—Что вы делаете? — спросила, не узнавая собственный голос. 7 страница

— Ничего, — буркнула глухо, не сводя взгляда с затылка Хамата.

В пригороде Дамаска Сусанна решила сделать пару снимков и предложила девушкам прогуляться.

— Женя, ты идешь? — спросила Надя.

— Нет, — качнула та головой. Куда она пойдет, если Хамат остался в машине и послал водителя за фруктами и соком. Пусть пару минут, но он будет рядом с ней, наедине.

— Что происходит с Женей? — спросила Надя у Сусанны, отходя от машины.

— То же, что и со мной, когда меня приручал Самшат, — загадочно улыбнулась та. — О, они знают, как привязать женщину крепко - накрепко.

Надя с ужасом покосилась на нее:

— И ты этому рада?

— Конечно. Женя будет счастлива и я. И никуда ей теперь не деться, поверь. А вставать поперек не думай. У Хамата такие связи, что тебя и Интерпол не найдет.

— Это ты говоришь мне?! — возмутилась девушка.

— Как подруге. Чтоб глупости в голову не лезли. Женя больше не принадлежит себе, и той, что ты знала, больше нет и не будет. Бесполезно что-то делать. Поверь, абсолютно бесполезно. Только хуже будет. Поэтому расслабься и наслаждайся красотами, прелестями отдыха. А Женю оставь. Она принадлежит Хамату. Он слишком долго ждал ее, желал, чтоб позволить кому-то встать на его пути. Ей ничего, кроме счастья быть любимой женой обеспеченного человека, не грозит, так что, не переживай.

— Мы скоро улетим!...

— И ничего не изменится. Вспомни меня, — рассмеялась Сусанна.

— Какая же ты сволочь, Сусанка! — в сердца выдохнула Надя.

— Наоборот, я устроила счастье подруги. Мы будем вместе.

— Хамат, — неуверенно позвала его Женя. Парень не повернулся, и девушка пододвинулась ближе, прижалась грудью к спинке сиденья, взглядом моля Хамата повернуть к ней голову, удостоить взглядом.

— Хамат, я не могу больше.

— Что не можешь? — спросил, не поворачиваясь.

— Я не могу без тебя. Прости, я согласна.

— Почему? Прошло всего лишь несколько часов.

— Пытки.

— А в чем пытка?

— Ты знаешь, о чем я.

— Нет, расскажи.

— Хамат, ты жесток.

— Жесток? Что ты знаешь о жестокости, о пытке? Что ты чувствуешь, опиши?

— Желание, — прошептала. — Я хочу тебя. Я никогда никого так не хотела, не горела от одной мысли о тебе. Хамат, прости меня, я согласна стать твоей женой. Не мучай меня больше…

— Это страсть. Она временна. Так ты сказала.

— Хамат, — дотронулась до него. — Не злись, прошу тебя, умоляю, прости.

— Ты горишь всего лишь несколько часов, а я горел годы, — повернулся к ней парень. — Твоя пытка ничто по сравнению с той, что перенес я. Изо дня в день, из ночи в ночь грезить тобой, помнить каждую черточку лица, каждый изгиб, знать, что твоя женщина где-то, возможно с кем-то… А когда мы встретились, ты заявляешь мне, что это всего лишь страсть и мое предложение скоропалительно, необдуманно.

— Ты винишь меня в том, что мы жили врозь эти годы, что я не помню тебя? Но это неправильно. В чем я виновата?

— Ни в чем. Разве в своем неверии, сомнениях. Думай…

— Я уже подумала и согласна. Хамат!

— Нет, Женя. Подумай еще. Я хочу слышать твердое ‘да’. Чтоб потом ты не говорила мне, что передумала, поспешила, и наша связь мимолетна, а чувств нет вовсе.

— Хамат! — всхлипнула умоляюще. Парень повернулся к ней и, заглядывая в глаза, провел пальцами по раскрытым губам. Женя застонала, пытаясь задержать их поцелуем, и Хамат дал ей эту возможность.

— Ты очень страстная женщина. Кто, кроме меня сможет понять тебя и подарить наслаждение? Подумай об этом, — прошептал, и отвернулся. В машину возвращались подруги. За руль сел водитель, подав Хамату пакет с фруктами и соком, который он передал девушкам.

— Подкрепитесь.

И снова дорога, тряска, нелепые разговоры и молчание Хамата. Женя прибыла в Дамаск совершенно измотанная. Влечение сошло на нет, одарив ее болезненным состоянием неудовлетворенности. Она хмуро смотрела на улицы столицы Сирии и не имела ни малейшего желания ходить по ним, смотреть достопримечательности, разрекламированные Сусанной музеи и базарчики. Надя в столь же отвратном настроении поглядывала вокруг и мечтала как можно скорее поставить точку на поездке не то, что в Дамаск – в Сирию.

Хамат, видя состояние девушек, объявил о паручасовой сиесте и велел водителю ехать в отель.

— Покушайте, отдохните, а через два часа встретимся у машин и съездим в центр. Сегодня музеи, исторические памятники и вечерний Дамаск, сказочный по красоте, а завтра сук[1] Хамидийе, Бзурия, Саруджа, — сказал девушкам, поднимаясь с ними на этаж, к снятым номерам.

— А когда домой? — поинтересовалась Надя. Лицо Жени при этом вопросе стало до жалости несчастным. Хамат сделал вид, что не заметил этого, улыбнулся Наде:

— Завтра к вечеру или с утра послезавтра. Как захотите.

— Завтра, — попросила девушка и подумала: еще лучше - вчера.

— Ты как, Сусанна?

— Лучше послезавтра, — улыбнулась деверю.

— Женя?

Та вздрогнула от его обращения к ней: неужели Хамат больше не сердится? И выдохнула, с надеждой глядя ему в глаза:

— Как скажешь.

Надя шумно вздохнула, выказывая неудовольствие:

— Лучше завтра. Устали уже все.

— Я не устала, — заверила, глядя на Хамата, в глубину его завораживающих зрачков: неужели ей достанется еще две ночи блаженства? И отказаться от них? О, нет! — Я бы осталась на пару дней.

— Решено, остаемся, — кивнул он, порадовав девушку своей довольной улыбкой. Женя уже размечталась, что он сейчас обнимет ее, увлечет в свой номер, но парень, остановившись у дверей, открыл номер девушек, передал ключи Сусанне и, обойдя выжидательно глядящую на него Женю, пошел к следующей двери.

— Пойдем, — потянула ее в номер Надя, но та с тоской смотрела на открывающего дверь Хамата. Он глянул на Надю, потом на Женю и, распахнув дверь, поманил девушку:

— Иди ко мне.

Женя, вырвав руку из ладони подруги, поспешила к нему.

‘ Любые твои усилия тщетны. Я для нее авторитет, а не ты’, — сказал Наде взгляд Хамата.

— Я не могу на это смотреть, — сглотнув ком в горле, прошептала Надежда, опустившись без сил на диван. — Она в его полной власти. Как марионетка, как зомби! Это ужасно. Что он с ней сделал?

— Перевел на голый инстинкт, — улыбнулась Сусанна, любуясь открывающимся в окно видом.

— Ты рада…

— И не скрываю. И поверь, Женя тоже рада, даже больше – она счастлива.

— Как голодная собачка, которой хозяин бросает кость.

— Любовь Хамата далеко не кость. И Женю собакой он не считает. Он без ума от нее и это видно. Он отдает ей себя и уверена, бросит к ее ногам весь мир.

— Ты завидуешь? — насторожилась Надежда.

— По хорошему.

— Конечно… А скажи честно, тебя упросили заманить сюда Женю не говоря зачем или прямо поставили в известность о планах?

— А план был прост: свести влюбленного с предметом его страсти.

— И только? Твоя-то выгода какая? Благодарность деверя?

— И особняк.

— Что?

— Особняк, в котором мы живем. Он принадлежит Хамату, как и весь бизнес. Этот калым за невесту огромен для нас с Самшатом, но мелочь для Хамата. Он любимчик и везунчик и всегда, всегда получает, что хочет. Нет, Женя не пропадет с ним. И нам хорошо и ему радость. И вся семья довольна.

— А Женя? О ней ты не думала? Слушай, Сусанка, а вы не подпоили ее случайно? — заподозрила Надя. Теперь, когда ей стало ясно, что подруга далеко не подруга, а самая натуральная змея, она допускала любую, самую бредовую мысль.

Сусанна покосилась на нее и девушка поняла, что попала в точку.

— Боже мой!... Ну ты и… Сама поила? Чем если не секрет.

— Ах, Надя, не лезла бы ты в это, целее б была. Есть на свете такие вещи, что просто не укладываются в голове, не имеют объяснения в физическом плане.

— Магия, да? А не боишься, что ваши чары спадут и Женя плюнет тебе в морду?!

Женщина беззаботно рассмеялась:

— Нет, не боюсь. Потому что знаю, о чем речь, а ты – нет. И потом, Хамат очень умный мужчина и не полагается лишь на магию, хоть и абсолютно доверяет ей. Он страхуется, порабощая Женю на самых низменных, глубинных инстинктах. И что бы ни случилось, они будут превалировать над ней и гнать к нему.

— Вы страшные люди, — качнула головой Надя. — Но я уверена, и на вас найдется управа.

— Ты не в России, — усмехнулась Сусанна и пошла открывать двери: прибыл заказанный обед.

— Ты простил меня? — спросила с надеждой Женя, как только закрылась дверь в номер. Он долго смотрел на нее, не торопясь с ответом, но взгляд был горячим и возбуждал.

Девушка осторожно положила ладонь на его грудь, отодвигая ворот рубашки:

— Разреши? — прошептала и, получив милостивый кивок, прильнула губами к его коже, принялась расстегивать пуговицы на рубашке. Сняла ее с плеч не двинувшегося с места парня. Принялась нежно целовать его руки, грудь, живот и все заглядывала в его глаза. Они поощряли ее и радовали этим. Она перестала сдерживаться: начала ласкать его руками, вылизывать кожу, пробуя ее на вкус.

— Разденься, — приказал хрипло Хамат. Женя не сдержала улыбки и поспешила избавиться от одежды, но как только двинулась к нему, он отлип от стены и качнул пальцем. — Не подходи.

Девушка подумала, что опять чем-то рассердила его и замерла, глядя как он подходит к кинутым на диван вещам, склоняется над пакетами. Его мышцы на обнаженном торсе в полумраке зашторенной комнаты казались вылитыми из стали, кожа шоколадной и сладкой. От парня веяло силой и она привлекала, возбуждала воображение, мешая мечту о будущем блаженстве, что он подарит, с памятью о прошедшем.

— Хамат, — неуверенно позвала девушка, напоминая о себе. Но тут послышался стук, и девушка отошла к стене, чтоб скрыть свою наготу от нескромных глаз.

Хамат подошел к двери, забрал понос с обедом и, поставив его на стол, сказал Жене:

— Закрой дверь на ключ и иди сюда.

Нужно ли было просить ее два раза? Уже через минуту Женя стояла перед Хаматом. Он усадил ее к себе на колени и достал из-под диванной подушки заветную баночку с отделкой из финифти. Девушка дрогнула, сообразив, что он искал в пакетах и что хочет сделать. Ее дыхание участилось, а сердце бешено забилось, когда ладонь Хамата легла ей на грудь и принялась нежно втирать масло в полукружие холмов. Женя, чувствуя блаженство от его ласк, гладила его, играла с волосами, перебирая локоны, пропуская их меж пальцев. Когда же его пальцы спустились ниже, напитывая маслом промежность, девушка, не сдержав стона, припала к его плечу, невольно впилась в них пальцами, задрожав от острой, долгожданной волны тепла и радости. Ей хотелось, чтоб это продолжалось бесконечно, но Хамат закрыл баночку и, отодвинув девушку, пересадил ее на диван рядом с собой. Пододвинул поднос с восточными яствами, изогнутым кувшином:

— Кушай, — разлил чай в пузатые чашки.

Женя не понимала что происходит: ее топило желание и неудовлетворение, которое никак не могло совместиться с обедом, о котором у нее и мысли не возникло. Она чувствовала сильнейший голод, но иного рода.

— Кушай, — повторил Хамат, пресекая любые возражения, вопросы. Положил ей в рот кусочек лепешки и протянул чашку с чаем.

— Хамат, я хочу совсем другое.

— Я тоже Женя, — сказал, любуясь высокой грудью девушки, идеальным изгибом бедер.

— Так в чем дело? — качнулась к нему и была мягко отстранена:

— В том, что время твердого и окончательного решения еще не пришло. Твоего решения, Женечка.

— Хамат, но я же сказала да! — воскликнула девушка, опять поддавшись к нему.

— Я не поверил. Пока, — придержал ее за руки. — Все твои слова пока лишь порывы. Посиди спокойно, покушай и думай. Взвесь все за и против. И не спеши.

Какой не спеши? — всхлипнула Женя, чувствуя опять тот острый сумбур мыслей и ощущений, что благодаря Хамату посетил ее утром. И только она пережила его, только пришла в себя и порадовалась возращению прежних отношений, размечталась, воспылала, как парень вновь отверг ее.

— Что ты хочешь? Хамат, скажи, что ты хочешь? — взмолилась, еле сдерживая слезы. — Ты же видишь, я не могу без тебя. Я хочу тебя.

— Мне нужно не плотское желание, Женя, а твоя любовь. Безоговорочная. Я не был женат, Женя, я не разменивался на пустячные связи, потому что ждал тебя. И у меня будет одна жена. Одна и навсегда. И будешь ли ею ты – решать тебе.

— Но почему сейчас, Хамат? Почему столь серьезный вопрос нужно решать сейчас здесь? Это невозможно.

— Вот об этом и речь, — со значением посмотрел на нее парень. — Вот оно твое – да.

— Ты специально сводишь меня с ума! — вскочила девушка, принялась одеваться, пряча расстроенное, растерянное лицо. — Когда любят, так не поступают!

— Куда ты собралась? — встал Хамат, в упор посмотрев на девушку.

— Вон! Куда угодно, подальше от тебя!

— Без меня ты не выйдешь из номера!

— А кто ты такой?! Любовник! Дикарь!

Хамат рывком подтянул девушку к себе и тихо, с проступающей ноткой ярости сказал:

— Значит всего лишь любовник? Дикарь из дикой страны. И как муж не подхожу? А чем я плох? — Его голос дрогнул. Губы побелели от злости, а глаза превратились в узкие щелочки, но Женя смотрела на искаженное яростью лицо Хамата и вопреки трепыхающемуся от страха сердцу, чувствовала влечение к парню, желание, острое, как никогда. — Я всего лишь экзотика для тебя. Возможность скинуть маску холодной, самостоятельной и порядочной девчонки, и пусть на пять, десять дней стать собой, горячей, живой, живущей. Познать страсть с тем, кто никогда не напомнит о своем существовании, останется позади, как забавный экспонат, кадр на флешке твоего фотоаппарата!... А я человек, очень уважаемый человек, Женя, и мужчина. Влюбленный в тебя настолько, что забыл обо всем на свете. И мне ничего не надо, я сам все отдам тебе… за любовь… всего лишь за искреннее: я люблю тебя, Хамат.

— Но это не так…

— Знаю… Но я терпелив, — его ладонь легла на ее щеку, а палец потрогал припухлые губы. — И ты будешь моей, Женя… Женой… Будешь. Холодной со всеми, пылкой – со мной. С твоим мужем. Роль любовника не для меня, как не для тебя роль любовницы.

— Через четыре дня я уеду, — напомнила и сама огорчилась: неужели так скоро?

Хамат кивнул, отводя взгляд. И вдруг впился ей в губы, сжал в объятьях до боли, словно испугался, что отъезд уже настал, и он теряет ее. Ладонь скользнула по бедру, поднимая юбку, раздвинула ноги девушки и только задела промежность, как Женя вскрикнула и забилась. Хамат отстранился и выставил на обозрение девушки влажные пальцы:

— Вот твое ‘уеду’. Ты уже огонь и горишь, как я. И никто не успокоит твой жар, только я, и никто не утолит мой – только ты. Я покажу тебе, как это плавиться от желания, умирать от него, как умирал я по тебе. Ты еще не познала эту боль, не познала глубину желания. Все что было, всего лишь мираж. Я покажу тебе ад, в котором жил эти годы. А после вернемся к разговору.

Его взгляд был безумен и страстен, он и пугал, и завораживал Женю. Ей бы бежать, но капкан захлопнулся.

Хамат подхватил ее на руки и отнес в спальню, стянул одежду.

Женя во все глаза смотрела на него, не думая сопротивляться. Она думала, что он затеял новую игру, и внимательно следила за ним, а парень разорвал простынь на широкие ленты, принес какую-то баночку, почти такую же, как та, в которой было заветное масло. Привязал девушку к кровати, разведя руки и ноги в стороны. Но и тогда она не поняла, что задумал Хамат, хоть и несколько встревожилась, видя его замкнутое, хмурое лицо.

— Что ты хочешь? — улыбнулась, глядя, как он открывает банку. В комнате появился острый терпкий аромат благовоний.

— Это масло, Женечка. Оно раза в три сильнее, чем то, что ты уже узнала. Это воспламенит тебя мгновенно, впитается в поры, обострит восприятие и подарит такое желание, что ты еще не ведала.

Парень вылил густое, красноватое масло ей на грудь и начал втирать его в кожу, тщательно растирая по всему телу, даже по губам, пальцам стоп, потом, приподнимая девушку, в спину и ягодицы.

— Что ты задумал? — задрожала Женя, чувствуя огонь, что проник вместе с масляными пальцами внутрь нее. — Хамат! — Выгнулась, моля взять ее. Сердце гулко колотилось, разгоняя вспыхнувший внутри огонь по венам, клеткам, и не было сил улежать на месте, но и повернуться тоже – путы не давали. — Хамат, пожалуйста!

— Рано, Женя, — провел по ее губам, которые тут же вспыхнули, загорели, потянулись к руке парня. Он позволил ей слизать остатки масла с пальцев и улыбнулся, отодвигаясь. — Полежи, я скоро.

Он вышел, тщательно прикрыв за собой двери. Оставил Женю в тумане и дурмане слепящего желания. Минута, другая и девушка, чувствуя пульсирующую, ноющую боль внизу живота, начала постанывать и крутиться, пытаясь сомкнуть ноги и утихомирить пыл. А он все ярче и сильнее и каждое движение, словно уголек в топку. Женя принялась облизывать губы, что припухли и горели от желания.

— Хамат! — позвала не в силах выносить пытку влечением, которое грозило превратиться в животную похоть, страсть, за которой нет ничего кроме блаженства удовлетворения – ни стыда, ни робости, ни запретов, ни личности – только зов плоти.

— Хамат, пожалуйста, — простонала, поглядывая на закрытую дверь. Девушке показалось, что он отсутствует вечность. И вот он появился. Встал у постели, глядя в глаза Жени и внимательно слушая слова мольбы, застегивал рубашку.

Неужели он уйдет? — запаниковала девушка.

— Хамат, пожалуйста! Хамат, прошу тебя.

— Что?

— Тебя, — прошептала, облизав губы. — Хамат… Я согласна: женой, любовницей, кем угодно, только … Я хочу тебя…

— Нет, Женечка, это еще не хочешь. И ты не поняла: мне не нужна любовница, не нужна утеха на час или пару суток.

— Хорошо, я стану женой, только не мучай меня.

—И в мыслях не было. Я обещал тебе показать те муки, что испытал без тебя. Возможно это слишком для тебя, неискушенной, не понимающей в какую бездну может столкнуть страсть. Но как еще показать тебе, что испытывает влюбленный мужчина? Как иначе ты сможешь понять, что я чувствую, когда тебя нет рядом? Может быть, так ты поймешь, что я не игрушка. А теперь я поведу твоих подруг в музей, а ты лежи и думай над тем, что я сказал тебе, и что ты скажешь мне.

— Хамат, ты не можешь так поступить.

— Могу, — выдохнул ей в лицо, поглаживая пальцами щеку. — Я могу все, что угодно, ради того, чтоб ты осталась со мной, поняла, насколько я важен для тебя, незаменим, необходим… желанен… Только я, Женечка, только я… Твоя кожа уже влажная от вожделения, но это лишь начало. Потом простыни станут мокрыми и вернут тебе влагу, вновь и вновь питая клетки ядом желания. Ты будешь метаться и стонать, мечтать и грезить на яву… как я грезил и просыпался на мокрых от метаний в жажде обладать тобой простынях… Не буду тебе мешать.

— Но ты… ты придешь? — прерывающимся от волнения и страсти голосом спросила девушка.

— Да, приду и утолю твой голод, если ты будешь вести себя хорошо и поймешь, что нужно мне сказать, что я жду от тебя, — его пальцы пробежали по груди и животу Жени, ладонь легла на промежность, и девушка вскрикнула, выгнулась от мгновенного взрыва внутри. Хамат провел смоченными ее соком пальцами по ее губам и улыбнулся. — Первый раз, а сколько еще ты получишь бурный оргазм, не получив удовлетворения, и с каждым разом, кроме блаженства, ты будешь получать и боль. Она будет все сильнее и мучительнее. Но пусть наградой за нее будет ожидание меня. Думай обо мне, когда внутри будет взрываться от невыносимого желания, и тело гнуться и дрожать. Ведь только я смогу справиться с тем огнем, что поселил в твое лоно. Думай обо мне, моя пэри, а я буду думать о тебе… И зови тихо, учись звать тихо, но настолько страстно, что невозможно не услышать ‘Хамат’.

— Хамат, — повторила, заворожено глядя в его зрачки. — Не уходи, прошу тебя.

Парень провел пальцами по ее губам:

— Пусть твои губы сначала выучат мое имя: Хамат.

Девушка задрожала:

— Ха.. хамат.

— Еще.

— Хамат!

— Привыкай к нему и найди, что добавить, — шепнул в ушко и встал.

— Хамат! — взмолилась, видя, что он уходит, заметалась. Но парень даже не обернулся, плотно прикрыл за собой двери.

— А где Женя? — полюбопытствовала Надя у Хамата, не видя с ним подруги.

— Она отдыхает. Дорога слишком утомила ее.

— Ну, правильно, пусть поспит. Музеи не суть важно, здоровье важнее, — согласилась Сусанна, увлекая девушку к выходу. Надя обернулась и удостоверилась, что в холе сидят два охранника Хамата, а сам он идет за девушками. Значит, Женя, правда, отдыхает, раз и охрану оставили. Может, к лучшему? Выспится и разум на место вернется?

Женя постанывала, облизывая губы, терлась о простынь, но никак не могла избавиться от жара. И только одно ее спасало, давая минутную передышку – Хамат. Она, как в бреду шептала его имя, моля вернуться, и представляла, как он дотронется до зовущей его, скучающей по его рукам груди, обнимет Женю, вопьется в губы. И вскрикивала от этих иллюзий, чувствуя сладкую волну тепла, и разочарование, и нудную боль от неудовлетворения.

Жени больше не было. Не было ее прошлого, как не было настоящего и будущего – был только Хамат. Его имя давало минутное облегчение опухшим влажным губам, его образ, память о наслаждении, что дарили его руки, губы, вырывали стон из груди, мольбу вновь почувствовать вкус и терпкий запах его кожи, почувствовать его в себе.

— Хамат, — звала моля. А телу все больнее и невыносимее, и даже пальцы на руках красноваты от впитавшегося масла, скользят по воздуху, играют, чтоб хоть так утолить голод желания, получить пусть болезненное, но удовольствие.

Невозможно о чем-то думать. Мысли превратились в хаос из обрывков эротических фантазий во главе с Хаматом. Он, только он, как просил. И как обещал, за это поможет ей, наполнит ее собой, подарит влагу и прохладу своих губ ее губам, успокоит истомленную ожиданием грудь.

— Хамат, — облизывает губы все чаще и стонет, чувствуя прикосновение ветерка к внутренним сторонам бедер, к промежности, что уже болит, ноет, требует власти над собой, не глупых иллюзий и ветра, а мужчины, ее Хамата.

За окнами вечерело. Становилось все темнее, а его все нет. И Женя уже не стонет, а плачет, дрожит, шепча беспрестанно:

— Хамат, милый, любимы, желанный… Хамат, Хамат…

Он, как наважденье в воспаленном от вожделения уме, как паранойя.

А за окном уже темно и хочется кричать в голос от желания, от страха, что Хамат никогда не придет, но ей страшно тем самым потерять обещанную им награду – его, опытного, знающего, что ей надо.

В номере тихо. Женя уже посасывает собственные губы, крутится, пытаясь коснуться щекой рук и хоть так избавиться от жара. А внутри уже тяжело и больно, и каждая волна наслажденья сплетается с болью, но и лишить себя хоть такого удовлетворения девушка не может.

После пробежки по музеям Хамат провел девушек по магазинчикам, сводил в ресторан, покатал по вечернему Дамаску, городу феерическому по красоте в такое время суток. Он специально затягивал время возвращения в номер, чтоб Женя к его приходу познала страх остаться без него. Его кровь бурлила при мысли, что девушка сейчас мечется по постели, изнывая от желания, и зовет его, но он сдерживал себя. Хамату виделись ее светлые волосы и пухлые просящие губы, что были сладки и податливы, и нежное тело, поющее песню любви каждым своим изгибом, каждым движением. Именно для любви и наслаждения Женя была создана. Она, что вулкан, и прохлада живительного источника. Нет, Хамат ни за что не потеряет ее, не отдаст.

Он посмотрел на часы – двенадцатый час ночи. Пора.

Хамат появился, когда Женя не ведала, где находится, кто она.

В темноте силуэт парня она восприняла, как очередное видение, что мерещилось ей уже как наяву. Но это видение издавало шорох шагов. Оно прошло к окну и открыло створки балкона, впуская в комнату ветерок. Женя поняла, что на этот раз перед ней живой Хамат, а не воображаемый, и заерзала, предвкушая его ласки и объятья.

— Хамат, — позвала хрипло, приподняв голову. Он подошел и застыл у постели со стаканом сока, не делая ни малейшего движения в сторону девушки. Это испугало ее: а вдруг он снова уйдет? О, нет, нет! И рванула к нему, желая удержать, прижаться, но путы не пускали, не давали даже приблизиться. — Пожалуйста, — взмолилась, не понимая, что говорит, что просит.

Парень присел на край постели и, приподняв Жене голову, напоил.

— Ждала? — поставил стакан на столик.

— Да!

— Звала? — склонился над ее лицом.

— Да.

— Как?

— Хамат.

— Еще?

— Милый, любимый, желанный, — простонала девушка, мечтая о его прикосновении. — Прошу тебя, не мучай.

— А ты мучилась?

— Да.

— Расскажи.

— Ждала тебя.

— Нет, что испытывала? — склонился ниже и Женя смогла уловить запах его волос, кожи, почувствовала его дыхание и вскрикнула от очередного, болезненного оргазма.

— Я слушаю, — прошептал, глядя на искаженное сладкой судорогой лицо.

— Я хочу тебя, — прошептала в ответ Женя.

— Но я не слышу рассказа о том, как ты меня ждала.

— Мне было плохо без тебя.

— Как именно, Женя? Что ты испытывала?

— Боль и страх…

— Отчего боль?

— От того, что хочу тебя, оттого, что все горит внутри, снаружи, нет покоя, и только ты в мыслях

— Я?

— Ты, только ты… возьми меня…

— А страх? Отчего ты испытывала страх?

— От мысли, что ты можешь не вернуться, — всхлипнула девушка, желая лишь одного: покончить поскорее с вопросами.

— И что?

— И не прикоснешься ко мне, не подаришь наслаждение, — перешла на еле слышный шепот. Хамат склонился к самым губам:

— Дальше, Женя, договаривай.

— Не наполнишь меня собой, — выдохнула с несчастным лицом. Ей было и стыдно и унизительно, но сладко.

— А ты ждала, что я наполню тебя? — видя ее смущение, переспросил Хамат.

— Да, — задрожала.

— Проверим? — ладонь парня легла на лоно, пальцы вошли внутрь, убеждаясь в обилии влаги. Девушку тут же выгнуло от моментального всплеска, взрыва внутри и прошла судорога по телу. Пара минут тишины, одно движение парня и новая волна прошла по телу Жени.

— Хамат…

— Я не услышал самого главного Женя, — он отодвинулся, встал, пугая ее.

— Скажи, что мне сказать, и я скажу!

— Нет, Женя, сказать должна ты, и аргументировать сказанное.

— Но, что, что?!

— Думай.

— О, нет, Хамат!

Но парень вышел.

Женя всхлипнула и заметалась: в голове было лишь одно – желание, а все остальное меркло, тонуло в нем. Она пыталась понять, что от нее хочет парень, вспомнить предыдущие разговоры, но они сводились к одному – к нему и ничего больше не задерживалось в мыслях.

Вскоре Хамат появился опять, встал у постели и, глядя на девушку начал раздеваться:

— Ты подумала?

— Да, — облизала губы, глядя на прекрасное тело.

— Говори, — провел ладонью по ее ноге.

— Я согласна стать твоей женой.

— Нет, Женя, не так, — ладонь скользнула выше и девушка застонала. — Не слышу.

— Я хочу стать твоей женой!

— Почему ты хочешь стать моей женой?

— Потому что… — и вскрикнула под умелой лаской парня.

— Так почему?

— Потому что ты самый лучший…

— Не то.

— Самый ласковый…

— Еще?

— Любимый…

— Вот, Женя. Повтори.

— Любимый!

— Еще! — ладони парня легли на грудь девушки, принялись ласкать ее, даря наслаждение. — Не молчи, скажи, что должна была сказать. Не стесняйся.

— Я люблю тебя, люблю, хочу быть твоей женой!

— Почему?

— Потому что люблю, — постанывая от наслаждения, прошептала Женя.

— Расскажи мне о своей любви.

— Хамат!... Ты самый лучший, самый ласковый, самый красивый, самый желанный.

— Слова, Женя, а мне нужно еще и дело.

— Скажи что, я сделаю.

— Ты твердо решила стать моей женой?

— Да.

— Хорошо, тогда подпиши пару документов.

— Да, да, — согласилась не думая. Парень сходил за бумагами, положил их на столик вместе с ручкой и включил ночник. Развязал девушку.

— Возьми их и подпиши.

Женя трясущейся рукой взяла файл, но только начала читать написанное, как парень обнял ее со спины, прижал к себе и начал ласкать грудь, целовать шею. Читать стало невозможно – буквы запрыгали перед глазами, пошли в пляс, и девушка быстро подписала все листы, даже не знакомясь с их содержанием.

— Молодец, — отобрал файл, убрал на стол и повел Женю на балкон. Она как во сне смотрела на горящие огни города, далекий силуэт гор и поплыла над ним, под градом умелых ласк. — Это Дамаск, — прошептал ей в ушко Хамат, подводя к краю балконной ограды, широкого, бетонного парапета, в углу которого стоял диванчик. Поставил ее на него, лицом к городу. — Ты не забудешь его, как и меня. А почему, Женя? — и вошел в нее, исторгая крик радости. — Потому что здесь ты была счастлива.

— Да, — прошептала, глядя вдаль на мигающие огоньки, неоновые витрины и вывески, и поплыла над ними, наполненная Хаматом, упивающаяся его ласками.

— Где бы ты ни была, ты будешь помнить ночной Дамаск и меня, любимого, что сделал тебя счастливой. Повтори, Женя.

— Я буду помнить, всегда буду помнить тебя и ночной Дамаск, — задыхаясь от наслажденья, простонала Женя.