Подумай о нём. 4 страница

Когда ответов на вопросы не было, он называл её дурой, замахивался для острастки, а потом уходил на кухню, хлопая дверью, включал телек и открывал пиво.
Сколько Лиза себя помнит - мама и папа никогда не могли найти общего языка. Они всё время ругались, и очень часто папа поднимал на маму руку.
Мама потом плакала, сидя на маленьком диванчике в кухне, курила и пила амаретто. Папа пил где-то в гараже с друзьями.

Когда Лизе было восемь, она нашла заявление о разводе. Не подписанное, но напечатанное на печатной машинке. С фамилиями и датами.
Лиза разрыдалась и разорвала его. Лиза маму и папу любила одинаково. Лиза не могла представить, как будет жить без кого-то из них.

Так сложилось, что они так и не развелись. Когда Лиза аккуратно поднимала тему заявления, которое нашла, папа улыбался и, обнимая Лизу, говорил: " Ну куда уж мы от тебя денемся-то". И Лиза знала - она победила.

Лишь спустя много лет она поняла, что та победа, которая казалась ей когда-то такой ценной, выстраданной, оказалась натуральным поражением, разгромом и бедой.
Папа маму не любил, мама папу ненавидела.

Когда Лиза чуть подросла, родители начали на праздники разъезжаться в разные стороны. Новый год, Пасха, День рождения - они не собирались вместе.
" Я не буду праздновать День рождения, - говорила мама, - не хочу, старая уже, зачем про годы вспоминать. ".
" Да и зачем ещё тратиться, гостей звать... ", - поддакивал папа и уезжал к друзьям.

В день Пасхи подружки разбежались по домам - праздник же, семейный обед.
А Лиза никогда не понимала, как это - семейный обед.
Когда кто-то из одноклассников уезжал с родителями на дачу, Лиза, помня то напряжение, которое преследовало её в собственном доме всю жизнь, не могла понять - как вообще можно куда-то ехать с родителями?!
Когда первый Лизин мальчик позвал её в гости к своим предкам, знакомиться, она не пошла. Не хотела видеть вторых маму и папу, и ещё один такой геморрой.

Только несколько лет назад Лиза поняла, что бывают нормальные семьи.
Только ближе к тридцати пришло осознание, что не у всех дома такое, как было у неё, и не все друг друга ненавидят.
-Но знаешь, Катя, - в который уже раз, на днях сказала мне всё время пьяная Лиза, - я всё равно не хочу семью. Детей не хочу, совсем-совсем. Потому что я боюсь - боюсь, что будет так же. Что у нас не будет нормальной семьи, что не будет счастливой жизни.

-Катя, - говорит она практически шёпотом, - я, убей меня, не верю в нормальные семьи, в любовь до гроба не верю... И в то, что дети могут быть счастливыми не верю тоже.

* * * * *
Я не мать. И не мне судить.
Но я - дочь.
Я - любовница.
Я - подруга.
И я почти уже священник, судя по количеству откровений, которые ко мне приходят.
Я много видела людей.
И я могу сказать. Ответственно сказать.
И я могу ответить за каждое свое слово, написанное ниже.

Никогда, ни при каких обстоятельствах, вы не имеете права оставаться друг с другом только ради ребенка.
Если вы не любите друг друга.
Не уважаете.
Если вы не можете вместе жить.
Если вы всё для себя решили, и единственное, что вас держит - это маленький карапузик, которому " нужен отец", " нужна мать" или " нужна полноценная семья".
Не тешьте себя иллюзиями, что ваша семья полноценная, если вы уже давно осточертели друг другу.

Ребенок должен жить в счастливой семье.
Ребенок обязан видеть своих родителей СЧАСТЛИВЫМИ.
И будет в тысячу раз лучше, если ребенок будет жить со счастливой мамой, и ездить к счастливому папе на выходные, чем каждый день он будет видеть, как мама с папой ненавидят друг друга, и изо дня в день будет впитывать в себя отвратный образ семьи. На примере собственных родителей.

Все хотят как лучше. Понимаю. Но люди бывают так глупы, что всерьёз думают, будто ребёнок настолько туп, что не замечает отношения родителей друг к другу.
Он может не видеть, как папа бьёт маму, но он видит побои.
Он может не слышать плохих слов, но он чувствует атмосферу.

И поверьте, оставаясь вместе только из-за ребенка, вместо того, чтобы строить свою жизнь, вы обрекаете его на мощнейшие психологические проблемы и, быть может, невозможность когда-то построить собственную семью.
Вы будете несчастны всю свою жизнь, растрачивая её на человека, который вам противен.
Несчастны ради того, чтобы дать мнимое счастье тому, кто его не увидит.
________

Подруга друга.

prostitutka_ket

20 июня, 22: 23

Какое-то время назад у меня в Питере был прекрасный друг - Димка. С Димкой мы познакомились в 2010 году, совершенно случайно, на улице, как-то вместе забухали, да и стали дружить.
У меня тогда время сложное было, все было плохо, а Димка как-то очень регулярно был рядом.
Мы не спали. Но он знал, чем я занимаюсь. Сама рассказала.

Иногда я звонила ему, мы встречались после его работы, и шли в какую-нибудь кафешку, он кормил меня мороженым и молча слушал.
Мне в то время всегда было что сказать.
Иногда, в порывах страшных депрессий, я приезжала к нему ночами с бутылкой коньяка или бурбона, он сонный открывал мне дверь, усаживал рядом с собой на диван, давал стакан и пепельницу, хоть сам и не курил, и снова слушал.
Я говорила-говорила-говорила, а он обнимал меня за плечи, и в его руках я как-то незаметно засыпала.
Он перекладывал меня на кровать, сам ложился на диван, накрывшись пледом, а утром я просыпалась, когда он был уже на работе. Он оставлял мне на тумбочке ключи.

Когда мне не было совсем плохо, я выключала эгоизм и слушала его - байки с работы, рассказы о новой девушке, которая понравилась, и о случайном сексе на корпоративе.
Мне казалось, что нам было хорошо вместе. Мы вместе ездили в магаз выбирать ему шорты и шлепки, вместе сидели на набережной, свесив ноги... И мы как-то подсознательно понимали, что черту дружбы лучше не переступать.
Дружбу можно испортить сексом, правда, можно.

Уже в феврале 2011 года я как-то приехала к нему ночью, вся в слезах. Это было то время, когда мне абсолютно не хотелось жить. Лиза была в загуле, Машка - где-то в очередной влюбленности, Лика - безвылазно под домашним арестом “любящего” мужа.

Я приехала к нему ночью.
Он открыл дверь, показал мне пальцами знак хранить молчание, проводил на кухню, поставил передо мной стакан и бутылку вина и сказал, что у него там важный разговор по скайпу, и я должна посидеть тихонечко.
Я сидела и пила вино.
Димка влюбился. Влюбился в девушку из Москвы, и они стали общаться в скайпе по ночам.
Я была рада за него, искренне рада. Он был один уже пару лет, после развода, и наконец-то в его глазах загорелся огонек.

-Что опять случилось, Катя? - спросил он однажды спокойно, как психотерапевт.
-Выпей со мной, Димка, я хочу рассказать тебе, как все было.
Мы пили много. Пили вдвоем, а я начала рассказывать ему свою жизнь, в подробностях, начиная с того момента, как я себя помню. Лет с пяти. Не все, совсем не все. Отдельные отрывки, обрезки памяти, бессвязные куски. Я так мало помнила из детства.
Я говорила всю ночь, я перескакивала с года на год, а потом вспоминала что-то, и возвращалась обратно.
Дима был первым человеком, которому я рассказала свою историю с самого начала до самого конца. Первым и единственным до сих пор.
Мне кажется, что я не смогу повторить ее так подробно уже никогда.
Пока я говорила, я вспоминала такие вещи, которые, возможно, сама бы никогда не вспомнила. Какие-то безумные истории 20-ти летней давности, моменты из детства. А ведь я думала, что то время в моей памяти заполняла пустота.
Дима рыдал вместе со мной. Всю ночь.
На работу утром он не пошел.

* * * * *
В мае я сказала Димке, что завела блог. Я говорила ему: “Смотри, смотри, у меня уже 30 читателей! ”
В июне его любимая женщина приехала к нему.
Я тогда совсем не видела его. Он звонил, извинялся, говорил, что не может приехать - ОНА ревнует.
Говорил, что мы встретимся как-нибудь днем, звал приехать в обеденное время к офису.
Я приехала пару раз. Мы поговорили ровно час. Оба раза.
И в этот час он сидел и настрачивал ответы на ее смски.

Я всё лето пыталась встретиться с ним. Мне так хотелось посидеть, поговорить, высказаться, возможно, заткнуть свой эгоизм. Я привыкла к его тихому голосу, к его спокойствию, уравновешенности. Я привыкла к его доброте.
Я любила нашу дружбу, которая растворялась на моих глазах. Он понимал меня. И никогда не судил.

Потом он рассказал ЕЙ, что у него есть подруга, с которой никогда ничего не было и никогда ничего не будет. Она попросила, чтобы он больше со мной не общался, мотивировав это тем, что я - женщина.

В сентябре того же года Димка переехал в Москву.
Я видела его с тех пор два раза. Два раза за два года. Второй раз - совсем недавно, за пару дней до его свадьбы. На два часа. В Москве.
Он все такой же добрый и спокойный, он говорил, что гордится тем, чего я достигла и что сделала.
Мы попрощались, как всегда, поцеловавшись в щеки.
И я поняла, что Димки у меня давно уже нет. И от этого стало так пронзительно грустно...

* * * * *
Я думаю все время о том, как быстро и безапелляционно женщины, новые любовницы, девушки, будущие жены, отбирают у других женщин друзей.
Как легко произносится фраза: “Не общайся больше с ней! ” или: “Больше никаких подруг, у тебя семья! ”.
И как легко мужчины соглашаются расстаться с прошлым. Друзей оставляют, а подружек - к е*беням. И только тихое: " Прости, но я же с ней живу” …

В моей жизни, как ни странно, много было мужчин-друзей, мужчин-приятелей. Их всех забрали...

Поговорите со мной об этом.
Я не права? Я эгоистка?
Дружба между мужчиной и женщиной не имеет права на существование?
Вы тоже так всегда делаете - находите партнера для жизни, и разгоняете всех друзей противоположного пола?
Вы тоже так же говорите своему мужу/жене, парню/девушке: “Не общайся больше с ней! ”
Вы тоже ведете себя, как о*уевшие собственники(цы)?

Расскажите мне. Я хочу знать.

________

Гришка.

prostitutka_ket

10 июля, 21: 26

Я уже давно привыкла к тому, что со мной разговаривают. Нет, я понимаю, звучит смешно, и вы сейчас скажете, мол, совсем Катька сдурела - тоже мне, невидаль, со всеми разговаривают.
Но я не об этом. Со мной часто разговаривают незнакомые люди. Ну, то есть, с большой вероятностью заблудившийся гость города из всего потока людей выберет именно меня, чтобы спросить, куда идти. И не просто выберет, а ломанётся, спотыкаясь, через три ряда людей, ко мне.
Как Машка говорит, мол, " неудивительно, что к тебе пообщаться идут, у тебя ж на лице - ну просто родовая травма"...

Или, скажем, выхожу из магазина, пакеты тяжёлые, жарко. И так хочется посидеть, но ни одной скамейки. И я сажусь на скобу, которую зарывают в асфальт, чтобы не парковали машины. Пакеты ставлю рядом, выуживаю из одного огромный персик, из другого - свежую газету. И сижу, читаю, ем.
-Девушка, - слышу прямо перед собой, - здравствуйте, девушка!
Поднимаю глаза, стоит дед, улыбается во все оставшиеся восемь.
-А здравствуйте! - говорю.
И он мне:
-Девушка, читайте вслух!
Смеётся и топает дальше.
И я тоже смеюсь вслед уже уходящему деду.

Или вот к кому обратится подвыпивший гражданин в вечернем метро? Гражданин войдёт, обведёт всех взглядом, а в итоге пристроится аккурат рядом со мной, и я целых пять остановок буду слушать про то, как он позавчера выдал замуж дочь, слава богу, а то уж думал, не пристроит никогда, с таким-то характером!
Когда мне пора будет выходить, гражданин достанет из пакета помятый черно-жёлтый банан (который окажется нереально вкусным), вручит его мне и прослезится.
Чё уж, дочка выросла давно, а подарки от зайчика ещё остались.

И ко мне обратится в парке моложавая старушка. Скажет: " Доча, а возьми газетку, почитаешь. "
Попадание беспроигрышное. Я всегда готова взять газетку, флаерок, журнальчик.
В конце концов, в бесплатных газетках часто печатают пару таких же бесплатных анекдотов.
И я беру газетку и просматриваю тут же. Мне некуда торопиться, у меня лето и парк.

А она, старушка, тут же фоллует меня прийти на какую-то чудо-кровать - новейшая разработка: ты лежишь, тебя греет, все болезни уходят сами.
А потом мы вдруг как-то вдруг начинаем говорить про греющие турмалиновые коврики, и она рассказывает, как у неё прошёл радикулит и нормально заработала почка, та самая, простреленная ещё в Афгане.
И мне становится интересно. Потому что это так странно по ощущениям: вот стоит старушка, в которую кто-то когда-то стрелял.
Люди, наверное, интуитивно находят тех, кто готов слушать.

И я узнаю, как она врачом поехала в Афган, с мужем. Не повезло. Вернулась с простреленной почкой.
А муж потом уже ушёл, в начале девяностых, да и ладно, не сильно-то и горевала; он до сих пор вместе с той живёт.
Но жизнь всё равно удалась, дети хорошие выросли, внуки уже.
А на чудо-кровати стоит прийти, полежать...

Мимо нас идёт девушка с огромным барбосом - кавказец.
И мы начинаем говорить про собак - где люди их держат, таких огромных, в городских квартирах? Там ведь только меха - полсобаки.
И старушка говорит вдруг:
-Вот и у нас такой же был, Гришка.
И я спрашиваю, скорее не из интереса, а так просто:
-Что, в частном доме жили?

-Да нет, - отвечает старушка, - это не здесь, это я ещё маленькая была, я ж вообще с Дальнего Востока... У меня отец оттуда - красивый такой мужик был, суровый, огромный!
Так вот Гришка - это у нас во дворе пёс жил, вот вроде этого (она кивает вслед уходящему кавказцу), тоже - не собака, а мех сплошной. Дворняга, конечно, какая там порода.
Ох, с этим Гришкой история случилась - сейчас-то уже, вроде, больше полувека прошло и смешно даже, а тогда знаешь, как жалко было...
-А что было-то? - спрашиваю я. И мне снова интересно.

-Ну, это ещё та история! - улыбается она. - Этот Гришка, хоть и огромный, но добрый такой был, вечно с нами, с детьми, околачивался. Хоть езди на нём - никогда никого не укусил. Подкармливали, конечно, всем двором.
Непонятно, откуда прибился, но прибился уже взрослым, не щенком, это я точно помню.
Гришка этот клеймённый был - не знаю, кто и зачем на нём клеймо выжег, но заметное было, если присмотреться, несколько цифр. То ли по-пьянке кто, то ли пометили его зачем-то, не знаю.
И вдруг Гришка пропал. Совсем пропал. Обычно с нами во дворе, а тут всё - мы, детьми-то, везде вокруг облазили - нет Гришки. Расстроились, конечно, сильно.

А потом отец пришёл как-то домой в новых унтах. В добротных таких унтах. Там, понимаешь, холодно очень, унты - самая лучшая обувь зимой. Отец сам унты эти сшил, в сарайчике, он туда часто уходил, мастерил что-то.
Так вот унты....
Мех на голенищах - шикарный, густой, серо-бурый, в разводах. Очень мне понравились те унты.
Пару дней он в них походил, а раз пришёл, скинул в коридорчике, и на кухню потопал.
А я хотела их ровно поставить, в руки взяла, присмотрелась - мать честная! - клеймо на унтах!
Не сильно-то и видно его на первый взгляд, но если присмотреться - несколько цифр...

Я - в рёв, конечно. Это ж он, получается, из Гришки унты сделал! То-то мне мех сразу таким знакомым показался...
В общем, не разговаривала я с отцом недели две, что ли. Совсем не разговаривала. Извинялся он, конечно, потом сильно, оттаяла со временем.
А отец в тех унтах ещё много лет ходил. Грел его Гришкин мех...
Тогда люди, знаешь, совсем по-другому жили, иначе на всё смотрели. А что ты хочешь - пятидесятые годы, Дальний Восток, холодно очень...
Вот так-то бывает. И смех и грех...

Она сидит со мной ещё пару минут, потом вспоминает, что пора идти готовить ужин, мы прощаемся, она снова напоминает мне про кровати и коврики, я киваю, хоть и знаю, что не нужно мне ни то, ни другое, и мы расходимся, как славно поболтавшие приятели.

А я еду домой и думаю о тёплых, серо-бурых меховых унтах из огромного доброго Гришки.
И жалко мне его, и одновременно почему-то смешно.