Терри Пратчетт 8 страница

— Это не хуже дорогой гостиницы, - негромко сказал Мокрист сэру Гарри, который вышел из кабины, раздувшись от гордости.

Гарри просиял:

— Вы должны заглянуть в дамский вагон, мистер Губвиг. Ароматы, подушки и настоящие цветы. Прямо будуар!

— Я полагаю, что, э-э, отходы будут выбрасываться прямиком на рельсы, а, Гарри?

Это заявление потрясло Гарри до глубины души.

— О, некоторые люди так и сделали бы, но не Гарри Король! Где грязь – там и деньги, парень, только не говорите Герцогине. Там, под одним из вагонов, - большая цистерна. Никакого расхода…

Вопросы сыпались со всех сторон. Людей, которым еще не удалось прокатиться на Железной Герде на предприятии Гарри Короля, интересовали вопросы железнодорожного этикета: можно ли высовывать голову в окно? Можно ли провезти с собой своего питомца – болотного дракона, если он будет сидеть у вас на коленях? Можно ли разговаривать с машинистом? По этому случаю Мокрист рад был сказать «да», и избрал редактора «Таймс» для этой чести. Улыбка господина де Слова, когда он шагнул с платформы на площадку машиниста, зафиксировала этот момент на первой полосе, подразумевая, что путешествие прошло успешно, - хотя стоило помнить, что, если бы двигатель взорвался, это тоже оказалось бы на первой странице. В конце концов, журналистика есть журналистика.

Со свистом и дымом поезд пополз вперед, и дальше все пошло гладко, особенно когда по вагонам задребезжала тележка с напитками. Гарри и Весь Джолсон пребывали в счастливом согласии относительно взглядов на хорошую еду – а именно, на количество калорий, - и не поскупились. Масла могло бы хватить на то, чтобы смазать Железную Герду сверху донизу. Быстро проносились пейзажи, словно бы восхищенные и благоговейные вздохи гостей послужили им смазкой, пока поезд не приблизился к первому мосту.

Мокрист затаил дыхание, когда поезд замедлил ход, почти остановился. Там стоял тролль, который взмахнул большим красным флагом и весело огласил[36], что он и его бригада работают на этом мосту и рады, что он востребован, спасибо, что заглянули, дамы и господа. Зазвучал смех, вызванный, по большей части, алкоголем, но, тем не менее, это был настоящий смех. Мокрист снова задышал. Он предполагал, что некоторые из пассажиров хорошо помнят времена, когда повстречаться с троллем – значило испугаться (или, если вы были гномом, пнуть его в лодыжку). Так вот, здесь, на строительстве железной дороги, они были почти как дома.

Мокрист бросил взгляд через вагон Первого Класса туда, где сидел лорд Ветинари. Он открыто оценил таланты Эффи в области проектирования и дизайна, а теперь давал неизменно вежливые, отвлеченные ответы на вопросы журналистов, охочих до цитат, но Мокрист не мог не заметить, что Ветинари улыбается, как дедушка новорожденному внуку. Мокрист поймал его взгляд, и Его Сиятельство быстро подмигнул ему. Мокрист кивнул, надеясь, что это означало прощение хотя бы одного из его грехов. Три смерти за одну жизнь – это, все-таки, изрядный перебор.

Стоял чудесный день, солнце светило ярко, и Железая Герда мчалась по рельсам наперегонки с парой лошадей, которые вздумали с ней посостязаться. Это было чересчур для мистера Хардвика, полностью разочарованного этим фактом. Железная Герда продолжала свой путь вниз по пологим склонам к поселку Вверхивниз, где они остановились, чтобы позволить пассажирам насладиться всей полнотой капустного гостеприимства.

Потом последовал спуск к самому Анк-Морпорку, который манил их издалека дымными пальцами. Они пересекли новый железный мост через Анк и со свистом влетели на предприятие Гарри Короля, где духовой оркестр играл национальный гимн «Мы купим все и будем править» и вопила целая толпа встречающих.

На вечернем банкете к железнодорожникам присоединились другие сановники Анк-Морпорка и Равнины Сто. В заключительной речи от своего лица сэр Гарри объявил, что следующим городом, к которому протянется колея, станет Щеботан, и он выразил надежду, что это случится скоро.

Гарри Король под гром аплодисментов поднял тост да посла Щеботана, мистера Кравата, после чего тосты полились рекой, в том числе и в честь самой Железной Герды. Лорд Ветинари выразил мнение, что день прошел с пользой, и неизвестное множество спускных клапанов, затянутых до предела, было отпущено.

Когда вечеринка кончилась, и гости стали расходиться – кое-кто покачивался и едва держался на ногах, - Дик, увидев знакомое лицо, плававшее перед ним в счастливом мире цветных огней, проговорил:

— Э-э, это был триумф, мистер Губвиг! Все эти маленькие поселки вдоль колеи… Думаю, железная дорога может быть как дерево, знаете, один большой ствол, а дальше – ветки, ветки… Сделать их меньше и дешевле, и я уверен, люди их полюбят… Жизнь людей станет намного легче, если они смогут добраться на поезде в любую точку мира…

Мокрист, решительно игнорируя заманчивые предположения, оборвал его:

— Спокойно, Дик. Для начала нужно добраться до Щеботана.

А потом запустить экспресс до Убервальда, добавил он про себя. Его Сиятельство крайне заинтересован в международных отношениях.

Вечером того же дня Фред Колон и Шнобби Шноббс продолжили изображать патрулирование железнодорожного предприятия. В конце концов, они несли на себе Величие Власти и могли бродить, где им захочется, рассматривая все, что их заинтересует. Сапоги стучали в унисон.

— Я слышал, они хотят проложить дорогу до самого Щеботана, - сказал Фред Колон. – Моя старуха все уговаривает меня съездить туда в отпуск. Тебе это еще предстоит, Шнобби, ты уже почти женат, у тебя появятся обязанности. Но знаешь, у меня аллергия на авеки, и я слышал, там ни за что на свете не получить хорошей пинты.

— На самом деле, - ответил Шнобби, - все не так плохо. Я был на дежурстве в товарном дворе на прошлой неделе, там разгружали ящики с сыром, которые случайно были взломаны. Конечно, их нельзя было отправить обратно. Просто поразительно, что Сияние Радуги может сделать с сыром. Это просто шикарно, особенно с улитками… - Шноббс осознал, что говорит как коллаборационист, и поспешно добавил:

— Но пиво у них все равно моча мочой.

Фред Колон кивнул. Все было как надо. Он оглянулся на компаньона:

— Если железная дорога заработает, как надо, дела могут пойти совсем по-другому. Я слышал, поезда ходят очень быстро, и если какой-нибудь тип совершит ограбление, а потом вскочит в поезд, то сможет улепетнуть быстрее, чем мы поймем, что произошло. Может быть, железной дороге тоже понадобится стража. Никогда не знаешь, как все обернется. Как говорит Старина Камнелиц: где есть люди – там есть и преступления, а где преступления, там и стража.

Шнобби Шноббс переработал эту информацию, как козел жвачку.

— Ну, - выдал он, - сходи к старику Ваймси и скажи ему, что хочешь стать первым железнодорожным стражником. Хотел бы я посмотреть на его лицо.

Билли Плесень окинул взглядом очень большую фигуру, возглавлявшую очередь, и вздохнул.

— Слушай, - сказал он, - ты не можешь быть машинистом. У нас сейчас полно машинистов, и тебе придется как следует потрудиться, прежде чем ты сможешь работать машинистом. Что ты еще умеешь?

— Ну, - протянул удрученный субъект, - моя мама говорит, однажды я стану хорошим поваром.

Билли улыбнулся:

— Что ж, возможно, мы подберем для тебя что-нибудь. Нам нужны повара.

Он сделал пометку в вербовочной таблице и велел:

— Отправляйся к Мейбл. Она ищет персонал по организации питания и всего такого…

Лицо юноши вспяхнуло от волнения, и он поспешил вперед, в будущее, которое наверняка включало в себя долгие часы без общения и тяжелую работу в стесненных условиях, но самое главное – неограниченные бесплатные поездки на чуде столетия.

— Я художник, мистер, - сообщил следующий человек в очереди.

— Отлично! И как вы себя представляете в роли машиниста?

— О, не представляю. Я всегда был хорошим художником и я считаю, что паровозы нужно красить.

— Великолепно, - сказал Билли. – Вы приняты. Следующий!

Билли поднял глаза от конторки и обнаружил перед собой скалистую фигуру молодого тролля, нависшего над ним.

— Человеки сказать, тут быть работа с лопатой и тоннами угля, могу делать, - сказал тролль. И с надеждой добавил: - Пожалуйста?

— Кочегар? – догадался Билли. – Ну, для подножки ты великоват, но мы могли бы тебя использовать на месте, тут я не сомневаюсь. Поставь свою подпись здесь.

Конторка содрогнулась, когда тролль припечатал пальцем бумагу. Треснули доски.

— Хороший мальчик, - сказал Билли. – То есть, тролль.

— Не о чем беспокоицца. Фсе время это делаю.

Тролль загромыхал в направлении угольного склада, и перед Билли предстала шикарно одетая молодая леди самого авторитетного вида.

— Сэр, я полагаю, железной дороге понадобится переводчик. Я знаю все языки и диалекты Диска. – Ее голос звучал твердо, но блеск азарта в ее глазах, когда она смотрела на Железную Герду и другие локомотивы, выдавал ее увлеченность. Переводчика не было в списке вакансий, так что Билли отослал ее в контору сэра Гарри и вернулся к отбору маневровщиков, сборщиков и других рабочих. Очередь продвигалась. Каждому хотелось стать частью железной дороги.

Трясущийся в седле голема-лошади Мокрист, мчащийся обратно в Анк-Морпорк, чуствовал себя так, как будто целую вечность общался сплошь с жадными землевладельцами, требующими высоких арендных ставок, хотя было совершенно очевидно, что железная дорога пойдет на пользу всей округе. Чтобы достичь Щеботана, придется покрыть пространство в восемь раз большее. А когда Мокрист не разговаривал с землевладельцами, он говорил с землемерами, которые не были жадными, зато были невыносимо дотошными. Они отвергали предложенные маршруты один за другим: этот слишком крутой, тот – заболоченный; один на осыпающихся почвах, второй – затоплен, а третий вообще полон зомби. Приемлемые маршруты могли бы быть с тем же успехом нарисованы змеей, извивающейся по ландшафту с подходящей почвой. И все хотели, чтобы железную дорогу проложили близко, о да, пожалуйста, но не настолько близко, чтобы ее можно было слышать и обонять.

Такова в двух словах была Равнина Сто, или, если хотите, ведро капусты. Все хотели пользоваться преимуществами железной дороги, но не желали мириться с ее недостатками. И ни одному городу не хотелось, чтобы Большой Койхрен получил большую долю.

Понадобился дипломатический гений патриция, чтобы прямо напомнить им, что железная дорога изначально строилась в Анк-Морпорке, и если другие города и поселки хотели вкусить ее полезности… что ж, в каком-то смысле она будет принадлежать и им, потому что то, что спускается по четному пути, должно вернуться по нечетному.

Политика? Ветинари это нравилось. Он чувствовал себя, как рыба в воде. Ему не было нужды кричать, он просто демонстрировал всему миру усталый облик добросовестного государственного служащего, который все делает просто и без лишней суеты. Он достиг вершины искусства отступать с улыбкой в сложных переговорах, но улыбка лорда Ветинари была улыбкой человека, который знает то, что его оппонентам еще предстоит обнаружить, например, то, что у них упали штаны, и их задняя часть выставлена на всеобщее обозрение.

Рейс Анк-Морпорк – Сто Лат стал регулярным. Мокрист написал лозунг: «Не обязательно жить в Анк-Морпорке, чтобы работать в Анк-Морпорке», и он стремительно набирал популярность в Сто Лате. Идея тихой жизни в глубинке вдали от большого города, но с приемлемой коммуникацией с Анк-Морпорком показалась чрезвычайно привлекательной.

Многочасовые путешествия верхом на големе-лошади способствуют полету творческой мысли. Разум Мокриста вертелся вокруг бескрайних возможностей локомотивов со скоростью хомяка в колесе. Еще один синапс в его мозгу подсказал: поезда – это только начало! Железная дорога была чем-то вроде вселенской идеи, витавшей в эфире над всем миром. Идея фикс, которая оправдывала его собственное помешательство на идее насчет Щеботана.

Тем не менее, двигатели оставались по-прежнему важнейшей частью дела. Эксперименты Дика Симнела в Свинтауне породили на свет множество чудес, занявших свое место в вагонах неутомимой Железной Герды. Теперь она делила большой ангар с двумя новичками, которых Симнел называл Летунами, которые совершали регулярные рейсы в Сто Лат и обратно, тогда как сама Железная Герда вернулась к поездкам вокруг Анк-Морпоркскй фабрики, маршрут которых был расширен и включал теперь короткую петлю дволь реки для демонстрации нового моста. Маленькая, но растущая группа неутомимых трейнспоттеров записывала теперь в своих книжках то номер два, то номер три.

Спустя несколько минут после возвращения в Анк-Морпорк Мокрист был изловлен полным энтузиазма Гарри, желавшим показать ему последние разработки. Уклоняясь от искр, они подошли к огромному ангару, охраняемому одним из тяжеловесов Гарри, который даже на собственного работодателя смотрел с подозрением. Он выглядел как человек, по крайней мере, гуманоид, и Гарри представил его просто как «Проблема». Проблема зыркнул на Мокриста и отошел от двери, давая возможность Гарри и Мокристу проникнуть внутрь.

Мокрист затылком почувствовал тяжелый взгляд Проблемы и спросил:

— Гарри, Проблема случайно не стоит на учете в Страже?

Гарри мельком глянул на него:

— Конечно, он стоит на учете! Он охранник. И он мне нужен. Люди слоняются кругом, пытаясь проникнуть внутрь, особенно по ночам, а службы безопасности – Стража, големы и сторожевые псы, - создают массу бумажной работы, тогда как Проблема решает проблемы. Избегайте проблем с Проблемой, и Проблема не создаст вам проблем, как говорила моя бабушка, - Гарри усмехнулся. – Не беспокойтесь, мистер Губвиг, я прямо приказал ему не убивать вас…сегодня.

Мокрист внял советам и бросил последний беглый взгляд на Проблему, который принял еще более угрюмый вид, всем своим существом напоминая, что существует ой как много болезненных вещей, которые можно проделать с человеком, не убивая его.

Гарри кивнул гиганту, который потянул на себя большое полотнище брезента, обнажая машину намного большую, чем Железная Герда или любое из творений Симнела, которое Мокрист и Гарри когда-либо видели.

Гарри хлопнул Мокриста по спине:

— Ну что ж, мистер Губвиг, пока вы занимались экстремальным туризмом во владениях важных шишек и посягали на их имущество, мы с мистером Симнелом тоже были очень заняты, да еще как! Парень сейчас наверху, доводит затею до ума в конструкторском бюро, но этот новый двигатель – высший класс, говорю вам.

— Я тоже не развлекался, знаете ли, - негодующе начал Мокрист, но Гарри перебил:

— Да, я в курсе, что все мы вносим свою лепту в рывок Ветинари к Щеботану, хотя лично меня не слишком волнуют омары, но это показывает превосходство Анк-Морпорка, и все такое, ну и, конечно, если мы сможем поставлять свежие морепродукты в город, то заживем на широкую ногу, или, как они говорят, будем как сыр в масле кататься. А Дик говорит, что его новое детище, - он хлопнул по сверкающему кожуху нового двигателя, словно это была взявшая кубок скаковая лошадь, - сможет перевозить больше грузов, причем быстрее, чем все остальные локомотивы!

Мокрист обдумал это.

— Знаете, - сказал он, - я уверен, что, как только наш малыш Симнел закончит этого нового Летуна, он решит, что Железная Герда может идти чуть-чуть быстрее. Гарри, он не позволит ничему затмить ее, даже если это означает, что ему придется переделывать ее снова и снова, как бы она ни была хороша. Сколько бы мы ни наняли рабочих, большую часть времени он тратит на нее. Она прототип их всех, и он постоянно меняет прототип.

— И он хочет встречаться с нашей Эмили! Ну, он умный парень, и она всегда будет знать, где он находится.

«Интересно, а что Железная Герда об этом думает? » - мелькнуло в голове Мокриста. Но даже когда он отбросил эту смехотворную мысль, ему послышалось легкое шипение пара.

Гарри все еще любовался новым локомотивом.

— Думается мне, омары, будут первыми настоящими иностранцами, которые получат железную дорогу. Наша Эмили говорит, что по-щеботански «железная дорога» звучит так же, как «карточная игра», так что было бы неплохо бы навязать наши рюэлли? Так что убедитесь, что у вас достаточно тузов в вашем манше, мистер Губвиг.

— Манше?

— Эффи учит меня говорит по-омарски; она считает, что это прекрасный романтичный язык.

Мокрист вспомнил, что он почти месяц не виделся с женой и завершил более пятидесяти переговоров, чтобы достигнуть границ с Щеботаном.

— Так вы приспособились к ситуации, да? Щеботан недалеко, и вам предстоит наслаждаться солнцем, когда вы туда доберетесь. И вот что я скажу! Прежде чем отправиться туда, вы получите выходной! И заметьте, я говорю такое очень немногим людям.

Мокрист прочистил горло.

— На самом деле, Гарри, вы, э-э, не можете мною распоряжаться. Мною распоряжается город.

— Так что, я даже уволить вас не могу?

— Боюсь, что нет, Гарри.

Гарри фыркнул:

— Я не желаю видеть рядом с собой людей, которых даже не могу уволить. Это противоестественно.

Это был долгий день после нескольких долгих недель или даже месяцев, и в этот вечер Мокрист был счастлив войти в свой дом, с нетерпением ожидая свидания с большой кроватью под балдахином, матрасы на которой не были набиты соломой, а подушки оставались настоящими подушками. Очень немногие из постоялых дворов, где Мокрист останавливался во время своего путешествия, считали подушки полезными и необходимыми. Что-то напевая про себя, он вошел в дом, прежде, чем Кроссли успел открыть дверь, и прошел не в основную часть дома, а в маленький коридор, который вел к кабинету Ангелы, где его возлюбленная разговаривала с Сумраком Тьмы.

Семафоры предоставляли равные возможности, особенно когда вопрос касался существ, которые могли вскарабкаться по ребристым конструкциям семафорной башни, усесться наверху в креслице и кодировать, как демоны, не являясь таковыми, несмотря на внешний вид.

Ангела с подозрением просматривала отчеты семафорщиков, а гоблин, похожий на ночной кошмар, сидел на краю стола. Она помахала рукой, давая знак, что не может отвлечься, потом скрутила отчет, передала гоблину и рявкнула:

— Отправь это на башню девяносто семь. Кто-то там халтурит с кодом, возможно, стажер. Я хочу знать, понятно?

Гоблин сграбастал свиток, спрыгнул со стола, как лягушка, направился к маленькой дверце у самого пола и исчез. Мокрист слышал престук, пока гоблин карабкался по обшивке наверх, в частную башню на крышу.

Он вздрогнул, но не успел ничего сказать, когда Ангела подняла глаза:

— Слушай, он пунктуальный, быстрый, надежный, а кодирует даже аккуратнее, чем я, но все, чего он от нас хочет, - возможности жить на крыше вместе с семьей. Только не надо опять рассказывать, как тебя травмировала картинка с улыбающимся гоблином в детской книжке, когда ты был маленьким, ладно? Смирись с этим, Мокрист. Гоблины – лучшее, что случилось с семафорами, то есть, с нами! Они обожают, когда семафоры работают, к тому же, рядом с ними не водятся мыши и крысы, так что еще одна проблема разрешилась сама собой.

Ангела встала, обошла стол и горячо поцеловала Мокриста.

— Ну, как прошел ваш марафон, мистер? Я получила сообщения о твоих успехах, конечно, можешь себе представить.

Мокрист отступил назад:

— Сообщения? Как?

Ангела рассмеялась:

— Что есть семафоры, если не сторожевые башни? У каждого семафорщика есть очень дорогой бинокль от герра Флиса, сделанный по передовым технологиям Убервальда. На многих башнях за тобой следили заботливые глаза – ладно, очень много заботливых глаз. В конце концов, каждый семафорщик знает твое лицо и даже макушку, и я подумала, что это обязанность жены…

— Что? Шпионить за мужем? А то вдруг я путаюсь с другими женщинами?

— Все нормально, я знаю, что ты этого не делал, а если бы делал, я бы тебя убила, - не в обиду, конечно. Но ты ведь этого не делал, так что все в порядке, да? Миссис Кроссли готовит отличную говядину и устричный пирог. Видишь? Разве ты не рад, что я знала заранее, когда ты вернешься?

Мокрист улыбнулся, а потом его улыбка стала еще шыре, когда он полностью осознал, что ему сказали.

— Так ты говоришь мне, любовь моя, - произнес он задумчиво, - что ты могла бы обнаружить кого угодно и проследить за ним?

— О, конечно, если он в зоне видимости. Ребята часто посматривают по сторонам, когда берут передышку, в этом нет никакого вреда. На днях, когда ты собирался домой, я побывала в главном офисе Великого Пути и имела честь получить отчет о том, как ты трясешься верхом на лошади-големе… Очень соблазнительно, как мне сказали.

Ангела оглядела мужа.

— Ты знаешь, - сообщила она, - что когда ты слышишь о чем-то удивительно полезном и интересном, твои глаза загораются, как Страшдественская гирлянда? Так что прекрати сверкать и приведи себя в порядок, прежде чем мы сядем за ужин.

Таково было правило Мокриста и Ангелы, что ужин, если он вообще мог состояться, был священен. Никакой сухомятки, никакого перекуса на рабочем месте, но свечи и серебро, словно бы всякий раз это было особое событие. И поводом для этого было то, что они могли хотя бы раз в день сесть лицом к лицу и просто, ну, побыть, по крайней мере, умеренно в браке друг с другом.

Тем не менее, Ангела не могла скрыть своей тревоги по поводу того, что ей предстоит снова расстаться с мужем ради еще одной долгой командировки в иностранное государство.

— Щеботан не так уж далеко, - успокаивал Мокрист. – И когда я договорюсь с местными ребятами, все станет совсем хорошо.

Ангела кашлянула:

— Гарсоны. Если они омары, то твои ребята будут называться гарсонами.

— Что?

— Гарсоны. Это по-щеботански, но не волнуйся, большинство из них говорит по-морпоркски. И знаешь, почему? Потому что никто из нас не затрудняет себя изучением щеботанского.

— Ну, неважно, как они называются. После того, как железная дорога будет построена, я, наверное, смогу бывать дома чаще. – Он сделал паузу, чтобы проглотить еще один кусок пирога. – Кстати, Гарри получил сообщение от короля Ланкра, он спрашивает, не могли бы мы пустить ветку до Ланкра, чтобы их страна, цитирую, «могла занять достойное место на международной арене».

— Не стоит их недооценивать, - заметила Ангела. – У них есть ведьмы. Они залетают на башни и клянчат кофе у парней – ну, по крайней мере, одна так делает, если ребята молодые, а гоблины не на смене. А под Медной Горой живут гномы. Думаю, они нашли бы применение для железной дороги.

Мокрист скривился:

— Ребята говорят – это невозможно. Слишком круто, да и Ланкрский мост не выдержит веса паровоза. Извини. Но, я думаю, можно пообещать Его Величеству, что мы отправим землемеров осмотреть эти места, когда покончим с щеботанской линией. – Мокрист отложил вилку. – Но мы здесь, и, похоже, впервые за целую вечность у нас свободный вечер. Что будем делать? Я имею в виду, это может быть неплохая идея – дать прислуге выходной на остаток дня…

— И что будем делать? - с улыбкой ответила Ангела.

«Это просто механика, - сказал Думминг Тупс за чаем в Необщем зале Незримого Университета. – Это только выглядит волшебно».

— Этого нельзя разрешать, - сказал главный философ, атакуя вилкой пирог. – Выглядеть волшебно – это наш бизнес.

— Ну, - сказал Наверн Чудакулли, полностью игнорируя это замечание, - нельзя стоять на пути прогресса; почему бы не оседлать его? Кто-нибудь хочет прокатиться на поезде? Мы совсем засиделись, и я не хочу, чтобы люди говорили, что мы отстали от жизни.

— Но мы отстали от жизни, - заявил преподаватель древних рун. – Я дорожу этим фактом.

— Тем не менее, пора встретиться с железной дорогой лицом к лицу. Господин Тупс покажет нам путь.

Волшебники покинули Университет на целой флотилии карет, что вызвало переполох, когда они появились на Анк-Морпоркском вокзале. Тупс, хорошо знавший своих коллег, заранее принял меры и заказал специальный вагон с особенно удобными сидениями.

— Конечно, вы будете путешествовать Первым Классом, господа, - заверил начальник станции, заранее проинструктированный Думмингом. – Но некоторые из вас, если захотят, смогут прокатиться на площадке машиниста. – Он заколебался. – Хотя я и не могу обещать, что одежда останется целой.

Аркканцлер расхохотался:

— Молодой человек, мантия волшебника устойчива к огню, иначе мы сгорали бы каждый день еще до завтрака!

Думминг Тупс, который уже успел совершить несколько поездок на Железной Герде на этой неделе и как следует побеседовать с Диком Симнелом, видел некое удовольствие в том, чтобы примирить лучшие умы Университета с идеей железнодорожного транспорта.

Это была короткая поездка в Вверхивниз и обратно, включавшая ужин в середине пути, который продолжался дольше, чем сама поездка. На обратном пути профессору Беспредметных Изысканий, на зависть другим волшебникам, позволили дернуть стоп-кран, а кроме того волшебники давали гудки, махали флажками и хлопали дверями на каждой остановке, чтобы все попробовать. Железная Герда шла на всех парах, и огнеупорные волшебники по очереди проходили в кабину, чтобы одобрительно поглазеть на топку[37].

Усталые и полные впечатлений, они признали этот новый способ передвижения феноменом. Главный Философ еще пытался возражать, но был слишком пьян.

— Удивительно, люди машут нам руками, когда мы проезжаем мимо, - заметил Чудакулли. – Никогда прежде такого не видел. Кто бы мог подумать? Механика заставляет людей улыбаться. Господин Тупс, что это вы пишете?

Думминг залился краской:

— Я просто хотел зафиксировать встречный поезд… Знаете, я немного интересуюсь этим. Это как видеть, как время движется из будущего в прошлое.

Аркканцлер улыбнулся:

— Будущее мчится быстро, и кто знает, что прибудет следующим рейсом.

Стоял дивный солнечный день. В высоком синем небе пели жаворонки. В такой чудесный день хочется жить. Мокрист, желая подышать свежим воздухом, пружинистым шагом вышел с территории предприятия вдоль железнодорожной колеи.

И в этот прекрасный день… вне поля зрения кого бы то ни было, за исключением самого быстро шагающего Мокриста, на рельсах, по которым странствовала Железная Герда, за поворотом, на маленьком уклоне, ведущем к станции, он увидел двух маленьких… существ. Кролики, твердил ему здравый смысл, их в округе полно, даже предприятие кишит ими. И на мгновение весь мир остановился, оставив его вращаться в собственном маленьком мирке, отстраненно глядя на реальность.

Он видел основные ангары локомотивов и толпу пассажиров, а там, на колее, находилось будущее железной дороги. В один прекрасный момент секунды стали длинными-длинными, и Мокрист оказался единственным свидетелем этой ужасной драмы. Это было похоже на странную игру в высокоскоростные шахматы, разворачивающуюся перед его глазами.

А потом его ноги сами рванулись вперед, он бежал и бежал, задыхаясь от крика, к двум детям, приникшим к рельсам ушами, потому что их вибрация была иногда такой забавной и задорной, и громкой…

ПРЯМО СЕЙЧАС, ПРЯМО ЗДЕСЬ!

И… исчез…

Мокрист очнулся, что можно было назвать хорошим знаком. Сначала Железная Герда была над ним, и он умер, но теперь он проснулся в белой комнате, где пахло древесной камфарой и прочими дезинфицирующими средствами, острый и обнадеживающий запах: материальное доказательство того, что у него, по крайней мере еще есть нос; потому что ничего кроме этого он не чувствовал.

Некоторое время спустя едва слышные звуки стали громче, стали ближе и сложились в слова, обнадеживающие и сердечные слова, которые кристаллизовались в человека в белом халате.

— Ну, мадам, его состояние все еще колеблется, но температура падает, а самочувствие улучшается. Он стабилизируется, и у него ничего не сломано и не разорвано, за исключением отличной пары башмаков. Но я хочу сказать, мадам, что здесь, в больнице, уже есть люди, готовые организовать фонд для покупки ему новых.

Мокрист сделал могучий рывок и пробился из бессознательности в здесь и сейчас – место, где все болит. С положительной стороны, на него смотрела Ангела, а за ее спиной маячил большой человек с отрытым лицом и в белом халате, чей вид позволял предполагать, что он занимался жесткими командными видами спорта, когда был помоложе, и с удовольствием делал бы это сейчас, если бы живот был поменьше и бицепсы повнушительнее.

Жена пристально осмотрела Мокриста, словно проверяя, все ли его части на месте, когда доктор схватил его за руку и прогрохотал:

— Кто-то сверху явно присматривает за вами, мистер Губвиг. Как вы себя чувствуете? Как врач я должен сказать вам, что прыгать под поезд вредно для здоровья, но проявление бездумной идиотской отваги заслуживает аплодисментов!

Доктор Лаун внимательно посмотрел на Мокриста:

— Вы же еще не знаете, что сделали, да, мистер Губвиг? Давайте посмотрим, можете ли вы ходить.

Ходить Мокрист мог, но лучше бы не мог. Все его тело ныло так, словно его как следует потоптали, но медсестры помогли ему удержаться в вертикальном положении и бережно препроводили в соседнюю палату, в которой, как выяснилось, помимо шума находились две семьи: плачущие дети и родители. Осколки прошлого встали на свои места в памяти Мокриста, стали большими и ужасными, и он снова почувствовал дыхание двигателя, проплывавшего над ним, пока он держал под мышками малышей. Нет, этого не могло случиться, разве нет?..

Но настойчивые голоса говорили об обратном, а женщины стремились расцеловать его и поднимали на руках свое потомтво, чтобы оно могло совершить то же самое, а их мужья пытались в это же время пожать ему руку. Недоумение заслоняло окружающий мир, как дым, а прямо перед ним стояла Ангела, улыбаясь той самой многозначительной улыбкой, о которой знают только мужья.