Annotation 9 страница

— Нет! Категорически — нет! Майкл подавил стон. Сестры, стоявшие в дальнем конце комнаты для переговоров, сверлили его гневными взглядами. Майкл почувствовал, как в нем всколыхнулось раздражение, но призвал на помощь самообладание и властность, к которым прибегал всякий раз, когда доводилось участвовать в семейной сцене. Двое менеджеров по рекламе осторожно поглядывали то на Майкла, то на Джульетту и Венецию, словно решая для себя, чью сторону принять. Изобразив заученную улыбку, Майкл обратил свое внимание на рекламщиков: — Как скоро вы сможете организовать для нас новую кампанию? Менеджеры переглянулись, и глаза их загорелись алчным блеском. — Дайте нам неделю. Ручаюсь, мы сразим вас наповал. — Отлично. Я продолжу обсуждение этого вопроса с сестрами, а потом снова вызову вас. — Si. Grazie, синьор Конте. Дверь захлопнулась, и Майкл стойко выдержал убийственный залп двух разъяренных взглядов. — Я бы попросил тебя, Джульетта, не выносить семейные разногласия на публику. — Ты даже не соизволил выслушать меня. — В голосе Джульетты отчетливо прозвучала горечь. — И это не впервые. Майкл, я много месяцев помогала разрабатывать эту кампанию и считаю, что ты выбрал неверное направление. Майкл взмахом руки указал на фотографии, которые были разложены на сделанном из вишневого дерева столе для заседаний. — Я видел отчеты, а покупатели хотят острых ощущений. Простенькая, в домашнем духе реклама пекарни не пробьется в Нью-Йорке, да и здесь уже пора освежить устоявшиеся методы. Я хочу придать нашей рекламе совершенно новый облик. Нанять сексапильную фотомодель, быть может такую, что не чурается кондитерских изделий, и запустить броскую серию, обыгрывая общее сравнение хорошей еды с сексом. — Что-что? — ахнула Джульетта. — Ты спятил? Это мамин бизнес, и я не желаю видеть, как ты спекулируешь им ради собственной выгоды! — Она с грохотом шлепнула на стол увесистую папку. — Я здесь главная, и мне наша новая реклама нравится. Прибыль стабильна, и нет основания выбрасывать на свалку то, что хорошо работает. — Не согласен. — Майкл в упор глянул на сестру, и голос его похолодел. — Пускай ты, Джульетта, исполнительный директор, но львиная доля компании пока еще принадлежит мне. И я считаю, что с открытием нового филиала в Нью-Йорке нам необходимо пойти на риск. Мне понадобятся новые печатные материалы, рекламное место на телевидении, новые рекламные щиты, и мы двинемся в этом новом направлении! Бремя ответственности тяготило плечи, но он выпрямился, принимая его, как принимал всегда. Dios, как он мечтает, чтобы ему не приходилось вечно принимать жесткие решения! — Я знаю, что мой выбор тебя не устраивает, но считаю, что так будет лучше для семьи. Для «Ла дольче фамилиа». В настоящий момент у семьи Конте было двадцать пекарен, рассеянных по всей территории провинций Милан и Бергамо и объединенных общим руководством, двадцать пекарен, предлагавших свежую и оригинальную выпечку как розничным покупателям, так и четырехзвездочным банкетным службам. Головной офис компании располагался в центре Милана, занимая весь верхний этаж, кроме того, они наконец обзавелись собственной фабрикой, обеспечив постоянную поставку свежих продуктов и всесторонний контроль качества. Управление обширной империей не может обходиться без принятия жестких решений, даже если для этого Майклу придется нарушить границы полномочий Джульетты. Как бы Майкл ни восхищался деловыми способностями своей сестры, но, если новая кампания провалится, это будет всецело его вина. Майкл открыл было рот, чтобы объяснить все это, но сестра его опередила. — Поверить не могу, что ты способен так меня оскорбить! — Джульетта стиснула кулаки, лицо ее, обычно сдержанное, сейчас было искажено яростью. Голос дрожал. В безупречном темно-синем костюме и такого же цвета туфлях-лодочках, с волосами, стянутыми на затылке в тяжелый узел, она выглядела образцом идеальной деловой женщины… вот только в глазах ее блестели слезы. — Я больше не стану этим заниматься. Найми кого-нибудь другого, того, кому доверяешь… потому что мне ты явно не доверяешь! Майкл отшатнулся, застигнутый врасплох ее вспышкой. И, шагнув к сестре, мягко произнес: — Послушай, cara, я не хотел… — Молчи! — Джульетта резко отпрянула от стола. — Мне осточертело терпеть, как ты со мной обращаешься! Когда тебя нет, я вполне гожусь на то, чтобы управлять «Ла дольче фамилиа», но стоит тебе сунуть нос в дела компании, ты втаптываешь в грязь все, на что я потратила столько усилий: уважение, взаимное восхищение, отношение к труду. — Ты несешь ерунду. Я действую исключительно на благо компании. — Понимаю, — кивнула Джульетта. — Что ж, в таком случае, думаю, впредь ты обойдешься без меня. Я ухожу с поста исполнительного директора. Решение вступает в силу немедленно. Найди себе другого раба, им и помыкай. A, merda! Венеция вдруг подскочила к Майклу и неистово погрозила ему пальцем. — Почему ты вечно всеми распоряжаешься? — гневно вопросила она. — Ты наш брат, а не отец! Майкл стиснул зубы. — Да, наверное, будь я отцом, я бы не позволил тебе резвиться, наряжая живых куколок Барби, и называть это профессиональной карьерой. Наверное, будь я отцом, я заставил бы тебя занять положенное место в компании и не сваливать всю тяжесть трудов на Джульетту. Венеция чуть ли не зашипела, как Данте, раскачиваясь на трехдюймовых каблуках красных туфелек. — Я так и знала! Да, я всегда знала, что ты пренебрежительно относишься к моим успехам! Мода — это гигантская индустрия, Майкл, и я сама, без посторонней помощи сделала себе имя в бизнесе, где конкуренция очень высока. Но нет, только потому, что я предпочла заниматься делом, которое мне нравится, ты мои достижения ни в грош не ставишь. Ты не уважаешь никого из нас! — Zitto! ^[33]Прекратите закатывать девчоночьи истерики! Что бы я ни делал, я всегда думаю только о благе семьи. Венеция презрительно ухмыльнулась и схватила сестру за руку. — Кем ты себя считаешь, а? Ты командуешь нами, точно малыми детьми, не желаешь уважать наши поступки и решения и при этом притворяешься, будто делаешь все это из любви к нам! Мы здесь сами устраиваем собственную жизнь и до сих пор прекрасно с этим справлялись — без твоего участия. Острая боль пронзила грудь Майкла, и ему стало трудно дышать. — Как могла ты такое мне сказать? И это после всего, что я для вас сделал? — Ты нам больше не нужен, Майкл! — Венеция тряхнула головой и повлекла Джульетту к двери. — Быть может, тебе пора вернуться в Америку. Твой дом теперь там. — Они ушли, захлопнув за собой дверь. Майкл остался стоять в сокрушительной тишине, посреди осколков своего прежнего бытия. Чувствуя, как кровь тяжело и гулко стучит в висках, он расхаживал по комнате и пытался понять: что же пошло не так? Самообладание, которое он взлелеял в себе с такой тщательностью, чтобы оберегать и хранить своих родных, отступало под натиском бури чувств. Джульетта всегда была хладнокровна и рассудительна, но боль, вспыхнувшая в ее глазах, когда Майкл опроверг ее право решать, поразила его до глубины души. Неужели он совершил ошибку? Неужели ему следовало уступить, пускай даже и понимая, что ее решение не самое блестящее, и позволить ей потерпеть провал? Дверь приоткрылась. В комнату заглянула Мэгги: — Послушай, мне скучно, и я хочу вернуться домой. Я дважды была в кафетерии, поболтала с секретарем Джульетты и достаточно впечатлилась уровнем вашей организации. Все обязанности преданной супруги я исполнила, а посему удаляюсь. Майкл вынудил себя согласно кивнуть, но Мэгги запнулась и шире приоткрыла дверь: — Что случилось? — Ничего, — отмахнулся Майкл. — Ступай, увидимся дома. Рыжая чертовка пропустила его слова мимо ушей и как ни в чем не бывало вошла в комнату. — Ты поссорился с сестрой? Надо было выставить ее за дверь и не посвящать в семейные неурядицы… но Майкл не сумел удержаться. — Точнее говоря — с сестрами. Я высказал возражение против рекламной кампании, которую подготовила Джульетта, и они с Венецией — как это говорите вы, американцы? — пошли вразнос. — Ага, понимаю. Мэгги со смущенным видом покосилась на дверь. Майкл ждал, что она сейчас выскользнет наружу, но Мэгги переминалась на месте, обхватив ладонями фотоаппарат, который словно стал ее неотъемлемой частью. — Это и есть материалы кампании? С этими словами Мэгги направилась к столу. Короткая юбка и туфли на высоких каблуках подчеркивали длину ее стройных ног… И Майкла молнией пронзило воспоминание о том, как эти ноги обвивали его бедра, покорно сливаясь с ним в дурманящем ритме. — Да. Она устарела. Я сказал им, что нам нужна сексапильная реклама, в которой еда приравнивается к сексу. Американцам нравятся шокирующие намеки. Такая реклама будет иметь успех. — Хм! — Мэгги быстро просмотрела фотографии и захлопнула папку. — Ладно, увидимся дома. Черт бы ее побрал! Майкл едва не поперхнулся собственными словами, осознав, насколько для него важно мнение Мэгги: — Что ты об этом думаешь? — О кампании? — Да. Я прав? Мэгги развернулась на каблуках и в упор взглянула на него. Косая челка почти прикрывала один глаз. Эротичность этого взгляда тем верней побудила его сосредоточить все мысли на бизнесе, а не на том, как минувшей ночью эта женщина тихонько постанывала под его ласками. — Да, прав. Майкл шумно выдохнул и расправил плечи, радуясь тому, что принял верное решение. — Я так и думал. — Но твоя идея мне тоже не нравится. Он нахмурился: — Scusi. ^[34] Мэгги вскинула руку, точно отмахиваясь от него, и сморщила нос: — Шокирующая реклама может иметь успех, но не для семейной пекарни. Твоей маме такое не понравится. — Понятно. — Майкла охватила холодная неприязнь. — Что ж, спасибо за высказанное мнение, но тебя все это совершенно не касается. До встречи. В глазах Мэгги вспыхнуло раздражение. Швырнув сумочку на стол, она выхватила фотоаппарат. Как всегда решительно, женщина, которую Майкл прозвал tigrotta, подошла к нему, поднялась на цыпочки и оказалась с ним лицом к лицу. — Стало быть, так ты обращаешься со своими сестрами, когда их мнение приходится тебе не по вкусу? Неудивительно, что они взбунтовались! Поверь, я прекрасно помню, где мое место. У меня нет ни малейшего желания ввязываться во всю эту бредятину, но ведь ты делаешь одну ошибку за другой. Ради бога, Граф, проснись! Ты относишься к своим сестрам свысока, а им такое отношение ненавистно. Джульетта прекрасно способна справиться с ведением дел и без твоего участия, но ты, вместо того чтобы отнестись к ней с должным уважением, оспариваешь все ее решения. — Хватит! — Майкл угрожающе сдвинул брови. — Ты не имеешь ни малейшего понятия о чувствах моих сестер. — Шутишь? — невесело засмеялась Мэгги. — Да ведь это ясно, как дважды два. Они обожают тебя, можно сказать, обожествляют. Им только и нужно, чтобы старший братец уделил им капельку благодарности. Капельку уважения к тому, чего они достигли. Тебе известно, что Венеция считает, будто в твоих глазах она посмешище? Она может одевать знаменитостей и пользоваться уважением в сфере своей деятельности, но все это ничего не значит, потому что ты не признаешь ее успеха. А Карина? Она любит рисовать, но ты называешь это занятие миленьким хобби, гладишь ее по головке и заставляешь учиться бизнесу. У нее огромные задатки, и она мечтает развивать свой дар, но ей нужно твое одобрение. Ты не видишь ее, не видишь женщину, в которую она превращается. А Джульетта постоянно борется с мыслью, что она самозванка и никогда не станет настоящей хозяйкой компании. Ты вынудил ее усомниться в собственном призвании. У Майкла задергалась щека. — Я уважаю своих сестер и люблю их больше, чем ты можешь представить. Dios, да они — моя жизнь! Я пожертвовал всем, чтобы они были счастливы. Лицо Мэгги внезапно смягчилось. — Знаю, — прошептала она. — Ты сделал все, что мог бы сделать отец. Ты поддерживал их деньгами, дисциплиной и добрым советом. Ты оберегал их от беды. Ты позаботился о том, чтобы они все делали правильно и ни в чем не нуждались. Вот только, Майкл, ты забыл о самом главном. Твоим сестрам не нужен суррогатный отец. Им нужен старший брат, который и пошутит с ними, и подбодрит, и даст проявить свои лучшие качества. Самим, собственными силами. Майкл, твоим сестрам больше не нужно, чтобы ты оберегал их. — Мэгги коснулась ладонью его щеки, и нежность этого прикосновения проникла в самое его сердце. — Они просто хотят, чтобы ты сказал, что любишь их. Именно такими, какие они есть. Слова ее потрясли Майкла до основания и сорвали с его глаз повязку, которой он лицемерно прикрывался от действительности. Мэгги подняла фотоаппарат. — Вот каким я вижу образ «Ла дольче фамилиа», — произнесла она, показывая снимок на экране. На снимке была мать Майкла. Она стояла в своей уютной кухне, обеими руками прижимая к груди чашу для миксера, и на лице ее было мечтательное выражение. — Не сравнение еды с сексом, а вот это. Твоя мать. Ее мечты о будущем своей семьи, ее стремление быть лучшей и ежедневная борьба за качество. Вот какими должны быть ваше кредо и рекламная кампания. Завороженный, Майкл безмолвно смотрел на экран фотоаппарата. Наконец он поднял взгляд и увидел, что лицо Мэгги изменилось от нахлынувших чувств. — Как же тебе повезло, что они у тебя есть. Ты ошибешься, а они тебя простят. На то и семья, верно? — Голос Мэгги дрогнул, замирая, словно она сейчас думала совсем о другом. — Мне здесь не место. Я чужая тебе. И им чужая. Так больше продолжаться не может. Она круто развернулась и выбежала из комнаты, оставив Майкла наедине со своими мыслями. Все, во что он верил, чего так старался достичь, обернулось насмешкой. Перед глазами всплыли картины прошлого, и он с трудом подавил мучительную горечь поражения. Со снимка на экране на него смотрело лицо матери. Она достойна большего. Большего, нежели то, что он сделал для нее до сих пор. Майкл выдвинул из-за стола кожаное кресло и сел. И стал медленно, один за другим просматривать все снимки, которые сделала Мэгги с тех пор, как приехала сюда. Это были не просто красивые виды. В каждом снимке она ухитрялась поймать что-то неуловимое, будь то цвет или форма, которые поражали взгляд. Майкл загляделся на кадр, в который попали его племянники — простодушное изображение четверых мальчишек, ухмыляющихся, замурзанных проказников, которые увлеченно возились с пластилином. Затем медленно отложил фотоаппарат и взглянул в лицо беспощадной правде. Он влюбляется в Мэгги. И в то же время она пугала его до судорог. Мэгги отнюдь не принадлежала к типу женщины, с которой ему пришло бы в голову провести остаток дней. Она перевернула вверх дном его душу, да так успешно, что он внутренне весь дрожал, как туго натянутая струна, и длинная череда ее предшественниц, побывавших в постели Майкла, рядом с ней выцвела и поблекла. Язвительная, упрямая, откровенная до неприличия и вместе с тем внутри настолько уязвимая, что у него заходилось сердце. И хуже всего в их сегодняшней стычке было то, что Майкл понимал: Мэгги абсолютно права. Он не исполнил своего долга. Его неотступно преследовал образ умирающего отца. Майкл мучился угрызениями совести оттого, что бросил его в погоне за своими честолюбивыми мечтаниями, а отец между тем трудился день и ночь, стремясь построить бизнес, который никогда не интересовал его детей. Грудь Майкла терзала гнетущая пустота. И все же Мэгги сказала сущую правду. Прилагая все силы к тому, чтобы привести компанию к успеху, он не желал видеть в своих сестрах равных себе. В представлении Майкла они так и остались теми убитыми горем девочками, которые отчаянно нуждались в стабильности и защите. Даже зная, как сильна духом его мать, Майкл тем менее понимал, что именно ему надлежит принять на себя роль главы семьи. Так он и поступил. Он наставлял, одергивал и направлял на верный путь. Однако при этом никогда не говорил своим сестрам, какие они молодцы. Не говорил, как он их любит. Не выслушивал их. С каждой из них Майкл поступил чудовищно несправедливо. По его вине Джульетта никак не была вознаграждена за то, что приняла должность исполнительного директора. День за днем она выполняла всю обыденную, неблагодарную работу, обреченная при этом оставаться в тени. Все самое лакомое он, как эгоистичный ребенок, приберегал для себя и никогда не поддерживал Джульетту словом и делом. Карина… Майкл до того свыкся с тем, что в семье она самая младшая, что ему и в голову никогда не приходило спросить, чего же хочет она сама. Он лишь приказывал, требовал и ожидал повиновения. Конечно же, ему было известно, что Карина любит рисовать, но лишь когда Мэгги упомянула о ее даровании, он осознал, что у Карины, вполне вероятно, может быть и собственная мечта и она даже нуждается в его одобрении, чтобы заняться чем-то, далеким от изучения бизнеса. Однако хуже всего он обошелся с Венецией. Стыд охватил Майкла, когда это признание всплыло из глубин его души и комком застряло в горле, не давая дышать. Венеция воплотила в жизнь свою мечту и стала модельером, но Майкл вечно попрекал ее за то, что она отказалась взваливать на себя бремя семейного бизнеса, и уничижительно отзывался о ее выборе. Теперь-то он понял почему. Майкл просто завидовал — завидовал тому, что Венеция сумела исполнить свою мечту, в то время как он от своей мечты отказался. Ему нужно было каким-то образом выместить свой гнев. Он всегда гордился тем, что сам решает свою судьбу и решение бросить гонки целиком и полностью принадлежало ему. Венеция не должна была расплачиваться ни за то, что осуществила свою мечту, ни за то, что Майкл не сумел этого сделать. А Мэгги? Она уже готова обратиться в бегство. Майкл понятия не имел, каким образом сможет ее переубедить, как сумеет пробиться через стену сдержанного отчуждения и проникнуть в самую ее душу. Но будь он проклят, если не приложит все силы, чтобы этого достичь! Он не позволит Мэгги сесть на самолет, пока не принудит ее к откровенности. Тогда, и только тогда сможет он понять, возможно ли, чтобы между ними что-то сладилось. Майкл сидел, окруженный осколками разбитой вдребезги жизни. Настала пора принимать решения. Прежде всего помириться с сестрами. Затем совершить прыжок в неизвестность. Мэгги обладает душой и сердцем раненого воина, и для Майкла пришло время сразиться за нее. Он должен отыскать свою поддельную жену и каким-то образом уговорить ее остаться. ГЛАВА 10

Мэгги лежала на кровати, неотрывно глядя в потолок. Ее решение твердо и окончательно. Что есть духу сматываться из этого гиблого места. С той самой минуты, когда она ступила на порог дома Конте, ее уравновешенное существование покатилось под откос. Она оказалась втянута в семейные драмы и, что самое странное, не осталась к ним равнодушной. Это абсолютно недопустимо. Ей необходимо научиться держаться как можно дальше от Майкла Конте и свыкнуться с сознанием того, что вскоре он навсегда исчезнет из ее жизни. Он больше не будет вертеться вокруг Алексы. Мэгги наплевать, каким образом он выкрутится, чтобы исполнить свою часть сделки. Уж она позаботится, чтобы он сдержал слово. В любом случае последнее, чего ей не хватает в жизни, — сходить с ума по какому-то типу, одержимому мечтами, которые ей совершенно чужды. Разве не так? Мысли завертелись в смятенном вихре, и Мэгги, перекатившись на бок, застонала. С чего это вдруг она начала сомневаться в собственных силах? Изначальное решение переспать с Майклом и таким образом выбросить его из головы ни к чему хорошему не привело. Хватило одной только ночи, чтобы он накрепко засел в ее мыслях. Что, если она привяжется к Майклу Конте? Что, если ей в голову взбредет нелепая идея о любви до гроба? Ну да, Майкл способен неоднократно довести ее до оргазма, и с точки зрения физиологии все было бы восхитительно… но как же быть с душой? Сумеет ли ее душа справиться с таким потрясением? Ну уж нет! Пускай ее назовут трусихой, но, когда Майкл вернется, она первым же рейсом отправится домой. Скажет, что у нее заболела мать. Или выдумает басню о внезапной смерти какого-нибудь родственника. Какого-нибудь дядюшки, с которым она сто лет не виделась. Что угодно, только бы оказаться подальше отсюда. В дверь постучали. Мэгги резко села, вздрогнув от испуга. — Кто там? — Это Карина. Можно войти? — Да, конечно. Девушка впорхнула в комнату и устроилась на краю кровати. Мэгги улыбнулась, увидев, как радостно сияет ее лицо. Пускай ненадолго, но Карина поборола свою привычную угрюмость и казалась сейчас совершенно беззаботной. Макияж был наложен тщательнее, чем раньше, а одежда, по крайней мере отчасти, подчеркивала фигуру — в отличие от мешковатых джинсов и футболок, в которых Карина обычно щеголяла. Ей Мэгги сумела помочь. Хотя бы в этом деле она не напортачила. — Как прошел вчерашний ужин? — спросила Мэгги. — И прежде чем ответить, учти, что вариант должен быть только один — «прекрасно». Мне вчера пришлось иметь дело с твоими малолетними родственниками, и я до сих пор не могу прийти в себя. Карина рассмеялась и закинула ногу на ногу. Глаза ее загорелись восторгом. — Мэгги, это было потрясающе! Мне ужасно понравилась Сьерра, просто уж-жасно. Она такая классная! И просто красавица! А парни вели себя очень мило и вежливо. Нас было много, так что я не испытывала никакой неловкости, и знаешь что? Они сказали, что из меня вышла бы отличная фотомодель! — Так и есть, Карина, — улыбнулась Мэгги, — но я не уверена, что тебе понравилось бы это занятие. Лично я думаю, что тебе стоило бы продолжить обучение в колледже и всерьез заняться рисованием. У тебя талант. — Спасибо. — Лицо девушки порозовело. — Ну да, Майкл и мама, наверное, были бы вне себя от такой идеи… но все равно было клево, что парни всерьез считали, будто я гожусь в фотомодели. Они пригласили меня на свою следующую съемку, и мы обменялись номерами мобильников, а теперь вовсю посылаем друг другу сообщения. — Я рада, что ты завела себе новых друзей. — Я тоже. Можно тебя кое о чем попросить? — О чем угодно, если только не придется сидеть с детьми. — Можно взять у тебя шарфик? Светло-голубой, если найдется. Я хочу примерить новый костюм, и мне нужен какой-нибудь симпатичный аксессуар. — Карина сморщила нос. — Венеция на стенку лезет, когда я беру у нее что-нибудь поносить, а у Джульетты весь гардероб только в деловом стиле. — Конечно можно. Я прихватила с собой несколько лишних шарфиков. Дорожная сумка стоит в стенном шкафу. Бери, не стесняйся. Карина защебетала, описывая вчерашний вечер во всех подробностях, и Мэгги оперлась затылком об изголовье кровати, расслабленно погружаясь в ритуал одалживания одежды и чисто женской болтовни. Карина охала и ахала над охапкой ее шарфиков, отобрала для себя два из них… и вдруг замерла. — Что это? Мэгги подняла голову — и сердце ее застыло. Карина держала в руках книжечку в ярко-лиловом тканевом переплете. Девушка с любопытством уставилась на свою находку, а затем раскрыла книжку. — Не надо! — Мэгги неуклюже перевалилась на бок, пытаясь выхватить у нее добычу. — А в чем дело? Что это, любовный приворот? Боже мой, точно! Отпад! О господи! Воспоминание о том пьяном вечере обрушилось на мозг, словно удар бейсбольной биты, и у Мэгги тотчас разболелась голова. Да, она поддержала Алексу, когда подруга воспользовалась этим любовным приворотом. Да, Алекса в итоге стала женой брата Мэгги, и они счастливы. Только приворот здесь совсем ни при чем! По сути, Ник — полная противоположность всему, о чем изначально просила Алекса… но когда Мэгги указала на этот факт, подруга лишь рассмеялась и заявила, что Мать-Земля все равно дала ей то, что нужно. Алекса принудила Мэгги взять книжку с приворотами и пустить ее в ход. Мэгги вначале отнекивалась, но в конце концов сунула книжку в сумочку и напрочь о ней забыла. До того самого вечера. До той минуты, когда Мэгги ясно осознала, что, скорее всего, никогда не найдет себе мужа по сердцу, никогда не обзаведется детьми и проживет остаток жизни в одиночестве. Затем она выпила невесть сколько порций «Маргариты», посмотрела сентиментальный фильм и извлекла на свет эту самую книжку в лиловой обложке. Далее она развела в гостиной огонь и составила злополучный список. При мысли о том, какие именно качества она желала найти в своем суженом, Мэгги крепко зажмурилась, пытаясь отрешиться от постыдного воспоминания. Глупая, инфантильная выходка! Разумеется, любовные привороты — полная чушь, но после того, как разведешь костерок в собственной гостиной и подожжешь на нем список качеств идеального мужчины, почему бы и не спрятать лист бумаги под кроватью? Алекса об этом так ничего и не узнала. Едва ли не первый случай, когда Мэгги что-то скрыла от своей лучшей подруги. Лучше сохранить эту тайну на случай, если и впрямь что-то произойдет. Так или иначе, мужчины, который обладал бы всеми этими качествами, в мире попросту не существует. С тем же успехом она могла бы отыскать в словаре слово «герой» и пожелать, чтобы за окном ее квартиры появился Супермен. У Мэгги совсем вылетело из головы, что, стремясь поскорей забыть о своем поступке, она затолкала книжку с любовными приворотами на дно дорожной сумки. И вот теперь неприглядная истина в ярко-лиловой обложке издевательски напоминала ей о давнем приступе помешательства. — Карина, честное слово, это ерунда. Я и забыла, что она валяется в сумке. — Мэгги засмеялась, но даже сама услышала, как делано прозвучал этот смех. — Подруга подарила мне эту книжку шутки ради. — А ты пробовала то, что здесь написано? — Карина перелистывала страницы. — Приворожила кого-нибудь? Именно так ты нашла Майкла? Волна стыда накрыла Мэгги с головой и поволокла ее в глубину, точно морской отлив. — Нет, конечно же нет! Говорю же, это был шутливый подарок, и я попросту забыла от него избавиться. Глаза Карины округлились. — Можно, я возьму эту книжку себе? Мэгги стиснула кулаки и с ужасом воззрилась на ненавистный призрак в лиловой обложке. — Что? Нет-нет, это же глупости. Никаких любовных приворотов не существует, а если твой брат узнает, что я дала тебе книжку о ворожбе, он меня прикончит. — Вовсе это не ворожба! Здесь написано, что нужно составить список всех качеств, которые хочешь найти в своем суженом, потом исполнить ритуал — и он явится к тебе во плоти. — Силясь подавить панику, Мэгги смотрела, как она жадно листает книжку. — Ух ты, а здесь сказано, что нужно разжечь огонь в честь Матери-Земли! Мэгги, ну пожалуйста! Такая отпадная штука! Честное слово, я никому не скажу! Мэгги хватала ртом воздух, точно бессловесная рыба. И почему только она сразу не избавилась от этой пакости? Вот уж воистину — не рой яму другому… Нет, она точно убьет Алексу за то, что та заставила ее взять эту книжку. Определенно убьет. — Ну, Мэгги!.. Она с растущим предвкушением воззрилась на лиловую дрянь, словно ожидая, что та вот-вот исчезнет в облачке дыма. Как бы не так! Ничего не скажешь, день удался — начиная с утреннего знакомства с чокнутым котом. Мэгги прикрыла глаза, от души надеясь, что не совершает сейчас самую большую ошибку в своей жизни. — Ладно, бери. Только никому не рассказывай. Ты ведь понимаешь, что это шутка, верно? Ради бога, Карина, скажи, что не помышляешь принять эту ерунду всерьез, иначе я сию минуту выброшу ее ко всем чертям! Карина покачала головой и торжественно подняла руку: — Обещаю. По-моему, это просто забавно. Когда книжка мне надоест, я от нее избавлюсь. Спасибо, Мэгги! Она выпорхнула из комнаты и захлопнула за собой дверь. Мэгги перекатилась на живот и уткнулась лицом в подушку. Хватит. Праздник жалости к себе — постыдное зрелище, особенно если это твой праздник. Она сейчас же начнет собирать вещи, закажет билет на самолет и уберется восвояси. В дверь постучали. Мэгги приглушенно застонала в подушку: — Оставьте меня в покое! — Мэгги, я вхожу. Майкл! Она вскочила как ужаленная. Может, это и к лучшему. Не придется откладывать ссору в долгий ящик. Майкл накричит на нее за то, что вмешалась в его семейные дела, она заявит, что ни минуты лишней здесь не останется, а потом они придут к какому-нибудь соглашению и оба смогут получить то, что им нужно. Мэгги поправила волосы и сделала глубокий вдох: — Входи. Майкл шагнул в комнату и прикрыл за собой дверь. У Мэгги екнуло сердце, во рту мгновенно пересохло. Его присутствие словно вытеснило из комнаты весь воздух, заполнив ее аурой мужественности, которая была неотъемлемой частью его существа. В сознании Мэгги родилась безумная мысль: сорвать с него одежду и отдаться ему прямо здесь и сейчас. Пока она еще не уехала отсюда. Она подавила этот порыв и осталась спокойна. Майкл сверлил ее обжигающим взглядом черных глаз, словно дожидаясь, пока она заговорит первой. — Полагаю, ты пришел поскандалить. — Сейчас — нет. — Губы его дрогнули. От воцарившегося молчания ощутимо повеяло опасностью. Искра чувственного влечения вспыхнула между ними, побудив Мэгги отодвинуться от него. Чуть-чуть, самую малость. — Вот как… Это хорошо, потому что сейчас я не в настроении скандалить. День выдался паршивый. — У меня тоже. Я намерен это исправить. Мэгги услышала глухой стук и поняла, что Майкл сбросил туфли. Элегантная рубашка туго обтягивала его широкую грудь и мускулистые руки. Мэгги стиснула кулаки, подавляя жгучее желание коснуться его, ощутить под пальцами эти твердые выпуклые мышцы. И, не колеблясь, выпалила: — Майкл, нам надо поговорить. Я хочу вернуться домой. Он изогнул бровь, но смолчал. Медленно развязал узел темно-синего галстука, стянул его с шеи и уронил на пол. — Почему? Мэгги приоткрыла рот: — Хм, дай-ка подумать… Потому что вся эта поездка оказалась катастрофой. Потому что я несчастна, и ты тоже несчастен, и из-за нас вся жизнь вашей семьи летит кувырком. Потому что я ненавижу ложь и больше не в силах изображать перед всеми твою любящую и послушную женушку. Я придумаю какое-нибудь оправдание. Например, скажу, что умер родственник. Какой-нибудь четвероюродный брат или дядя, с которым давно потеряна связь, так что меня не будут мучить угрызения совести. Думаю, мы довольно ясно дали понять, что готовы скрепить наш брак венчанием, и, я уверена, сумеем сохранить нашу тайну до свадьбы Венеции. Майкл наклонил голову к плечу, словно вслушиваясь в ее слова, затем медленно сдернул резинку, которой были стянуты на затылке его волосы. Высвобожденные пряди упали на плечи, обрамляя черной завесой лицо. От этого жеста бедра Мэгги напряглись, и в глубине между ними всколыхнулся томительный влажный жар. Ей до боли хотелось сфотографировать Майкла вот таким. Первобытная, опасная мощь под покровом цивилизованной одежды. Господи, как он прекрасен! Она торопливо продолжала, лихорадочно пытаясь побороть опаляющий натиск желания: — Собственно говоря, если ты вправду хочешь, чтобы я приехала на свадьбу Венеции, пожалуйста, я приеду. Я дала тебе слово и намерена выполнить свою часть сделки. — Мэгги смолкла, беспомощно глядя на Майкла, уверенная, что с ней сейчас ведут какую-то игру, но при этом не соизволили просветить ее насчет правил. По губам Майкла скользнула медленная улыбка. — Паническое бегство, la mia tigrotta? — промурлыкал он. — Я разочарован. Всего одна ночь — и ты уже не в силах совладать с собой? — Это ты, Граф, не в силах совладать с правдой! — задохнулась от возмущения Мэгги. — Мне обрыдло по примеру твоих домочадцев ходить вокруг да около твоей персоны! Пора бы тебе очнуться, прямо и без уверток взглянуть на то, как ты судишь сестер, и признать: ты настолько любишь держать все в своих руках, что готов на что угодно, лишь бы сохранить свое положение! — Ты права. Майкл уверенными, быстрыми движениями пальцев расстегнул верхние пуговицы рубашки. Мэгги вздрогнула. Черные завитки жесткой поросли. Оливково-смуглая кожа. Плоские соски, выпуклые мускулы груди. — Э… прости, что ты сказал? — Я сказал, что ты права. Я поговорил с сестрами и попросил у них прощения. Я согласен со всем, что ты сказала сегодня в комнате для переговоров. Потеряв дар речи, Мэгги могла лишь смотреть, как он непринужденно, одну за другой расстегивает пуговицы на рубашке. Пресс кубиками. Узкая полоска черных волос, волнуя воображение, уходит под пояс брюк. Рот Мэгги наполнился слюной, как при виде любимого лакомства, мысли затуманились. Майкл выдернул рубашку из брюк, и она распахнулась. — Что… что ты, черт побери, делаешь? — выдавила она. — Собираюсь переспать с тобой. Рубашка полетела на пол. Майкл расстегнул пряжку пояса на брюках, протянул ее через петли и дернул вниз язычок молнии. Мэгги жадно пожирала взглядом обнажившееся перед ней воплощение мужского великолепия. Майкл положил руки на бедра. — Иди сюда. Сердце Мэгги застучало так сильно, что казалось, жилы вот-вот лопнут под напором крови, а затем неистово забилось, пытаясь поспеть за разбушевавшимися гормонами. — А… — только и сумела промямлить она. — Хм, как же это я не проделал такого раньше? Кто бы мог подумать, что ты способна лишиться дара речи? С этими словами Майкл схватил ее за руку и рывком стащил с кровати. Чувственная сила этого соприкосновения поразила Мэгги, словно удар током. Ошеломленная, она не стала сопротивляться и оказалась лицом к лицу с Майклом. — Скажу начистоту, la mia tigrotta. Я намерен уложить тебя в постель. Я намерен сорвать с тебя одежду, глубоко проникнуть в тебя и столько раз довести до оргазма, чтобы ты оказалась в состоянии только твердить мое имя, умоляя меня сделать это снова. — Майкл бесцеремонно запустил пальцы в ее волосы. Затем он навис над ней, и жаркий взгляд его черных глаз сулил все мыслимые удовольствия разнузданной страсти. — Capisce? — Я, наверное, не… Майкл запечатал поцелуем ее рот. Разум Мэгги еще цеплялся за остатки здравого смысла, а тело уже мгновенно и безоглядно предалось его власти. Она упивалась напористыми ласками его языка и, приникнув к Майклу, требовательно впивалась ногтями в его плечи. Не прошло и минуты, как ее одежда вслед за одеждой Майкла полетела на пол. Мэгги жадно вдыхала запах его кожи, опьянялась чувственным вкусом его рта. Нестерпимый жар уже полыхал между ее увлажнившимися бедрами, и все ее тело изнывало от нетерпения, готовое принять его в себя. Майкл издал глухой стон, больше похожий на рычание, и проворно натянул презерватив. На сей раз он потребовал, чтобы Мэгги опустилась на четвереньки, затем властно раздвинул ее бедра и одним ударом вошел в нее. Мэгги закричала, ощутив внутри себя его восхитительно тугую плоть, и подалась вверх, стремясь усилить удовольствие. Майкл проник в нее так глубоко, что деться было уже некуда. Задыхаясь, она попыталась было отступить, но Майкл, точно почуяв ее намерения, подсунул под нее руку и принялся перекатывать между пальцами кончики ее сосков, постепенно замедляясь. Нарочито неспешный ритм его легких движений неуклонно приближал Мэгги к финалу, но при этом не давал ей взмыть на вершину наслаждения. Мэгги застонала и попыталась ускорить ритм. — Ты чего-то хочешь? — жарко выдохнул Майкл ей на ухо. Мэгги задрожала, как в лихорадке: — Я тебя ненавижу! — Как ты нравишься мне в этой позе! — тихо засмеялся он. — У тебя потрясающая попка. Он совершил круговое движение бедрами и применил совсем уж нечестный прием. — Майкл… — Останься. Мэгги попыталась осознать, что он сказал, но изнемогающее тело мешало сосредоточиться. — Что? Майкл гладил ее груди, легонько покусывая мочку уха. — Останься со мной до конца недели, mia amore. Обещай, что останешься. Еще немного, совсем чуть-чуть… Сладостный миг был опьяняюще близок, и Мэгги страстно жаждала, чтобы Майкл снова вошел в нее, двигался в ней, обладал ею. — Да! Останусь. Он что-то удовлетворенно пробормотал, крепко ухватил ее за бедра и наконец дал ей то, чего она так хотела. Взрыв невыносимого блаженства вознес Мэгги ввысь, сотрясая упоительными волнами все ее тело. Майкл, выкрикивая ее имя, последовал за ней… а затем они вместе обессиленно рухнули на подушку, и он прижимал к себе Мэгги так крепко, словно вознамерился никогда ее не отпускать. * * *