Терри Пратчетт 13 страница

Рис Риссон был прав, думала она. Мы утратили всякое равновесие. Нам нужно бежать отсюда, от всего, что здесь есть, наружу – к свету. Конечно, думала она, ее не заподозрят. Она была неумолима в своих поисках неверных.

Тем не менее, когда она наконец побежала, ножи настигли ее, и она споткнулась. А потом в пещере осталось восьмеро и те, кто смотрит из темноты, пригляделись, чтобы понять, кто будет следующим. Наступает время, когда чистота тьмы должна быть абсолютной!

Ужасной истиной о гномах было то, что когда в их рядах происходит раскол, они раскалываются… любое отклонение от нормы считается нпосягательством на все исконно гномское.

Все прочие уже или сбежали, или мертвы, и, кто знает, сколько их еще осталось – не только в этой пещере, но во всех пещерах Убервальда. А проблема безумия в том, что безумец никогда не знает, что он безумен. Глубинники набрасывались на несогласных всей тяжестью и, судя по всему, не понимали, что это все равно что вдавливать картошку в землю, чтобы она не росла.

В наши дни, куда ни глянь, везде были комитеты – по большей части организованные с благословения лорда Ветинари. Другие княжества, большие города и города-государства не видели причин откладывать получение своего кусочка волшебства под названием «поезд» и, ухватившись за возможности, в железнодорожный бизнес входили новые и новые компании с успехом большим или меньшим, чем братья Уэсли.

Документы множились, стопки бумаг росли, и Стукпостук чувствовал себя в своей стихии, ухитряясь быть везде и вникать во все – с компетентной помощью господина Громобоя.

Были комитеты, обсуждающие промышленные стандарты, общественную безопасность, комфорт пассажиров, может ли грузовой вагон одной компании быть подсоединен к поезду другой компании, чтобы завершить свое путешествие без необходимости разгрузки[52] – и все хитросплетения финансовых и юридических механизмов, задействованных при этом.

Все предложения других бизнесменов открыть собственные железные дороги вынудили Гарри обратиться к Громобою.

Выслушав жалобы Гарри, законник заявил:

— Это вопрос патентов, сэр Гарри. Вы платите другим людям, чтобы они забивали себе головы всей этой канителью, о которой вы говорите. Мы с мистером Симнелом подали заявки на каждое из его изобретений. Но я уверен, что есть и другие способы заставить машину катиться по рельсам. Нельзя запатентовать саму идею железной дороги, как таковой, и, если вы пройдетесь по улице Искусных Умельцев, вы найдете немало людей, достаточно талантливых, чтобы создать поезд, движущийся по рельсам, не нарушив ни одного из патентов, которые я получил для вас.

Идея парового локомотива очевидна всякому, хотя бы потому, что все мы знаем, что кипящая кастрюля пытается приподнять собственную крышку. Немного ума, и юноша, наблюдающий за огнем, придет к выводу, что если он построит кастрюлю побольше, он сможет приподнять крышку потяжелее. Впрочем, как мы могли увидеть в Гадском Лесу, вскоре он поймет, что все не так просто. Не все так умны и талантливы, как Дик Симнел».

Гарри кивнул.

— Тупые деревенщины. Не чета нашему Дику и его ребятам. Все, что им по силам, это отправить свою старую мамочку доживать жизнь в богадельне, - Сэр Гарри фыркнул. Фыркнул от души.

Не подозревая о том, что его клиент немного отвлекся на мысли о обездоленной леди из Гадского Леса, лишившейся ее мальчиков – ее радости и гордости, Громобой продолжал.

— Возьмите, например, манометр мистера Симнела. Как только принцип продемонстрирован и доказан, Искусные Умельцы, как обычно – весьма хитроумные, прекрасно могут добиться тех же результатов, не нарушая патента. В этом все они – хитроумные по названию и по природе.

Громобой снова завладел вниманием Гарри.

— И прежде чем вы выйдете из себя, скажу, что это все сугубо в рамках закона.

— Что? После всего, что я сделал? После всех денег, которые я вложил? - лицо Гарри покраснело до цвета бекона. Он выглядел так, как будто ему самому не помешал бы один их манометров Дика.

Мокрист решил вмешаться.

— Гарри, вся шутка поездов в их всеобщности. Ты ставишь их на пути, и они уезжают.

Законник сладкозвучно продолжал.

— На вашем месте, сэр Гарри, я бы оставил себя заниматься всеми этими патентами и лицензиями, пока вы с мистером Симнелом будете нести пар в массы. И помните, сэр Гарри, самое главное, что вы были первым. Этого никому у вас не отнять. Вы, сэр Гарри, тот, кого – я верю – будут называть царем горы, королем вечеринки, первооткрывателем железной дороги. Гигиеническая железнодорожная компания Анк-Морпорка и Равнины Сто надежна, как банк, - тролль улыбнулся и добавил, - или, например, как я – а я бриллиантовый.

Бизнес Гигиенической Железнодорожной компании действительно стремительно расширялся, а количество ее работников росло. Гоблины из Щеботанских пустошей слали друзьям известия о возможностях в Большом Койхрене, за которые они рьяно хватались. И как только объявление Дика о его Желенодорожной академии разнеслось по газетам, после инцидента в Гадском Лесу, целые очереди людей выстраивались каждый день, чтобы записаться в подмастерья. Симнел был строг с теми, кого принял, предупреждая их, что прежде всего они должны открыть железу свое сердце. И нередко он выгонял их, если чувствовал, что они не дотягивают.

Возвращаясь из очередной инспекции Щеботанской линии, Мокрист остановился, чтобы взглянуть на последние изменения на фабрике. Маленький механический мирок поглотил подмастерьев. Уолли и Дэйв обучали их, а также проверяли, чтобы кепки всегда были достаточно приплюснутыми. Мокрист наблюдал за их блаженной механической мечтой и не мог не заметить, что они буквально окружены гоблинами – или внимающими всему так серьезно, как будто от этого зависит их жизнь, или собирающими выброшенные жирные тряпки – нечто вроде haute couture для гоблинов, знак настоящего шика в их норах.

А рядом с поездом сигнальщики сверяли числа. И еще там было мистер Симнел, как обычно сосредоточенный на своих новых изобретениях.

Когда Мокрист подошел к нему, мистер Симнел – в своей засаленной кепке и неряшливой рубашке с закатанными по локоть рукавами – вытирал улыбающееся лицо тряпкой, оставляя мазки масла на коже.

— Мистер Губвиг! Счастлив вас видеть! Мне нужно вам кое-что показать! Мы привезли эту красоту из Сто Лата вчера и собрали ночью! - Он кричал даже громче обычного. - Важнейшее оборудование! Моя разработка! Я собрал его и назвал поворотным кругом!

Мокрист едва сдержался, чтобы не закрыть уши руками, когда инженер подошел ближе. «Это все потому, что он целыми днями работает с поездами, - думал он, - ему приходится перекрикивать свист и лязг, но вот что интересно – как он разговаривает со своей Эмили? »

А что до поворотного круга, то, ну… это был круг и он поворачивался: большая металлическая плита с парой колей, проходящих через центр, которая поворачивалась с помощью большой ручки, прикрепленной к храповому механизму, примотанному, в свою очередь, к троллю, всем выражением лица выказывавшему интенсивную сосредоточенность.

Мокрист наблюдал за демонстрацией.

— Прекрасно! Это просто замечательно, Дик, но… ради всякого святого, на кой черт нам эта штука?

Дик посмотрел на Мокриста, будто тот был ребенком, и ответил:

— Разве вы не видите, мистер Губвиг? Вы заезжаете на своем паровозе на поворотный круг и - в этом суть задумки - вся конструкция разворачивается. Вы готовы ехать обратно!

И мистер Симнел пустился в пляс на медленно вращающемся железном круге, выкрикивая:

— Грандиозно! Великолепно! Мы почти у цели!

Торжественность момента особенно подчеркнуло шипение Железной Герды, словно после длительного перегона. Оно стало бы достойным завершением эксперимента, если бы не некоторое время, которое пришлось потратить на то, чтобы заставить тролля перестать крутить ручку, и чтобы Дик, который уже успел немного позеленеть от продолжительных поворотов, смог слезть.

Довольный тем, что с конкуренцией между компаниями, обслуживающими Равнину Сто, искусно управляются Громобой и Стукпостук (без сомнения при участии темных клерков), Мокрист как раз предвкушал часы домашнего уюта, когда его вызвали во дворец.

Он ничуть не удивился, застав Его Светлость поглощенным ежедневным кроссвордом. Стукпостук прошептал Мокристу:

— Знаете, у них новый составитель, и я должен с прискорбием сообщить, что он лучше прежнего. Тем не менее, Его Светлость делает все возможное.

Лорд Ветинари поднял глаза:

— Мистер Губвиг. Есть такое слово - «бенефициар»?

Вообще-то, ввиду беспутной юности, Мокрист точно знал, что это слово значит, так что он препоясал метафорические чресла и произнес:

— Как мне кажется, сэр, это слово означает кого-то, кто заключает сделку ради прибыли. Я встречал это слово однажды и оно запомнилось мне потому, что, как мне кажется, прибыль и есть - единственная цель сделки.

Ни один мускул не дрогнул на лице Его Светлости, пока он наконец не произнес:

— Совершенно верно, Мистер Губвиг, - он отложил газету и встал. - Я слышал, что линия на Щеботан почти закончена… Если Щеботанская Ассамблея будет тянуть кота за хвост, я перемолвлюсь словечком с монсеньором Жаном Немаром… одним особенным словечком. Должен сказать, мистер Губвиг, наблюдать вашу работу на пользу железной дороги было весьма отрадно, и, я уверен, мы все у вас в долгу.

— О, - сказал Мокрист, - значит ли это, что я могу вернуться к своей основной работе и видеть свою жену чаще, чем раз в неделю?

— Разумеется, можете, мистер Губвиг! Вы действовали, прежде всего, на сугубо добровольных началах. Тем не менее, теперь меня интересует железная дорога на Убервальд. Так что я спрошу, как скоро мы обзаведемся локомотивным сообщением туда? Без остановок.

Мокрист был ошарашен.

— Это невозможно, сэр. Только не без остановок. Нужно будет восстанавливать запасы воды и угля, а до Убервальда больше тысячи миль!

— Если быть точным, то тысяча дести двадцать пять миль от Анк-Морпорка до Здеца на карете, хотя я уверен, что поезд пойдет другим маршрутом.

— Да, сэр, но без остановок…

— Мистер Губвиг, если вы собираетесь рассказывать мне о не возможностях, вы очень скоро отправитесь к котятам. В конечном счете, вы - человек, который добивается результатов.

— К чему такая спешка, сэр? Ребята трудятся не покладая рук, но и для них будет удачей положить чуть больше трех миль пути в день – и это при всех деньгах, вложенных Гарри Королем. А кроме того, всегда есть непредвиденные обстоятельства, и вы знаете, что каждый город на Равнине хочет стать частью сети. Мы и так расширяемся, сэр. Кажется, что еще немного, и мы разломимся пополам.

Ветинари быстро обошел стол.

— Отлично! Тогда обе части будут работать только эффективнее! Мне кажется, мистер Губвиг, вы не совсем понимаете природу наших с вами отношений. Я прошу вас– очень вежливо – чего-нибудь добиться, памятуя при этом, что могу попросить и по-другому, а ваша работа – сделать то, о чем я прошу. И вы, в конечном счете, человек, который, несомненно, может сделать что угодно, великий мистер Губвиг, нет? И сейчас я советую вам отставить всю работу, которая не касается того, чтобы добраться отсюда до Убервальда в максимально сжатые сроки. Все прочее может и будет ждать, - он предупреждающе поднял руку. - Не рассказывайте мне о своих проблемах – рассказывайте о решениях. Хотя и о решениях говорить не надо – их просто нужно реализовывать.

— Вы не против, если я присяду? - спросил Мокрист.

— Сколько угодно, мистер Губвиг. Принесите человеку воды, Стукпостук. Ему, кажется, жарковато.

— Я должен спросить, сэр… Почему такая необходимость?

Ветинари улыбнулся.

— Вы умеете хранить секреты?

— О, да, сэр. Я хранил уйму секретов.

— Убедительно. Но дело в том, что я тоже умею. Не ваше дело, мистер Губвиг.

Мокрист сделал отчаянную попытку:

— Сэр! Даже сейчас поезда – часть жизни множества людей, особенно тех жителей Равнины Сто, кто каким-то образом вовлечен в строительство железной дороги. Мы не можем просто бросить все!

— Мистер Губвиг, что именно вам непонятно в слове «тиран»?

В отчаянии Мокрист воскликнул:

— Но у нас нет столько рабочих! Недостаточно людей, чтобы укомплектовать литейные цехи! Недостаточно людей, чтобы добывать руду! Допустим, мы найдем достаточно машин, чтобы осилить половину пути, но все дело в рабочих.

— Именно. Все дело в них. Подумайте над этим, мистер Губвиг.

— А как на счет волшебников? Могут они поднять свои жирные задницы и немного помочь городу?

— Да, мистер Губвиг, и я знаю, и вы знаете, чем это может закончиться. Оживший пар гораздо дружелюбнее магии, пошедшей наперекосяк. Нет, мистер Губвиг, мы не будем обращаться к волшебникам. Все, что вам нужно – поезд, который приедет в Убервальд вовремя.

— Вовремя - это когда, сэр?

— Как я и сказал, мистер Губвиг, очень скоро.

— Тогда у меня нет шансов. Это займет месяцы… или год… или больше.

Внезапно атмосфера охладилась до состояния льда.

— Тогда я предлагаю вам приступать к делу, - Ветинари уселся на свое место. - Мистер Губвиг, мир вращается между теми, кто говорит, что сделать что-то невозможно, и теми, кто утверждает обратное. По моему опыту, те, кто говорят, что возможно все, обычно говорят правду. Это всего лишь вопрос творческого подхода. Есть такое выражение: «Подумай о немыслимом». Разумеется, это нонсенс, но у вас, сэр, и на это хватило бы наглости. Задумайтесь об этом. А теперь, не позволяйте мне вас задерживать.

Когда за Мокристом затворилась дверь и тишина окутала Продолговатый кабинет, Патриций вернулся к своему кроссворду. Через некоторое время он нахмурился, закончил линию и отложил газету.

— Стукпостук, - спросил он, - как идут дела у Чарли Панча и Джуди? Он в порядке? Мне интересно, не согласится ли он на небольшие каникулы. Очень небольшие.

—Да, сэр, - ответил Стукпостук, - я встречусь с ним после обеда.

— Вот так мы и поступим, - резюмировал лорд Ветинари.

Все еще пошатываясь под впечатлением от последних требований Патриция, Мокрист ехал обратно в Гадский Лес с поручением от Гарри.

«Поезжай к старушке и передай ей от меня привет, - велел Гарри, - скажи ей, я был впечатлен тем, как ее мальчики пытались обуздать пар, и я приветствую их, как пионеров. Осмотрись там, погляди, что у нее есть. Раз уж всем кажется, что у меня золото из ушей лезет, тогда я считаю, мы можем назначить ей какую-никакую пенсию. Только – ради богов – не говори об этом больше никому. О, и скажи ей, я прослежу, чтоб, когда кто-нибудь запишет историю железной дороги, ее парни были на обложке. И скажи, чтоб обращалась ко мне в любое время».

Старая избушка в лесу оказалась в точности такой, как Мокрист представлял, а миссис Уэсли разрыдалась, когда он пересказал ей предложение Гарри. Она была убеждена, что сэр Гарри – что-то вроде святого или ангела, так что, если Мокрист что-нибудь понимал в людях, история о красивом жесте Гарри обречена была облететь весь лес за пару часов, а к концу дня – добраться до Анк-Морпорка. Мокрист знал, что за человек Гарри – предельно резкий, но с золотым сердцем и глазами на мокром месте. Его поступок был весь он - безо всяких скрытых мотивов. Но, тем не менее, как только новости разнесутся, он будет в каждой газете как защитник обездоленных и – следовательно – знаменитость. Не в первый раз Мокрист пожалел о своей собственной привычке видеть ангелов во всем, что случается, - хорошем или плохом.

- Сколько?!

Этот простой вопрос прозвучал как объявление войны, коим, собственно, и являлся, поскольку Гарри только что озвучили стоимость экспресс линии до Здеца.

Мокрист стоял на своем.

— Дик говорит, там повсюду железо, Гарри, но его нужно выкопать. А потом деньги понадобятся на изготовление стали, - поспешно добавил он, пока Гарри не спустил их с лестницы.

— Вкладываешь золото – вынимаешь сталь, - спокойно добавил Симнел. - Мы славно сработались с парнями с медеплавилен, но до Убервальда тысяча двести миль, а это очень много стали.

— Гарри, - терпеливо начал Мокрист, - я знаю, что когда ты женился, вы с женой разрезали спички пополам, чтобы они служили дольше. Но ты больше не тот человек. Ты можешь себе это позволить.

Они наблюдали за тем, как меняется лицо Гарри. Мокрист знал, что Гарри пробился наверх из канавы и страшно гордился этим. Но его деньги дались ему дешево – мелкие сошки, как правило, не несут особых непредвиденных расходов. И потому теперь он рассматривал всякое предложение за что-то заплатить, как доказательство несовершенства мира.

Дик Симнел тоже давно раскусил этого человека. Он сказал:

— На вашем месте, сэр, я бы потряс свою копилку и купил столько стали, на сколько хватит денег - и так, чтобы никто не узнал. Мы же не хотим, чтобы она вдруг подорожала, правда? Спрос и предложение.

Гарри по-прежнему выглядел как человек, размышляющий, в чем суть подвоха (что, вообще-то, было основной формой его существования), а Мокрист обдумывал на что же, в самом деле, Гарри тратит свои горы денег?

И он решил рискнуть.

— Честно говоря, Гарри, я думаю, что твоего состояния хватит на строительство железной дороги на луну и обратно – с учетом целого флота из локомотивов. Но, если тебе нужна ссуда, Королевский банк выдаст ее с удовольствием – как клиенту с безупречной репутацией.

Мистер Громобой возроптал.

— Разумеется, сэр Гарри, вы можете продать акции: это значит, что вы разделите с кем-то издержки, но, увы, вам придется разделить и доходы. Решать вам.

Мокрист углядел зацепку.

— Понимаешь, Гарри, каждый, кто купит акции железной дороги, с этого момента будет заинтересован в ней, как в собственной. Тролли называют это «жить чужим умом». Если дым приносит тебе богатство, это твой дым, и ты на него не жалуешься. И, - Мокрист сделал глубокий вдох, - если ты разделишь риски, ты сможешь позволить себе построить дома для железнодорожных рабочих. Так они смогут жить возле самой дороги, вдоль нее, и всегда быть наготове».

— На этот счет можете не распинаться, мистер Губвиг. Все ребята, которые работают на моем конвейере, живут неподалеку. И живут в собственных домах.

— Не нужно строить дворцы! - продолжил Мокрист, - просто небольшие уютные домики с маленькими садиками, в которых будут резвиться детишки. Всеобщее счастье, которое подарили им вы. В конце концов, кто же не хочет жить поближе к работе – в приятном и теплом месте с кучей угля в придачу.

Гарри Король хорошенько врезал бы тому, кто посмеет назвать его филантропом, но в действительности под его ворчливостью залегали пласты поразительной мягкости. Пожилые работники Гарри независимо от видовой принадлежности получали пенсию – крайне редкого зверя в Анк-Морпорке, а дорогие больничные счета, о чем Мокристу было известно как банкиру Гарри, повадились пропадать, как только Король о них узнавал. А на Страшдество Гарри, ворча, будто старый тролль с головной болью, всегда проверял, чтобы у его работников на столе было мясо – как можно больше мяса. [53]

Зная обо всем этом, Мокрист продолжал:

— Давай посмотрим на это так: я понимаю, что как человеку, сделавшему себя с нуля, перспектива выпуска акций кажется тебе анафемой. Поэтому ты можешь принять все риски на себя и разбогатеть, как Креозот. Но мне кажется, Гарри, что ты и так богат, как Креозот и - скажу тебе как мошенник – не стоит лишний раз искушать судьбу. А как твой банкир скажу тебе, что разделить риски и прибыли будет наиболее благоразумным и общественно полезным шагом.

На мгновение Мокристу показалось, что он видит, как в голове Гарри Короля складывается вполне определенная реплика, которой он посылает общественную полезность запачкать белые ручки на какой-нибудь достойной работе, вместо того, чтобы вмешиваться в дела честных бизнесменов, которые трудятся, не разгибая спины. Но затем Мокрист увидел широкую улыбку и понял, что Гарри знает, зачем все это делается. Лорду Ветинари нравилось, когда люди заботились о своем городе.

— В любом случае, - добавил он, чтобы закрепить результат, - Ветинари хочет дорогу на Убервальд, а он - наша высшая инстанция. Кто знает, возможно город окажет нам щедрое финансирование. Поезда приходят и уходят, деньги умножаются.

Строительство Щеботанской линии завершилось торжественной церемонией в Анк-Морпоркском терминале, на которой главную партию, к сожалению, исполнял алкоголь. Паровоз был запущен и назван Fierté d’Quirm [54]. Маркиз Экс де Хлебо и его жена, которая, как заметил Мокрист, стала очень жинерадостной, как говорят в Щеботане – enceinte[55], разбили о локомотив бутылку очень хорошего шампанского.

И в гуще празднования, казалось, только Мокрист заметил, как Симнел побрел прочь с вечеринки, чтобы вытереть паровоз от кипящего шампанского своим шейным платком, в мгновение ока превратившимся в жирную тряпку. Симнел наградил Мокриста суровым взглядом.

— Нельзя так делать мистер Губвиг. Нельзя бить локомотив, когда я как раз пытаюсь добиться от него сорока миль в час через равнины пустошей, просто чтобы показать этим омарам, на что мы способны.

В первом путешествии Мокрист ехал вместе с Симнелом и кочегаром на площадке машиниста, глядя как мимо на огромной скорости проносятся пустоши, заполненные гоблинами, виднеющимися за каждым камнем и деревом.

На мгновение ему показалось, что он заметил Сумрака Тьмы, но, к его удивлению, выяснилось, что отъявленный гоблин ждет их на щеботанском вокзале. Мокристу даже пришло в голову, что у маленького поганца, должно быть, есть какие-то собственные каналы передвижения, недоступные человеческим существам.

А в вагонах позади царило безудержное веселье с уймой авеков и тысячами сердечных соглашений. Элегантные пассажирские вагоны произвели фурор. А человеком дня стал щеголеватый господин, обслуживающий удобства первого класса, который искусно обращался с полотенцами и объяснял устройство стеклянного бачка – с плещущейся внутри золотой рыбкой, которую от мгновенного исчезновения защищало какое-то невидимое решето.

В Щеботане их приветствовал целый парад, ознаменовавший возникновение нового уровня общественно-политической суматохи, щедро приправленный алкоголем и завершившийся ужином в паровозном депо. И еще больше тостов предварили разворот локомотива на новомодном поворотном круге, чтобы вернуть Анк-Морпоркских пассажиров домой, где их должны быть выгрузить из поезда.

А еще немного погодя был прекрасный летний вечер, когда Мокрист и Ангела уселись ужинать превосходными свежими лобстерами из Щеботана, доставленными новым экспрессомFruits de Mer [56] . Они были хороши, и они были дешевле, чем Мокрист когда-либо мог вообразить, и еда превратилась в одно сплошное удовольствие, крепко приправленное острым кресс-салатом.

А потом была свежая клубника, и мягкая кровать со взбитыми подушками, и вдруг вся эта кутерьма приобрела значение.

Это началось в Высоких Уступах, что в Графствах. Местные жаловались на шум по ночам: металлические звуки, лязг и периодические стоны металла, истязаемого в муках. «Само собой, - говорили все, - это ж гоблины, что с них возьмешь? »

И все это не могло уйти от внимания главного констебля Фини Апшота, прикрепленного к подведомственности Анк-Морпорка. Фини нравилась эта подведомственность. Она означала, что всякий, кто выйдет из-под его контроля, рано или поздно будет иметь дело с Командором Ваймсом или даже сержантом Детритом, чье появление в их сонных пенатах пару лет назад вызвало настоящий переполох. Так что Фини влез на лошадь и отправился в Уступы, названные так из-за ландшафта, с давних времен искореженного бездонными пещерами и безжалостным зубчатым рельефом.

Фини был порядочным и благоразумным копом, а такие люди заводят друзей потому, что никогда не знают, когда они понадобятся – особенно, если ты единственный коп в этой местности. Хотя теоретически Фини должен был помогать особый констебль Дым Костей. Существовал закон, и все были равны перед ним, и в наши дни закон провозглашал гоблинов людьми, что значило, что закон их защищает. Фактическим воплощением этого правила и был Фини и его особый констебль. Невероятно, но последний даже разрешал своему начальнику называть его Бони на том разумном основании, что в случае какой-нибудь заварушки куда удобнее кричать имя покороче. [57]

Фини бывал в Анк-Морпорке и гордился тем, что курс базовой подготовки прошел в Псевдополис Ярде под руководством сержанта Детрита. А тот факт, что находящийся в его подчинении Бони был всяко умнее знаменитого капрала Шнобби Шноббса, исключал вообще всякие жалобы. Так что сейчас он был чрезвычайно рад увидеть, что его констебль ждет его возле главной гоблинской пещеры, которую он использовал как офис, а прочие гоблины расценивали как нечто вроде храма.

Колония гоблинов в низинах Уступов переживала расцвет. Гоблины поставляли высококачественные горшки, а Фини знал, что производство горшков – довольно мирное времяпрепровождение, никак не вызывающее много шума. Небольшая пещера, которая использовалась как офис, была – и с этим следовало быть очень деликатным - определенно не обихожена в человеческом понимании, она была огоблинена. А звук, доносившийся из большой пещеры позади определенно не имел ничего общего с производством горшков. Это был металлический звук, тяжело металлический. Ну, - надо признать, что на этой мысли Фини немного запнулся, - гоблины ведь свободные люди, а если людям вздумалось немного погрохотать металлом в уединении своих пещер, ничто не запрещает им этого делать. Он моргнул. Мир меняется, и стоит тебе растеряться, он перевернет тебя вверх тормашками.

Фини был вежлив и достаточно умен, чтобы выучить пару полезных слов из гоблинского наречия. На дворе стоял белый день, поездка в Уступы удалась на славу, и –да – на холме над пещерой стояла семафорная башня, гоблинируемая гоблинами. Доставив бумаги и раздав указания, Фини отвел своего офицера на словечко относительно гоблинского шума в контексте нарушения общественного порядка. Поскольку в непосредственной близости к гоблинам почти никто не жил, Главный констебль Фини объяснил жалобы обычным человеческим недовольством гоблинами, где бы и что бы они не делали. Но кроме того, он посоветовал перенести их работы, какими бы они были, поглубже в пещеры.

— Нет проблем, босс, - заверил его надтреснутый голос Бони. - Все сделаем в лучшем виде.

— Отлично, Бони, рад слышать, но из-за чего весь этот шум и лязг?

— Шеф, вы же знаете, сколько гоблинов уехали в Анк-Морпорк работать на сэра Гарри Короля, дерьмового магната? Ну, и вы же понимаете, как бывает? Возвращаться каждый месяц с зарплатой! Никогда раньше не иметь зарплаты! Иногда они возвращаются с чертежами… Или идеями. И полными головами схем.

Бони внимательно смотрел на начальника, когда тот наконец произнес:

— Они крадут.. идеи?

Наступившая тишина заставила Фини решить, что он совершил промах. Но Бони рассмеялся и произнес:

— Нетссэр! Усовершенствования! Нам нравится сэр Гарри, ооооочень хороший хозяин, но мы собираемся построить свою гоблинскую железную дорогу. Ездит везде, никаких проблем – знаем как построить такую дорогу, которой больше нет! Копать! Копать под землю. Гоблинская подземка, дда? Соберем всех гоблинов из всех пещер. Так много пещер в недрах. Никаких хлопот. Гоблины везде нужны. Как бы добрая мисс Ангела Красота Добросерд справлялась без нас на башнях? Вы нам доверяете, мы доверяем вам, вонючкам. Прекрасная подземная дорога, узкоколейная, конечно. Видишь? У нас есть подходящие слова! Нет дождя, нет снега, нет ослов и пугливых старушек под землей! Хоп! Наконец-то у гоблинов есть свой мир в тоннелях под большим человеческим миром. Мы вышли из тени. Назад пути нет.

Фини обдумывал это по дороге домой, пока его лошадка мягко рысила в сторону заката. Он никогда не был философом, он даже слова-то такого не знал, но голос его офицера продолжал звенеть у него в голове. Он размышлял о том, что бы произошло, выучи гоблины все о людях и делай они все по-человечески, потому что по-человечески им казалось бы лучше? Как скоро гоблины бы исчезли, прихватив с собой все гоблинское, даже горшки? У них были такие красивые горшки, он купил несколько матери. Пока гоблины относятся к горшкам серьезно – они сияют даже в ночи. Но что будет дальше? Может ли случиться, что гоблины утратят интерес к горшкам, а люди напротив – постигнут сложную, тяжелую и даже волшебную науку их изготовления? Или, может быть, гоблины просто станут одной из человеческих рас? И что из этого лучше?

Потом ему пришло в голову, что полицейскому не следует особенно углубляться в подобные материи, потому что, в конце концов, здесь нет никакого преступления, и все в порядке…. И все же, в каком-то едва уловимом смысле преступление было. Как будто что-то украли из мира, а никто и не заметил. А потом Фини сдался. Потому что он почти приехал, потому что его мама обещала ему Ман Дог Сак По с морковным пюре, а ведь сегодня было даже не воскресенье.

Чтобы построить самую длинную в мире железную дорогу, приходилось пахать днем и ночью, и с каждой неделей Мокрист уезжал все дальше от города, а возвращался домой, чтобы насладиться плодами своего труда[58] – все реже и реже.

Рассыпанные вдоль всей тысячемильной дороги, появлялись железнодорожные станции. Вагоны беспрерывно уходили и приходили, превращая их в гудящие деятельностью ульи.

Компания тем временем проверяла обеспеченность работников, поскольку, как Гарри Король сказал Анк-Морпорской Таймс, железнодорожники серьезно нуждаются в хорошем питании, крепком сне в удобной постели после дня тяжелого труда. На самом деле, теплота или удобство постели не имели никакого значения для работяги, который засыпал, едва принимал лежачее положение, пока предыдущий постоялец этой же постели бежал на свою смену, размахивая котелком.