Мэгги Стивотер 19 страница

— Мне сказали, что у тебя не было страховки, — сказал Гэнси. Ему также сказали, что Адам, вероятно, никогда не будет слышать снова левым ухом. Тяжелее всего было принять, что произошло что-то необратимое, но незаметное. Он ждал Адама, чтобы сказать, что нашёл способ всё оплатить. Но Адам только повернул больничный браслет на запястье. Гэнси осторожно добавил: — Я позаботился об этом.

Это было то место, где Адам всегда говорил что-то. Где он начинал сердиться. Где он ворчал: «Нет, Я не возьму твои чёртовы деньги, Гэнси. Ты не можешь меня купить». Но он только крутил бумажный браслет.

— Ты выиграл, — наконец, произнёс Адам. Он прошёлся рукой по неровным волосам. Голос звучал устало. — Подвези меня забрать вещи.

Гэнси собирался завести Камаро, но убрал руку от зажигания.

— Ничего я не выиграл. Думаешь, я этого хотел?

— Да, — ответил Адам. Он не смотрел на него. — Да, хотел.

Обида и злость неистово боролись внутри Гэнси.

— Не будь говнюком.

Адам всё ковырял и ковырял неровный край бумаги, где концы браслета скреплялись между собой.

— Уверяю, ты можешь сказать: «Я же говорил». Или: «Если бы ты ушёл раньше, такого бы не случилось».

— Я говорил такое раньше? Не стоит действовать так, будто это конец света.

— Это конец света.

Машина скорой помощи проехала между ними и дверями больницы без включённой сирены, но медработники выпрыгнули из кабины и заторопились к задней двери автомобиля, чтобы оказать помощь при каком-то тихом экстренном случае. Что-то за грудной клеткой Гэнси накалялось.

— Съехать из дома твоего отца – это конец света?

— Ты знаешь, чего я хотел, — сказал Адам. — Ты знаешь, что не этого.

— Ты ведешь себя, будто это моя вина.

— Скажи, что ты не рад тому, как всё обернулось.

Он бы не солгал, он хотел, чтобы Адам ушёл из того дома. Но никогда и часть его не желала достичь этого, навредив Адаму. Ни одна его часть не хотела, чтобы Адам был вынужден спасаться бегством, а не торжественным маршем. Ни одна его часть не желала, чтобы Адам смотрел на него так, как смотрит сейчас. Так что он ответил правду:

— Я не рад тому, как всё обернулось.

— Без разницы, — отмахнулся Адам. — Ты хотел, чтобы я навсегда оттуда съехал.

Гэнси не выносил повышать голос, в голове звучал голос матери: «Люди кричат , когда их словарный запас слишком низок, чтобы шептать». Но он слышал, что это происходит, несмотря на то, что он пытался сдерживать себя.

— Не так, как это вышло. По крайней мере, у тебя есть место, куда ты можешь пойти. Конец света... В чём твоя проблема, Адам? Я имею в виду, есть ли что-то в моём доме, что-то слишком невыносимое для тебя, чтобы ты не мог представить себе жизнь там? Почему всё, что я делаю для тебя, ты считаешь жалостью? Всё – подаяние. Мне надоело ходить на цыпочках вокруг твоих принципов.

— Боже, я сыт по горло твоей снисходительностью, Гэнси, — вздохнул Адам. — Не пытайся заставить меня чувствовать себя глупо. Кто говорит, что невыносимо? Не притворяйся, будто ты не пытаешься заставить меня почувствовать себя глупо.

— А я так разговариваю. Мне жаль, что твой отец не научил тебя значению слова «невыносимо». Он был слишком занят, разбивая твою голову о стены вашего трейлера, в то время как ты просил прощения за то, что оставался жив.

Оба задержали дыхание.

Гэнси знал, что зашёл слишком далеко. Слишком далеко, слишком поздно, слишком много.

Адам распахнул дверь

— Да пошел ты, Гэнси. Да пошел ты, — сказал он тихо и яростно.

Гэнси закрыл глаза.

Адам хлопнул дверью, затем он хлопнул ею снова, так как та не закрылась. Гэнси не открывал глаза. Он не хотел видеть, что делал Адам. Он не хотел видеть, наблюдали ли люди за тем, как какой-то мальчик ругался с парнем в ярко-оранжевом Камаро и в свитере Аглионбая. Именно сейчас он ненавидел свою форму с вороном на груди и свой громкий автомобиль, и каждое слово с тремя-четырьмя слогами, которые использовали его родители в случайной беседе за обеденным столом, и он ненавидел отвратительного отца Адама и всё позволяющую мать Адама, и больше всего, больше всего, он ненавидел звучание последних слов Адама, проигрывающихся снова и снова.

Он не мог сдержать всё, что было у него внутри.

В конце концов, он был никем Адаму, он был никем Ронану. Адам плевал в него своими словами, а Ронан тратил слишком много вторых шансов, которые он давал ему. Гэнси был простым парнем с большим количеством возможностей и дырой внутри, которая прожигала его сердце с каждым годом всё глубже и глубже.

Они всегда уходили от него. Но он никогда не сможет уйти от них.

Гэнси открыл глаза. Машина скорой помощи стояла на том же месте, но Адама не было.

Гэнси потребовалось немного времени, чтобы определить его местонахождение. Он был уже в нескольких сотнях метров, пройдя через стоянку к дороге, его тень казалась маленьким синим предметом рядом с ним.

Гэнси наклонился через всю машину и опустил стекло с пассажирской стороны, затем завёл Свинью. К тому времени, как он объехал вокруг, чтобы попасть на стоянку, Адам направился к ухоженному четырёхполосному шоссе, ведущему в больницу. На дороге было много машин, но Гэнси пересёк полосу, чтобы подъехать к Адаму, заставляя автомобили в правом ряду сигналить.

— Куда ты идешь? — закричал он. — Куда ты собрался?

Конечно, Адам знал, что Гэнси здесь – Камаро был громче, чем что-либо – но он продолжал идти.

— Адам, — повторил Гэнси. — Просто скажи, что не вернёшься туда.

В ответ ничего.

— Это не обязательно должен быть Монмаут. — Гэнси попытался в третий раз. — Но позволь подвезти тебя, куда бы ты ни собирался.

Пожалуйста, просто залезай в машину.

Адам остановился. Рывком он потянул закрытую дверь. Он сделал это недостаточно сильно, так что ему пришлось попытаться ещё два раза. Они молчали, Гэнси хотел снова начать разговор. Слова рвались из его рта, умоляя, чтобы их выпустили, но он молчал.

Адам не смотрел на него, когда, наконец, сказал:

— Не имеет значения, как ты это говоришь. В конце концов, это то, чего ты хотел. Все твои вещи в одном месте, все под твоей крышей. Всё, что ты имеешь, прямо там, где ты можешь видеть...

Но потом он остановился. Он схватился руками за голову. Его пальцы рвали волосы над ушами снова и снова, костяшки побелели. Когда он втянул в себя воздух, то издал обрывистый звук, который оказался попыткой не заплакать.

Гэнси думал о сотне вещей, которые он мог сказать Адаму: о том, как было бы правильно, как было лучше для Адама, что Адам Пэрриш был своим собственным до того, как встретил Гэнси, и не было никакого способа перестать быть своим собственным, лишь поменяв крышу над головой, как иногда Гэнси хотел быть им, потому что Адам был таким реальным, таким настоящим, каким Гэнси, казалось, никогда не сможет быть. Но слова Гэнси каким-то образом становились невольным оружием, и он не доверял себе, чтобы случайно снова его не разрядить.

За вещами Адама они ехали молча, и, когда они навсегда покидали трейлерный парк, мать Адама наблюдала из кухонного окна, он не оглянулся.

Когда Блу первой прибыла на фабрику Монмаут в этот день, она думала, там было пусто. Безо всяких автомобилей на парковке весь блок казался мрачным, бесчувственным. Она попыталась представить себя на месте Гэнси, видящего склад впервые и решающего, что это было бы прекрасное место для жизни, но у неё не получилось. Не больше, чем она могла представить себя, глядящую на Свинью и решающую, что это отличный автомобиль, или смотрящую на Ронана и думающую, что он будет хорошим другом. Но каким-то образом это работало, потому что она любила эту квартиру, и Ронан начинал подниматься в её глазах, и машина...

Ну, без автомобиля она всё ещё могла бы прожить.

Блу постучала в дверь на лестничной площадке.

— Ноа! Ты здесь?

— Здесь.

Она не была удивлена, когда его голос раздался позади неё, а не по ту сторону двери. Когда Блу обернулась, то ей показалось, что сначала она увидела его ноги, а затем, медленно, остальное. Она всё ещё не была уверена, что он фактически весь был там, или он был там всё время – сложно принять решение о существовании и Ноа в течение этих дней.

Она позволила ему погладить её волосы его ледяными пальцами.

— Не такая колючая, как обычно, — печально сказал он.

— Я немного спала. Для качественных колючек надо спать. Я рада тебя видеть.

Ноа скрестил руки, затем выпрямил их, засунул в карманы, потом вынул оттуда.

— Я чувствую себя нормально, только когда ты рядом. Я имею в виду, нормально, как было до того, как они нашли моё тело. Но это всё ещё не так, как было, когда я...

— Я не верю, что ты на самом деле был другим, когда был жив, — сказала ему Блу. Но это была правда, в действительности она всё никак не могла увязать этого Ноа с тем брошенным красным Мустангом.

— Думаю, — осторожно произнёс Ноа, вспоминая, — тогда я был хуже.

Это направление разговора могло заставить его исчезнуть, так что Блу быстро спросила:

— А где остальные?

— Гэнси и Адам забирают вещи Адама, чтобы он смог переехать, — доложил Ноа. — Ронан ушёл в библиотеку.

— Переехать! Я думала, он сказал... Погоди... Ронан ушёл куда?

С большим количеством пауз, вздохов и взглядов на деревья Ноа описал ей события предыдущей ночи, закончив словами:

— Если бы Ронана арестовали за избиение отца Адама, его бы выгнали из Аглионбая, и неважно было бы, что произошло. Никто бы не позволил остаться там лицу, обвинённому в насилии. Но Адам выдвинул обвинения так, что Ронан сорвался с крючка. А это означает, что Адам должен переехать, потому что его отец теперь его ненавидит.

— Но это ужасно, — сказала Блу. — Ноа, это ужасно. Я не знала про отца Адама.

— Он так и хотел.

Место, предназначенное для поездок. Она помнила, как Адам отозвался о своём доме. И теперь, конечно, она вспомнила его ужасные синяки и дюжину комментариев между парнями, которые ей казались непонятными раньше, скрытые отсылки к его жизни дома. Её первой мыслью была одна неприятная – она не была достаточно хорошим другом Адаму, чтобы он разделил это с ней. Но эта мысль была мимолетной, почти тут же заменённой ужасным осознанием того, что у Адама не было семьи. Кем бы она была без своей?

Она поинтересовалась:

— Ладно, погоди, а почему Ронан в библиотеке?

— Зубрит, — вздохнул Ноа. — У него экзамен в понедельник.

Это была самая милая вещь, которую Блу когда-либо слышала о Ронане.

Тут зазвонил телефон, ясно слышимый через пол над ними.

— Ты должна ответить! — резко велел Ноа. — Скорее!

Блу прожила слишком долго с женщинами на Фокс Вей 300, чтобы усомниться в интуиции Ноа. Быстро подскакивая, чтобы не отставать от него, она следовала за ним на лестничную площадку, а затем по лестнице наверх к двери. Закрыто. Ноа показал ряд непостижимых жестов, более взволнованных, чем она когда-либо видела.

Он воскликнул:

— Я мог бы сделать это, если...

«Если бы имел больше энергии», - подумала Блу. Она коснулась его плеча один раз. Тут же, подкреплённый её энергией, Ноа склонился над щеколдой, пошевелил замок и открыл дверь. Она бросилась к телефону.

— Алло? — Она задыхалась в динамик. Телефон на столе был старомодный, чёрный, с дисковым набором номера, полностью соответствующий любви Гэнси к причудливым и едва функционирующим вещам. Зная его, возможно было предположить, что у него был стационарный телефон только для того, чтобы оправдать нахождение этого аппарата на столе.

— О, здравствуй, дорогая, — произнёс незнакомый голос на том конце провода. Она уже могла слышать характерный акцент. — Ричард Гэнси там?

— Нет, — ответила Блу, — но я могу передать сообщение.

Она чувствовала, это до сих пор была её роль в жизни.

Ноа тыкнул её холодным пальцем.

— Скажи ему, кто ты.

— Я работаю с Гэнси. — Блу добавила: — Над энергетической линией.

— О! — обрадовался голос. — Хорошо. Как чудесно познакомиться с тобой. Как ты сказала, твоё имя? Я Роджер Мэлори.

Он превращал во что-то чрезвычайно сложное некоторые звуки, из-за чего его было тяжело понимать.

— Блу. Меня зовут Блу Сарджент.

— Блэр?

— Блу.

— Блейз?

Блу вздохнула.

— Джейн.

— О, Джейн! Я думал, ты зачем-то говорила Блу. Приятно познакомиться, Джейн. Боюсь, у меня плохие новости для Гэнси. Не могла бы ты ему дать знать, что я пытался провести тот ритуал с коллегой – тем малым из Сюррея, о котором я упоминал раньше, располагающий к себе мужчина, правда, с ужасным дыханием – и у меня не получилось ничего хорошего. Мой коллега, доктора говорят, он будет в порядке, пройдёт несколько недель, и его кожа заживет. Они сказали, пересадка ткани работает блестяще.

— Подождите, — перебила Блу. Она схватила ближайший лист бумаги со стола Гэнси, на нём, похоже, были какие-то вычисления или что-то типа того. Он уже на этом листе рассеянно нарисовал кошку, атакующую человека, так что она решила, что его использование никому не повредит. — Я записываю. Это ритуал пробуждения энергетической линии, правильно? Что конкретно пошло не так?

— Трудно сказать, Джейн. Достаточно будет заметить, что энергетические линии ещё сильнее, чем мы с Гэнси ожидали. Они могут быть магическими, они могут быть научными, но они, без сомнения, энергетические. Мой коллега довольно легко лишился своей кожи. Я был уверен, что потерял его, я и не думал, что человек может так истечь кровью и не погибнуть. Ой, когда будешь рассказывать всё Гэнси, не упоминай этого. У парня достаточно заморочек со смертью, и мне не нравится его расстраивать.

Блу не замечала, что у Гэнси есть «заморочки» со смертью, но она согласилась ему не говорить.

— Но вы всё ещё не сказали, что вы пытались сделать, — подсказала Блу.

— О, разве?

— Да, и это значит, что мы можем случайно повторить, если не узнаем.

Мэлори хихикнул. Это был звук, больше похожий на всасывание взбитых сливок с горячего шоколада.

— Действительно, ты права. Сказать по правде, это довольно логично и основывается на одной из давнишних теорий Гэнси. Мы установили новый каменный круг, используя найденные нами камни, которые имели потрясающие энергетические показатели – это, конечно, определяется при помощи ивового прута, Джейн, я не знаю, насколько хорошо ты осведомлена во всех этих вещах, но так приятно познакомиться в девушкой, вовлечённой во всё это; энергетические линии имеют тенденцию быть мужской игрой, и приятно слышать такую леди, как ты...

— Да, — согласилась Блу. — Здорово. Сама себе радуюсь. Так вы установили каменный круг?

— О, да, верно. Мы установили семь камней в круг на то, что надеялись, было центром энергетической линии, и мы крутили их в разных положениях, пока не появилось достаточно сильная энергия, сконцентрированная в середине. Вроде как подобное расположение призмы, я думаю, фокусирует свет.

— И именно тогда с вашего коллеги слезла кожа?

— Что-то в этом роде. Он зачитывал ритуал в центре, и он... я, к сожалению, не помню точно, что он сказал, я был настолько поражён тем, что произошло после, но он отпустил небольшое замечание, шутку или что-то такое... ты знаешь, как молодые люди выражаются, Гэнси сам может быть достаточно легкомысленным...

Блу не была уверена, что Гэнси был достаточно легкомысленным, но сделала себе мысленную пометку обратить на это внимание в будущем.

—... и он сказал что-то о потере кожи или сбрасывании кожи, или о чём-то в этом духе. И, очевидно, эти вещи абсолютно буквальны. Я не уверен, как его слова вызвали какую-то реакцию, и не думаю, что мы пробудили энергетическую линию, по крайней мере, не должным образом, но там что-то есть. На самом деле, неутешительно.

— Кроме вашего коллеги, есть кто-то, кто сможет рассказать об этом? — спросила Блу.

Мэлори ответил:

— Я единственный, кто может об этом рассказать.

Она подумала, что это шутка. В любом случае, она засмеялась и не жалела об этом. Затем она поблагодарила Мэлори, обменялась с ним любезностями и повесила трубку.

— Ноа? — спросила она комнату, потому что Ноа исчез. Ответа не было, но снаружи послышалось хлопанье автомобильных дверей и голоса.

Блу воспроизвела в памяти фразу: «Мой коллега довольно легко лишился своей кожи». Блу не имела «заморочек» по поводу смерти, но даже она подумала, что нарисовала достаточно ужасный и яркий образ в своей голове.

Мгновение спустя она услышала, как хлопнула дверь на первом этаже, и топот ног вверх по лестнице.

Гэнси первым вошёл в комнату, и он явно не ожидал увидеть кого-то, потому что черты его лица не смогли спрятать страдание. Когда Гэнси заметил Блу, он сразу же смог взять откуда-то приветливую улыбку.

И это было очень убедительно. Она видела его за секунду до этого, но, даже заметив выражение его лица, было трудно напоминать себе, что улыбка была фальшивой. Почему парень с такой безмятежной жизнью, как Гэнси, должен был научиться надевать так быстро и убедительно маску счастья, было за пределами её понимания.

— Джейн, — сказал он, и она подумала, что расслышала немного несчастья в весёлом голосе, даже если лицо больше не передавало этого. — Извини за то, что тебе пришлось впустить себя самой.

Голос Ноа проявился у уха Блу холодным-холодным шёпотом: «Они поссорились».

Затем вошли Адам и Ронан. Ронан согнулся почти вдвое под тяжестью мешка и рюкзака с вещами на спине, а Адам нёс мятую коробку от сухого завтрака с торчащим сверху трансформером.

— Милый трансформер, — заметила Блу. — Это тот, который патрульная машина?

Адам без улыбки посмотрел на Блу, как будто он её реально не видел. Потом, немного припозднившись, он ответил:

— Да.

Ронан, всё ещё согнутый под тяжестью вещей, направился в комнату Ноа, повторяя с каждым шагом:

— Ха. Ха. Ха.

Это был совершенно не заразительный смех.

— Тот парень звонил, — сказала Блу. Она держала кусок бумаги, на котором записала его имя. Получилось, будто его выкрикивала подрисованная на листке кошка.

— Мэлори, — подсказал Гэнси с меньшим энтузиазмом, чем обычно. Поскольку Адам заносил коробку после Ронана, он смотрел ему в спину, прищурив глаза. После того, как дверь в комнату Ноа закрылась за ними, Гэнси перевел взгляд на Блу. Квартира казалась пустой без остальных, как будто они ушли в другой мир вместо другой комнаты.

Гэнси спросил:

— Что он хотел?

— Он пытался провести ритуал на энергетической линии и сказал, что что-то пошло неверно, и другой человек... его, хмм, коллега?.. был ранен.

— Как ранен?

— Просто ранен. Сильно ранен. Энергией, — ответила Блу.

С силой Гэнси снял обувь. Один ботинок пролетел над миниатюрной Генриеттой, а второй проделал путь на другой конец стола. Он соскользнул по старому дереву и упал на пол. Гэнси вздохнул:

— Йи-ху.

Блу заметила:

— Ты выглядишь расстроенным.

— Правда? — спросил он.

— Почему вы с Адамом поссорились?

Гэнси бросил взгляд на закрытую дверь Ноа.

— Как ты узнала? — устало спросил он. А затем упал на свою незастеленную кровать.

— Пожалуйста, — произнесла она, потому что даже если бы не сказал Ноа, она бы всё равно узнала.

Он пробормотал что-то в простыни и махнул рукой. Блу присела у кровати и облокотилась на изголовье руками.

— Ещё раз: что? И поменьше подушки во рту на этот раз?

Гэнси не повернул голову, так что речь его всё равно оставалась приглушённой.

— Мои слова – безошибочные инструменты уничтожения, и я не оборудован возможностью их разоружить. Можешь поверить, что я жив только благодаря тому, что Ноа мёртв? Какая прекрасная это была жертва, каким прекрасным вкладом в этот мир стал я. — Он сделал ещё один маленький жест рукой, не отрывая лица от подушки. Наверное, тот должен был означать, что он просто пошутил. Гэнси продолжил: — О, знаю, я занимаюсь самобичеванием. Не обращай внимания. Так Мэлори думает, что это плохая идея – пробудить энергетическую линию? Конечно, он так думает. Я получаю огромное удовольствие от тупиков.

— Ты занимаешься самобичеванием.

Но Блу это почему-то нравилось. Она никогда не видела настоящего Гэнси так долго за один раз. Плохо, что он должен быть таким несчастным, чтобы это произошло.

— Я почти закончил. Тебе не придётся больше это терпеть.

— Таким ты мне нравишься больше.

По некоторым причинам это признание тут же бросило её лицо в жар; она была очень рада, что он уткнулся лицом в подушку, а другие парни в комнате Ноа.

— Сокрушённый и разбитый, — сказал Гэнси. — Именно таких любят женщины. Он сказал, сильно тот парень был ранен?

— Да.

— Ну, тогда всё. — Он перевернулся на спину так, чтобы смотреть на Блу вверх ногами там, где она облокачивалась на его кровать. — Это не стоит риска.

— Я думала, ты сказал, тебе необходимо найти Глендовера.

— Мне да, — ответил Гэнси. — Им нет.

— Так ты сделаешь это сам?

— Нет. Я найду другой способ. Я бы хотел иметь силу энергетической линии, указывающую огромной стрелкой туда, где он, но я просто продолжу тащиться вдоль старого пути. Каким образом был ранен тот парень?

Блу издала уклончивый шум, помня наставление Мэлори уберечь его от подробностей.

— Блу. Каким образом?

Он смотрел на неё пристально и решительно, будто делать это было проще, когда их лица были вверх ногами по отношению друг к другу.

— Он что-то сказал о потере кожи, и затем, очевидно, его кожа слезла. Мэлори не хотел, чтобы я рассказывала это тебе.

Гэнси поджал губы.

— Он всё ещё помнит, когда я... неважно. Его кожа прям слезла? Зловеще.

— Что зловеще? — спросил Адам, ступая в комнату.

Ронан, оценив положение Блу и Гэнси, заметил:

— Если плюнешь, Блу, то попадёшь ему прямо в глаз.

Гэнси с удивительной стремительностью передвинулся на противоположную сторону кровати, быстро переводя взгляд на Адама и в сторону.

— Блу рассказала, что Мэлори пытался пробудить энергетическую линию, и мужчина, который был с ним, серьёзно ранен. Так что мы не делаем этого. Не прямо сейчас.

Адам произнёс:

— Мне плевать на риск.

Ронан сжал зубы.

— Мне тоже.

— Тебе нечего терять, — Гэнси указал на Адама. Затем посмотрел на Ронана. — А тебе плевать, жив ты или мёртв. Это заставляет вас делать неверные суждения.

— А ты ничего не выигрываешь, — подчеркнула Блу. — Это заставляет тебя тоже судить неверно. Но, думаю, я соглашусь. Я имею в виду, посмотри, что случилось с твоим британским другом.

— Спасибо, Джейн, ты голос разума, — сказал Гэнси. — Не смотри на меня так, Ронан. С каких пор мы решили, что пробуждение энергетической линии – единственный способ найти Глендовера?

— У нас нет времени найти другой, — настаивал Адам. — Если Велк пробудит её, он получит преимущество. Плюс, он говорит на латыни. Что если деревья знают? Если он найдёт Глендовера, его одарят милостью, и ему сойдёт с рук убийство Ноа. Игра окончена, плохой парень забирает всё.

Все следы уязвимости исчезли с лица Гэнси, когда он свесил ноги с кровати.

— Плохая идея, Адам. Найди способ, не причиняющий вреда кому-либо, и я поддержу. До тех пор мы ждём.

— У нас нет времени, — продолжал Адам. — Персефона говорила, что кто-то пробудит энергетическую линию в течение нескольких дней.

Гэнси стоял на своём.

— Адам, теперь случилось то, что на той стороне земного шара кто-то лишился кожи, потому что сглупил на энергетической линии. Мы видели Энергетический пузырь. Это не игра. Это очень реально и очень сильно, и мы его не обманем.

Они с Адамом в течение долгого времени пристально смотрели друг на друга. Было что-то незнакомое в выражении лица Адама, что-то, что заставило Блу подумать, будто она в действительности совсем его не знала.

Блу представила его, держащего единственную карту таро из колоды её матери, и, когда вспомнила, как Мора истолковала два скрещенных меча, то печально подумала: «Мама очень хороша в том, что делает».

— Иногда, — произнёс Адам, — я не знаю, как ты живешь сам с собой.

Беррингтон Велк не был рад Нив. Изначально, усевшись в машину, она не делала ничего, только поедала хумус и крекеры, и сочетание чеснока, крекеров и жевания невероятно ухудшали обстановку. Мысль, что она роняла крошки на водительское сидение, была одной из огромного количества беспокоящих его на этой неделе. Ещё, самым первым, что сделала Нив после обмена приветствиями, было использование на Велке её электрошокера. Это сопровождалось унизительным связыванием Велка на заднем сидении его собственного автомобиля.

«Недостаточно того, что мне приходится мириться с этой дерьмовой машиной, - думал Велк. - Теперь я собираюсь в ней умереть».

Нив не говорила, что собиралась его убить, а Велк последние сорок минут был не в состоянии увидеть многое на полу за пассажирским сиденьем. Лежащее там было широкой, плоской, глиняной чашей с набором свечей, ножниц и ножей. Ножи выглядели внушительно и зловеще, но они не обязательно должны были говорить об убийстве. На Нив были натянуты резиновые перчатки, а дополнительная пара лежала в чаше.

Крое того, Велк не мог быть уверен, что они направляются к энергетической линии, но из-за того количества времени, которое Нив провела за чтением журнала, прежде чем свернуть вниз по дороге, он мог предположить, что это хорошая мысль. Велк был не так хорош с утверждениями, но он решил, что его судьба, вероятно, должна повторить судьбу Жерни семь лет назад.

Ритуальная смерть. Кровь жертвы просачивается вниз сквозь землю, пока не достигае спящей энергетической линии. Потирая связанные запястья друг о друга, он повернулся к Нив, которая одной рукой держала руль, а другой ела хумус и крекеры. Чтобы добавить соли на его рану, она ещё и слушала успокаивающие звуки природы на СD в его машине. Возможно, готовясь к ритуалу.

Велк думал, что его смерть на энергетической линии вела бы к некой цикличности.

Но Велка не заботила цикличность. Он беспокоился о своей потерянной машине, потерянном уважении. О способности спать по ночам. Его достаточно долго заботил язык мёртвых, чтобы они не променяли его. Он заботился о гуакамоле, который раньше делала давно ушедшая повар его родителей.

Кроме того, Нив связала его не достаточно крепко.

После ухода с фабрики Монмаут Блу вернулась домой и направилась в сторону бука во дворе, чтобы попытаться сделать домашнее задание. Но, как оказалось, она тратила меньше времени на поиск решений уравнений с неизвестной и больше – на поиск решений для Ноа, Гэнси или Адама. И она сдалась и откинулась на дерево как раз к тому времени, когда появился Адам. Он остановился в тусклой тёмно-зелёной тени дерева недалеко от дома.

— Персефона сказала, что ты здесь. — Он по-прежнему оставался на краю тени.

Блу подумала сказать: «Я так сожалею по поводу твоего отца». Но вместо этого она просто протянула ему свою руку. Адам издал неровный вздох, вроде тех, которые она замечала с шести футов. Не сказав ни слова, он сел рядом, потом положил голову ей на колени и закрыл лицо руками.

Поражённая Блу не сразу среагировала, затем она обернулась через плечо, чтобы убедиться, что дерево скрывало их от дома. Она чувствовала себя, будто обращалась с диким животным, одновременно была польщена его доверием и беспокоилась, что спугнёт. Спустя некоторое время она осторожно погладила несколько тонких, пыльных прядей его волос, глядя на его затылок. Это вызвало какое-то волнение в груди, желание коснуться его и ощутить запах пыли и бензина.

— Твои волосы цвета грязи, — сказала она.

— Понятно откуда.

— Забавно, — отметила Блу, — потому что тогда мои должны быть такого же цвета.

Адам пожал плечами в ответ. Помолчав, он сказал:

— Иногда я боюсь, что он никогда не сможет меня понять.

Блу провела пальцем за его ухом. Это показалось ей опасным и волнующим, но не настолько опасным и волнующим, как если бы это проделать, глядя ему в глаза.

— Я скажу тебе только один раз и покончу с этим, — прошептала она. — Но думаю, ты ужасно храбрый.

Адам молчал очень долго. Автомобиль с шумом пронёсся по окрестностям. Ветер гулял в листве бука, переворачивая её вверх ногами, что предвещало дождь.

Не поднимая головы, Адам произнёс:

— Я бы хотел сейчас тебя поцеловать, Блу, молода ты или нет.

Пальцы Блу замерли.

— Я не хочу причинить тебе боль, — сказала она.

Он высвободился и оказался всего в нескольких сантиметрах от неё. Выражение его лица было мрачным, совсем не таким, как когда он хотел поцеловать её раньше.

— Мне уже больно.

Блу не думала, что на самом деле речь шла о поцелуе, и это заставило её щёки гореть. Дело не должно было быть в поцелуе вообще, но если в нём, то он совершенно не должен быть таким. Она добавила:

— Будет еще хуже, чем сейчас.

Что-то заставило его сглотнуть, и он отвернулся. Его руки безвольно лежали на коленях. «Если бы я была кем-то другим в этом мире, - думала Блу, - это мог бы быть мой первый поцелуй». Она гадала, на что был бы похож поцелуй с этим жаждущим, одиноким мальчиком.