Мэгги Стивотер 17 страница

— Ритуал, о котором говорил Гэнси, — сказал Адам Ронану. — Кто-то уже пытался его провести. С жертвоприношением в качестве символического способа коснуться энергетической линии. Ноа, ты ведь был жертвой, не так ли? Кто-то убил тебя ради этого?

— Моё лицо, — тихо произнёс Ноа и отвернулся, прижавшись щекой к плечу. — Я не могу вспомнить, когда перестал быть живым.

Блу содрогнулась. Парней окутывал поздний послеполуденный свет, и весь пол пропитался весной, но её саму до костей пронизывала зима.

— Но это не сработало, — пришёл у выводу Ронан.

— Я почти пробудил Энергетический пузырь, — прошептал Ноа. — Мы были достаточно близко. Это не было впустую. Но я рад, что он этого не понял. Он не знает. Он не знает, где это.

Блу бессознательно вздрогнула, это было результатом двух вещей – холодной ладони Ноа в её руке и ужаса истории. Она задалась вопросом: было ли это тем, что чувствуют её мама, тёти и подруги матери во время сеансов или гаданий.

Держат ли они руки мёртвых людей?

Она думала, что смерть есть нечто более постоянное или, по крайней мере, нечто более очевидно неживое. Но Ноа, казалось, не мог быть ни тем, ни другим.

Ронан высказался:

— Хорошо, хватит уже, на хрен, ходить кругу. Кто тебя убил, Ноа?

Блу ощутила, как рука Ноа задрожала.

— Серьёзно, старик. Выкладывай. Я не прошу конспектов. Я спрашиваю, кто проломил тебе голову.

Когда он это произнёс, в его словах слышалось что-то сердитое и праведное, но это был гнев, который относился и к Ноа, который каким-то образом делал виноватым и его.

В ответе Ноа звучало унижение:

— Мы были друзьями.

Адам высказался с большей яростью, чем была у него мгновение назад:

— Друг бы тебя не убил.

— Ты не понимаешь, — прошептал Ноа.

Блу боялась, что он может исчезнуть. Как она поняла, это была его тайна, которую он хранил в себе на протяжении семи лет, и всё ещё не был готов ею делиться.

— Он был расстроен. Он всё потерял. Если бы он думал объективно, я считаю, он бы не... он не собирался... мы же были друзьями, как... вы боитесь Гэнси?

Парни ничего не ответили, да им и не нужно было. Чем бы Гэнси для них ни был, это было пуленепробиваемым. Хотя Блу снова увидела промелькнувший на лице Адама стыд. Что бы ни произошло между ними в видении Адама, это по-прежнему его беспокоило.

— Давай же, Ноа. Имя. — Это был Ронан, склонивший голову, напряжённый, как и его воронёнок. — Кто тебя убил?

Подняв голову, Ноа открыл глаза. Он выдёрнул свою ладонь из руки Блу и положил её себе на колено. Воздух вокруг них был ледяной. Воронёнок сгорбился, прячась в коленях Ронана, а тот рукой прикрыл её, защищая.

Ноа произнёс:

— Но вы уже знаете.

К моменту, когда Гэнси покинул дом своих родителей, совсем стемнело. Он был полон беспокойной, неудовлетворённой энергии, которая, казалось, всегда проникала в его сердце, когда он навещал свой дом в такие дни. Надо было что-то делать с пониманием, что дом его родителей больше не был по-настоящему его домом – если вообще когда-то был – и с осознанием того, что они не менялись, в то время как он уже не был прежним.

Гэнси опустил стекло и высунул наружу свою руку, пока вёл машину. Радио опять перестало играть, и снова была слышна только музыка двигателя; Камаро звучала громче после наступления темноты.

Разговор с Пинтером разъедал Гэнси. Взяточничество. Вот к чему они пришли. Он решил, что чувство, которое он испытывал, было стыдом. Неважно, как сильно он старался, он продолжал становиться Гэнси.

Но как ещё ему удержать Ронана в Аглионбае и в Монмаут? Он подошел вплотную к тезисам своего будущего разговора с Ронаном, и все они походили на то, что Ронан не стал бы слушать. Неужели ему было так тяжело ходить на занятия? Насколько трудно было пережить еще один учебный год?

Ему оставалось ещё полчаса езды, чтобы добраться до Генриетты. Гэнси застрял на красном светофоре, регулирующем невидимое автомобильное движение, в крошечном городке, состоящем из одной искусственно освещенной бензоколонки.

Всё, что требуется от Ронана, это ходить на занятия, читать, получить оценки. И тогда он бы был свободен, получил бы свои деньги от Деклана и делал бы всё, что ему, чёрт побери, заблагорассудится.

Гэнси проверил свой телефон. Сигнала нет. Он хотел поговорить с Адамом.

Через открытое окно в автомобиль проникал лёгкий ветерок, наполняя салон запахами листьев и воды, чего-то грядущего и тайного. Сильнее чего-либо Гэнси хотел провести больше времени в Энергетическом пузыре, но в ближайшую неделю много времени отнимут занятия (и речи не могло быть о том, чтобы слинять хотя бы с одного из них, после разговора с Пинтером), а после учёбы ему еще силком заставлять делать Ронана домашку. Перед Гэнси открывался целый мир, да и Ноа нуждался в нём, и, казалось, снова появилась возможность разыскать Глендовера, но вместо того, чтобы «брать быка за рога», Гэнси должен был быть нянькой. Чёртов Ронан.

Загорелся зеленый. Гэнси вдавил педаль газа так сильно, что шины завизжали, и из-под них повалил дым. Свинья сорвалась с места. Чёртов Ронан. Гэнси с силой переключал передачи, быстрее, быстрее, быстрее. Звук работы двигателя заглушил стук его сердца. Чёртов Ронан. Стрелка на спидометре подобралась к опасной красной области.

Гэнси стукнул по ограничителю скорости. Машина была способна выжать из себя куда больше. Двигатель работал нормально на таком прохладном воздухе, он был быстрым и простым, а Гэнси ужасно хотелось посмотреть, что получится на остальных передачах.

Он сдерживал себя, тяжело и рвано дыша.

Если бы не Ронан, он бы продолжал мчаться. Дело в том, что у Ронана не было никаких ограничений, страхов, границ. Если бы Гэнси был Ронаном, он бы вдавил педаль газа в пол и держал бы её в таком положении, пока дорога, полицейский или дерево не остановили бы его. Он бы забил на занятия, чтобы завтра отправиться в лес. Он бы сказал Ронану, что, исключат того или нет, это его, Ронана, проблемы, если бы он вообще о нём заботился.

Гэнси не знал, как быть таким человеком.

Камаро под ним резко дёрнулся. Гэнси отпустил педаль и уставился на плохо освещенные датчики, но ничего для него не прояснилось. Мгновение спустя машина опять дёрнулась, и Гэнси понял, что накатался.

Он всего-то и успел найти достаточно ровное место, когда двигатель заглох, точно так же, как на день Святого Марка. Пока машина катилась под горку по заброшенной дороге, он попытался завести ключом двигатель, но ничего не вышло.

Гэнси позволил себе сомнительное удовольствие выругаться, сказав самое страшное проклятие из всех ему известных, а затем выбрался из машины и открыл капот. Адам научил его основам: замена свечей, слив масла. Если бы под капотом свободно болтался ремень или из недр автомобиля торчал вновь оборванный конец шланга, он, возможно, и смог бы это починить. Однако сам двигатель оставался для него загадкой.

Он вынул телефон из заднего кармана и обнаружил, что тот едва улавливал сигнал. Достаточный, чтобы подразнить его, но недостаточный, чтобы Гэнси смог сделать звонок. Он несколько раз обошёл автомобиль, держа телефон над головой, на манер Статуи Свободы. Ничего.

Гэнси почти с горечью припомнил, как отец предложил забрать внедорожник.

Он толком не знал, на каком расстоянии находился от освещенной заправки, но у него было такое чувство, будто он сейчас ближе к окраине Генриетты. Если он сейчас пойдёт прямиком к городу, то телефон сможет уловить сигнал ещё до того, как он достигнет бензоколонки. А может, ему просто стоит остаться на месте. Порой, когда Свинья останавливалась, она потом начинала вновь работать, когда двигатель слегка остывал.

Но он был слишком взволнован, чтобы сидеть на месте.

Он едва успел закрыть машину, как позади Камаро появился ослепивший его свет фар. Отвернувшись, Гэнси услышал, как хлопнула дверца автомобиля, и по гравию рядом с дорогой по направлению к нему захрустели шаги.

Мгновение он не мог признать фигуру, представшую перед ним, гомункул[42] вместо человека. А затем Гэнси узнал его.

— Мистер Велк? — поинтересовался он.

Беррингтон Велк был одет в тёмный пиджак и кроссовки, и было что-то странное и напряжённое в крупных чертах его лица. Складывалось такое ощущение, будто он хотел задать какой-то вопрос, но не мог подобрать слов.

Он не спросил «неприятности с машиной? » или «мистер Гэнси? » или ещё что-нибудь, что, по мнению Гэнси, он мог бы сказать.

Вместо этого он облизнул губы и произнёс:

— Я хочу твою книгу. Да и сотовый твой лучше отдай мне.

Гэнси сначала подумал, должно быть, он ослышался, потому переспросил:

— Прошу прощения?

Велк достал из кармана своего тёмного пиджака маленький, невероятно настоящий на вид пистолет.

— Книгу, которую ты приносил в класс. И свой сотовый. Живо.

Было так трудно переварить наличие пистолета. Так сложно перейти от мысли, что Беррингтон Велк ничего из себя не представлял до такой степени, что они с Ронаном и Адамом шутили над ним, к мысли, что Беррингтон Велк держит пистолет и направляет его прямо на Гэнси.

— Ну. — Гэнси моргнул. — Ладно.

Похоже, сказать больше было нечего. Он предпочитал свою жизнь почти всему своему имуществу, за исключением, возможно, Камаро, а Велк и не просил об этом. Гэнси протянул ему свой сотовый.

— Журнал в машине, — объяснил он.

— Достань. — Велк ткнул пистолетом Гэнси в лицо.

Гэнси открыл Камаро.

Последний раз, когда он видел Велка, тот участвовал в викторине по четвёртому склонению латинских глаголов.

— Даже не думай о том, чтобы попытаться смыться, — предупредил Велк.

Гэнси даже в голову не пришло, что, если бы Камаро работал как надо, то попытаться спастись на машине было бы неплохим вариантом.

— Я также хочу знать, где ты побывал на этой неделе, — сказал Велк.

— Извините? — вежливо переспросил Гэнси.

Он уже рылся на заднем сидении в поисках своего журнала, и голос Велка утонул в шелесте бумаг.

— Не провоцируй на меня, — огрызнулся Велк. — В школу позвонила полиция. Поверить не могу. По прошествии семи лет. Теперь возникнет миллион вопросов. И им понадобится всего две секунды, чтобы ответить на многие из них лишь одним моим именем. А всё из-за тебя. Семь лет, и я думал, я был... меня подставили. Это ты меня подставил.

Когда Гэнси вынырнул из салона Камаро с журналом в руках, он понял, о чём толкует Велк – о Ноа. Человек, стоявщий перед ним, убил Ноа.

Гэнси начал ощущать нечто где-то в районе желудка. Однако это ощущение всё ещё не было похоже на страх. Это было нечто сродни натяжению, как веревочный мост, который мог едва выдержать нужный вес. Тут же возникло подозрение, что ничего в жизни Гэнси не было никогда реальным, за исключением вот этого самого момента.

— Мистер Велк...

— Рассказывай, где ты был.

— Высоко в горах, недалеко от Низин, — отстранённо сообщил Гэнси.

Это была правда, да и в любом случае, неважно, солгал он или нет, он записал GPS координаты в свою тетрадь, которую сейчас собирался отдать.

— Чего нашёл? Разыскал Глендовера?

Гэнси вздрогнул, и это его удивило. Каким-то образом он убедил себя, что дело было в чём-то совершенно другом, более логичном, и то, что прозвучало имя Глендовера, его шокировало.

— Нет, — ответил Гэнси. — Мы нашли резной орнамент в земле.

Велк протянул руку, чтобы взять журнал. Гэнси сглотнул.

Он спросил:

— Велк… сэр… вы уверены, что это единственный способ?

Раздался тихий щелчок, который ни с чем не перепутаешь. Это был звук, который можно было легко узнать после продолжительных просмотров приключенческих фильмов и видео игр. Хотя Гэнси его прежде и не слышал вот так, вживую, он знал наверняка, что таким образом пистолет снимают с предохранителя.

Велк приставил дуло пистолета Гэнси ко лбу.

— Нет, — ответил Велк. — Есть и другой.

Гэнси испытал то же самое отрешённое чувство, которое у него возникло в Монмаут, когда он смотрел на осу. Одновременно он видел реальность: пистолет, прижатый к коже его лба, такой пронзительно холодный. А также возможность: палец Велка отводит курок назад, пуля врывается в его череп, смерть вместо возвращения обратно в Генриетту.

Журнал оттягивал его руки. Он ему не нужен. Он и без него всё знал.

Но этот журнал был его. Он отдавал всё, что наработал за эти годы.

«Я заведу себе новый журнал».

— Если бы вы просто спросили, — сказал Гэнси, — я бы рассказал вам всё, что в нём есть. Я бы с радостью это сделал. Это никакая не тайна.

Пистолет дрожал у лба Гэнси. Велк произнёс:

— Не могу поверить, что ты хоть что-то говоришь, когда я приставил к твоей голове пистолет. Не верится, что ты бы снизошёл до этого.

— Именно так, — возразил Гэнси, — вы бы поняли, что я говорю правду.

Он позволил Велку забрать у него журнал.

— Ты мне отвратителен, — сказал Велк, прижимая книгу к груди. — Ты считаешь себя непобедимым. Знаешь что. Я тоже себя таким считал.

Когда Велк это сообщил, Гэнси понял, что учитель латыни собирается его убить. Не бывает так, чтобы кто-то вкладывал в свой голос столько ненависти и горечи, держа пистолет, и не нажал на курок.

Лицо Велка напряглось.

На мгновение время исчезло: осталось только пространство между тем, как один выдох сменял другой вдох.

Семь месяцев назад Ронан учил Гэнси, как наносить хук[43].

«Бей всем телом, а не просто кулаком».

«Гляди, куда наносишь удар».

«Локоть на девяносто градусов».

«Не думай о том, насколько будет больно».

«Гэнси. Я же говорил: не думай о том, насколько это будет больно».

Он замахнулся.

Гэнси забыл почти всё, что говорил ему Ронан, но он помнил, что нужно смотреть, и только это и удача выбили пистолет на гравий у дороги.

Велк издал бессвязный выкрик.

Оба нырнули за оружием. Гэнси, запнувшись одной ногой, слепо пнул в направлении пистолета. Он услышал, как его нога встретилась с чем-то. Сначала с рукой Велка, а затем с чем-то более солидным. Пистолет полетел в направлении заднего колеса машины, и Гэнси рванул к дальней стороне Камаро. Свет фар машины Велка не достигал её. Его единственной мыслью было найти укрытие и замереть в темноте.

С другой стороны машины стояла тишина. Изо всех сил пытаясь контролировать своё тяжёлое дыхание, Гэнси прислонился щекой к тёплому металлу Свиньи. Его большой палец пульсировал в том месте, где он встретился с пистолетом.

«Не дыши».

На дороге Велк ругался снова, снова и снова. Гравий захрустел, когда он присел рядом с машиной. Он не мог найти пистолет. Он выругался опять.

Вдалеке зажужжал двигатель. Другая машина, возможно, едет в этом направлении. Спаситель или, по крайней мере, свидетель.

Мгновение Велк был абсолютно тих, а потом внезапно бросился бежать, его шаги затихали по мере приближения к его автомобилю.

Наклонив голову, Гэнси заглянул под Свинью, которая потрескивала, остывая. Он заметил тонкий силуэт пистолета между задними шинами, освещённый фарами Велка.

Гэнси не был уверен: Велк отступил или отправился за фонариком. Он вернулся в темноту. И ждал там, пульс стучал в ушах, трава царапала щёку.

Машина Велка сорвалась с места и с рёвом помчалась по направлению к Генриетте.

Сразу следом пронёсся другой автомобиль. Не обращая ни на что внимания.

Гэнси довольно долго пролежал в траве в кювете, вслушиваясь в гудение насекомых, прячущихся в деревьях вокруг, и в дыхание Свиньи, которое издавал затихающий двигатель. Его палец уже не на шутку разболелся в том месте, которым он попал по пистолету. На самом деле, он легко отделался. Но всё же. Было больно.

И его журнал. Он чувствовал досаду: у него силой отобрали хронику его неистовых желаний.

После того, как машина Велка не вернулась, Гэнси поднялся на ноги и перебрался на другую сторону Камаро. Он опустился на колени и полез под машину настолько далеко, насколько это было возможно, чтобы подцепить здоровым пальцем пистолет. Затем осторожно поставил оружие на предохранитель. Он будто слышал голос Блу, когда они нашли тело Ноа: «Отпечатки пальцев! »

Гэнси двигался, словно во сне, открыл дверцу машины и бросил пистолет на пассажирское сидение. Было такое чувство, что это другая ночь, другая машина, другой человек покидал дом своих родителей.

Он закрыл глаза и повернул ключ.

Свинья кашляла и отхаркивалась, но затем двигатель завёлся.

Он открыл глаза. Ничего не напоминало о том, что ночь была всё той же.

Он включил фары, а после вывернул обратно на дорогу. Надавив педаль газа, проверил двигатель. Тот исправно работал, без запинок.

Добавив газу, он помчался в Генриетту. Велк убил Ноа и теперь понял, что его прикрытие рухнуло. Куда бы он теперь ни отправился, ему было нечего терять.

Блу никогда не была большой фанаткой чердака, даже до того, как Нив переехала туда. Многочисленные наклонные балки крыши обеспечивают десятки возможностей удариться головой о покатый потолок. Необработанные деревянные половицы и области, залатанные колючей фанерой, были недружелюбны к босым ногам. Лето превращало чердак в ад. Кроме того, там не было вообще ничего, за исключением пыли и ос. Мора была несгибаемым не коллекционером, так что всё ненужное навязывали соседям или отдавали на благотворительность. На самом деле, не было никакой причины посещать чердак.

До сих пор.

Поскольку стало поздно, Блу оставила Ронана, Адама и Ноа обсуждать, можно ли связать их учителя латыни со смертью Ноа, если полиция еще не установила связь. Адам позвонил через пять минут после того, как она возвратилась домой, и сказал, что Ноа исчез спустя буквально мгновение после её ухода.

Итак, это правда. Она действительно тот самый столик, который все хотят в Старбаксе.

— Я думаю, у нас есть час, — сказала Кайла, когда Блу открыла дверь чердака. — Они должны вернуться около одиннадцати. Позволь мне войти первой. На случай...

Блу приподняла бровь.

— Как думаешь, что она здесь хранит?

— Откуда мне знать.

— Хорьков?

— Не будь смешной.

— Волхвов?

Кайла протиснулась мимо Блу и начала подниматься по лестнице. Свет единственной лампочки, которая освещала чердак, не доставал до начала лестницы.

— Более вероятно. Ох, какой запах.

— Это точно хорьки.

С того места наверху лестницы, где она находилась, Кайла бросила такой взгляд на Блу, который, как подозревала Блу, был более опасен, чем всё, что они могли найти на чердаке. Однако Кайла была права. Воздух, который медленно двигался вокруг, был довольно вонючим; Блу всё никак не могла распознать это зловоние, которое как бы намекало на вполне обыденные вещи, такие как гниющий лук или потные ноги.

— Пахнет серой, — сказала Блу. — Или покойником.

Вспоминая об ужасном голосе, который исходил изо рта Нив, Блу подумала, что ничему бы не удивилась.

— Пахнет асафетидой[44], — угрюмо поправила Кайла.

— Что это?

— И нечто вкусное, добавляемое в карри, и нечто, часто используемое при колдовстве.

Блу старалась дышать через рот. Трудно было представить, что что-что, столь дурно пахнущее, напоминающее скорее источающие зловоние ноги покойника, было бы чем-то вкусным.

— А что конкретно?

Кайла добралась до верхней площадки лестницы.

— Не карри, — прокомментировала она.

Теперь Блу стояла наверху и могла увидеть, как Нив преобразила чердак в нечто совершенно иное, чем она помнила. Матрац и коврики лежали на полу. По всей комнате стояли незажжённые свечи разной высоты, тёмные шары и стаканы с водой. На полу между некоторыми предметами были нарисованы яркие линии. Около ног Блу лежала тарелка с полусожжённым стеблем, посыпанным пеплом. Возле мансардного окна стояли два высоких зеркала на ножках, отражающие друг друга до бесконечности.

И ещё здесь было холодно. На чердаке не должно быть холодно в конце жаркого дня.

— Ничего не трогай, — наставляла Кайла.

Что Блу нашла ироничным, учитывая, зачем они сюда пришли.

Блу ничего не трогала, но прошла дальше в комнату, всматриваясь в маленькую статуэтку женщины с глазами на животе. Вся комната вызывала у Блу мурашки.

— Должно быть, она делает много карри.

Лестница скрипнула позади них, и обе, Кайла и Блу, подпрыгнули.

— Могу я подняться? — поинтересовалась Персефона.

Это был неуместный вопрос, так как она уже поднялась. Она стояла наверху лестницы, одетая в кружевное платье, которое Блу для неё соорудила. Её волосы были туго связаны, это было знаком того, что она не боялась запачкать руки.

— Персефона, — прогремела Кайла. Она вышла из шока и теперь была просто зла. — Тебе следует издавать какой-нибудь шум, когда ты входишь в комнаты.

— Я позволила лестнице скрипнуть, — Персефона показала на половицу. — Мора сказала, что вернётся к полуночи, так что велела закончить к тому времени.

— Она знает? — Блу и Кайла сказали в унисон.

Персефона наклонилась, чтобы рассмотреть чёрную, кожаную маску с длинным остроконечным клювом.

— Вы же не думаете, что она поверила в ваше кино про карликов?

Кайла с Блу переглянулись. Блу поразмыслила над тем, что это значит: Мора хотела знать больше о Нив, как и они.

Блу поинтересовалась:

— Прежде, чем мы начнем, не собираетесь ли вы объяснить, почему, Нив говорила, она была тут здесь, в Генриетте?

Кайла двигалась по комнате, потирая руки, как будто она либо согревала их, либо раздумывала, с чего бы начать обыск.

— Это довольно просто. Твоя мать позвала её сюда, чтобы разыскать твоего отца.

— Ну, — поправила Персефона, — это не совсем правда. Мора говорила, что Нив первая обратилась к ней. Нив сказала, что, возможно, у неё получится его разыскать.

— Прямо так от фонаря[45]? — спросила Кайла.

— Я бы предпочла, чтобы ты не использовала это выражение, — попросила Блу.

— Прямо так из ниоткуда? — повторила Кайла. Она подняла свечу. — Это кажется странным.

Блу скрестила руки на груди.

— Мне до сих пор не хватает многих деталей.

Кайла постучала свечой, которую держала в левой руке, по своей правой руке.

— Если по существу, то твой отец объявился восемнадцать лет назад, сшиб с ног Мору, сделал из неё абсолютно бесполезную подругу на год, заделал ей ребёнка, а потом исчез после твоего рождения. Он был коварным и симпатичным, и, я полагаю, он был мусором трейлерного парка с досье в полиции.

— Кайла! — предупредила Персефона.

— Это меня не заботит, — ответила Блу. Как её мог заботить какой-то там незнакомец из прошлого? — Я просто хочу знать факты.

Персефона покачала головой.

— Тебе обязательно быть такой здравомыслящей?

Блу пожала плечами. Затем спросила Кайлу:

— Что тебе говорит свеча?

Держа свечу на расстоянии от своего тела, Кайла прищурилась.

— Только то, что её использовали для магического заклинания. Поиска объектов, как я и ожидала.

Пока Кайла рылась в море вещей, Блу думала о том, что только что узнала о своем отце, и обнаружила, что всё ещё сохраняла беспричинную нежность к нему. Ей также понравилось, что он был симпатичным. Она сказала:

— Я слышала, как мама говорила Нив, что поиск походит на онлайн наблюдение за ним.

— Звучит правдиво, — заметила Кайла. — Это было простое любопытство. Не то чтобы она тосковала по нему.

— О, — пробормотала Персефона. — Мне об этом неизвестно.

Это заставило Блу навострить уши.

— Погоди, ты считаешь, что мама всё ещё влюблена в... у него есть имя?

— Кутёнок, — ответила Кайла, а Персефона хихикнула, явно вспоминая Мору без сознания от любви.

— Я отказываюсь верить, что мама звала какого-либо мужчину кутёнком, — сказала Блу.

— Ой, ещё как называла. А ещё любовником. — Кайла подняла пустую чашу. На дне была корка, будто когда-то там находилась жидкость с чем-то внутри. Типа пудинга. Или крови. — И тыковкой.

— Вы приукрашиваете.

Блу было стыдно за маму.

Персефона немного покраснела от попыток сдержать смех, мотая головой. Длинные пряди волос вылезли из узла, как будто она вышла из торнадо.

— Боюсь, что нет.

— Почему бы вы называли кого-нибудь...

Повернувшись к Блу с чрезвычайно изогнутыми бровями, Кайла перебила:

— Включи воображение.

И Персефона взорвалась неудержимым смехом.

Блу скрестила руки.

— Да неужели.

Её серьезность поспособствовала только тому, что всякий самоконтроль, который ещё оставался у этих двух женщин, растворился. Неудержимо смеясь, они начали обмениваться другими уменьшительно-ласкательными именами, которые, видимо, Мора выдумывала восемнадцать лет тому назад.

— Дамы, — серьёзно сказала Блу. — У нас только сорок пять минут. Кайла, дотронься до этих.

Она указала на зеркала. Из всех странных вещей в комнате она находила их самыми жуткими, и это выглядело хорошей причиной попытаться с ними.

Глотая смех, Кайла ступила к зеркалам. Было что-то обескураживающее в абсолютной непрактичности двух отражающих поверхностей, направленных друг на друга.

— Не становись между ними, — предупредила Персефона.

— Я не идиотка, — парировала Кайла.

Блу поинтересовалась:

— Почему не становиться между ними?

— Кто знает, что она с ними делает. Я не хочу, чтобы моя душа оказалась в бутылке в другом измерении, или ещё чего-нибудь.

Кайла осторожно схватила край ближнего зеркала, чтобы не попасть в отражение второго. Хмурясь, она шарила рукой напротив Блу. Блу любезно подошла и позволила Кайле сжать пальцы на своем плече.

Прошла секунда, тишину нарушали только насекомые по ту сторону окна.

— Наша маленькая Нив довольно честолюбива, — наконец, заворчала Кайла, крепче сжимая пальцы на плече Блу и на краю зеркала. — Видимо, уровень её известности для неё недостаточен. Телевизионные программы – для чайников.

— Не будь язвой, Кайла, — попросила Персефона. — Скажи, что ты видишь.

— Я вижу, как она там надевает чёрную маску и встаёт между этими зеркалами. Меня её, должно быть, видно, в какую бы сторону она ни повернулась, потому что у неё четыре зеркала. Два других побольше располагаются за этими. Я могу видеть её в каждом, и во всех она в маске, причём в каждом разная. В одном она худее. В другом она в чёрном. Её кожа выглядит неправильно в следующем. Я не уверена, что они... Они могут быть возможностями. — Кайла остановилась. Блу ощутила небольшой холод от мысли о четырёх различных Нив. — Принеси мне маску. Нет, не ты, Блу, стой здесь. Персефона?..

Персефона осторожно извлекла маску. Снова возникла пауза, так как Кайла рассматривала объект, её суставы сжались до побеления.

— Она была разочарована, когда её купила, — продолжила Кайла. — Она получила плохой отзыв, думаю, на одну из книг? Или на одно из своих шоу? Нет. Она видела цифры для одного или другого, и они расстраивали. Я определенно вижу цифры, и это то, что она представляет, когда покупает это. Она сравнивала себя с Лейлой Полотски.

— Кто это? — спросила Блу.

— Экстрасенс, более знаменитый, чем Нив, — ответила Кайла.

— Не знала, что такое возможно, — откликнулась Блу. Телешоу и четыре книги казались большей популярностью, на какую любой другой экстрасенс мог только надеяться в мире скептиков.

— О, очень даже возможно, — сказала Кайла. — Спроси Персефону.

— Я об этом не знаю, — ответила Персефона. Блу не была уверена, относительно чего она это сказала: о популярности или о том, чтобы её спросили.

Кайла подула перед собой.

— Как бы там ни было, наша женщина, Нив, желает путешествовать по миру и получать уважение. И эта маска помогает ей визуализировать это.

— Какое отношение это имеет к её пребыванию здесь? — интересовалась Блу.

— Пока не знаю. Нужен объект получше. — Кайла отпустила зеркало и возвратила маску на крючок на стене.

Они обшарили комнату. Блу нашла кисточку, сделанную из трёх палочек, связанных вместе красной лентой, и красную маску, соответствующую чёрной. Возле окна она обнаружила источник отвратительного запаха – маленький тканевый мешочек с чем-то, зашитым внутри.

Она отдала мешок Кайле, которая подержала его мгновение, а потом пренебрежительно сообщила:

— Это асафетида. Просто заклинание защиты. Она была обеспокоена сном и сделала его.

Присев, Персефона провела руками над одной чашей. То, как она держала ладонь и едва двигала пальцами, напомнило Блу о Гэнси, держащем руку над мелким водоёмом в Энергетическом пузыре. Персефона сказала:

— Во всём этом довольно много неопределённости, правда? Вот что я чувствую. Возможно, всё довольно просто: она действительно приехала помочь Море, но Генриетта немного свела её с ума.

— Из-за дороги мёртвых? — спросила Блу. — Я подловила её смотрящей в будущее в середине ночи, и она говорила, что из-за дороги мёртвых экстрасенсом здесь быть легче.

Кайла ухмыльнулась и повернулась, чтобы порыться в вещах рядом с кроватью.

— Легче и тяжелее, — произнесла Персефона. — Здесь много энергии, так что это как будто держать тебя в комнате всё время. Но это похоже на твоих мальчиков. Довольно громко.

«Моих мальчиков! » - подумала Блу сначала гневно, затем польщённо, а потом снова гневно.