Мэгги Стивотер 11 страница

— Хорошо выглядишь, — сказал он, шагая с ней по тротуару.

Она не была уверена, был ли он серьёзен. Она надела тяжёлые сапоги, которые нашла в Гудвилле[29] (она атаковала их вышивкой толстыми нитями и большой иглой), и платье, которое сделала несколько месяцев назад, собрав его из нескольких различных слоёв зелёной ткани. Некоторые из них – полосатые. Некоторые – связанные крючком. Некоторые – прозрачные. На её фоне Адам выглядел довольно консервативно, как будто она его похитила. Блу с беспокойством подумала, что они совсем не похожи на пару.

— Спасибо, — ответила она. Потом, быстро, пока не потеряла смелость, спросила: — Почему ты попросил мой номер?

Адам продолжал идти, но не отвёл взгляд. Он казался застенчивым, пока не сделал этого.

— Почему бы нет?

— Не пойми меня неправильно, — продолжила Блу. Её щеки порозовели, но она уже начала разговор, и отступать было некуда. — Потому что знаю, ты подумаешь, что мне это не понравилось, а это не так.

— Хорошо.

— Потому что я не красотка. Не настолько, чтобы понравиться парню из Аглионбая.

— Я учусь в Аглионбае, — напомнил Адам.

Казалось, Адам посещал Аглионбай несколько не так, как остальные парни, которые учились в Аглионбае.

— Я думаю, что ты красивая, — сказал он.

Когда он это сказал, она впервые за этот день услышала его генриеттовский акцент: удлинённые гласные, как будто бы довольно мило рифмующиеся со «сварливая». На соседнем дереве красный кардинал[30] заливался трелью. Адам шаркал кроссовками по тротуару. Блу раздумывала над его словами, а потом раздумывала над ними ещё немного.

— Как же! — наконец, выдала она. Она чувствовала себя как тогда, когда в первый раз прочитала карточку в цветах. Странно незавершённой. Как будто его слова туго скрутили некую нить между ними, и она чувствовала, что, так или иначе, ей нужно ослабить напряжение. — Но спасибо. Думаю, ты тоже милый.

Он удивлённо засмеялся.

— У меня есть другой вопрос, — сказала Блу. — Ты помнишь последнее, что сказала моя мама Гэнси?

Его печально лицо ясно говорило, что помнил.

— Правильно, — Блу глубоко вздохнула. — Она сказала, что не станет помогать. Но я этого не говорила.

После того, как он позвонил, она поспешно нацарапала простенькую карту дороги к той безымянной церкви, где она сидела с Нив в канун дня Святого Марка. На ней было всего несколько параллельных линий, указывающих на главную дорогу, несколько названий пересекающих её улиц и, наконец, помеченная квадратом сама ЦЕРКОВЬ.

Она отдала Адаму эту карту, не впечатляющую, на мятом тетрадном листе. Затем достала из сумки журнал Гэнси и протянула ему.

Адам остановился. Блу ждала в нескольких футах от него, пока он, нахмурившись, смотрел на вещи в своих руках. Он держал журнал очень осторожно, будто тот очень важен для него или для кого-то, кто важен ему. Ей отчаянно захотелось, чтобы он доверял ей, уважал её, и по выражению его лица она поняла, что у неё не так много времени, чтобы этого добиться.

— Гэнси забыл её в «Нино», — выпалила она. — Книгу. Я знаю, надо было отдать её после сеанса, но мама... ну, ты её видел. Она не... она не всегда такая. Я не знала, что и думать. Но дело вот в чём. Я хочу участвовать в том, что вы делаете. И если действительно происходит что-то сверхъестественное, я хочу это увидеть. Вот и всё.

Адам только спросил:

— Почему?

С ним больше не было вариантов – только правда, сказанная так просто, как это только возможно. Она не верила, что ему понравится что-то кроме правды.

— Я единственный человек в семье, у кого нет экстрасенсорных способностей. Ты слышал, что сказала мама, я просто облегчаю работу экстрасенсам. Если магия существует, я хочу её увидеть. Хотя бы раз.

— Ты такая же, как Гэнси, — сказал Адам, но это прозвучало так, будто он совсем не думал, что это плохо. — Ему больше ничего не нужно, кроме как знать, что она есть.

Он покрутил тетрадный лист. На Блу накатила волна облегчения; она не понимала, как неподвижен он был до тех пор, пока снова не начал двигаться, теперь ей казалось, что напряжение больше не висит в воздухе.

— Это путь к дороге мёртв... к энергетической линии, — пояснила она, показывая на набросок карты. — Церковь стоит на энергетической линии.

— Уверена?

Блу послала ему испепеляющий взгляд.

— Слушай, либо ты мне веришь, либо нет. Ты сам взял меня с собой. «Исследовать»!

Лицо Адама оттаяло до усмешки, что было настолько несвойственно ему, что чертам лица пришлось полностью измениться, чтобы она получилась.

— Значит, ты ничего не делаешь по-тихому, да?

То, как он сказал это, дало ей понять, что он впечатлён ею так же, как те мужчины были обычно впечатлены Орлой. Блу это нравилось, особенно потому, что ей не нужно было делать ничего, кроме как быть самой собой, чтобы заслужить это.

– Ничего стоящего.

— Ну, — произнёс он, — думаю, ты обнаружишь, что я довольно многое делаю по-тихому. Если смиришься с этим, то, мне кажется, всё будет в порядке.

Оказалось, она каждый божий день проходила или проезжала на велосипеде мимо дома Гэнси по дороге в школу или в «Нино». По пути к массивному складу она увидела ярко-оранжевый отблеск Камаро на заросшей парковке и на расстоянии каких-то сотни ярдов блестящий тёмно-синий вертолёт.

Сначала она не поверила в часть с вертолётом. И это не подготовило её к наблюдению реального, полноразмерного вертолёта, стоящего на парковке, словно какой-то обыкновенный внедорожник.

Блу резко остановилась и выдохнула:

— Ого!

— А то, — сказал Адам.

И вновь здесь был Гэнси, и вновь Блу была потрясена, сопоставляя его образ в качестве духа и его реального, позади вертолёта.

— Наконец-то! — закричал он, бегом направляясь в их сторону.

Он был всё ещё обут в эти идиотские топ-сайдеры, которые она заметила на сеансе, в этот раз к ним прилагались шорты до колен и жёлтая футболка поло, что заставляло его выглядеть, будто он готов к любым неприятностям, если они не серьезнее, чем падение с яхты. В руках он держал упаковку органического яблочного сока.

Он указал своим беспестицидным соком на Блу.

— Ты идёшь с нами?

Как и на сеансе гадания, Блу от одного его присутствия почувствовала себя ничтожной, маленькой и глупой. Стараясь по-генриеттовски не растягивать гласные, она ответила:

— Имеешь в виду, иду в вертолёт, который вот так просто находится в твоём полном распоряжении?

Гэнси забросил себе за лоснящиеся, покрытые хлопком, плечи отполированный кожаный рюкзак. Его улыбка была доброй и дружественной, будто её мать не отказывала ему недавно в помощи, да ещё и так, что это граничило с грубостью.

— Говоришь так, будто это плохо.

За ним, оживая, зарычал вертолёт. Адам протянул журнал Гэнси, который выглядел встревоженным. Одного намёка на потерю самообладания хватило Блу, чтобы ещё раз убедиться, это часть его маски «Президентский Мобильник».

— Где он был? — крикнул Гэнси.

Ему пришлось кричать. Теперь, когда вертолёт был запущен, его лопасти не ревели, а, скорее, свистели. Воздух бил Блу по ушам, больше ощущением, чем звуком.

Адам показал на Блу.

— Спасибо, — Гэнси обернулся.

Это был автоматический ответ, она видела; он возвращался к своей властной вежливости, когда был застигнут врасплох. Он всё ещё смотрел на Адама, на его знаки о том, как на неё реагировать. Адам коротко кивнул, и маска соскользнула ещё немного. Блу задалась вопросом, исчезает ли Президентский Мобильник полностью, когда он среди друзей. Может, тот Гэнси, которого она видела во дворе церкви, и есть тот, что прячется за маской.

Эта мысль отрезвляла.

Воздух гудел вокруг них. Блу казалось, что её платье сейчас слетит. Она спросила:

— Эта штука безопасна?

— Безопасна, как жизнь, — ответил Гэнси. — Адам, мы отстаем от графика! Блу, если идёшь, прижми лиф платья и вперёд.

Когда он стал приближаться к вертолёту, его футболка тоже хлопала по спине.

Блу внезапно занервничала. Нет, ей точно не было страшно. Просто она не успела морально подготовиться к тому, чтобы оторваться от земли в компании воронят, когда проснулась утром. Вертолёт, при всём своём шуме и размере, выглядел не вполне надежно, чтобы доверить ему свою жизнь, а парни казались незнакомцами. Теперь она почувствовала, что действительно ослушалась Мору.

— Я никогда не летала, — призналась она Адаму, она кричала, чтобы быть услышанной сквозь визг вертолета.

— Никогда? — крикнул Адам в ответ.

Она покачала головой. Он склонил голову так, чтобы его губы оказались рядом с её ухом, и она могла его расслышать. Он пах летом и дешёвым шампунем. Она почувствовала, как мурашки побежали по ногам и животу.

— Я летал однажды, — ответил он. Его дыхание обожгло её кожу. Блу застыла; всё, о чём она могла думать, это как они близки к поцелую. Что казалось так же опасно, как она себе представляла. Он добавил: — И ненавижу это.

Прошла минута, а они всё не двигались. Ей нужно было сообщить ему, что он не мог её поцеловать – на случай, если он и был её истинной любовью – но как она могла? Как она могла сказать такое парню, даже не зная, захочет ли он вообще её целовать?

Она почувствовала, что он взял её за руку. Его ладонь была потной. Он и впрямь ненавидел летать.

У двери вертолёта Гэнси обернулся на них, его улыбка уже не выглядела такой простой, когда он заметил их сжатые руки.

— Я ненавижу это, — крикнул Адам Гэнси. Его щёки были красными.

— Я знаю, — крикнул Гэнси в ответ.

Внутри вертолета были места для трёх пассажиров сзади на скамье и одно практичное место рядом с пилотом. Интерьер имел сходство с задним сидением действительно большого автомобиля, если бы ремни безопасности не были снабжены пятью отверстиями для застёжек, как будто они из иксобразных перехватчиков[31]. Блу не нравилось думать, почему пассажирам надо было закреплять себя так надежно, возможно, ожидалось, что людей может просто бросить в стену.

Ронан, воронёнок, который был больше воронёнком, чем все остальные, уже сидел у окна. Он не улыбнулся, когда поднял голову. Адам, ударивший кулаком по руке Ронана в знак приветствия, занял место в центре, а Блу досталось место у другого окна. Пока она возилась с застёжкой ремня безопасности, Гэнси наклонился в кабину и поздоровался кулаками с Адамом.

Несколькими минутами позже, когда Гэнси забрался на переднее сидение рядом с пилотом, она увидела, что он ухмылялся, несдержанно и невероятно взволнованно, в предвкушении дороги, куда бы она ни вела. Это было совсем не его предыдущее безупречное поведение. Это была какая-то личная радость, вызванная участием во всём этом, вертолётом, и потому она тоже была в восторге.

Адам наклонился к ней, как будто собирался что-то сказать, но, в конечном счете, только покачал головой, улыбаясь, словно Гэнси был шуткой, которую слишком сложно объяснять.

Впереди Гэнси повернулся к пилоту, которым, к небольшому удивлению Блу, оказалась молодая женщина с впечатляющим, прямым носом, красиво завязанными каштановыми волосами, свободные пряди которых придерживали наушники. Казалось, она находила близость Блу и Адама гораздо интереснее, чем Гэнси.

Пилот крикнула Гэнси:

— Ты не собираешься представить нас, Дик?

Гэнси сморщился.

— Блу, — сказал он. — Я хотел бы познакомить тебя с моей сестрой, Хелен.

Было не так много вещей, из-за которых Гэнси не любил бы летать. Ему нравились аэропорты с их вечно занятыми чем-то толпами народа, и ему нравились самолёты с их толстыми иллюминаторами и складными столиками. То, как самолёт разгонялся по взлетной полосе, напоминало о Камаро, который вжимал его в кресло, когда он давил на педаль газа. Вой вертолёта звучал очень продуктивно. Ему нравились маленькие кнопочки, рычажки и приборы в кабине, и ему нравилась техническая отсталость простых креплений ремней безопасности. Гэнси получал огромное удовольствие от достижения целей, но большую часть от этого удовольствия он получал от их эффективного достижения. Не было ничего эффективнее, чем стремление к пункту назначения, похожее на полёт ворона.

И, конечно, на высоте тысячи фунтов над Генриеттой у Гэнси захватывало дух.

Под ними была поверхность мира, глубокого зелёного цвета, и через зелень проходила узкая, блестящая река, отражающая небо. Он мог проследить её глазами до гор.

Теперь, когда они были в воздухе, Гэнси чувствовал себя немного тревожно. Когда здесь была Блу, он начинал ощущать, что, возможно, перестарался с вертолётом. Он задавался вопросом, чувствовала бы себя Блу лучше или хуже, если бы знала, что это вертолёт Хелен, и он сегодня за него ничего не заплатил. Наверное, хуже. Вспоминая свою клятву, по крайней мере, не навредить словами, он держал рот на замке.

— Вот она, — голос Хелен долетел до ушей Гэнси; в вертолёте все надевали наушники, чтобы можно было общаться через непрерывный шум лопастей и двигателя. — Девушка Гэнси.

Фырканье Ронана было едва различимо в наушниках, но Гэнси слышал этот звук довольно часто, чтобы распознать его.

Блу сказала:

— Она, должно быть, очень большая, раз её можно увидеть даже отсюда.

— Генриетта, — ответила Хелен. Она наклонила вертолёт влево. — Они поженятся. Но они ещё пока не назначили дату.

— Если ты собираешься смущать меня, я выброшу тебя за борт и полечу сам, — вмешался Гэнси.

Это не была настоящая угроза. Он бы не только не вытолкнул Хелен на такой высоте, но и не имел права летать без неё. Кроме того, по правде говоря, он был не очень хорош в полётах на вертолёте, несмотря на уроки. Ему, казалось, не хватало важной способности ориентироваться по вертикали так же хорошо, как и по горизонтали, что приводило к разногласиям с участием деревьев. Он утешал себя мыслью, что, по крайней мере, очень хорошо пользовался параллельной парковкой.

— Ты приготовил подарок маме на день рождения? — спросила Хелен.

— Да, — ответил Гэнси. — Себя.

На что Хелен возразила:

— Подарок, который можно отдать.

Он не уступал:

— Не думаю, что несовершеннолетние дети обязаны делать подарки своим родителям. Я иждивенец. Разве не такое определение иждивенца?

— Ты иждивенец? — засмеялась его сестра. У Хелен был смех, как у мультипликационного персонажа: ха-ха-ха-ха! Это были пугающие звуки, которые заставляли мужчин ожидать возможного нападения. — Ты не был иждивенцем с четырёх лет. Ты сразу из детского сада дошёл до старика с квартирой-студией.

Гэнси отмахнулся. Его сестра славилась преувеличениями.

— А сама-то ты что приготовила?

— Это сюрприз, — немедленно ответила Хелен, нажав на какую-то кнопку пальцем с розовым ногтем.

Розовый – единственная прича в ней. Хелен была красива, как был красив суперкомпьютер: гладкий, с элегантным, но прагматичным стилем, полный первоклассных технологических ноу-хау, слишком дорогой для большинства людей.

— Значит, стеклянную посуду.

Мать Гэнси собирала редкие расписные тарелки с тем же пылом, с каким Гэнси собирал факты о Глендовере. Иногда ему было тяжело видеть очарование в тарелках, лишённых своей первоначальной цели, но коллекция его матери печаталась в журналах и была застрахована на большую сумму, чем его отец, ясно, что она не одинока в своей страсти.

Лицо Хелен стало каменным.

— Я не хочу этого слышать. Ты ничего ей не приготовил.

— Я такого не говорил.

— Ты назвал это стеклянной посудой.

Он поинтересовался:

— А что я должен был сказать?

— Она не вся стеклянная. Та, что я ей нашла, нестеклянная.

— Значит, ей не понравится.

Лицо Хелен перешло от каменного к очень каменному. Она сердито посмотрел на GPS. Гэнси не нравилось думать о том, сколько времени она потратила на поиски своей нестеклянной тарелки. Он не хотел видеть ни одну из женщин своей семьи разочарованной, это разрушит их совершенно идеальный ужин.

Хелен по-прежнему молчала, тогда Гэнси начал думать о Блу. Что-то в ней не давало ему покоя, но он не мог понять, что именно. Гэнси достал листья мяты из кармана, положил их в рот и наблюдал за знакомыми, извивающимися, словно змеи, дорогами Генриетты под ними. С воздуха они выглядели менее опасным, чем казались в Камаро. Что такого в Блу? Адам не подозревал её, а он подозревал всех. Но опять же, он был явно увлечён. Это тоже для Гэнси было незнакомо.

— Адам, — позвал он.

Ответа не последовало, и Гэнси посмотрел через плечо. Наушники Адама висели у него на шее, а он наклонился к Блу, указывая на что-то на земле. Когда Блу сдвинулась, её платье поднялось, и Гэнси мог увидеть длинный, тонкий треугольник её бедра. Рука Адама на расстоянии в несколько дюймов сжала сиденье, суставы побледнели, он ненавидел летать. Не было ничего интимного в том, как они сидели, но что-то в этой сцене заставило Гэнси почувствовать себя странно, как будто он услышал неприятное заявление, а потом забыл всё о словах, но не о том, какие ощущения они принесли.

— Адам! — крикнул Гэнси.

Голова его друга дёрнулась вверх, лицо выглядело испуганным. Он поспешил надеть наушники обратно. Послышался его голос.

— Вы закончили разговор о тарелках вашей мамы?

— Окончательно и бесповоротно. Куда мы движемся на этот раз? Я думал, может быть, обратно к церкви, где я записал голос?

Адам передал Гэнси скомканный лист бумаги.

Гэнси разгладил бумагу и обнаружил набросок карты.

— Что это?

— Блу.

Гэнси пристально смотрел на неё, пытаясь решить, какая ей будет польза, заведи она их в неверном направлении. Она не вздрогнула от его взгляда. Повернувшись назад, он расправил лист бумаги на приборной панели перед собой.

— Давай туда, Хелен.

Хелен сделала вираж, чтобы следовать новому направлению. Церковь, которую им указала Блу, была от Генриетты где-то в сорока минутах езды, но для птичьего полета время сокращалось минут до пятнадцати. Без легкого шума от Блу Гэнси бы всё пропустил. Церковь была разрушена, находилась в углублении и поросла травой. Узкая линия старой-престарой каменной стены виднелась вокруг неё, как место на земле, где первоначально должна была располагаться ещё одна.

— Это всё?

— Это всё, что осталось.

Что-то внутри Гэнси замерло. Он уточнил:

— Что ты сказала?

— Тут развалины, но...

— Нет, — сказал он. — Повтори в точности то, что ты сказала до этого. Пожалуйста.

Блу поглядела на Адама, который пожал плечами.

— Я не помню, что я сказала. Это было... «Это всё, что есть».

Это всё.

Это всё?

Вот что изводило его всё это время. Он понял, что узнал её голос. Он узнал этот генриеттовский акцент, узнал этот такт.

На диктофоне был записан голос Блу.

Гэнси. Это всё?

Это всё, что есть.

— Я не выделяю топливо, — гневно проговорила Хелен, будто уже один раз это было сказано, а Гэнси пропустил мимо ушей. Может, так и было. — Скажи, куда лететь отсюда.

Что это значит? Он снова начал ощущать давление ответственности, страха, чего-то, что больше него. Сразу же он стал предупреждающим и испуганным.

— Где проходит линия, Блу? — спросил Адам.

Блу, чей большой и указательный пальцы были прижаты к стеклу, будто она что-то измеряет, ответила:

— Туда. К горам. Видите там два дуба? Церковь – одна точка, а другая прямо между ними. Если мы проведём прямую между этими двумя точками, получится путь.

Если он говорил с Блу в канун дня Святого Марка, то что это значит?

— Ты уверена? — Это была Хелен с оживлённым голосом суперкомпьютера. — У меня есть всего час и полбака топлива.

Голос Блу звучал немного возмущённо.

— Я бы не стала говорить, если бы не была уверена.

Хелен слегка улыбнулась и направила вертолёт туда, куда указала Блу.

— Блу.

Голос Ронана раздался в первый раз, и все, даже Хелен, повернули головы к нему. Его голова была склонена таким образом, который Гэнси признавал опасным. Что-то в его глазах было колючим, когда он смотрел на Блу. Он спросил:

— Ты знаешь Гэнси?

Гэнси вспомнил, как Ронан, прислонившись к Свинье, проигрывал запись снова и снова.

Блу выглядела защищающейся под их взглядами. Она неохотно призналась:

— Только его имя.

Пальцы Ронана были расслабленно переплетены, локти лежали на коленях, он подался вперёд, через Адама, чтобы быть ближе к Блу. Он мог невероятно угрожающим.

— И как так получилось? — спросил он. — Как ты узнала имя Гэнси?

К её чести, Блу не спасовала. Уши у неё были розовыми, но она сказала:

— Прежде всего, отодвинься от моего лица.

— А что если и не подумаю?

— Ронан, — предупредил Гэнси.

Ронан сел обратно.

— Я бы тоже хотел знать, — произнёс Гэнси.

Казалось, что его сердце вообще ничего не весит.

Смотря вниз, Блу собрала несколько слоёв своего невероятного платья в ладони. Наконец, она выдала:

— Думаю, это справедливо. — Она указала на Ронана. И выглядела рассерженной. — Но это не заставит меня ответить. В следующий раз, когда ты приблизишься к моему лицу, я позволю тебе искать ответы самому. Я... слушай. Я скажу тебе, как я узнала твоё имя, если ты объяснишь мне, что за фигура в твоём журнале.

— Скажи мне, почему мы ведём переговоры с террористами? — спросил Ронан.

— С каких пор я террорист? — потребовала Блу. — Мне кажется, я принесла что-то, что вы хотели, ребята, а вы ведёте себя как дураки.

— Не все из нас, — заметил Адам.

— Я не веду себя как дурак, — сказал Гэнси. Его не устраивала мысль, что он ей может не нравиться. — А теперь, о чём ты хочешь знать?

Блу протянула руку.

— Подожди, я покажу тебе, что имею в виду.

Гэнси снова позволил взять ей журнал. Пролистав страницы, она повернула журнал к нему на одной из них. Страница с детальным описанием артефакта, который он нашёл в Пенсильвании. Ещё он нарисовал что-то в нескольких местах.

— Мне кажется, это человек, преследующий машину, — сообщил Гэнси.

— Не это. Вот. — Она указала на другую каракулю.

— Это энергетические линии. — Он протянул ладонь за журналом. В этот странный момент он понял, что она пристально наблюдала, как он взял журнал в руки. Он не думал, что она упустила, как его левая рука привычным движением ухватилась за кожаный переплёт, как его большой и указательный пальцы правой руки знали с какой силой нужно надавить, чтобы журнал открылся там, где нужно. Журнал и Гэнси явно были давно знакомы, и он хотел, чтобы она это знала.

Это я. Настоящий я.

Он не хотел анализировать источник этого импульса. Вместо этого он сосредоточился на перелистывании страниц. Нахождение нужной совсем не требовало времени – карта Соединённых Штатов, исполосованная изогнутыми линиями.

Он провёл пальцем по одной, которая простиралась через Нью-Йорк и Вашингтон, округ Колумбия. Другая вела от Бостона до Сент-Луиса. Третья пересекала по горизонтали первые две, протягивалась через Вирджинию и Кентукки на запад. Как всегда, было что-то удовлетворяющее в прослеживании линий, напоминающее охоту на мусор и детские рисунки.

— Есть три главные линии, — пояснял Гэнси. — Те, которые кажутся важными.

— Важными для чего?

— Сколько из этого ты прочитала?

— Гмм. Кое-что. Много. Большую часть.

Он продолжил:

— Те, которые кажутся важными для поисков Глендовера. Линия, пересекающая Вирджинию, соединяет нас с Соединённым Королевством. С Великобританией.

Она достаточно драматично закатила глаза, чтобы он уловил жест, не поворачивая головы.

— Я знаю, что Великобритания – это Соединённое Королевство, спасибо. Государственные школы не настолько плохи.

Он снова сумел обидеть, не прилагая усилий. Он согласился:

— Конечно, неплохи. На других двух линиях появляется много сообщений о необычных наблюдениях. О... паранормальных штуках. Полтергейсты, люди-мотыльки и чёрные псы.

Но его сомнения были излишними; Блу не засмеялась.

— Моя мама нарисовала эту фигуру, — сказала она. — Энергетические линии. Как и Ни... другая женщина. Они не знают, что это такое, только, что это важно. Поэтому я хотела знать.

— Теперь ты, — Ронан обратился к Блу.

— Я... видела дух Гэнси, — сказала она. — Раньше я ни одного не видела. Я не вижу таких вещей, но в этот раз у меня получилось. Я спросила твоё имя, и ты сказал: «Гэнси. Это всё, что есть». Честно говоря, это часть причины, почему я захотела прийти сегодня.

Этот ответ в принципе удовлетворил Гэнси – в конце концов, она была дочерью экстрасенса, и это соответствовало его представлению о них – хотя у него сложилось впечатление, что это только часть ответа. Ронан потребовал:

— Видела его где?

— Когда я сидела снаружи с одной моей полутётушек.

Кажется, это удовлетворило Ронана, он спросил:

— А что с её другой половиной?

— Боже, Ронан, — вмешался Адам. — Достаточно.

Был момент напряженной тишины, заполненной только непрерывным гудением вертолёта. Они ждали, и Гэнси это знал, его вердикта. Поверил ли он её ответу, думал ли он, что им стоит следовать её указаниям, доверял ли он ей?

Её голос был на диктофоне. Он чувствовал, будто у него не было выбора. То, о чём он думал, но не хотел говорить в присутствии Хелен, было: «Ты прав, Ронан, начинается, что-то начинается». Еще он думал: «Скажи мне, что ты думаешь о ней, Адам. Скажи, почему ты доверяешь ей. Не заставляй меня принимать решение на этот раз, я не знаю, прав ли я». Но вслух прозвучало следующее:

— Я собираюсь потребовать от всех быть искренними друг с другом с этого момента. Больше никаких игр. Это не только Блу касается. Всех нас.

Ронан сказал:

— Я всегда искренен.

Адам заметил:

— О, чувак, это самая большая ложь, что ты когда-либо говорил.

Блу произнесла:

— Ладно.

Гэнси подозревал, что ни один из них не был полностью честен в своих ответах, но, по крайней мере, он огласил им, чего хочет. Иногда всё, на что он мог надеяться, это записать слова на диктофон.

В наушниках повисла тишина, Адам, Блу и Гэнси пристально всматривались из окна. Под ними была зелень и еще больше зелени, всё казалось игрушечным с такой высоты, детский городок из вельветовых полей и деревьев брокколи.

— Чего вы ищете? — спросила Хелен.

Гэнси ответил:

— Как обычно.

— А что вы ищете «обычно»? — поинтересовалась, в свою очередь, Блу.

«Обычно» чаще всего оказывалось недалеко от «ничего», но Гэнси сказал:

— Иногда энергетические линии промаркированы чем-нибудь видимым с воздуха. Например, в Великобритании некоторые линии отмечены вырезанными на склонах гор лошадьми.

Он был в маленьком самолётике вместе с Мэлори, когда в первый раз увидел Уффингтонскую Лошадь[32], трёхсот футовую фигуру лошади, выскобленную на английском меловом холме. Как и всё, связанное с энергетическими линиями, лошадь тоже была не совсем... обычная. Она была вытянута и стилизована, элегантный, ненатуральный силуэт являлся больше намеком на лошадь, чем самой лошадью.

— Расскажи ей про Наска[33], — пробормотал Адам.

— Да, конечно, — согласился Гэнси.

Даже при том, что Блу прочла почти весь журнал, многого там не было, и, в отличие от Ронана, Адама и Ноа, она не жила такой жизнью последний год. Внезапно оказалось сложно не разволноваться от мысли объяснить ей всё это. История всегда звучала более правдоподобной, когда он выкладывал все факты сразу.

Он продолжил:

— В Перу есть тысячи линий, начерченных на земле и принявших образы птиц, обезьян, людей и воображаемых созданий. Им тысячи лет, но смысл в них можно разглядеть только с воздуха. С самолёта. Они слишком большие, чтобы заметить их на земле. Когда ты стоишь рядом, они кажутся просто выдолбленными дорожками.

— Ты видел их лично, — поняла Блу.

Когда Гэнси увидел линии Наска сам, массивные, странные и симметричные, он понял, что не сможет успокоиться, пока не отыщет Глендовера. Сначала его поразил масштаб линий – десятки и десятки метров любопытных рисунков посреди пустыни. Он был ошеломлён их аккуратностью. Рисунки были математически совершенны и безупречны в своей симметрии. И последним, что нанесло ему удар прямо под дых, был эмоциональный импульс, таинственная, холодная, боль, которая не уходила. Гэнси почувствовал, что не сможет жить, не зная, означают ли что-то эти линии.

Это была единственная часть его охоты за Глендовером, которую он, казалось, никак не мог объяснить людям.

— Гэнси, — сказал Адам. — Что это там?

Вертолёт замедлил ход, так как все четыре пассажира вытянули свои шеи. Сейчас они были глубоко в горах, и земля поднималась им навстречу. Всё вокруг колыхалось, примыкая к загадочным зелёным лесам, разворачивающимся тёмным морем выше. Среди склонов и оврагов каким-то образом виднелось наклонённое, покрытое зеленью поле, отмеченное бледным разломом линий.

— Это фигура? — спросил он. — Хелен, стой. Остановись!

— Думаешь, мы на велосипеде? — допытывалась Хелен, но движение вертолёта приостанавливалось.