Сандему М. 6 страница

— Нет, дождя не будет, — успокоил Кристер. И внезапно остановился, вперив взгляд в вазу.

— Эта... эта...

Молин потянулся к розам и вытащил нужную.

— Нет, вы только посмотрите! Она совсем как новая! — удивленно воскликнул он. — Кристер! Я бы в жизни не поверил, что ты такой чародей!

— Я тоже, — обессиленно произнес Кристер. За долгие годы его вера в собственные магические способности была сильно поколеблена. Он так испугался, что даже ноги подкосились.

— Фантастика! Ну я даю! — ахнул он, совершенно уничтоженный.

Хейке приехал в дом Анны-Марии, пока Кристер был у Молина.

Ему уже исполнилось шестьдесят два, Хейке Линду из рода Людей Льда, но как и большинство «меченых», он был моложав и подвижен и запросто мог сойти за пятидесятилетнего. Сейчас Хейке считался абсолютным главой рода и настоящим pater familias Людей Льда. Он был старшим сыном старшего сына и так далее вплоть до Тенгеля Доброго. Немногие рода могут похвастаться таким прямым генеалогическим древом на протяжении веков: Тенгель Добрый, Аре, Тарье, Микаэль, Доминик, Тенгель Младший, Дан, Даниэль, Сёльве и Хейке. И на нем линия отнюдь не кончалась. Ее продолжали его сын Эскиль и внук Вильяр, который однажды станет главой рода Людей Льда.

Анна-Мария была невероятно рада его видеть, но вместе с тем очень смущена.

— Ах, дорогой друг, дорогой друг! — сбивчиво бормотала она. — Хейке, сколько лет, сколько зим! Ты ничуть не изменился. Экий нахал Кристер — затащил тебя в такую даль! Это уж слишком!

— У меня масса дел, Анна-Мария, и к тому же мне действительно нужно было поехать проветриться. Тянуть на себе три усадьбы — наша семья чуть не надорвалась. Дорогой Коль, рад тебя видеть! Никто бы не смог так осчастливить нашу Анну-Марию, как ты!

— Спасибо за эти слова, — улыбнулся Коль. — Но что касается счастья, то это дело обоюдное. Так, говоришь, морока у вас с усадьбами? Прекрасно тебя понимаю. В один прекрасный момент мы так надорвались, что сразу все бросили. Хотя средств на ведение хозяйства у нас было куда больше. Но казна постепенно все пожирала, кусок за куском.

— Нет уж, увольте, — заявил Хейке. — Мне это знакомо.

— Ну а как ваши дела, надеюсь, хорошо?

— Да, процветаем помаленьку.

После того как Хейке перекусил и отдохнул с дороги, они расселись в уютных креслах в гостиной и налили по стаканчику вина.

Хейке повертел в руках стакан и, поколебавшись, сказал:

— Кристер упомянул в своем письме...

— Ах, это, — быстро отозвалась Анна-Мария. Ему не следовало этого делать.

— Нет, следовало. А сейчас я расскажу вам кое-что удивительное. Снять венец бесплодия непросто. Поэтому я призвал... советников.

— Ты имеешь в виду... наших предков? — тихо произнесла Анна-Мария. Атмосфера в комнате вмиг изменилась, да-да, сама атмосфера. Свет словно чуть померк и наступила тишина.

— Да, — сказал Хейке, и Коль придвинулся поближе. Он никогда не забудет чудес Хейке в Юттерхэде.

— Я спросил их, если ли у меня хоть какая-то возможность помочь Колю и Анне-Марии, ибо я не хочу вымирания этой ветви рода, — сказал Хейке. — И я спросил, как мне действовать, какие взять травы. А они ответили нечто удивительное.

Он помолчал.

— Они улыбнулись мне — все четверо, которые пришли: Тенгель Добрый, Дида, «Скиталец во тьме» и Суль. Четверо очень важных духов. И Тенгель Добрый сказал: «Бедная крошка Анна-Мария страдает из-за нашего решения. Но кто-то должен был это сделать, и выбор пал на нее».

— Что? — сказала Анна-Мария. Коль выглядел озадаченным.

— Вот и я реагировал точно так же, как вы, — ответил Хейке. — Но Тенгель Добрый сказал мне: «Ничего не надо делать, Хейке, Анна-Мария и Коль уже ждут ребенка».

Супруги в изумлении уставились друг на друга.

— Они не объяснили подробнее? — упавшим голосом спросил Коль.

— Да, объяснили, — ответил Хейке. — Сначала я не понял, что они имели в виду, но теперь мне все ясно. Они сказали: «До сих пор поколения рода Людей Льда сменялись с неизменной точностью. Например, ты, Хейке, и Винга, Гунилла и Ула ровесники. Так же, как были ваши родители и ваши дети Эскиль, Анна-Мария и Тула».

Анна-Мария кивнула.

— Все верно. В каждом поколении дети рождались поразительно синхронно.

— Вот именно, — сказал Хейке. — До тебя, Анна-Мария. На тебе механизм заклинило, ты первая в роду Людей Льда, кто не мог родить ребенка. Шира не в счет, причины ее бездетности иные. Мой внук Вильяр и Кристер почти взрослые, они должны были быть ровесниками твоим детям.

— Но это же дурно, понимаешь, — тихо промолвила Анна-Мария.

— Я-то понимаю. Но духи сказали, что такова их воля, все было предусмотрено. Ибо, по их словам, «теперь поколения пойдут вразнобой, это жизненно важно для рода Людей Льда».

— Я не понимаю...

— Я тоже не понимал. Сначала. Но потом у меня появилось время подумать...

— Ты нам расскажешь? — спросил Коль с каменным лицом.

— Да. Знаете, что я думаю? Конечно, духи исчезли, не объяснив ничего подробно, и это только моя теория. Я думаю, что заключительная битва с Тенгелем Злым будет огромной. И тогда в роде Людей Льда народится особенный отпрыск, который будет обладать доселе невиданной сверхъестественной силой. Но, возможно, ему потребуется помощь...

— Другого избранного, — торопливо произнесла Анна-Мария. — Равного ему по возрасту, но из предыдущего поколения!

— Именно так я и думаю, — сказал Хейке. Она выглядела напуганной.

— И ты полагаешь... что им будет мой ребенок? Тем, кто из предыдущего поколения?

— Нет-нет! Об этом нам ничего не известно. Но Анна-Мария... Ни Вильяр, ни Кристер не обладают никакими особыми способностями.

Коль улыбнулся.

— Хотя Кристер упорно настаивает, что он избранный и может колдовать. И несмотря на многочисленные фиаско, вера его непоколебима, как скала.

Хейке тоже улыбнулся.

— Я слыхал об этом.

— Ну и, — напомнила Анна-Мария. — Если ни Вильяр, ни Кристер...?

— Да, — кивнул Хейке. — Но вы же долго ждали, верно? Ты же готова родить «меченого» ребенка. Или избранного.

— Конечно, мы готовы, — ответила Анна-Мария. — И согласны пожертвовать всем ради этого. Даже моей жизнью, если потребуется.

— Не думаю, — сказал Хейке. — Сейчас хорошие больницы. Ты обратись в какую-нибудь из них, и в положенный срок явись туда. Если будут тяжелые роды, там тебя спасут. Мы не хотим потерять тебя. Ни за что на свете!

Коль обнял Анну-Марию — уверенно, тепло и любовно. Хейке задумчиво сказал:

— Нет, я думаю, особо избранный родится не сейчас. Но дело близится к развязке. Помните, Тула и Эскиль слишком близко подошли к Тенгелю Злому!

— И Эскиль тоже? — сказала Анна-Мария. — Ах да, он же нашел флейту Тенгеля Злого. В Эльдафьорде.

— Да. И наверняка это был замысел Тенгеля Злого, чтобы он нашел ее... Он слабо улыбнулся.

— И заманить кладоискателей в Эльдафьорд тоже было кознями нашего недоброго родича. Мы потом об этом догадались. Он приворожил их души, чтобы они пустились на поиски сокровища — клада Йолина. Чтобы они одновременно нашли флейту, звуки которой разбудят Тенгеля Злого. Но в результате он сам себя высек, — засмеялся Хейке. — Ибо по непостижимой прихоти судьбы Йолин спрятал сокровище в рушащемся замке — и каждого кладоискателя раздавливал в лепешку, стоило приблизиться к нему! Какой удар в спину Тенгелю Злому! Ирония судьбы!

— Да, а кто же такой был первый Йолин? — спросил Коль.

— Этого мы пока не знаем. Но было бы забавно узнать... — Хейке поглядел на них. — Но есть кое-что еще, о чем вы никогда не слышали...

Анна-Мария перебила:

— А тот мальчик, рассказавший Эскилю о кладе — когда ему было двенадцать лет — и пробудивший тягу к сокровищу... Думаешь, он тоже был подослан Тенгелем Злым?

— Я никогда об этом не задумывался, — сказал Хейке с просветлевшим взглядом. — Но думаю, ты права, Анна-Мария! Это был какой-то бродяжка — пришел и ушел. Никто, кроме Эскиля, не мог его вспомнить.

Анна-Мария улыбнулась, гордая своей догадкой.

— Однако я перебила тебя, — продолжила она. — Извини!

— Ничего страшного. Того, что я хотел рассказать, вы никогда не слышали. Потому что я поведал об этом только Винге. Мне было жутко рассказывать об этом. Вы слышали, что меня однажды привязали к дереву, — когда Тенгель Злой вселился в мою душу и заставлял служить ему?

— Да, — сказал Коль. — Тогда вы нашли флейту Тенгеля Злого и взяли ее с собой.

— Именно так. Но Винга оказалась мудрее и осознала опасность. Она связала меня, прежде чем я успел заиграть на флейте и вызвать нашего зловещего предка.

— И бросила флейту в костер.

— Да. Это было ужасно. В тот миг я был рабом Тенгеля Злого, и вы не можете себе представить, как разрывалась моя душа! И потом, когда Винга вызвала Ширу... Если бы я не был связан, я бы убил собственную жену.

Анна-Мария содрогнулась. Теперь они впервые почувствовали, как велика и непостижима власть Тенгеля Злого — а ведь он еще не проснулся.

— А потом случилось то, о чем я никогда не рассказывал, — начал Хейке. — Как вам известно, Шира уничтожила флейту, обрызгав ее каплями воды. А что творилось тогда во мне, было так ужасно, что я до сих пор просыпаюсь в холодном поту. Тенгель Злой разозлился на меня за «предательство». Мне показалось, что он сломал каждую косточку в моем теле и наполнил вены расплавленным свинцом. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди. В глазах сверкали искры, и казалось, что кто-то вонзил копье мне в мозг. Я весь, весь превратился в боль и смертельный страх. Но самым ужасным был крик. Тенгель Злой кричал от ярости, покидая мое тело. Барабанные перепонки мои задрожали и едва не лопнули. Голова наполнилась нечеловеческим криком, каждая клеточка тела корчилась от боли и муки. Остальные ничего не слышали, говорила потом Винга. Минуту, показавшуюся мне вечностью, он сжимал меня в тисках яростного крика, а потом покинул мое тело, умчался ввысь и пропал. Но пока я слышал этот вопль, он резал меня, как острый нож, и на мгновение я даже лишился чувств.

Хейке глубоко вздохнул.

— Я много пережил на своем веку. Больше, чем выпадает на долю обычных людей. Многие ужасные вещи я предпочел бы забыть. Но ничего не было страшнее той душераздирающей мести Тенгеля Злого за то, что я позволил себя связать.

В комнате воцарилось молчание.

— Не приведи Господь оказаться в твоей шкуре, Хейке, — сказал Коль. — Хотя и немного найдется на белом свете людей, которыми бы я так восхищался.

— Спасибо!

— А другой человек, которым я восхищаюсь, это мой работодатель, старый Молин, — продолжал Коль. — Он ужасно страдает. Кристер собирался просить тебя помочь старику. Подбодрить...

Потом они долго разговаривали о планах Кристера, о Молине и малышке Магдалене, в судьбе которой все принимали живейшее участие. Вернулся Кристер, удивленный и обрадованный приездом Хейке, и разговор затянулся до позднего вечера. Они строили планы и обсуждали разные варианты спасения Магдалены — или, на худой конец, поиска ее могилы. Кристер старался больше всех, и чем дальше он рассказывал об этой загадочной истории, тем более заинтересованным становился Хейке. В итоге он обещал посмотреть старого Молина. Ибо, как сказал Коль: «Старик стоит того, Нуртэлье много потеряет в день, когда он умрет».

Кристер был так возбужден приездом Хейке, что напрочь позабыл о новости, которую спешил рассказать. Но когда заговорили о Молине, она сама всплыла у него в памяти.

Он аж начал заикаться от волнения:

— А знаете, что? Я... я колдовал! Да, это правда, у меня есть двое свидетелей. Наконец-то пришло мое время, я так долго ждал! Я заставил расцвести увядшую розу!

Увидев скептические физиономии, он продолжал:

— Сначала она безжизненно свешивалась из вазы, и даже лепестки облетели. Но я произнес магические заклинания — и когда вернулся с балкона, она была, как новая! Да, клянусь! Новые лепестки и все остальное. Я просто обалдел!

Хейке увидел, как в глазах Анны-Марии и Коля загорелась надежда. Если Кристер «меченый», то их ребенок будет нормальным.

Он повернулся к отважному сыну Тулы — юноше с веселыми глазами, обаятельной улыбкой и щербинками между зубов.

— Дай-ка я взгляну на тебя, — медленно проговорил он.

Вот так же когда-то он отвел к окну Тулу и изучал ее глаза, держа над головой лампу.

— Кристер, я не вижу в твоих глазах никакого желтого или зеленого отлива, — сказал Хейке. — Но его не было и у твоей матери Тулы, однако же она «меченая». Правда, она делала все, чтобы скрыть этот факт. А ты наоборот, трубишь о своих способностях на всех перекрестках.

— Как это говорят? — добродушно вмешался Коль. — Пустые бочки пуще гремят, да, Кристер? Тот разгневанно повернулся к Колю.

— Я не пустая бочка! Ты сам можешь посмотреть на эту розу!

— Да я просто поддразнил, — успокоил Коль. — Я верю тебе.

— Твои свидетели, — сказал Хейке серьезным тоном, стараясь не смотреть на Кристера, чтобы парень не заметил веселости в его взгляде, — это, конечно, старый Молин, а еще кто?

— Его слуга.

— И вы вернулись с балкона и увидели чудо?

— Да. То есть, кроме слуги. Но он все время находился в комнате и увидел бы, если бы я сжульничал. А я все делал честно.

Хейке и Коль переглянулись. Святая наивность, правда? Но Кристер так воодушевился из-за своих оккультных способностей, что за деревьями не замечал леса.

Мужчины ничего не сказали. Ведь все было так наивно и безобидно.

Ночью Анна-Мария и Коль неподвижно лежали в постели, взявшись за руки и глядя в потолок. Надежда и сомнение боролись в их душах.

Наконец, Коль сказал:

— Думаешь, это возможно?

— Я все размышляю и размышляю, — прошептала она. — У меня в последние месяцы было нарушение цикла. Задержка в несколько недель. Но я думала, что это начало климакса, и очень расстроилась. Конец надеждам, понимаешь?

— Начало климакса, да ты что? Ты же не настолько старая! Тридцать девять лет, разве это возраст.

— Почти сорок.

— Ну да, никакой разницы. Думаешь, то, что сказал Хейке, верно?

— Я не осмеливаюсь думать. Но если...? Слышал, что Кристер «меченый».

— Не думаю, что можно полагаться на его слова. Кристер верит в то, во что хочет верить. Но мы ведь будем рады любому ребенку? Уродливому, злобному или светлому, избранному, правда? Подарим ему всю нашу любовь.

— Да. Спасибо, Коль, что ты мужественно принимаешь проклятие рода Людей Льда!

Он обнял ее за плечи и притянул к себе.

— Потому что мне досталось самое лучшее из этого рода!

Когда Кристер покинул дом Молина, старик, опираясь на руку слуги, поплелся в спальню. Там ждал его врач, доктор Люнгквист, пришедший с ежедневным визитом.

Пока старика укладывали в постель, он посмотрел на слугу усталым подслеповатым взглядом и сказал:

— Отличный парень, правда?

— Замечательный, — ответил слуга. — И так беспокоится о нашей малышке Магдалене.

— Да. Знаешь, я много думал... О мальчике. Будь добр, разыщи завтра моего адвоката. Я хочу переделать завещание. Включу в него парнишку.

— Весьма предусмотрительно, Ваша милость. Я займусь этим. А пока будьте любезны, повернитесь к доктору Люнгквисту, он хочет осмотреть вас.

— А-а, как там дела у старой развалины, доктор?

— Если Ваша милость имеет в виду свое почтенное тело, то состояние здоровья прежнее. Может, немного лучше.

— Чушь! Я чувствую себя отвратительно!

— Это нормально. Это интенсивная терапия, и человек всегда в начале курса чувствует некоторое ухудшение. Значит, организм принимает данный тип лекарств — это добрый знак. Через несколько дней наступит улучшение, вот увидите. Но думаю, нам стоит увеличить дозу. Или нет... у меня есть другое, дополнительное средство. Вот — пусть Ваша милость примет две таблетки завтра утром, за завтраком. А свою вечернюю дозу вы уже получили.

— Да-да, я должен быть пай-мальчиком и послушно жевать всю эту гадость. А теперь я устал. Простите меня, доктор.

По правде говоря, старик хотел остаться один и обдумать, как сподручнее внести Кристера в свое завещание. Он лишился всех наследников и должен спасти свое состояние от когтей стервятников Бакманов. Слуга провожал доктора.

— И как здоровье Его милости? — опасливо поинтересовался он.

Доктор Люнгквист нахмурился.

— Много хуже, чем он думает. Фактически, при худшем стечении обстоятельств он может умереть этой ночью. Одна надежда на новое лечение.

— Да-да. Спасибо вам за заботу, доктор Люнгквист!

Полицмейстер вместе с Тулой и Томасом прибыли в госпиталь святого Серафима.

— Доктор Берг? — спросила чопорная дама за конторкой. — У нас нет никакого доктора Берга.

— Да, весьма возможно, — ответил полицмейстер. — Он мог уволиться. Будьте любезны, посмотрите, работал ли он здесь три года назад?

Дама недовольно скривила губы, но потом все-таки взяла с полки убористо исписанную книгу и начала листать ее. Листала долго. В воздухе пахло карболкой — специфический больничный запах.

— Это не так просто, — запальчиво заявила она, ни к кому не обращаясь. — Вот он! Доктор Эрик Берг поступил сюда в сентябре 1833 года, все точно. Сейчас посмотрим...

Она энергично залистала дальше, бормоча себе под нос.

— Здесь он тоже есть. А здесь нет. Опять углубилась в бумаги.

— Ну-ка, ну-ка!

Страницы шелестели взад-вперед.

— Вот! Здесь он уволился. Даже есть дата. Доктор Эрик Берг закончил 3 августа 1834 года, два года назад. Похоже, не сошелся характером с главврачом.

— А не написано, куда он направился?

— Да, написано. Он получил место в одной из больниц Упсалы 20 августа того же года.

— Спасибо! Огромное спасибо за помощь!

Дама молча выдвинула вперед копилку для пожертвований, ясно дав понять, что «огромного спасибо» недостаточно. Гости с удовольствием опустили по грошику на благое дело. После этого улыбка дамы стала чуть милостивее.

Они опять вышли на стокгольмские улицы.

— Упсала, — сказал Томас. — Это не так уж далеко отсюда. Едем прямо сейчас.

— Не сомневаюсь, что мы напали на его след, — изрекла Тула. Глаза ее горели, как у резвой гончей.

— Умерь свою кровожадность, дружок, — улыбнулся Томас.

Они скакали всю ночь. Останавливались лишь однажды, почти на рассвете, чтобы пару часов поспать самим и дать отдых лошадям.

Путешествие измотало Томаса, но он этого не замечал. Он был глубоко счастлив, что его принимают в расчет, что он нужен.

Слегка прихваченные утренним морозцем, въехали они в Упсалу, и несмотря на несусветную рань, сразу отправились на поиски больницы.

Эта больница была много меньше, чем госпиталь Св. Серафима. Путешественникам показалось, что здесь просто негде разместиться такому огромному количеству больных.

В вестибюле им удалось поговорить с врачом, очень суетливым. Казалось, что все его пациенты именно в эту минуту приготовились умирать и посторонние отвлекали его от жизненно важных дел.

— Доктор Берг? Берг? Нет у нас никакого Берга.

— Скверно, что этот доктор Берг постоянно петляет, как заяц, — пробормотала Тула. — Придется ехать дальше?

— Ладно, — сказал полицмейстер доктору. — Но он по крайней мере был здесь.

— Не уверен, — строго процедил доктор. — Не могу припомнить этого имени.

Полицмейстер настаивал. — Два года назад. Он вступил в должность 20 августа 1834 года, уволившись из госпиталя Св. Серафима.

Тут вмешался Томас:

— Доктор Берг чуть моложе меня. Светловолосый, худощавого телосложения. Держится холодно. Врач заколебался.

— Описание подходит к... Неужели у меня такая дырявая память? Минуточку, я посмотрю!

Он исчез. Пока они стояли на сквозняке в вестибюле, Тула бормотала:

— Мы должны найти доктора Берга. Должны! В нем кроется ключ ко всей загадке. Он единственный, кто знает, что сталось с Магдаленой. Умерла ли она, и если да, то как. И думаю, что не ошибусь, сказав, что он приложил руку и к внезапной смерти консула Юлиуса Бакмана.

Томас перевел взгляд с портретов достопочтенных основателей больницы на ее печальные стены и сказал:

— Консул был человеком, который слишком много знал. Однако не думаю, что доктор Берг единственный, кто знает правду о Магдалене.

— Нет, — подтвердил полицмейстер. — Чета Бакманов тоже замешана. Поскольку они удирали, сломя голову, и нашли замену исчезнувшей девочке.

— Да, чтобы поживиться богатством старого Молина, — сказал Томас.

— Не понимаю, здесь должно быть что-то еще. Ну ладно фру Бакман — кузина доктора Берга. Она всего лишь мачеха Магдалены и не питает к девочке теплых чувств. Но Бакман? Отец Магдалены? Как он мог поступить так бесчувственно?

— Он никогда не заботился о Магдалене, — изрекла Тула.

— Ну нет, сердце не камень, — вставил Томас. — Все говорит за то, что девочка умерла.

— Да, это мы все давно поняли, — признал полицмейстер. — Но это не мешает нам прояснить... Тс, врач идет! Доктор нес в руке папку с развевающимися бумагами.

— Да, все совпадает, 20 августа 1834 года к нам поступил новый врач, он довольно быстро уволился. Я хорошо его помню, описание в точности соответствует, это он. Но его звали не Берг...

— Как же его звали?

— Он называл себя Люнгквист. Все притихли.

— О Боже! — сказал полицмейстер. Врач с сожалением развел руками:

— Увы, я не знаю, что с ним сталось потом.

— Зато я знаю, — решительно заявил полицмейстер. — Спасибо, доктор! Идемте, друзья! Нам надо спешить!

Уже в повозке он объяснил им:

— Доктор Люнгквист — личный врач Молина. Мой друг Молин проходит курс лечения, предписанный доктором Люнгквистом — или Бергом. И моему старому другу становится хуже день ото дня!

— Ага, — отрешенно произнесла Тула. — Думаю, теперь им нужно спешить как никогда, чтобы организовать смерть Молина до смерти Магдалены. Если только она не умерла, хотя на этот случай у них есть запасная... Им надо спешить, ведь теперь наш наглец сынок заявился к Молину в дом и заварил кашу! Доктор, который, разумеется, тщательно скрывает там свое подлинное имя, может пойти на рискованный шаг.

— Особенно когда Кристер притащил пропавшую собаку Магдалены, которую он фактически украл у Бакманов в Линчепинге, — сказал Томас. — О Боже! Хлеб наш насущный!

— Хлеб да каша, — пробурчал полицмейстер, подстегивая лошадей. — Что это у вас за выражения. Еще скажите «суп».

Все трое рассмеялись, но каждый уловил в этом смехе нотки отчаяния.

— До Нуртэлье так далеко, — посетовала Тула. — Мы опоздаем!

— Ну не так уж далеко, — успокоил полицмейстер. Стокгольм — Упсала — Нуртэлье образуют треугольник — почти равносторонний. Мы доберемся туда к вечеру.

— Да, но до вечера всякое может случиться...

— Знаю. К тому же есть вещи, которые меня беспокоят. Неизвестно, сообщили ли доктору Бергу-Люнгквисту о том, что Кристер знает о подлоге с Магдаленами. Но многое говорит за то. Собака, например. Бакманы могли написать ему, как мальчик во всеуслышанье разоблачил их на празднике в Линчепинге. И другое. Молин обмолвился мне, что если его внучка умерла, вместо нее он намерен внести в завещание Кристера.

— Ух ты! — глупо брякнула Тула.

— Это только неосторожные слова. Но если их услышит доктор Берг...! Тогда Молину конец!

Тула углубилась в своекорыстные раздумья о несметных богатствах, неожиданно свалившихся на голову Кристеру. Но собственные угрызения совести быстро вернули ее к действительности.

— Извините, — пробормотала она, и двое мужчин удивленно взглянули на нее. — Нет-нет, я просто задумалась. Нельзя ли ехать побыстрее.

— Да, — сказал полицмейстер. — Мы должны торопиться. Ибо есть еще один человек, которому угрожает опасность. Ваш сын Кристер.

Тула и Томас побледнели.

Дальше все трое ехали молча, не в силах избавиться от неприятного чувства, что уже поздно. Все кончено!

Старый Молин сидел за столом и завтракал. Но аппетита не было. Он равнодушно ковырял ложечкой вареное яйцо, не испытывая ни малейшего желания попробовать что-то еще. Чудодейственное лекарство доктора Берга лежало тут же, в маленьком пузырьке. Радикальное средство, которое вылечит Молина, как по мановению волшебной палочки.

Он вздохнул. За последнее время этих порошков было так много, а чувствует он себя от них отвратительно. Все в нем восставало против нового лекарства.

Но надо.

Он должен поправиться. Ради Магдалены. Никто в семье не заботился о бедной крошке — его любимице. Они отняли ее у него и увезли в Линчепинг.

Но там была другая девочка...

«Магдалена — где ты, дитя мое? Кто заботится о тебе? »

Он неохотно придвинул пузырек.

В дверях возник слуга. Он выглядел озадаченно.

— Посетитель к Вашей милости. Прикажете принять?

— Кто это? — устало спросил Молин. Слуга хмыкнул.

— Его зовут Хейке Линд из рода Людей Льда. Осмелюсь заметить, что выглядит он весьма... необычно.

Хейке? Хваленый колдун Кристера!

Губы Молина растянулись в усмешке:

— Веди его сюда!

Он отхлебнул свой утренний кофе. Вдруг весь дверной проем от пола до притолоки заполнила темная масса. Он поднял глаза и почувствовал, как перехватило дух.

Его слабые глаза не могли различить всех подробностей, но контуры он видел.

Перед ним стоял великан. С буйной черной, подернутой сединой шевелюрой, желтыми кошачьими глазами-щелочками и ужасным лицом, напоминавшим, насколько Молин мог разглядеть, грубо вытесанную деревянную скульптуру. Или дьявольскую маску. А эти плечи!

Посетитель вежливо приветствовал Молина глубоким мягким голосом — громко, как учили его Коль и Кристер. И Молин уловил в его голосе легкую печаль и сострадание, ощутил волну человеческой любви, которой никогда не встречал прежде.

— Проходите, — пригласил он. — Садитесь. Вы проголодались?

— Нет, спасибо, я только что завтракал.

— А-а, наверняка у милейшего семейства Симон. Кристер рассказывал мне о вас, господин Линд из рода Людей Льда. Он ваш страстный поклонник.

Монстр улыбнулся, и все его лицо преобразилось. Теперь он был ближе, и Молин смог рассмотреть каждую черточку. Кажется, он начинал понимать Кристера с его «идолопоклонством».

— Кристер такой импульсивный, — сказал Хейке.

— Но он отличный парень.

— Да, это точно, — тепло произнес Молин. — Ну, вы, конечно, слышали о наших неприятностях?

— Наслышан. И все хором просили меня заняться вами, господин Молин. Да, в лице Коля Симона вы имеете преданного друга. Он сказал мне, что мир не вынесет потери Вашей милости.

Он криво усмехнулся, предвкушая обмен любезностями.

— Приятно слышать, — ответил Молин, уловив интонацию и подыгрывая в том же духе. — Хотя должен признаться, я был далеко не ангелом.

— Ну, управляя финансовой империей, ангел неминуемо совершит грехопадение. Что же касается вашего врача: как мы поступим? Мне не хотелось бы лезть в чужой монастырь.

— Понимаю. Но доктор Люнгквист придет не раньше вечера, — а коли не пойман, не вор. К тому же, говоря по чести, я им недоволен.

— Что он вам назначает?

Молин кивнул слуге и попросил принести лекарства, прописанные для долговременного курса.

— Мне кажется, что от его лечения мне только хуже, признался Молин Хейке. — Но доктор говорит, что это нормально. Якобы улучшение наступит позже.

Хейке нахмурил брови. Его реакция не ускользнула от Молина, и, встретив понимание, старик воодушевился.

— Я исправно принимаю его лекарства несколько недель. Вчера я пожаловался — и он сказал, что нужно добавить еще одно снадобье. Вот это, — уточнил Молин, подняв пузырек. Я должен был выпить его за завтраком, но пропал аппетит, и пришлось отложить лечение в долгий ящик.

Хейке взял со стола пузырек и открыл его. Внимательно рассмотрел белый порошок. Тем временем подоспел слуга с целой кучей эликсиров и порошков.

Хейке обстоятельно исследовал каждый из них, понюхал, послюнявил палец и попробовал на язык, а затем вновь вернулся к белому порошку в пузырьке.

— Без названий, — бормотал он. — Только номера. И надписи «сильнодействующее» на этикетках.

Когда Хейке вновь посмотрел в глаза Молину, вид у него был очень серьезным.

— Не знаю, что здесь происходит, — расстроенно сказал он. — Но отныне не принимайте ни капли, ни крупицы всего этого!

— Что вы имеете в виду?

— Этот так называемый врач долгое время пытался убить вас, Ваша милость. Только очень крепкий организм мог выдержать такой натиск.

Молин и слуга непонимающе переглянулись.

— И что-то мне подсказывает, что ситуация критическая, — продолжал Хейке. — Взгляните на этот порошок с металлическим блеском! Здесь, в пузырьке, сильнейший яд! Вы бы сгорели в страшных мучениях за несколько часов, Ваша милость.

Слуга кашлянул.

— Осмелюсь указать, Ваша милость, кто бы в таком случае констатировал причину смерти?

— Да, сам доктор Люнгквист, — кивнул Молин. Старик порывисто вздохнул.

— Вчера вечером я намекнул, что хочу изменить свое завещание в пользу юного Кристера. Во всяком случае вставить его туда. При этом присутствовал доктор Люнгквист. И он прописал это. Не понимаю, зачем, — ведь он не упомянут в завещании. Но, очевидно, что-то за этим кроется. Чертова лиса! — в сердцах выругался Молин.