Глава последняя 11 страница

– Наверное, вы думали, что вы – титаны!

Дамиана вновь рассмеялась. В сочетании с божественно бесстрастным металлическим ликом, скрывавшим ее лицо, этот смех звучал вдвойне безумно.

– Великий Прометей был титаном. Он пошел на дерзкое преступление против воли богов. Он, не испугавшись ужасного наказания, украл огонь, чтобы подарить его всему миру. А вы… всего лишь жалкие людишки со своими мелочными желаниями и лживыми принципами. Что вы хотели сделать с этим огнем? Трусливо задуть его, испугавшись его силы, превратить его в маленькую безопасную искорку, чтобы потом сидеть и греть об эту искорку свои вечно озябшие ладони, потому что ваши сердца давно остыли и в них нет ни капли огня.

Царица еще раз презрительно взглянула на рабов и, запустив правую руку в курчавые волосы Стилетто, а левую в белокурые пряди Ангелики, грубо потянула их вверх, заглядывая в лица черными провалами своей маски.

– Я помню все так, словно это было вчера. И тебя я помню, маленький грек, и то, как ты стонал тогда, беспомощный в моих сильных руках. И, я вижу, ты помнишь тоже. Отлично, тебе пригодится это, потому что тебе придется повторить все эти стоны сегодня!

Дамиана отвела в сторону полу тонко расшитого плаща, высвобождая закрепленный на ее бедрах огромный, блестящий идеально отполированным мрамором, искусно сделанный фаллос. Госпожа резко дернула пленников за волосы, запрокидывая их лица наверх, к плохо различимому во тьме потолку зала, и плотоядно улыбнулась под холодным металлом маски, услышав стоны боли и страха.

– Да, познакомьтесь с моим орудием. Сегодня вас будет карать этот мраморный жезл, и поскольку вы небезразличны друг другу, я позволю вам разделить эту сладкую пытку, так будет намного интересней.

Произнеся глумливым тоном эти слова, Дамиана разжала пальцы правой руки, и Стилетто, звеня цепями, рухнул на гладкий черный пол. Теперь она целиком обратилась к Ангелике, покачивая у нее перед носом чудовищным членом, она провела ладонью по ее бледному лицу, мягким нежным губам и, заглядывая в испуганные голубые глаза, начала говорить, с затаенной, все более прорывающейся наружу злобой:

– Неужели ты, сестрица, думала, что я позволю такой маленькой, ничтожной шлюшке, как ты, и этому мелкому одноглазому воришке разрушить мое царство любви и боли, которое я создавала столько лет? Неужели ты настолько глупа? Мне было больно смотреть, как пройдоха пробирается в ваши слабые сердечки и плавит их, словно лед. Да так, что вы все потекли, как малолетние сучки, забыв про разум и даже про элементарную бе‑ зопасность! Вместо этого вы устроили состязание, каждая хотела заполучить его, сделать его своей игрушкой! Но вместо этого игрушка покорила вас, одержала верх над каждой! А тебя и вовсе сломала! Но ничего, я знаю способ привести вас всех обратно в чувство!

Увлеченная гневной речью, она лишь краем глаза заметила, что Стилетто медленно пытается встать, стараясь не грохотать железными оковами. Не отпуская белокурые волосы Ангелики, Дамиана наотмашь ударила грека по лицу, тот со стоном повалился обратно на пол и затих. Царица нетерпеливо вернулась к бывшей соратнице, обрушив на нее всю свою ярость:

– И я верну вас в чувство! Клянусь богами, сегодня вы раскаетесь в своих жалких потугах навредить мне. А если нет… Что же, значит, Посейдон получит пару приятных подарков, завернутых в простыни. Так что советую быть посговорчивей, сестрица!

После этих слов Дамиана с силой потянула обнаженную пленницу за волосы, и когда ее губы раскрылись в болезненном стоне, мучительница грубо пихнула титанический фаллос в ее нежный приоткрытый рот, так что Ангелика закашлялась, борясь со рвотными позывами. Дамиана же, скривив рот в самодовольной гримасе, принялась жестко двигать своими затянутыми в кожаную сбрую мускулистыми бедрами, вызывая у жертвы ритмичные глухие стоны.

Глава 23

Розовые пальцы вечно юной Эос огладили шершавые камни острова, расцвечивая их теплыми красками жизни. Шум моря сейчас казался удивительно тихим и умиротворяющим, тонкие стволы кипарисов и старые кусты можжевельника наполняли воздух упоительным ароматом свежести. Все вокруг дышало невероятной чистотой и негой. Особенно ярко, будто умытые дождем, сверкали стекла в окнах дворца, выцветшие камни ступеней и дорожек поблескивали золотистыми песчинками, небо с умилением щурилось, выгибаясь над сушей и прибоем ярко‑ голубым куполом. В мире, который просыпался на Стили этим утром, не было и не могло быть страха, унижения и боли – здесь царили только покой и нежные поцелуи ветра.

Однако реальность не любит книжных фантазий, и любая сказка рано или поздно заканчивается совсем не так, как ожидалось.

Дворец Пяти Цариц был настоящим произведением архитектурного искусства. И хотя имя того человека, который его спроектировал, навсегда погребли кучи пепла от сожженных документов, только слепой не признал бы его мастерства… Ну, или тот, кто просто не знал, каким количеством секретных комнат, потайных ходов и скрытых дверей изобилует это изящное и даже минималистичное на первый взгляд строение.

Именно одна из таких незаметных дверей в боковой части дворца сейчас и открылась. За ней была беспросветная темнота узкого коридора без единого светильника. Но людям, которые оттуда вышли, свет внутри был, видимо, и не нужен – они могли идти по этому проходу с завязанными глазами. Собственно, они так и делали. Из дверей вышла небольшая процессия голых рабов в глухих кожаных масках, которые полностью закрывали лицо. Не было прорезей даже для носа или рта, и оставалось загадкой, как им удается дышать в такой «сбруе». Само собой, видеть через свою маску они тоже не могли, однако двигались уверенно, и стороннему наблюдателю сразу становилось понятно, что они выполняют привычные действия, которые совершали уже сотни, если не тысячи, раз.

На мускулистых плечах рабов лежали носилки. На одних распласталась женщина – ее лицо закрывали длинные белые волосы, а на вторых был мужчина со множеством татуировок на теле. Ангелику и Стилетто выносили из Черного зала, где ими всю ночь занималась разъяренная Дамиана.

Пленники выглядели совершенно обессилевшими, разбитыми и измученными, но явных следов пыток заметно не было, так что оставалось только догадываться, что вытворяла с ними безжалостная брюнетка. На некоторые мысли наводили только покрасневшие участки кожи на груди, ягодицах и внутренней стороне бедер Ангелики. Ее влагалище до сих пор поблескивало от влаги, а губы были искусаны и опухли.

На Стилетто же заметить следы бурной ночи было вообще нереально из‑ за густой татуировки. Однако, судя по тому, что он тоже лежал на носилках без движения, избежать пристального внимания Дамианы не удалось и ему.

Рабы прошуршали босыми ногами по плиткам двора и аккуратно переложили тела мужчины и женщины на импровизированное ложе, расстеленное прямо на мягких коврах веранды. Сверху спускался полог из тончайшего темно‑ синего маркизета, который защищал дремлющих людей от назойливых лучей солнца, мошкары и порывов ветра. В изголовье постели стоял столик с фруктами и графином лимонада. Если бы кто‑ то бросил беглый взгляд на веранду, он увидел бы двух отдыхающих людей, которые покинули свои уютные кровати, чтобы насладиться чарующей свежестью раннего утра.

Некоторое время и Ангелика, и Стилетто лежали без движения. Было даже непонятно, спят они, в обмороке или просто без сил. Наконец девушка пошевелилась, с трудом подняла руку и сжала ладонь мужчины, глядя на него сияющими лазоревыми глазами. Скрывать чувства было больше не нужно, и во взгляде снежноволосой красавицы плескался океан нежности и тепла. Она слегка сжала пальцы возлюбленного и горячо зашептала:

– Да, это был ты. Я помню тебя еще с тех давних пор, когда я была простой подругой банды футбольных хулиганов. Но кто знал, что мы встретимся снова… Я так ждала тебя, искала и постоянно о тебе помнила…

Стилетто открыл глаза, долго‑ долго смотрел на лежащую рядом с ним девушку, и его взгляд затуманивало сомнение. Только было непонятно – то ли оно касается слов белокурой царицы, то ли отчаянный грек никак не может поверить, что она рядом с ним и все, что сейчас происходит, правда. Так ничего и не ответив, он прижал тонкую руку к губам и жадно вдохнул сладкий аромат, исходивший от девичьей кожи.

Но Ангелике этого было мало. Она хотела убедиться, услышать из его уст, что он тоже ее помнит, что чувства взаимны. Девушка столько лет жила призрачной надеждой, подавляя ее опостылевшей ролью домины, безликими любовниками‑ рабами, призрачным чувством власти и вседозволенности, что сейчас ей нужна была однозначность. Сердце внутри сжималось в болезненный комок, из‑ за чего становилось трудно дышать. Но какова бы ни была правда, Ангелика должна была ее услышать, поэтому она спросила, не сводя глаз с лица Стилетто:

– Почему ты молчишь? Ты не веришь, что это я?

– Ты – это ты, – улыбнулся он в ответ и еще раз поцеловал руку девушки. А затем его взгляд стал растерянным и почти таким же испуганным, как у собеседницы. – Но я не могу понять, тебя ли я искал все это время.

Ангелика откинула свои прекрасные, как облако, волосы, потянулась к Стилетто и стала покрывать поцелуями его щеки, руки, губы.

– Это я, – шептала она горячо. – Конечно, это я.

Однако из взгляда упрямого афинянина не уходило сомнение. Ах, если бы она могла заглянуть в его душу, в его мысли. Она развеяла бы эту неуверенность в мгновение ока. Но увы… над ней самой продолжает висеть дамоклов меч из растерянности, сомнений и ожиданий, и Стилетто не может помочь ей от него избавиться. Он тоже не уверен. Только его неуверенность еще тяжелее, потому что он не верит себе самому.

Одноглазый грек тем временем безуспешно старался восстановить в памяти, как выглядела ТА женщина. Он прекрасно помнил чувства, которые она в нем вызывала, но совершенно не мог припомнить лица, фигуры. Даже цвет ее волос скрывал черно‑ серый туман, неумолимо затягивающий все, что было связано с мучительницей. Она унизила его, сломала ему жизнь, а он не мог заставить себя вспомнить о ней хоть что‑ то конкретное, за что можно было бы зацепиться…

Зато внезапно в памяти стали всплывать образы, которых Стилетто не касался очень давно. Они настойчиво стучались и требовали его внимания. Мужчина сопротивлялся – сейчас его волновали совсем не эти выцветшие картинки из прошлого, а другие – яркие, но скрытые его собственным подсознанием. Однако память ничего не желала слушать, она захватила его и потащила за собой, как несущийся на всех парах локомотив.

Десять лет назад Стилетто звали совсем иначе. Он был молодым контрабандистом. Нахальным и бесшабашным, не ведавшим ни страха, ни сомнений, ни угрызений совести. Работал он тогда на архимафиозо Марио Лучиано. Правда, сам босс себя так не называл, предпочитая скромно именоваться «простым торговцем». В этом непритязательном титуле была немалая доля правды. Дон Марио никогда не был «простым», но, бесспорно, мог с чистой совестью считаться торговцем. Он покупал и продавал все подряд, не гнушаясь ничем, что запрещалось законом. Перечень товаров у Лучиано был невероятно обширен: от ворованного антиквариата и машин до оружия и новейших наркотиков. Но самым большим и самым прибыльным рынком его империи был, конечно же, рынок «живого товара». Марио Лучиано специализировался на торговле людьми и именно этим заработал себе всемирную известность и репутацию человека, у которого есть все.

Особой статьей доходов выступали девушки и юноши, «обученные особым образом». Спрос на них всегда был невероятно высок, так что поток спецтовара никогда не оскудевал. Кандидатов для обучения нередко ловили прямо на улицах – благо бедных и густонаселенных районов хватало по всему побережью Средиземного моря. Затраты на такой отлов были мизерными, а прибыль огромной.

Но тогда Стилетто еще ничего этого не знал. Он был зеленым юнцом и ужасно гордился тем, что перешел из простой футбольной банды под крыло дона Марио. Работая на такого известного босса, мелкий афинский хулиган сам себе казался больше и значительнее. Стилетто старался изо всех сил, выполнял сначала мелкие поручения, а затем и более сложные задания. В конце концов его заметил сам Лучиано и, отечески похлопав по плечу, приставил охранять «живое золото».

Первые несколько раз на борту корабля, который шел на малюсенький, не отмеченный на обычных картах островок в Эгейском море, были только девушки. Они почти все время спали, опьяненные каким‑ то наркотиком, и Стилетто думал, что везет проституток на вечеринку к зажравшемуся толстосуму. Правда, зачем их одурманивать? Но у этих богачей иногда такие запросы, которые нормальному человеку в голову не придут. Мало ли… Девушки были совершенно беспомощными и так слабо реагировали на внешний мир, что у нескольких напарников Стилетто даже возникла идея их «оприходовать по‑ быстрому». А что? Никому ведь хуже не будет – девки скорее всего этого даже не заметят, заказчик ничего не узнает, зато пара приятных минут обеспечена. Выходец из футбольной банды не разделял подобных взглядов. На улице, конечно, всякое бывало, но дон Марио доверил им этих девушек, а значит, они должны прибыть на Стили в целости и сохранности. Разгорелся спор, дело дошло до драки, но драться Стилетто умел и, что самое главное, любил. В итоге разборки закончились очень быстро – умники отделались парой сломанных носов, а он только поцарапал костяшки на правой руке. Больше, когда в охране был Стилетто, таких ситуаций не возникало – слухи по ту сторону закона разносятся еще быстрее, чем по эту.

Дошли они и до Лучиано. Босс был очень доволен, даже стал приглашать «афинского рыцаря» к себе на яхту, поверяя разные мелкие секреты и разыгрывая роль доброго дядюшки. Стилетто получил должность начальника охраны, сопровождающей «девочек» на Стили и обратно, стал зарабатывать кучу денег и почти уверился, что такими темпами вскоре сможет занять место рядом с доном Марио. Все к тому и шло, но…

Идиллия закончилась внезапно и очень громко.

Как уже говорилось, слухи в преступном мире распространяются куда быстрее, чем в мире законопослушных граждан. Наверное, это в некотором роде залог выживания. Предупрежден, значит, вооружен, даже если предупреждение – лишь отголосок того, что кто‑ то сказал или сделал.

В общем, понемногу до Стилетто стали доходить слухи о том, что происходит на маленьком островке, куда он возит молодых пленников. Поначалу он не желал в это верить – такой подход к людям был ему глубоко противен, невзирая на бурную юность и насущные жизненные реалии. В душе свободолюбивого грека все протестовало против того, чтобы подчинять и калечить кого‑ то в угоду собственным извращенным прихотям. Секс должен приносить радость, удовольствие, наслаждение, но никак не боль и унижение.

Однако реальность не собиралась потакать романтическим фантазиям Стилетто, и вскоре все слухи подтвердились самым впечатляющим способом – он увидел все собственными глазами.

Афинянина снова пригласили на яхту Марио Лучиано. Там должна была состояться встреча с его давнишним компаньоном и приятелем – турком Гаспаром. Стилетто отводилась роль незаметного наблюдателя и телохранителя, а заодно и участника вечеринки.

Людей на яхте собралось много. Часть из них была деловыми партнерами дона Марио, но куда больше здесь было «обслуживающего персонала». Девушки и юноши сопровождали гостей пестрой толпой. Они были молодыми, красивыми, но в их поведении и манере держаться проскальзывало что‑ то такое, от чего Стилетто чувствовал себя неуютно. Все сопровождающие казались какими‑ то пустыми и блеклыми, будто и не люди вовсе, а заводные куклы. Они соглашались и принимали все, что им говорили, не поднимали глаз, позволяли делать с собой все, что угодно.

К Стилетто, который курсировал среди гостей, тоже несколько раз подходили девушки и юноши из эскорта. Предлагали составить компанию, развлечься, приятно провести время. Молодому горячему греку согласиться бы – а чего нет? Халява. Все оплачено боссом, только выбирай, кто больше понравится. Но подспудное неприятное чувство, которое вызывали все эти «сопровождающие», останавливало.

Апогеем странного вечера стала картина, которую Стилетто случайно увидел через иллюминатор, проверяя посты охраны. Гаспар в компании еще шестерых подвыпивших приятелей развлекался в своей каюте с девушками: белой, индианкой, негритянкой и азиаткой. Одежду с них полностью сняли и привязали к четырем сторонам стола. Тела были распластаны и перетянуты веревками, не позволяя пошевелиться. Даже волосы оказались собранными в центре стола в большой узел.

Пьяные мужчины насиловали их по очереди, гогоча и не выпуская изо рта сигар. А когда они удовлетворили первую похоть, в ход пошли пустые бутылки, плетки, деревянные колотушки. Стилетто в ужасе смотрел на происходящее и не мог пошевелиться. Ему хотелось убежать или ворваться в каюту и избить этих уродов, но он просто стоял, судорожно сжимая кулаки, и чувствовал, как что‑ то у него внутри умирает навсегда.

А девушки плакали, просили пощады (слов Стилетто не слышал, но догадаться было нетрудно) и в то же время ни одна не протестовала. Несчастные покорно принимали издевательства, унижения и свои собственные страдания. Будто так и должно быть, будто им это тоже доставляло удовольствие.

Сколько Стилетто простоял у иллюминатора – десять минут? пять часов? – так навсегда и осталось загадкой. Но в конце концов он не выдержал и рванул на верхнюю палубу, где Марио Лучиано веселился со своими гостями. Выдержки и здравого смысла уличному хулигану хватило только на то, чтобы отвести босса в сторону, а не устраивать сцену на глазах у всех. Наверное, это и спасло ему жизнь… Хотя потом он много раз задавался вопросом: а стоило ли оно того? Может быть, смерть оказалась бы лучшим выходом. Один раз тогда, чем сотни раз потом. В бессилии и отчаянии.

Что Стилетто наговорил дону Марио, он почти не помнил. Всплывали только какие‑ то обрывки, про то, что он – Стилетто – не собирается заниматься такой грязной херней. Одно дело эскорт – в Греции всегда существовали гетеры, да и Мария Магдалена была шлюхой. Но совсем другое дело превращать девчонок в биороботов, которые лижут ноги всяким гориллам.

– Это не твое дело, сопляк, – ответил с кривой ухмылкой Лучиано, попутно тиская рыжеволосую красотку, которую притащил с собой, когда Стилетто отозвал его на разговор. Девушка была невероятно прекрасна. При каждом взгляде на нее у молодого грека, невзирая на обстоятельства, перехватывало дыхание. Он старался не смотреть в ее сторону, когда запальчиво высказывал боссу свое возмущение, но взгляд то и дело сам собой обращался к точеному лицу, медной копне волос, пышной груди.

Конечно, это не осталось незамеченным. Улыбочка дона Марио стала еще гаже, и он с издевкой поинтересовался:

– Или ты положил глаз на эту рыжую псину?

Он сильно толкнул красотку в спину, и она буквально влетела в объятия Стилетто.

– Это девушка, а не псина! – только и успел выкрикнуть тот, когда на него накинулись громилы Лучиано.

Драка была сумасшедшая. Поначалу даже казалось, что у выросшего на улице футбольного хулигана есть шанс. Как бешеный леопард он защищал незнакомую девчонку и свое понимание добра и зла. Адреналин пульсировал в каждой мышце. Стилетто работал кулаками, как отбойными молотками, раздавая тумаки направо и налево. Охранники падали, а он продолжал бить и бить, не обращая внимания на боль, крики окружающих и хрустящие от ответных ударов ребра. Но в реальности «хеппи‑ энд» случается редко, и долго так продолжаться не могло – телохранителей у дона Марио оказалось слишком много.

Парня огрели по голове чем‑ то тяжелым, скрутили за спиной руки и повалили на палубу. Перед глазами все поплыло, но перед тем, как отключиться, он еще успел повернуть голову и посмотреть на рыжую, которая замерла возле поручней, будто живая статуя. В ее широко распахнутых глазах плескался ужас вперемешку с состраданием, и она не отрывала взгляда от стремительно опухающего лица своего защитника. По бледным щекам текли слезы.

Нет, девушка не была биороботом, а значит, он поступил правильно. С этой мыслью Стилетто начал проваливаться в забытье. Но прежде чем сознание покинуло его окончательно, он еще успел услышать скрипучий голос бывшего босса. Тот пнул его носком дорогого ботинка и бросил:

– Свяжите их спина к спине. И не слишком усердствуйте – мужчины‑ рабы стоят дороже. А Царица острова сумеет его сломать!

Свет померк, будто на сцену, где протекала жизнь непутевого афинского хулигана, упал занавес. А то, что началось дальше, назвать жизнью было очень сложно.

Глава 24

Память, как бы люди ни жаловались на нее, делает нас теми, кто мы есть. Формирует наши стремления и приоритеты, дает силы добиваться намеченных целей, из кусочков знаний и опыта складывает мозаику мировоззрения… А заодно нередко оберегает от пережитого, прикрывает ослабевшую от страданий психику, подтасовывает воспоминания, делая их не такими болезненными. Хорошо ли это? Каждый отвечает на этот вопрос сам. Но если бы было иначе, далеко не факт, что человек бы выжил в том безумном водовороте, в который нас так часто затягивает жизнь.

И стоило бы быть благодарными за то, что есть механизмы, которые спасают нас от себя самих и позволяют жить дальше. Но, увы, мы почти никогда не замечаем плюсов, зато сразу вычленяем минусы и тычем ими в лицо любым возражениям при каждом удобном и неудобном случае.

Стилетто поступал так же, сжимая от злости кулаки, потому что не мог вспомнить всех деталей своего прошлого. Прошлого, которое растоптало его «я» и превратило в другого человека. В того, кого он стыдился, ненавидел и кем никогда не хотел быть. Отчаянный (или, может быть, отчаявшийся? ) грек не задумывался, зачем ему нужны детали и подробности, которые сейчас ускользают от сознания. Что они могут ему дать? Силы для дальнейшей борьбы, уверенность, целеустремленность? Или просто еще больше злости, ненависти и страха, который и так приходилось перебарывать каждую секунду, что он находился на Стили?

Нет, подобные мысли мужчину не посещали. Ему казалось, что, если он восстановит в памяти все события, вспомнит всех участников, это вернет ему ту часть личности, которую проклятые Царицы отняли много лет назад. Однако предательница‑ память не собиралась помогать Стилетто, подсовывая жалкие ошметки настоящих событий… Правда, и от них у него до боли сжималось сердце и к горлу подкатывал отвратительный ком из ненависти и ужаса.

Калейдоскоп воспоминаний крутился перед внутренним взором одноглазого мстителя, и ему хотелось кричать от обжигающего коктейля эмоций, который обрушивался на него с каждой новой картинкой.

Дорога с яхты Марио Лучиано до Стили была сплошным черным пятном, потому что привязанным друг к другу пленникам крепко завязали глаза. Несколько долгих дней Стилетто провел, чувствуя теплую спину девушки. Их вместе кормили, вместе водили в туалет (что было чудовищно унизительно), не развязывая – так же вместе – швыряли на тонкий тюфяк, где пленникам полагалось поспать. Сон не шел, тело затекло от туго затянутых веревок. Грек помнил, что пытался разговаривать со своей «напарницей», но после сильного удара по голове, которым его наградили вышибалы дона Марио, мысли путались, и он не запомнил не то что самих разговоров, а даже голоса девушки.

На острове их разделили, и Стилетто не знал, что дальше случилось с его рыжеволосой подругой. Были только смутные подозрения, для которых не находилось никакого подтверждения, кроме внутренней убежденности. Грек не сомневался: потом – намного позже – они еще несколько раз встречались на Стили, только амплуа у девушки, которую он защищал от гнусных нападок мафиозного босса, сильно изменилось. Ему казалось, что несколько раз он узнавал ее голос среди тех, кто приходил к нему в камеру. Правда ли это или просто плод воспаленного воображения, сказать было сложно. Стилетто хотел верить, что ошибся, но гнусный червяк подозрения засел внутри и непрерывно подтачивал уверенность, подсовывал обрывки воспоминаний, полунамеки. И от этого на душе становилось чудовищно тяжело. Но самое страшное было даже не в предательстве почти незнакомой девушки…

Они приходили к нему и вместе, и по одной. Царицы острова Темной Любви ответственно исполняли заказ дона Марио – сломать строптивого юнца, сделать из него послушную марионетку, которая не прекословит, не сопротивляется и, самое главное, не может себе даже помыслить ничего такого.

В камере, где он был прикован к стене тяжелой железной цепью, как сторожевая дворняга, света почти не было. Маленький факел у входной двери скорее чадил, чем освещал, и по углам клубились черные бесформенные тени. Компанию Стилетто большую часть времени составляли крысы и тараканы. Однако в любой момент дверь могла распахнуться.

На пороге появлялась изысканно одетая женщина в гротескной маске, а дальше узник переставал быть собой, превращаясь в послушное орудие для забав гостьи.

Иногда царицы приходили вместе или даже приводили с собой целые экскурсии. Эти посещения Стилетто прекрасно помнил. И воспоминания заставляли его невольно вздрагивать всем телом.

Правительницы острова были очень разными, и развлечения у них тоже сильно отличались. Объединяло девушек одно – каждая источала такую властность, уверенность и такую сексуальность, что даже у обессиленного пленника член вставал от возбуждения. Стилетто ненавидел себя в эти минуты. Ненавидел, наверное, даже сильнее, чем своих мучительниц, потому что они без всяких усилий показывали ему, что безраздельно властвуют над его телом. Не он хозяин для своих инстинктов и желаний, а они, Царицы Стили, для которых строптивый грек не больше чем невежественный самец, которого нужно обучить манерам.

Образы хозяек замелькали перед внутренним взором Стилетто, как дорожные столбы, мимо которых несется скоростной поезд.

Она хлестала его плетью, приговаривая ледяным голосом:

– Лижи мне ноги, паршивая шавка. Я не остановлюсь, пока ты не слижешь с них всю грязь.

Прикованный к стене мужчина чувствовал, как на спине вздуваются кровавые полосы от каждого жгучего прикосновения плетки. Он стоял на четвереньках голый и беззащитный. Его язык, пересох‑ ший от долгого вылизывания, уже почти ничего не чувствовал. Зато все остальное тело стонало от боли. А вокруг кружился хоровод унижения.

Приглашенные царицей гости шли мимо него, попивая из хрустальных бокалов ледяное шампанское. Они разглядывали Стилетто, щупали его, кто‑ то даже вылил ему на спину немного вина, и грек зашипел – свежие ожоги от плетки отозвались острой болью. Он чувствовал, как на израненной коже лопаются пузырьки шампанского. А со всех сторон слышались негромкие смешки, словно это была какая‑ то изысканная шутка.

– Не смей шипеть на моих гостей! – рявкнула Царица и толкнула его в лицо ногой. Стилетто упал на грязный пол, и какая‑ то немолодая толстая матрона с сильно напудренным лицом схватила его за пенис.

– Какой забавный жеребчик, – неприятно хриплым голосом сказала она. – Дайте его мне хотя бы на вечер. Я очень люблю воспитывать непослушных мальчиков.

– Я бы с радостью, донья Августина, но этот скакун еще не объезжен. Обещаю, как только он усвоит манеры, я немедленно пришлю его к вам.

Царица рассмеялась низким грудным смехом, от которого у Стилетто внизу живота все завибрировало, и тут же обрушила на беззащитное тело пленника очередной удар.

Воспоминание мигнуло и угасло, будто кто‑ то выключил свет в комнате. Но на смену ему тут же пришло другое.

На мускулистого грека надето платье. Белый и розовый шелк, рюши, пышные юбки. К коротким волосам приколот большой бант. Согнувшись в учтивом поклоне, он подает царице (той же самой? другой? ) поднос, на котором красиво разложены канапе. В комнате полумрак, через балконную дверь внутрь льется тихая серенада – один из рабов поет во дворе.

На изящном ложе полулежит прекрасная обнаженная девушка. Маска скрывает большую часть ее лица, и Стилетто видит только манящие полные губы. Царица берет один из малюсеньких бутербродов и медленно кладет его в рот. Мужчина смотрит на это простое движение как завороженный. Его влечет к бесстыдной равнодушной красавице, которая даже не замечает его присутствия. Он вожделеет и ненавидит ее одновременно. Это она заставила его напялить нелепый наряд. Он ходит в нем уже несколько дней. Даже справлять малую нужду она вынуждает его сидя, а если он начинает протестовать – бьет костяным ажурным веером или отсылает назад в камеру под замком. А туда приходит та, другая. С плеткой.

– Ты должен радоваться, – внезапно говорит Царица и поворачивает голову к своему прислужнику. Холодные голубые глаза блестят в прорезях маски. – Мы с тобой как Геракл и Омфала. И если ты будешь таким же покорным, как легендарный герой, я, возможно, тоже окажусь доброй хозяйкой.

Он кивает, устремив взгляд на мраморные плиты пола – нижнему запрещается смотреть на господ, – но внутри все клокочет и сопротивляется. Если бы не огромные рабы‑ охранники, наводняющие каждое помещение дворца, Стилетто давно бы показал этой высокомерной шлюхе, в чьих руках сила. Она рыдала бы под ним от наслаждения и молила о пощаде, требуя еще и еще.

Пожалуй, эту бесстыдную красотку он ненавидел меньше других. Временами она и правда была к нему добра. Не то что та, другая, которая заставляла приходить к ней в пещеру…

На Стилетто накатила новая волна воспоминаний, и он задохнулся от ужаса, захлестнувшего с головой, как и тогда – много лет назад.