Сандему М. 7 страница

— Не обижайте лис, — горько усмехнулся Хейке, а глаза его оставались серьезными. — Советую Вашей милости передать все эти яды — а это, несомненно, яды — в полицию.

— Обязательно. Жаль, что мой друг полицмейстер в отъезде, — вздохнул Молин. — Но мой верный слуга сам снесет все в участок. И... думаю, с доктором Люнгквистом лучше сделать вид, что ничего не случилось?

— Несомненно! Он сейчас наверняка ждет вызова к смертному одру.

— Доставим ему такое удовольствие, — решительно сказал Молин. — А сейчас Вы, должно быть, желаете осмотреть меня, доктор Линд? Выяснить, что он успел разрушить.

Хейке и слуга довели Молина до постели, а горничным было приказано не впускать доктора Люнгквиста, если тот придет, и говорить, что «Его милость никого не может принять». Пусть понимает, как хочет.

Хейке тщательно осмотрел старика с головы до пят.

— Ужасно, — подавленно изрек он. — Такой сильный и прекрасный организм сознательно разрушали день за днем.

— Я ведь еще пережил два удара.

— Но после первого быстро оправились.

— Да, верно. Хейке выпрямился.

— Возможно, кое-что из прежнего мне удастся восстановить. Начну прямо сейчас с простейшего. Расслабьтесь, Ваша милость. Закройте глаза. Вот так.

Они были одни в комнате. Слуга ушел в полицию.

Молин почувствовал руки Хейке над своим лицом. Не на коже, а на некотором расстоянии. Он ощутил тепло. Все теплее и теплее его векам. Тепло, превратившееся уже в жар, било прямо в глаза.

— Больно? — спросил низкий голос.

— Жжет, — ответил Молин. — Но терпеть можно. Сердце его тяжело ухало. Он ничего не понимал. Удивлялся, как быстро проникся доверием к этому своеобразному человеку. Рационалист, привыкший к суровой реальности делового мира, он никогда не верил в сверхъестественное. Шарлатаны, называл он таких, как Хейке.

Теперь он больше не испытывает презрения.

Вот что делает страх смерти. И шок от манипуляций доктора Люнгквиста. Но, пожалуй, еще больше на него повлияло отношение к Хейке Кристера. Смягчило предубеждение Молина. «Колдун», назвал Кристер своего удивительного родственника. Да, если есть на свете колдуны, они должны выглядеть именно так, как это чудовище.

Чудовище — только снаружи. Ибо внутри это прекрасный, душевный человек, чувствовал Молин.

Жар в глазах становился нестерпимым.

— Такое впечатление, что веки сейчас загорятся, — нерешительно пошутил он. — Словно линзой направляешь солнечный луч на ворох сухой листвы.

— Да, это добрый знак. Если Ваша милость потерпит еще немного, мы скоро закончим.

— Постараюсь, — страдая, выдавил из себя Молин.

— Когда я резко уберу руки, вы ничего не увидите, словно долго смотрели на солнце, а потом зашли в темную комнату. И остаток дня у Вашей милости будет болеть голова. Но это все пройдет.

«А потом? » — хотел спросить Молин, но не осмелился.

Наконец он убрал руки. Молин почувствовал прохладное дуновение над веками.

— Если хотите, можете открыть глаза. Но будет больно.

— Нет-нет, я чуть подожду, — опустошенно произнес Молин. — Я не трус, но... Вошел слуга.

— Я передал лекарства, Ваша милость. Они послали за аптекарем.

— Ты просил сохранить все в тайне?

— Конечно! Как вы себя чувствуете, Ваша милость?

— Спасибо, хорошо, искры сверкают, как в кузнице. Но так и должно быть. Уже можно открыть глаза?

— Пожалуйста, — сказал Хейке.

Голос прозвучал напряженно, с содроганием отметил Молин.

Старик медленно открыл глаза. Как и ожидалось, он ничего не увидел, а прежде хотя бы различал предметы и движения. Но его предупреждали. В голове стоял бешеный стук, отдающий в глаза. Он был вынужден снова смежить веки и тихо застонал.

Слуга выглядел испуганным.

— Никакой опасности нет, — успокоил Хейке. — Думаю, нам лучше оставить вас, Ваша милость. Отдыхайте. А если потребуется помощь, мы будем в соседней комнате. Поспите, это пойдет вам на пользу.

Молин только кивнул, он был озадачен и напуган, а кроме того, очень зол. Так часто бывает, когда приходится терпеть сильную боль.

Они вышли. Сели на стулья в гостиной и ждали.

— Думаете, Его милость поправится? — осторожно спросил слуга. — Думаете, возможно исправить причиненный вред?

— Трудно сказать, — задумчиво ответил Хейке. — Второй удар по его здоровью был сокрушительным. Но у него необыкновенно крепкий организм, и я верю, что сумею устранить последствия отравления.

— Если вам удастся, мы все будем безмерно благодарны.

Немного погодя они услышали, что Молин спит, глубоко и крепко. Однако Хейке не признался, что это он погрузил несчастного промышленника в сон.

В комнате воцарилась чудесная атмосфера уважения и взаимопонимания. Хейке всегда был вежлив со слугами.

— Я могу посидеть здесь несколько часов, — сказал Хейке. — А потом вы смените меня. Или наоборот, как вам удобнее.

— Спасибо, — сказал слуга. — Давайте так и поступим.

Хейке заметил, как он успокоился, как груз упал с его души.

Хороший у Молина слуга, подумал он.

Вечером первыми пришли проведать старика Кристер и Коль с увязавшейся за ними собакой, а потом вихрем ворвались полицмейстер, Тула и Томас.

Иными словами, большой семейный совет. Однако без обычного хора приветствий. Только Саша открыто выражал свою радость от возможности вновь лицезреть Тулу и Томаса. Троица была возбуждена.

— Доктор Люнгквист... — прохрипел, не успев отдышаться, полицмейстер.

— Что с ним? — спросил Хейке.

— Это доктор Берг.

На несколько секунд воцарилось молчание.

— Кузен фру Бакман? Лечивший Магдалену на курорте?

— Именно. Опять тишина.

— Ага! — вдруг хором воскликнули Хейке и слуга. — Тогда все совпадает.

— Что? — спросила Тула. Хейке пояснил:

— Доктор Люнгквист долгое время пытался отравить Молина. Вчера вечером он переусердствовал. Прописал смертоносный яд. Мы передали его вашим людям, полицмейстер, а те обратились к аптекарю.

— Отлично! Приятно убедиться, что у них головы работают. Ну, теперь мы знаем, что к чему. Каковы будут дальнейшие действия?

— Ждать, пока проснется Молин, — ответил Хейке. — Мы обсуждали этот вопрос с замечательным слугой господина Молина. Правда, мы тогда не знали, что Люнгквист — это Берг. Может, представить дело так, что Молин лежит при смерти? И хочет в последний раз увидеть внучку? Так мы заманим сюда Бакманов. Всех сразу. Они обязательно клюнут!

Полицмейстер задумался.

— Да, неглупая идея. Но мальчику и собаке следует держаться подальше. Кристер сам в смертельной опасности.

— Почему это?

— Потому что доктор Люнгквист-Берг присутствовал, когда Молин объявил, что внесет мальчика в завещание.

— Да, это нехорошо. Но мы возьмем предателя-доктора раньше, чем он успеет натворить новых бед.

— Нет, погодите, — сказал Кристер, усевшись верхом на спинку стула с собакой на руках. — Все эти разговоры «взять — не взять», конечно, хороши, но вы забываете о главном.

Все вопросительно уставились на него.

Он потупил взор и тихо произнес:

— О Магдалене.

— Да мы постоянно думаем о ней, — вмешалась Тула.

— Кристер прав, — сказал Хейке. — Самое главное для нас: выяснить, что сталось с девочкой. Мы можем все уничтожить своей поспешностью. Они удвоят бдительность и навсегда заткнут свои глотки.

— Они и так держат язык за зубами, — возразила Тула, по обыкновению одетая в зеленое. Этот цвет подчеркивал ее глаза, все больше приобретавшие характерный «проклятый оттенок». — Хейке, а ты не можешь узнать? Я имею в виду, жива девочка или мертва.

— Очень сложно, — задумчиво произнес Хейке. — В таком случае я должен...

Он остановился, потому что на столике слуги зазвенел звонок.

Молин проснулся.

Все бросились в гардеробную, но только слуга и Хейке проследовали дальше, в спальню.

— Ваша милость звали? Молин прикрыл ладонями уши.

— Не надо так кричать на меня.

— Но я говорю обыч...

Слуга замер, уставившись на хозяина. Они увидели, как старик улыбается, еле сдерживая навернувшиеся слезы.

— Ваша милость... — ахнул Хейке. Слезы хлынули из глаз Молина. Он утирал их и бормотал:

— Если бы не эти... проклятые... слезы... я бы видел вас ясно, как днем!

— Ваша милость! — слуга всплеснул руками и сам едва не разрыдался.

— Да, мой верный друг, — сказал Молин. — Я вновь вижу и слышу. Как в лучшие годы.

— А лицо Вашей милости? Оно совсем не так перекошено. И речь плавная и внятная.

— Да, я почти здоров, друг мой! Мы должны благодарить этого... — Он запнулся, потому что едва не выкрикнул: «Нет, ну и вид же у Вас, доктор Линд из рода Людей Льда! ». Но Молин был неспособен на такую бестактность в силу безукоризненного воспитания. «Он похож на Мефистофеля, — взволнованно подумал старик. — Или на чудище из народных сказок. И все же я охотно вручаю ему свою жизнь, этому потрясающему человеку! ». Он постарался закончить предложение так, чтобы пауза не слишком бросалась в глаза: —... этого замечательного доктора. Спасибо. Сердечное спасибо!

Он долго жал руки Хейке. Переглянулся со слугой и понял, что они оба думали одинаково: «К виду доктора Хейке Линда быстро привыкаешь. И его ужасное лицо начинает казаться необыкновенно привлекательным».

— Вы заслуживаете самого высокого вознаграждения, продолжал Молин. — Нет-нет, доктор Линд, не протестуйте! Ах, я должен встать, я чувствую, как меня переполняет энергия.

— Пожалуйста, будьте осторожны в начале лечения, предостерег Хейке. — Но встать вам можно, это не повредит.

— Там собрались друзья Вашей милости, они ждут в гостиной, — сказал слуга. — Они желают побеседовать с вами.

— Отлично! Отлично! После стольких козней я наконец-то услышу правдивые речи.

— Разумеется, Ваша милость. И в большом количестве.

Немного погодя старик вышел к ожидавшим. Конечно, еще опираясь на руку слуги, но с выпрямленной спиной и прояснившимся взглядом. Он приветствовал Тулу и Томаса и поздравил их с таким необычайно симпатичным и неординарным сыном. Затем все расселись в столовой за большим круглым столом и открыли совещание. Все были равны. Не сел только слуга, но и он был полноправным участником беседы.

Ожидая, пока горничная внесет обед, они обсуждали сложившуюся ситуацию.

— Люнгквист — или Берг, назовем его подлинным именем, — скоро явится с ежедневным визитом, — сказал Молин. — Что будем делать?

Полицмейстер задумался.

— Не знаю, как нам его принять. Во всяком случае, не арестовывать сразу, это ясно. Сказать, что Ваша милость лежите при смерти? Или нет? И что делать с Магдаленой?

— Подождите, — вклинилась Тула. — Хейке что-то собирался сказать, когда Ваша милость позвали. Мы говорили... Да, о чем же мы говорили?

— Ты спросила Хейке, не мог бы он выяснить, жива Магдалена или нет, — напомнил Томас, глядя на жену с вечным обожанием.

— Да, именно так. А ты, Хейке, ответил: «В таком случае я должен... » Тут тебя прервал звонок. Что ты был должен?

Хейке нахмурил брови.

— Я так сказал? Да-да, помню. Я имел в виду: «В таком случае я должен иметь что-то, принадлежавшее Магдалене». Но здесь сложно что-то найти. Она ведь давно не была в этом доме, верно?

— Очень давно, — вздохнул Молин. — Нет, я не припоминаю никакой одежды или игрушек, принадлежавших Магдалене. Ее родители забрали абсолютно все перед своим лихорадочным бегством.

— А Вашей милости не удалось тогда поговорить с ней?

— Нет, они сказали, что Магдалена простудилась и лежит в постели. Я даже не попрощался с ней.

— Конечно, они не могли так рисковать, — пояснил полицмейстер. — Они ведь тогда уже подменили Магдалену племянницей Бакманов.

— А врач, который сперва лечил подлинную Магдалену в Рамлесе, а потом пытался отравить Вашу милость, был кузеном фру Бакман, — в сердцах сказала Тула. — Вот уж воистину предательская семейка!

— Не понимаю, где ваши мозги, — заявил Кристер, в котором юношеская запальчивость преобладала над уважением к старшим. — Конечно, здесь осталось кое-что, принадлежавшее Магдалене!

— Что же?

— Саша, разумеется!

— Черт побери! — воскликнул Молин.

— Если он подойдет, — мрачно заметила Тула. — Он три года пробыл у Бакманов.

— Отчего же, — оживился Хейке. — Собака никогда не забывает тех, кого любила.

Саша навострил уши, услышав свое имя.

— Ну что, подойдет тебе собака? — спросил Томас у Хейке.

— Собака? — улыбнулся Хейке. — Лучшего медиума и быть не может. Иди сюда, Саша!

Забавный, хотя и много натерпевшийся в жизни пес осторожно приблизился, взглядом испросив разрешения у Кристера. Юноша согласно кивнул и улыбнулся.

Хейке взял собаку и ободрительно потрепал.

— Сейчас вы услышите интересную теорию, изложенную мне однажды неким немецким профессором. Живи он пару веков назад, обязательно сгорел бы на костре как еретик. Я познакомился с ним во время путешествия из Словении в Северную Европу.

— Ты и немецкий знаешь? — немного дерзко спросила Тула. Он поднял на нее свои кошачьи глаза. Между ними всегда существовало подобие дружеского соперничества. Оба были «мечеными», оба много знали друг о друге — только им двоим известные тайны.

— Немецкий — язык моего раннего детства, — сказал Хейке. — Я никогда потом не говорил на нем, но слышал и читал. У меня ведь мать немка.

Как же мы забыли, подумала Тула и опустила глаза. Никто и никогда не слышал о матери Хейке. Словно она только и сделала, что произвела его на свет — ценой собственной жизни.

Теперь уже не осталось никого, кто мог бы рассказать о ней.

Но судя по всему, Хейке едва ли унаследовал от нее какие-то особые черты и свойства. Он был типичнейшим представителем рода Людей Льда.

— Давайте послушаем теорию немецкого профессора, — призвал Молин.

— Да, — неторопливо начал Хейке. — Должен признаться, что я сам был настроен довольно скептически. Поначалу. Но приступим — вам судить. Задумывались ли вы о собаках? Собака — единственное животное, следующее за человеком, а не за себе подобными. Хотя, фактически, это стайное животное.

— Верно, — кивнул Коль.

— Вам известно, что собаки постоянно бегут впереди, в то время как человек чинно шествует сзади? Словно они считают своим долгом проверять, безопасен ли путь.

— Я всегда думал, что это охотничий инстинкт, — сказал полицмейстер.

— И любопытство.

— О, гораздо большее, — произнес Хейке. — Неизмеримо большее! — Он благодарно потрепал Сашину шерсть и был вознагражден преданным взглядом. — А сейчас я скажу нечто, что покажется вам ересью. Вы, конечно, читали Библию. Об ангелах, небесах и прочем. Но знайте, что есть ученые мужи, как этот профессор и подобные ему, — которые не осмеливаются заглядывать так высоко, но полагают, что древние дохристианские предания имеют иное объяснение.

Кто-то беспокойно заерзал. Хейке стиснул зубы, показав всем обе обнаженные челюсти, и продолжал:

— Они думают, что пять-шесть тысяч лет назад на земле побывали существа из космоса.

— Что Вы имеете в виду? — приглушенным голосом спросил Молин.

Хейке повернулся и посмотрел в окно.

— Я имею в виду, с другой планеты. С другой звезды. Не ангелы, но существа, подобные нам, хотя, возможно, в ином обличье. Я говорю словами того немецкого профессора: «люди находили многие знаки, но были вынуждены молчать об их обнаружении. О следах внеземной цивилизации». И тогда я начал размышлять. Есть одно странное обстоятельство. Винга много читала мне, и я знаю, что в определенный момент — около шести тысяч лет назад — человечество стало прогрессировать подобно взрыву: от примитивных пещерных людей оно резко шагнуло к высокоразвитым цивилизациям шумеров, египтян, индейцев майя. И очень соблазнительно думать, что здесь не обошлось без помощи извне.

Хейке обвел взглядом лица присутствующих. Среди них было несколько готовых воскликнуть: «Хула на Господа! ». Но тем не менее все слушали с величайшим вниманием.

— А теория профессора заключалась в следующем: если это верно, то скорее всего космические пришельцы оставили нам возможность для контакта.

Молчание нарушил Томас.

— Для контакта между этими... как ты их назвал... космическими пришельцами и нами?

— Да.

— Ты имеешь в виду письмена или нечто подобное?

— Нет, не письмена. Сначала профессор думал, что это растения. Ибо мы с Тулой часто замечали, что они более одушевленные существа, чем принято считать. У них даже есть чувства, как у нас.

Кто-то из слушателей усмехнулся, но Хейке твердо гнул свою линию.

— Но потом профессор отбросил это предположение. Растения не настолько развиты. Но собаки? Вот и нашлось связующее звено! Его теория заключалась в том, что собаки посланы существами с далеких звезд, чтобы охранять людей и служить им — следить, чтобы с людьми не приключилось ничего дурного, пока они не поумнеют настолько, что станут пригодными для нужд инопланетян.

— Для нужд? — переспросила Тула. — Звучит мрачновато.

— Ну для общения, так звучит лучше. Знаете, профессор сам немного поэкспериментировал со своей собакой... Сказал ей что-то типа «спроси своих друзей там в космосе, не перепадет ли мне немного денег для продолжения исследований». И через неделю неожиданно получил стипендию.

Слушатели снова заерзали, со все возрастающим интересом.

— Он попробовал еще. Сначала в пути затерялось одно очень важное письмо. Он поговорил с собакой — и письмо мгновенно пришло. Или другой случай: собака серьезно заболела. Паралич задних конечностей — верный признак скорой смерти. Профессор рискнул — попросил собаку поговорить со своими друзьями о выздоровлении, потому что она очень важна для него как связующее звено. И она выздоровела! Я видел ее, это произошло незадолго до нашей встречи с профессором, поэтому он и рассказал мне свою теорию.

— Ну уж не только поэтому, — многозначительно заметил Коль. — Он видел, что ты не такой, как другие!

— Точно, — согласился Молин. — И что потом?

— Потом я продолжил свое путешествие на север и больше ничего не знаю, — ответил Хейке. — Должен признать, что я с сомнением отнесся к теории о собаках.

— Но теперь возвращаешься к ней? — сказал Коль. — Чтобы узнать, жива ли Магдалена.

Хейке взглянул на маленького недоумевающего Сашу и улыбнулся. И такой пес будет контактером между человечеством и высокоразвитыми пришельцами, удрученно подумал он. А нет ли собаки посолиднее?

— Саша, — ласково сказал он. — Посмотри на меня! Нет-нет, оставь в покое эту муху, садись! Сюда, на стол! Сиди!

Он усадил собаку на маленький столик. К его удивлению, Саша послушно замер на кружевной скатерти. Хейке сел напротив и попытался поймать собачий взгляд. На мгновение Саша глубоко и преданно заглянул ему в глаза. А потом отвернулся. Ибо разве может собака долго выдерживать человеческий взгляд?

Хейке с извиняющимся видом посмотрел на остальных.

— Понимаю, что это выглядит глупо, ребячливо, но мы должны испробовать все, верно?

Они кивнули.

Хейке поднял голову.

— Мне почти удалось вызвать хозяев собаки, или как они там называются, и скоро пойдут сигналы! Да, точно! Через это крохотное создание!

— Ну?

Хейке колебался.

— Я уже говорил, что сигналы, исходящие от собаки, отчетливее сигналов от одежды или игрушек девочки. Я... Погодите! Я... Нет сомнения, что маленькая Магдалена жива.

Над столом пронесся коллективный вздох облегчения. Внесли суп, однако никто не уделил ему должного внимания. Все замерли, повернувшись к окну, где священнодействовал Хейке.

Но их можно извинить. Они спешили.

Хейке торопливо продолжал:

— Космические пришельцы здесь не при чем, это маленький Саша сам посылает мне мысли о Магдалене. Через него я чувствую и девочку, поскольку он когда-то принадлежал ей.

Он наморщил лоб и нерешительно произнес:

— Думаю, что радоваться еще преждевременно. Если я действительно чувствую Магдалену, то похоже, она в беде.

Молин охнул.

— Но где? Где она? — вскочив из-за стола, воскликнул Кристер. Тула решительно усадила его назад.

— Этого я никак не пойму, — ответил Хейке. — Похоже, дело безнадежно. Я не могу проникнуть глубже.

Собравшиеся машинально попробовали по ложке супа. Потом все опять стихло. Хейке сконцентрировался.

— Ты уверен, что она жива? — сухо спросила Тула. — Никаких вибраций смерти?

— Нет, ничего о смерти.

— Благодарение Богу! — прошептал Молин. Он подал тайный знак горничным, чтобы те вышли и не спешили с главным блюдом.

— Эй ты, подойди и помоги мне! — скомандовал Хейке Туле. Та немедленно поднялась, гордая сознанием, что наконец-то он нуждается в ее совете.

Бедный пес совсем смутился, оказавшись в центре внимания сразу двух вцепившихся в него людей. Но эти люди порой бывали так добры к нему.

— Я тоже могу, — заявил Кристер.

— Нет-нет, — возразил Хейке. — Саша не выдержит троих сразу.

Сконфуженный Кристер был вынужден отступить. Они никогда не воспринимали его всерьез. Его, вдохнувшего жизнь в увядшие цветы!

Хейке увидел, что огорчил юношу, и мысленно пообещал позже поднять ему настроение. Сейчас у него нет времени на подобные фокусы.

— Ты способная, Тула, — тихо произнес он. — Отлично!

Она просияла: похвала Хейке — на вес золота.

— Я тоже ее чувствую, — затаив дыхание, проговорила она, обхватив собачьи ляжки. Немного обидно, что тебе досталась задняя часть, в то время как Хейке контактирует с первоклассным материалом: головой и сердцем Саши. Пес обескураженно смотрел на нее.

— Усиливай воздействие, — продолжал Хейке. — Что чувствуешь? Тула рассвирепела.

— Черт возьми, я же не могу держаться за собачий хвост! А ну подвинься, настал черед Тулы!

Присутствующие подавили улыбку. Они не больно-то в этом разбирались, но Хейке вызывал у них огромное уважение. Чего нельзя сказать о Туле.

Однако ко всеобщему изумлению он покорно уступил ей место. Как главной!

Они поменялись местами, и Тула сжала в ладонях Сашину голову.

Хейке тихо пробормотал:

— Похоже, Тула способнее меня в получении информации через живых существ и предметы. Для этого есть прекрасное заклинание, но я никогда его не знал. Мы — «меченые», или избранные, в роде Людей Льда, наследуем разные способности...

— Будь любезен, заткнись на минуточку! — непочтительно заявила Тула. Только тогда всем стало ясно, как она сердита.

Хейке замолчал, но не мог сдерживаться долго. В собачьих глазах тоже застыли немой вопрос и недоумение.

— Ну? — повторил Хейке. — Что ты чувствуешь?

— Стены, — отрешенно выдохнула Тула. — Стены не пускают.

— И я почувствовал то же самое, — подтвердил он.

Остальные затаили дыхание. Если до этого кто-то забавлялся и был настроен скептически, то теперь все об этом позабыли. Всем казалось, что эти двое приблизились к чему-то важному.

Тула откинулась назад.

— Больше не могу. Стены мешают.

Хейке глубоко вздохнул, сел на корточки возле Саши и стал что-то нашептывать на ухо собаке. Остальные прислушивались. Саша подался вперед, сосредоточился и попытался понять, но это было не так-то просто для такой маленькой собачки.

— Ты помнишь Магдалену? — шептал Хейке. — Магдалену? Попроси своих друзей из космоса показать нам, где она! — Произнося эти слова, он чувствовал себя ужасно глупо, — но дело сделано. Пусть кто хочет, смеется, он должен испробовать все.

Саша слабо тявкнул. Беспокойно дернулся и вильнул хвостиком, услышав имя «Магдалена».

Хейке повернулся к ожидавшим.

— Самое сложное то, что существуют две Магдалены. Собака скучает по одной и боится другую. Единственное, что мы узнали: Магдалена жива, видимо, содержится в заточении, и ей очень плохо.

— Бедное дитя, — прошептал Молин.

— Нет, погодите! — воскликнула Тула. — Сработало! То, о чем ты попросил собаку! Идет послание. Или как это называется...

Она замолчала и крепче вцепилась в Сашину голову. Он отпрянул, больше из страха. Тула ослабила хватку, и пес успокоился.

— Я даже вижу каких-то существ, — прошептала Тула.

— Ты и вправду способная, — пробормотал Хейке. — Я ничего не чувствую.

Он отстранился, и Тула продолжала одна.

— Вот, — сказала она, и все подались вперед. — Вибрации!

Хейке выжидающе промолчал.

Тула медленно, напряженно и нерешительно произнесла:

— Я снова вижу видения. Яснее. Словно кто-то посылает их мне... — Хейке кивнул, побуждая ее продолжать.

Она озадаченно проговорила:

— Видения... очень много. Мужчина? Они переглянулись.

— Тула никогда не видела доктора, — напомнил Томас.

— И гора? — продолжала она.

— Возможно, это настоящая гора, — сказал Хейке. — Или доктор Берг*. [Berg — гора (шведск. ). ]

— Доктор Берг, — отрезала она. — Это доктор Берг, потому что я увидела веточку вереска*. [Ljung — вереск, kvist — ветка (шведск. ). ]

— Люнгквист, отлично! Ты общаешься с теми самыми существами. Профессор так и говорил: они посылают информацию в картинах, в символах. Что еще?

— Да. Документ. Я не понимаю. Что-то написано вверху. Круглая метка, вероятно, эмблема.

Она описала, как могла, во всех подробностях.

— Кажется, я это видел! Совсем недавно, — вскричал полицмейстер. — Дайте-ка подумать! Конечно, это он! Послужной список доктора Берга-Люнгквиста. Он у меня есть. Я взял в больнице, в Упсале. Подождите, бумаги у меня с собой.

— У меня тоже, — сказал Молин. — Он вручил их мне, когда стал моим личным врачом.

Старик кликнул слугу, и тот поспешил за бумагами. Хейке и Тула отпустили Сашу, тот спрыгнул на пол и начал радостно носиться вокруг стола, добиваясь поощрения за верную службу. Наконец, он застыл перед Томасом, в обществе которого чувствовал себя в наибольшей безопасности. Добряк Томас, откровенно измотанный путешествием, безропотно взял его на колени. Саша свернулся клубочком и засопел от удовольствия. Кто знает, может быть, он размышлял о разнице между настоящим и недавним прошлым. О тяжелом житье в доме Бакманов, которого он так счастливо избежал.

Молин и полицмейстер совместно штудировали послужной список пресловутого доктора. Остальные заглядывали им из-за плеча.

— Прекрасные рекомендации, — пробормотал Коль. — Но похоже, он был склонен к перемене мест.

— Еще как склонен, — заметил полицмейстер.

— Погоди-ка, — сказал Молин. — Твой список длиннее моего.

— Да, верно, — согласился полицмейстер. — Он не все тебе выложил. Смотри! Вот здесь расхождение. Накануне приезда на курорт Рамлеса он был в маленькой больнице под названием «Милосердие». И вернулся туда по окончании курортной практики. Да, а уже потом объявился в госпитале.

— «Милосердия» в моем списке нет, — сказал Молин. — И санатория Рамлеса тоже.

— Да, так и есть, — вступил в разговор Хейке. — Очевидно, он не хотел, чтобы Ваша милость узнали о них. А как он себя называет в Вашем документе? Берг или Люнгквист?

— Люнгквист, — ответил полицмейстер. — Потому что так лучше. Этот вариант списка существенно приукрашен.

— Ну что ж, это явно «Милосердие», — заключила Тула. — Искать Магдалену нужно там.

— Да, поскольку Берг так тщательно скрывает свое пребывание там, — кивнул полицмейстер. — Во всяком случае, от деда девочки.

— В больнице? — произнес Кристер. — Да, конечно, похоже на то. Все в доме Бакманов твердили ей, что она больна. И дядя Юлиус, и доктор Берг-Люнгквист на курорте. Но она не была больна.

— Где находится это «Милосердие»? — спросила Тула.

— О, в Швеции масса больниц с таким названием, — ответил Молин. — Нет ли адреса в бумагах? Полицмейстер посмотрел.

— Здесь нет... А, вот он! Совсем близко! Между Нуртэлье и Стокгольмом. Я даже вспоминаю это место. Очень дурная репутация!

— В каком смысле? — поинтересовался Томас. — Это ведь не... не лепрозорий для прокаженных?

— Нет-нет. Это приют, куда знатные семьи отправляют своих душевно и телесно увечных родственников, чтобы не стыдиться за них — и хорошо платят при этом.

— Звучит даже очень похвально, — заметил Молин. — Если, конечно, там надлежащий уход за ними! Ведь семье не всегда легко заботиться о таких больных.

— Истинная правда, но что касается «Милосердия», поговаривают, что больных туда помещают только ради собственного удобства и скоро «забывают». Деньги платятся и совесть чиста. Приют не на моем участке. Поэтому не могу с уверенностью подтвердить или опровергнуть эти слухи.

Тула мысленно поблагодарила сашиных «друзей» где-то во Вселенной за их точную подсказку.

А если это не фантазия? Существа, контактирующие с людьми через собак? Только сейчас она в полной мере осознала дикость подобной идеи.

И все же...

Тут вскочил Кристер. В белой сорочке с широким воротником он выглядел необыкновенно юным. На добрую сотню лет моложе остальных. И хотя, возможно, кое-кто не считал его достаточно зрелым для участия в дискуссии, сам он был уверен в своей незаменимости.

— Но если они хотели упрятать Магдалену в такое место... зачем они сперва потащили ее на курорт Рамлеса аж в Сконе?

Молин посмотрел на него острым взглядом старого промышленника.

— Потому что туда собирался консул Юлиус Бакман. Зажравшийся распутник, ему-то как раз было необходимо курортное лечение. И когда Берг получил там временную практику, все превосходно сошлось, и консулу лишь оставалось взять с собой племянницу. Конечно, это только моя теория, но я знал, что консул Бакман туда собирается. И Магдалена тоже. Консул был настолько любезен, что согласился взять с собой бедное болезненное дитя.