|
|||
«Уродина». 8 страницаТак что, я просто смотрю и ничего не говорю. Джек ждет ответа, а Кайла и Рен ждут его дальнейших действий, и ничего не двигается. Лицо Джека выражает лишь легкий намек на самодовольство, но и он быстро исчезает, Хантер наступает в лужу кетчупа и уходит. Рен поднимается с пачкой салфеток и вытирает лужу. – Что это было? – спрашивает он. – Что ты имеешь в виду? – Ты ничего не ответила. Ты всегда что-нибудь говоришь. – Игнорировать его – это самый лучший способ от него избавиться, – пожимаю я плечами. – Думаю, с меня хватит. Сейчас это уже скучно. Кайла прищуривается и комментирует: – Звучит максимально похоже на дерьмо собачье! – По-вашему, мне лучше воевать с ним как раньше? Разве это не закончилось слезами? И разбитой головой? Давайте хоть на этот раз не будем повторять представление, окей? Кайла и Рен обмениваются взглядами, но не давят. И я благодарна им за это. Мне совсем не нужно, чтобы они знали то, что знаю я. Потому что я знаю многое. И от этого у меня болит голова. И, возможно, сердце. Если бы оно у меня было. – Ты видела его лицо? – спрашивает Кайла, когда мы вместе идем на следующий урок. – Чье? – Джека. Оно все было в ушибах. Его губа разбита и покрылась коркой. А на его щеке огромный синяк. – Возможно, он получил его в драке с зеркалом, когда увидел, что отражение красивее, чем он. – Айсис, я серьезно! – Я тоже! – Слушай, я знаю, что у тебя, вроде как, амнезия относительно него и все твои чувства к нему перемешались или что-то вроде этого... – Чувства? Что за иностранное слово ты произнесла? –... но ты не должна быть такой гребаной тупицей из-за этого. Он тоже человек, окей? А не просто часть твоего прошлого, которую ты можешь вырезать и вставить, когда захочешь. Слова жалят, поскольку звучат слишком похоже на то, что сказал сам Джек. Кайла очень зла, чтобы со мной разговаривать, поэтому я провожу урок, рисуя взрывающиеся вещи на своем листке с упражнениями. У нас с Реном вместе ежегодник, и это идеальное время для того, чтобы кое-что ему показать. Я распечатываю фотографию из сообщения и передаю ему над компьютерами. Удар, а затем: – Что это, Айсис? – А на что это похоже? – монотонно отвечаю я. – Где ты это взяла? – Кто-то прислал ее мне. По электронной почте. Это прекрасная рука Джека, не так ли? Держит эту кровавую биту и стоит над тем парнем, который больше похож на мертвеца. Я вижу руку Рена на мышке, и она дрожит. – Но меня горааааздо больше интересует, – давлю я, – факт того, что качество дерьмовое. Достаточно дерьмовое для канализационной трубы. Или моей коллекции косметики. Видишь, как уменьшены пиксели? Как будто фото сделано в движении? Как будто кто-то сделал скриншот с видео... – Кто отправитель? – перебивает Рен. – Просто случайная комбинация. ikwjhk@yahoo. com. Никто из нас не узнает ничего из этого адреса. Его даже нельзя выговорить. Икуджихак? Икуджияхуааакк? Я слышу, как Рен печатает, и вздыхаю. – Поверь мне, я уже смотрела. В Гугл ничего нет. Я копалась на пятидесяти двух страницах и во многих архивах. Икуджихак в интернете не существует. – Айсис, послушай меня, – Рен смотрит на меня между нашими компьютерами с серьезным выражением на лице. – Кто бы ни послал тебе эту фотографию, он опасен. Заблокируй адрес и не переписывайся с ним. – Почему? – смеюсь я. – Что он сделает, пришлет мне незатребованное фото члена? – Это видео, которое я снял той ночью, – бормочет Рен. – Я отдал его федеральному следователю, который нас допрашивал. – Федерал отправил мне фотографию? – Он передал его в хранилище бюро. Он умер пять лет назад от сердечного приступа. Так что, это не мог быть он. Кто бы ни отправил тебе эту фотографию, он либо работает там, либо его взломал. Если он работает там, то это не очень хорошие новости. Но если он смог взломать охрану, то это действительно очень, очень плохие новости. – Это смешно... – Поверь мне, Айсис. Почисти компьютер. Почисти жесткий диск. Не рискуй. И не задавай больше вопросов. – Так вот оно что?! Я просто должна забыть, что я это видела?! Извини, но для этого у меня отличная память и слишком много самоуважения! Рен сжимает челюсти. Я наклоняюсь к нему и шепчу: – Я видела Талли, Рен. Я ее нашла. Я знаю, где она и кто она. И я знаю, что произошло той ночью. София ее потеряла. И вы все это видели. И вы вместе ее похоронили. Возможно, вы похоронили и другие тела. Не знаю. Но я не остановлюсь, пока не выясню это. Рен сжимает кулаки и встает со стула. – Тогда ты не оставляешь мне выбора. Он говорит что-то миссис Грин и выходит за дверь. Я пытаюсь последовать за ним, но миссис Грин останавливает меня своим пронзительным голосом: – Куда вы собрались, мисс Блейк? – На южный полюс? Она хмурится. – Никарагуа? – продолжаю я. Она хмурится сильнее. – Окей, хорошо, во дворец для каканья. – Нет. Эмили вышла с пропуском в туалет. Вам придется подождать, пока она не вернется. – А что, если я нагажу в штаны? Учителям платят достаточно, чтобы менять нижнее белье ученикам? У меня очень дорогое нижнее белье. Это блеф. Мое нижнее белье синего цвета и ему три года. Мы обе знаем, что я не из «Таких Девочек». – Сядьте. Мисс. Блейк. Я скрещиваю руки и плюхаюсь на свой стул с достаточно сварливым видом.
***
Впервые за приблизительно пять лет ко мне подходит Рен. Он заглядывает в библиотеку, находит мой стол, подходит и смотрит прямо в глаза, он никогда раньше этого не делал. Первый признак того, что что-то не так. Он труслив. Нерешителен. И он несет на своих плечах годы вины по отношению ко мне. Рен бы никогда так смело не подошел ко мне, если бы не произошло что-то очень серьезное. Он плавно пододвигает по столу бумагу. Это распечатка фотографии с очень знакомой бейсбольной битой и моей рукой, и с темным очертанием на земле, которое мне также очень знакомо. Я вижу его каждую ночь, мой мозг решил наградить меня этим кошмаром. – Это получила Айсис, – говорит Рен, его голос твердый, но тихий. При упоминании ее имени мои легкие сковывает льдом, но я подавляю боль и приподнимаю бровь. – И? – Ты знаешь, что это, – шипит он. – Кто-то отправил ей это по электронной почте. – Она сказала адрес? – ikwjhk@yahoo. com. Все строчными буквами. Буквы легко запомнить. Я откидываюсь на спинку стула, изо всех сил пытаясь выглядеть обычно. – Звучит как простой, распространенный спамер. Рен наклоняется, сейчас он физически ближе ко мне, чем когда-либо был за пять лет. Его зеленые глаза за очками потемнели. – Я прекрасно знаю, что ты разбираешься в компьютерах гораздо лучше меня или кого-либо еще в школе. – Правильно. – И я знаю, Господи... да вся школа знает... что тебе нравится Айсис. Я выдавливаю смешок, но он получается печальным. – Действительно? Увлекательно. Люблю слушать новые сплетни. – Это не сплетни, Джек, и, черт побери, вовсе не новые – это чертовски старая истина, и мы оба это знаем. Рен тяжело дышит, его лицо раскраснелось. Он расстроен и взволнован, но не зол. Рен никогда по-настоящему не злится. Я дарю ему свой самый лучший взгляд. – Разве ты не видел ее в кафетерии? Я для нее не существую. Она явно обо мне не беспокоится. Так почему меня должно волновать, кто ей пишет? – Она узнает о тебе правду! – Самое время узнать об этом кому-то еще, помимо нас. – Этот человек... – шипит Рен, указывая пальцем на фотографию. – Этот человек опасен. И он пишет Айсис. Что если он причинит ей боль? Наступает долгая тишина, затем я усмехаюсь и оглядываю его сверху вниз. – Прости, меня это должно как-то волновать? Лицо Рена вытягивается, будто его ударили. Он стискивает зубы и хватает обратно распечатку. – Я думал, тебя это волнует. Теперь понимаю, что ошибался. – Да. А сейчас, если бы ты повернулся и прошел обратно туда, откуда пришел, я был бы чрезвычайно благодарен. – Я за нее переживаю! – внезапно кричит Рен. В помещении становится тихо. Библиотекарь смотрит на нас, но Рен, кажется, этого не замечает. Его покрытые гелем волосы растрепались, а очки ежеминутно съезжают. – Я волнуюсь за Айсис! Она сделала для меня больше, чем кто-либо другой, и если ей снова причинят боль, я клянусь тебе... – Ну? Что ты сделаешь? – смеюсь я. – Побьешь меня линейкой? Науськаешь на меня своих нерях из студенческого совета? Ох, нет, подожди, знаю: ты позвонишь в свою благотворительность и аннулируешь мои привилегии на пудинг. А затем он усмехается. Рен, трусливый человек за камерой и мой кроткий бывший друг в течение десяти лет, усмехается. Прежде чем я смог пошевелиться, он схватил меня за рубашку и толкнул к книжной полке. Библиотекарь отчаянно набирает охрану, девочки кричат, а парни начинают образовывать вокруг нас поддерживающий, беспорядочный круг. – Ну же, – ухмыляюсь я. – Ударь меня. Сделай это. Зеленые глаза Рена пылают, его мышцы слишком крепкие для человека, который не посещает спортивные клубы. Я слежу за его кулаком, и как только вижу, что он размахивается, Рен отпускает меня и рычит: – Нет. Это именно то, что ты хочешь. Видимо, кто-то уже размолол тебя в кашу, и теперь ты хочешь, чтобы я это усугубил, потому что ты – эгоцентричный, мазохистский придурок. – Ты не знаешь, о чем говоришь, – смеюсь я. Рен кивает, быстро и сильно. – Ты прав, не знаю. Но я знаю, что до нее ты был мертв, внутри и снаружи, расхаживая вокруг как зомби. Любой мог это увидеть. А затем появилась она, и ты загорелся, как гребаная свеча. И это тоже мы смогли увидеть. Все. Даже София. – Закрой рот, – рычу я. – Поэтому Айсис сейчас тебя игнорирует? – смеется Рен. – Потому что она поняла, что София много для тебя значит, а с ней ты просто дурачился? – Я никогда... никто никогда... – Именно это ты и делал! – кричит Рен. – Ты, черт побери, сделал это, Джек! Она прошла через многое дерьмо, через столько не должна проходить ни одна девушка, и ты подарил ей надежду! А потом она встретила Софию и ты, черт возьми, ее разрушил! – Я не... – Как она могла конкурировать, идиот? – голос Рена становится еще громче. – Просто воспользуйся своим огромным проклятым мозгом на две секунды, ты отдал Софии все. Ты посылаешь ей письма. Вы вместе со средней школы. У вас была Талли, и Айсис, черт возьми, знает и об этом тоже... Мой разум проясняется, в задней части черепа поднимается ужасный пронизывающий шум. – Она что? – Айсис знает! Она ее видела! Сама пошла и нашла ее, потому что она – Айсис, и это то, что она всегда делает! Что-то во мне молниеносно падает. – Что делать? – шепчу я, собственный голос удивляет меня тем, насколько он хриплый. Глаза Рена становятся ярче. – Ты расскажешь ей правду. Прежде чем это сделает отправитель письма и увлечет ее глубже. – Ты забываешь о том, что она больше не признает мое существование. – Я позабочусь об этом, – отвечает Рен. – Просто пообещай мне, что расскажешь ей, когда я предоставлю тебе возможность. – Ты стал вполне маленьким диктатором, – усмехаюсь я. – Я им и был, – он сжимает кулак. – Со времен побега. Я каждый раз убегал, когда кому-то причиняли боль. Но не на сей раз. На этот раз я не убегу. Он разворачивается и уходит, прежде чем я могу ответить ему и поставить на место. Я наблюдаю за Айсис с парковки, каждой частичкой ощущая себя сталкером, но решаюсь изучить ее лицо в новом свете. Она знает, что я сделал той ночью. Именно поэтому она меня игнорирует. Айсис слишком умна, чтобы не сложить дважды два. И она знает о Талли. Теперь в ее руках мои самые большие секреты. Вот так просто, как и то, что я знаю ее месяцы. И у меня месяцами был ее номер телефона, но я ни разу не написал ей и не позвонил. До сих пор. Мои большие пальцы порхают над клавиатурой. «Мы квиты». Я вижу, как она останавливается и достает телефон, Кайла что-то бессмысленно ей говорит. Айсис поднимает голову, осматривая парковку, и на одно мгновение наши глаза встречаются. На одну секунду теплый янтарный оттенок поглощает меня, и я позволяю. А затем я отпускаю это и отворачиваюсь.
***
Сегодня последняя ночь. Эта женщина последняя. Она старше – трофейная жена адвоката, заключенная дома и предоставленная беговой дорожке, а также в каком-то смысле Марта Стюарт, игнорируемая мужем, у которого достаточно проституток, чтобы держаться подальше от жены. У них нет детей. Она несчастна, в хорошей форме и очень беспокойная, гостиничный номер более хорош, чем обычно, и, когда эта женщина удовлетворена и измождена, она начинает плакать. – Спасибо. Я надеваю джинсы и вежливо киваю. – Сколько... сколько тебе лет? Знаю, я спрашивала это в вестибюле, но тебе ведь на самом деле не может быть двадцать три... Я озаряю ее улыбкой. – Больше восемнадцати. Вы в безопасности. Она закрывает глаза рукой. – О, Господи! Я практически совратила ребенка. Я вспоминаю всех женщин, которые были до нее, обманутые тем фактом, что я выглядел на двадцать один год, в то время как мне было пятнадцать. Она и понятия не имеет, о чем говорит. Я слишком быстро вырос и она не имеет ни малейшего понятия, каково это. – Это моя последняя ночь, – говорю я, застегивая рубашку. – На этой работе. – Да? Это хорошо. Такому милому, как ты, не нужно оставаться на этом поприще. Это разрушает хороших людей. И ты все еще пользуешься нашими услугами. Я изгибаю уголок губ, пока она не видит. Она принимает душ и одевается, я достаю лэптоп и сажусь на кровать, используя бесплатный Wi-Fi. – Номер твой на всю ночь, – говорит она, когда выходит в выглаженном розовом костюме с идеально уложенными рыжими волосами. – Спасибо, – бормочу я. Женщина – я не помню ее имя – заглядывает над моим плечом. – Ооох, что ты делаешь? Выглядит увлекательно... – Я запускаю семьдесят две таргетинговые программы для вычисления IP-адреса. Она смотрит на меня ничего непонимающим взглядом. И я вздыхаю. – Я пытаюсь кое-кого найти. – О! Подружку? Бывшую девушку? Надоело. Женщины всегда перепрыгивают прямо к романам. Я закатываю глаза. – Анонимного отправителя письма. – Точно, ну что ж, оставлю тебя с этим, – нервно смеется она. – Еще раз спасибо. – С вами было приятно иметь дело, – киваю я. Это не так, не было вообще ничего приятного. Последний раз, когда я испытывал от секса удовольствие, а не тошнотворное освобождение, был, когда я спал с Софией. И это было почти полтора года назад. Я жду, пока за женщиной защелкнется дверь, чтобы просмотреть результаты с помощью трассировки. Дважды анализирую их: один раз, используя адрес электронной почты отправителя, второй, используя адрес почты Айсис, который мне также посчастливилось иметь. Она определенно не скрывала его, когда развешивала плакаты по всей школе, прося людей обратиться к ней с грязной информацией обо мне. «Она знает про Талли». Я вытряхиваю слова Рена из головы и работаю. Я отнюдь не одаренный хакер, если это можно так назвать, но знаю особенность одной или двух программ. Руби[21] и C++[22] – гораздо легче, чем любая чушь, о которой говорят люди. Через пятнадцать минут вычислительного разбора у меня осталось сто тридцать семь возможных IP-адресов, откуда мог появиться email. Я мог бы изучить их по одному, но должен быть какой-то связующий фактор. И этот фактор, несомненно, Айсис. Почему она? Я проверяю Мэриленд и Вашингтон, округ Колумбия, оттуда всего два IP-адреса, но ни один из них не принадлежит федеральному бюро, где у следователей находится пленка. Запись Рен отдал им за моей спиной. Я не злюсь из-за этого. Сначала злился. Но затем я узнал, что пленка была сильно повреждена, а тогда технология обработки видеоизображения была далеко не самой лучшей. И без вещественных доказательств, полиция объявила Джозефа Хернандеза пропавшим без вести. Остальным заплатили родители Эйвери, и они никогда не произнесли ни слова о том, что произошло. Это напоминает мне о том, что Белине вскоре понадобится чек. Я бы отдал его Рену, но эта единовременная выплата была последней, так что на какое-то время я остаюсь без заработка. Конечно, я инвестировал небольшое количество денег в хедж-фонд, чтобы она не оказалась совсем без денег, когда я уеду в колледж, но она быстро потратит их за год или два. Надеюсь, ко второму курсу у меня появится стажировка, которая будет хорошо оплачиваться. Нет, она у меня будет. Это единственный вариант. К тому времени Софии уже сделают операцию. И она будет либо мертва, либо жива. Я прижимаю пальцы к вискам и пытаюсь сконцентрироваться. Большинство ближайших совпадений по IP-адресу находятся во Флориде. Я сужаю глаза. Во Флориде жила Айсис. Это не может быть простым совпадением. Но есть один IP-адрес, который выделяется из нормы, он находится в Дубае. Остальные в Америке. Кем бы ни был этот человек, он точно знает, как получить доступ к чужой информации. Он очень хорош. Перенаправление IP через прокси-серверы в город Дубай собьет с пути любого. Если отправитель находится во Флориде, то он все сделал для того чтобы его IP выделялся в Дубае, как нарыв на большом пальце. По правде говоря, каждая из этих точек выглядит подозрительно. Я вздыхаю и поднимаю трубку телефона, чтобы заказать обслуживание в номер. Ночка будет длинной. Между кофе и яичными рулетиками в час ночи я получаю сообщение. От кого-то, кого я записал в своем телефоне как «Никогда». Увидев имя, высветившееся на сотовом, я игнорирую учащенное сердцебиение, которое отдается в легких. «Что бы ты сделал, если бы тебя все ненавидели? » Я тщательно обдумываю ответ. Каждый в определенный момент меня ненавидел. Женщины, потому что я им отказываю. Мужчины, потому что я отказываю женщинам, которых они любят. «Я бы их игнорировал». Я пытаюсь не пялиться на телефон в ожидании нового сообщения. Мне нужно работать. Что ж, я хоть и неохотно, но упорно работаю, пока спустя десять минут не приходит ответ. «Именно это я и делаю. Но мне это не очень нравится». «Тогда перестань это делать. Делай то, что хочешь». «Но то, что я хочу, причиняет людям боль. Я мешаю. Я травмирую». «Иногда людей нужно травмировать. Это напоминает им, что жизнь коротка». Следует долгое молчание. Как только я начинаю сожалеть о том, что написал, мой телефон снова загорается. «Она была бы очень красивым ребенком». Мои глаза щиплет. Холодное бесстрастие к женщине, которую я трахал ранее, и целеустремленность в поиске отправителя-загадки, тают. Вот так просто, из-за одной фразы. «Спасибо». – 10 –
3 года 29 недель 6 дней
Вдали вырисовываются темные силуэты деревьев, словно огромные палочки корицы. В полночь поверхность озера Галонага выглядит как застывший жженый сахар. Луна напоминает идеально круглую головку сыра Бри. Я чертовски заблудилась. А также чертовски проголодалась. Ну, в этом нет ничего нового. Я голодна примерно триста шестьдесят четыре дня в году. Единственный день, когда я не голодна – день рождения Гитлера. Оу, а еще следующий день после Дня Благодарения. К счастью эти два дня не совпадают, иначе праздник пришлось бы назвать: Слава-Богу-Гитлер-сыграл-в-ящик-еще-в-сороковых, что определенно не произвело бы того же фурора, который капиталистическое общество Америки так сильно любит в своих выходных. В своем нескончаемом и напряженном размышлении о важности праздничного настроения я умудряюсь заблудиться еще больше. Вопреки распространенному мнению, в фонариках нет ничего потрясающего, ну, кроме того, что они могут быть классным украшением для импровизированных вечеринок. Я продолжаю разглагольствовать еще пару секунд, прежде чем осознаю как же здесь все-таки жутко, и очееень тихо. Так что я сдаюсь и присаживаюсь. Прямо на домик скунса. Великолепная и, естественно, недовольная зверюга высовывает свою задницу как раз вовремя для того, чтобы полностью пропитать своим отвратным спреем мою лодыжку. – О, святые… – меня начинает тошнить, и я прикрываю нос рукавом толстовки. – Ты негодяй! Внимание, внимание: эта полосатая лесная тварь – ЖОПА! О, Господи, да у тебя там нескончаемый запас что ли?! Скунс восхищается своей работой долю секунды, а затем пускается наутек. Я лишь трясу кулаком ему вслед. А что еще я могу поделать? Не могу же я возиться с местной озлобленной живностью, мне нужно найти Талли, снова. Дневной лес сильно отличается от леса глухой ночью, а когда я слышу хриплое карканье вороны, то начинаю жалеть о своем решении побродить по месту, несомненно, напоминающему съемочную площадку фильма «Ведьма из Блэр: Курсовая с того света». Но я придерживаюсь скалы, чтобы всегда знать, где находятся край, и следовать недалеко от него. Наконец, среди деревьев появляется белый крест, и я мчусь к нему. Земля по-прежнему мягкая, после того как я раскапывала ее в прошлый раз, и я делаю это снова. Расхищение могил – конечно, не работа моей мечты, но я чертовски в ней преуспела. Не то, чтобы кому-то следует об этом знать. Ну уж нет. Никогда! – Привет, Талли, – тихо говорю я. – Я вернулась. Маленький розовый сверточек такой грязный. Я стряхиваю с него землю и вытаскиваю хвойные иголки. Талли смотрит на меня своими пустыми глазами. Они были бы голубыми, поскольку у Джека – голубые, так же как и у Софии, правда у нее они скорее синие. Готова поспорить, они были бы ошеломляющими, напоминающими лазурит или океан в летний день. Малышка была бы прекрасна: с волосами Софии, ростом и лицом Джека. Я улыбаюсь и разворачиваю сверток, затем беру браслет с ее именем. – Ничего, если я возьму его с собой? Кивнув лежащей неподвижно Талли, я забираю браслет. Серебро мерцает в лунном свете. Я заворачиваю сверток и закапываю его обратно, надеясь, что в последний раз. – Я буду тебя навещать, – говорю я. – И принесу тебе игрушку, ладно? Я знаю, где достать хорошие игрушки. – Эй! Сюда! Чей-то голос раздается в ночи, и лес наполняется шорохом вновь прибывших. Тяжелые и мощные шаги сотрясают землю. Их много. Много потенциальных серийных убийц, готовых отрубить мне голову пожарным топором. Или это родители Эйвери. В любом случае, я влипла. Ныряю за гниющее бревно и затаиваю дыхание. Я едва могу их услышать; они на приличном расстоянии, но достаточно близко. – Что-нибудь нашел? – Нет, сэр. Вы уверены, что это именно то место? – Конечно. У меня надежный источник. Продолжай искать. Нам нужны доказательства. Доказательства? Мое – Сэр, если вы не возражаете, то я задам вопрос: действительно ли Джек Хантер стоит всех этих усилий? Он же просто школьник, – спрашивает один из костюмов. Твид-парень вздыхает. – Да. Он учится в школе, но ему осталось всего четыре месяца до поступления в университет. Это лишь вопрос времени, когда гарвардская разведка разнюхает его гениальность, и я намерен завербовать его до них. Я не позволю Арамону забрать его у меня. Он слишком умен, слишком безжалостен и слишком прекрасен. Он будущее моей компании. А теперь, возвращайтесь к поиску. Тело должно быть где-то здесь. Ищите плохо закопанную могилу, шесть на два фута. Тело. Они говорят не о теле Талли. Им нужно тело взрослого. Откуда они знают про ту ночь? Почему они так уверены, что оно похоронено именно здесь? И кто является источником Твид-парня? Я шевелю ногой, поскольку ее свело, и это последнее, что я когда-либо сделаю. Теоретически. В альтернативной реальности, где у них есть оружие. Но у них его нет. Все, что у них есть – уши. Что немного проблематично. – Какого дьявола это было? – поднимает голову один из костюмов. – Олень? – предполагает другой. – Здесь нет оленей, – говорит Твид-парень. – Морияма, проверь там. Костюм начинает двигаться в мою сторону, сутулясь и сжав кулаки. Сказать, что я не хочу быть пойманной этими ребятами, все равно, что сказать: гореть – это слегка дискомфортно. Мое сердце бешено стучит, и в ушах звучит только его биение. Я хватаю камень и швыряю его влево. Костюм на мгновение замирает, затем двигается в сторону шума, а я медленно двигаюсь вокруг бревна в противоположном направлении. А потом что-то пушистое пробегает по моей ноге и, не в силах сдержать свой сказочный голос, я визжу. Или исполняю оперу. Не могу быть уверена, потому что все мгновенно превращается в хаос: я бегу, кто-то бежит за мной, Твид-парень кричит, и чья-то рука хватает меня за волосы, я резко останавливаюсь и приседаю, а он пролетает над моей головой вниз с холма, с прядью моих восхитительных волос в руке. – Спасибо за пробежку, какашка! – кричу я. Мое злорадство длится недолго, поскольку другой костюм догоняет и хватает меня за талию, прижав мои руки к бокам. – Пошел нафиг! Отпусти меня, немедленно! – шиплю я. – Думаю, я не сделаю этого, принцесса. – Он изо всех сил пытается сдержать мои брыкания. Я изменяю голос, делая его ласковым: – Пожалуйста, отпустите меня. Ваши будущие дети будут вам чрезвычайно благодарны. – Что? Я пользуюсь моментом его замешательства и бью пяткой ему в пах. Он испускает сдавленный стон и падает, я же вырываюсь и удираю вниз по склону. Моя машина находится недалеко от этой тропы. Воздух жжет, словно холодное пламя, проникая внутрь. Мои ноги хотят рухнуть и больше никогда не работать. Это не страх. Хорошо, есть немного страха, где-то процентов пятнадцать. Шестьдесят процентов – это восторг, от того какой классный из меня вышел ниндзя, а оставшиеся двадцать пять процентов – это разум, кричащий мне, чтобы я сообщила Джеку об этих засранцах. Лично. Мы переписывались некоторое время назад, и я сказала какую-то глупую чушь о Талли, но он, похоже, не разозлился. Надеюсь, моя удача задержится подольше. Надеюсь, мой глупый, новоиспеченный, дурацкий страх по отношению к нему хоть немного умолкнет. Наконец, тропа сменяется парковкой, и я забираюсь в свой лаймово-зеленый «Фольксваген Жук». Не подведи меня, малышка. Она кашляет и чихает, когда заводится, я пугливо озираюсь назад на тропу. – Ну же, давай! Сейчас не самое лучшее время, чтобы пердеть! Выбери другое время! Например, ну, знаешь, не когда я убегаю, спасая собственную жизнь, от таинственных бандитов в костюмах за тысячу долларов, да к тому же слегка чокнутых! Двигатель ревет, возвращаясь к жизни, и я делаю величайший разворот в Огайо. Что говорит о многом, ведь здесь каждый водит так, словно только что получил права и отмечает это с шестью банками пива.
***
Я съезжаю на обочину только когда между мной и озером Галонага десять миль и четырнадцать «Макдональдсов» на выбор. Они меня никогда не найдут. Ну, только если они не видели мою машину на парковке и теперь не ищут ее, что вполне вероятно. Я подумываю о полуночной покраске авто. Может быть, я просто могла бы, даже не знаю, выкупать ее в крови своих врагов? Это реально быстро и машина станет красного цвета. Хотя, у Эйвери не хватит крови, да и мне, вроде как, немного ее жаль, а помимо нее единственные люди, которых я действительно ненавижу – это те, что гонятся за мной, а они не вариант, потому что они гонятся за мной и… – Вы хотите кетчуп? Я поднимаю взгляд, кассир вручает мне мой заказ картофеля фри. Только картофель фри. Целый пакет картофеля фри. – Кетчуп – это великая иллюзия. Только когда вы поливаете картофель фри соусом барбекю, вы познаете истину и свободу, – критикую я. Он выглядит соответственно просветленным. Я направляюсь к ближайшему, наименее жирному, столику и поглощаю свою добычу. Когда мой урчащий желудок слегка успокоился, я пишу сообщение Джеку. «Мне нужно с тобой поговорить. Лично. Прямо сейчас». Его ответ приходит практически мгновенно. «Что случилось? Что-то не так? ». «Я не хочу говорить об этом по телефону. Где ты? ». «Приезжай в «Хилтон», улица Первая и Бродвью. Я встречу тебя в холле». Я хватаю пакет с картофелем фри и направляюсь к машине. Я не должна бояться. Я не должна нервничать. Я ведь смогла его оттолкнуть, и я – дракон, а он всего лишь принц, плюс я пышу огнем, однако сую свой нос в чужие дела и причиняю боль людям, которых он любит, и ему тоже, но я все-таки дракон, и, если понадобится, смогу улететь. Со мной все будет в порядке. Со мной всегда все хорошо. Я сильная. Я пережила Безымянного. Я пережила Лео. Я смогу пережить и это. Я в порядке. Я в порядке.
|
|||
|