу, и я очищаю кровь и другой мусор с пола, вынимаю его сердце из того места, где оно находится в коконе в его грудной полости, бросая его в пластиковый пакет для биологических отходов вместе с его большим пальцем, кольцо все еще на нем.

Запечатав содержимое в вакуум, я засовываю его в спортивную сумку и оставляю у двери пристройки, готовой к отправке Джонасом в Бостон.

***

‑ Это просто смешно.

На мгновение мое сердце замирает, я задаюсь вопросом, видела ли Елена заголовок в воскресной газете Апланы: СВЕТСКАЯ ЛЬВИЦА ИЗ БОСТОНА ВСЕ ЕЩЕ СЧИТАЕТСЯ ПРОПАВШЕЙ; РОДИТЕЛИ ГОВОРЯТ, ЧТО ОНА МОЖЕТ БЫТЬ В ОПАСНОСТИ.

Я не совсем удивлен, увидев это напечатанным там; каждый раз, когда я отклоняю одно из сообщений Рафа, я почти чувствую, как он становится все более и более отчаявшимся, а отчаявшиеся люди сделают все возможное, чтобы выжить.