ТЕАТРАЛЬНАЯ 6 страница

— Ж-ж-ж-у-ж-ж-ж-у-ж-ж-ж-у, — тихонько жужжал в руке фонарик.

Привлечь Погремуна Илья не боялся. Тот запарится сейчас собирать на свою дрезину рассеянных по туннелю беглецов с Сельмаша. Если Погремун вообще существует…

Пятно диодного мертвенно-синего света освещало дорогу. По стенам скакали тени. Сзади была тьма и невнятное эхо, в которое обращалось отдаленное стрекотание муранчи.

Впереди была только тьма.

Глава 8

ДИАСПОРА

Илья нагнал отставшую группу сельмашевцев уже на подходе к диаспорской территории, когда впереди замаячил свет.

Беженцы выходили к станции метро Шолоховская. В глубине туннеля багровые отблески костров мешались с лучами фонарей. Слышалась непонятная возня и бубнеж человеческих голосов. Илья даже различал отдельные фразы.

— Живее, закладывай.

— Здесь закрепи.

— Раствора побольше.

Интересно, что там происходит?

— Движение в туннеле! — Их заметили.

— К бою! — прозвучала чья-то команда.

Лязг передергиваемых затворов. И — еще одна команда.

— Свет!

В туннеле словно вспыхнуло солнце. Яркий луч прожектора ударил из-за перегораживавшей проход кромки, слепя глаза и выпихивая темноту далеко назад.

Мощно! Что ж, диаспорские станции — богатые. У них и генераторы есть, и топлива, небось, заныкано немало. Они могут себе позволить такую иллюминацию. Хотя бы на короткое время.

— Люди! — облегченно выдохнул кто-то. — Это люди. Опять сельмашевские идут.

— Выключить прожектор!

Солнце в туннеле погасло.

— Продолжать работу!

Илья, пристроившись к беженцам, подошел ближе. Стало ясно, какого рода работу ведут диаспорские пограничники.

На Шолоховской не было железных решеток-перегородок от стенки до стенки и от пола до потолка, как на Сельмаше. Диаспора, как, впрочем, и другие станции красной ветки, предпочитала укрепленные блокпосты с хорошо вооруженной охраной, шлагбаумом над путями и передвижными заграждениями.

Для того чтобы сдержать агрессию со стороны соседей, этого было вполне достаточно. Но даже самый укрепленный блокпост не способен был остановить муранчу. Видимо, беженцы с Орджоникидзе и Сельмаша уже популярно объяснили это местным. И теперь диаспорские усиливали оборону.

Надежно перегородить туннель можно было лишь двумя способами. Либо взорвать его, либо замуровать. Необходимого количества взрывчатки у диаспорских не нашлось. Зато цемента, кирпичей и прочего строительного материала оказалось достаточно.

И теперь несколько бригад рабочих, сменяя друг друга, обкладывали пограничный пост кирпичом, шлакоблоком, какой-то плиткой и заливали в дощатые щиты опалубки бетонный раствор.

Работа кипела. Диаспорские спешили, надеясь закончить строительство прежде, чем под натиском муранчи падут сельмашевские решетки. Только на крепость этих решеток и на расторопность каменщиков сейчас и оставалось уповать.

Кто-то подтаскивал стройматериалы и мешки с цементом, песком и щебенкой, кто-то мешал бетон, кто-то наращивал стены блокпоста в ширину, высоту и толщину. По обе стороны спешно возводимой преграды горели костры и стояли наспех сбитые леса. К сводам была прицеплена опутанная проводами и кабелями зеркальная тарелка прожектора. Вооруженная охрана вглядывалась в темноту туннеля.

Слышались скупые команды военных, сдавленная ругань бригадиров, звяканье железа и стук мастерков по камню. В воздухе висели цементная пыль и негромкий матерок рабочих.

Блокпост превращался в подземную стену с не заложенными еще бойницами, сужающимся проходом над рельсами и не замурованной пока аркой туннельного свода.

* * *

— По одному заходим. Быстро-быстро! — Стоявший перед стеной невысокий горбоносый брюнет с автоматом указал стволом на проход.

Сельмашевские беженцы протискивались на территорию Диаспоры.

— Повезло вам, — хмыкнул брюнет. — Еще бы немного — и замуровали вход. В туннеле кто-нибудь остался?

— Нет, — буркнул Илья, замыкавший шеренгу. — Только муранча.

Он тоже вошел в узкую щель.

За ним потянулись охранники и каменщики, работавшие снаружи.

— Закладывай! — приказал брюнет. «Диаспорские хоть по-человечески поступили, — подумал Илья, — не оставили подыхать снаружи».

Впрочем, благородству хозяев станции вскоре нашлось вполне рациональное объяснение. Не успели новоприбывшие беженцы пройти и нескольких шагов по стройплощадке, как их взяли в оборот:

— А вы чего гуляете? За работу! Живее! Давайте помогайте!

Деловитые бригадиры хватали беженцев и тут же, с ходу, припрягали. Каждому находилось дело. Что ж, в такой ситуации рабочие руки лишними не бывают.

Диаспорские, надо отдать им должное, и сами пахали не разгибаясь, но большая часть подсобных рабочих все же оказалась из пришлых. Среди работников, по-стахановски вкалывающих на подземной стройке, Илья начал узнавать знакомые лица.

Вон сельмашевцы… И там. И там тоже. А вон орджоникидзевский мужик, разбивший автомат о прутья решетки. Рядом — бородач дядя Миша. Чуть поодаль — Бульба и патлатый парень.

Ого! А это никак Инженер собственной персоной. Закатив рукава, начальник Сельмаша месит раствор. Рожа недовольная, а что делать? Все работают… Важная стройка идет. Стройка, от которой зависит жизнь. Может быть, жизнь не одной станции, а всего метро.

Диаспорским каменщикам подавали кирпич обезоруженные автоматчики Инженера. Охрана была возложена на плечи хозяев. Но, похоже, они приглядывают не только за туннелем, но и за беженцами-работниками. Поторапливают вместе с бригадирами. Надсмотрщики, блин…

И сельмашевская дрезина с грузовой платформой тоже здесь! Видимо, спарка протиснулась, когда проход-проезд был еще достаточно широк для этого. Судя по всему, диаспорские реквизировали прибывший транспорт для своих нужд: с вагонетки разгружали кирпичи и мешки с цементом. Собственно, уже разгрузили…

— Эй, ты. — Диаспорский бригадир, пожилой армянин, руководивший разгрузкой, ткнул пальцем в Илью.

— И ты тоже. — Бригадир жестом подозвал Бульбу. — Сюда. Живо!

Так… похоже, к ним здесь уже относятся как к рабам. Ладно, не время сейчас ерепениться. Они всего лишь чужаки, покинувшие свою станцию, а пропуск через диаспорскую территорию нужно отрабатывать. Справедливо… Илья подошел. Бульба — тоже.

— Становитесь на рычаги, — кивнул бригадир на дрезину. — Езжайте на Карла Маркса. Там должны стройматериалы приготовить. Поможете загрузить и сразу сюда. Ашот!

К бригадиру подскочил давешний горбоносый брюнет с автоматом, пропускавший за стену сельмашевских беженцев.

Бригадир, махнув рукой на Илью и Бульбу, что-то сказал автоматчику по-своему. Наверное, просил приглядеть.

Ашот кивнул, вскочил в пыльную вагонетку. Устроился поудобнее, положив автомат на колени. Ну, вот и конвой и охрана в одном лице…

Илья и Бульба, качая рычаги, покатили дрезину, постепенно разгоняя сцепку.

Ашот вытащил из кармана и включил фонарик, освещая не столько дорогу впереди, сколько бесплатную рабсилу на дрезине.

— Раствор заканчивается! — донесся сзади, со стройки, чей-то встревоженный голос. — Кирпича нет!

— Ну-ка быстрее! — поторопил Ашот.

— А ты не нукай! — недовольно пробурчал Бульба, налегая на рычаги. — Не запряг еще.

Хотя, если подумать, было близко к тому.

* * *

Разогнавшаяся дрезина пронеслась по опустевшей Шолоховской. В свете фонаря промелькнула местами побитая и осыпавшаяся мозаичная плитка, изображавшая лубочные картинки из казачьей жизни. Хата, палисад, Дон, станица, степь. Лихой чубастый казак на вороном коне. Чернобровая казачка с коромыслом… Шолоховские мотивы, что тут сказать…

Дрезина влетела в следующий туннель, ведущий на Карла Маркса.

Когда-то над этой частью города располагался армянский район. А еще раньше — старый город-сосед Ростова Нахичевань-на-Дону. Потому, вероятно, именно этот отрезок метро и облюбовала армянская община, к которой позднее примкнули и представители других землячеств.

Разноязыкие группки, стянувшиеся сюда со всего метро, сумели как-то договориться. Национальные общины смогли ужиться мирно. В итоге на двух станциях — Проспект Шолохова и Площадь Карла Маркса — образовался диковинный союз, получивший впоследствии название Диаспора.

Диаспора жила, и притом жила богато, за счет торговли. Практически вся ее территория представляла из себя сплошной базар, где на продажу выставлялись самые разные товары: от продуктов и жизненно необходимых в хозяйстве вещей до бесполезных, в общем-то, но довольно любопытных диковинок, доставляемых сталкерами с поверхности.

Прилавки, ролеты, разномастные павильончики и необорудованные торговые места стояли вперемежку с жилыми палатками, фанерными, дощатыми халупами на несколько семей и основательными фамильными гнездами, обложенными кирпичом. Непосвященному человеку трудно было разобрать, какие строения предназначались для жизни, какие — для торговли: слишком тесно переплеталось на диаспорской территории и то, и другое.

Базарно-жилые ряды занимали не только обе станции, но и тянулись по туннелям, вплотную подступая к рельсам, так что при необходимости нужную покупку можно было совершить, не выходя из дрезины.

На диаспорские базары наведывалась вся красная ветка. Сталкеры с дальних западных станций тоже были здесь нередкими гостями. Даже «синие» иногда появлялись — те из них, кто мог себе это позволить. Не зря по метро ходила поговорка: «Если что-то нельзя купить в Диаспоре, значит, это нельзя купить нигде».

Честно говоря, Илья никогда не понимал, как можно постоянно жить на круглосуточно работающем рынке, в почти неумолкающем шуме и гомоне. Но время от времени, посещать диаспорские базары было даже приятно. Особенно если в карманах позвякивали патроны или имелась другая ликвидная «мелочь». Ощущение праздника и ярмарочной суеты помогало хотя бы на время позабыть о крысином существовании свергнутого царя природы. И это, пожалуй, было, главное, за чем метрожители шли сюда пешком и ехали на дрезинах. Ну а покупки… Покупки — это уже дело десятое. Хотя, конечно, тоже важное.

Впрочем, так было раньше. Сейчас все выглядело по-другому. Безлюдье, пустота, тишина. Темнота…

Электрический свет на станции и в туннелях погас. Не горели костры на специально отведенных для этого огороженных местах. Не мерцали забранные разноцветными стеклышками безопасные подсвечники и светильники, которые разрешено было использовать на торговых точках. Единственным источником света был фонарик Ашота, выхватывавший из мрака отдельные части безрадостной картины.

Товарное изобилие, от которого прежде разбегались глаза, куда-то бесследно исчезло. Вместе с товаром пропали и люди. Среди поваленных прилавков и порушенных построек не наблюдалось никаких признаков жизни. Не сновали торговцы с тюками и коробами, не толпились в узких проходах покупатели и зеваки, не шныряли карманники. Не слышались голоса зазывал, не было азартной торговли и горящих глаз.

Такими диаспорские базары Илья еще не видел.

— Ишь, нас заставляют работать, а своих всех уже эвакуировали, — не прекращая качать рычаги дрезины, сердито процедил Бульба.

«Ну, положим, не всех», — мысленно возразил ему Илья. Диаспорских тоже немало у стены осталось. К тому же к работам из беженцев были привлечены только крепкие и здоровые мужчины. Обременять трудовой повинностью женщин и детей Диаспора не стала.

— И манатки свои унесли! — тихонько возмущался Бульба, зыркая по сторонам.

Унесли… Но это свидетельствовало лишь об организованности и предусмотрительности диаспорских. В самом деле, оказаться на чужой станции с пустыми руками — не самая радостная перспектива. А товар диаспорских — это все-таки не станки и железки сельмашевцев. Такой товар можно упаковывать и забрать с собой. Хотя бы часть товара. Самую ценную часть. Ту, на которую можно купить себе еду, кров. Жизнь.

А остальное — попрятать до лучших времен на станционных и туннельных складах.

— Сейчас, наверное, на Карла Маркса настоящее столпотворение, — снова попытался завязать разговор Бульба. На этот раз — громче и обращаясь уже не только к Илье, но и к конвоиру-охраннику. — Если столько народу разом туда ломанулось, а?

Не дождавшись ни от кого ответа, Бульба замолчал и обиженно засопел.

Охранник в вагонетке тоже притих. Только поворачивал фонарь вправо-влево, осматривая царящее вокруг запустение. Видимо, созерцание некогда шумных родных базаров действовало на Ашота угнетающе.

Тишину нарушали лишь поскрипывание рычагов и стук колес. По безлюдному туннелю разносилось эхо катящейся Дрезины.

Илья прикрыл глаза. Монотонная физическая нагрузка, однообразное движение тела и размеренное покачивание скрипучего рычага дрезины вводили его в состояние, близкое к трансу Илья вспоминал, как было здесь когда-то… Вспоминалось хорошо. Ярко, четко.

* * *

Они стояли на краю платформы. Втроем.

Илья, Оленька и Сергейка…

Впереди был шумный туннель, освещенный множеством огоньков, пробивавшихся из-за разноцветных стекол. Такие веселые, праздничные светильники — красные, желтые, зеленые и синие — манили к прилавкам со всякими всякостями. Улыбчивые торговцы и торговки зазывали покупателей, Шум, гам, возня, суета… Людей было много. Даже колея была занята. Впрочем, дрезины по диаспорской территории всегда ездили медленно.

— Ну что, прогуляемся от Шолохова до Карла Маркса? — предложил Илья. — Потом поймаем дрезину и махнем домой.

— Давай, — с радостью согласилась Оленька. Против прогулок по диаспорской ярмарке она никогда не возражала.

— «Шолахва», «Каламакса», «Шолахва», «Каламакса». — Переиначив названия станций на свой лад, Сергейка наморщил лоб. — Мам, пап, а что такое «шолахва» и «каламакса»?

— Не что, а кто, — улыбнулась Оленька. — Люди такие были. Михаил Шолохов и Карл Маркс.

— Карл Макс. — Сергейка, до глубины души пораженный неожиданным открытием, открыл рот. — Один человек и два имени. Он мутант? С двумя головами? А как его фамилия?

— Не Макс, а Маркс, — терпеливо объяснила Оленька. Все-таки иногда, чтобы отвечать на вопросы любопытного Сергейки, требовалось недюжинное терпение. — Маркс — это и есть фамилия.

— Странная фамилия.

— Немецкая, кажется. — Оленька задумалась. — Или еврейская. Точно не помню.

— А немецы и евреи это кто? Не мутанты?

— Нет. Люди. И не «немецы» надо говорить, а «немцы».

— А с какой они станции?

Илья тихонько вздохнул. Ребенок, весь мир которого ограничивался туннелями метро, и не мог, наверное, задавать иных вопросов.

— Издалека, — уклончиво ответила Оленька.

— А эти Шолохов и Мак… Маркс — они вообще кто? — не унимался Сергейка. — Сталкеры? Торговцы?

Оленька растерянно взглянула на Илью. Пришлось взять разъяснительную работу на себя.

— Нет, Сергейка, — начал он. — Шолохов — писатель.

— Кто-кто?

— Ну, человек, который пишет книжки.

— Это что, работа такая?

— Можно сказать и так. Была такая работа.

— Я люблю книжки, — мечтательно улыбнулся Сергейка. — Только с картинками которые.

Ну конечно. Сейчас яркие картинки в добытых сталкерами потрепанных книжечках заменяют детям и телевизор, и компьютер, и прогулки во дворе.

— Я сам рисую книжку, пап, — признался сын. — Про метро книжку. Только у меня тетрадка закончилась.

Сергейка повернулся к Оленьке:

— Мам, купим какую-нибудь книжку и тетрадку?

Оленька бросила быстрый взгляд на Илью. «Хватит? » — спрашивали ее глаза. Илья кивнул. В карманах лежала пара десятков патронов — универсальной валюты метро. Этого должно было хватить на кучу книжек и тетрадок.

— Ну, ма-а-ам? Ну, пожа-а-алуйста… Купим, а?

— Если увидим — купим, — пообещала Оленька.

Вполне удовлетворенный ответом матери, Сергейка снова повернулся к отцу:

— Пап, а Маркс?

— Что? — не понял Илья.

— Ну, Маркс кем работал? Шолохов — писатель, а Маркс?

— Он м-м-м… — Илья задумался. Как бы объяснить ребенку то, чего и сам не до конца понимаешь. — Ну, тоже вроде как писатель. Помимо всего прочего… Много написал.

— А они хорошие писатели?

— Ну-у… смотря кто. И кому как.

— А у них книжки с картинками?

— У Маркса — вряд ли.

— А кто больше написал — Шолохов или Маркс?

— Думаю, Маркс.

— Наверное, у них на станции бумаги было больше, да?

Илья покачал головой:

— Маркс не на станции жил.

— А Шолохов?

— И Шолохов тоже.

— А где тогда? В туннелях, что ли? Там же со светом плохо. Как там писать?

— Нет, не в туннеле. Они вообще не в метро жили.

— Не в метро?! — сделал большие глаза Сергейка. — На поверхности? Так значит, они все-таки мутанты? Станции назвали в честь мутантов?

— Да нет же, Сергейка! Это давно было. До Войны. Нашего метро тогда еще не построили.

— А-а-а. — На лице сына отразилось понимание. — Они в древности жили, да?

Илья невесело улыбнулся.

— Да, в древности.

Можно сказать и так. В другом мире, в другой эпохе, в другом зоне.

— А еще кто тогда жил?

— Ну… — Илья задумался. — Станцию перед нашим Аэропортом помнишь?

— Это где пьяные дяди и голые тети?

Илья и Оленька переглянулись. Даже транзитом проезжая мимо орджоникидзевских притонов, не всегда удавалось уберечь сына от неприглядных картин.

— Ор-жи-ки-ни-дзе, — с трудом выговорил Сергейка. Это слово всегда давалось ему нелегко.

— Орджоникидзе, — поправил Илья. — Был такой Григорий Орджоникидзе. Он же Серго Орджоникидзе…

— Так это тоже человек?! — смешно вытаращился Сергейка. — И опять с двумя именами!

— Человек, человек, — заверил Илья. — Обычный человек. И имя у него одно. Серго — это партийная кличка. Ну… прозвище, в общем.

— Ор-жи… Ор-джо… — снова попробовал выговорить трудную фамилию сын. Но пока отказался от этой попытки.

— Человек, — задумчиво пробормотал он. — А я-то думал…

Что именно думал сын, осталось тайной. Сергейка быстро переключился на другое:

— Пап, а Сельмаш — это еще один дядя из древности?

— Нет, Сергейка, Сельмаш — это не человек.

— Мутант?

Илья вздохнул. Ничего удивительного в том, что Сергейка так зациклился на мутантах. То, чего больше всего боятся дети, у них обычно на языке.

— Завод такой был, — объяснил Илья. — «Ростсельмаш» назывался. Сельскозозяйственные машины производил. Сначала…

— А что такое сельское хозяйство?

— Это когда люди выращивают себе еду, а потом собирают урожай.

— Понятно-понятно, большие короба для грибов? Это — сельское хозяйство, да?

— И это тоже, — невесело вздохнул Илья. — В некотором роде.

— А кто еще в древности жил? — Видимо, обнаружившаяся связь между седой, с точки зрения Сергейки, стариной и станциями метро всерьез его захватила.

— За Карла Маркса и Театральной есть станция Ворошиловская и Буденовская. Климент Ворошилов и Семен Буденный тоже оттуда… м-м-м… из «древности».

Сергейка погрузился в раздумья. Вероятно, старался заново осмыслить привычные, давно въевшиеся в сознание названия станций и сопоставить их с конкретными людьми, которые, наверное, представлялись ребенку никак не меньше, чем титанами прошлого.

— Ор-джо-ни-ки-дзе, Во-ро-ши-лов, Бу-ден-ный — сосредоточившись и тщательно проговаривая каждый слог, произнес Сергейка. — Они все тоже писатели?

— Нет, они не писатели.

— Но они жили до метро и до Войны?

— И жили, и умерли, — кивнул Илья. — И они, и Маркс, и Шолохов.

Сергейка снова ненадолго задумался.

— Но раз они умерли до появления метро, значит, ничего для нашего метро сделать не могли? — немного разочарованно сказал он.

— Ничего.

— Они даже написать о метро не могли.

— И не писали.

— Зачем же тогда называть станции их именами?

Илья в очередной раз подивился по-детски незамысловатой мудрости и непосредственной проницательности сына.

— Честно говоря, не знаю. Просто привыкли люди, и все. Сначала их именами называли улицы, проспекты, площади, поселки и районы. Ну а потом по привычке уже — станции.

— Мам! Пап! — Сергейка вдруг дернулся в сторону, к освешенному подвесным диодным фонариком прилавку. — Там книжки продают!

Сергейка первым подбежал к торговцу и, видимо, решил блеснуть только что приобретенными знаниями.

— Книжка Карла Маркса с картинками есть? — услышал Илья задорный голос сына.

И — немного разочарованный:

— А Шолохова?

И — совсем уж грустный:

— Ну, хоть что-нибудь с картинками?

* * *

Под колесом что-то звякнуло. Разогнавшуюся дрезину сильно тряхнуло и сбросило с колеи. Илью и Бульбу вышвырнуло на щебенку. Ашоту удалось удержаться в вагонетке. Впрочем, судя по сдавленной ругани, его тоже крепко приложило.

Фонарик Ашота погас. Разбился…

Илья вытряхнул из кармана осколки своего «жучка». Ох, не повезло же им. Совсем без света остались.

— Какого хрена! — простонал из темноты Бульба. Илья вслепую нашарил рельсы. Ага, вот в чем дело. На путях лежала железная стойка от перевернутого прилавка. На нее то они и налетели в темноте. Не надо было Ашоту по сторонам фонариком крутить. Дорогу надо было освещать. Конвоир уже выскочил из вагонетки. И тоже зашерудился возле дрезины.

— Сошла, зараза, — прорычал он сквозь зубы. — С рельсов сошла!

— Втроем поставим? — спросил Илья.

— Да поставить-то, может, и поставим, — вздохнул Бульба. — Но повозиться придется.

Действительно, на то, чтобы в кромешном мраке при помощи рычага, в качестве которого была использована злополучная стойка, и трехэтажного мата поставить дрезину на рельсы, пришлось потратить немало времени. А когда транспортная проблема была, наконец, решена, появилась новая.

— Слышишь? — вдруг тревожно шепнула из мрака Оленька.

— Что? — насторожился Илья.

— Папа, ты слышишь? А это уже Сергейка.

— Что я должен услышать?

— Ты чего там бормочешь, Колдун? — затесался в разговор голос Бульбы.

Илья не ответил.

— Слушай-слушай, вот сейчас! — снова заговорила Оленька. — Тихо…

— Эй, Колдун!

— Тихо! — велел Илья.

И в туннеле стало тихо. Тихо, да не совсем.

Ухо уловило эхо беспорядочной стрельбы. Расстояние определить было невозможно: отзвуки выстрелов разносятся по замкнутому пространству далеко и в каждом туннеле звучат по-разному. Но было ясно: стреляли отчаянно, не жалея патронов. Пару раз из непрерывной гулкой канонады выделилось уханье ручных гранат.

Это значит, что муранча уже взломала внутренние перегородки Сельмаша и подошла к Шолоховскому блокпосту совсем близко. А еще это означало, что замуровать опасный туннель диаспорские каменщики уже не успеют.

— Что это? — Голос Ашота был тихим и сдавленным.

— Муранча, — дал Илья единственно верный ответ.

— Беги, Илюша! — Оленька чуть не взвизгнула из темноты.

— Папа, уезжай! — захныкал где-то рядом Сергейка.

Им было страшно. Возможно, им было даже страшнее, чем ему самому. И это неудивительно. Они — там, где он. И спасти сейчас их он может, только спасая себя.

— На дрезину, быстро! — велел Илья. — Бульба, отцепляй вагонетку — так легче будет. И — сваливаем.

На дрезине еще была возможность спастись. У них у всех. Если снова под колеса ничего не попадется.

На этот раз Ашот, забросив автомат за спину, помогал им качать рычаги.

Пальба за спиной начинала захлебываться.

«Патроны кончаются, — подумал Илья. — Или стрелки».

Глава 9

ТЕАТРАЛЬНАЯ

Им повезло. Больше на рельсах не лежало ничего, что могло остановить мчавшуюся сквозь мрак дрезину.

На полной скорости они влетели на Карла Маркса. Здесь догорало несколько костров, отбрасывавших багровые блики на выложенные плиткой стены. И — никакого столпотворения, предсказанного Бульбой. Вопреки ожиданиям, эта станция, как и Шолоховская, оказалась пустой.

У края платформы Илья увидел сложенные аккуратными стопочками кирпичи, декоративный камень, толстую плитку и целые бетонные блоки, отбитые от стен. Рядом лежало два мешка цемента. Все было подготовлено для быстрой загрузки. Подготовлено и… брошено. Илья, Бульба и Ашот вертели головами.

Нет. Никого. Нигде.

И еще бросалась в глаза одна странность: изрядно прореженные базарные ряды. Вместе с людьми куда-то исчезла часть торгового оборудования.

«Неужели марксовские даже прилавки унесли вместе с товаром? » — поразился Илья. Впрочем, гадать на эту тему было некогда.

Дрезина нырнула в темноту следующего туннеля. В прощальном отблеске костра Илья успел заметить, что и здесь торговые ряды разобраны. На последнем перегоне диаспорской территории было необычайно просторно.

Мрак в этот раз отступил, так и не сгустившись по-настоящему. Впереди горел свет, и угадывалась какая-то возня. А когда дрезина подъехала ближе, из темноты проступили смутные очертания широкой и высокой — чуть ли не до самого потолка — баррикады, наваленной вокруг и поверх западного пограничного блокпоста Диаспоры. Стало ясно, куда подевались прилавки из туннеля и со станции…

Диаспорские и здесь времени даром не теряли. Если бы стена, возводимая на восточной границе, остановила муранчу, разобрать баррикаду — не проблема. А если нет, то груда прилавков посреди туннеля хоть ненадолго, но задержит тварей. Вероятно, так считали те, кто ее соорудил.

Увы, вовремя сельмашевский туннель замуровать не удалось. Муранча наверняка уже прорвалась через незавершенную стену. А на баррикаду мог надеяться лишь тот, кто не видел муранчу своими глазами. Илья ее видел. Он знал, что в лучшем случае возведенный в туннеле завал сдержит мутантов лишь настолько, насколько хватит патронов у защитников баррикады. Это все-таки не каменная стена и даже не сельмашевская решетка. Гигантские муравьи перелезут через нее на раз-два. Или перелетят на раз.

Дрезина проехала мимо костров, горевших по обе стороны колеи. Судя по всему, огни перед завалом были разведены для того, чтобы как можно раньше увидеть опасность.

Илья, Бульба и Ашот перестали качать рычаги. Дрезина прокатилась по инерции еще пару десятков метров. Врезалась в завал. Остановилась…

* * *

— Сюда! Поднимайтесь сюда! Скорее! — прокричали им сверху.

По глазам резанули лучи фонариков. Илья попытался вскарабкаться на баррикаду. Наваленные друг на друга широкие дощатые прилавки ходили ходуном. Ноги скользили и проваливались. Рукам не удавалось нащупать надежной опоры. В пальцы вонзались занозы. Торчавшие палки норовили проткнуть живот и выколоть глаза.

Рядом матерились спутники Ильи. Особенно разорялся Ашот, подниматься которому мешал автомат. Однако оружие свое он бросать не собирался.

С ходу взять штурмом баррикаду оказалось непросто. Человек — не многоногая муранча. Он по таким препятствиям лазить не обучен.

— Держите! — Сверху им спустили грубо и, похоже, наспех сколоченную лестницу.

Дело пошло лучше. Цепляясь за перекладины, Илья, Бульба и Ашот быстро забрались на вершину баррикады. Здесь уже приходилось лезть на карачках и пригибать голову, чтобы не удариться о туннельные своды.

Чьи-то руки подхватили их и втащили на противоположную сторону завала.

— Что там? — спросил кто-то.

Голос — негромкий, простуженный, с хрипотцой. В контрастном месиве густой тьмы и ярких фонарных лучей говорившего трудно было разглядеть.

— Что? Что? Что? — звучали отовсюду встревоженные голоса.

— Муранча, — буркнул Илья.

Как будто мог быть другой ответ.

— Уже?

— Так быстро?

— Точно?

— Да, — еще один короткий ответ на все три вопроса.

— Стенка держится? — спросил хриплоголосый, чьего лицо по-прежнему не удавалось рассмотреть.

— Держалась. — На этот раз заговорил Бульба. — Когда мы были в туннеле между Шолоховской и Маркса — там еще стреляли. Сейчас — не знаю.

— Ладно. — К ним, похоже, утратили интерес. — Люди уходят на Театральную. Идите за ними. Догоняйте.

— А меня автомат! — возмутился Ашот. — Я остаюсь.

— От твоего автомата толку не будет, — осадил его хриплоголосый.

— Почему это?! — вспылил Ашот.

— Потому что здесь от муранчи отстреливаться никто не станет.

— Вот как? Очень интересно!

— А зачем вы тогда вообще навалили баррикаду? — поинтересовался Илья. — Сама по себе она муранчу не остановит.

— Значит, задержит, — ответили ему.

— И надолго? — невесело усмехнулся Илья.

— С этим, — луч фонарика скользнул куда-то вправо и уткнулся в гладкие бока двух объемных канистр, — надолго.

— Там что? — оживился Бульба.

— Бензин, — ответил обладатель хриплого голоса. — А вся баррикада — из дерева. Дерево хорошее, сухое. Вспыхнет как порох.

Ах, вот в чем дело! Вот на что расчет. Ну, тогда да, тогда конечно. Вряд ли мутанты полезут в огонь. А наваленная до потолка баррикада будет гореть до-о-олго. «Чири-хи-чири-хи. Чири-хи-чири-хи…» Илья вздрогнул. Послышалось? Нет. В самом деле, со стороны Карла Маркса эхо донесло знакомые звуки.

— Чири-хи-чири-хи. — Муранчиный стрекот приближался. А значит, приближалась и она сама.