Глава последняя 9 страница

Плот скрылся из поля зрения, и ночь снова стала такой же беспросветно черной, какой была с самого начала. Непрошеного зрителя никто не заметил. Это было хорошо. София так ничего из него и не выбила, так что царицы до сих пор и не знают, кто такой Стилетто, откуда и чего хочет. А их незнание играет против них. И это тоже замечательно. Мужчина скривил рот в хищной ухмылке и потер повязку на глазу.

До рассвета оставалось уже недолго, так что рисковать и переломать в темноте руки‑ ноги не стоило. Глубоко вздохнув, он облокотился о валун, служивший раньше укрытием, и стал ждать. Скоро взойдет солнце, и кошмар сегодняшней ночи останется в прошлом. Но «в прошлом» не значит «забудется».

Глава 18

Жаркий, изнурительный день на острове сменялся бархатным вечером, затем приходила прохладная, благодатная ночь, со своими загадками и искушениями, но и ее вскоре пронзало золотыми стрелами солнечных лучей и прогоняло прочь румяное, свежее утро. И так день за днем, снова и снова. Но глубоко под скалистой поверхностью Стили существовало место, где никогда ничего не менялось. Наверху нещадно палило солнце, хлестали ливни, грозно бушевали штормы и ураганы, разбивались сердца и тела содрогались от бесконечного наслаждения, но в «Camera obscura», как называла этот изощренный пыточный инструмент его создательница, великолепная Галатея, всегда царили темнота и безмолвие.

Сегодняшняя ночь принадлежала ей. Она спускалась все ниже и ниже в подземелья, раскинувшиеся глубоко в недрах острова, словно лабиринт, таящий загадочные сокровища и монстров, способных лишить рассудка и даже жизни тех, кто отважился на эти сокровища покуситься. Но иногда монстры имеют весьма соблазнительную внешность.

Галатея спускалась по гулким каменным лестницам, изо всех сил стараясь не торопиться. Но, несмотря на всю ее стать и достоинство, детское нетерпение поскорее поиграть с новой игрушкой пересиливало все остальное, и она пускалась вперед через две ступеньки, придерживая рукой спелые груди, свободно колыхающиеся под тонкой шелковой блузой. Она свернула в очередной узкий, выстланный коврами проход и вышла в небольшую, освещенную пляшущими огнями факелов комнату охраны. Троица бестий‑ телохранительниц, одетых лишь в тонкие черные полоски кожи, при виде госпожи подскочили со своих мест, встали навытяжку, заложив руки за спину и выпятив вперед грудь. Но Галатея, не замечая их юных упругих прелестей, уверенно прошагала в дальний угол, где мерцали мертвенно‑ голубым светом экраны слежения. Царица наклонилась, с жадным интересом вглядываясь в изображения, которые транслировали с разных точек восемь камер ночного видения, расположенных в «Черной комнате». На всех восьми мониторах, обхватив чернявую голову руками и прижав колени к груди, лежал обнаженный мускулистый мужчина, покрытый сплошной затейливой татуировкой. Он застыл неподвижным светлым пятном среди кромешно черного войлока, покрывавшего пол, потолок и стены камеры, мягким, поглощающим все звуки и запахи коконом. Рядом виднелась вмурованная в пол жестяная миска с водой и такая же миска, вокруг которой были рассыпаны сухие гранулы, напоминающие собачий корм. Галатея удовлетворенно улыбнулась. Теперь он готов окончательно. Не отпуская улыбки с полных чувственных губ, она разогнулась и легким движением стянула через голову блузу, заставив свою роскошную грудь упруго качнуться. Затем она шагнула вперед, оставив на полу длинную юбку, и требовательно протянула руку одной из телохранительниц. Та, робко отводя глаза и густо краснея от возбуждения при виде зрелой, пленительной красоты своей госпожи, подала ей прибор ночного видения. Галатея не глядя взяла прибор и, привычным движением откинув волосы, закрыла свой насмешливый фиолетовый взгляд темными вытянутыми окулярами. Покачивая широкими бедрами и улыбаясь своим мыслям, она скрылась в темнеющем проеме шлюза. Две бестии бесшумно захлопнули дверь у нее за спиной и встали на страже по сторонам от проема, готовые немедленно броситься на помощь госпоже, если что‑ то пойдет не так, а третья вернулась на свой пост возле мерцающих мониторов. Вскоре в объектив камер попала еще одна фигура – обнаженная высокая женщина в приборе ночного видения.

Стилетто проснулся и открыл воспаленный глаз, но ничего не изменилось. Он поморгал, болезненно поморщившись. Вокруг по‑ прежнему был лишь беспросветный мрак. Но он знал, он чувствовал – ОНА вернулась. Вернулась, чтобы снова ласкать и мучить его. Сколько он уже провел времени в этой мягкой черной утробе? Неделю? День? Год? Всю жизнь? Первое время Стилетто на ощупь обследовал камеру, в которую был заточен, но везде, где бы он ни пытался нащупать щелку или неровность, указывающие на потайную дверь, он ощущал под пальцами совершенно однородную мягкую войлочную стену, плавно переходящую в пол и потолок. На полу была намертво вмонтирована железная миска с водой, а рядом сухие гранулы, совершенно лишенные вкуса и запаха. Пленник сунул пару гранул в рот и попытался прожевать, но почти сразу решил, что вряд ли когда‑ нибудь настолько проголодается, чтобы есть такое.

Через несколько часов бесплодных поисков, проведенных в ватной слепой тишине, под сводящий с ума аккомпанемент собственного пульса, он начал испытывать нарастающие приступы паники. Сердце поднималось к горлу, холодный пот проступил на голой спине, и Стилетто закричал. Он кричал несколько часов кряду, кидался на стены и колотил по‑ предательски мягкой поверхности кулаками. Его крик тонул в черном безмолвии, вызывая лишь больший ужас.

Растратив последние силы, он лежал на полу, вперясь открытым глазом в пустоту. Пленник не ел нормально уже несколько дней, и теперь он ослаб настолько, что любая попытка встать заканчивалась приступом головокружения и обмороком. Хотя теперь он уже не мог с уверенностью сказать, когда он находился в сознании, а когда нет. Перед его взглядом возникали и мгновенно исчезали, как узоры течения реки, различные образы из его прошлого. Сквозь глухую тишину он теперь слышал голоса, обрывки разговоров, смех. Он тоже смеялся, бормотал что‑ то несвязное, хватая руками темноту, теряя последние крохи рассудка, когда появилась ОНА. Ее голос подчинил себе нестройный хор окружавших его призраков, он успокаивал и дарил надежду, когда она вкрадчивым шепотом проникала в его сознание. Но через мгновение, когда он доверчиво расслаблялся, ее голос неожиданно начинал оглушительно звенеть сталью, когда она требовала повиновения, и он замирал, испуганно съежившись во мраке. Тогда она ласкала его. Прохладные ладони скользили по его разгоряченному телу, доставляя наслаждение, граничащее с болью. Его осязание обострилось до того, что он чувствовал себя лишенным кожи, и каждое прикосновение ее пальцев было словно удар электрического тока. Он со слезами отчаянья умолял ее остановиться, но она продолжала терзать его, шепча бесконечно один и тот же вопрос:

– Кто ты? Кем ты был? Расскажи мне, расскажи мне все…

Потом она исчезала, но регулярно появлялась вновь, словно луна, вызывающая приливы в океане его памяти. Она брала его руку, слабую, лишенную воли, и ласкала свое тело, все потаенные местечки и изгибы, а после причиняла ему боль, словно тигрица когтистой лапой, заставляя испуганно сжиматься в комок. Потом она вновь ласкала его, и когда он терял сознание на пике наслаждения, опять исчезала, и Стилетто в бреду продолжал разговаривать с ней, совершенно перепутав сон и явь, реальность и наваждение.

И вот ОНА снова здесь, он чувствует запах ее тела, он слышит ее тихий смех. Стилетто с трудом привстал и попытался нащупать руками терзающий его призрак, но неожиданный удар обжег его щеку огнем, и он снова оказался на полу, задыхаясь от боли.

– Лежи и не двигайся, пока я не скажу!

Он покорно замер, растворяясь в звуке ее голоса. Внезапно она бросилась на пленника, как пантера, одним движением перевернула его на живот и придавила сверху своими широкими бедрами. Ее горячий язык показался между губ и прошелся по его мускулистой спине. Стилетто показалось, что его полоснули ножом, он затрясся от сладкой боли и замер, ощутив, как ее ладонь сомкнулась на его члене, а потом с неожиданной силой сжала яички.

– Кто ты? Кем ты был? Расскажи мне!

Он почувствовал, как слеза прокатилась по щеке и упала в безмолвный мрак. Рыдания душили его, распухший язык ворочался во рту как ватное одеяло, но все же он начал рассказывать, сбивчиво и несвязно, но с лихорадочным рвением, постоянно теряя нить, повторяясь и сбиваясь, так что было непонятно, где правда, а где воспаленный бред, вызванный расшатанным рассудком. Она жадно слушала его, мучительно медленно лаская горячую плоть и шепча на ухо все новые вопросы:

– Зачем ты пришел сюда, на этот остров?

– Я ищу женщину.

– Какую?

– Ту самую, про которую я думаю, ради которой выжил и вернулся.

– Ты уже нашел ее?

– Я не уверен, я уже ни в чем не уверен. Иногда мне кажется, что это она меня нашла.

– Так кто же эта женщина? Может быть, это я?

Стилетто замолчал, стараясь не дышать и не двигаться. Он прислушивался к собственным, стократно обострившимся чувствам, к запаху женского тела, к прикосновению мягкой груди с внезапно отвердевшими сосками, ее влажному дыханию рядом со своим ухом. Неужели она лишь плод его воспаленного воображения, как и все в этой проклятой комнате? Нет, этого не может быть. Но что, если это очередная ловушка Острова? Кому он может доверять на Стили? Только одному человеку. Но как его узнать? После молчания, длившегося вечность, он, наконец, ответил глухим слабым голосом:

– Я не знаю. Может быть. Мне придется выбирать очень осторожно, ведь ошибка будет стоить мне жизни. Но я знаю одно – только если ты не галлюцинация моего свихнувшегося мозга, мы были знакомы раньше. Запах твоего тела, твой голос…

– Мы были знакомы?

– Да. В прошлом. В далеком прошлом, если это и вправду ты. А теперь оставь меня! Перестань меня мучить! Вы все! Зачем вы приходите?! Чтобы рыться у меня в голове? Ворошить старые кости? Я не хочу! Убирайтесь прочь! Вы, все вы!

Стилетто забился, словно в эпилептическом припадке, и Галатея одним прыжком отскочила в дальний угол камеры. Пожалуй, сегодня от него уже ничего не добьешься. Хорошо, очень хорошо. Он вспомнил ее. Все, что ей оставалось, – это вспомнить его. Без этого ничего не было понятно. Галатея опустила обратно на лицо окуляры ночного видения и, двигаясь спиной вперед, исчезла в узком проеме, который в ту же секунду закрылся так же бесшумно, как открылся мгновением ранее.

Галатея поглядела на экраны, прищурив фиолетовые пронзительные глаза, словно пыталась разглядеть в безумных метаниях пленника нечто большее, чем обычный результат трех суток депривации в ее «Camera obscura». Пока бестии торопливо помогали ей одеться, она успела еще раз хорошенько осмотреть татуировки на его крепкой спине. Да. Да, черт возьми! Ошибки быть не может. Этот поджарый улыбчивый грек пришел из ее прошлого. Но воспоминание, четкое секунду назад, ускользало, стоило лишь попытаться на нем сосредоточиться. Нахмурившись, Царица вышла прочь. На дальнейшие размышления уже не оставалось времени. Начинался новый день со своими вечными заботами, и Галатея знала, что без ее решительного руководства никакого порядка на Стили не будет.

День прошел в обычной рутине. Утреннее купание, массаж, потом, до ужина, управление делами острова, подсчет «пожертвований», оставленных щедрыми гостями, и планы на будущее. Надо сказать, что у маленького государства, которое они несколько лет назад учредили на этом скалистом островке, дела шли совсем неплохо. Правда, как всегда, пришлось проверять и затем переделывать работу за старым лентяем Стратосом, но в этот раз она даже не удосужилась вызвать и наказать его как следует. Весь день она то и дело останавливалась посреди своих занятий, сдвигала каштановые брови и, в минутной задумчивости, терла тонкую переносицу пальцем. Что бы она ни делала в этот день, мысли ее постоянно уносились туда, где под толщей скалы в темноте и тишине маленькой камеры находилась мучившая ее загадка. Галатея поймала себя на мысли, что со все большим нетерпением ждет наступления ночи, чтобы, наконец, снова спуститься вниз, к нему. Конечно, как любая женщина, она любила загадки, но только если разгадки не заставляли себя долго ждать.

На два часа раньше обычного срока, нетерпеливо потрясая каштановыми кудрями, царица вошла в помещение охраны своей «Темной комнаты». Телохранительницы, скрывая удивление, вытянулись по стойке смирно, демонстрируя крепкие мышцы и готовность защитить госпожу любой ценой. Но Галатею было не обмануть, она прекрасно видела, как они глядели в мониторы на этого одноглазого грека, они явно не забыли поражение, которое он им нанес на арене Стили, и того, что за этим последовало. Интерес в их глазах был явно не только «спортивный». Но ладно, она разберется с ними позже, а сейчас есть дела куда важнее. Она за секунду сбросила с себя одежду и решительно двинулась в сторону шлюза. Одна из бестий протянула ей прибор ночного видения, но царица, поморщившись, оттолкнула ее руку.

– Сегодня это не понадобится.

В глазах телохранительницы мелькнуло удивление, но она мгновенно скрыла его за каменной маской бесстрастия и покорно отворила дверь.

– Внутрь не входить ни при каких обстоятельствах. И отключите камеры, бесстыдницы.

Галатея глубоко вздохнула и, с интересом отметив, что слегка нервничает, шагнула в темноту.

Теперь нырнуть в черный океан собственного прошлого предстояло ей самой. Сквозь кромешную тьму и безмолвие она чувствовала горячее сильное тело пленника, слышала его ровное дыхание. Его близость должна помочь ей вызвать из памяти нужные картины, а потом их воспоминания сольются, станут одним целым, заиграют красками, и тогда она поймет, кто он такой на самом деле. И что было там, в прошлом. Ей показалось, что эта мысль каким‑ то образом передалась пленнику. Несколько часов депривации сделали свое дело, и Галатея уже не понимала, думает она или говорит вслух, перед глазами сквозь черноту вспыхивали яркие пятна, в ушах стоял гул, напоминающий рокот далекого прибоя. Наконец, особо яркая вспышка заставила ее зажмуриться…

…Зажмуриться на секунду и прикрыть фиолетовые глаза ладонью. Чертово утреннее солнце! Девушка встала понадежней в моторной лодке, которую нещадно качало волнами вблизи скал. Она огляделась. Вся ее команда была рядом, Никос и Георгиос скалили белые зубы из черных бород, глядя на нее весело и азартно, словно псы в ожидании охоты. В соседней лодке вечно угрюмый Костас сжимал огромными лапами свой «калашников». Рядом с ним Антонис, Демис, Ангелос, компания отчаянных головорезов и самых удачливых контрабандистов от Миконоса до Самотраки. И руководила ими она. Несмотря на свою молодость и красоту, она уже носила татуировки крупного криминального клана на подошвах своих длинных ног, это она наладила схемы контрабанды марокканского гашиша, оружия для повстанцев Бенгази и многого другого. А когда она предложила прятать товар на морском дне, с воздушными баллонами и мешками с солью, по методу американских бутлегеров, это произвело настоящую революцию в их криминальном промысле. Правда, бывший капитан их банды посчитал этот способ ненадежным и высмеял молодую контрабандистку. Пришлось доказать ему надежность задумки, отправив его на дно с привязанным к ногам соляным мешком и баллоном. Больше сомнений в идеях высокой гречанки ни у кого не возникло.

Ну вот, вода рядом с лодками, наконец, забурлила, и желтые спасательные буйки выдернули на поверхность шесть больших герметичных контейнеров. Контрабандисты, весело покрикивая, поспешили затащить драгоценный груз на борт лодки. В этот раз товар был особенный, чистейший кокаин от ливанских партнеров, полученный в обмен на боеприпасы для антиамериканского джихада. Осталось только встретиться с покупателями и стать настоящими богачами. Отяжелевшие лодки, ощетинившись стволами, не спеша принялись огибать ближайший мыс.

Солнце уже давно взошло, и покупатели, молодые греческие мафиозо, нетерпеливо ждали их в условленном месте. Лихие разбойники, торговцы наркотиками, оружием и живым товаром легко могли соревноваться в удали с бандой контрабандистов. Пока лодки приближались друг к другу, каждый разглядывал другого с напряженным недоверием. Но тут ее зоркий взгляд выцепил из компании бандитов, сгрудившихся на борту, одного молодого грека. Крепкий и поджарый, годами не старше ее, он глядел на юную разбойницу, не отрывая глаз, и белозубая улыбка расцветала на его лице. Девушка, ни капли не смутившись, ответила ему своим насмешливым фиолетовым взглядом и невольно улыбнулась такому откровенному интересу. Она почувствовала, что этот взгляд особенный, что его стоит запомнить получше. И тем же вечером, пока контрабандисты отмечали удачную сделку, она узнала, что этот чернявый смешливый грек умеет дарить не только особенные взгляды. Когда их молодые тела сплелись вместе на дне лодки, в кромешной тьме безлунной ночи, когда они дарили друг другу поцелуи и улыбки в безмолвии под бормотание волны так же, как сейчас…

…Так же, как сейчас, когда она чувствовала его горячее сильное тело, когда они целовались и ласкали друг друга в полной темноте и безмолвии, словно никого не было, кроме их двоих.

Глава 19

Темнота казалась кромешной, обволакивая черным, едва слышно шуршащим покрывалом две тонкие фигуры, медленно идущие по каменной лестнице. Галатея и Дамиана спускались все ниже в подвалы дворца, и казалось, время остановилось за их спинами и раздумывает: идти следом или лучше остаться здесь, где еще слышны звуки настоящего? Ведь там, в темноте каменного колодца, было холодно, сыро и, чего уж греха таить, жутковато. Мало ли, что водится в этом кромешном мраке. Вон, если прислушаться, то… Нет, ничего не слышно – мертвая тишина. Только тихие шаги двух молодых женщин и потрескивание фитилей в старомодных фонарях, которыми они освещают себе путь.

Узкая лестница, сложенная из больших кусков гранита, свивала свои серые кольца, опускаясь глубоко в недра острова. Гостям и большей части персонала вход сюда был закрыт, а не в меру любопытных, рискнувших сунуть свой нос за тяжелую деревянную дверь, притаившуюся в самой отдаленной и пустынной части дворца, ждало суровое наказание. Суровое настолько, насколько позволяла фантазия Цариц. А уж в том, что у них хватит изобретательности причинить нарушителю такие страдания, которых он и вообразить не мог, сомневаться не приходилось – об этом внятно свидетельствовал весь уклад жизни на острове. Жалость была здесь скорее постыдным извращением, чем нормой, и каждый, кто попадал на Остров Пяти Цариц, не сомневался – здешним правительницам она была незнакома.

Сандалии мягко ступали по грубо обтесанным камням, но в звенящей тишине едва слышный хруст пыли под тонкими подошвами казался неестественно громким. Дамиана раздраженно морщилась – от неприятного звука по коже то и дело пробегали мурашки. Это было противно и отдавало слабостью, а она такие «рабские» реакции ненавидела. Слабость – удел ванильных барышень, нижних прислужников и бесполезных слизняков, неспособных контролировать свою жизнь. Для Первой Домины, наделенной практически безграничной властью, подобные проявления недопустимы… Но этот отвратительный звук, кажется, с каждым шагом становится все громче. Это бесит. Господи, как же это бесит!

В очередной раз черноволосая поймала себя на том, что брезгливо морщится, и сжала зубы. Надо отвлечься. Это всего лишь воображение… и нервное напряжение последних дней, которое по непонятной причине трясет всех пятерых Цариц. Что с нами происходит? Даже Галатея, снежная королева, и та похожа на пороховой бочонок, который вот‑ вот взорвется. Неужели на нее так влияют встречи с этим татуированным греком? Каждая из Цариц, которая с ним встречалась, преобразилась, словно этот… Стилетто (обычно Дамиана не называла сабов по имени, даже не запоминала их – зачем? Раб есть раб, какая разница, как его зовут? Но имя, которым представился этот странный мужчина, само собой всплыло в голове) обладает какой‑ то волшебной силой. В подобное сложно было поверить, и Первая Домина ни за что бы не поверила, если бы не наблюдала собственными глазами. Ангелика, Зоя, София и теперь Галатея… Она каждую знала до самых потаенных уголков их мыслей и чаяний, но никогда не смогла бы предположить, что какой‑ то человек, мужчина, добровольный раб, сможет повлиять на них так сильно. Это невозможно, но нельзя же не верить в то, что ты видишь собственными глазами. А глаза говорили Дамиане однозначно – у Стилетто есть какой‑ то секрет, который выбивает почву из‑ под ног непоколебимых Цариц. И это недопустимо! Но одновременно интригует, вызывает любопытство, влечет. Даже ее – первую из владычиц. Интерес такой сильный, что заглушает тревогу, казалось бы, куда более масштабную – будущее Острова.

Они с Галатеей много говорят об этом в последнее время, потому что цифры не лгут, а проблемы маленького королевства с каждым днем становятся серьезнее… Вот и сейчас Галатея идет впереди, и по напряженной прямой спине видно, что она обеспокоена.

– Что? – переспросила подругу Дамиана, когда поняла, что та уже несколько минут что‑ то говорит. Шатенка старалась не повышать голоса – в каменном колодце и так все звуки казались громче, – но легкая дрожь выдавала ее озабоченность.

Услышав вопрос, Галатея повернула голову и негодующе сверкнула сапфировыми глазами. Она набрала полную грудь воздуха, от чего топ на упругой груди сильно натянулся, и очень спокойно повторила:

– Я говорю, что в этом месяце у нас снова потери – двое давнишних меценатов отказались от наших услуг. И это уже не шутки, потому что ушли не мелкие сошки, а старые и влиятельные клиенты.

– Кто?

– Дон Карлос… Помнишь, невысокий такой латиноамериканец лет пятидесяти? Любит играть со школьницами и постоянно присылал подарки Зое, в надежде, что она позволит ему в ритуале стать ее личным рабом.

– Ааа, да‑ да. Он из Мексики, кажется.

– Именно… И он прислал позавчера извещение, что отказывается от подписки на наши услуги. Я попросила Зою связаться с ним, но безуспешно – этот паршивый латинос сунул голову в песок и не ответил.

– Плохо…

– Не просто плохо. Это уже начинает попахивать катастрофой. По‑ настоящему, Дамиана, понимаешь? Если на той неделе я тебе говорила, что беспокоиться не о чем, то теперь самое время начать что‑ то делать, потому что, в противном случае, мы очень скоро пойдем ко дну.

Галатея остановилась и, повернувшись к подруге, подняла фонарь. Свет упал на лицо Дамианы, и она непроизвольно сощурила глаза.

– Я знаю, что для тебя Стили очень много значит, – продолжала русоволосая царица, и ее фиолетовый взгляд настойчиво искал отклика, а тонкие ноздри точеного носа нервно трепетали. Снежная королева таяла на глазах и смотреть на это было тяжело. – Но и для меня он значит не меньше. Мы должны что‑ то придумать.

Дамиана погладила своего «верного визиря» по плечу:

– Отставить панику! – с деланой веселостью скомандовала она. – Я уверена, что ты сгущаешь краски. За несколько дней ситуация не могла стать настолько плохой, чтобы…

– Мухаммед тоже от нас отказался, – прервала ее Галатея и посмотрела так выразительно, что по спине Дамианы пробежал холодок.

Мухаммед был одним из руководителей правящей партии Сирии, а заодно и давнишним адептом Темы. Он ежегодно приезжал на Стили и проводил здесь по несколько недель. Частенько присылал сабов на воспитание, несколько раз просил Цариц об индивидуальных услугах. На острове его прекрасно знали – это был давний, любимый и очень ценный клиент. Самое важное, что «очень ценный» здесь можно было употреблять во всех смыслах. Сириец тратил огромные деньги на свои удовольствия и вносил немалую лепту в экономику царства Темной Любви. И вот он ушел… Да, это была огромная потеря. Куда большая, чем отказ Карлоса. Тот платил, конечно, много, но его вклад не мог идти ни в какое сравнение с суммами, приходившими от Мухаммеда.

Галатея увидела по лицу подруги, что та поняла всю серьезность ситуации. Коротко кивнув, она повернулась и снова стала спускаться по лестнице. Дамиана пошла следом, переваривая услышанное и понемногу закипая. Но злилась она не на предательство клиентов, а на себя саму и остальных Цариц. Они растеряли все то, с чего Стили начинался, что привлекало сюда тех, для кого Тема – неотъемлемая часть жизни, что было смыслом существования Пяти Цариц – возможность реализовать любые фантазии, получить наслаждение, которого не мог дать больше никто.

– Похоже, мы приелись нашим гостям. Стали терять хватку.

Плечи Галатеи вздрогнули от этих слов, будто брюнетка хлестнула ее плеткой. Мысль была очень неприятной, оскорбительной, и если бы ее высказал кто‑ то посторонний, Галатея не задумываясь разбила бы грязному подонку лицо. Но Дамиана знала, о чем говорит, и для нее эти слова звучали не менее болезненно. Фиолетовые глаза испуганно сверкнули в неверном свете масляного фонаря, и русоволосая кора задала вопрос, на который боялась ответить сама:

– Но почему?

Несколько бесконечно долгих мгновений Дамиана молчала, и Галатея уже решила, что ответа так и не будет, но вот за спиной зазвучал тихий голос:

– Потому что клиенты, особенно если они в Теме, чувствуют очень тонко. Они знают, когда мы играем с ними от души, а когда всего лишь ради денег.

Галатея вспомнила последний ритуал и поморщилась. Раньше, когда королевство Темной Любви только распахнуло свои двери, каждое такое представление рождало бурю эмоций, адреналин, катарсис… Каждый новый гость был вызовом, каждый воспитанник – источником новых наслаждений. А потом это все как‑ то незаметно ушло. Не сразу, но постепенно просочилось между пальцами и превратилось из пьянящего вина в забивающий горло песок, противно хрустящий на зубах. А вслед за угасшими эмоциями стали уходить и клиенты.

– И если в наших чувствах нет страсти, то скоро и денег не будет, – закончила Галатея мысль подруги.

Несколько поворотов винтовой лестницы девушки прошли в гнетущем молчании. Наконец Дамиана не выдержала – она скрипнула зубами и процедила с агрессивной детской обидой:

– Я всегда была ледяной царицей, ледяной, но не равнодушной.

Галатея сочувственно глянула через плечо и повернула в узкий коридор, черным зевом распахнувшийся справа от цариц. Пройдя несколько десятков шагов, она вставила большой старомодный ключ в замок, прорезанный в толстой двери из деревянных досок, и с громким щелчком его повернула, с усилием толкнула тяжелую створку и зашла внутрь. Следом зашла Дамиана, приподняла фонарь, и дрожащий луч света выхватил скрюченную у стены фигуру.

Что это за человек, понять было невозможно. Единственное, что не вызывало сомнений – это мужчина. Его голову закрывала глухая маска, а тело стягивал сплошной латексный комбинезон, в котором были проделаны отверстия на месте сосков и гениталий. Кроме них открытыми оставались еще кисти рук и ступни ног.

Узник был прикован цепями к стене – на шее железный ошейник, на руках и ногах кандалы. Когда он услышал, что открылась дверь и в камеру кто‑ то вошел, он дернулся и непроизвольно весь подобрался. Из‑ под маски раздалось невнятное мычание – похоже, рот был закрыт кляпом.

Кроме прикованного мужчины в помещении больше ничего не было. Только каменные стены.

Обе царицы некоторое время рассматривали пленника равнодушными глазами. Все беспокойство и переживания остались за дверью. Сейчас они выполняли работу, за которую было заплачено. И работа эта должна была быть сделана хорошо.

Губы Дамианы тронула едва заметная колючая улыбка. Она подошла поближе к мужчине и поднесла к его пенису фонарь. Стекло, защищающее огонек, нагрелось, и его прикосновение вряд ли было приятным. Тем более если прижать к такому чувствительному органу. Узник дернулся и попытался отстраниться.

Брюнетка хмыкнула, подняла фонарь повыше и заговорила, приблизив свое лицо к маске пленника:

– Раб номер 5, ты меня слышишь? Отвечай!

Мужчина быстро кивнул, цепь, приковывающая его к стене, натянулась, ошейник передавил горло, и из‑ под маски раздался сдавленный кашель.

– Хорошо. – Дамиана безразлично посмотрела, как узник сотрясается всем телом, и стала расхаживать по камере, помахивая фонарем, как священник кадилом. – Наш друг приказал держать тебя здесь еще месяц. Но повторяем снова…

Девушка остановилась перед прикованным человеком. Ее голос из голоса хладнокровного инквизитора превратился в голос пылкой любовницы, а пальцы нежно погладили член мужчины.

– …достаточно лишь подписать договор, и ты свободен. Мы тут же выпустим тебя из этого подвала. Ты окажешься в чертогах господ и сможешь развлекаться со своими мучителями, как душа пожелает. Мы позволим тебе все.

Пока Дамиана говорила, ее рука настойчиво ласкала промежность мужчины, пышная грудь прижималась к его оголенным соскам, а бедра терлись о его бедра. Реакция не заставила себя ждать – член узника набух и стал твердым, как дубовый ствол. Из‑ под маски слышалось прерывистое дыхание.

– Ведь ты же хочешь им отомстить? – промурлыкала черноволосая искусительница и зажала возбужденный пенис между ногами, слегка покачиваясь вперед‑ назад. Пленник застонал, сжал кулаки, но отрицательно покачал головой.

Дамиана приподняла бровь в легком недоумении.

– Ну, как хочешь. – Она сделала шаг назад, затем протянула руку и погладила прикованного человека по щеке. – Дурачок. Глупый непослушный мальчишка. У тебя еще есть время… но ты пожалеешь о своем решении.

На последних словах царица отвесила узнику хлесткую пощечину. Его голова дернулась, а следом послышалось невнятное мычание. Мужчина как мог натянул свои цепи, пытаясь достать до Дамианы, но она уже стояла рядом с Галатеей у двери и холодно смотрела на его потуги. Похоже, он пытался встать на колени, но цепи не давали ему этого сделать. Впрочем, не важно. Он выбрал.