Глава последняя 13 страница

– А я сразу узнала тебя, мой дорогой, – заговорила Ангелика, когда Стилетто на нее посмотрел. – Ведь мы выросли в Афинах вместе. Вместе прошли этот длинный путь…

– Только пути были разные, – услышал одноглазый грек свой собственный голос, ставший внезапно хриплым и каким‑ то надтреснутым. – Тебя приняли в царицы, а меня отдали в рабы. И ты – моя верная и любимая – стала одним из моих первых палачей.

Ангелика в ужасе прикрыла рот рукой, по щекам покатились слезы, но Стилетто не мог остановиться. Он все смотрел на нее и говорил:

– Это было самое страшное. И самое безнадежное.

Ветер зашуршал мелкими камушками и стеблями редкой травы, волны ударились в твердыню утеса. Громкими были эти звуки? Тихими? Никто из шести людей, замерших на маленьком выступе, не смог бы ответить на эти вопросы. Они ничего не слышали в мрачном гнетущем молчании, накрывшем окружающий мир глухим саваном. Но вечно так продолжаться не могло…

Глава 27

На лице Ангелики появилось новое, невиданное им ранее выражение тоски и отчаянья. Она обратилась к Стилетто со слезами в голосе, в растерянности почти переходя на крик:

– Но ведь все‑ таки ты простил меня, мой милый? Я же… Все это время я ждала тебя, я помнила о тебе!

Но Стилетто продолжал, словно не слыша ее. Он, словно заведенный, ходил взад‑ вперед по узкой каменной площадке, с силой рассекая кинжалом теплый вечерний воздух, сам не отдавая себе отчета, что делает ровно столько шагов, сколько требовалось, чтобы пройти от стены к стене в его крохотной камере в тюрьме Коридаллос.

– Да, это правда. Когда я приплыл на этот остров, у меня была только одна цель – месть. Я хотел наказать вас всех! Каждую из вас! За мою загубленную молодость! Разрушить этот проклятый остров, уничтожить его, как вы уничтожили мою жизнь! Но…

Внезапно он остановился, словно наткнувшись на невидимую преграду. Он замер и, сжав кулаки, попытался справиться с одолевавшими его эмоциями, но через пару секунд его губы предательски задрожали, а лицо залила густая краска. Царицы переглянулись с понимающими улыбками. Им уже не раз доводилось видеть это выражение лица, когда сильный мужчина проигрывает схватку со своей страстью. Последняя отчаянная вспышка перед полным смирением. Стилетто, заметив их улыбки, в бессильной ярости топнул ногой по пыльным камням:

– Вам смешно?! Я знаю, о чем вы думаете, проклятые самки! Проклятая Тема! Да, я так сильно завяз в ней, что выбраться уже не мог. Это вы сделали меня таким! Нет, нет, не все, была одна, которая нанесла решающий удар, которая добила меня, сделала меня тем, что я есть.

Мужчина какое‑ то время, тяжело дыша, смотрел на Цариц исподлобья, потом, словно разглядев нечто ужасное, отшатнулся назад, рискуя сорваться в ревущую прибоем пропасть у себя за спиной. Окончательно потеряв самообладание, он бормотал, как безумный:

– Я помню, я все помню. Лишь одной из вас удалось сломать мою волю к сопротивлению, проникнуть ко мне в голову и копаться там, как у себя в кармане. Именно после той, последней, я признался сам себе, что я – раб. Каким бы я ни был бойцом, крутым мафиозо, да стань я кем угодно! Я понял, что глубоко внутри я – нижний, я получаю радость от боли и восторг от унижения, что единственный настоящий оргазм для меня – это оргазм, который я получаю, стоя на коленях, глядя на свою королеву снизу‑ вверх, и только снизу‑ вверх!

– Так и кем же была эта счастливица? – возвысила голос Дамиана, иронично изогнув черную бровь. Казалось, ни страстные откровения обезумевшего грека, ни острый кинжал в его руке не произвели на Цариц ровным счетом никакого впечатления.

– Я не знаю!

Стилетто в бешенстве переводил острие кинжала с одной женщины на другую, словно прицеливаясь, глаза его горели лихорадочным блеском.

– Если бы я только знал, я бы немедля убил ее! Но я не помню! Я был настолько раздавлен, что вместо воспоминаний об этом зияет черная дыра. В памяти сохранились лишь туманные обрывки… Там было темно, она была в черном костюме… И в маске. Это воспоминание мучило меня все эти годы, не отпускало ни на секунду, поэтому я и решил вернуться на остров и во всем разобраться. Я даже решился снова пройти все круги пыток, с каждой из вас, в надежде, что это поможет мне вычислить ту самую, которую я ищу.

Не спуская глаз с Цариц, он красноречиво провел кинжалом рядом с горлом, демонстрируя, какая участь ждет его мучительницу. В наступившей тишине, прерываемой лишь шумом прибоя, послышался насмешливый голос Софии:

– Да‑ да, конечно. Круги ада, ужасные пытки. Я помню, маленький сучонок, как ты извивался под моим кнутом, и в тот момент ты совершенно не был похож на несчастного страдальца. Я отчетливо слышала твои жалкие стоны. «Еще! Еще! » И я сразу вспомнила, что они мне напоминают – ты точно так же стонал десять лет назад, когда люди Лучиано притащили тебя сюда, ничтожного щуплого сопляка, тогда у тебя еще были на месте оба глаза.

Галатея, презрительно фыркнув, сложила руки на своей высокой груди.

– Точно, сестрица, и у него еще не было этих татуировок. Я была знакома с ним еще раньше, и, конечно же, я сразу узнала его наглую манеру. Я помню того юного контрабандиста, который приходил с материка на наше тайное место встречи со своими дружками на черной лодке. Они забирали товар – первоклассный кокаин и гашиш от наших ливанских друзей, а взамен оставляли оружие и деньги. Он уже тогда был дерзким выскочкой, которого чесались руки хорошенько проучить.

Стилетто с трудом выдержал взгляд фиолетовых глаз и хрипло ответил, глядя исподлобья:

– Я тоже тебя запомнил, контрабандистка. И запомнил все твои приемы. Такое невозможно забыть. Ты лишала меня сна, лишала меня зрения и слуха в твоем черном, темном мешке. Ты делала это, потому что узнала, что больше всего на свете я боюсь темноты. Кстати, откуда ты это все узнала? Хотя, впрочем, я начинаю догадываться откуда…

Он кивком головы указал на Ангелику, которая во время их разговора старалась спрятаться за спинами других цариц. Девушка не ответила на его взгляд, напряженно уставившись куда‑ то в сгущающуюся тьму. Ее синие глаза сузились, а полные губы сжались в тонкую линию.

– А ты не так уж и глуп, как я думала, хулиган! – звонко рассмеялась малышка Зоя, тряхнув рыжими кудрями. – Так и есть. Твоя подружка сдала тебя с потрохами, чтобы стать одной из нас!

Дамиана, не удостаивая Ангелику взглядом, согласно кивнула:

– Да, так и было. Она ползала у нас в ногах и умоляла, чтобы мы не наказывали ее, не превращали ее в свою рабыню. Собственно, как это ни странно, это была именно ее идея – выдать нам все твои самые тайные страхи, мечты, желания, боли и радости. Такое, что ты, наверное, и сам о себе не до конца знал. Предложение было очень заманчивым – ты становился совершенно открытым и беззащитным пред нами, словно препарированная лягушка, готовая для изучения, впервые мы знали о нашей жертве досконально все и могли больше не ограничивать себя в средствах. Ты стал нашим первым по‑ настоящему серьезным и большим экспериментом по полному подчинению и, надо признать, ты оказался весьма интересным экземпляром. Все прошло весьма успешно, и в награду мы даже сделали Ангелику одной из нас.

– Да, это было по‑ настоящему круто! – добавила София с азартным блеском в глазах. – До этого мы просто затрахивали сучек до одурения. Мы подмешивали им колеса в еду, и их штырило так, что им это все даже начинало нравиться. В любом случае они хреново понимали, что происходит, и позволяли нам делать с ними что угодно. Но вскоре нам это наскучило. А ты… Ты был что‑ то с чем‑ то. С тобой мы открыли целую новую большую специализацию. Я называю это «пси‑ садизм». Мы научились проникать людям прямо в голову. Понимаешь?

И она, зажмурив серый глаз, легонько постучала костяшками пальцев по своей бритой голове. Стилетто медленно кивнул не сводя с нее глаз:

– Да, я понимаю. Я тоже вспомнил тебя. Ты тот самый бывший морпех, которого выставили из армии за нарушение дисциплины. После этого ты связалась с семьей Анастасиса, стала работать на него. Ты умела делать так, что люди, которые мешали делам семьи, исчезали навсегда.

София мрачно ухмыльнулась:

– Обычно люди говорят «киллер».

– Нет не просто киллер. Тебя боялись, о тебе слагали легенды. Подожди… – Во взгляде Стилетто мелькнула неожиданная догадка. – Скажи, так это ты убрала старика Лучиано, моего бывшего босса? – Он издал сдавленный смешок. – Я только сейчас это понял. Дьявол, кто бы мог поверить, что это была женщина…

Самодовольная улыбка на секунду заиграла на губах Софии, она шутливо махнула рукой:

– Я сделала это исключительно ради тебя. Не стоит благодарности. Я просто не могла больше смотреть, как он к тебе относится! К тому же эта подлая крысиная подстава… Так не поступают с верными людьми. Так что, я думаю, «простой торговец» Марио получил по заслугам. Видел бы ты, как он хрипел и сучил ногами! Ради того, чтобы убрать старого кретина, я вернулась в семью Анастасиса. Он очень любил и уважал меня, уговаривал остаться… Но я отказалась даже от гонорара. Можно сказать, сделала это из любви к искусству. Как и все то, что я делаю своей плеткой.

Стилетто поморщился и непроизвольно пошевелил спиной, которая еще не вполне зажила после посещения тайного подземелья Софии. Улыбка Царицы стала еще шире.

– Брось, плеть – это всего лишь плеть. Кстати, об искусстве, жалко, что ты не видел кино, извини, но оно было эксклюзивным, только для избранных клиентов. Но могу сказать – в кадре ты был просто потрясающим!

– Какое еще кино? О чем ты?

Совершенно сбитый с толку, он обвел Цариц недоуменным взглядом, но те лишь улыбались и переглядывались в ответ. Наконец, София ответила, с трудом сдерживая смех:

– Как в каком? В кино, которое постоянно снимает наша малышка Зоя, у нее большое будущее в кинематографе. А ты – наша звезда. Неужели ты хочешь сказать, что настолько был увлечен жаждой мести и не заметил, что, помимо секретных тропок и подземных ходов, весь остров напичкан скрытыми камерами? Откуда, по‑ твоему, мы узнали про это твое «секретное» место для тренировок? – София обвела рукой скалистый утес. – Конечно, качество съемки страдает, зато монтаж, режиссура, музыка – все на профессиональном уровне. Правда, лучше всего в кадре всегда получается сама Зоя. Эх, а если бы ты видел кадры твоего падения со скалы – это на самом деле потрясающе, настоящий шедевр, такое не стыдно отправить даже на Каннский кинофестиваль.

Зоя восторженно закивала рыжей головкой, улыбаясь до ушей, глаза ее озорно блестели.

– Представляешь, чтобы обеспечить динамичный монтаж, нам пришлось снимать все с нескольких камер, расположенных на лодках, я даже использовала подводные объективы. – Малышка рассказывала увлеченно, указывая рукой на точки, откуда велась съемка. – Особенно я горжусь крупными планами. О, ты был просто бесподобен! Страх полета осветил твое лицо, ужас приближающейся смерти и счастье от моих прикосновений слились воедино, а когда мы упали в воду и ты начал тонуть, незадолго до того, как рабы на катере подобрали нас, по содроганиям твоего тела я поняла, что ты неимоверно бурно кончил. – Она радостно рассмеялась, явно довольная своим успехом. – Все же какая у тебя фактура, просто можно писать картины! Несколько особенно удачных фотографий я решила отослать на World Press Photo, я уверена, они будут иметь большую популярность. Только твое лицо, в нем столько чувства… Невозможно не влюбиться…

Стилетто слушал эту восторженную речь молча, с выражением тоски и отчаянья на лице. Когда Зоя наконец замолчала, он пошатнулся, выронил звякнувший о камни кинжал и медленно опустился на корточки, закрыв лицо ладонями. Мысли бежали по кругу безо всякого смысла. Неужели он и вправду был настолько ослеплен жаждой мести? Как он мог не заметить всего этого? Он думал, что это он следит за Царицами, но на самом деле это они следили за ним. Он хотел их использовать, но в итоге это они его использовали! Все это время он был посмешищем, их послушной предсказуемой куклой! Как это могло случиться? Сквозь гомон своих мыслей он с трудом расслышал шаги. Одна из женщин тихо подошла к нему и опустилась рядом на колени. Она заговорила с ним очень тихо, но от звука ее голоса у него мгновенно замерло дыхание. Это был тот самый голос, голос его неведомой защитницы!

– Бедный, бедный мой Стилетто. – Голос звучал нежно и успокаивающе, словно на воспаленный горячий лоб положили прохладный компресс. – Мы снова перевернули всю твою жизнь. Разве ты не задумывался, почему ты отбыл всего десять лет вместо положенных пятнадцати? Ты думал, что за тебя внес залог кто‑ то из твоих бывших дружков‑ мафиозо? Наивный, это я нашла тебя, о да! Это правда, что тогда ты запал в душу каждой из нас, но остальные забыли тебя, ведь множество таких, как ты, проходило через наши руки. Но не я. Я не смогла тебя забыть. И я разыскала тебя, хоть это было и непросто. После этого я стала думать о том, как освободить тебя, общалась с сильными мира сего и, наконец, нашла лазейку и внесла залог. Тебе даже не увеличили срок за участие в тюремном бунте. Это я привела тебя на остров снова.

С той стороны, где стояли Царицы, донесся дружный вздох удивления. Стилетто медленно убрал ладони от своего лица и поднял голову. Перед ним на коленях стояла Дамиана.

Стилетто смотрел на нее не в силах вымолвить ни слова, пытаясь хоть как‑ то уложить в голове все услышанное. Тем временем Царица продолжала:

– Я знала, что первым делом ты отправишься на Стили и попытаешься найти меня. Я хотела встретить тебя снова, попытаться стереть из твоего сердца обиды и злобу. Я вижу по твоему взгляду, что в чем‑ то мне это удалось, но во многом пока что нет.

Дар речи, наконец, вернулся к Стилетто, и он с трудом выдавил из себя, медленно ворочая непослушным языком:

– Так это ты помогала мне? Там у шезлонга и в подземелье? Это ты дала мне спасительный сок дерева, который приглушил боль?

Дамиана посмотрела на него с состраданием и тихо кивнула:

– Да.

– Да, – словно эхо повторил Стилетто. – Именно ты и была той последней Госпожой, которая навсегда изменила мою жизнь.

Глава последняя

Дамиана опустила глаза и продолжала говорить уже громче, так чтобы ее слышали остальные Царицы, напрягавшие все внимание, пытаясь разобрать, что за странная сцена разыгрывается на краю утеса между Стилетто и их старшей сестрицей.

– Да, это из‑ за меня твоя жизнь пошла под откос. Я пыталась, как могла, все исправить и доказать тебе свою любовь, но… Ты же знаешь, некоторые шрамы остаются навсегда, и старые раны будут давать знать о себе холодными сырыми ночами до самого конца жизни. Ты вправе наказать меня, потому что ты никогда уже не будешь прежним, как уже никогда, увы, не будет прежним этот остров. Ведь ты приехал сюда, чтобы убить меня? Стереть с лица земли мое царство, которое я так долго и тщательно создавала? Что же, ты опоздал.

Он поглядел на Дамиану в полном недоумении и увидел нечто невероятное, то, чего, как он думал, просто не могло быть – в глазах Царицы стояли слезы. Она ответила на его вопрошающий взгляд горькой улыбкой и после недолгого молчания, которое длилось для Стилетто и остальных цариц тысячу лет, продолжила:

– Ты уже уничтожил этот остров десять лет назад, когда тебя привезли сюда, дерзкого непокорного малыша, связанного по рукам и ногам. Тогда я и полюбила тебя, мой юный разбойник. И в этот момент через черное сердце острова пошла трещина, которую уже невозможно было вылечить. – Стилетто открыл было рот, чтобы спросить что‑ то, но она жестом остановила его, и в этом жесте больше не было никакой жестокости и непреклонности, только нежность и сочувствие. – Ты все еще думаешь, что я сломала тебя, но нет. Я вырастила тебя. Я дала тебе невиданную волю и силу, и я не знаю, куда ты ее употребишь. Возможно, на то, чтобы отправить наш остров под воду. Впрочем, для этого не нужно много стараний, он уже давно сам погружается на дно, я много над этим думала и смирилась…

Царицы, завороженные этой неожиданной речью, словно очнулись и затараторили наперебой, жестикулируя и адресуя Дамиане ничего не понимающие, испуганные взгляды.

– Как?! Почему на дно? Мы чего‑ то не знаем, сестрица? Что происходит?! Выкладывай скорее!

Дамиана обернулась к подругам и ответила без малейшего волнения в голосе:

– Ох, сестрицы, бросьте. Наконец пришла пора кому‑ то сказать правду, вы же и сами все прекрасно видите – дела наши плохи и день ото дня становятся все хуже. – Царицы разом замолкли, угрюмо переглядываясь. Каждая в глубине души знала, что Дамиана права. – Отчего это происходит? Я знаю не больше вашего. Может, это от того, что в ваших глазах пропал огонек… Может, это просто рынок, и в безумном современном мире мы не успеваем за растущими запросами. А может, просто от того, что дело, в которое перестали вкладывать свою любовь, никогда не принесет успеха. Ведь я затевала этот остров‑ сказку, где сбываются самые потаенные мечты, а не как пыточную камеру, тюрьму или лабораторию для варки мета. И чтобы выжить, вам снова придется сделать его сказкой. Но в этой сказке для меня уже не будет места…

Стилетто отчаянно замотал головой, поморщившись, словно от боли, он нашарил среди камней свой кинжал и тяжело поднялся на ноги, сжимая в руках оружие так, словно это было его единственное спасение, последнее – что осталось настоящим и вещественным в мире зыбких миражей и вечного обмана.

– Я… Я ничего больше не понимаю! – с мукой в голосе закричал он, глядя сверху вниз на Дамиану, по‑ прежнему стоящую перед ним на коленях. – Что?! Что ты хочешь всем этим сказать?!

Дамиана ответила на его взгляд, и печальная улыбка вернулась на ее лицо.

– В твоей руке кинжал, – совершенно спокойно проговорила она, распахивая тунику на мраморно белой груди. – Вонзи мне его в сердце, если ты все еще хочешь отомстить.

Он поглядел на клинок в своей руке, тусклый и холодный. Его вид напоминал о том, как несколько дней назад на этом же самом утесе он репетировал сцену мести, представлял, как сталь врывается в грудь его тогда еще безымянной и неведомой, мучительницы, повторял, словно обезумевший, те слова, которые он скажет ей, пока разрушительница его жизни будет хрипеть и истекать кровью, а он будет обретать свободу. Его мысли привычно обратились к тому месту в его душе, где все десять лет полыхал огонь мстительной ненависти, наполняя его жаром, абсолютной силой и волей, чтобы жить дальше, чтобы нанести этот последний, решающий удар. Но там, где раньше горел огонь, теперь была лишь черная пустота. Он перевел взгляд на Дамиану, которая, все еще стояла перед ним, совершенно покорная, и ее глаза выражали новое, небывалое чувство, которое теперь, переливаясь через край, наполняло его пустую израненную душу. Слезинка, не удержавшись на ее длинных черных ресницах, сорвалась вниз и побежала по белоснежной щеке. Стилетто вздохнул, медленно и глубоко, и почувствовал, что воздух для него навсегда изменился, потеряв кроваво‑ горький привкус. Где‑ то далеко внизу дышал прибой, спокойно и неторопливо, будто спящий гигант, больше не было слышно ни звука. Стилетто медленно поднял руку над пропастью и разжал кулак. Кинжал бесшумно исчез в темноте.

Среди Цариц раздались вздохи, шепот. София, изготовившаяся было к прыжку, чтобы перехватить руку с занесенным клинком, расслабила мышцы и, облегченно вздохнув, опустилась на камень. А Стилетто, уже не в силах отвести взгляд от коленопреклоненной Дамианы, наконец произнес:

– Нет. Некому отомстить тебе. Этого человека больше нет, он только что исчез в темной бездне, вместе с этим кинжалом. Я жил в обмане, который сам и создал, я страдал оттого, что на самом деле я никогда не искал мести, как бы я ни врал себе, я всегда искал лишь любви. И вот я нашел ее. И пускай эта любовь будет черная, как ночь, мне все равно.

Он, по‑ прежнему не теряя ее взгляда, поднял Дамиану с колен и осторожно, словно дотрагиваясь до ценнейшего сокровища, стер слезинку с ее щеки.

– А что теперь будет с островом? – не выдержав, подала голос Ангелика. – Это наш остров, и мы… Мы его царицы!

Ее голос прозвучал настолько робко и неуверенно, что Стилетто улыбнулся в ответ:

– Что будет? Я не знаю. Я больше никому не хочу причинять боль и ничего не хочу разрушать. Раньше я думал, что погиб на этом острове, но теперь я понял, что по‑ настоящему родился здесь. Я словно вышел на яркий свет из темноты…

– Но все же, – перебила его малышка Зоя, нахмурив брови на недовольном личике, – что будет? У меня тут киностудия, и новых заказов полно, среди них, между прочим, есть несколько очень серьезных и многообещающих… Какого черта я должна рушить свои грандиозные замыслы, ради ваших любовных соплей?!

– О, Зоя!.. – простонала, заламывая руки, Галатея. – Ты вообще способна думать о чем‑ нибудь, кроме своих фильмов?! Я же говорила, я же говорила вам!..

Она принялась нервно расхаживать по утесу взад‑ вперед, бормоча и воздевая взгляд к темным небесам:

– Еще не все потеряно, мы еще можем все спасти… Если мы оптимизируем нашу деятельность, уменьшим расходы, то протянем еще минимум полгода… Так, нужно будет подналечь на продажу наркоты и повысить сборы с гостей… София! Чего ты расселась?! Я что, должна одна обо всем думать?! Предлагай что‑ нибудь!

Но София лишь хитро улыбнулась в ответ и покачала бритой головой:

– Извини, сестренка, это все уже без меня. Я вольный стрелок и поищу свою удачу в другом месте. Слава богам, в этом мире всегда нужны люди, которые умеют причинять боль.

Пока Царицы выясняли отношения, Дамиана взяла Стилетто за руки и заглянула ему в лицо с улыбкой, в которой уже не было ни капли горечи:

– Я приготовила для тебя небольшой сюрприз. Тех денег, что я накопила за эти годы, вполне хватит нам двоим для тихой и яркой жизни, и я даже кое‑ что приобрела несколько лет назад. Я приглашаю тебя на наш собственный остров, он маленький, но для нас двоих там места вполне хватит. Мы будем жить там только вдвоем, жить той жизнью, которую всегда искали мы оба. Идем же, яхта уже ждет нас.

Стилетто проследил за ее взглядом и увидел прекрасную небольшую яхту, заходящую в бухту рядом с дворцом. Улыбаясь друг другу, они направились прочь с утеса по узенькой тайной тропке, петляющей среди скал. Они уже почти скрылись за поворотом, когда их остановил голос Ангелики:

– Эй, а как же мы?!

Она, Галатея и Зоя вопросительно глядели им вслед. Никогда еще Царицы не выглядели так растерянно и беспомощно. Дамиана обернулась к ним и ответила с улыбкой:

– Не волнуйтесь! У вас все будет хорошо. Конечно, остров не уйдет под воду, но кое‑ что придется изменить. Царицы не могут править слишком долго, править должен Царь!

Косые солнечные лучи, как всегда, рассекали прохладный полумрак Черного зала. Все так же мрачно чернели грубые, увенчанные сталактитами стены, блестел полированный гладкий пол. Черный, изукрашенный узорами трон пустовал, все хранило безмолвие. Наконец, в коридоре послышались отдаленные шаги. Они становились все громче и четче, гулко раздаваясь под высокими потолками в зале, привыкшем слышать лишь робкое, почти бесшумное шарканье слуг. Но идущий явно не был слугой. Его поступь была уверенной и четкой, так шагает генерал пред строем преданных солдат или хозяин, с неожиданной проверкой вернувшийся в свой дом.

Двери, ведущие в зал, отворились, и внутрь вошел, одетый в парчу и золото, новый правитель острова Стили. Гордая посадка головы, решительный орлиный профиль, черные как смоль волосы, стянутые простым золотым обручем, – он буквально излучал уверенность и величие. Обнаженные, мускулистые телохранительницы, сопровождавшие его, встали у дверей на страже, заложив руки за спины, а царь не оборачиваясь проследовал в глубь зала и расположился на черном троне. Его внимания уже ждала просительница.

София, почтительно склонив голову, подошла к трону и, преклонив колено, смиренно обратилась к мужчине, сидящему на троне:

– Царь Стратос, позвольте доложить вам о делах на вашем острове.

Стратос поймал ее фиолетовый взгляд и ответил холодной надменной улыбкой, которая ясно давала понять, что он не забыл ничего из того, что случилось на острове ранее. Он шутливо погрозил просительнице пальцем и спокойно промолвил:

– Докладывай, София.

А маленькая яхта летела вперед, словно на крыльях. Море было спокойным, небольшие волны легко покачивали посудинку, баюкая Стилетто, спящего крепким сном в разложенном шезлонге. Дамиана, на секунду оторвавшись от штурвала, обернулась, чтобы еще раз посмотреть на своего возлюбленного. Во сне его черты смягчились, и в них появилось что‑ то неожиданно нежное и детское. Иногда тень тревоги пробегала по его лицу, но через мгновение к нему возвращалась безмятежность. Ничего, пусть выспится хорошенько. Наконец‑ то после всех волнений, страстей и страхов последних лет он мог спать спокойно. Дамиана улыбнулась сама себе и вновь направила свой взгляд на далекий горизонт. Где‑ то там, уже совсем недалеко, ждет их счастье. А за кормой, где вдалеке растворяется белая пена, остался Черный остров, подаривший им любовь.