Мэгги Стивотер 4 страница

— Так что он там говорил, он собирался делать с энергетической линией? — поинтересовался он с напускным спокойствием.

— Не знаю. Спроси об этом его. Уверен, ему бы понравилось вешать всё это на твои уши.

Мило глянул через плечо, секретарь присоединилась к ним в холле, сумка на локте, жакет в руке. Её карандаш для глаз смазался после долгого дня в кабинете.

— Мы говорим о Гэнси Третьем и его паранормальной навязчивой идее? — спросила она.

Её волосы придерживались карандашом, и Велк засмотрелся на отдельные пряди, намотанные на грифель. Ему было ясно по тому, как она стояла, что она тайно находила Мило привлекательным, несмотря на шотландку, вельвет и бороду.

Она продолжила:

— Вы знаете, каково состояние старшего Гэнси? Мне интересно, он в курсе, на что тратит всё своё время его ребёнок. Иногда эти наделённые правами ублюдки заставляют меня желать перерезать себе вены. Джона, ты идешь со мной на перекур или нет?

— Я бросаю, — сообщил Мило.

Он перевел быстрый тревожный взгляд с секретарши на Велка, и тот понял, что Мило думал, каково было состояние отца Велка когда-то и сколько от него осталось сейчас, намного после того, как статьи покинули первые полосы газет. Весь младший преподавательский состав и администрация ненавидели аглионбайских мальчиков, ненавидели за то, что те имели и что символизировали, и Велк знал, что все они в тайне радовались падению его статуса.

— Как насчет тебя, Берри? — спросила секретарша. Затем она сама ответила на собственный вопрос: — Нет, ты не куришь, ты слишком хорош для этого. Что ж, пойду одна.

Мило повернулся, чтобы тоже уйти.

— Выздоравливай, — любезно пожелал он, хотя Велк никогда не говорил, что заболел.

Голоса в голове Велка ревели, но на этот раз его собственные мысли их заглушили.

— Я думаю, уже выздоровел, — произнёс Велк.

Возможно, смерть Жерни была ненапрасной.

Блу, вообще-то, не могла себя охарактеризовать в качестве официантки. В конце концов, она также преподавала чистописание третьеклассникам, делала венки для общества «Дам, пропагандирующих вечное здоровье», выгуливала собак, принадлежащих горожанам Генриетты из богатейших кварталов, и пересаживала декоративные растения для пожилых леди их района. Нет, ну серьезно, работать официанткой в «Нино», это самое меньшее из всего, чем она занималась. Но график работы был гибким, и в её странном резюме запись об этой работе на вид была самой законной из всех, что были в нём прописаны. Да и что лукавить, платили больше.

С «Нино», по сути, была только одна проблема – из практических целей заведение принадлежало Аглионбаю. Ресторан располагался в шести кварталах от железных ворот кампуса Аглионбая на самом краю исторического центра города. Это было не самое приятное место в Генриетте. В городке были и другие заведения с огромными теликами и громкой музыкой, но ни одному из них не удалось захватить воображение школьников так, как «Нино». Просто для справки, «Нино» был местом, в котором проводили обряд посвящения; если вы легко велись на Спортивный Бар Мортона на Третьей улице, то не заслуживали быть принятым во внутренний круг.

Потому парни из Аглионбая были не просто студентами в этом славном заведении, они были здесь даже больше аглионбайцами, чем в самой школе. Громкими, напористыми, будто им всё дозволено.

Блу на всю жизнь насмотрелась на воронят.

Сегодня вечером музыка играла довольно громко, чтобы парализовать какие-нибудь незначительные части её личности. Она повязала фартук, постаралась по возможности отключиться от «Beastie Boys» и напялила свою зарабатывающую чаевые улыбку.

Прямо в самом начале её смены через парадную дверь вошли четыре парня, впуская со свистом холодный, свежий воздух в помещение, в котором пахло душицей и пивом. В окне около парней горел неоновый свет, который сообщал «С 1976 года», заливая их лица неоновым зелёным светом. Парень, оказавшийся впереди остальных, несмотря на то, что говорил по сотовому, показал Кайле четыре пальца, чтобы обозначить количество человек за один столик. Воронята вообще были хороши в многозадачности с тех пор, как все задачи стали решаться в их пользу.

Когда Кайла пробегала мимо с полным карманом листочков с заказами, которые необходимо было отнести, Блу отдала ей четыре засаленных меню. Волосы Кайлы как бы плавали у неё над головой благодаря статическому электричеству и безнадёжному стрессу.

Блу очень неохотно поинтересовалась:

— Хочешь, я обслужу этот столик?

— Шутишь? — ответила Кайла, глядя на четверых парней.

Закончив, наконец, трепаться по телефону, первый парень соскользнул на один из виниловых диванчиков у стола. Самый высокий из них ударился головой о зелёный стеклянный светильник, который висел прямо над столом; остальные, глядя на него, так и покатились со смеху. На что тот выразился:

— Сука.

Когда он развернулся, чтобы сесть, из-под его воротничка выглянула татуировка. Было в них что-то голодное.

В любом случае, Блу их не хотела.

Всё, чего она хотела, это работа, которая не выносила бы мозг и заменяла бы мысли всякой дребеденью, вылетающей из синтезатора. Иногда Блу выползала наружу на чрезвычайно короткие перерывы, и, когда она прикладывала голову на кирпичную стену в переулке позади ресторана, она лениво мечтала о профессии, благодаря которой пришлось бы заниматься изучением древесных колец. Плавать со скатами. Отправиться в Коста-Рику и излазить там всё вдоль и поперёк, чтобы выяснить больше о размере хохолка карликового тирана[11].

На самом деле, она не очень понимала, правда ли ей хочется так уж побольше узнать о карликовом тиране. Ей просто нравилось название, потому как для девушки ростом каких-то полтора метра карликовый тиран звучит как настоящая профессия.

Все эти воображаемые жизни казались такими далекими от «Нино».

Спустя всего несколько минут с начала смены Блу, с кухни ей подал знак менеджер. Сегодня это был Донни. В «Нино» имелось около пятнадцати менеджеров, и все они имели отношение к владельцу забегаловки, ни один из них не заканчивал школу.

Донни удавалось одновременно сидеть в ленивой позе и предлагать телефон.

— Твой предок. Ээ, мать.

Что, в общем-то, не нужно было уточнять, потому как и без его подсказок Блу прекрасно знала, о ком шла речь. На самом деле, она уже пыталась выяснить у Моры, кто же её отец, докучая расспросами, но та аккуратно переводила разговор, уклоняясь от ответа.

Выдергивая телефон из руки Донни, Блу уткнулась в угол кухни рядом с неизлечимо жирным холодильником и большой чашевидной раковиной. Несмотря на все усилия, Блу всё же толкали каждые несколько секунд.

— Мам, я работаю.

— Только не паникуй. Ты сидишь? Тебе бы, наверное, лучше присесть. Ну, если возможно. По крайней мере, опереться на что-нибудь. Он позвонил. Чтобы наметить встречу.

— Кто, мама? Говори громче, здесь ужасно шумно.

— Гэнси.

На какой-то момент Блу не поняла. Затем понимание упало тяжёлым грузом в ноги. Голос ослаб.

— Когда... ты ему назначила?

— Завтра в обед. Это самое скорое, что я могла предложить. Я пыталась пораньше, но он сказал, что раньше будет в школе. Завтра у тебя смена?

— Я поменяюсь, — тут же ответила Блу.

Но всё же кто-то другой произносил эти слова. Настоящая Блу вернулась во двор церкви, слыша, как его голос произносил: «Гэнси».

— Поменяйся. Иди работай.

Когда она повесила трубку, её пульс участился. Это было реально. Он был настоящий.

Это всё было правдиво и ужасно, ужасно конкретно.

Казалось, глупо сейчас быть здесь, убирать со столов, разливать напитки и улыбаться посетителям. Ей хотелось быть дома, прислониться к прохладной коре раскидистого бука перед домом и попытаться решить, что же изменилось в её жизни. Нив сказала, что в этом году она влюбится. Мора утверждала, что она убьёт свою настоящую любовь, если поцелует его. Гэнси, предположительно, умрёт в этом году. Каковы шансы? Гэнси должен был быть её истинной любовью. Должен был. Потому что она не собиралась никого убивать.

Неужели это и есть, как предполагается, жизнь? Может быть, лучше было бы не знать.

Что-то тронуло её плечо.

Касание было строгим нарушением линии поведения Блу. Никто не трогал её, пока она была в «Нино», и особенно никто не должен был касаться её сейчас, когда она в кризисе. Она обернулась.

— Могу. Я. Тебе. Помочь?

Перед ней стоял выглядящий аккуратно и по-президентски, постоянно болтающий по мобильному аглионбайский парень. Его часы на вид стоили больше машины её матери, и каждый сантиметр его открытой кожи был покрыт лестным оттенком загара. Блу никогда не понимала, каким образом аглионбайским парням удавалось загорать раньше, чем местным. Возможно, это как-то связано с весенними каникулами где-нибудь на Коста-Рике или на испанском побережье. Президентский Мобильник, наверное, был ближе к карликовому тирану, чем когда-либо была она.

— Надеюсь, что можешь, — сказал он, но тоном, в котором было меньше надежды и больше уверенности. Чтобы быть услышанным, ему приходилось громко говорить и наклонить голову, встречаясь с ней взглядами. Было что-то раздражающее и волнующее в нём, создалось впечатление, будто он очень высокий, хотя он был не выше, чем большинство парней. — Мой социально отсталый друг Адам думает, что ты миленькая, но он слишком упрям, чтобы сделать шаг. Вон там. Не тот, который испачканный. И не тот, который угрюмый.

Блу практически против воли поглядела на диванчик, на который он указывал. Там сидели три парня: один чумазый, как он и сказал, взъерошенный и выцветший, как будто его тело было застирано много раз. Второй, что ударился о светильник, был красив и с бритой головой, солдат на войне, где врагом были все остальные. И третий был... элегантный. Это неправильное слово по отношению к нему, но всё же самое близкое. Он был хорошо сложен и выглядел немного уязвимым, его голубые глаза казались достаточно милыми для девушки.

Несмотря на свои лучшие инстинкты, Блу ощутила зарождающийся интерес.

— И? — спросила она.

— И не могла бы ты оказать мне услугу и подойти поговорить с ним?

Блу хватило одной миллисекунды, чтобы представить эту картину: она бросается к столику с воронятами и вступает в неловкую, смутно женоненавистническую беседу. Хоть парень за столиком и был привлекательным, это оказалась не самая приятная миллисекунда в её жизни.

— И о чем, по твоему мнению, я должна буду с ним поговорить?

Президентский Мобильник выглядел совершенно безразличным.

— Придумаем что-нибудь. Мы интересные люди.

В чём Блу сильно сомневалась. Но богатенький паренёк был довольно элегантен. И он вроде как искренне ужаснулся тому, что его друг разговаривал с девушкой, которую тот посчитал миленькой. На один краткий миг, всего лишь миг, за который ей потом будет ужасно стыдно, Блу уже было решила сказать Президентскому Мобильнику, когда заканчивается её смена. Но тут Донни позвал её по имени с кухни, и она припомнила правила номер один и два.

И сказала:

— Разве не видишь, что на мне фартук? Это означает, что я работаю. Зарабатываю себе на жизнь.

Беззаботное выражение его лица ничего не выражало. Он сообщил:

— Это я возьму на себя.

— Возьмешь на себя? — эхом отозвалась я.

— Ага. Сколько ты зарабатываешь в час? Я об этом позабочусь, я поговорю с твоим менеджером.

На мгновение Блу потеряла дар речи. Она никогда не верила людям, утверждавшим, что такое бывает, но сейчас потеряла его сама. Она открыла рот, но всё, что вышло сначала, это воздух. Затем что-то, похожее на смех. В итоге, она выплюнула:

— Я не проститутка.

Аглионбайский парень выглядел озадаченным в течение долгого времени, а затем до него дошло.

— О, я не это имел в виду. Это не то, что я сказал.

— Именно это ты и сказал! Думаешь, можешь просто заплатить мне, чтобы я поговорила с твоим другом? Естественно, ты же платишь всем своим подружкам по часам и не знаешь, как это работает в реальном мире, но... но...

Блу помнила, что была на работе, только это был нерабочий момент. Негодование устранило все преграды, и осталось только желание его стукнуть. Парень открыл было рот, чтобы возразить, но тут её мысль внезапно вернулась:

— Большинство девушек, когда они заинтересованы в парне, будут сидеть с ним бесплатно.

На его удачу, аглионбайский парень не заговорил прямо сразу. Вместо этого он раздумывал некоторое время, а затем сказал безо всякого пыла:

— Ты сказала, что зарабатываешь на жизнь. Я решил, было бы грубо не принять это во внимание. Извини, что обидел тебя. Я вижу, куда ты клонишь, но, мне кажется, немного нечестно, что ты не поступаешь точно так же со мной.

— По моим ощущениям, ты ведёшь себя снисходительно, — сказала Блу.

На заднем плане она мельком увидела, что Парень-Солдат поставил руки самолётиком, который воткнулся в поверхность стола, Хмурый сдерживал смех. А элегантный паренёк закрыл лицо руками в притворном ужасе, его пальцы растопырились достаточно, чтобы она увидела, как он сморщился.

— Боже, — произнёс Мобильник. — Не знаю, что ещё сказать.

— «Извини», — посоветовала она.

— Я это уже говорил.

Блу всё взвесила и ответила:

— Тогда «всего доброго».

Он сделал ненавязчивый жест у своей груди, который, подумала она, мог означать реверанс или поклон, или что-нибудь издевательское на манер джентльмена. Кайла бы просто отмахнулась от него, но Блу сунула руки в карманы передника.

Президентский Мобильник вернулся к своему столику и поднял толстый кожаный журнал, который показался несоответствующим остальному, Парень-Солдат заржал, и до неё донеслось его передразнивание: «... не проститутка». Рядом с ним элегантный парень наклонил голову. Его уши были ярко-красными.

«Ни за сто, ни за двести долларов», - мелькнула мысль в голове у Блу.

Но она вынуждена была признать, что вся его привлекательность немного пострадала из-за покрасневших ушей. Это казалось не очень... по-аглионбайски. Разве воронята смущаются?

Она слишком долго разглядывала красивого паренька. Тот поднял глаза и перехватил её взгляд. Брови его были сведены скорее от раскаяния, а не от злобы, заставляя её усомниться в себе.

Но потом она покраснела, услышав вновь голос Президентского Мобильника: «Это я возьму на себя». Она бросила на него полный негодования взгляд, что было фишкой Кайлы, и повернулась обратно к кухне.

Нив, должно быть, ошиблась. Она никогда не влюбится ни в одного из них.

— Повтори мне еще раз, — попросил Гэнси Адама, — почему ты считаешь, что медиум это хорошая идея?

Пицца была быстро съедена (никакой помощи от Ноа), что заставило Гэнси чувствовать себя лучше, а Ронана – хуже. Но к концу трапезы Ронан уже закончил обдирать все подсохшие болячки под повязкой и принялся бы за Адама, если бы тот ему позволил. Гэнси выставил Ронана за дверь, чтобы тот выпустил пар, а вслед за ним и Ноа, чтобы присмотреть за Ронаном.

Теперь Гэнси и Адам стояли в очереди, в то время как женщины спорили о грибах во главе с кассиром.

— Они работают с энергией, — сказал Адам достаточно громко, чтобы его было слышно сквозь ревущую музыку.

Он изучил руку, волнуясь о своих собственных болячках. На коже ниже появилось легкое раздражение. Он взглянул через плечо, возможно, в поисках злой официантки-не-проститутки. Какая-то часть Гэнси чувствовала вину за то, что он свёл шансы Адама с ней к нулю. Но другая часть ощущала, будто спасла Адама от вырывания и пожирания его спинного мозга.

Гэнси подумал, что, возможно, снова не обратил внимания на деньги. Он не хотел никого оскорблять, но, если подумать и вернуться назад, похоже, оскорбил. Эта мысль собирается поедать его весь вечер. Он поклялся себе сто раз думать, прежде чем говорить.

Адам продолжил:

— Энергетическая линия – энергия. Энергия и энергия.

— Масло масляное, — ответил Гэнси. — Если экстрасенс вообще настоящий.

Адам сказал:

— Нищим выбирать не приходится.

Гэнси посмотрел на написанный ручкой счет за пиццу в его руках. Согласно энергичному почерку, их официантку звали Кайлина. Она приписала свой телефонный номер, но сложно было сказать, кого из парней она надеялась привлечь. Некоторые личности за столом были менее опасны для общения, чем остальные. Она однозначно не находила его снисходительным.

Что, вероятно, было потому, что она не слышала его слов.

Всю ночь. Это будет доставать его всю ночь. Он произнёс:

— Хотелось бы иметь понимание о ширине этой линии. Я не знаю, ищем ли мы нить или шоссе, даже по истечении всего этого времени. Мы могли бы быть в шаге от неё, но так и не узнать об этом.

Адам уже мог бы свернуть себе шею, оглядываясь по сторонам. Но признаков официантки всё ещё не было. Он выглядел усталым, слишком много ночей допоздна работал или учился. Гэнси ненавидел, когда он такой, но ничего не приходило в голову, что можно было бы ему сказать. Адам не переносил жалости.

— Мы знаем, что их можно обнаружить при помощи ивового прута, так что они не могут быть настолько узкими, — сказал Адам.

Он потёр висок тыльной стороной ладони.

Именно это принёс Гэнси в Генриетту первым делом: месяцы поисков с ивовым прутом. Позже он пытался определить местонахождение линии более точно с Адамом. Они обошли город с ивовым прутом и электромагнитным волномером, меняясь инструментами друг с другом. Машинка пару раз странно пикнула, и Гэнси думал, что почувствовал, как прут дёргался в его руках одновременно с этим, но, должно быть, он принимал желаемое за действительное.

«Я мог бы сказать, что его оценки полетят к чертям, если он не будет отключаться на несколько часов», - думал Гэнси, глядя на чёрные круги под глазами Адама. Если бы он сделал что-то для себя, Адам бы не посчитал это милосердием. Он рассуждал, как выставить всё так, чтобы звучало эгоистично. «Ты никакой, когда не высыпаешься». Или что-то в этом духе. Адам раскусит через секунду.

Вместо этого Гэнси сообщил:

— Нам нужен отличный план А, перед тем, как мы начнем думать над планом Б.

Но у них был план А. У них даже был план Б. Проблема в том, что эти планы были слишком большими. У Гэнси была вырванная из книги карта Вирджинии с проведённой на ней энергетической линией. Как и энтузиасты, ищущие линию в Великобритании, американцы-искатели определили ключевые святые места и прочертили линии между ними, пока дуга энергетической линии не стала очевидной. Выглядело так, будто вся работа до них уже была сделана.

Но создатели тех карт никогда не думали, что их будут использовать, как путеводители, они были слишком приблизительные. Одна из карт просто перечисляла Нью-Йорк, Вашингтон, гору Пайлот, Северную Каролину, как возможные опорные пункты. Каждый из этих пунктов был шириной в мили, и даже прочерченная лучшим карандашом линия на карте могла растянуться на десятки метров – даже устранение всех возможностей оставляло их с десятками квадратных километров, на которых могла располагаться энергетическая линия. Десятки квадратных километров, где мог быть Глендовер, если он вообще был на этой линии.

— Вот интересно, — размышлял вслух Адам, — если бы мы могли наэлектризовать ивовые прутья или линию, можно было бы подключить к ним автомобильный аккумулятор или еще что-нибудь?

«Если бы ты получил ссуду, то мог бы прекратить работать до окончания колледжа. Нет, это тут же породило бы спор». Гэнси слегка покачал головой больше собственным мыслям, чем комментарию Адама. Он сказал:

— Звучит, как начало пыток или музыкального видео.

Ищу-дьявольскую-официантку лицо Адама уступило место лицу у-меня-блестящая-идея. Усталость таяла.

— Ладно, усиление. Это всё, о чём я думал. Что-то, чтобы сделать её громче и легче для обнаружения.

Идея была не такой уж кошмарной. В прошлом году в Монтане Гэнси беседовал с жертвой удара молнии. Мальчик сидел на своем квадроцикле в дверном проеме сарая, где его и поразила молния, и инцидент оставил его с необъяснимым страхом закрытых пространств и таинственной способностью следовать по одной из западных энергетических линий, используя только изогнутый кусок радиоантенны. В течение двух дней они вместе шли по полям, покрытым наледью и крупными стогами сена выше них ростом, находили водные источники, крошечные пещеры, сожжённые молниями пни и камни со странными отметинами. Гэнси пытался убедить мальчика вернуться на Восточное побережье, чтобы повторить то же самое чудо на энергетической линии там, но новая патологическая боязнь закрытых пространств исключала все самолеты и автомобили для передвижения. А пешком это был долгий путь.

Однако это не была совсем бесполезная тренировка. Это было дополнительное доказательство аморфной теории, описанной Адамом: энергетические линии и электричество могут быть связаны. Энергия и энергия.

Масло масляное.

Когда Гэнси двинулся к прилавку, то начал замечать, что Ноа прятался за локтями, выглядя напряжённо и безотлагательно. И то, и другое было типично для Ноа, поэтому Гэнси не сразу заволновался. Он протянул свернутую пачку купюр кассиру. Ноа продолжил топтаться.

— Ноа, что? — потребовал Гэнси.

Ноа, казалось, собирался засунуть руки в карманы, но не сделал этого. Руки Ноа будто принадлежали меньшему количеству мест, чем у других людей. В итоге, он просто позволил им висеть, пока смотрел на Гэнси и сообщал:

— Деклан здесь.

Немедленная проверка ресторана ничего не дала. Гэнси потребовал:

— Где?

— На парковке, — сказал Ноа. — Он и Ронан...

Не утруждая себя ожиданием остальной части предложения, Гэнси ворвался в тёмный вечер. Обходя здание вокруг, он оказался на парковке как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ронан наносит удар.

Замах был бесконечен.

Со стороны это выглядело выступлением на разогреве. В болезненном зелёном свете гудящего уличного фонаря Ронан занимал беспроигрышную позицию, выражение его лица было твёрже гранита. Не было никакого колебания в направлении удара, он принял последствия независимо от того, куда попадет его кулак, задолго до начала замаха.

От своего отца Гэнси получил голову для логических мыслей, склонность к исследованиям и целевой фонд размером с большинство государственных лотерейных кампаний.

От своего отца братья Линч получили неуёмное эго, десятилетие непонятных уроков игры на ирландских инструментах и способность боксировать по-настоящему. Найла Линча часто не было с ними рядом, но когда он был, то был превосходным учителем.

— Ронан! — закричал Гэнси, но слишком поздно.

Деклан упал, но ещё до того, как Гэнси смог бы сформировать план действий, он снова поднялся, кулак поцеловал его брата. Ронан отпустил ряд ругательств, таких разнообразных и точных, что Гэнси поразился, как только эти слова не убили Деклана. Руки вращались, словно ветряные мельницы. Колени встречали грудь, локти врезались в лица. Затем Ронан схватил Деклана за пиджак и бросил его на зеркальный капот деклановского Вольво.

— Только не грёбанная машина! — бормотал Деклан разбитыми губами.

История семьи Линч была такова: когда-то давно у человека по имени Найл Линч было три сына, один из которых любил отца больше остальных. Найл Линч был статный, харизматичный, богатый и загадочный, и однажды его вытащили из его тёмно-серой БМВ и избили до смерти металлической монтировкой. Это было в среду. В четверг его сын, Ронан, нашёл его тело на дороге. В пятницу их мать замолчала и уже никогда снова не заговорила.

В субботу братья Линч обнаружили, что их отец умер, оставив их богатыми и бездомными. Завещание запрещало им касаться чего-либо в доме – их одежды, мебели. Их молчаливой матери. Завещание требовало, чтобы они немедленно отправлялись жить в Аглионбай. Деклан, старший, должен был управлять фондами и их жизнями, пока его братья не достигнут восемнадцати лет.

В воскресенье Ронан украл автомобиль своего усопшего отца.

В понедельник братья Линч перестали быть друзьями.

Оттаскивая Ронана от Вольво, Деклан ударил брата достаточно сильно, даже Гэнси это почувствовал. Эшли (её светлые волосы были более заметны, чем остальное) хлопала глазами на него из машины.

Гэнси сделал несколько шагов вперед.

— Ронан!

Ронан даже не повернул головы. Мрачная улыбка, больше скелета, чем парня, отпечаталась на его губах, пока братья кружили вокруг. Это была реальная драка, не показуха, и она транслировалась в ускоренном режиме. Кто-нибудь потерял бы сознание, пока Гэнси бы оплакивал разрушения, а у него не было времени везти кого-нибудь в дежурную больницу сегодня ночью.

Гэнси прыгнул, захватив руку Ронана на замахе. Его пальцы всё ещё цеплялись за что-то во рту Деклана, хотя и кулак Деклана уже летел сзади, словно жестокое объятие. В итоге, Гэнси получил удар Деклана. Что-то мокрое оросило его руку. Он был уверен, что кто-то плюнул, хотя, возможно, это была кровь. Он прокричал слово, которое выучил от своей сестры, Хелен.

Ронан держал Деклана за его бордовый галстук, и Деклан притянул того за затылок одной, сжатой в кулак до побеления костяшек пальцев, рукой. Гэнси не следовало быть там. С тихим звуком в запястье Ронан вмял голову Деклана в водительскую дверь Вольво. Раздался смачный, недобрый звук. Деклан убрал руку.

Гэнси воспользовался случаем и оттащил Ронана где-то метра на полтора. Дёргаясь в его захвате, Ронан дрыгал ногами по тротуару, словно заяц. Он был невероятно силён.

— Хватит, — пыхтел Гэнси. — Не порти лицо.

Ронан отвернулся, весь собранный в одну мышцу, накаченную адреналином. Деклан, костюм которого выглядел хуже, чем вообще может выглядеть костюм, двинулся на них. У него был адский синяк, расползающийся до затылка, но он готов был начать сначала. Невозможно сказать, что же их побудило к драке: новая медицинская сиделка матери, плохие оценки в школе или необъяснимый счёт кредитной карты. Может быть, просто Эшли.

Менеджер «Нино» показался у входа. Ещё немного, и вызовут полицию. Где был Адам?

— Деклан, — произнёс Гэнси голосом, полным предупреждения, — если ты вернёшься сюда, я клянусь...

Резко вздёрнув подбородок, Деклан сплюнул кровь на тротуар. Его губа была разбита до крови, но зубы всё ещё целы.

— Отлично. Он твой песик, Гэнси. Держи его на поводке. И смотри, чтобы его не выперли из Аглионбая. Я умываю руки.

— Хотелось бы, — прорычал Ронан.

Его тело затвердело под рукой Гэнси. Его ненависть была словно бессердечная вторая кожа.

Деклан продолжил:

— Ты такой кусок дерьма, Ронан. Если бы отец видел...

И это заставило Ронана вспыхнуть снова. Гэнси сжал руки вокруг груди Ронана и потянул его назад.

— Почему ты вообще здесь? — спросил Гэнси у Деклана.

— Эшли понадобилось зайти в туалет, — решительно ответил Деклан. — Я имею право останавливаться там, где мне нравится, ты так не думаешь?

Последний раз, когда Гэнси заходил в совместный туалет в «Нино», там пахло рвотой и пивом. На одной из стен красным маркером было неразборчиво написано слово " BEEZLEBUB" [12] и ниже номер телефона Ронана. Было сложно представить Деклана, желающего, чтобы его подруга воспользовалась удобствами «Нино». Гэнси отрезал:

— Думаю, тебе просто надо уйти. Этот вопрос не решится сегодня.

Деклан рассмеялся первый раз. Широкий небрежный смех, полный круглых гласных. Ясно, что он не находил ничего смешного в Ронане.

— Спроси, собирается ли он закончить этот год хотя бы с тройками, — заявил он Гэнси. — Ты вообще ходишь на занятия, Ронан?

Позади Деклана Эшли выглянула из бокового окна со стороны водителя. Она опустила стекло, чтобы послушать. Она практически не выглядела идиоткой, когда думала, что никто не обращает на неё внимание. Казалось, будто справедливость торжествует на этот раз, сейчас Деклан – тот, кем играют.

— Я не говорю, что ты неправ, Деклан, — говорил Гэнси.

У него пульсировало ухо в месте, куда пришелся удар. Он мог ощущать сердце Ронана, стучащее ему в руку, которой он удерживал друга. Его клятва подбирать слова тщательнее вернулась к нему, и он произнёс остальную часть своей речи в голове, прежде чем воспроизвести это вслух:

— Но ты не Найл Линч и никогда им не будешь. И ты продвинешься вперед значительно быстрее, если перестанешь пытаться.

Гэнси отпустил Ронана.

Ронан не двинулся, как и Деклан, как будто назвав имя их отца, Гэнси произнёс заклинание. Выражения их лиц были холодными. Различные раны, нанесённые одним и тем же оружием.

— Я только пытаюсь помочь, — наконец, выдал Деклан, но прозвучало это, как поражение.

Было время, несколько месяцев назад, когда Гэнси поверил бы ему.

Рядом с Гэнси стоял Ронан, опустив руки по швам. Иногда, после драк, в глазах Адама появлялось что-то далёкое, отсутствующее, казалось, его тело принадлежало кому-то ещё. Когда же били Ронана, всё было наоборот: он срочно становился настолько настоящим, будто бы спал до этого.

Ронан сказал своему брату:

— Я никогда не прощу тебя.

Окно Вольво с шуршанием закрылось, как только Эшли поняла, что эта беседа не предназначалась для её ушей.

Посасывая свою окровавленную губу, Деклан смотрел в землю некоторое время. Затем поправил и пригладил свой галстук.