Мэгги Стивотер 12 страница

— Смотрите, — сказал Адам. — Вон там крыло. А там клюв. Птица?

— Нет, — возразил Ронан холодным и ровным голосом. — Не просто птица. Это ворон.

Медленно появляющиеся из разросшейся травы очертания прояснялись и для Гэнси: птица, да, шея повёрнута назад, и крылья сжаты, будто в книге. Перья хвоста растопырены, и когти расслаблены.

Ронан был прав. Даже стилизованные окружность головы, прилично большой клюв и кружево перьев на шее безошибочно делали из птицы ворона.

У Гэнси по коже пробежали мурашки.

— Опусти вертолёт, — тот час попросил он.

Хелен ответила:

— Я не могу приземлиться на частной территории.

Он бросил умоляющий взгляд на сестру. Нужно было записать GPS-координаты. И сделать фото для его записей. Ему следовало набросать фигуру в свой журнал. Но больше чем что-либо, ему требовалось коснуться линий птицы и сделать их реальными в своей голове.

— Хелен, две секунды.

Взгляд, который она вернула, был таким знающим, таким своего рода снисходительным, что он мог бы вызывать споры, когда Гэнси был младше и легче раздражался.

— Если собственник земли обнаружит меня здесь и решит выдвинуть обвинения, я могу потерять лицензию.

— Пару секунд. Ты видела. Здесь никого в радиусе многих миль, нет домов.

Пристальный взгляд Хелен был очень спокойным.

— Я рассчитывала быть у мамы с папой через два часа.

— Две секунды.

Наконец, она закатила глаза и откинулась в кресле. Покачав головой, она вернулась к панели управления.

— Спасибо, Хелен, — сказал Адам.

— Две секунды, — мрачно повторила она. — Если ты не закончишь к тому времени, я взлетаю без тебя.

Вертолёт приземлился в пяти метрах от сердца странного ворона.

Как только вертолет коснулся земли, Гэнси выпрыгнул из кабины прямо в траву высотой по пояс, как будто местность была ему знакома, Ронан рядом. Через открытую дверь вертолета Блу слышала, как он назвал имя Ноа в телефонную трубку перед тем, как повторить GPS координаты этого поля. Он был энергичен и силён, словно король в своем замке.

Блу, с другой стороны, была немного медленнее. По множеству причин её ноги немного затекли после полета. Она не была уверена, что не сказать всю правду Гэнси о кануне дня Святого Марка – правильное решение, и её беспокоило, что Ронан попытается заговорить с ней снова.

В центре поля пахло замечательно: травой, деревьями, водой, что была где-то, сразу и в большом количестве. Блу решила, что она могла бы тут довольно счастливо жить. Рядом с ней Адам прикрыл глаза. Он смотрелся тут как дома, волосы того же оттенка коричневого, что и верхушка старой травы, и он выглядел более красивым, чем Блу помнила. Она подумала о том, как Адам взял её руку ранее, и размышляла, насколько ей хотелось, чтобы он сделал это снова.

С некоторым удивлением Адам произнёс:

— Эти линии едва видимы отсюда.

Конечно, он был прав. Хотя Блу разглядела ворона перед тем, как они коснулись земли рядом с ним, все географические особенности, которые создавали эту форму, теперь были полностью скрыты.

— Я всё ещё ненавижу летать. Извини по поводу Ронана.

— Полёт не был так плох, — заметила Блу. Вообще-то, за исключением Ронана, ей даже понравилось – чувство, будто плывёшь в очень шумном пузыре, где возможны любые направления.

— Я думала, будет хуже. Тебе, наверное, надо просто отключить разум, и всё будет нормально. А что касается Ронана...

— Он питбуль, — сказал Адам.

— Я знаю несколько довольно милых питбулей.

Одна из собак, с которыми Блу гуляла каждую неделю, была белым питбулем с чёрными пятнами и со столь милой улыбкой, какую только можно надеяться увидеть у собаки.

— Он из тех питбулей, которые создают сюжеты для вечерних новостей. Гэнси пытается его перевоспитать.

— Как благородно.

— Это позволяет ему чувствовать себя лучше относительно того, что он Гэнси.

Блу в этом не сомневалась.

— Иногда он ведет себя так, будто остальные хуже него.

Адам смотрел на землю.

— Он не имеет это в виду. Всё из-за голубой крови в его венах.

Он собирался сказать что-то ещё, когда его прервал раздавшийся крик.

— ТЫ СЛЫШИШЬ, ГЛЕНДОВЕР? Я НАЙДУ ТЕБЯ! — голос Гэнси, возбужденный и звонкий, эхом отозвался от покрытых деревьями склонов вокруг поля.

Адам и Блу нашли его стоящим в центре чистой, бледной области, его руки были вытянуты вверх, голова запрокинута, он кричал в небо. Рот Адама скривился от беззвучного смеха.

Гэнси улыбнулся им обоим. Ему было тяжело противостоять, когда он выглядел вот так: светящийся, с рядом белых зубов, как на брошюре колледжа.

— Раковины устриц, — сказал он, поднимая один из бледных объектов с земли. Она была чисто белой, края тупые и потёртые. — Вот из чего сделан ворон. Как будто они были дорогой, ведущей к берегу моря. Раковины устриц на голой скале. Что ты думаешь об этом?

— Думаю, что тут слишком много ракушек, чтобы их принесли с побережья, — ответил Адам. — А ещё я думаю, что Глендовер тоже пришел с побережья.

Гэнси вместо ответа уставился на Адама.

Блу положила руки на бёдра.

— Так значит, ты считаешь, что они положили тело Глендовера в лодку в Уэльсе и отправили в Вирджинию, а затем принесли в горы. Зачем?

— Энергия, — ответил Гэнси. Порывшись в сумке, он достал небольшой чёрный предмет, который был похож на очень маленький автомобильный аккумулятор.

Блу спросила:

— Что это? Выглядит дорого.

Он повернул выключатель сбоку, объяснил:

— Электромагнитный частотометр. Он следит за уровнями энергии. Некоторые люди используют их для охоты на призраков. Он должен показывать, когда ты рядом с духом. Но ещё он должен сказать, когда ты находишься рядом с источником энергии. С таким, как энергетические линии.

Она угрюмо посмотрела на устройство. Коробка, регистрирующая магию, казалась оскорбительной для обоих – и для хозяина коробки, и для магии.

Гэнси провёл устройством в метре над своей головой, как будто бы вызывал инопланетян.

— Ты находишь это ненормальным?

Она могла сказать, что он очень хотел, чтобы она назвала его ненормальным, так что она ответила:

— О, я уверена, это довольно нормально в определенных кругах.

Он выглядел немного задетым, но большую часть внимания отдавал прибору, который показывал два слабых красных огонька. Он заметил:

— Я бы хотел быть в тех кругах. Итак, как я сказал, энергия. Одно из других названий энергетической линии – это дорога...

— Дорога мёртвых, — перебила Блу. — Я знаю.

Он выглядел польщённым и великодушным, как будто она была примерным учеником.

— Тогда просвети меня. Ты наверняка знаешь лучше.

Как и прежде, он говорил с явно выраженным великолепным старовирджинским акцентом, и слова Блу звучали коряво рядом с ним.

— Я только знаю, что мёртвые путешествуют по прямым линиям, — сказала она. — Раньше по прямым линиям в церкви вносили умерших, чтобы сжечь их. Вдоль того, что вы называете энергетическими линиями. Как предполагалось, было действительно плохо использовать любой другой маршрут, вместо того, который выбирали для движения духи.

— Верно, — ответил он. — Таким образом, само собой разумеется, что есть что-то в этих линиях, что поддерживает или защищает мёртвых. Души. Ммм... психотипы. Их сущности.

— Гэнси, серьёзно, — к облегчению Блу, перебил его Адам. — Никто не знает, что такое сущность.

— Чем бы ни была сущность, Адам, это то, что делает личность тем, кто она есть. Если бы кто-то убрал Глендовера с дороги мёртвых, я думаю, магия, которая держит его спящим, была бы разрушена.

Она сказала:

— В целом, ты подозреваешь, что он бы совсем умер, если бы его удалили из линии.

— Да, — согласился Гэнси.

Мигающие огоньки на его устройстве замигали более интенсивно, подводя их по клюву ворона к деревьям, где уже стоял Ронан. Блу подняла руки, чтобы кончики травы не били её по рукам, в некоторых местах трава достигала её талии.

Она поинтересовалась:

— А почему бы просто не оставить его в Уэльсе? Разве не там ему нужно было проснуться и быть героем?

— Было восстание, а он являлся предателем английской короны, — объяснил Гэнси. Лёгкость, с которой он начал повествование, одновременно шагая по траве и следя за показаниями прибора, позволила Блу понять, что он раньше рассказывал эту историю много раз. — Глендовер боролся с англичанами в течение многих лет, это была отвратительная борьба между членами благородных семей с разными приверженностями. Валлийское сопротивление пало. Глендовер исчез. Если англичане и знали, где он, живой или мёртвый, не было никакой надежды, что они обошлись бы с его телом так, как хотели обойтись с ним валлийцы. Разве ты не слышала о подвешивании, растягивании и четвертовании?

Блу спросила:

— Это так же мучительно, как разговор с Ронаном?

Гэнси бросил взгляд на Ронана, тот был небольшим, нечётким силуэтом рядом с деревьями. Адам громко проглотил смех.

— Это зависит от трезвости Ронана, — ответил Гэнси.

Адам поинтересовался:

— В любом случае, что он делает?

— Писает.

— Доверь Линчу испортить такое место, как это, за пять минут после прибытия.

— Испортить? Пометить территорию.

— Тогда, должно быть, он владеет большей территорией Вирджинии, чем твой отец.

— Я не думаю, что он когда-либо пользовался закрытым туалетом.

Всё это казалось Блу очень мужским и аглионбайским, это обращение по фамилии и подтрунивание о привычке мочиться снаружи. А ещё казалось, будто это могло продолжаться очень долго, поэтому она вмешалась, возвращая беседу к теме Глендовера.

— Они действительно ввязались бы во всё это, чтобы спрятать его тело?

Гэнси сказал:

— Ну, Нед Келли.

Он выдал эту бессмысленную информацию так буднично, что Блу резко почувствовала себя глупой, будто в обычной школьной программе, на самом деле, имелись недостатки.

Тогда Адам произнёс, глядя на Блу:

— Никто не знает, кто такой Нед Келли, Гэнси.

— Правда? — спросил Гэнси, так невинно поражённый этим фактом, что стало понятно, Адам был прав ранее: он не осознавал, что общался так, будто бы он лучше других. — Он был австралийским преступником. Когда британцы поймали его, они сотворили ужасные вещи с его телом. Кажется, шеф полиции использовал его голову в качестве пресс-папье какое-то время. Только подумай, что враги Глендовера сделали бы с ним! Если валлийцы хотели воскресить Глендовера, они бы желали, чтобы его тело оставили в покое.

— Почему тогда горы? — не унималась Блу. — Почему он не прямо на берегу?

Казалось, это напомнило Гэнси о чём-то, потому что вместо ответа он повернулся к Адаму.

— Я звонил Мэлори по поводу того ритуала, чтобы узнать, пробовал ли он. Он сказал, что не считает, будто ритуал может быть проведён хоть где на энергетической линии. Он предположил, что это должно быть сделано в «сердце» линии, где больше всего энергии. Думаю, место типа этого как раз то, где могли бы оставить Глендовера.

Адам повернулся к Блу.

— Что насчёт твоей энергии?

Вопрос застал её врасплох.

— Что?

— Ты говорила, что делаешь вещи громче для других экстрасенсов, — пояснил Адам. — Это энергия?

Блу была до смешного рада, что он запомнил, и ещё до смешного рада, что он обратился к ней, а не к Гэнси, который теперь прихлопнул комара на лице и ждал её ответа.

— Да, — подтвердила она. — Кажется, я делаю вещи, нуждающиеся в энергии, сильнее. Я как переносная батарейка.

— Ты стол, который каждый хочет в Старбаксе, — размышлял Гэнси и снова двинулся вперёд.

Блу моргнула.

— Что?

Гэнси добавил через плечо:

— У стены рядом с розеткой.

Он направил свой прибор в сторону деревьев и наблюдал за обоими объектами с большим интересом.

Адам покачал головой для Блу. А Гэнси он сказал:

— Я говорю, что она могла бы повернуть обычную часть энергетической линии в осуществимое место для ритуала. Погоди, мы направляемся в лес? Что насчёт Хелен?

— Ещё не прошло двух секунд, — ответил Гэнси, хотя это точно было не так. — А это интересная идея насчёт энергии. Кстати... Твоя батарейка может закончиться? Из-за чего-нибудь, кроме бесед о проституции?

Она не удостоила этот комментарий ответом. Вместо этого, она подумала о том, как её мать утверждала, что нет ничего страшного в мёртвых, и как Нив, казалось, не верила. Церковное наблюдение, очевидно, забирало у неё что-то, может быть, были последствия похуже тех, что она уже обнаружила.

— Что ж, это интересно, — отметил Гэнси.

Он остановился у крошечного ручья на самом краю леса. Это была действительно просто вода, бурлящая из подземного источника и пропитывающая траву. Внимание Гэнси было сосредоточено на электромагнитном измерителе, который он держал прямо над водой. Прибор показывал один и тот же уровень.

— Хелен, — предостерёг Адам.

Ронан присоединился к ним, и оба парня смотрели в направлении вертолёта.

— Я сказал, это интересно, — повторил Гэнси.

— А я сказал, Хелен.

— Только пару метров.

— Она будет злиться.

Выражение лица Гэнси было недобрым, и Блу сразу же увидела, что Адам не выстоит против него.

— Я тебя предупредил, — сказал Адам.

Ручей вяло сочился из леса прямо между двух кизиловых деревьев. Во главе с Гэнси они направились по воде в лес. Тут же температура упала на несколько градусов. Блу не осознавала, сколько шума было от насекомых в поле, пока его не заменило пение случайных птиц под деревьями. Это был красивый, старый лес, массивные дубы и ясени нашли опору среди огромных плит сломанных камней. Из скал возникал папоротник, по стволам деревьев рос мох. Сам воздух пах зеленью, ростом и водой. Свет от листьев окрашивался в жёлтый. Все было живым, живым.

Она вздохнула.

— Тут прекрасно.

Это было для Адама, не для Гэнси, но она заметила, как тот глянул на неё через плечо. Рядом с ним Ронан прибывал в молчаливом любопытстве, что-то в его позе носило оборонительный характер.

— Скажи хотя бы, что мы ищем? — спросил Адам.

Гэнси был ищейкой, электромагнитный частотометр вёл его вдоль расширяющегося русла. Ручей стал слишком широким, чтобы его можно было перешагнуть, и сейчас он бежал среди гальки, острых камней и, как ни странно, устричных раковин.

— То, что мы обычно ищем.

Адам забеспокоился.

— Хелен возненавидит тебя.

— Она напишет мне, если будет сильно рассержена, — сказал Гэнси. Для демонстрации он достал свой телефон из кармана. — Ой... здесь нет сигнала.

Учитывая их расположение в горах, отсутствие сигнала было неудивительно, но Гэнси остановился. В то время как четверо из них образовали неровный круг, он делал что-то с телефоном. В другой его руке электромагнитный частотометр засветился ярко-красным. Его голос звучал немного странно, когда он спросил:

— У кого-нибудь ещё есть часы?

В большинстве случаев в выходные Блу не нужно было быть педантичной, поэтому у неё их не было, а у Ронана были только несколько кожаных лент, завязанных вокруг запястья. Адам поднял руку. Он носил дешёвые на вид часы с грязным ремешком.

— У меня есть, — сообщил он и добавил с сожалением, — но, кажется, они не работают.

Не говоря ни слова, Гэнси повернул экран телефона к ним. На нём была открыта настройка времени, и Блу понадобилось мгновение, чтобы понять, что ни одна из стрелок не двигалась. На долгий момент все четверо просто смотрели на неподвижные стрелки часов. Сердце Блу отмечало каждую секунду, которую не отмечали часы.

— Это... — начал Адам и остановился. Он попробовал снова. — Это потому что энергетическая линия действует на них?

О голос Ронана можно было порезаться:

— Действует на твои часы? На твои механические часы?

— Это правда, — ответил Гэнси. — Телефон всё ещё работает. Как и датчик. Только время... меня интересует, если...

Но тут не было ответа, и они все это знали.

— Я хочу пройти дальше, — заключил Гэнси. — Лишь немного.

Он подождал, чтобы увидеть, будет ли кто возражать и начнёт ли останавливать. Никто ничего не сказал, Гэнси отправился снова, карабкаясь на вершину каменной плиты, Ронан рядом с ним, Адам посмотрел на Блу. Его выражение лица спрашивало: ты в порядке?

Она была в порядке, в таком же, как и в вертолёте. Она не была напугана вспышками света на датчике или неработающими часами Адама, но она не ожидала, вставая с кровати утром, что окажется в месте, где время не работает.

Блу протянула руку.

Адам взял её без колебаний, как будто он этого ждал. Он сказал, понизив голос, только для неё:

— Мое сердце сейчас бьётся, как сумасшедшее.

Как ни странно, не его пальцы придали ей силу, а его тёплое запястье, где оно касалось её ладони.

«Мне нужно сказать ему, что он не может меня поцеловать», — думала она.

Но не сейчас. Сейчас она хотела чувствовать его кожу, прижимающуюся к её, оба их пульса, быстрые и неуверенные.

Рука в руке, они поднялись за Гэнси. Деревья были больше, некоторые из них срослись стволами, они выглядели как замки с башнями. Внушительная крона шелестела высоко над головой. Всё было зелёным-зелёным-зелёным. Где-то впереди плескалась вода.

На один краткий момент Блу подумала, что слышит музыку.

— Ноа?

Голос Гэнси прозвучал отчаянно. Он остановился у могучего бука, и теперь осматривался вокруг. Подойдя к нему, Блу поняла, что он остановился на берегу горного водоёма, который питал ручей. Водоём был всего несколько дюймов глубиной и совершенно чистый. Вода настолько прозрачная, будто бы просила, чтобы до неё дотронулись.

— Мне кажется, я слышал... — Гэнси замолчал.

Его взгляд упал туда, где Адам держал руку Блу. И снова его лицо выражало какую-то озадаченность тем фактом, что они держались за руки. Адам схватил её крепче, хотя она не думала, что он хотел это сделать, во всяком случае, намеренно.

Это тоже был бессловесный спор, хотя она не думала, что кто-нибудь из парней знал, что они пытались сказать.

Гэнси повернулся к водоёму. В его руке прибор потемнел. Присев, он провел свободной рукой над водой. Его пальцы застыли в миллиметрах от поверхности. Под его ладонью вода двигалась и темнела, и Блу поняла, что внизу просто были тысячи крошечных рыбок. Они блестели серебром, а затем чёрным, когда двигались, цепляясь за слабую отбрасываемую им тень.

Адам спросил:

— Как здесь оказалась рыба?

Ручей, за которым они шли в лес, был слишком мелким для рыб, а выше водоём, казалось, был наполнен дождевой водой с гор. Рыба не падает с неба.

Гэнси ответил:

— Я не знаю.

Рыба кувыркалась и перекатывалась одна под другой, непрерывно перемещаясь – крошечные загадки. Снова Блу подумала, что слышит музыку, но, когда она посмотрела на Адама, у неё мелькнула мысль, возможно, это просто звук его дыхания.

Гэнси смотрел на рыб, и она видела по его лицу, что он любил это место. В его выражении лица было что-то новое: не примитивное удовольствие от нахождения энергетической линии или хитрого восторга от поддразнивания Блу. Она распознала странное счастье, идущее от любви к чему-то, причины которой ты не знаешь, это странное счастье иногда бывает таким большим, что ощущается словно печаль. Именно это она чувствовала, когда смотрела на звёзды.

Вот таким он был немного ближе к тому Гэнси, которого Блу видела во дворе церкви, и она обнаружила, что не выдерживает смотреть на него.

Вместо этого она высвободила свою руку от Адама, чтобы подойти к буку, у которого стоял Гэнси. Осторожно она переступала через завязанные в узлы корни бука и затем приложила руку к гладкой серой коре. Как и у дерева позади её дома, кора этого бука была столь же холодной, как зима, и странно успокаивающей.

— Адам, — позвал Ронан, и она услышала шаги Адама, осторожные и медленные, по краю водоёма. Хруст веток становился тем тише, чем дальше он двигался.

— Не думаю, что эта рыба настоящая, — мягко произнёс Гэнси.

Это были такие нелепые слова, что Блу повернулась и взглянула на него снова. Он сжимал и разжимал ладонь, пока смотрел на воду.

— Думаю, они здесь, потому что я подумал, что они должны здесь быть, — сказал Гэнси.

Блу ответила язвительно:

— Как скажешь, Боженька.

Он повернул руку снова, она увидела, как силуэты рыб блеснули в воде ещё раз. Нерешительно он продолжил:

— Во время гадания... что там сказала одна женщина? Та, с волосами? Он сказала что-то о... восприятии... нет, о намерении.

— Персефона. Намерение относительно карт, — сказала Блу. — Это для толкований, о том, чтобы позволить кому-то проникнуть в твою голову, видеть образы будущего и прошлого. Не для рыбы. Как могло намерение работать на рыбе? Жизнь – не сделка.

Он спросил:

— Какого цвета была рыба, когда мы пришли?

Чёрного и серебристого, или, по крайней мере, они так выглядели в отражении. Гэнси, она была уверена, дотянулся до признаков какого-то непонятного волшебства, но она не собиралась сдаваться так легко. Синий и коричневый могли выглядеть как чёрный или серебристый, зависит от освещения. Тем не менее, она присоединилась к нему, приседая в грязи рядом с водоёмом. Рыба была тёмная и нечёткая в тени его руки.

— Я наблюдал за ними и задавался вопросом, как они сюда попали, и затем я вспомнил, что есть такой вид форели, который часто живёт на мелководье, — говорил Гэнси. — Думаю, она зовется дикий голец[34]. Я размышлял, что это имело бы больше смысла. Может, человек поместил её как-нибудь в этот водоём или водоём дальше по течению. Вот что я думал. У гольца серебристая спинка и красное брюхо.

— Ладно, — произнесла она.

Вытянутая рука Гэнси была неподвижна.

— Скажи мне, что в водоёме не было красной рыбы, когда мы пришли.

Когда она не ответила, он взглянул на неё. Она качала головой. Определённо не было ничего красного.

Он быстро убрал руку.

Крошечная стая рыб ринулась в тень, но не раньше, чем Блу заметила, что все как одна были серебристыми и красными.

Не слегка красноватыми, а ярко-красными. Красными, как закат. Красными, как мечта. Как будто они никогда не были какого-то другого цвета.

— Не понимаю, — выдохнула Блу. Что-то в ней болело, будто она понимала, но не могла облечь это в слова, обернуть ими мысли. Она ощущала, как будто была частью сна, который видело это место, или это была часть её сна.

— Я тоже.

Они одновременно повернули головы на голос, доносящийся слева.

— Что там, Адам? — спросила Блу. Странно, что ей нужно было спрашивать, но всё казалось очень неопределенным.

Они снова услышали голос Адама, более ясно на этот раз. Он и Ронан стояли на другой стороне водоёма. Прямо позади него был дуб. Гнилая впадина размером с человеческий рост зияла в его стволе. В водоёме под ногами отражались оба, и Адам, и дерево, зеркальная картинка была холоднее и отдалённее реальности.

Адам тёр руки, будто они замерзли. Ронан стоял позади него, глядя через плечо на что-то, чего не могла видеть Блу.

— Идите сюда, — сказал Адам, — и встаньте здесь. И скажите, если я схожу с ума.

Его акцент проступал очень явно, и Блу стала понимать, что он был слишком обеспокоен, чтобы его спрятать.

Блу вгляделась в пустоту. Как и все отверстия в деревьях, это выглядело мокрым, неровным и чёрным, грибок в коре всё ещё работал над его расширением. Края отверстия были тонкие и зазубренные, что заставляло удивляться столь длительной жизни дерева.

— Ты в порядке? – поинтересовался Гэнси.

— Закрой глаза, — посоветовал Адам. Его руки были скрещены, а ладони сжимали бицепсы. То, как он дышал, напомнило Блу о пробуждении после кошмара: сердце колотится, дыхание перехватывает, ноги болят от погони, которой никогда не было в реальности. — Я имею в виду, после того, как встанешь здесь.

— Ты туда ходил? — спросил Гэнси у Ронана, тот покачал головой.

— Он указал на это место, — произнёс Адам.

Ронан сказал плоско, словно доска:

— Я туда не собираюсь.

Это звучало как принцип, а не как трусость, как его отказ взять карту при гадании.

— Я не возражаю, — вмешалась Блу. — Я пойду.

Ей было трудно представить, что её, окружённую деревом, что-то напугает, не важно, насколько странный лес был вокруг. Ступив в углубление, она повернулась лицом к оставшемуся снаружи миру. Воздух внутри был спёртый и влажный. А еще тёплый, и, хотя Блу знала, что, должно быть, всё из-за процессов гниения, это заставило дерево казаться теплокровным.

Перед нею Адам всё ещё обхватывал себя руками. Что, он думал, тут произойдёт?

Она закрыла глаза. Почти сразу же почувствовала запах дождя, не аромат будущего дождя, а настоящего, превращающийся в благоухание шторма, надвигающегося в данный момент, чистый запах бриза от воды. Затем она осознала, что что-то касается её лица.

Когда она открыла глаза, она одновременно и была в своём теле, и наблюдала со стороны, из пустоты в дереве. Блу, которая была перед ней, стояла в нескольких сантиметрах от парня в аглионбайском свитере. Он немного ссутулился, и его плечи были тёмными из-за капель дождя. Тем, что Блу ощущала на лице, были его пальцы. Он касался её щек тыльной стороной пальцев.

Слезы бежали по лицу другой Блу. Из-за этой странной магии Блу могла ощущать их на своем лице. А ещё она могла чувствовать боль, нарастающее страдание, как тогда, во дворе церкви, горе, которое было больше, чем сама Блу. Слезы другой Блу казались нескончаемыми. Одна слезинка сменялась другой, стекая по одним и тем же дорожкам на щеках.

Парень в аглионбайском свитере прислонил свой лоб ко лбу Блу. Она почувствовала давление его кожи на свою, и внезапно ощутила запах мяты.

— Всё будет хорошо, — сказал Гэнси другой Блу. Она поняла, что он боялся. — Всё будет хорошо.

Невозможно, но Блу осознала, что эта другая Блу плакала, потому что она любила Гэнси. И причина, почему Гэнси вот так касался её, его пальцы столь осторожны с ней, состояла в том, что он знал, её поцелуй может погубить его. Она могла ощущать, как ужасно другая Блу хотела его поцеловать, даже если боялась этого. И Блу не могла понять, почему её настоящие воспоминания в отверстии дерева были омрачены другими, ложными воспоминаниями о том, как их губы почти встречались, воспоминаниями о жизни, которую другая Блу уже прожила.

— Хорошо, я готов... — произнёс Гэнси немного сломленным голосом. — Блу, поцелуй меня.

Вздрогнув, Блу открыла глаза в настоящем, и теперь она видела темноту полости вокруг себя и снова чувствовала тёмный, гнилой запах дерева. Живот свело от призрачного горя и желания, которое она испытывала в видении. Её накрыли тошнота и смущение, и, когда она ступила из дерева, она не могла смотреть на Гэнси.

— Ну? — потребовал он.

Она сказала:

— Это... нечто.

Когда она не продолжила объяснение, он занял её место в дереве.

Всё казалось таким реальным. Это было будущее? Или это могло быть альтернативное будущее? Она не могла представить, что из всех людей влюбится в Гэнси, но в видении это казалось не просто реальным, а неоспоримым.

Когда Гэнси зашёл внутрь дерева, Адам взял её руку и притянул к себе. Он не был нежным, но Блу не думала, что он хотел быть грубым. Она удивилась, когда он вытер её лицо тыльной стороной ладони; она плакала настоящими слезами.

— Я хочу, чтобы ты знала, — бешено зашептал Адам, — я бы никогда не сделал этого. Это было не по-настоящему. Я бы никогда так с ним не поступил.

Его пальцы сжались на её руке, и она почувствовала, что он дрожит. Блу моргнула и вытерла щеки насухо. Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он, должно быть, видел что-то совершенно иное.

Но если она спросит его, что он видел, ей придётся рассказать ему, что видела она.

Ронан пристально уставился на них, как будто догадывался, что произошло в дереве, даже не испытав этого на себе.

В нескольких метрах от них в углублении голова Гэнси склонилась. Он выглядел как статуя в церкви, руки сжаты впереди. Было что-то древнее в нём сейчас, с этим деревом, изогнутым вокруг него, и веками, обесцвеченными в тени. Он был собой, но он был и кем-то еще – тем самым, кого Блу впервые заметила на гадании, чувство непохожести, чего-то большего, казалось, излучал молчаливый портрет Гэнси, лелеемый темнотой дерева.

Адам отвернулся, и теперь, теперь Блу знала, что это было за выражение лица – стыд. Что бы он ни видел в своём видении в полом дереве, он был уверен, что Гэнси тоже это видел, и он не мог этого вынести.

Глаза Гэнси открылись.

— Что ты видел? — спросила Блу.

Он поднял голову. Это был медленное, мечтательное движение.

— Я видел Глендовера, — ответил Гэнси.

Как Адам и предупреждал, потребовалось больше двух секунд, чтобы исследовать ворона, вырезанного на земле, следовать за ручьём в лес, наблюдать за рыбой, меняющей расцветку, обнаружить галлюциногенное дерево и вернуться к Хелен.

Согласно часам Гэнси, это заняло семь минут.

Хелен была в ярости. Когда Гэнси сказал ей, что семь минут – это чудо, и в действительности должно быть в районе сорока, это вызвало такую дискуссию, что Ронан, Адам и Блу сняли наушники, чтобы позволить родным брату с сестрой переубивать друг друга. Без наушников, конечно, трое из них на заднем сидении были лишены дара речи. Это должно было бы создать неуклюжую тишину, но вместо этого, им было легче без слов.